Текст книги "Пылающая луна"

Глава шестая

Я только дважды в жизни сожалела о выборе наряда, но в обоих случаях у меня было достойное оправдание.

Как и многим, подростковые годы дались мне тяжело. И мода тех лет ситуацию не упрощала. В середине двухтысячных бытовало два противоположных тренда, и несчастным подросткам с низкой самооценкой, запутавшимся в себе и своих гормонах, это только усложняло ситуацию.

Для нас это все было очень травматично. Мы не знали, как найти себе место.

Так что однажды вечером мы решили поэкспериментировать с темной стороной в стиле эмо; накрасились поярче, так, что глаза стали как две черные дыры, зияющие из самого ада. Натянули состаренные конверсы, мешковатые камуфляжные шорты и ремни с заклепками. Волосы не мыли и не расчесывали дней пять, чтобы придать им пофигистичной лохматости, и, самое главное, я зачем-то набрала у папы галстуков, и мы нацепили их себе на шеи. И в таком виде, сделав рожи посуровее, мы пошли на вечеринку к Джессике.

Мы в тот вечер очень много бились друг о друга головами и другими частями тела на танцполе (то есть в гостиной ее дома). Вели себя так, будто нас все бесит, будто мы умеем кататься на скейте и курить, чтобы мальчики приняли нас за крутышек. На следующее утро у всех от этого рубилова болели и головы, и шеи – так неистово мы ими трясли, а в горле першило от курева. И мы пришли к выводу, что нам такой стиль не подходит.

А через пару недель вечеринка была у Филипа, и Энни изобрела нам всем яркие наряды, каждой в своей цветовой гамме. Мы нацепили самые большие сережки-кольца с фальшивыми бриллиантами, которые только удалось найти, гигантские солнечные очки – хотя там было весьма темно – и намазали губы таким ярким блеском, что его можно было увидеть из космоса.

Но после этого вечера с изобилием энергетических напитков и «бумц-бумц-бумц» столь громкого хип-хопа, что на полках приплясывали безделушки, мы решили и этот стиль оставить для «Дестини’с Чайлд» и Джей Ло.

Но это было ничто в сравнении с сегодняшним…

Чисто внешне с моим нарядом все было в порядке; скорее, дело в практичности. Я надела потрясающей красоты винтажное белое платье до колена с деликатной кружевной отделкой. Горловину обрамляли великолепные розовые ленты, кончики которых свисали чуть ниже груди.

И кто мог предвидеть, что сейчас случится?

Внезапно подул теплый ветер и сшиб несколько свечей. Одна из них упала мне на колени и немедленно прожгла дырочку. Но проблема не в этом. А в том, что великолепные кремовые ленты загорелись. Кто, блин, знал, что эти ленты так легко воспламеняются?

Я загорелась!

Я подскочила и принялась отчаянно хлопать по платью ладонями. Дэмиан пришел в ужас, я никогда не видела, чтобы кто-то взлетал со стула так быстро.

– Боже, Лили, ты горишь! – он подскочил ко мне и принялся хлопать по мне салфеткой.

– А! – вскрикнула я. – Больно!

– Ты что, сгореть хочешь? – крикнул он в ответ. Сцена вышла очень драматичной.

Два небольших огонька поднимались по лентам вверх, прямо к моему лицу.

– Снимай его, снимай! – заорал Дэмиан.

– Что? Платье? Ты издеваешься?

– Лили, не время для ханжества! Да я все уже видел!

Я вспыхнула еще больше, чем от огня.

– Я так и знала! Ты подсмотрел, как я раздевалась в аэропорту, да?!

– Это получилось случайно. Я не хотел.

Я в ужасе закрыла лицо руками, на время забыв о том, что оно вот-вот сгорит.

– Какой позор!

– Дело только хуже становится!

