Текст книги "Темные тайны"

11

Раздается сильнейший удар грома, такой оглушительный, что под моими ногами сотрясается дощатый настил. И в следующий момент Лапочка хватает меня за руки и втягивает в ярко освещенную кухню. Когда она закрывает за нами дверь, громадными барабанящими каплями обрушивается дождь. Гром сотрясает окна, и молния вспыхивает по всему байу артиллерийским огнем. Сахарок в страхе забирается под табурет.

– Грей! – Лапочка охватывает мое лицо ладонями. – Что ты там делала в такую погоду? – Я слишком сильно дрожу, чтобы ответить. – Ты же должна понимать…

Моего прапрадеда убило электричеством. Он искал убежища от грозы в незапертой церкви, но молния все равно настигла его. Лапочка утверждает, что молния охотится на нас. Мы должны быть сверхосторожны.

Она снимает с себя халат и оборачивает мои плечи, потом сажает меня на стул перед маленьким кухонным столом и готовит мне травяной чай. Я беру дымящуюся кружку, а Лапочка садится напротив меня.

После нескольких глотков ромашкового чая с лимоном я уже могу говорить.

– Ты его видела?

Она смотрит на меня со странным выражением.

– Кого, Сахарная Пчелка?

– Мне показалось, будто я кого-то заметила. В темноте.

Лапочка встает и идет к окну, вглядывается в ночь и возвращается к столу, качая головой.

– Не представляю, чтобы кто-нибудь гулял, когда надвигается сильная буря.

Несколько минут она сидит напротив меня в ночной рубашке, наблюдая, как я прихлебываю чай, наконец говорит:

– Неприятности всегда сложнее, когда переживаешь их в одиночку, Грей.

Я не встречаюсь с ней взглядом. Я занята пересчитыванием крошечных розовых цветочков на белой скатерти.

Лапочка вздыхает:

– Наверное, тебе слишком тяжело находиться здесь этим летом.

Я вскидываю голову:

– Нет, мне надо быть тут.

– Тогда тебе нужно быть со мной откровенной. – Голос Лапочки твердый, но все равно такой привычный и мягкий, как старый розовый халат, окутывающий мои плечи. – Ты ведь постоянно видишь Элору, не так ли?

Бессмысленно продолжать лгать, поэтому я киваю.

Лапочка откидывается на спинку стула.

– Расскажи мне об этом, – просит она. И внезапно мне хочется это сделать.

– Не то чтобы я вижу ее со стороны. Я – это она. – Я ищу подходящие слова, чтобы объяснить. – Мне кажется, что я вижу то, что видела Элора в ту ночь, но это просто фрагменты и обрывки. Я не могу извлечь из них никакого смысла.

– Как давно это продолжается?

– Недавно.

– С тех пор, как ты приехала сюда?

Я качаю головой:

– Это началось раньше.

– Ох, Грей. – Лапочка касается моей руки. – Почему ты мне не сказала?

– Я не была уверена и не хотела, чтобы это было правдой, надеялась, что все пройдет.

– Ясновидение – способность видеть за пределами сознания. Твоя прабабка была ясновидящей. Порой она не могла точно сказать, видит она то, что было, или то, что только будет.

– У тебя это тоже так? – спрашиваю я.

– Нет. Я – медиум, а не провидица. Передаю информацию от тех, кто отошел в мир иной. Это – все, что я умею делать. Я знаю только то, чем решили поделиться со мной духи. А ясновидцы… Им известно то, что происходило в прошлом или случится в будущем.

Дождь стучит по крыше, и слышится долгий, низкий рокот грома.

– Я не хочу всего знать.

– Ты можешь это игнорировать, однако это не прекратит видения. – Лапочка отпивает чаю. – Наши дарования – тяжелое бремя.

– Кажется, это скорее проклятие, чем дар, – бормочу я.

– Трудно идти и жить с этим, ты не похож на нормальных людей, нет никакой инструкции, как пользоваться способностями. – Лапочка бросает взгляд на фоторамку на стене. На ту, в которой фотография нас с мамой. – Порой очень трудно, и многие не выдерживают.

