Текст книги "Снежная королева"

Юноша посмотрел на нее враждебно.

– А почему бы и нет? Если вы сами свободно прилетаете сюда, то почему не разрешаете нам летать, куда хочется?

– Потому что уровень культуры и цивилизации на вашей планете пока что слишком низок, – в тон ему ответил Гундалину.

Юноша пристально посмотрел на инопланетян-работорговцев, потом снова на Гундалину. Гундалину нахмурился.

Джеруша включила диктофон.

– Если не возражаешь, я запишу кое-что с твоих слов. А потом подумаем, как доставить тебя в медицинский центр и...

– Мне ничего не нужно. Со мной все в порядке! – Юноша гордо выпрямился, одергивая рубаху.

– Знаешь, в данном случае медикам лучше судить... – Она остро глянула на него, заметив угольки, тлевшие в глубине зеленых глаз. – Впрочем, как хочешь. Только тогда уж, по крайней мере, отправляйся домой и хорошенько выспись. Да, еще одно: нам необходимо знать, где тебя найти. Назови, пожалуйста, свое полное имя.

– Спаркс, Покоритель Зари, сын Лета.

– Сын Лета? – Она слишком поздно заметила легкий акцент островитянина. – И давно ты в этом городе, Спаркс?

– Не очень. – Он пожал плечами и отвернулся.

– Хм. Это многое объясняет. А зачем ты приехал в Карбункул?

– А что, это тоже противоречит вашим законам? – насмешки он не скрывал.

– Да нет, насколько мне известно. – Она услышала, как Гундалину неодобрительно фыркнул. – Ты где-нибудь работаешь? Если да, то чем именно занимаешься?

– Я уличный музыкант. – Юноша вдруг начал судорожно ощупывать складки рубахи, ремень, тротуар... – Нет!.. Нет! – Его лицо и руки словно вдруг окаменели. Один из работорговцев засмеялся, и Спаркс кулаком ударил его прямо в зубы.

Джеруша быстро схватила его за плечо и оттащила прочь.

– Ну, хватит, сын Лета... Тебе тут, видно, здорово досталось, никто ведь даже не объяснил тебе правила игры... Да никто и не сумеет, вот ведь в чем проблема. Отправляйся-ка ты назад, на свои мирные острова, где время пока что ведет себя спокойно. Поезжай домой, сын Лета... и подожди еще каких-то пять лет. После Смены Времен Года тебя здесь встретят с распростертыми объятиями.

– Я знаю, что делаю!

Черта с два ты знаешь. Она посмотрела на его разбитое лицо, на сломанную флейту, которую он по-прежнему сжимал в руках.

– Ну, раз в настоящий момент ты лишен средств к существованию, тебе может быть предъявлено обвинение в бродяжничестве. Если, конечно, ты не уедешь из города в течение ближайших суток. – Все что угодно, только бы отправить тебя подальше отсюда, прежде чем. Карбункул загубит еще одну жизнь.

Юноша смотрел на нее недоверчиво, потом его гнев вспыхнул с новой силой, и она поняла, что проиграла.

– Я не бродяга! Спросите у нее... Мастерская масок на Цитрусовой аллее – я там живу.

Джеруша услышала шум приближающейся патрульной машины, потом топот полицейских в переулке.

– Ну хорошо, Спаркс. Если у тебя есть где жить, то, наверное, тебя можно просто отпустить домой. – Вот только домой-то ты и не пойдешь, глупец. – Но я все-таки хочу, чтобы ты дал показания при свидетелях, как полагается, чтобы мы могли уничтожить эти поганые личинки. Пожалуйста, зайди завтра в полицию; уж такую-то малость ты для меня можешь сделать?

Юноша с упрямым видом кивнул и шагнул куда-то во тьму. Она, собственно, и не надеялась когда-либо снова увидеть его.

Глава 6

– Что ты хочешь этим сказать? Как это ты не знаешь, что случилось с мальчиком? – Ариенрод наклонилась вперед, уставившись на склоненную перед ней лысину торговца. Ее пальцы, как когти, впились в подлокотники кресла.

