Текст книги "Проблема с миром"

Стоило ли оно того?

– Угу, – промычал он.

Он заставил свое лицо изобразить улыбку. В последнее время ему часто приходилось это делать.

* * *

Лео сидел, глядя, как его жена танцует – кружась, поворачиваясь, улыбаясь, легко перепархивая от одного партнера к другому. Его жена. Произнося эти слова даже мысленно, он ощущал виноватое возбуждение. Стоило ли говорить, что танцевала она завораживающе.

Лео хотел бы присоединиться к ней и тоже понежиться во всеобщем восхищении. Но он никогда не был хорошим танцором, даже до того, как был ранен в бедро. Мало кто из солдат умеет танцевать. Разве что Антауп. Он подумал, что скажут его друзья, когда он представит им свою нареченную. Потеряют дар речи, скорее всего. Разве может она вызвать что-либо, кроме восхищения? Хоть у них, хоть у любого другого?

– Вы не танцуете, ваша светлость?

Это была та женщина с рыжими волосами и внушительной грудью, с которой он познакомился, когда в последний раз был в Адуе.

– Нога, знаете ли. Все еще побаливает.

– Как жаль! Я не могу упомнить настолько великолепной свадьбы.

– Благодарю вас… – Ужасное мгновение, пока он сомневался, что сможет вспомнить ее имя, и затем волна облегчения, когда оно всплыло в памяти. – Селеста! Я так рад, что вы пришли.

– О, даже если бы Байяз запер меня в Доме Делателя, я все равно нашла бы способ сюда пробраться! – Она похлопала его веером по груди. – Это уже второе замечательное событие, которые вы устроили в Круге лордов!

Лео скривился:

– Вы знаете о первом?

– Дорогой мой! Все знают о первом!

– Ну что ж, сегодня вечером я буду говорить с королем. Извинюсь перед ним, и все будет кончено.

– Разумеется. Хотя, полагаю, между вами и его величеством всегда будет некоторое… трение, учитывая его бывшие отношения с вашей женой.

Лео ощутил, как вверх по его спине пополз холодок.

– Что?!

– Ходят слухи, что они были любовниками, – прошелестела она. – Но, конечно же, Савин вам уже все рассказала. Кому захочется, чтобы такой секрет угрожал твоему браку!

Музыканты внезапно взяли фальшивую ноту.

Не потому ли Савин так беспокоилась о том, что он мог задеть чувства короля? Так хотела, чтобы Лео извинился? Он почувствовал, как его затапливает ярость, и боль в ноге, когда он наклонился к Селесте дан Хайген, ее только усилила. Следующие слова Лео прошипел сквозь застывшую на лице улыбку:

– Если я узнаю, что вы распространяете подобные сплетни, я лично разобью вам рожу!

Селеста выглядела весьма польщенной. Видимо, она была из тех людей, которые считают победой любые обращенные к ним чувства, лишь бы их не игнорировали.

– Право же, ваша светлость, нет смысла так сердиться на меня. Ведь это не я спала с королем!

И она удалилась, оставив его сидеть и наблюдать, как его жена танцует – кружась, поворачиваясь, улыбаясь, легко перепархивая от одного партнера к другому… Это зрелище больше не вызывало в нем прежнего восторга.

* * *

Это было сделано. Это было сделано, и не могло быть обращено вспять.

Орсо осушил еще один бокал. Может быть, ему стоило бы установить какой-нибудь рекорд по количеству выпитого? Что-нибудь, что придало бы его жизни цель. Что-то большее, чем просто сидеть, уставившись на Савин и думая о том, что он потерял.

Он взглянул в сторону Брока – который, как оказалось, тоже смотрел на него, по какой-то причине сердито хмуря брови, – и поднял свой пустой бокал в бессмысленном приветствии. У этого ублюдка было все, чего был лишен сам Орсо. Он был честен, решителен, нравился людям. Невероятно популярен как среди знати, так и среди простого народа. Герой из книжки, за спиной которого не теснится толпа ошибок. Если не считать той, что он сделал в Круге лордов, – той, за которую он, кажется, очень рвется извиниться и которая, по всей видимости, лишь украсила его репутацию. Вы знаете, он такой горячий, такой импульсивный! Можно подумать, что изругать монарха – самая восхитительная вещь, какую только можно сделать в Открытом совете.