Он показал на платье – на нем загорелась еще одна лента. Я уже чувствовала жар. Я сама еще не горела, ленты все же не касались платья, но только пока…

Тут вдруг сильные руки толкнули меня в спину и…

Плюх!

Все намокло.

Вода и песок.

Дэмиан толкнул меня в воду.

Я поднялась, отплевываясь, все лицо было залеплено в песком, он попал даже в рот.

– Какого хрена? – шок быстро перешел в ярость. – Невероятно! – я просто кипела от его наглости.

– Лили, да я, возможно, жизнь тебе спас, и так ты меня благодаришь?

Я задумалась. Что бы я сделала на его месте?

Да, то же самое.

– Если тебе от этого будет легче, давай я тоже упаду!

Дэмиан бросился в воду рядом со мной, подняв тучу брызг.

– Ты чокнутый, знаешь это?

– Говорили уже, – сказал Дэмиан, ухмыляясь.

Эта кривая ухмылка придавала ему вид опасного человека. Я смотрела на него, и у меня снова появилось то же странное чувство, что и тогда.

Что это за фигня?

Он же мне не нравился, даже не был симпатичен!

Так почему вдруг у меня бабочки в животе?

На этот раз настала моя очередь отводить глаза.

В теплой мелкой воде сидеть было очень приятно. Вставать мы не стали; так и сидели под луной, смотрели на небо, почти касаясь друг друга плечами.

– Видишь вон то яркое пятно? – я посмотрела, куда указывал его палец.

– Ага.

– Это Туманность Андромеды, скопление более триллиона звезд. Можешь себе это представить? Каков масштаб? Себя таким незначительным ощущаешь…

Я посмотрела на поглощенного ночным небом Дэмиана. На его лице читалось странное выражение, граничащее с благоговением, не иначе. И он впервые показался мне уязвимым.

Луна светила ярко, и я воспользовалась возможностью рассмотреть парня получше. На его лицо налипли пряди мокрых черных волос. Он явно не был смазливым, но выглядел приятным. Была в лице определенная выразительность, которая слышалась и в его манере говорить, и проглядывала в его уверенных движениях, и даже в том, как улыбались его темные глаза.

– Откуда ты столько всего знаешь про космос? – спросила я.

– Я в универе физикой занимался, – сказал он без нотки кокетства. Это прозвучало серьезно.

– Не может быть. Ты шутишь! – наверняка шутит, физикой только гении занимаются вроде Эйнштейна.

– Не шучу, я старый зануда, – небрежно сказал Дэмиан. – Я в основном интересуюсь работами Хокинга.

– Ого! Впечатляет, хотя я без понятия, что это вообще такое. – я посмотрела на его покрытые татуировками руки, на старые кеды, футболку с символом биологической опасности и сильно помятую полурасстегнутую рубашку. Дэмиан казался сложным пазлом, который я едва начала. А если и удастся его собрать, то наверняка каких-то элементов хватать не будет.

– Значит, гений физики, сын очень богатых родителей, путешествует по миру с рюкзачком и без кредитки. Как так вышло?

Он пожал плечами.

– Я понял, что не смогу изучать то, что находится за пределами нашей планеты, зная о ней самой так мало.

– Какая глубокая мысль! – сказала я, старательно имитируя говор укуренной хиппи.

Дэмиан снова криво мне улыбнулся.

– На меня иногда находит.

Воцарилось молчание; слышался лишь слабый плеск волн.

– А ты? Какова история Лили?

Боже, ненавижу такие вопросы. Настолько обширные, что не знаешь, с чего и начать.

– Спроси конкретнее. Что тебя интересует? – предложила я в надежде, что он не станет этого делать.

– Та-а-а-кс… – Дэмиан скрестил ноги и повернулся ко мне.

Меня это застало врасплох; если не считать поездки в такси, так близко он ко мне еще не подсаживался. Смутившись, я немедленно принялась водить рукой по теплой воде, зачерпывая песок и выпуская его сквозь пальцы. Дэмиан вдруг снял рубашку, попытался ее выжать и протянул мне.