Я хочу спросить, какое это имеет отношение к моей матери, но вряд ли она мне ответит.

– У меня раньше не было такого дара, – произношу я. – Почему сейчас?

– Он всегда у тебя был, Сахарная Пчелка. – Лапочка улыбается. – У каждого здесь есть дар. Просто некоторым людям легче развивать свои способности. Это как с пением, каждый рождается с возможностью научиться петь, однако не все поступают в церковный хор.

– Тогда почему он проявился только сейчас?

– Ты хочешь выяснить, что случилось с Элорой. Порой, когда основные органы чувств нас подводят, нам приходится полагаться на те дарования, которые были спрятаны глубоко внутри нас. – Лапочка сжимает мою руку. – Меня это не удивляет. Вы с ней всегда были тесно связаны.

Боль переливается во мне через край.

– Так, как раньше, уже не было, наши отношения изменились. – Я проглатываю ком в горле. – Прошлым летом кое-что произошло.

Лапочка качает головой.

– Отношения между родственными душами магнетические, – замечает она. – Это раскаленная добела энергия. Притяжение и отталкивание. Они могут быть взрывными, порой даже опасными.

Я слышала все это раньше, но не прерываю ее.

– Порой события принимают слишком крутой оборот, и кто-то из вас может не справиться. Поэтому один убегает или отталкивает другого, но вы не можете долго находиться врозь. Родственные души всегда будут ощущать сильную тягу друг к другу. Вам с Элорой было предначертано судьбой находиться вместе. Вы – две половинки одного целого. Два огонька…

– Зажженные от одной спички, – произношу я, и Лапочка кивает.

По моим щекам текут горячие слезы, я смахиваю их и отчаянно моргаю, но не могу остановить этот поток.

– Я не знаю, как мне жить без нее.

– Элора по-прежнему с тобой, Грей. – Лапочка подается ко мне. – Независимо от того, мертва она или жива, Элора – часть тебя. Не забывай это.

Когда я ничего не отвечаю, Лапочка предлагает мне перекусить перед сном, но я отказываюсь:

– Мне просто надо лечь спать.

Я встаю, чтобы уйти, но она кладет руку мне на плечо.

– Сильную способность не нужно бояться, Сахарная Пчелка, но к ней нужно относиться внимательно.

Сначала я не очень понимаю, что Лапочка имеет в виду, но потом вспоминаю слова Серы.

У твоей мамы был мощный дар.

Я чувствую загнанный взгляд моей матери, однако не разрешаю себе посмотреть в ее сторону.

– Твои способности не должны изменить тебя, – предостерегает Лапочка, собирая кружки и относя их в мойку. – Это важно помнить.

В своей комнате я задерживаюсь около окна, чтобы вглядеться во тьму, но никто не смотрит на меня сквозь проливной дождь.

Колокольчики Евы громко и отчетливо звенят, несмотря на бурю. Они звякают и лязгают друг о друга с дикой яростью, которая несется сквозь воду и ветер. Даже непрестанный грохот грома не заглушает их странную музыку.

Я вытаскиваю из кармана испачканную кровью медаль Кейса и заворачиваю ее в носовой платок. Я должна ее кому-то отдать, наверное, шерифу. И я это сделаю в ближайшее время. Я думаю, что монета со святым Себастьяном – подтверждение того, о чем постоянно говорит Харт. Кейс – тот человек, которого боится Элора, именно он гонится за ней сквозь дождь во внезапных видениях, которые я вижу.

Теперь этого нельзя отрицать.

Убив Элору, Кейс забрал свою медаль, когда она лежала около его ног мертвая. Или умирающая.

Как святой Себастьян оказался в сарае у Лапочки?

Если у меня такие сильные способности, почему я не знаю ответа на данный вопрос?

Я убираю медаль в ящик с нижним бельем, и мои пальцы нащупывают уголок рисунка Серы. Я разворачиваю бумагу, забираюсь на стеганое одеяло, сажусь, поджав под себя ноги, и внимательно рассматриваю изображение.

