Текст книги "Проблема с миром"

Королевский сутенер

Надув щеки, Орсо потеребил свои карты. Ужасный расклад. Полное дерьмо.

– Пожалуй, в чем-то это даже утешает, – проворчал он, – что некоторые вещи не меняются.

Тот же самый стол в том же самом местечке, где они всегда собирались. Та же чрезмерно вычурная мебель, та же истертая до дыр обивка. Правда, девочки были другие, и у них был еще более нервный вид, чем обычно, – но девочки всегда были разными, и они всегда нервничали. Все здесь выглядело немного более жалким, чем он помнил. Но, может быть, жалким был он сам.

Ах да, и еще шестеро рыцарей-телохранителей стояли вдоль стен, топорщась оружием и пытаясь держаться настолько незаметно, насколько это возможно для полудюжины вооруженных людей в борделе, что на поверку оказалось не особенно возможным. Только капрал Танни, казалось, ничего не замечал. Это был человек, способный играть в карты посреди сражения, наводнения и народного мятежа, – собственно, он утверждал, что проделывал все это, и неоднократно.

– Ну мы по-прежнему здесь, – отозвался он, небрежно подсовывая в банк еще несколько монет.

– Это-то вряд ли изменится, – заметил Желток, по новой наполняя всем бокалы. На самом деле Орсо стоило бы сказать ему завязывать с этим делом, но он был слишком пьян, и ему было наплевать.

– Разве что, конечно, наш король снова отправится на войну. – Танни многозначительно поднял свои седые брови, глядя на Орсо. – В каковом случае мои знаменосные услуги всегда к услугам вашего величества.

– Утешительно сознавать, что, по крайней мере, мое знамя может оказаться в руках профессионала, чего не скажешь обо всем остальном. – Орсо широким жестом отшвырнул свою ужасную раздачу. – Но, кажется, с меня уже вполне достаточно войн.

– У вас больше мудрости, чем у вашего отца, если так, – отозвался Танни, подгребая к себе деньги. – Что ж, мне придется ограничиться поставкой шлюх вашему величеству.

– Что ты думаешь насчет того, чтобы я сделал тебя королевским сутенером?

Орсо рыгнул. Он надеялся, что это вышло достаточно царственно. Он пил с самого утра. Не помогало. Ему ничто не помогало.

– Пожалуй, бывают работы и похуже. – Танни сжал желтыми зубами свою трубку и начал тасовать карты. – По крайней мере, здесь будет меньше ходьбы, чем на должности знаменосца. Правда, придется больше драться, но здесь хотя бы будет шанс сделать кого-то счастливым. Вы уверены, что не хотите к нам присоединиться, полковник Горст?

Горст покачал головой, не переставая скользить взглядом по полутемному помещению, словно из шкафа в любой момент мог выпрыгнуть стирийский убийца. Орсо не сомневался, что, если это произойдет, Горст будет готов в полной мере применить свою смертоносную силу.

– Вы двое знакомы друг с другом? – Орсо перевел взгляд со своего старого телохранителя на старого знаменосца. Пожалуй, они были одного возраста, но помимо этого вряд ли можно было найти более непохожих людей.

– Мы вместе сражались в битве при Осрунге, – ответил Танни, принимаясь сдавать. – Ну что значит сражались. Он сражался. Я-то просто сидел рядом.

– Я тоже там сидел! – сообщил Желток, подняв палец.

– Точно, паренек, сидел. И даже в этом ты умудрился напортачить.

Желток ухмыльнулся:

– Если я в чем-то и хорош, так это в том, чтобы напортачить!

– Слышал, вы приговорили Веттерланта к виселице, – заметил Танни, все еще метая карты.

– Совершенно верно, – ответил Орсо. – Ужасное решение.

– Все говорят, что он виновен, – вставила Хильди, которая сидела, скрестив ноги, на комоде между двумя большими подсвечниками в форме обнаженных женщин.

– Еще как виновен, – подтвердил Орсо.

– Так что же… вы должны были его отпустить?

– Это тоже было бы ужасным решением.

Желток непонимающе скривил лицо. Оно давно привыкло к этому выражению.