– К некоторым людям вина пристает, как клей, – пробормотал он себе под нос. – А с других просто соскальзывает.

– Ужин будет вскорости подан, ваше величество! – Напудренный лакей указал жестом на его кресло (разумеется, самое большое) в самом центре огромной отполированной подковы праздничного стола. Орсо подумал, сколько деревьев должно было погибнуть, чтобы получилось нечто подобное. – Если вашему величеству будет угодно, ваше место будет между двух невест, а женихи будут располагаться по обе стороны снаружи.

Лакей удалился, умудряясь пятиться задом и кланяться одновременно.

Между двух невест… Словно для того, чтобы подчеркнуть, насколько он одинок. Орсо бы предпочел, чтобы его посадили между Большим Волком и Талинской Змеей. С гораздо большим удовольствием! С ними у него не было и наполовину настолько отвратительных отношений, как с Савин дан Глоктой.

Он понял, что должен поправиться: с Савин дан Брок.

– Проклятье! – рявкнул Орсо. Он больше не мог этого выносить. Он больше не мог выносить самого себя. – Горст!

– Ваше величество?

– Где нынче можно найти капрала Танни? – Лорд-губернатор гребаной Инглии может извиниться и позже, если ему еще захочется. – Думаю, с меня на сегодня хватит чужого счастья.

* * *

Савин прикрыла двери и прислонилась к ним спиной, переводя дыхание. Ее щеки горели от танцев, комплиментов, бесконечных улыбок и все увеличивающихся порций жемчужной пыли. Лицо уже почти не ощущалось. Ей было просто необходимо немного отдышаться.

– Итак. Замужняя женщина.

При виде отца в ее кружащейся голове моментально прояснилось. Он сидел на террасе в своем передвижном кресле, запрокинув лицо, изборожденное глубокими морщинами, и глядя на звезды.

– Говорят, это самый важный день в жизни отца.

– Говорят, говорят! – отозвалась Савин. – Мало ли какую чепуху говорят.

Когда-то его мнение значило для нее все, но в данный момент она поняла, что ей практически все равно. Ей не терпелось сбросить с себя обломки прежней жизни, как змея сбрасывает старую кожу, чтобы с улыбкой скользнуть навстречу сияющему новому будущему.

– Видишь ли, Савин, нет никаких руководств о том, как быть родителем. – Он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Его глаза блестели в темноте яркими точками. – В особенности если твои собственные родители так плохо справились со своей работой, как это случилось со мной и твоей матерью. Ты кидаешься из одной неразберихи в другую и прокладываешь курс лишь в тех местах, которые можешь видеть в данный момент. Мы хотели рассказать тебе правду, но… как можно найти подходящее время, чтобы поделиться подобной новостью? Мы предпочитали притворяться. Мы не хотели… причинять тебе боль.

Савин язвительно хмыкнула:

– В таком случае поздравляю вас с блистательной неудачей!

– У меня она далеко не первая. Настанет день, когда, я надеюсь, ты увидишь сама, что мы всегда старались действовать только в твоих интересах.

– Ты мог бы меня предупредить.

– Не спать с кронпринцем? Женщине с твоими талантами такой совет едва ли необходим. – (Пожалуй, здесь он был в чем-то прав.) – Кроме того, мы уже давно договорились, что я не буду вмешиваться в твою личную жизнь. Откуда я мог знать, что ты свяжешься с единственным человеком, который для тебя запретен?

– Если верить матери, это у нас, можно сказать, семейное.

Молчание. В теплом свете отдаленного празднества Савин увидела, как у него дернулась щека. Он поднял руку и вытер струйку влаги, вытекшей из левого глаза.

– Что ж. Жизнь, лишенная сожалений, – вообще не жизнь. Все это уже в прошлом. Я знаю, что отбрасываю длинную тень, Савин. И я рад, что ты готова выйти из нее. Просто… будь осторожна.

– Разве я не всегда осторожна?

– Тебе теперь предстоит вращаться в других кругах – в качестве леди-губернаторши Инглии, ни больше ни меньше.

