Текст книги "У края темных вод"

10

Река Сабин длинная, но в тех местах, что мы освоили, не широкая. Не похожа на Миссисипи, про которую рассказывают, что местами в ней два километра от берега до берега. Коричневый ручеек извивается то вправо, то влево промеж грязных берегов, под низко склонившимися деревьями, в густой тени. Местами река становится глубокой – не то чтобы очень глубокой, но достаточно, чтобы лодка прошла и даже чтобы утонула. Чтобы утонуть, здесь воды хватает. Старая, темная река, змеиное царство, особенно много мокасиновых щитомордников – толстых тварей с роговым острием на хвосте и скверным характером. Я припомнила это, когда мы сошли на противоположном берегу и вытащили протекающую лодку из воды, под плакучую иву.

Планы изменились. Времени у нас не было, оставалось только бежать без оглядки. Я пока не понимала, что станется с замыслом сжечь тело Мэй Линн, однако не сомневалась, что Терри все еще держится за эту идею, хотя и запрятал ее подальше до более удобного момента. Мы все любили Мэй Линн, но Терри вроде бы был к ней не так сильно привязан, как я, а поди ж ты, ближе всех принял всю эту историю к сердцу, больше нас с Джинкс горевал из-за того, что Мэй Линн убили, что и после смерти с ней обошлись не по справедливости. А я не то чтобы махнула на это рукой, но не видела возможности что-то исправить. Так ли, сяк ли, все равно я не могла выяснить, кто это с ней сотворил, а выяснила бы, не смогла бы ничего сделать с убийцей. Джинкс – та тоже переживала, что с Мэй Линн такое стряслось, но Джинкс, так мне кажется, на все смотрела прямо и просто. По ней, кто помер, того уже не вернешь, печально, и жутко, и скверно, однако ей вовсе не хотелось возиться с огненным погребением и таскать за собой пепел Мэй Линн, разве что никак не удастся от этого открутиться. Это была затея Терри.

Мы решили разойтись по домам и собрать вещички в дорогу. Наволочку с денежкой доверили Терри. Я глядела вслед моим друзьям, и снова меня охватили сомнения, главным образом когда я припомнила дни и ночи на реке. Жизнь у меня была хреновая, но это была моя жизнь. И хотя мама всегда лгала мне и сильно меня подвела, а папаша оказался вовсе не папашей, я все-таки призадумалась, а не отступиться ли мне от своей затеи. Мы могли бы отдать деньги Клитусу и на том помириться. Отправиться в Глейдуотер и найти там своего настоящего отца, оттуда в Голливуд – да, мечтать о таком было приятно, пусть даже ради осуществления мечты пришлось своровать деньги, но себе я признавалась, что могла бы часть добычи потратить на красивое платье и туфли, сделать прическу, ведь я ни разу в жизни не бывала в парикмахерской, а то и прикупить шляпку, из модных – тогда носили шляпки в стиле Робин Гуда, к такой надо бы колчан с перьями.

Я стояла на берегу, прислушиваясь к своим мыслям, еще и насчет того, что сказал мне Терри – что он, мол, не гомик, – и все это перемешалось у меня в голове. Почти все, что я знала о мире, в котором жила, внезапно переменилось. И я не могла ни двинуться с места, ни оставаться стоять. Я могла только реветь.

Поблизости нашлось бревно, я присела на него и наплакалась вволю. Плакала я не очень долго, зато от души. Довольно быстро я выплакалась и уже толком не знала, о чем плакала. Но я еще посидела на своем бревне, всхлипывая и шмыгая носом, как малый ребенок, а когда убедилась, что все прошло, поднялась и заторопилась домой, ругая себя дурой: столько полезного времени потеряла, рассиживаясь на бревне.

Свет у нас в доме не горел, но сбоку от дома стояло три грузовика: Дона, Джина и – черт побери! – Клитуса. Только я призадумалась, что ж теперь делать-то, как из тени под деревьями кто-то выступил, коснулся моего плеча и одновременно зажал мне рот.

– Это я, Сью Эллен, – шепнул мамин голос. – Не шуми.

Она убрала руку с моего рта и покрепче стиснула мне плечи.

– Что ты тут делаешь? – удивилась я.

