Текст книги "Проблема с миром"

– Все уже подготовлено, – буркнул он. – Давайте покончим с этим делом.

Сейчас Веттерлант сознается и попросит смягчить наказание, и Орсо предоставит ему пожизненное заключение, в результате чего будет выглядеть одновременно милостивым и компетентным правителем. Старые распри будут забыты, и Союз сделает коллективный шаг к более благоразумной политике, как и обещал ему Ишер.

– Ввести заключенного! – рявкнул Глокта.

Боковая дверь с гулким стуком распахнулась. Послышался шорох: лорды и их доверенные лица поворачивались в ту сторону, люди на обеих галереях для публики свешивались через перила с опасностью выпасть, только чтобы поскорее увидеть преступника. В зале воцарилась тишина. Потом – шарканье, звяканье, стук, и Федор дан Веттерлант показался из темноты.

Вначале Орсо едва его узнал. Веттерлант расстался со своими пышными одеяниями и облачился в покаянную мешковину. Он сбрил свои локоны, что придало ему изнуренный и голодный вид. С одной стороны его лица виднелись крупные кровоподтеки, покрытые еще не подсохшими корочками струпьев. Цепи на нем были самые легкие, но он будто специально шел так, чтобы они гремели как можно громче. Изнеженный хлыщ, с которым разговаривал Орсо в Допросном доме, превратился в истязаемого мученика. При виде его послышался всеобщий вздох, а затем гневный вопль, донесшийся с галереи. Подняв голову, Орсо увидел леди Веттерлант, которая стояла у ограждения, белая от ярости. Под аккомпанемент все возрастающего ропота лордов и еще более возбужденного гула простых наблюдателей ее сын зашаркал через зал.

– Что за дерьмо? – прошипел Орсо сквозь стиснутые зубы.

* * *

– Что я вам говорил? – прошептал Ишер на ухо Лео. – В следующий момент один из старых кровососов предоставит нам лживое признание, как будто это исчерпывает все дело. Вот увидите, что в наши дни называется королевским правосудием.

– Ваше величество! – прокричал кто-то с задних рядов. – Я решительнейшим образом протестую!

– Этого человека пытали!

– Обращаться с членом Открытого совета подобным образом…

Оповеститель бухнул в пол жезлом, призывая к порядку, но это не усмирило нарастающее возмущение. Веттерланта подвели и поставили перед высоким столом.

Хайген потряс кулаком в направлении Глокты:

– Ваше преосвященство, это отвратительно!

– Охотно сознаюсь, что вызываю у людей отвращение, – протянул архилектор. – Но любой дурак может видеть, что я не пытал этого человека, в противном случае он не выглядел бы таким самодовольным.

– Почему никто не сделает что-нибудь? – пробормотал Лео, хватаясь за ноющее бедро и подаваясь вперед.

* * *

– К порядку, господа! К порядку! – гремел оповеститель.

Если атмосфера показалась Орсо враждебной при его прибытии, то сейчас она стремительно накалялась до открытого бунта. У него было малоприятное чувство, что его план уже потерял тормоза и стремительно несется под откос, где его ждет все что угодно, но не благоразумная политика. Однако спрыгнуть сейчас было уже вряд ли возможно.

Верховный судья Брюкель подался вперед и откашлялся.

– Федор дан Веттерлант! Вы обвиняетесь. В весьма тяжких преступлениях. – Узкая бородка, болтавшаяся у него под подбородком, подпрыгивала с каждой выпаливаемой фразой; писцы отчаянно скрипели перьями, стараясь запечатлеть его слова для грядущих поколений. – Будучи членом Открытого совета. Вы затребовали, и вам будет предоставлено. Перед лицом ваших сотоварищей. Королевское правосудие. Как вы ответите. На предъявленные обвинения?

Веттерлант сглотнул. Орсо заметил, как он взглянул наверх, туда, где стояла его мать. Она ответила на его взгляд едва заметным кивком, крепко сжав челюсти. Возможно, это был знак поддержки. Попытка подтолкнуть в правильном направлении. Поощрение сделать заранее обговоренное признание, принять заранее определенное наказание и…

– Я невиновен! – взвизгнул Веттерлант так, что зазвенело в ушах. Со стороны галереи донесся коллективный вздох. – Меня чудовищно оговорили! Мной кошмарно воспользовались! Я невиновен во всем, в чем меня обвиняют!

Зал взорвался еще большей яростью, чем прежде.

– Мерзавец, – прошипел Орсо, глядя на Веттерланта во все глаза. – Что за мерзавец!