Большой черный сундук, который пропал из сарая.

Я вспоминаю, как когда-то в нем пряталась, и понимаю, что сундук как раз подходящего размера для того, чтобы вместить тело.

Заставить девушку исчезнуть. Как по волшебству.

Комната начинает кружиться. Я представляю, как Кейс заталкивает длинные ноги Элоры в этот черный сундук и закрывает крышку. Я прячу рисунок обратно в ящик, затем бегу в ванную комнату и падаю на колени перед унитазом. Мой желудок содрогается, но это только спазмы. Меня лихорадит, лицо пылает, поэтому я сворачиваюсь клубочком на резиновом коврике и прижимаюсь щекой к гладким и прохладным плиткам на полу.

Видимо, я вскоре засыпаю, потому что, когда вновь открываю глаза, вокруг царит кромешная тьма. Света нет ни в спальне, ни в ванной комнате. Вероятно, электричество вырубилось.

Я слышу, как на улице бушует гроза, барабанит в окно дождь, а возможно, даже град, ударяясь о стекло, они создают жутковатый дребезжащий звук.

Моя рука затекла, потому что я отлежала ее на твердой и холодной кафельной плитке. А потом реальность исчезает, пол в ванной растворяется подо мной, и…

Байу переполняется водой, которая накрывает меня почти с головой. Воды все больше и больше. Я стараюсь не вдыхать ее, но воздуха не хватает. Я ловлю ртом кислород, но вместо него попадает вода. Я кашляю и давлюсь, и всякий раз, как мое тело требует воздуха, получаю только воду.

Паника заполняет меня изнутри.

Я не могу видеть.

Не могу думать.

Не могу дышать.

Не могу…

Мое горло в огне. Вода жжет легкие, словно я вдыхаю бензин.

Илистое дно уходит из-под ног, и я чувствую, как меня сносит потоком воды.

Я кувыркаюсь, вращаюсь.

Жидкая грязь попадает в нос, рот, глаза. Не за что ухватиться.

И затем все погружается в черноту.

Моя голова ударяется об дужку унитаза, я поднимаюсь на четвереньки на темном полу ванной. Грудь болит, все болит.

Я кашляю, горло опять горит, к нему подкатывает вода.

Меня рвет, я снова кашляю.

Вода.

Вода повсюду.

Она подкатывает и подкатывает и изрыгается из моего горла, течет из носа.

Ребра уже болят, а меня продолжает тошнить водой, которая уже растекается по полу и собирается вокруг пальцев ног.

Я исторгаю воду из своего желудка. Выкашливаю ее из легких.

Снова и снова.

Так много воды, достаточно для того, чтобы утопить человека.

Достаточно для того, чтобы утопить Элору.

Когда все прекращается, я сворачиваюсь в клубок и держусь за свои болящие бока. Мои ноздри наполняет запах болота. Я хватаюсь за край раковины и на ощупь выбираюсь из ванной, ноги дрожат, босые ступни плещутся в луже.

Темнота.

Я не могу больше находиться в доме, здесь нечем дышать. Мне срочно нужно на воздух.

Наружу, на крыльцо, где свежий воздух.

Время позднее, уже за полночь. Я ковыляю через темный книжный магазин, и Сахарок цокает из кухни, чтобы посмотреть, в чем дело. Я слышу позвякивание его ошейника, поэтому прикладываю палец к губам, будто он человек и сможет меня понять, шепчу, чтобы шел обратно спать. Затем открываю парадную дверь. Медленно и осторожно, чтобы колокольчик не разбудил Лапочку.

И все стихает. Ветер. Дождь. Гром и молния. Все это просто… прекращается. Ни движения, ни ветерка. Мертвая тишина.

Но я слышу едва заметное позвякивание китайских колокольчиков.

Когда я выскальзываю на парадное крыльцо, наступаю на крохотные кусочки льда – градины размером с горошину. Я поднимаю несколько штук и держу их в руке, но они тают на летней жаре.