– Я привыкла принимать тяжелые решения. – По ощущениям Савин, ее жизнь только из них и состояла.

– Ты привыкла к бизнесу. А здесь политика. Судя по тому, куда все идет… в общем, будь осторожна. И пообещай мне одну вещь.

Он поманил ее наклониться поближе и продолжил шепотом:

– Не имей никаких дел с Байязом. Ни с ним, ни с кем-либо из магов. Не пользуйся его услугами, не бери у него в долг, не заключай с ним сделок. Не ищи его милости, не вызывай его недовольства. Сделай все от тебя зависящее, чтобы вообще избежать его внимания. Пообещай мне.

– Ладно, – проговорила она, хмуря брови. – Обещаю.

То есть, если она все же хочет, чтобы ее статуя стояла на аллее Королей, ей придется добиваться этого самостоятельно.

– Хорошо. Хорошо. – Ее отец, морщась, удобнее устроился в кресле. Издалека послышались аплодисменты и пьяные возгласы: танцы закончились. – Вскоре может настать время, когда я уже не смогу тебя защитить.

– Так вот что ты делал все это время?

– Хочешь верь, хочешь нет, но я старался.

Нахмурившись, он устремил взгляд поверх крыш, в сторону огромного черного силуэта, вздымающегося в ночное небо. Купол Круга лордов, величественная замена тому, что был разрушен в год, когда родилась Савин.

– Иногда, – вполголоса проговорил он, – единственный способ что-то улучшить – это разрушить его, чтобы потом отстроить заново. Иногда для того, чтобы изменить мир, мы должны сперва сжечь его дотла.

Савин подняла бровь:

– Вальбек, может быть, и станет лучше в последующие годы. Но находиться там в то время, когда он горел, было далеко не приятным переживанием.

– Темницы императора тоже были далеко не приятным местом. – Глокта с тихим причмокиванием облизнул пустые десны. – Но я вышел оттуда лучшим человеком, чем был до того. Быть твоим отцом… это то, чем я больше всего горжусь. Это единственное, чем я горжусь в своей жизни.

– Притом что ты даже и не мой отец.

Она надеялась высечь из него хоть какую-то искорку гнева. Но он лишь медленно кивнул, с едва заметной улыбкой вновь поднимая лицо к звездам, ярко пылавшим в ясном ночном небе.

– Это должно дать тебе представление о том, что я думаю обо всех остальных своих достижениях.

Музыканты за окнами принялись наигрывать бойкий деревенский танец, один из любимых танцев ее матери. Люди смеялись, хлопали в ладоши и топали ногами, отбивая ритм.

– Ты не могла бы вкатить меня обратно в дом?

У Савин было искушение подвезти его к одной из клумб и вывалить на землю. Но в результате она просто взялась за рукоятки его кресла и развернула. Одно колесо по-прежнему поскрипывало.

– Да запросто.

Предстоящие измены, прошлые романы

Лео занес кулак, чтобы постучать, и замер, сжав его с такой силой, что захрустели костяшки.

Черт побери, это унизительно! Он никогда не питал к Орсо уважения как к человеку, а за последние месяцы потерял всякое почтение и к короне как учреждению. И вот теперь ему предстояло потратить часть своей брачной ночи, вымаливая прощение у бывшего любовника своей жены! Унизительно и позорно.

Но это было необходимо сделать. Он – вождь и муж, а в скором времени станет и отцом. У него имелись обязательства. Понемногу он начинал понимать, что унижение – неотъемлемая часть его нового положения.

Он выдавил на лицо улыбку, приправил ее небольшой толикой стыда, повернул ручку и шагнул внутрь.

– Ваше величество, я…

Нельзя было отрицать, что в просторной гостиной имелось большое множество королей. По меньшей мере двадцать – самые лучшие в Союзе, в мундирах, в охотничьих костюмах, в полном доспехе, восседающие в золоченых креслах и на могучих жеребцах, с надменными улыбками, с презрительными усмешками, с самодовольно-хмурыми минами они взирали на Лео с огромных холстов. Однако нигде не было никаких признаков нынешнего заполнителя трона.