– То есть…

– Я попытался найти компромиссное решение: пожизненно посадить его в тюрьму, откуда он бы, скорее всего, втихомолку выбрался при первом удобном случае.

– Компромисс – это всегда хорошо, – вставила одна из шлюх.

Орсо взглянул на нее, подняв брови. Она зарделась и опустила взгляд к полу.

– Так полагал и я, но оказалось, что это наихудший вариант из всех возможных. Я совершил роковую ошибку: попытался улучшить положение вещей. И к тому же еще поверил треклятому лорду Ишеру. – Он сгреб свои карты и начал их перебирать. – Для короля доступен лишь выбор из неправильных решений и ужасных последствий.

Опять дерьмовая раздача. Еще хуже, чем предыдущая.

– Всю жизнь только и делаешь, что пытаешься распознать лучшее из худшего в сплошном тумане лжи, глупости и недостоверной информации.

– Напоминает армию, – заметил Танни. – Жаль, что вы сперва не пришли ко мне. Я бы сразу вам сказал, что Ишер – змея.

– Надо бы сделать тебя членом Закрытого совета. – Орсо мгновение помедлил, глядя в свой бокал. – Вообще-то, это не худшая из моих идей.

– Верховный судья Танни! – хихикнула Хильди, и пара девушек тоже рассмеялись. Орсо показалось даже, что он услышал фырканье со стороны одного из рыцарей-телохранителей.

– Польщен предложением, ваше величество, – натянуто отозвался Танни, – но выше капрала я подниматься не согласен.

– Из Лео дан Брока вышел бы отличный король, как ты думаешь? – спросил Орсо. – Ну правда же? С такими-то плечами?

– Он симпатичный, – заметила Хильди, стаскивая с головы свою старую солдатскую фуражку, из-под которой вывалилась копна спутанных светлых кудряшек, и тут же натянув ее обратно.

– Он очень симпатичный, – подтвердила одна из девушек, и остальные согласно закивали.

– И смелый, – задумчиво проговорил Желток. – Очень… мужественный.

– Но опрометчивый, – пропищал Горст.

Орсо удивленно повернулся к нему. Это было, наверное, первый раз, когда он слышал, чтобы Горст по своей воле вступил в разговор. Тот пожал плечами, слабо звякнув доспехом:

– Королю нужна холодная голова.

И он нахмурился, снова принявшись оглядывать комнату.

Повернувшись к столу, Орсо обнаружил, что над ним склонилась мадам: ходячий взрыв густого парфюма и практически жидкой, испещренной прожилками груди.

– Могу ли я предложить… вашему августейшему величеству… – Она принялась рисовать пальцем на столешнице волнистую линию, что, вероятно, должно было каким-то образом его возбудить. – …Что-нибудь особенное?

Орсо вздохнул:

– В плане потрахаться?

– Это то, чем мы здесь занимаемся.

Девушка, восхвалявшая достоинства компромиссов, обратила к Орсо слегка отчаянную улыбку. У него поникли плечи.

– Знаете, я даже не уверен, что у меня получится. Дело не в вас – не в ваших девушках. Дело во мне. Простолюдины, дворяне, Старикланд, Инглия, Срединные земли – все меня просто ненавидят!

– Кажется, в Вестпорте все же решили, что вы им нравитесь? – спросила Хильди.

Орсо не обратил на нее внимания. В его нынешнем настроении ему нужно было слышать только плохое.

– Вот уж воистину Союз! Объединенный общей нелюбовью к своему королю.

– Для этого короли и существуют, – сказал Танни. – Что вверху, что внизу, нам всем нужен кто-то, кого можно во всем обвинить.

– А мне тогда кого винить? – вопросил Орсо.

– Кого захотите, – пробормотал Желток, хмурясь в свои карты. – Вы же король.

– Что Закрытый совет, что Открытый, даже мальчишка, который выносит мой чертов ночной горшок, – не удивлюсь, если все они думают, что я просто…

– Да какое кому дело до того, что они думают? – заорал Танни, рывком подавшись вперед и тыча в Орсо чубуком трубки. – Главное, черт побери, чтобы они повиновались! Ты король, парень! Не я, не Желток, не Лео-мать-его-дан Брок! Ты! И, наверное, у того, чтобы быть королем, есть свои минусы, но поверь мне, бывают работы и похуже!