– Простите, ваше величество! – Торговец посмотрел на нее взглядом затравленного грызуна. – Я не подумал, что вам и о нем тоже знать интересно, не только о девочке. Я ему посоветовал дойти к Гадерфи, но он туда не пошел... Если хотите, я весь город обыщу... – Голос его сорвался.

– В этом нет необходимости. – Ей удалось сказать это вполне миролюбиво, она не желала, чтобы старик где-нибудь случайно встретил свою смерть. – Мои способы куда более эффективны. Я сама найду его, если он мне понадобится. – Наверное, именно этим мне и придется заняться. – По твоим словам, он решил приплыть сюда потому... что Мун... стала сивиллой, а он был Избранными отвергнут? – Как все-таки трудно называть чужим именем себя. – Что же он надеялся найти в Карбункуле?

– Не знаю, ваше величество. – Торговец мял в руках конец кожаного ремня. – Но я ведь уж говорил вам, они друг другу клятву дали и всегда были вместе. По-моему, слишком он гордый и очень страдал, потому что не мог с ней вместе во всех этих фокусах участвовать. Да и отец у него – инопланетянин, Спаркс всегда эту свою медаль носит... Странный он какой-то.

Ариенрод кивнула, не глядя на него. Все эти годы он приносил ей вести о двух детях, что росли вместе, с ранних лет влюбленные друг в друга, связанные невидимой нитью верности... Которой, возможно, стоит воспользоваться, чтобы притащить девчонку сюда, в Карбункул, и отвлечь ее от нелепого увлечения предсказателями. Она не могла винить Мун: та лишь стремилась достигнуть вершины своего ограниченного мирка, что доказывало, насколько обе они похожи. Однако слепая вера сделала девушку совершенно невосприимчивой к заманчивым рассказам торговца о замечательной технике, которой обладают жители Зимы, зато мальчик весьма этим интересовался; возможно, сказывалось то, что отец его с другой планеты. Но, по крайней мере, Мун никогда не возражала против увлеченности Спаркса техникой – в отличие от любой другой дочери Лета, будь та на ее месте. И Ариенрод догадалась, что терпимое отношение к любви этих детей поможет ей подготовить Мун к первому контакту с развитой технологией Зимы, поможет и самой Мун вступить на уготованный ей путь. Хорошо хоть девчонка не забеременела – жители Лета специально выращивают противозачаточные травы и отлично умеют ими пользоваться. Если бы мальчишка оказался здесь, во дворце, и ждал появления Мун...

– Ты уверен, что Мун «учится» сейчас у этих предсказателей на их далеком острове? Что она там в безопасности?

– Может быть, там даже безопаснее, чем где-либо еще на Летних островах, ваше величество. К моему приезду она, возможно, уже и в Нейт вернется.

– И, по-твоему, сивиллы, которых ты видел, не совсем безумны?.. – В голосе ее звучало недоверие. Она надеялась, что успеет привезти девочку во дворец, пока та еще не заразилась этой «болезнью»; однако опоздала...

– Нет, ваше величество. – Он покачал головой. – Они все были в здравом уме; я ни одной не видел, чтоб не в себе была. – Он явно ничего не опасался, и это приободрило ее.

Ариенрод внимательно изучала мозаику прямо над головой у торговца. Пока девочка сохраняет ясный ум, остальное не имеет значения. В какой-то степени эта ее болезненная приверженность может потом оказаться даже плюсом, послужить ей в будущем защитой, ведь сивилле жители Лета будут доверять значительно больше. Ариенрод снова посмотрела на торговца.

– Ну хорошо, отвезешь ей весточку от братца. Я напишу... Мне нужно, чтобы она приехала в Карбункул. – Причем по собственной воле; островитяне никогда не простят похищения сивиллы.

Торговец по-прежнему смотрел в пол; она не видела его глаз, однако заметила, что лицо его исказила легкая судорога.

– Но, ваше величество... коли она теперь сивилла, так, наверно, побоится сюда приехать...