Я пересекаю дощатый настил и выхожу на причал. Харт бы очень рассердился, но его здесь нет.

Я обхожу сгнивший, обнесенный сигнальной лентой участок и двигаюсь на противоположную сторону платформы, чтобы посмотреть на темную Миссисипи.

Спрашиваю себя, уж не русалка ли я? Как Элора.

Внезапно странный вихрь закручивается вокруг меня. Влажный воздух гудит и потрескивает, по рукам бегут мурашки. Колокольчики Евы перешептываются громче и громче, пока не начинают звенеть, как церковные колокола.

И я знаю, что это он.

Я оглядываюсь через плечо – он стоит прямо за мной. Светлые волосы и льдисто-голубые глаза, которые горят огнем.

Он так близко, что если я протяну руку, то смогу коснуться его. Мне нужно бояться его, но что-то говорит мне не делать этого.

Я смело поворачиваюсь к нему лицом, за мной – сила великой, широко раскинувшейся реки, загадочное спокойствие охватывает меня, и я не чувствую никакого страха.

– Я не хотел напугать тебя, Грей.

Интересно, все ли наши разговоры будут начинаться с этих слов?

У него открытая и искренняя улыбка.

Я внимательно присматриваюсь к нему, в нем нет ничего, что напоминало бы мне рисунок Сандра, того безликого незнакомца. Тот чужак – сама пустота, а в глазах Зейла столько ослепительного света.

На нем только потертые джинсы. У него чудесная золотистая кожа. А светлые волосы, расхристанные бурей, в лунном свете сияют как шелк. Мне приходит в голову, что он был бы очень уместен на обложке какого-нибудь слащавого любовного романа. Одного из тех, которые Лапочка держит в своей прикроватной тумбочке, о которых мне не положено знать.

– Кто ты? – спрашиваю я.

– Зейл. – Я замечаю небольшую щель между его передними зубами. И каким-то образом это делает его более реальным. – Я уже говорил тебе, не так ли?

У него глубокий, как океан, голос.

– Откуда ты знаешь Элору?

Нечто похожее на печаль мелькает на его лице, и он смотрит мимо меня, на реку.

– Я сказал тебе, что она была моим другом. Это то, что нас объединяет, Грей. Нас с тобой.

– Ты знаешь, что с ней случилось?

Зейл опять переключает внимание на меня, и у меня ухает сердце, будто я катаюсь на американских горках.

– Я не убивал ее, если ты об этом меня спрашиваешь.

У него легчайший намек на каджунский акцент. Не такой сильный, как у Кейса, но я все равно его слышу.

– Как я могу это проверить?

Он пожимает плечами:

– Наверное, никак.

Но теперь я знаю, кто убил Элору.

Разве нет?

Окровавленная медаль со святым Себастьяном лежит в моем ящике для белья, и на ее обратной стороне выгравировано имя убийцы.

– Откуда ты приехал?

– Я родился здесь. Так же, как и ты.

– Тогда почему никто о тебе не знает?

Глаза Зейла темнеют.

– Я долгое время отсутствовал, – объясняет он. – Вернулся прошлой зимой.

– Никому даже неизвестно о твоем существовании.

– Тебе известно. – Зейл улыбается.

– И Элоре, – добавляю я.

– Да, она обо мне знала. – Что-то меняется в его голосе, и я слышу в нем глубокую утрату.

– Ты за мной следил. – Это не вопрос, за последние две недели я так часто ощущала на себе этот взгляд.

– Я просто хотел удостовериться, что ты в безопасности.

– Почему?

Зейл пожимает плечами:

– Думал, что этого хотела бы от меня Элора.

Я пытаюсь сложить в голове фрагменты головоломки.

– От чего ты собрался меня защищить?

– Не знаю, Грей, сам бы хотел знать.

На мою руку приземляется светлячок, мерцая, точно сигнальный огонь маяка.

– Почему я должна тебе верить?

Зейл склоняет голову набок, словно размышляет над этим вопросом.