– Ха! – хмыкнула одна из девиц, поправляя свой корсет.

– Эта твоя треклятая жалость к себе! Это было забавно, пока ты был кронпринцем, но королю, мать твою растак, это совсем не к лицу. – Танни попытался затянуться, обнаружил, что трубка погасла, и сердито выбил пепел прямо на столешницу. – Возвращайся в свой дворец и принимайся за дело! Нам тебя, конечно, будет не хватать, но этим милым дамам нужно зарабатывать себе на хлеб, а ты отпугиваешь посетителей.

Воцарилось долгое молчание. Орсо обвел взглядом комнату. У всех – у девушек, у рыцарей, у мадам, у Хильди с Желтком, даже у Бремера дан Горста – на лицах было одинаковое выражение: губы плотно сомкнуты, а глаза широко раскрыты. Выражение, которое явно говорило: «Я не могу поверить, что он это сказал, но это несомненно следовало сказать».

– Понимаю. – Орсо бросил свои карты на стол и встал, лишь слегка покачнувшись. – Горст, мы возвращаемся во дворец. Хильди, проследи за тем, чтобы всем заплатили за потраченное время, хорошо?

Она нахмурилась:

– Вы уже должны мне шестьдесят…

– Думаю, мы оба знаем, что я всегда плачу свои долги.

– Правда?

– Я поговорю с лордом-канцлером и прослежу, чтобы тебя вписали в бюджет. Как тебе такой вариант?

Когда рыцари загрохотали вниз по лестнице, выходя на улицу, Орсо наклонился ближе к Танни:

– Спасибо тебе, капрал.

Не поднимая головы от своих карт, Танни ворчливо кивнул:

– Обращайтесь, ваше величество.

Любимица трущоб

– Доброе утро, ваша светлость, – сказал Лео, выходя на балкон.

– Доброе утро, ваша светлость, – отозвалась Савин.

Он уселся напротив нее за накрытый к завтраку стол и осторожно вытянул ногу. Савин слегка поерзала, стараясь не показывать собственного неудобства. Конечно, если в корсете приятно находиться, это значит, что он не выполняет свои функции, но у нее уже начинал ощутимо выпячиваться живот. Савин стала гораздо мягче с тех пор, как перестала фехтовать. Однако стоило ей почувствовать в руке клинок, как ей тут же вспоминался Вальбек. Как она потной ладонью стискивала рукоять, лихорадочно пытаясь выломать неплотно пригнанную доску, а люди за дверью вопили, жаждая ее крови…

– Итак… – Лео нахмурился, глядя вдоль Прямого проспекта, с утра пораньше уже кипевшего жизнью. Потом издал беспомощный смешок. – Значит, мы женаты.

Изгнав из головы отвратительные воспоминания, Савин подняла руку с новеньким кольцом, которое ей сделали на заказ. Утешительно-гигантских размеров камень блеснул в лучах утреннего солнца.

– Похоже на то.

– И что теперь?

– Я бы рекомендовала форель.

– А потом?

– Дай нам с Зури еще неделю, чтобы уладить мои дела здесь, – а потом в Инглию.

– А там ты начнешь улаживать мои дела?

– Там я буду помогать тебе улаживать твои дела. – И к тому же там, возможно, люди меньше заботятся о внешности, и Зури не придется так сильно налегать на шнурки ее корсета. – Пожалуй, будет лучше, если мы уедем до повешения Веттерланта.

– Я бы и извинения его величеству тоже отложил подальше.

Савин сделала гримасу:

– Надеюсь, мои… прошлые отношения с королем не…

– Если он настолько глуп, что позволил самой прекрасной женщине в Союзе проскользнуть у себя между пальцев, то мне его просто жаль.

И Лео улыбнулся ей своей широкой, мальчишеской улыбкой, той, что превращала шрам на его щеке в небольшую морщинку.

Савин поняла, что тоже улыбается в ответ, и даже не особенно притворяясь.

– Это… очень любезно с твоей стороны – говорить так.

– Только не думай, что так будет всегда. – Лео положил себе на тарелку кусок форели и пососал вилку. – Льстец из меня не очень-то.

– О, я думаю, ты можешь преуспеть в любом деле, если возьмешься как следует.