– Я знала, что ты подойдешь к дому с этой стороны, и ждала тебя.

– Но почему?

– Клитус явился по твою душу, вот-вот подъедет констебль Сай. Я слышала, как Клитус говорил Дону и Джину, будто ты украла какие-то деньги. Ты ведь не крала, нет?

– Все не так просто, – ответила я. Вот тебе хваленый «дар» Дона. Так он и получает любые сведения – из вторых рук.

– Пошли, – сказала мама. – Отойдем подальше от дома и все обсудим.

Сам факт, что мама вышла из дому, уже удивлял, но, сделав несколько шагов, она еще и вытащила из-под дерева какой-то мешок и поволокла его за собой. Я подхватила мешок и сама понесла его, потому что мама была слабее новорожденного щенка, а мешок оказался тяжелым. Но хотя мое удивление все возрастало, я не стала спрашивать, что это за мешок и зачем она его тащит.

Мы вернулись к тому бревну, где я сидела и плакала. Пока мы добрались, мама совсем запыхалась. Мне было ее жалко, но она была права: имело смысл отойти подальше от дома. Усевшись на бревно, я зажала мешок между ног и спросила:

– Что они говорят обо мне?

– Я услышала, как подъехал Джин. Выглянула из окна. За его грузовиком – пикап Клитуса. Наверное, Клитус первым делом кинулся к Джину, они ведь дружки, и они вместе поехали к нам. Окно было открыто, я слышала их разговор. Клитус сказал, что ты, мальчик и цветная девочка украли у него деньги. Сказал, что цветная девочка ударила его по голове, чтобы добраться до денег. Я так понимаю, цветная девочка – Джинкс, а мальчик – Терри.

– Он их не знает, – обрадовалась я. – Когда они заходили к Мэй Линн, ее папаша всякий раз отлучался.

– Да, но им не составит труда вычислить. Дон знает, с кем ты дружишь, а Терри он терпеть не может.

– Верно, – сказала я. – Но это не вся правда про то, что случилось.

– Вы украли деньги или нет?

– Мы украли уже украденные деньги.

– Воровство есть воровство, – сказала мама.

– Конечно. И знаешь что? Мне на это наплевать.

Она не стала спорить. Сидела молча на бревне и ждала, что я еще скажу. Я рассказала ей все, как было, даже про труп, зарытый вместе с деньгами, и про то, кто это был. Рассказала, как Клитус гнался за Джинкс, ударил ее и чуть не утопил и как мы с Терри спасли Джинкс. Рассказала и о том, что мы выкопаем Мэй Линн, если только ничего не случится в ближайшие часы, из-за чего придется переменить планы.

Когда я закончила, мама долго молчала. Потом спросила:

– Труп?

– Да, ма.

– Мне так плохо, – пробормотала мама, и я испугалась, как бы она не соскользнула с бревна. Она еле сидела.

– Прости, мама, – сказала я. – Я тебе много лишнего наговорила, а теперь я стала воровкой, да еще и могилу разрыть собираюсь.

Она покачала головой:

– Мне плохо не оттого, что ты сказала или сделала. Мне плохо оттого, как я живу. Столько валяться в постели – это никому на пользу не пойдет. Напрасно я рассталась с Брайаном, напрасно уехала сюда, на реку.

– Ты хотела защитить Брайана, – вступилась я.

Она снова покачала головой:

– Мне казалось, я его не стою. Моя мама вечно твердила мне, какая я плохая, и, когда я повстречала Брайана, на минуточку – только на минуточку – мне показалось, что я не так уж плоха. А потом я забеременела, мне стало стыдно, я чувствовала себя грязной, опозоренной и не хотела замарать его. – Мама снова покачала головой. – А главное, что я убедила себя: этой внебрачной беременностью Господь указывает мне, кто я есть, это мое наказание, и моя участь в жизни – всегда быть несчастной.

– Вот спасибо, – откликнулась я.

– Не обижайся, дорогая моя! Только сегодня утром я поняла, что любящий Господь никогда бы так не обошелся со мной, что он вовсе не наказывает меня – это я наказала себя и продолжаю наказывать. Я прислушалась к разговору мужчин, и Дон сказал, ему плевать, что станется с тобой. Это он ответил Клитусу, который пообещал поделиться деньгами, когда они их вернут. Предлагал Дону и Джину по пятьдесят долларов, но Дон сторговался на семидесяти пяти. Клитус сказал, если они не помогут ему найти тебя, он наймет цветного, который живет в лесу.