Фактически единственными живыми обитателями этой комнаты были лорды Ишер, Барезин и Хайген, собравшиеся в углу вокруг стола с видом заговорщиков.

– Лео! – позвал Ишер, поднимая бокал. – Похоже на то, что король не смог остаться с нами.

– Нашлись дела поважнее, – подтвердил Хайген, наклоняясь к свече, чтобы прикурить трубку.

– В борделе, насколько я понял, – добавил Барезин, плеснув из графина янтарной жидкости и подвигая бокал к пустующему креслу.

Лео почувствовал, как к его щекам приливает румянец ярости. Он подхромал к ним.

– В борделе?

Сколько усилий он вложил, готовя свое извинение, а этот самодовольный мерзавец даже не соизволил остаться, чтобы его выслушать?

– Если хотите знать мое мнение… – Хайген выдул сладкое облачко дыма чагги, – …вам совершенно не за что извиняться.

– Вы сказали правду, – подтвердил Барезин. – Все это знают. Это он должен просить прощения!

– Королям это не свойственно, – буркнул Лео, плюхаясь в кресло и хватаясь за предложенный бокал.

– По крайней мере, этому-то уж точно.

– Ну и черт с ним! – Лео одним глотком осушил бокал и стукнул им об стол в приступе гнева. – С меня достаточно! Мы не можем позволить, чтобы все шло так и дальше!

Он бросил свирепый взгляд на портрет короля Джезаля, отца Орсо, – тот был довольно красив, но с безвольным скатом плечей, даже в молодости. Ни на что не годный слюнтяй, не победивший ни в одной войне, не достигший ничего, кроме неслыханных долгов – а ведь вначале его царствование могло показаться золотым веком!

– Мы не можем позволить, чтобы Союз просто… скатился в гребаную сточную канаву! – закончил Лео.

Ишер бросил на своих сотоварищей многозначительный взгляд.

– Приходит время, – начал он с величайшей осторожностью, – когда одних разговоров о том, чтобы сделать мир лучше, становится недостаточно. Приходит время… когда люди, обладающие совестью, принципами и смелостью, должны осмелиться на немыслимое… и начать бороться за то, чтобы сделать мир лучше.

Воцарилось долгое, выжидательное молчание. Волоски у Лео на загривке стояли дыбом. Часы на мраморной каминной полке выстукивали «тик… ток… тик…». Он посмотрел троим лордам в глаза, одному за другим. Ишер говорил далеко не прямолинейно, однако в то же время не оставил сомнений насчет того, о чем именно идет речь.

– Разве не найдутся люди, которые назовут это… – Лео облизнул губы и поерзал в кресле, не решаясь произнести нужное слово перед лицами всех этих нарисованных монархов, но в конце концов выдавил его хриплым полушепотом, – …изменой?

Хайген раздраженно фыркнул. Барезин затряс щеками, отрицая подобную возможность. Ишер решительно качнул своей белой шевелюрой:

– Мы же будем действовать в интересах короля. В интересах страны!

– Наши действия освободят его величество от цепей Закрытого совета, – добавил Хайген, грациозная жестикуляция которого говорила Лео о свободе и искренности, и уж никак не об измене.

– Мы должны заменить этих продажных старых мерзавцев настоящими патриотами! – прогремел Барезин, вновь наполняя бокал Лео.

– Людьми, которые смогут давать королю правильные советы. – Ишер махнул рукой в сторону изображения Гарода Великого, который первым вынудил раздробленные королевства Миддерланда объединиться в Союз и выглядел чрезвычайно довольным этим обстоятельством. – Привести Союз обратно к тем принципам, на которых он был основан.

– Обратно к славе! – Барезин врезал кулаком по своей ладони, словно она была, на его взгляд, недостаточно славной. – Людьми действия! Людьми, которые смогут снова сделать Союз великим!

– Такими людьми, как мы, – завершил Хайген, поднимая брови, словно эта идея возникла у него только сейчас.

– Сейчас в Закрытом совете сидят все те же своекорыстные лжецы, из-за которых мы проиграли три войны против Стирии! – прошипел Ишер. Лео не мог этого отрицать. – Из-за которых Вестпорт едва не вышел из Союза! Которые обратили против нас простонародье настолько, что те спалили один из наших крупнейших городов! Вот кто враги государства! Избавиться от них – долг верноподданных граждан!