Лео улыбнулся еще шире:

– Очень любезно с твоей стороны говорить так.

– Ну я-то одна из лучших льстецов в Союзе, спроси кого угодно.

Он рассмеялся и принялся за еду – и, в общем-то, на него было довольно приятно смотреть. Такой сильный, здоровый, симпатичный. Никаких следов вчерашнего гнева. За исключением, может быть, розоватой царапины, оставшейся на щеке от ее ладони. Похоже, у Молодого Льва бывали приступы дурного настроения, но быстро проходили, как грозовые тучи, набегающие на суровые северные долины и тут же уносящиеся прочь, вновь открывая небо сияющему солнышку. С таким материалом она могла работать. В конце концов, у кого не бывает дурного настроения? Савин сама пребывала в дурном настроении с тех самых пор, как вернулась из Вальбека.

На балкон вышел Гарун, с трудом протиснувшись в дверь – для этого ему пришлось свести вместе свои огромные плечи.

– Леди Савин, к вам пришел Спиллион Суорбрек.

Несколько месяцев, проведенных в Адуе, и у него уже почти не осталось акцента.

– Спасибо, Гарун, ты сокровище. Пришли его сюда.

Лео нахмурился ему вслед:

– Не уверен, что твои слуги хорошо приживутся в Инглии.

– Инглии придется просто свыкнуться с ними. Гарун и Рабик – братья Зури, и это одни из самых усердных, добросовестных и надежных людей, которых я знаю. Гарун раньше служил офицером в императорской армии, если не ошибаюсь, а Рабик творит настоящие чудеса с лошадьми. Что касается Зури… – Зури была для Савин самым близким человеком, и одна мысль, что ей где-то могут быть не рады, вызывала у нее желание растереть это место в порошок. – Она просто незаменима. Если ее не будет, мои деловые интересы пострадают больше, чем если не будет меня. Я готова без сомнений доверить ей наши жизни.

Лео потыкал вилкой рыбу.

– Просто мне кажется, что в Адуе в последнее время уж больно много коричневых лиц.

– Слишком много для чего? Эти люди усердно трудятся. Они приносят нам достаток, свежую энергию и новые идеи. Среди них много замечательных, творческих людей. Отличных инженеров. И в любом случае, как ты предлагаешь их остановить? Сделать страну менее процветающей?

Лео не выглядел убежденным. Он был не из тех людей, кого трогают доводы рассудка.

– Не знаю, не знаю, – проворчал он. – Мы воевали с гурками.

– А ты воевал с северянами. И тем не менее у тебя на Севере множество отличных друзей.

Судя по виду, Лео даже немного оскорбился:

– Северяне вообще-то бывают разными, знаешь ли.

Послышался треск ткани, и Суорбрек вывалился на балкон, слегка запутавшись в портьерах, но мужественно преодолев препятствие. Он только что вернулся из очередного путешествия в Дальние Территории, о чем недвусмысленно сообщала растительность на лице, достойная бесстрашного искателя приключений.

– Ваша светлость, – пропел он, обращая к Савин церемонный поклон. – Вы выглядите настоящей богиней, как и всегда!

– Мастер Суорбрек! Как прошла ваша последняя вылазка на дикий Запад?

– О, множество диковинных событий и куча опасностей! Я мог бы рассказать такое, чему изнеженные жители Адуи просто не поверят!

Савин первой отказалась бы ему верить, поскольку знала из надежного источника, что Суорбрек по прибытии в Ростод практически не вылезал из гавани и платил одному из скаутов, чтобы тот носил его одежду во время поездок по равнинам – таким образом она приобретала в должной степени бывалый вид к его возвращению.

– Позвольте познакомить вас с моим мужем: Лео дан Брок.

– Ваша светлость! – Суорбрек отвесил еще более изысканный поклон. – Невероятная честь – быть представленным герою битвы под Красным холмом и победителю Большого Волка!

– Я не люблю об этом говорить, – жестко отозвался Лео.

Суорбрек моргнул, слегка приоткрыв рот. Лео расхохотался:

– Да я только об этом бы и говорил, черт побери, будь моя воля! – Он ухватил руку Суорбрека и так энергично встряхнул, что едва не сбросил злополучного писателя с балкона. – Кажется, мне как-то раз довелось побывать в вашем кабинете.