– Скунса?

– Да, Скунса.

– Это детские сказки!

– Боюсь, что не сказки, – возразила мама.

Ага, она и в знамения верила, и в ангелов, и в призраков, так что Скунсом она меня не слишком напугала.

– По семьдесят пять долларов, значит? – уточнила я.

– В итоге они договорились на семидесяти пяти.

– Учитывая, что из банка пропало около тысячи, Клитус заключил неплохую сделку, – сказала я. – Зато теперь я по крайней мере знаю, сколько я стою, с Джинкс и Терри в придачу. Клитус не упоминал о том, что деньги ворованные и что зарыты они были вместе с мертвым телом в классном костюме – то есть когда-то это был классный костюм?

– Не упоминал.

– Что ж, все-таки приятнее, что меня продали за сто пятьдесят долларов на двоих, а не сдали задаром, – подытожила я. – За падчерицу это вполне прилично, полагаю. Интересно, почем бы они продали родную кровь?

– Это большие деньги по нынешним временам, – заметила мама.

Я уставилась на нее во все глаза.

– Я не оправдываю его. Так просто говорю.

– Возвращайся домой, пока они не спохватились, – попросила я. – Мне надо предупредить Терри и Джинкс.

– Я не вернусь, – сказала мама. – Я иду с тобой.

– Ты?

– А зачем, по-твоему, я взяла мешок? – продолжала она. – Я сложила в него твои и мои вещи. Даже твое нарядное платье и туфли.

– Вот здорово! – восхитилась я. – А гардероб из моей комнаты прихватила? Который с зеркалом?

– Платье может понадобиться, – настаивала она. – Заранее ведь не знаешь, кого повстречаешь в дороге.

– Если ты пойдешь с нами, тоже станешь воровкой, как мы.

– Значит, мы все будем воры. Все вместе. Знаешь, Сью Эллен, сегодня, когда бальзам повыветрился, мне приснилась большая черная лошадь, она гналась за мной по берегу нашей реки и уже почти настигала. А потом я увидела впереди, в зарослях, другую лошадь, белую, и поняла во сне: если я добегу до белой лошади и сумею запрыгнуть ей на спину, она унесет меня прочь от черной.

– А вдруг черная лошадь – хорошая?

– Не думаю, лапонька. Не думаю.

– Ты добежала до белой лошади?

– Я проснулась. Так что нет, не добежала. Что мы теперь будем делать?

Наверное, я плохая дочь: я оставила маму сидеть на бревне и пошла первым делом предупредить Терри – он жил ближе к нам. У мамы попросту сил бы не хватило носиться по ночным тропам. Я оставила ее на бревне размышлять про черную и белую лошадь.

Какое-то время понадобилось, чтобы подняться наверх из приречной низины и выйти в тот городок с разбросанными вкривь и вкось домишками. Я шла, внимательно поглядывая по сторонам, подбиралась к дому Терри осторожно, прикидывая, как бы не попасться на глаза его маме и всей его сводной семейке, и вдруг смотрю, он идет мне навстречу по дороге. Лунный свет падал на его фигуру, а ступал он как-то странно, словно проваливался одной ногой в неглубокую канаву. На плече у него болтались две лопаты. Он заприметил меня и помахал рукой.

Подойдя поближе, я торопливым шепотом выложила все, что узнала от мамы. Про то, что мама пойдет с нами, я говорить не стала. Решила, с этим можно и погодить.

– Черт! – буркнул Терри. – Я-то рассчитывал выкопать Мэй Линн к тому времени, как вы с Джинкс появитесь. Прикинул, что Клитус быстро сообразит про нас с Джинкс, и начал курсировать. Лодыжку подвернул довольно основательно – в яму ногой попал.

Мы шли в сторону кладбища, где схоронили Мэй Линн.

– Курсировать? – переспросила я.