– Вероятно, не должна, – произносит он. – Но я надеюсь, что поверишь. Мы могли бы помочь друг другу.

– Я не знаю. – Наш разговор кажется каким-то нереальным.

– Ты знаешь меня, Грей. В каком-то смысле всегда знала. – Он широко улыбается, и эта улыбка озаряет ночь. – Я – один из вас.

– Что значит «один из вас»?

В моей жизни сплошные загадки.

– Я родился здесь, почти семнадцать лет назад. – И тогда до меня доходит. – День моего рождения – в середине сентября, прямо перед осенним равноденствием.

– Ты – один из Летних Детей?

Зейл кивает, вероятно, он лишь на насколько дней моложе Евы. Это делает его номером одиннадцать.

Я понимаю, что Зейл хочет подбодрить меня и обнадежить, но впервые с того момента, как он сегодня появился на причале, мне становится страшно.

В нумерологии одиннадцать – число силы и мудрости, однако это также число несовершенства, хаоса и беспорядка. Число, которое может уничтожить число десять.

Мои мышцы напрягаются.

– Тебе не надо меня бояться, – говорит он. – Честное слово.

Но во мне уже нет былой уверенности, я поднимаю голову и смотрю на темное окно спальни Лапочки.

Я делаю шаг вперед, собираясь обойти его и направиться обратно, к парадному крыльцу, к свету родного дома.

– Грей, подожди! – Зейл что-то достает из своего кармана. – У меня есть для тебя подарок. – Я медлю в нерешительности, и он разжимает пальцы. В лунном свете блестит что-то маленькое и серебряное. Я вскидываю руки ко рту, но не могу сдержать возглас удивления. Зейл опять улыбается. – Возьми. – Его голос такой ласковый. – Теперь оно твое.

Я тянусь к блестящему предмету дрожащими руками, потом надеваю его на палец. Серебряное кольцо Элоры с одной крохотной голубой жемчужиной.

– Где ты его взял? – В моем голосе проскальзывает осуждение, и я понимаю, что Зейл его слышит.

– Мне его дала Элора, – объясняет он. – Когда мы виделись с ней в последний раз. Она хотела, чтобы оно было у тебя.

Я смотрю на свою руку, на пропавшее кольцо Элоры.

– Почему я должна тебе верить? – спрашиваю я.

Я чувствую на своей коже прожигающий взгляд голубых глаз.

– Потому что Элора доверяла мне. Она говорила, что вы словно два огонька, зажженные от одной спички. – Зейл не мог знать этого, разве что Элора сама рассказала ему про наши особые слова.

Над дощатым настилом проносится звяканье колокольчиков.

– Это кольцо было для нее по-настоящему дорого, – продолжает он. Я чувствую, что готова разбиться на куски под внимательным взглядом ледяных глаз Зейла. – Это была самая драгоценная вещь, какую Элора могла мне отдать. Ведь это ты ее подарила.

Его слова как бальзам на душу.

– Она любила тебя, Грей. Очень любила.

Мое сердце больше не может этого выдержать, оно готово выпрыгнуть из груди и плюхнуться в реку, чтобы течение унесло его.

Потому что все постоянно твердят мне, что Элора меня любила.

А если это правда, почему произошло то, что произошло прошлым летом?

У меня опять возникает чувство, что меня уносит волной и закруживает в вихре. Я пытаюсь за что-то ухватиться, чтобы устоять на ногах. За какой-то якорь, уцепиться за маленький кусочек надежды.

– Как ты думаешь, есть шанс, что Элора жива? – спрашиваю я.

– Нет. – Зейл качает головой, его светлые волосы падают ему на глаза. Я рада, когда он подносит руку и откидывает их назад, потому что мне нужен их свет. Но его ответ меня глубоко ранит. – Ее больше нет, Грей. Я это чувствую.

– Я тоже, – шепчу я, и в сердце у меня открывается кровоточащая рана, когда я произношу эти слова.

Это не внезапное осознание. Я не могла признаться в этом Харту, но как долго я обманывала себя?