Если Суорбрек и подозревал, для чего используется его кабинет, то, надо отдать ему должное, ничем этого не показал.

– Мое скромное жилище всегда к вашим услугам, так же как и мое скромное перо.

– Насчет последнего у меня была идея, как его применить, – сказала Савин, носком туфли подталкивая стул поближе к Суорбреку. – Дело в том, что имя «Глокта» несет на себе… некоторое пятно.

– Это славное имя, но я понимаю, что имеет в виду ваша светлость. У него действительно есть привкус…

– Пыток? – предположила Савин, вызвав у Суорбрека смущенную улыбку.

– Зато имя «Брок» несет совершенно другие коннотации, – продолжал писатель. – Героизм, патриотизм, ура-ура! Кстати, ваша светлость, вы не задумывались об издании своей биографии?

Лео остановился, не донеся вилку до рта.

– Мне двадцать два года. Надеюсь, я еще успею совершить пару достойных дел до конца своей жизни!

– О, несомненно, славные победы, одержанные вами до сих пор, – всего лишь прелюдия, но для публики будут представлять огромный интерес даже первые один-два тома…

– Мое имя, – напомнила Савин.

– Ах да! Приношу свои извинения, новые идеи так и кишат, их необходимо постоянно ставить на место! Проклятие артистического темперамента.

И далеко не единственное, на ее взгляд.

– Савин дан Глокта занималась бизнесом, – принялась объяснять она. – Ей была необходима репутация женщины умной, безжалостной, решительной, твердой как кремень…

– Инвесторы должны были ей доверять, партнеры – уважать, должники – бояться, – подхватил Суорбрек. – Понимаю… А Савин дан Брок, леди-губернаторша Инглии, должна быть… женщиной, близкой к народу? В которой здравый смысл уравновешивается душевной теплотой и великодушием? Которая неустанно трудится ради общего блага?

Карнсбик всегда говорил, что подозревает в Савин скрытое великодушие. Возможно, настало время выставить его на всеобщее обозрение.

– Что вы скажете о серии очерков, где бы описывалась моя благотворительная деятельность в районе Трех Ферм? Только не слишком прямолинейно, вы понимаете?

– Подтекст – мое все! – заверил Суорбрек.

Он откинулся на спинку стула и принялся разглядывать деревья в саду, словно на их ветвях зрели сочные откровения.

– Было бы очень кстати, если бы нам удалось найти момент какой-то искренности. Надеюсь, вы не сочтете меня неделикатным, если я предложу, чтобы мы… использовали опыт ваших переживаний во время восстания в Вальбеке?

Савин ощутила мгновенный прилив тошнотворного страха, и тут же – укол досады на собственную слабость. Всего-то понадобилось упомянуть это место, чтобы ее сердце начало колотиться, во рту появился кислый привкус, а по спине вверх пополз знакомый щекочущий холодок.

– Что вы имеете в виду? – спросила она севшим голосом.

– Ну вы ведь жили там среди простого народа. – (Тесное жилище Броудов, постель из тряпья, крики, доносящиеся из-за вспученных стен.) – Делили с ними ежедневные тяготы. – (По колено в холодной реке, в глотке саднит от дыма, бесконечно наполняемые ведра, чтобы гасить пожары, которые не могут быть погашены.) – Голод. – (Очереди за овощными очистками, и хорошо, если их удастся добыть.) – Опасности. – (Группы бандитов, бродящие под окнами, пронзительные вопли в ночи.) – Нужду. – (Ее сиплое дыхание, когда она ползла под станками, оставляя кровавые пятна на полу…)

– Разумеется! – гаркнула она, стиснув край стола так, что побелели костяшки. – Момент искренности!

Если Суорбрек мог извлекать из дерьма алмазы – удачи ему. Куда, черт побери, она засунула свою жемчужную пыль?

– История личностного роста, – продолжал размышлять писатель. – Встреченных опасностей и выдержанных испытаний. Женщина, рожденная в привилегированном классе, прошедшая сквозь огонь борьбы к пониманию тяжелого положения простых людей…

Он испустил удовлетворенный вздох.