– Она приедет, – улыбнулась Ариенрод. – Уж я-то знаю: приедет непременно. – Если сочтет, что ее возлюбленному грозит опасность, на крыльях примчится! – Ты сослужил мне отличную службу... – она вдруг поняла, что не помнит его имени, – ...торговец. И тебе полагается хорошее вознаграждение. – Боги! Я, должно быть, старею! Ее улыбающиеся губы чуть дрогнули. Она нажала в определенной последовательности несколько светящихся кнопок в подлокотнике кресла. – Я полагаю, ты вскоре узнаешь, что все твои долги полностью выплачены.

– Благодарю вас, ваше величество! – Она видела, как трясутся его дряблые щеки, когда он расшаркивался перед нею, и ненавидела его за столь очевидную старость, за признаки разрушения плоти, неизбежно с годами проявляющиеся у всех людей – кроме нее самой. Пока что.

Она отпустила торговца, даже не упомянув о том, что он должен молчать об их встрече. Он был ее хотя и дальним, но очень преданным родственником; и неважно, что он там подумает о своем поручении; ей было ясно: он никогда ни о чем не спросит и никогда не предаст. Во всяком случае, такую щедрую хозяйку.

Когда он ушел, Ариенрод встала – она принимала его в своих личных покоях – подошла к двери, ведущей в соседнюю, более просторную комнату, и, распахнув створки, увидела, что Звездный Бык уже ждет ее. Она не ожидала увидеть его там.

Вместе с ним были его Гончие – амфибии с планеты Ци-пун, идеально приспособленные для охоты на сообразительных меров. Гончие собрались стаей в дальнем углу комнаты, отрывисто переговариваясь и жестикулируя своими щупальцами, заменявшими им руки.

Сам Звездный Бык облокотился о массивный стол у левой стены с обычным высокомерным видом... слишком близко от двери, пожалуй. Уж не подслушивал ли он? Она решила, что, скорее всего, так оно и есть и что, в общем-то, ей это безразлично.

Звездный Бык был весь в черном, однако не в своем изысканном придворном костюме, а в весьма удобной для подводной охоты облегающей одежде с подогревом; на поясе висел кинжал в ножнах; когда Звездный Бык выпрямился, свет блеснул на смертоносном металле. Он поклонился сдержанно, но с должным почтением; впрочем, не раньше, чем она показала, что заметила и жадное внимание, и вопрос в его темных глазах.

– Уже отправляетесь? – Она ничем ему не ответила, голос ее звучал холодно.

– Да, ваше величество. С вашего любезного разрешения.

Она терпеть не могла, когда он начинал разговаривать подобным образом – с вывертами и приседаниями.

– С удовольствием даю вам свое любезное разрешение на это. – Да, потрошитель мой, мой Охотник, ставший мне чересчур близким. Ты не первый в длинной веренице Звездных Быков и, возможно, не последний. – И чем раньше вы отправитесь, тем лучше. На этот раз вы будете охотиться в заказнике Вайавейз.

– Да, ваше величество. На островах сейчас ясная погода, и она, похоже, продержится... – Он поколебался, потом подошел к ней совсем близко. – Пожелай мне удачной охоты... – Рука его нежно поглаживала плечо Ариенрод сквозь тончайшую ткань.

Он чуть приподнял свою маску, и она поцеловала его, притянув к себе руками, – то было обещанием более высокой награды.

– Доброй охоты!

Он кивнул и повернулся, чтобы вместе со своими Гончими отправиться на поиски вечной жизни – обретаемой в смерти.

Глава 7

– Ввод информации...

Океан воздуха... горы камней. Она плыла, летела... Будто чужими глазами смотрела на уходящие в немыслимую высь стены из полосатого, бороздчатого камня, закручивающиеся вокруг нее, словно воронка, и вновь обретала простор над изрытой каньонами горной страной, страной каменных кружев, точно созданных неведомым искусным резчиком-великаном. Камни, камни – фиолетовые, зеленые, алые, серые... Сама Мун находилась в утробе похожего на прозрачную птицу воздушного корабля, летевшего над самой землей; сверкающие диски и кнопки с незнакомыми символами мерцали перед ней на панели, и она не сумела до них дотянуться, когда перед ней вдруг выросла отвесная стена из пурпурного камня...