С тех пор, как нашла окровавленную медаль Кейса несколько часов назад?

С тех пор, как сошла с почтового судна в то первое утро?

С тех пор, как у меня начались видения?

С телефонного звонка Харта в феврале?

Или же с той ночи, когда Элора пропала, пусть даже я тогда не знала этого? С той ночи, когда я проснулась в темноте, ощущая подавленность и головокружение.

Теперь меня трясет. Я дрожу так сильно, что боюсь просто рассыпаться на мелкие кусочки. Прежде я не чувствовала столь сильного озноба. Мне холодно до боли.

– Мне надо в дом, – бормочу я. – Мне надо… – Я замолкаю и с хрипом втягиваю воздух, подавляя стон. Потому что единственное, что мне по-настоящему нужно – единственное, что может мне помочь, – это Элора.

А Элора мертва.

Зейл ведет меня обратно к «Мистической Розе». Мы останавливаемся перед магазином, и он берет меня за руку. По моей руке поднимается покалывающее тепло и поселяется где-то в груди. Когда он смотрит на меня, я утопаю в глубине этих глаз. А они глубже, чем Мексиканский залив, и в десять раз голубее.

Мое сердце отчаянно начинает биться.

– Будь осторожна, Грей, – говорит он. И колокольчики Евы начинают свой перезвон. На сей раз в них слышится предостережение. – Этот город ядовитый. Элора это знала. Она бы хотела, чтобы я донес эту мысль и до тебя.

Я хочу возразить. Ла-Кашетт – моя родина, и как бы Элора ни хотела его покинуть, он был и ее родиной тоже. Но прежде, чем я успеваю произнести эти фразы, Зейл пожимает мою руку и растворяется во мраке. Я смотрю на свои пальцы и все еще ощущаю странное покалывание от его электрического прикосновения.

Я вхожу в «Мистическую Розу», закрываю за собой дверь, и дождь начинается снова, но не такой сильный, как раньше. Свет мигает несколько раз, затем включается, и кондиционер, содрогнувшись, снова зажужжал.

Я направляюсь к полке со скидочными товарами, чтобы отыскать там маленькую синюю книжку «Тайны нумерологии». Беру ее и листаю до раздела, рассказывающего о числе одиннадцать. Я нахожу там все то, что уже знала, – сила и мудрость… но также хаос.

Вскоре я нахожу и другую информаицю. В Таро одиннадцать – это карта Силы и Справедливости. Она символизирует смелость, противостояние буре и борьбу с собственными худшими страхами. Я закрываю книгу и ставлю ее на место, потом гашу свет и выхожу из торгового зала.

В моей крошечной ванной комнате на полу лужа грязной воды. Я вытираю ее полотенцем, но запах болота по-прежнему витает в воздухе. Я иду к окну и чуть отодвигаю его вверх, чтобы впустить влажный ветер и аромат дождя. И шепот китайских колокольчиков.

Маленькие безделушки Ринн по-прежнему лежат на моем подоконнике, поэтому я считаю до тринадцати.

Тринадцать блестящих талисманов.

В тринадцатое лето Харт поцеловал меня.

Тринадцать лет прошло с тех пор, как утонули Эмбер и Орли.

Закрываю окно и запираю его. Что-то изменилось, я чувствую. Все по-иному.

Вспоминаю, когда впервые увидела Зейла, – у себя за окном, в ярком сиянии Цветочной луны.

Цветочная луна означает, что скоро наступят перемены.

Я не должна больше бояться. Ни ругару, ни темноты. Ни той силы, что нарастает внутри меня. Ни вопросов. И больше всего я не должна бояться ответов. Какими бы отвратительными они ни были.

* * *

Я пытаюсь высвободиться, чья-то рука держит меня за лодыжку, но понимаю, что это всего лишь извилистый корень. У меня уже нет ни сил, ни воли подняться. Что-то склизкое движется по моей ноге. И я кричу прежде, чем успеваю подумать о том, что это может быть.