– Захватывающе!.. Вы слышали о Карми Грум? Она сделала несколько скетчей для моей «Жизни Даба Свита». Одна из лучших художников в Адуе, но не пользуется чрезмерно большой популярностью, поскольку…

– Поскольку она женщина.

– Вот именно. Несколько гравюр поистине могут вдохнуть в очерк жизнь! Слова очень могущественны, но изображение идет в обход разума и говорит с сердцем напрямую на его языке.

Савин прищелкнула пальцами:

– Решено. Мы можем посетить Три Фермы этим вечером. – После того как они с Зури вычислят самую минимальную цену, за которую может быть куплена репутация благотворительницы.

– В таком случае я сейчас же займусь необходимыми приготовлениями! – воскликнул Суорбрек, вскакивая со стула. – Ваша светлость! Ваша светлость! Прошу, подумайте все же насчет биографии.

И он нырнул обратно в комнаты.

– Итак… вот это был тот самый прославленный писатель? – спросил Лео. – Такой отважной растительности на лице я еще не видел ни у кого.

– И тем не менее он самый отъявленный трус во всем Союзе.

– Наверное, если бы он был храбрым, ему не понадобилась бы такая храбрая растительность.

– Но если бы храбрыми были все, что бы делало тебя таким особенным?

– Ну как же. – Он снова улыбнулся ей своей мальчишеской улыбкой. – Я ведь женат на самой умной женщине в Союзе!

– Прекрати, – отозвалась Савин, тоже улыбаясь и наклоняясь к нему. – В смысле, продолжай.

– И продолжу! Но… очерки?

– Вот именно.

– И гравюры?

– Язык сердца!

– Неужели ты действительно думаешь, что люди настолько глупы?

– Дорогой мой… – Она наклонилась еще ближе и нежно поцеловала его, потом легко коснулась кончика его носа кончиком пальца. – На самом деле люди гораздо глупее!

* * *

Город сомкнулся вокруг них, подобно повесе, погружающемуся все ниже в распутную жизнь, становясь все более недобрым, испорченным, больным и грязным. Высоко наверху – так высоко, что, казалось, никто никогда не сможет туда добраться, – между полуразрушенными постройками виднелась узкая щелка голубого неба.

– Итак, мы вступаем в район Трех Ферм, – возбужденно шептал себе под нос Суорбрек, лихорадочно черкая в записной книжке. – Вероятно, самый печально известный из кварталов Адуи, некогда почти полностью выгоревший, затем оккупированный свирепыми гуркскими дикарями, а теперь погруженный в бесконечную ночь… нет, в нескончаемый сумрак – дымом мануфактур, а также в нравственную тьму, еще более непроглядную, в которой… что? В которой свет надежды полностью угас для тысяч его несчастных обитателей. …Можно ли здесь где-нибудь вставить слово «чахоточный», как вы думаете?

– Как раз то слово, которое я пытаюсь вставить в каждое предложение, – отозвалась Карми Грум, высоко задрав каштановые брови.

– Сам я не особенно много читаю, – сказал Лео вполголоса, наклонившись к Савин, – но мне это кажется малость вычурным.

Та пожала плечами:

– В наши дни это считается хорошим стилем.

Он кивнул в сторону пары оборванных ребятишек, нагружавших лопатами конский помет в прогнившую тележку:

– Что они делают?

– Зарабатывают на жизнь.

– Дерьмом?

– Все, что для этого нужно, – это лопата и плохое обоняние. – Савин предприняла очередную тщетную попытку высвободить какое-то место под слишком тесным воротничком. – А хорошее обоняние здесь по-любому долго не выживает.

– Держитесь ко мне поближе, ваши светлости, – предупредил Броуд. Он шел со сжатыми кулаками, угрожающе хмурясь в темные проулки. Тени были одной из немногих вещей, в которых здесь не было недостатка. Порой, в более узких местах, трудно было угадать, день сейчас или ночь. – Это не то место, где знатным людям стоит ходить в одиночку. Писателям с художниками тоже.

– Не бойтесь! – воскликнул Суорбрек. – Там, в диких землях, я хорошо оценил, чего стоит надежный эскорт!

– Где ты нашла этого человека, Броуда? – вполголоса спросил Лео.