– Возьми, – сказал он, отводя глаза.

– Зачем?

– Прикрыться… у тебя платье прозрачное.

– Боже, – ахнула я и посмотрела вниз. Прозрачное – это еще мягко сказано. Я торопливо напялила рубашку и немедленно ее застегнула.

– Спасибо!

– Не за что.

Снова повисло неловкое молчание, которое нарушил Дэмиан.

– Так, я в курсе, что твоя невестка – адвокат. – он хихикнул. – Это, наверное, весь аэропорт знает теперь. А сама чем занимаешься?

Я была рада, что он выбрал такой несложный вопрос, а не что-нибудь глубокое и экзистенциальное про смысл жизни или типа того.

– У меня профессия не такая загадочная, как физика, но я ее люблю. Я аудитор. Работаю в папиной компании.

– И ты любишь эту работу? – Дэмиан казался шокированным. Многие удивляются тому, что мне приносит удовольствие моя работа.

– Да. Мне нравится, как в итоге все сходится. Сводишь капитал. Проверяешь все платежи, смотришь, совпадает ли это с данными в бухгалтерских книгах, находишь идеальный баланс. Это просто. И мне это нравится. Все либо верно, либо нет. Черное или белое. Как в жизни.

Дэмиан смотрел на меня с любопытством.

– Ты правда так считаешь? Что в жизни нет серых зон? Лили, тебе не кажется, что мир сложнее? – он словно подзадоривал меня.

– Нет, я думаю, что в итоге сводится к одному. Черное или белое. Правильное или неправильное. Левое или правое, – с уверенностью в своей правоте ответила я.

Дэмиан отвернулся. Его глаза подернулись дымкой, словно он ушел куда-то очень далеко.

– Моя сестра умерла в пять лет, – сказал он тихо, едва слышно. – Она была очень красивая. Черные волосы, бледная кожа и такие синие глаза, каких мы больше ни у кого не видели. Мы звали ее Белоснежкой. Помимо этого, она была любопытна и энергична; она не останавливалась буквально никогда, как кролик в рекламе батареек. А один раз, десять лет назад, она пошла кататься на велике. Мы тогда жили на тихой улочке за городом, там было неопасно, все дети постоянно гуляли. И один чувак, Брайан, ехал домой на машине, скорость не превышал, но наткнулся на острый камень, и шина лопнула. Он сразу потерял управление и сбил ее. И даже притом, что он ехал медленно, она умерла мгновенно. По словам врачей, будь она старше, она бы выжила. Но она была такая крошка. – у Дэмиана дрогнул голос, в нем прозвучала боль.

– Брайан выскочил из машины, попробовал ее спасти. Потом взял на руки и побежал в больницу. Пробежал километра полтора, наверное, прежде чем ему помогли. Он отнес ее в реанимацию, но… как я уже сказал, она была уже мертвая. – Дэмиан замолчал и опустил взгляд на сердечко на запястье. – Чертов несчастный случай. Просто так вышло. Некого винить, не было правых и неправых, не было никакой возможности восстановить справедливость. А мне жутко хотелось кого-то винить, хотя, по сути, Брайана мне жаль. Мне жаль человека, убившего мою сестру. Веришь или нет, мы потом даже подружились. Вот тебе и серая зона… Он до сих пор нам постоянно звонит, а в этот день посылает открытку и цветы. Он хороший человек, но произошла ужасная трагедия, и для него это тоже беда. Он до сих пор живет с чувством вины, в какой-то момент у него началась страшная депрессия, от него даже девушка ушла. Вот скажи… Прав он? Виноват? Просто это? Жизнь ох как далека от простоты, и иногда все очень серое…

Я была ошеломлена. И утратила дар речи. Меня как подкосило. Что я могла ему сказать? Дэмиан был предельно откровенен и честен, я понимала, что никакими словами достойно не ответишь. И в этот момент я ощутила невероятную близость с чужим мне, по сути, человеком.