– Верноподданных, – задумчиво повторил Лео, осушая новый бокал и чувствуя, как по телу распространяется тепло.

Он всегда был ярым патриотом. Не было человека верноподданнее него. Но чему он был так предан? Сборищу алчных бюрократов, которые во время войны не оказали ему никакой помощи, а когда наступил мир, осыпали его возмутительными требованиями налогов? Безнравственному королю, который вышвырнул его из Круга лордов и, как выясняется, еще и трахал его жену?

Хмурясь, Лео рассматривал изображение Казамира Стойкого, вырвавшего Инглию из цепких лап северян. С могучей челюстью, в полном доспехе, тот показывал что-то на карте. Вот это был король! Это был мужчина! Он словно бросал Лео вызов своим пронзительным взглядом, как бы спрашивая: «Что, черт возьми, ты собираешься делать со всем этим?»

Что сделал бы Казамир на его месте? Что сделал бы любой достойный человек?

Лео снова по очереди посмотрел троим лордам в глаза и осушил свой бокал.

– Что ж, – проговорил он, – вы все знаете, что я никогда не отказывался от драки.

Они придвинулись друг к другу, объединенные общим врагом, одной целью и сознанием своей правоты. Разумеется, пока что это был просто разговор, подкармливаемый раздражением Лео, его ревностью, его болью в ноге. Возможно, всего лишь разговор – но все равно опасный… Но все равно волнующий… Просто разговор, верно? Но с каждым сказанным словом он обретал все бóльшую захватывающую реальность.

– Может статься, что нам придется бороться против наших друзей, – вполголоса сказал Барезин, бросив взгляд в сторону окна. – Против наших соседей. Против наших коллег.

– И, несомненно, против вашего тестя, – добавил Ишер. – Король пляшет под его дудку. Если у нас в Открытом совете и есть несомненный враг, то это архилектор.

– Он, конечно, мой тесть, – отозвался Лео, – но я питаю к Костлявому не больше дружеских чувств, чем вы. Даже меньше, если на то пошло.

– Нам понадобится лидер, – сказал Ишер. – Кто-то из военных.

– Современный Столикус! – с энтузиазмом подхватил Барезин, снова наполняя бокал Лео.

– Человек, чье имя вызывает уважение на поле боя.

Сердце Лео забилось сильнее при мысли о том, чтобы снова надеть доспехи. Его место – во главе солдатских шеренг, а не за какой-то пыльной конторкой, где ему досаждали всякой ерундой и беспрестанно поучали! Он улыбнулся, рисуя себе гул марширующих сапог, развевающиеся по ветру знамена, звон обнаженных клинков, гром копыт атакующей кавалерии…

– Сколько у нас людей? – спросил он, не переставая прихлебывать. Бренди было дьявольски хорошим.

– На нас троих, несомненно, можно рассчитывать, – ответил Ишер. – И многие другие члены Открытого совета тоже с нами.

– Большинство, – прервал Хайген. – Практически все!

– Вы уверены?

У Лео было смутное чувство, что они как-то слишком долго думали, прежде чем ответить.

– Их недовольство росло годами, – заверил Ишер. – Неумеренные поборы, ущемление прав, оскорбления… То, как обошлись с Веттерлантом и с вами – подлинным героем Союза, заметьте, в нашем собственном Круге лордов! – было последней каплей.

– Здесь вы чертовски правы, – пробурчал Лео, стискивая кулаки.

Он все еще не был уверен, что все это не просто разговоры, но понемногу начинал надеяться, что нет.

– Вы могли бы рассчитывать на военные силы в Инглии? – оживленно спросил Барезин.

Лео вспомнил преданного Юранда и других своих друзей. Свирепых Мустреда и Кленшера. Раскатистый клич, которым солдаты приветствовали Молодого Льва. Он выпрямился в кресле.

– Они пойдут за мной в ад!

– Это хорошо. – Ишер постучал по своему бокалу идеально остриженным ногтем. – Но до этого лучше не доводить. Даже если за нами будет Открытый совет и армия Инглии, мы не можем быть уверены в победе.