– Сходил на кладбище, отнес брезент, чтобы завернуть тело. Три раза ходил, пока перетаскал припасы нам в дорогу. И тележку туда отвез. Я много чего успел. Вот только тело еще не выкопал. Затем и несу лопаты.

– Наверное, Джинкс уже там, – понадеялась я.

– Все отлично складывается, – сказал Терри. – Пока они доберутся до моей мамы и всей этой сводной своры, чтобы им наябедничать, мы уже выкопаем Мэй Линн, и они понятия не будут иметь, где нас искать. У меня тоже козырь в рукаве припрятан.

Примерно полчаса мы добирались до того места, где лежала Мэй Линн. Когда пришли, увидели, что Джинкс уже сидит на земле у могилы, а при ней мешочек с ее пожитками. Завидев нас, она резво вскочила на ноги.

– Долго же вы!

– Я тут раньше тебя побывал, – возразил Терри.

– Я так и подумала, когда увидела это хозяйство. – Джинкс ткнула пальцем в припасы Терри. – Но я сидела тут и думала: Клитус вынюхает меня, как свинья трюфель, ведь он знает Сью Эллен, а ее семья знает про нас.

– Правильно думала, – сказала я. – Все уже завертелось.

Я по-быстрому сообщила Джинкс, как и что. Она сказала:

– Мама знает, что я уезжаю с вами. Я не могла бросить ее, ничего не сказав. Я ей все рассказала.

– Как она это приняла? – спросила я.

– Хорошо, – сказала Джинкс. – Она была так добра ко мне, что я чуть было не осталась. Сказала, что мне все равно следовало бы уехать, даже если бы я ничего не своровала. Здесь у меня нет ни малейшего шанса, а в других местах, может, и найдется. Сказала, что у цветной девчонки есть надежда выбиться в Калифорнии или на Севере, а здесь меня ничего не ждет – руки в воде мочить да спину гнуть. Я ей напишу, когда все уладится. И папе, туда, на Север, где он работает. Мне кажется, они оба будут рады тому, что я получила в жизни шанс, я вроде как и ради них это делаю. Да и после того, как я ударила белого палкой по голове, мне в здешних местах не жить.

– Думаю, ты права, – согласилась я.

– Держи лопату, – сказал Терри, протягивая мне инструмент.

Я взяла из его рук лопату, и мы оба принялись копать.

Потом Джинкс сменила меня, а я присела рядом с могилой, и тут-то меня и накрыло: так мы и в самом деле выкапываем труп Мэй Линн?

Хорошенько подумать я не успела: лопата Джинкс стукнула по крышке гроба. Джинкс и Терри на миг остановились и перестали копать. Джинкс сказала:

– Мы стоим прямо на ней.

– Надо счистить грязь, поднять крышку и вынуть тело, – распорядился Терри. – Для этого я прихватил с собой перчатки. Они в тележке.

Я отошла за перчатками, а когда вернулась, деревянная крышка гроба была уже хорошо видна и Терри руками сгребал с нее остатки грязи. Дешевый гроб был сколочен из тонких планок кое-как, плюнь – насквозь пройдет.

Джинкс вылезла из могилы. Терри краем лопаты подцепил сбоку крышку и начал помаленьку раскачивать. Хлипкая крышка особо и не сопротивлялась, гвозди завизжали, точно крыса, когда ее тащат из норы, крышка приподнялась и переломилась посередине, и изнутри пошла такая крепкая и сильная вонь – точно во время предвыборной кампании.

Я отвернулась, и меня вырвало. Обернулась, а крышки уже нет, виднеется тело в деревянной коробке. Ее не уложили в гроб, а бросили боком. Мэй Линн стала теперь меньше, темнее, но оставалась все в том же старом платьице, вроде как срослась с ним. Раздуваться она перестала – лопнула и осела, плоть прилипла к костям. Вода вылилась в гроб, днище деревянного ящика под напором воды прогнулось и кое-где треснуло. Они бы еще сэкономили на досках – глядишь, Мэй Линн сквозь дно гроба прямо в могилу провалилась бы.

– Сукины дети! – возмутился Терри. – Такой гроб в сырой почве и сутки не продержится.