Какое-то время мы сидели молча, потом я заговорила:

– Мои родители развелись, когда я была совсем маленькая, и я после этого жила с матерью. А она у меня актриса в театре. – я закатила глаза, и Дэмиан едва заметно улыбнулся. – Алкоголичка, наркоманка, мы постоянно переезжали. Наверное, за четыре года раз двадцать. Ей было все равно, хожу я в школу или нет, ее интересовало только напиться, упороться или чтобы ей хлопали на сцене. Когда мне было восемь, она однажды пропала на неделю. Папа несколько лет боролся за право опеки, и всякий раз, когда казалось, что он вот-вот выиграет, она клялась, что перестанет употреблять, и суд давал ей очередной шанс. Пару месяцев все шло нормально, но потом происходило что-нибудь, и она снова бралась за выпивку или наркоту. А когда мне было двенадцать, мы попали в аварию. Я сломала руку, запястье. Мать села за руль пьяная, так что отец получил право опеки. Но…

Мне было грустно даже думать об этом.

– Первые двенадцать лет моя жизнь была очень трудной, когда отец забрал меня, я была уже не в порядке. Теперь меня родственники очень защищают… – я вдохнула поглубже, стараясь проглотить накопившиеся слезы.

Я вздрогнула, потому что к моей ноге подобралась крошечная рыбка, а потом уплыла дальше. Вскоре появилась еще одна и еще, и вскоре между нами уже плавал косячок ярко окрашенных рыбешек. Дэмиан опустил руку в воду, рыбка-малышка мелькнула между его пальцами.

– Попробуй! – и, не дожидаясь ответа, он взял мою руку и поставил ее в воду рядом со своей. Я с изумлением наблюдала за тем, как серебристо-голубые рыбки проплывают мимо наших пальцев. Нам было довольно щекотно, так что мы оба хохотали.

– Похоже, Лили, мы оба раненые души. – Дэмиан посмотрел на меня, я заметила, что у него поднялось настроение, и мне тоже стало веселее.

– Похоже на то, – согласилась я, провожая взглядом последнюю рыбешку.

Услышав громкий всплеск, я повернулась и увидела, что Дэмиан встает.

– Может, пойдем спросим, где наши гамбургеры? – предложил он, отряхиваясь от воды.

– Хороший план, я умираю с голоду.

Я уже собиралась вставать, как он протянул мне руку, и я взялась за нее, не раздумывая. Одним ловким движением Дэмиан вытащил меня из воды, и мы оказались лицом друг к другу. Мы остановились как вкопанные буквально в нескольких сантиметрах друг от друга, держась за руки, и по какой-то странной и непонятной мне причине никто из нас не отпускал другого.

Мы просто стояли.

Смотрели друг на друга.

Держались за руки.

Я слышала, как он дышит.

Слышала, как стучит у меня в ушах сердце.

Он улыбнулся мне.

А я улыбнулась ему.

А потом Дэмиан коснулся рукой моей щеки. Так мягко и нежно, что я вздрогнула всем телом. Он провел пальцем по щеке, а потом поднес к моим глазам ресничку.

И сделал еще шажок в мою сторону.

– Загадай желание, Лили!

Глава седьмая

И я подула.

И еще.

И еще.

И еще.

Но ресница вцепилась в палец Дэмиана намертво.

Я подула снова.

Сильнее.

Может, даже чересчур.

Я содрогнулась, заметив, что на ресничку полетела капелька слюны.

Но как я ни дула…

Сколько ни дула…

Ресница не двигалась с места.

Вот и загадала желание, которое так хотела!

– Блин, невероятно! – я подпрыгнула, вскинув руки.

– Что такое? – Дэмиана явно ошеломила моя внезапная эмоциональная вспышка.

– Да не знаю, что делать – плакать, смеяться, кричать или застрелиться.