Он посмотрел в сторону своего предполагаемого нового лучшего друга в Открытом совете, но Ишер лишь поднял брови и беспомощно развел руками, словно говоря: «Я поражен не меньше, чем другие».

В одно мгновение все тщательно выстроенные планы Орсо превратились в дым, а его надежды на более благоразумную политику провалились в тартарары. Теперь он понимал, почему его отец всегда с таким презрением относился к этому месту.

– Ох. Надо же, – пробормотал Брюкель.

Но проку от этого было мало.

* * *

Лео никогда не видел столь вопиющей несправедливости. Он сидел с широко раскрытым ртом.

– Неужели мы не услышим никаких доказательств? – прокричал Хайген.

– Что, свидетелей нам не предоставят? – вторил ему Барезин, ударяя пухлым кулаком в пухлую ладонь.

– Свидетели были допрошены. И дали исчерпывающие показания. – Верховного судью Брюкеля с трудом можно было расслышать сквозь гневный гул. – Закрытый совет удовлетворен!

Как легко догадаться, это не удовлетворило никого в зале, и менее всех была удовлетворена мать Веттерланта.

– Я требую правосудия для моего сына! – завопила она с балкона. – Королевского правосудия!

Глокта показал публике лист пергаментной бумаги с неразборчивой подписью возле нижнего края:

– Обвиняемый сознался! По всем пунктам!

– Меня вынудили! – завыл обвиняемый.

– Заткните ему рот! – гаркнул Брюкель, и Веттерлант сжался, видя, что к нему повернулись два практика.

– Открытому совету больше нет необходимости терять свое время! – прокричал Глокта.

– Терять свое время? – шепотом повторил Лео.

Ишер поднял брови и беспомощно развел руками, словно говоря: «Я ведь вас предупреждал». Позади него, на одном из гигантских витражей, Открытый совет поднимался в едином порыве против тирании Морлика Безумца – и все потому, что у Арнольта достало храбрости выступить первым, в одиночку.

– Терять свое время? – повторил Лео в полный голос.

Может быть, все остальные в Открытом совете были слишком малодушны, чтобы сказать в открытую то, что было очевидно для всех, но Молодой Лев никогда не был трусом!

– Терять свое время?! – заорал Лео, вскакивая на ноги.

Проклятье, чертова нога! Боль была такая, словно ее заново проткнули мечом, и Лео едва не упал. Ему пришлось схватиться за спинку скамьи, чтобы удержаться на ногах. Оповеститель ударил жезлом в пол, призывая к порядку:

– Открытый совет предоставляет слово…

– Все знают, кто я такой, черт побери! Это… это…

Лео не мог найти слов. Все взгляды обратились к нему. Все люди в этом огромном зале смотрели на него. Это было необходимо сделать. Ради его отца. Ради его страны.

– Это просто позор!

* * *

– Что он делает? – пробормотала Савин.

Дамы вокруг нее облепили ограждение, уставившись вниз; их глаза сияли, веера порхали, словно возбужденные бабочки. Представление почище чем в театре – и совершенно бесплатно!

– Я ничего не смыслю в законах! – провозгласил Лео, и его инглийский акцент сделался особенно заметным. – Однако… даже я могу сказать, что это пародия на правосудие!

Савин наблюдала за ним с растущим ужасом. Человек, знающий, что он ничего не смыслит в законах, должен также понимать, что во время суда ему следует держать свой треклятый рот на замке! Однако Молодой Лев был не из тех людей, кто держит рот закрытым.

– Мой отец, – проревел он еще более разъяренным и срывающимся голосом, – всегда говорил мне, что правосудию Союза завидует весь мир!

Орсо, нахмурившись, посмотрел вверх, в сторону галереи для публики. Таким рассерженным Савин не видела его никогда в жизни. Она отпрянула от ограждения, думая о том, что, возможно, ее отношения с этими двумя мужчинами могли послужить к усугублению ситуации. Впрочем, с усугублением ситуации Молодой Лев отлично справлялся и без ее помощи.

– Друзья мои, я просто в ужасе! Не где-нибудь, а здесь, в Круге лордов! Признания, вытащенные под пыткой? Что это, правосудие Союза или гуркская тирания? Стирийское коварство? Дикость северян?

– Вот именно! – прошипела неподалеку от нее леди Веттерлант, охваченная свирепым восторгом. Из рядов лордов послышалось несколько громких одобрительных выкриков – их даже почти можно было назвать общей поддержкой. Ишер тихо съежился на своем месте, чопорно поджав губы и позаботившись о том, чтобы оставить как можно больше пустого пространства скамьи между собой и Лео.