Воздушный корабль сам резко взмыл вверх, оставив позади горный хребет и тут же нырнув в глубокую пропасть. У нее закружилась голова. Что-то там на панели замигало красным, загудело и не умолкало до тех пор, пока полет снова не выровнялся. Откуда она сюда явилась, на какой планете существует это загадочное море камня – ни одной из этих загадок она никогда не сможет отгадать, ответить для себя на бесконечные «кто?», «как?», «почему?»... Над головой небо было совершенно безоблачным, ярко-синим, темнеющим в зените, и в нем плыло только одно небольшое серебристое солнце. Нигде не сумела она заметить воды...

– Ввод информации...

Океан песка, Бесконечность песчаного пляжа, целое море дюн, чьи волны застыли в вечном движении под вечным ветром... Ее корабль волнообразными движениями летел теперь над этими песками, и она не была уверена – сидя в шлеме у горнила, полного огня, верхом на закованной в латы спине чудовища, – живой он, этот «корабль», или нет...

– Ввод информации...

Океан людей. Толпа колыхалась вокруг нее на перекрестке двух улиц, напирая, таща людей за собой, точно приливная волна – мелкие камни. Мимо нее с лязгом и грохотом проносились машины, застревая потом в чудовищных пробках, заставляя ее задыхаться от вонючих выхлопных газов, оглушая... Темнолицый незнакомец, с ног до головы одетый в коричневое, в шляпе с высокой островерхой тульей, в сверкающих ботинках, схватил ее за руку и громко спросил у нее что-то на незнакомом ей языке. Она увидела, как лицо его внезапно переменилось, и он выпустил ее руку...

– Ввод информации...

Океан ночной тьмы. Полное отсутствие света и жизни... ощущение микрокосмической вечности... осознание того, что в этой крохотной вселенной что-то происходит... и понимание собственной неспособности когда-либо проникнуть в тайную суть происходящего, вне зависимости от того, сколько еще раз она будет возвращаться к этой полночной пустоте, к этой безжизненности, кажущейся полной и абсолютной...

– ...конец анализа! – Слова эти эхом отдались у нее в ушах, голова с облегчением упала на грудь. Мун судорожно вздохнула, вновь возвращаясь в привычный мир. Стоя на коленях, откинулась назад, расправляя затекшие мышцы спины, глубоко вдыхая воздух и отчетливо ощущая каждый незначительный отклик собственного тела на эту возвращенную действительность.

Наконец она решилась открыть глаза и сразу, к великому своему облегчению, увидела, как из противоположного угла комнаты ей ободряюще улыбается Данакиль Лю, сидящий в грубо сколоченном деревянном кресле. Теперь уже, погружаясь в Транс, она способна была сама контролировать собственное тело – ее больше не нужно было держать или даже привязывать. Она с усталой гордостью улыбнулась своему наставнику и уселась на тканой циновке, скрестив ноги.

В дверь заглянула Клавалли, заслонив тот луч солнца, что так приятно согревал спину Мун. Мун поежилась, но тут следом за Клавалли в комнату ворвался новый луч – из широкого окна. Клавалли как-то рассеянно погладила Данакиля Лю по вечно встрепанным каштановым волосам. Он был спокойный, почти застенчивый человек, однако отлично ладил с Клавалли, легко сносил ее вечные причуды и лишь смеялся в ответ на ее капризы. Он порой просто поражал Мун своим полным несоответствием всему на этом острове – особенно внутри этих грубых хижин из пористого камня... Она понятия не имела, откуда он родом, но иногда замечала в его глазах тоску по тем, неведомым ей, местам или какой-то невысказанный вопрос, обращенный к ней, Мун, словно он где-то ее уже видел, словно они уже встречались раньше, только он никак не может вспомнить где, и это не дает ему покоя. На шее и на щеке у него были безобразные шрамы, будто оставленные когтистой лапой зверя...