Он недоумевал.

– В смысле?

– Да ничего не складывается сегодня, как надо, а я все выставляю и выставляю себя дурой. Смотри сам, я сначала загорелась-загорелась, блин – а теперь даже ресницу сдуть не могу и… и… и…

Я принялась ходить туда-сюда по берегу, размахивая руками, как тряпичная кукла в сушильной машине.

– Наверняка это какой-то жуткий заговор! Не может быть, чтобы моя жизнь сама собой шла так плохо, а?

– Лили… – Дэмиан мягко попытался меня успокоить, но мне захотелось его ударить. – Это ведь с каждым могло произойти…

– Ну назови, с кем еще такое было! Хоть один пример!

Дэмиан задумчиво потер лоб.

– У нас одна девушка в универе как-то раз пришла на занятия в разных туфлях. – он смотрел на меня чуть не с мольбой во взгляде.

Я резко развернулась и уставилась ему прямо в глаза.

– Вряд ли это можно сравнивать. Ее разве жених бросил у алтаря накануне? Ее рвало перед всей аудиторией? Нет!

Я пнула песок, и он полетел в воду; я надеялась таким образом поставить красивый восклицательный знак в своем предложении.

– Знаешь, каково мне последние дни? У меня такое чувство, что все против меня, что всё против меня, что моя жизнь превратилась в какой-то поганый анекдот. Я даже буквально готова к тому, что сейчас из воды выпрыгнет Эштон Катчер в костюме русала и прокричит: «Сюрприз, тебя обстебали!»

Я снова пнула песок, пытаясь изобразить очень жирный восклицательный знак. Так театрально. Но мне было плевать. Эта ресница оказалась последней соломинкой. Дело не в самой реснице. А в том, что я чувствовала себя полнейшей жертвой обстоятельств. И что где-то далеко сидит полный кинозал людей с попкорном и колой и ржут надо мной.

«Ха-ха-ха, смотри, она сейчас блеванет, блеванет сейчас!» (Прячется за ведром попкорна.)

«А-ха-ха, в пижаме на самолете летит!» (Ржет так, что кола идет носом.)

«Буа-га-га, она загорелась! Загорелась!» (Хлопает по колену, попкорн разлетается в стороны.)

Я была крайне зла, даже то, что я пинала песок, не придавало достаточной выразительности моим восклицаниям; наоборот, уже палец на ноге заболел. Может, раковину какую долбанула или, с моей-то удачей, громадный ржавый старый якорь и теперь еще схвачу столбняк.

– Я, наверное, просто устала от того, что со мной всякое говно происходит. – я подошла к столу и села, надеясь, что Бермудский треугольник где-нибудь недалеко и меня скоро засосет.

– Знаешь, что я загадала?

– Что?

– Чтобы со мной прекратила твориться всякая фигня.

Дэмиан подошел к столу и тоже сел. Казалось, он искренне беспокоится за меня.

– Я очень стараюсь об этом не думать, но знаешь, каково мне было, когда он не пришел, а у меня собралось пятьсот гостей?

– Представления не имею, Лили. – Дэмиан потянулся ко мне через стол, и я думала, что он возьмет меня за руку, но он налил нам по стакану воды.

Я вздохнула с облегчением; моя жизнь – настоящая зона бедствия.

Мы сидели молча и пили газировку, слушая, как лопаются пузырьки. Почему-то я вспомнила свадебные приглашения – столько сил в них вложила…

Несколько часов выбирала в магазине бумагу подходящего цвета, текстуры и толщины. Несколько часов работала с дизайнером над идеальным вариантом оформления. Приглашения получились оттенка, близкого к белому – «романтическая мечта/яичная скорлупа», так называлась бумага. На уголках выбит тонкий цветочный узор, текст красиво выведен от руки – какая-то старушка сидела писала несколько дней. Затем они были сложены вдвое и перевязаны лентами светло-лавандового цвета. И все впустую!