– Я хотел бы предупредить лорда-губернатора, чтобы он осторожно выбирал свои следующие слова, – прорычал отец Савин, и она поняла, что полностью с ним согласна.

Представитель делегации Инглии дергал Лео за край куртки, тщетно пытаясь заставить его сесть, но Лео гневным шлепком отбросил его руку.

– Да сядь ты, идиот чертов! – выдавила Савин сквозь стиснутые зубы, крепко сжимая бортик ограждения.

Однако Молодой Лев не собирался садиться.

– И вы называете себя верховным судьей? – проревел он, обращаясь к Брюкелю. Одной рукой он опирался на спинку скамьи, второй крепко сжимал раненое бедро. – Это никакой не суд!

– Ваша светлость, – прорычал Орсо, – я должен попросить вас вернуться на свое место…

– А я отказываюсь! – рявкнул Лео, брызнув слюной. – Для всех яснее ясного, что вы не можете судить этого человека по чести и совести! Вы не более чем марионетка Закрытого совета!

Можно было буквально видеть, как у людей распахнулись рты. Какая-то дама прижала ладонь к губам. Еще одна ахнула. Еще одна издала нечто вроде недоверчивого смешка.

– О нет, – выдохнула Савин.

* * *

Орсо всегда считал себя самым беззлобным человеком в Союзе. Он плыл по жизни, не обращая внимания на презрительные взгляды, на частые оскорбления, на непристойные слухи – большинство из которых, если на то пошло, были более или менее справедливыми. Он никогда не предполагал, что вообще обладает способностью выходить из себя.

Но, возможно, просто до сих пор ему было не на что сердиться.

Трудно сказать, что сыграло наибольшую роль – постоянное разочарование его царственного положения, закоренелая враждебность всех находящихся в зале, неприкрытое бесстыдство Веттерланта, двуличность и увертки Ишера, наивная дерзость Брока или грядущее бракосочетание Савин, – но в сочетании все эти вещи привели к чувству такой всеобъемлющей ярости, какой он не испытывал никогда в жизни.

– Полковник Горст, – выдавил Орсо с трудом, поскольку у него так сдавило горло, что он едва мог говорить. – Удалите лорда Брока из зала.

* * *

Без намека на эмоции на массивном, неподвижном лице Горст двинулся по мозаичному полу в сторону Лео.

Открытый совет не поднялся в едином порыве, как сделал это, поддерживая Арнольта в легенде. Может быть, тот говорил убедительнее, чем Лео. Или Морлик был более безумен, чем Орсо. Или просто людские принципы настолько засалились, что норовили выскользнуть из рук в самый неподходящий момент. А может быть, в легенде просто все наврали. Как бы там ни было, все глазели на него, но ни один зад не покинул своего сиденья.

Лео неловко отступил назад и едва не упал через скамью, скривившись от боли, пронзившей ногу.

– Погодите-ка, постойте ми…

Горст ухватил Лео за отвороты мундира.

Однажды, еще мальчишкой, он купался в море неподалеку от Уфриса, и внезапно нахлынувшая волна сбила его с ног и потащила за собой. Он барахтался изо всех сил, но течение неумолимо несло его на скалы. Беспомощный, Лео оказался во власти природной стихии, гораздо более могучей, чем он мог представить возможным.

Сейчас, когда Бремер дан Горст стащил его со скамьи, он испытывал похожие чувства. Сила этого человека превосходила всякое правдоподобие. Казалось, он может вышвырнуть Лео из зала одним броском. Горст повел его вверх по проходу между скамьями Круга лордов, через цветные лужицы света, мимо глазеющих лордов. Лео беспомощно спотыкался о ступеньки, путаясь в портупее своего плохо сбалансированного памятного меча.

– Да иду я, иду! – выкрикнул Лео.

С тем же успехом он мог пытаться спорить с приливом. По-прежнему бесстрастный, Горст выпихнул Лео из зала, протащил через вестибюль и вывел из здания Круга лордов на дневной свет, в конце концов с преувеличенной бережностью усадив возле статуи Казамира Стойкого. Лео ощущал то же чувство благоговейного трепета и облегчения, как в тот раз, когда море наконец выбросило его на пляж возле Уфриса – разве что сейчас он уже не был мальчиком и неловкость его положения усугублялась увечьем.

Горст даже не запыхался.

– Я надеюсь, вы понимаете, ваша светлость, – пропищал он, – что в этом не было ничего личного.

Он неловко улыбнулся Лео:

– Прошу вас… передайте мое почтение вашей матушке.

– Моей… матушке? – пробормотал Лео.