– Ну, что же ты видела? – Вопрос был традиционным: Клавалли и Данакиль Лю специально задавали ей вопросы, на которые легко было ответить, чтобы научиться контролировать свое состояние после Транса и привыкнуть управлять своим телом и разумом. Их самих когда-то учили так же. Мун уже усвоила, что никогда не сможет точно припомнить, что именно отвечала на тот или иной вопрос, заданный ей непосредственно перед погружением в Транс: едва услышав первые слова, она мгновенно уносилась в мир видений, начинала падать в черный колодец – бездонный, как сама смерть... а потом ее окружал переменчивый мир снов, порождаемых тайной сущностью совершенно иного бытия. Каждый из заданных вопросов каким-то мистическим образом не только проявлялся в отдельном видении, но при этом с нею оставались связанными Клавалли или Данакиль Лю; они помогали ей не только погрузиться в Транс, но и уменьшить шок, порой чудовищный, от увиденного или узнанного ею.

– Я снова попала в Ничто. – Мун тряхнула головой, как бы освобождаясь от остатков воспоминаний, от тех теней, что все еще шебуршились у нее в голове. Первое, чему ее научили после прохождения обряда инициации, – это устанавливать телепатические барьеры и сосредоточивать внимание на чем-то конкретном, чтобы не сойти с ума, разом получив доступ ко всем тайным мыслям Хозяйки, и быть способной прочесть одну лишь конкретную ее мысль: ответ на заданный сивилле вопрос. – Почему мы чаще всего попадаем именно туда? Это словно утонуть...

– Не знаю, – ответила Клавалли. – Может быть, мы и тонем... Говорят, у тонущих тоже бывают видения...

Мун поежилась.

Наставники засмеялись. Клавалли присела на корточки возле Данакиля Лю, растирая ему плечи с какой-то рассеянной нежностью; ожерелье из морских раковин у него на шее мелодично позвякивало. От промозглого холода, что царил по ночам в домах на острове, у него буквально мертвели руки и ноги, он страдал от ужасных болей, но никогда не жаловался. Может быть, это потому... Мун теснее сжала руки между колен, глядя на них обоих.

– Ты отлично владеешь собой, Мун. – Данакиль Лю улыбнулся одновременно и ей, и Клавалли. – Ты с каждым разом все успешнее входишь в Транс – у тебя очень сильная воля.

Мун рывком заставила себя встать.

– Я, пожалуй, немного пройдусь, подышу воздухом, – собственный голос казался ей слабым и тонким. Она быстро вышла из комнаты, понимая, что нужен ей вовсе не свежий воздух.

Она почти бегом спустилась по тропе на берег узкого залива, где у причала стояли лодки; потом пошла по краю заросшего сине-зелеными водорослями и продуваемого всеми ветрами мыса. Тяжело дыша, бросилась на толстую, густо просоленную естественную подстилку, зарывшись в нее ногами и, видя перед собой южный утес, где жила, словно птица небесная в орлином гнезде, в течение долгих месяцев. За морем в голубой дымке виднелись холмистые очертания главного Острова Избранных, младшим братишкой которого был этот их островок... Она вдруг необычайно живо вспомнила последнее погружение в Транс и связанное с этим видение, которое, по воле Хозяйки, навсегда отделило ее от Спаркса. Мне ничуть не жаль! Она сильно замахнулась кулаком, но ладонь тут же раскрылась, и удар оказался больше похож на шлепок по влажным водорослям.