И тут до меня дошло еще одно. Друзья семьи же будут мусолить этот скандал еще как минимум тысячу лет. И наверняка передавать из поколения в поколение согласно традициям африканских сказаний. Какая-нибудь моя правнучатая племянница в 2104 году, когда все переселятся в пузыри на гидропонике, а завтрак будут подавать роботы, услышит легенду о том, как бедную тетушку Лили бросили у алтаря на глазах у друзей и родных. Так что, наверное, до конца своей жизни на каждом семейном собрании я буду слышать:

«Ой, какой стыд, бедная Лили. Ты, наверное, разбита».

«Какой ужас. Тебе, должно быть, ужасно стыдно. И не знаю, как ты это переживешь».

«Бедная, бедная Лили, тебе, наверное, стоит провести остаток жизни в тоске и одиночестве с ящерками где-нибудь под камнем в пустыне».

Я обрадовалась, когда мои страдальческие мысли оборвал чей-то громкий голос.

– Ваши гамбургеры, – объявил мужчина в черном костюме, появившийся словно ниоткуда. Он принялся освобождать место на столе. Поднимая сброшенные свечи и цветы, он бросил на меня недовольный взгляд. Я мысленно пнула его в промежность и вежливо улыбнулась.

Я посмотрела на тарелку. Бургер можно было с тем же успехом подвесить на Сикстинскую капеллу. Мне подали какое-то произведение искусства, мне было буквально стыдно его есть, но… не очень. Я к этому времени адски оголодала. Я волком накинулась на еду и откусила огромный кусок, отметив про себя, что мне абсолютно все равно, что я выгляжу со стороны как голодный падальщик, вцепившийся в останки скелета. Жизнь в зоне бедствия хороша тем, что тебя перестают беспокоить вещи, из-за которых ты переживал раньше.

Например, поесть перед мужчиной. Почему в присутствии парня, на которого мы хотим произвести впечатление, мы все начинам жутко нервничать и когда появляется официант, робко говорим: «Мне салатик. Без заправки, без сухариков, без сыра, одни листья».

У женщин такие строгие правила насчет того, что можно, а чего нельзя есть на свидании – шпинат и другую зелень, которая может застрять в зубах, нельзя, нельзя ребрышки, нельзя спагетти, и уж точно никакого супа. Так что заказываешь салат и катаешь этот одинокий листок по тарелке, словно мужчине должно понравиться, что ты выбираешь еду не калорийнее воздуха. И понимаешь, что чем краше мужик, тем меньше ты съешь!

Но поскольку Дэмиан меня в этом смысле не интересовал и мы были не на свидании, я решила наплевать. Да пускай смотрит на меня, как на йети, только что вышедшего из спячки и хватающего жрачку на лету!

Я продолжала жадно жевать бургер и так увлеклась, что в какой-то момент услышала свои громкие стоны. От жадности и удовольствия, думаю. Я глаз от еды ни разу не оторвала, целиком сосредоточившись на задаче поглотить как можно больше жира. Заглотив последний кусок, я наконец подняла взгляд на Дэмиана. Он улыбался.

– Что? – выпалила я, и, разумеется, у меня изо рта что-то вылетело на стол.

– А ты не рассматривала карьеру профессионального едока? – спросил он, положив в рот кусочек картошки.

Хоть я только что и хвасталась, что мне все равно, я ужасно обиделась на его слова, и Дэмиан понял.

– Я в самом лучшем смысле, – сказал он и показал на уголок собственных губ, чтобы дать мне понять, что у меня там что-то налипло.

Я схватила салфетку и принялась тереть рот, а потом вопросительно посмотрела на него. Он покачал головой и показал на другую сторону. Я повторила всю процедуру снова. Но Дэмиан снова покачал головой, сфотографировал меня и показал.

Как я умудрилась заляпать кетчупом лоб, я не знаю.