– В Вальбеке. Он и его семья пустили меня к себе. Я не сомневаюсь, что они спасли мне жизнь.

– А теперь ты взяла к себе их, – с улыбкой заметил Лео. – Так, значит, у тебя все же есть сердце!

– И даже щедрое, если верить моему другу Карнсбику. Но платить долги – это просто хороший тон в деловых кругах. К тому же Броуды – очень полезные люди.

– Не сомневаюсь. Знаешь, что у него на руке? Татуировка лестничника. То есть первого, кто взобрался на стену при осаде. Самая убийственная работа, какая только есть в армии. А четыре звезды означают, что он проделывал это четыре раза. – Лео искоса взглянул на Броуда. – Да… он опасный человек.

Савин вспомнила ту первую ночь в Вальбеке, когда он вышел в одиночку на шестерых сжигателей и втоптал голову их лидера в булыжную мостовую. Какой страх она тогда чувствовала. И какое облегчение.

– Спокойно, – шептала Савин про себя. – Спокойно, спокойно, спокойно…

– В наши дни мы живем в разобщенной среде, – продолжал бубнить Суорбрек, поправляя глазные стекла кончиком карандаша. – В расслоенном обществе, где богатые и бедные редко встречаются… Нет, погоди, «встречаются» это слишком слабо…

Они миновали огромную трубу соляного завода, со стенами, черными от запекшейся сажи. Мухи жужжали вокруг конского трупа. Трое оборванных ребятишек играли в сточной канаве. Большинство зданий здесь были забегаловками, все прохожие – хотя бы наполовину пьяны или же настолько больны, что выглядели пьяными. Помимо пивных, им то и дело попадались ломбарды, где в грязных оконцах были выставлены печальные фрагменты разбитых жизней.

– Расстояние между богатыми и бедными никогда не было настолько большим… Нет – пропасть никогда не зияла настолько глубоко! Однако нашлась женщина, отважившаяся навести мост через бездну! – Суорбрек восторженно хохотнул. – «Мост через бездну» – это отлично… Эта женщина, как лишь немногие другие среди богатых и знатных людей, готова выступить на защиту народа! Она, как лишь немногие другие, понимает их тяготы!

Савин действительно их понимала. Однако, если уж действительно говорить об искренности, на самом деле она была рада, что больше не является одной из этих жалких призраков. Все, чего ей на самом деле хотелось, – это как можно быстрее вернуться обратно в свои дворцовые апартаменты, к своим заботливым слугам. Этот знакомый запах пота, мочи, сырости и гнили, смешанный с едким дымом от печей, было все труднее игнорировать по мере того, как они все дальше углублялись в угрюмый лабиринт узких улиц.

Как странно, что запахи могут вызывать такие яркие воспоминания! Савин поняла, что держит в руке свою коробочку с жемчужной пылью, и усилием воли заставила себя затолкать ее обратно в рукав. Она свободна. Она в безопасности. Так она повторяла себе снова и снова.

«Спокойно, спокойно, спокойно…»

– Эти здания… – Лео поднял взгляд на просевшие злые пародии на архитектуру, теснившиеся со всех сторон, с ярко-зелеными пятнами сырости, облепившими разбитые водосточные желоба.

– Земля сдается в краткосрочную аренду, поэтому для землевладельцев невыгодно строить крепко или чинить то, что было плохо построено. Люди живут в этих домах, пока они не развалятся на части. – Кто мог знать это лучше Савин? Ведь она сама владела десятками подобных зданий.

– Но почему в окнах нет рам?

– Жильцы в холодные месяцы выдирают их и пускают на топливо.

– Во имя мертвых…

Позади них Суорбрек продолжал строчить в своем блокноте:

– Речь идет, разумеется, ни о ком другом, как о ее светлости… а точнее будет сказать, ее милости, ибо «милость» здесь самое уместное слово, друзья мои!.. Савин дан Брок! Жене Молодого Льва!.. Может быть, лучше «невесте»?

– «Невеста» звучит более молодо, – согласилась Карми Грум, вытаскивая один из карандашей, воткнутых в беспорядочный узел волос на своем затылке, отчего половина прически упала ей на лицо. – В «невесте» чувствуется потенциал.