Он полез в карман за платком, обвязал себе лицо, чтобы не воняло. У нас с Джинкс носовых платков не имелось, оставалось лишь кривить рожу да пытаться отвлечь себя другими мыслями. Нам с ней пришлось лезть в могилу вытаскивать тело Мэй Линн. Одна рука у нее сразу же отвалилась, и я только-только успела вылезти обратно, чтобы сблевать не прямо там. Спустилась обратно, смотрю, а Джинкс уже блюет в могиле.

Терри за все это время даже не закашлялся, зато когда мы вывалили тело из могилы наверх, он отбежал в сторону и хорошенько прочистился. Я поглядела на Мэй Линн – лицо у нее стало темное, точно старая смола. Глаз не было, жуки и черви и грунтовые воды постарались, а поскольку она долго пробыла в реке, прежде чем мы ее вытащили, то и выглядела куда хуже того мертвяка с деньгами, а ведь померла гораздо позже его. Как-то это казалось несправедливо, не могу объяснить.

Проблевавшись, Терри подошел к нам и помог уложить тело Мэй Линн в тележку Нам пришлось согнуть ее, чтобы она влезла, и от этого она еще больше расползлась, и из нее что-то выпало, что – я не разглядела. Терри подобрал это лопатой и закинул в тележку. Джинкс принесла руку и положила ее сверху. Терри накрыл тележку брезентом, края повисли почти до земли.

– И куда теперь? – спросила я.

– К печи для обжига кирпича, – ответил Терри.

11

Что уж задним числом вспоминать, как это было, но одно могу сказать: чудо, что мы не попались. Наверное, все дело в том, что уже настала ночь и на дороге нам никто не встретился, кроме собак. Почуяли дохлятину и потянулись за нами, но Джинкс запустила в них камнем, потом еще парочкой, и собаки отстали.

Тележку мы толкали поочередно, и это было нетрудно, потому что останки Мэй Линн – буквально останки, не много же от нее осталось, – были не тяжелее свежевыпеченного каравая, вот только пахли не так здорово. Ясная ночь, поскрипывают колеса тележки. Катили мы ее очень резво – запашок подгонял.

Терри повел нас на зады кирпичного завода своего отчима. Мы с Джинкс встали под окном, сцепили руки, образовав ступеньку, приподняли Терри, и он стал толкать и расшатывать окно, пока оно не поддалось. Терри забрался внутрь и открыл нам дверь. Я протолкнула в дверь тележку и вошла.

Прокатив тележку по узким рядам сложенных штабелями кирпичей, мы добрались до десятка печей-ульев для обжига. Они были вмонтированы в стену, снабжены металлическими дверьми с ручками – деревянными в металлических рамах, а на стенах между дверьми были круглые выключатели.

Терри вытащил из кармана спичку, подобрал с пола клочок бумаги и поджег. Повернул выключатель, открыл металлическую дверь. Послышался свист, словно опоссума спугнули, – это газ выходил сквозь решетку на дне печи. Терри сунул в решетку горящую бумажку, и свист превратился в рев; пахнуло жаром, чуть не опалив мне брови, – запылали голубые и желтые языки, и сразу стало так жарко, что с меня градом хлынул пот.

– Немножко подождем, – предупредил Терри, закрывая дверцу.

Мы присели на невысокую горку кирпичей.

– Надо, чтобы нагрелось до максимальной температуры, – пояснил Терри. – Тогда она сгорит быстро и чисто. Тело превратится в пепел вместе с костями.

Не знаю, как долго мы ждали. Я все боялась, что нас тут настигнут мои бывшие родственники во главе с констеблем Саем, но никто не явился.

Наконец Терри поднялся и натянул перчатки, которые до того заткнул себе за пояс. Он приоткрыл дверцу – пламя внутри ярилось и бушевало, изгибаясь во все стороны. Терри снял с тележки брезент, и мы все вместе, лопатами и руками в перчатках, кое-как сняли Мэй Линн с тележки – и оторванную руку, и то темное, про что мы не поняли, что это было такое, – и свалили все это на брезент. Терри с обеих сторон и с концов подвернул брезент, вроде как укутал Мэй Линн. Втроем мы перенесли тело в брезенте к печи, сунули его туда ногами вперед и подтолкнули. Огонь тут же принялся за дело, впился в брезент с урчанием, точно голодный. Терри захлопнул дверцу. Поглядел на нас. Лицо его было густо усыпано бусинами пота, и выглядел он так, словно мыслями унесся куда-то далеко от нас.