– Ой. – это было все, что я могла сказать. Прежде чем я успела сделать что-либо с этим своенравным соусом, Дэмиан дотянулся до меня и вытер мое лицо салфеткой. Он сосредоточенно налил на салфетку немного воды и принялся оттирать мой лоб. Когда ткань коснулась моих губ, стало очень щекотно. Все мои ощущения сконцентрировались на губах, а перед собой я видела только его лицо.

Я откинулась на спинку стула.

– Спасибо!

– Обращайся!

Все это было так странно. У меня тут медовый месяц, в самом романтичном месте в мире, а со мной чужой человек, который аккуратно и при этом с невероятной фамильярностью вытирает мне лицо своей салфеткой. Кто бы такое мог предвидеть?

Даже Эсмеральда, экстрасенс моей матери (на самом деле ее зовут Мэри), ничего подобного не предсказывала, хотя я не особо верила в ее способности, но уж событие такого масштаба не могло остаться незамеченным, ведь она меня «сканировала» за день до свадьбы! По настоянию матери, которая без совета с ней ничего не делала, даже в туалет не ходила, не позвонив и не спросив, благоприятное ли время для испражнений. Я сама экстрасенсов в особом почете не держала, особенно Эсмеральду, с которой мама познакомилась на реабилитации. Но с сестрой Тучкой я стараюсь быть как можно мягче. Она тоже «чувствует вибрации» и ощущает всякое по разным поводам. Обычно это нечто в духе «Лили, сегодня ты должна одеться в розовое. Или в красное. Или и то, и другое. Хотя я уверена, что «вижу» зеленый. А с номером 794 поосторожнее».

Когда мы с Майклом только начали встречаться, мать рьяно настаивала, что мне необходимо разложить карты, проверить нашу совместимость. Я, разумеется, отказалась, но она принялась давить на мое чувство вины, в чем немало преуспела.

– Хорошо, не ходи, дело твое. Но мне-то что теперь делать? Я уже оплатила. Может, хоть часть вернут? Но если это не твое, я понимаю, родная. О господи, она же ради тебя другую клиентку отменила! Но ничего, я уверена, что она простит. Не переживай, я же сказала.

Так что через полчаса я сидела в «салоне» Эсмеральды – темной запущенной постройке во дворе ее дома. Как только я вошла, меня немедленно оглушила какофония разнообразных китайских колокольчиков, сделанных из ракушек, перьев, стекляшек и черепов мелких лесных жителей. Все это свисало у нее с края крыши, словно летучие мыши. Затем последовал еще один удар по моим чувствам: я чуть не задохнулась от благовоний, а потом у меня вообще чуть не случился сердечный приступ, когда ее домашний варан Сид провел по моей ноге чешуйчатым хвостом.

А потом я увидела ее, звезду Эсмеральду во всей красе. Обернутая в шифон, она сидела за столиком со скатертью из черного бархата. И вы знаете, как это бывает – даже если ты не веришь в колдовские силы сидящей напротив тебя женщины с колодой карт, то хочешь верить. Мать явно рассказала ей про Майкла, и хотя я это понимала, уши все равно развесила.

– Вижу мужчину. Блондина, – говорила она с очень фальшивым мистическим акцентом.

Разумеется, сердце мое выделывало пируэты.

– Да, вот сейчас вижу его очень четко. – Эсмеральда распустила карты веером и принялась рисовать пальцем небольшие круги. – Вижу ваше совместное будущее. Вот вы идете к алтарю. Когда-нибудь вы непременно разбогатеете, будете жить в большом доме. – и я вцепилась в эти слова, как в спасительный канат, на котором меня собирались поднять в счастливое будущее. – Вижу троих голубоглазых детей, один мальчик и две девочки. Вас ждет счастье и вечная любовь.

Ясное дело, хотелось во все это верить, так что я и верила, до той самой секунды, как прочла его записку. Может, я так размечталась о сказке, что перестала замечать что-то в реальности?