– Их надо захватить врасплох, – сказал Хайген. – Выставить такую силу, которой никто не посмеет сопротивляться!

– Нам нужна помощь со стороны, – предложил Барезин.

Лео нахмурился, глядя в полупустой бокал:

– У Ищейки сотни закаленных воинов.

– К тому же он у вас в долгу, – заметил Хайген. – Вы помогли ему справиться с Железноруким.

– Он человек чести. Верный и прямой. Он может к нам присоединиться… если изложить ему дело правильным образом.

– Кто понимает северян лучше, чем вы? – риторически вопросил Ишер. – Кто все эти годы был их соседом, сражался рядом с ними, жил среди них?

Лео непринужденно пожал плечами:

– Да, у меня есть друзья на Севере.

– И, разумеется… – Ишер посмотрел на Хайгена, затем на Барезина, потом снова перевел взгляд на Лео, – …не последний из них – сам король Севера, Стур Сумрак!

Лео застыл, не донеся бокал до рта.

– Не сказал бы, что могу назвать его другом.

– Он обязан вам жизнью.

– Его не зря называют Большим Волком. – Лео вспомнил голодную улыбку Стура, взгляд его бешеных, влажных глаз. Легионы безжалостных северян, с которыми они столкнулись под Красным холмом. – Он настоящий дикарь. Кровожадный. И вероломный.

– Но вы-то сумеете удержать его на поводке! – Барезин хлопнул Лео по плечу. – И сколько воинов сможет призвать он?

– Тысячи. – Лео опрокинул в рот остатки бренди и подвинул бокал, чтобы его наполнили снова. – Много тысяч.

* * *

Лео открыл дверь в просторную гостиную. Она сидела на кушетке, окруженная огромным облаком кремовых юбок, в привычно-выверенной позе, словно какой-нибудь скульптор расположил ее для позирования.

– Ваша светлость, – произнесла она.

– Ваша светлость, – отозвался Лео сварливым и пьяным голосом. – Ты меня дожидалась?

– Вообще-то принято, чтобы невесты дожидались своих мужей в брачную ночь.

– Прошу прощения, – небрежно бросил он, вовсе не выглядя виноватым. – Меня задержали.

Он взглянул на канделябр виссеринского хрусталя, в котором горела, должно быть, сотня свечей.

– Так это вот… наши апартаменты?

– Твоя гардеробная за той дверью, и дальше спальня. – Она показала на далекий дверной проем, за которым виднелись стены, обшитые суровыми деревянными панелями. – А мои комнаты вон там.

В другом направлении были сплошь гобелены и нежные краски. Ее гардеробная была размерами на десять человек, но возможно, ей и требовалось десять человек, чтобы одеваться.

– Что, мы не будем спать в одной кровати? – буркнул он.

Она откинулась назад, положив руки на спинку кушетки.

– Полагаю, это будет зависеть от твоего настроения.

Лео задрал голову, хмуро глядя на огромный холст, висевший на стене. Оттуда на него хмурился в ответ властный военный в аккуратном черном мундире.

– Кто это?

– Твой дед.

– Лорд-маршал Крой?

Его дед командовал союзной армией в битве при Осрунге и умер, когда Лео был еще маленьким. Фактически Лео помнил его только по рассказам. Тем не менее в этом испепеляюще-суровом взгляде несомненно имелось нечто, напомнившее Лео его мать.

– Портрет второго деда отыскать не удалось?

– Их почти не существует. Он ведь был знаменитым изменником.

Лео вздрогнул. Может быть, измена в их семье передается по наследству?

Он принялся бродить по необъятному – должно быть, в целый акр – гуркскому ковру, между продуманно расставленными группами мебели, мимо чучела певчей птички в стеклянной витрине. Одна эта комната по размеру не уступала пиршественному залу Ищейки в Уфрисе. Может быть, ее тоже построили с нуля за ту неделю, что прошла со времени, когда он сделал Савин предложение? (Точнее, это она сделала ему предложение. А еще точнее, их матери сделали им предложение.) Его бы это не удивило. Кажется, не было такой вещи, которой Савин не могла бы организовать. Или не взялась бы организовывать при первой предоставившейся возможности.