– Надо бы что-то ей сказать, – пробормотал он.

– «Извини, что так жарко»? – предложила Джинкс.

– Не подходит.

– Прощай, Мэй Линн, – заговорила я. – Ты была нам хорошей подругой – правда, в последнее время мы редко виделись, но на то у тебя имелись свои причины. Спасибо за карту и за ворованные деньги, которые помогут нам уехать отсюда. Надеюсь, тебе не пришлось долго мучиться перед смертью. Надеюсь, все произошло быстро.

– Я тоже надеюсь, – сказал Терри и вроде как подавился. – Ты все-таки попадешь в Голливуд, Мэй Линн!

Мы отвезли тележку обратно на кладбище, по-быстрому снова закидали землей могилу Мэй Линн. Сгрузили на тележку припасы и лопаты и двинули прочь. Кладбище было как раз по пути к берегу, поэтому удобнее было заранее сложить там все, что мы хотели взять с собой. Терри, пока «курсировал», притащил и мешок с деньгами в ведерке для сала и закопал возле могилы Мэй Линн. Теперь он выкопал деньги, мы сложили их и все прочее добро вместе с небольшой картонной коробкой, которую прихватили с кирпичного завода, – в запечатанной коробке покоился прах Мэй Линн.

Когда мы углубились в лес и уже немного оставалось до того места, где нас ждала лодка, – а значит, и до того места, где ждала мама, – я наконец выложила Терри и Джинкс всю правду:

– Мама не только предупредила меня насчет Клитуса – она решила отправиться с нами.

– Чего-чего? – переспросила Джинкс.

Мы как раз поднялись на взгорок, и отсюда было видно маму – она так и сидела на бревне, мерцала в лунном свете. Заслышав скрип тележки, мама обернулась и посмотрела на нас.

– Она же чокнутая вроде? – напомнила мне Джинкс.

– Ничего она не чокнутая! – огрызнулась я.

– Может быть, – пожала плечами Джинкс. – Ну и компашка подобралась, однако.

Мы сложили все добро в лодку, а тележку утопили в реке Сабин. Терри срубил топором три длинных тонких ствола – он и топор с собой прихватил. Стволы мы перекинули через лодку, так что с обоих бортов высовывались длинные концы, а когда мы забрались в лодку, Джинкс взялась держать эти шесты, пока мы с Терри гребли вниз по течению к плоту. Мама стала вычерпывать банкой воду.

– Долго же вы, – пожаловалась она. – Я уж думала, вы за мной не вернетесь.

– Провозились, пока сжигали Мэй Линн, – пояснила я.

– Вы все-таки это сделали? – изумилась она.

– В печи для обжига, – любезно пояснил Терри.

– Ага, – подхватила Джинкс. – Она тут с нами, в картонной коробке.

– Господи! – вздохнула мама.

Мы доплыли до плота, он же баржа, и забрались на него. Хорошо, что добрались – в лодке нам было тесно, вода в пробоину набиралась со страшной скоростью, хотя мама работала руками, точно мельница крыльями в самый сильный ветер. Веслами мы оттолкнули лодку от плота, и она, еще толком не отплыв от нас, уже принялась набирать воду и погружаться.

Убедившись, что все мы со своими пожитками удобно устроились на плоту, Терри взялся за топорик и перерубил канат, которым баржа была привязана к дереву на берегу. Оказавшись на свободе, плот слегка покачнулся, затем выровнялся и двинулся вперед, увлекаемый неторопливым, но достаточно сильным течением реки.

Я оглянулась на брошенную лодку. Она слегка кренилась на один борт и уже совсем низко сидела в воде. У меня на глазах она опускалась все ниже и ниже и через несколько минут затонула бы совсем, но я так и не досмотрела ее агонию до конца – плот покачнулся, едва не зацепившись за песчаную косу, и нам пришлось поработать теми шестами, что так предусмотрительно заготовил Терри, а то бы не прошли по мелководью. А потом река подхватила нас и понесла прочь от этого опасного места, и тонущую лодку мы больше не видели.