– …Невесте Молодого Льва и новоиспеченной леди-губернаторше Инглии!

Они добрались уже до самого сердца трущоб – немощеной площади с лужами стоячей воды, поверхности которых были покрыты густой накипью и разноцветными масляными разводами. С одной стороны стояло странное здание – очень старый низкий дом с провисающей, заросшей мхом крышей.

– А это еще что? – спросил Лео.

– Одна из трех ферм, – отозвалась Савин, – которые стояли здесь до того, как их поглотил город.

– Трудно представить, что здесь могло что-то расти…

Одна свинья завизжала на другую, и они принялись драться в куче отбросов. Кто-то выкрикивал пьяные оскорбления на языке, которого она не узнала. Дешевая дудочка безысходно высвистывала какие-то ноты, тонувшие в бессмысленной музыке паровых молотов в литейной через дорогу.

Зури ждала их с Гаруном, Рабиком и двумя людьми Броуда. Она выстроила цепочкой самых жалких оборванцев, среди которых было множество темных лиц. Беженцы из развалившейся Гуркхульской империи, которые искали здесь безопасность и здравый смысл, но нашли лишь очень немного и того, и другого.

– Спасибо, Зури, – сказала Савин, сглатывая тошноту. – Ты совершила настоящее чудо, как обычно.

– Боюсь, с чудесами в этом месте туговато, – откликнулась Зури, хмуро разглядывая отчаянную процессию.

Она напомнила Савин те очереди, в которых она стояла к одной из немногих работавших в Вальбеке водяных колонок. Долгая дорога обратно с тяжелыми ведрами, набивавшими синяки на ее икрах, вода плещет на ноги, плечи невыносимо ломит с каждым шагом…

«Спокойно, спокойно, мать твою, спокойно…»

Рабик бдительно держал ее кошелек, из которого Савин брала монеты и вкладывала их в грязные, мозолистые, искалеченные руки, руки с оторванными пальцами из-за неполадок с механизмами, руки детей и нищих, воров и шлюх.

Лео с помощью Гаруна раздавал с тележки буханки хлеба, хлопая людей по плечам, качая головой в ответ на их благодарности, распахивая им свое переполненное сердце и изливая благопожелания. Савин не говорила ничего: боялась, что если она откроет рот, то затопит блевотой всю округу.

– Смотреть, как леди Брок идет по этим темным улицам, – все равно что смотреть на свет лампы. Нет, не лампы – маяка! Освещающего для этих несчастных, заброшенных людей путь к лучшей жизни. Она – как луч солнца, пробившийся сквозь дым мануфактур. Да, она дает людям хлеб, она дает людям поддержку; она, не скупясь, раздает людям деньги – но самое ценное из всего это то, что она дает людям надежду!

– Очень хорошо, – пробормотала Карми Грум, перебегая взглядом от одного участка сцены к другому. Она снова закрепила волосы при помощи зажима со своего планшета и начала делать наброски.

– Не правда ли? – отозвался Суорбрек. – Однако все это окутано тайной, необходимо подчеркнуть этот момент. Мы совершенно случайно натолкнулись на сцену ее анонимной благотворительности! Она бы залилась румянцем, если бы узнала, что об этом говорят. Ибо она – само воплощение скромности… или сдержанности? Сдержанности или скромности?

– На мой взгляд, одно другому не мешает.

– Это вот так было в Вальбеке? – спросил у нее Лео вполголоса.

– До мятежа, может быть. Потом стало хуже. Мы рылись в кучах отбросов, ища что-нибудь, что можно съесть.

– Что мы можем для них сделать? Черт, надо было мне принести свой кошелек! Я все равно им никогда не пользуюсь.

Он действительно был великодушным человеком. У нее вызвала странную радость мысль о том, что такие люди существуют. Великодушным, но не слишком умным. Их помощь этим людям была монеткой, брошенной в озеро. Может быть, она поднимет какую-то рябь, но эта рябь моментально исчезнет, словно ее и не было. Хлеб будет проглочен в один укус. Деньги будут просажены на выпивку и шелуху, на мгновение сладкого забытья. В лучшем случае, возможно, какая-нибудь невзрачная фамильная безделушка будет временно возвращена из заклада.