Но Горст уже шагал прочь, вверх по ступеням.

* * *

Двери за Горстом и Броком со стуком захлопнулись, и в зале воцарилось молчание.

– Пора кончать с этим балаганом! – рявкнул Орсо.

Он встал, мучительно взвизгнув ножками своего золоченого кресла, и все находящиеся в помещении были вынуждены вновь, пусть неуверенно, но все же преклонить колени. Орсо повернулся к Веттерланту.

– Я нахожу вас виновным в изнасиловании и убийстве, – проговорил он тем самым ледяным тоном, который так часто использовала его мать.

– Но… – Веттерлант бросил отчаянный взгляд на Ишера, словно это было совсем не то, чего он ожидал, но Ишер сидел, сложив руки на груди и стараясь ни с кем не встречаться взглядом. – Но я же член Открытого совета…

– Члены этого достойного учреждения должны служить примером для остальных, – отрезал Орсо, обводя молчащих лордов свирепым взглядом. – Придерживаясь более высоких стандартов, а не более низких! И они подлежат тому же правосудию, что и любой другой подданный, – королевскому правосудию. Моему правосудию.

Орсо ткнул себя в грудь жестким пальцем:

– У меня нет ни тени сомнения в вашей виновности. Я предоставил вам все возможности выказать раскаяние, но вы оттолкнули протянутую вам руку помощи. Ввиду этого я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Увести его!

– Нет! – взвизгнула наверху леди Веттерлант.

– Вы не можете этого сделать! – завывал ее сын, которого волочили прочь стражники. – Я ни в чем не виноват! Меня вынудили!

Брыкаясь и извиваясь, он завопил, оглядываясь через плечо:

– Ишер! Мама! Вы не можете ему позволить это сделать!

– Избавьтесь от него, – прошипел Глокта, и практики пропихнули осужденного в боковую дверь, захлопнув ее за собой с гулким треском.

– Вы за это заплатите! – визжала леди Веттерлант. – Я позабочусь об этом! Каждый из вас! Уберите от меня свои руки! – Она яростно отбивалась веером от стражника, который пытался силой увести ее с галереи.

Орсо больше ни минуты не мог оставаться в этом помещении. Схватив свою корону за усеянный жемчугом зубец, он развернулся на каблуках и с отвращением зашагал к двери. Захваченные врасплох рыцари-телохранители не успели открыть ее полностью к моменту, когда он до них добрался, так что ему пришлось пролезть через щель боком.

Он яростно швырнул корону через плечо (один из лакеев едва сумел поймать треклятую штуковину, жонглируя ею, словно циркач), выбрался на свет дня и зашагал ко дворцу, распугивая шарахающихся прохожих. Его свита с лязгом поспешала следом.

Его нагнал Брюкель, хлопая полами мантии по лодыжкам.

– Что же, ваше величество… Это было…

– Перестаньте! – рявкнул Орсо.

Они пошли молча. Одно колесо кресла Глокты скрипело на каждом обороте – «скрип, скрип, скрип», – с успехом заменяя пилу, в плане воздействия на его нервы.

Как бы было хорошо, если бы рядом с ним были честные люди! Как было бы хорошо, если бы он мог дать Малмеру место в Закрытом совете! Но он повесил Малмера, и вместе с ним двести других, полностью заслужив презрение и недоверие каждого простолюдина в Срединных землях. А теперь, в попытке найти компромисс, умудрился поссориться и со всей знатью, причем первым из его врагов оказался самый прославленный герой Союза.

И все это даже еще не касаясь вопроса о предстоящей женитьбе этого человека на женщине, которую Орсо, согласно всем признакам, до сих пор любил.

– Черт побери! – взорвался он. – Все через пень-колоду!

Верховный судья попытался улыбнуться, но в результате только сморщился.

– Полагаю… все могло быть… и хуже?

– Хуже? Это каким же образом?

Архилектор поднял одну бровь:

– По крайней мере, ничего не сожгли.

* * *

Савин слетела вниз по ступеням со всей стремительностью, какая только была возможна в ее туфельках.

– Лео! – позвала она.

По крайней мере, Горст оставил его в вертикальном положении – он сидел, прислонясь спиной к пьедесталу одной из статуй. Его лицо кривилось, видимо от боли, мундир был в некотором беспорядке.

«О чем ты только думал, толстолобый чурбан?» – эти слова рвались с ее губ, но вместо этого она проговорила, придав голосу искреннюю озабоченность:

– Тебе больно?

– Больно? Кровь и ад, я сгораю от унижения!