– Я решила, что тебе, наверное, будет скучно самому заниматься отделкой комнат, – сказала она. – Если что-нибудь здесь тебе не по вкусу, я могу переделать.

– Все отлично, – буркнул он, бросая хмурый взгляд на два старинных меча, перекрещенных над огромным камином.

На самом деле это была, наверное, самая великолепная комната из всех, что Лео когда-либо видел, где деньги и вкус идеально уравновешивали друг друга, причем явно декорированная с учетом его предпочтений. Ему следовало бы поблагодарить Савин. Но он был пьян, у него болела нога, и он был не в настроении кого-либо благодарить. В особенности ее.

– Ну как, ты поговорил с королем?

Лео скрипнул зубами.

– Он не соизволил явиться. Срочные дела в борделе, как я слышал.

– Таковы короли. Что же, в другой раз.

– Пошел он к черту! – рявкнул Лео, более грубо, чем намеревался. – Я был с Ишером. Хайген и Барезин тоже были.

– А-а, великие умы Открытого совета. – Ее абсолютное спокойствие лишь подогревало его гнев. Савин держалась почти как его мать, только с еще большей резкостью. – И что они хотели с тобой обсудить?

– Ничего особенного. – (Всего лишь гражданскую войну.) – Положение дел в правительстве. – (А точнее, его свержение.) – Короче, пустая болтовня.

Это ведь была пустая болтовня, верно? Или они говорили на полном серьезе? А он сам – говорил на полном серьезе? Хмуря брови, Лео повернулся к окну, где сквозь темные деревья просвечивали огни Прямого проспекта.

За спиной раздался шорох: она встала.

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет.

Всего лишь предстоящая измена. И прошлый роман.

– Брось. – Она подошла и встала рядом. – Между мужем и женой не должно быть секретов. По крайней мере, не в первый день.

– Ты права. – Лео повернулся к ней. – Но мы ведь почти не знаем друг друга, верно? Мы провели вместе всего одну ночь.

– И то не полностью.

– И то не полностью. Я знаю, что у тебя есть… много всего. Мануфактуры, фабрики, рудники…

– Собственно, буквально только что я сделала крупное вложение в лорда-губернатора Инглии.

– Ха! А он – в тебя.

Она склонила голову к плечу:

– Беспокоишься, что зря потратил деньги?

– Не беспокоился, пока не поговорил с Селестой дан Хайген.

– Я бы не стала принимать слишком близко к сердцу ничего из того, что она говорит. Эта женщина ненавидит меня почти так же, как я ненавижу ее.

– Она сказала…

У Лео было чувство, что после того, как он произнесет эти слова, пути назад уже не будет. Но он должен был знать правду! Кроме того, его нога горела огнем, и весь этот день, вся неделя, весь месяц были полны неудач, и ему хотелось с кем-нибудь подраться.

– Она сказал, что вы с королем были любовниками.

Повисла долгая пауза. Савин даже не дрогнула. Если бы она была сделана из фарфора, и то по ее лицу можно было бы прочесть больше.

– И что ты ответил?

– Я сказал, что, если она это где-нибудь повторит, я лично разобью ей рожу.

– Вот на что я бы хотела посмотреть!

– Так это правда?

– А ты воображал, что я девственница?

– Все сомнения на этот счет окончательно рассеялись в кабинете Суорбрека.

Ее глаза едва заметно сузились.

– Насколько я помню, ты пришел туда сам, и более чем охотно.

– И не я один, как я понимаю. Так это правда?

На ее скуле дернулся желвак. Она хорошо скрывала свои чувства, но Лео ощутил закипающий в ней гнев. И ему это понравилось.

– У нас с королем… были отношения. – Она тяжело дышала через нос, ее грудь вздымалась. – Но это все в прошлом. Тебе не о чем…

– А ребенок? Он мой? – спросил Лео.

Ее глаза сощурились еще больше, от переносицы разошлись резкие складки, подбородок гневно вскинулся:

– Как ты можешь задавать мне такой вопрос?

– Он вообще есть, ребенок?

Савин ударила его.