«Ты сам себя унизил, осел, а заодно с собой и меня», – вот что ей хотелось сказать, учитывая, что радостная весть об их помолвке была решительно омрачена дальнейшим, но она прикусила губу и стала ждать, пока он выговорится.

– Все это было сплошным издевательством! А твой отец…

– Я знаю.

Савин старалась говорить как можно мягче, хотя больше всего ей хотелось дать ему пощечину, чтобы хоть немного привести в чувство. Из здания Круга лордов начали появляться люди, которые были бы только рады новому скандалу.

Она могла бы сейчас расхаживать по площади, распустив хвост, как павлин. Вместо этого ей приходилось суетиться, чтобы хоть немного ограничить нанесенный ущерб.

– Нам надо убраться отсюда, пока еще не слишком многолюдно.

Она подошла к Лео поближе и принялась одергивать на нем мундир. Он кивнул, потом мучительно сморщился, перенеся вес на одну ногу. Старая рана явно беспокоила его гораздо больше, чем он показывал.

– Я оставил там свою трость…

– Для этого у тебя есть я.

Савин взяла его под локоть, накрыв предплечье одной ладонью и одновременно крепко ухватив другой снизу, так что она могла поддерживать Лео, делая вид, будто это она опирается на него, и увести его подальше от площади Маршалов к более тихим кварталам, создавая иллюзию, будто он ведет ее.

– Такова политика. – Она улыбалась прохожим, как будто это был самый чудесный вечер в ее жизни. – Здесь нужно действовать тонко. Каждая вещь делается определенным образом.

– То есть я должен был просто сидеть, так, что ли?

– Для этого в Открытом совете и установлены сиденья.

– Смотреть, как человека осуждают только из-за его положения…

– Я знаю из доверенных источников, что его вина несомненна, – сказала Савин, но Лео ее не слушал.

– Мерзавец! Деспот! Приказать вывести из зала лорда-губернатора Инглии! Выволочь, словно побродяжку…

– А чего ты ожидал? – резко отозвалась Савин, впиваясь пальцами в его руку. – Ты не оставил ему выбора.

– Что? Ты занимаешь его сторону? Кажется, мы с тобой…

– Лео!

Савин повернула его лицо к себе, так, чтобы он поневоле должен был посмотреть ей в глаза. Она заговорила, без страха или гнева, спокойно и авторитетно. Так, как говорят с собакой, обгадившей ковер.

– Стороны? Думай, что ты говоришь. Он – Высокий король Союза! Это единственная сторона, которую следует принимать во внимание! И он не мог себе позволить не ответить на вызов, брошенный перед лицом знатнейших дворян страны. Люди оканчивали свои дни в Допросном доме за меньшие проступки!

Лео уставился на нее, тяжело дыша. Потом, внезапно, у него словно бы закончились силы сопротивляться.

– Черт. Ты права.

«Разумеется, я права», – хотелось ей ответить, но она промолчала, заправляя за ухо выбившуюся прядку волос и давая ему время добраться до истины самому.

– Дерьмо. – Лео закрыл глаза с видом полнейшего расстройства. – Я выставил себя идиотом.

Савин снова повернула его лицо к себе:

– Ты выставил себя человеком горячим, принципиальным и смелым. – А также полнейшим идиотом, но это было и так понятно. – Ты выказал все те качества, которыми люди в тебе восхищаются. Которыми я в тебе восхищаюсь.

– Я оскорбил короля! Что мне теперь…

– Для этого у тебя есть я.

Она вела его, делая вид, что следует, и говорила вполголоса, словно они просто обменивались нежными пустяками:

– Я поговорю с отцом и устрою тебе возможность принести извинения его величеству. Ты будешь улыбаться и покажешь себя обаятельным, но вспыльчивым молодым героем, каков ты и есть. Ты дашь понять, насколько для тебя тяжело поступиться своей гордостью – но ты поступишься ею, вплоть до последней капли. Ты объяснишь королю, что ты солдат, а не придворный, и скажешь, что ты позволил порыву чувств овладеть тобой, но что это больше никогда не повторится. И это действительно никогда не повторится.

Она улыбнулась, и они пошли дальше – пара, которой восторгается весь Союз, они ведь так подходят друг другу, так любят друг друга! Правду сказать, ей доводилось проходить с улыбкой и через гораздо худшие вещи. Савин смотрела прямо перед собой, но чувствовала, что Лео не спускает с нее глаз.

– Я думаю… – вполголоса сказал он, наклонившись к ней, – …я думаю, что я, наверное, самый счастливый человек в Союзе.

– Не говори глупостей. – Савин похлопала его по локтю. – Ты самый счастливый человек в мире!