Это не был легкий шлепок, как в театре. Ее ладонь врезалась в его щеку со всей мочи, и для ее комплекции удар был неожиданно сильным. Пощечина на секунду лишила его дыхания, лицо резко дернулось в сторону, он зашатался и оперся на подоконник.

Пауза показалась Лео очень длинной. Потом он медленно повернулся к ней. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Лео, – прошептала она, поднимая дрожащую руку. – Я…

– Ш-ш.

Он схватил ее за запястье. Шок перешел в возбуждение, которое нарастало, пока не затопило его целиком. Очень медленно, очень осторожно он поднял ее руку к своему лицу и вновь отпустил. Учащенное дыхание обжигало ему гортань. Кровь прилила к его лицу, которое горело и покалывало – и то же самое можно было сказать о его члене.

Очень медленно, очень осторожно, не отводя от нее взгляда, Лео повернул к ней вторую щеку. Ему показалось, что в углу ее рта мелькнула тень улыбки, когда он выговорил:

– Еще.

Вторая пощечина была такой же жесткой, как и первая. Он был бы разочарован, если бы было иначе.

– Как ты смеешь задавать мне такой вопрос? – прошипела она, подступая ближе, обдавая его покалывающее лицо горячим дыханием.

Лео издал нечто вроде всхлипа, когда она схватила его за горло и принялась целовать, кусать его лицо. Вторая ее рука уже возилась с его ремнем. Он тоже целовал ее, неуклюже, сердито, запустив пальцы ей в волосы. Ее волосы подались под его рукой, соскользнули набок. Парик. Она вырвала его у него из руки и отшвырнула прочь. Без мягкой шевелюры она неожиданно оказалась совсем другой – темная стриженая щетина, губы растянуты в яростном оскале, краска с одного глаза размазалась черной полосой вдоль щеки.

Она толкнула его. Лео даже не пытался устоять на ногах. Он упал, ударившись головой о какой-то столик, прикусил язык и распластался на спине в окружении рассыпавшихся украшений. Маршал Крой взирал на него сверху из тяжелой рамы; чувства предка относительно происходящего было трудно определить.

– Ах ты гребаный жалкий говнюк! – прошипела Савин, сдирая с Лео штаны до самых лодыжек. С каждым выдохом у него вырывалось возбужденное нечленораздельное мычание, тело содрогалось, трепетало, выгибаясь вверх на локтях. Он видел завиток волос на ее стриженой макушке, ерзающий вверх и вниз, слышал сосущие, хлюпающие звуки.

– М-мать… – выдохнул он, вновь падая навзничь. Почти больно… почти больно… затем несомненно больно. Во имя мертвых, его нога горела, прижатая ее телом под неестественным углом. – Ч-черт…

Во рту стоял привкус крови. Он потянулся к резной ножке кресла в форме звериной лапы, ухватился и отчаянно сжал – так человек, висящий над обрывом, хватается за корень дерева. Ковер собирался в складки под его беспомощно ерзающими лопатками.

– М-ма… а… а…

Савин взгромоздилась сверху, подтянув юбки к груди – полупрозрачная материя порвалась, пара жемчужин со стуком покатилась прочь. Лео протянул к ней руку, чтобы прижать к себе, покрыть поцелуями, но она ухватила его за запястье:

– Не трогай меня, мать твою!

Она прижала его руку к полу за его головой, пригвоздив своим весом. Она была сильной – хотя и недостаточно. Лео мог бы швырнуть ее через всю комнату, если бы захотел.

Но он этого совершенно не хотел.

Она оседлала его, щекоча юбками под подбородком, мускулы вокруг ее острых ключиц задвигались, она сунула руку вниз и где-то в этой массе шуршащей ткани крепко ухватила его за член.

– Лежи… смирно, – выдохнула она, кривя губы над стиснутыми зубами.

Ее бедра задвигались по кругу, и с каждым толчком вниз у нее вырывалось тихое рычание, а у него – тихий всхлип. Ее лицо дюйм за дюймом приближалось, пока ее раскрытый рот не прижался к его раскрытому рту.

И так они продолжали кусаться и рычать, извиваясь на ковре в своей блистательно убранной гостиной.