Она поднесла руку к самому лицу и стала внимательно рассматривать тонкую белую линию у запястья, где во время инициации Клавалли металлическим серпиком сделала надрез сперва ей, а потом – себе. Данакиль Лю сложил их руки так, чтобы кровь обеих женщин смешалась и единой струей потекла на землю, а сам тем временем пел гимн Матери Моря. Это было здесь, на этом самом месте. Здесь, на берегу бескрайнего моря, она была посвящена Хозяйке, и ей на шею повесили колючий трилистник; здесь они поздравили ее со вступлением в новую жизнь, а потом все по очереди испили морской воды из священной чаши; здесь, после совершения обряда, она получила право стать членом их святого братства. Она дрожала от страха, ее бросало то в жар, то в холод – она чувствовала рядом с собой присутствие Хозяйки... и, в конце концов, она упала без чувств и очнулась лишь на следующий день, все еще чувствуя в теле слабость и жар, а в душе – напряженное ожидание и восторг. Она оказалась одной из немногих избранных: по количеству шрамов на запястьях у Клавалли и Данакиля Лю можно было сделать вывод, что до нее они посвятили не более полудюжины неофитов. Мун сжала в руке трилистник, вспомнив, что Спаркс тоже всегда оберегал свою медаль – символ того, что их разделяло. Ощупывая острые края трилистника, она устало думала: смерть тому, кто полюбит сивиллу... смерть – стать ею...

Но ведь любовь среди предсказателей не запрещена! Мун оглянулась, завистливо подумав о том, что в ее отсутствие Клавалли и Данакиль Лю, вполне возможно, предаются любовным утехам. Теперь слова, сгоряча сказанные Спарксом при прощании, казались ей лишь чем-то вроде тоненькой линии где-то на горизонте – вроде едва заметного шрама у нее на запястье. Время и пережитое смыли причиненную боль – так морская волна смывает следы ног на песке, делая его вновь гладким и блестящим, – и теперь Мун остро чувствовала тоску и потребность видеть его. Ее любовь к нему осталась прежней. Он по-прежнему был ей нужен. Никогда не откажется она от него!

Она дала обет, а потому тайна ее любви скрывалась в ее душе подобно маленькому демону. Для жителей Летних островов любовные игры были столь же естественны, как и прочие признаки взросления человека, однако говорить о своей интимной жизни они не любили; так что Мун вынуждена была долгие часы проводить в одиночестве, в сосредоточенной медитации, которая слишком легко переходила порой в настоящие сны наяву, полные неистового желания. И по крайней мере одно она теперь о предсказателях знала точно: они были всего лишь людьми. Печаль, гнев и многие другие человеческие порывы по-прежнему прорастали из тех семян, что таились под ее священным титулом сивиллы, ясновидицы, а лучшие ее начинания порой приводили к весьма плачевным результатам – как и прежде. Она по-прежнему смеялась и плакала, и ей по-прежнему до боли хотелось порой почувствовать рядом его тело...

– Мун?

Она вздрогнула и оглянулась с виноватым видом, заслышав над головой голос Клавалли.

– С тобой все в порядке? – Клавалли присела рядом на подстилку из водорослей и положила руку Мун на плечо.

Мун почувствовала вдруг, что эмоции переполняют ее; что они сильнее даже той энергии, которую любой заданный вопрос высвобождал теперь в ее мозгу, – беда никогда не приходит одна. Она довольно успешно справилась с собой, но выговорила с трудом:

– Да, все хорошо. Но иногда... иногда я очень скучаю по Спарксу.

– По Спарксу? Твоему двоюродному брату... – Клавалли покивала. – Да-да, припоминаю. Я видела вас вместе. Ты говорила, что вы поклялись друг другу в вечной верности, но он не пошел за тобой, да?

– Конечно пошел! Но... Хозяйка не пропустила его. Мы всегда мечтали прийти к вам вдвоем... и Она его не пропустила!

– Но ты все-таки пришла.

– Я была ДОЛЖНА. Я всю жизнь ждала и хотела... что-то значить в этом мире. – Мун поежилась и поджала колени к груди, потому что солнце внезапно закрыла темная туча. Внизу, в тени утеса море стало совсем мрачным. – А он так и не смог понять меня. Он говорил всякие глупости... гадости... он... он уехал от меня далеко-далеко, в Карбункул! Он расстался со мной во гневе... Не знаю, вернется ли он когда-нибудь домой. – Она подняла голову, увидела, что Клавалли смотрит на нее с сочувствием и пониманием, и сама поняла, что зря так долго скрывала свою муку, зря так долго носила все это в себе. – Почему, ну почему Хозяйка не приняла нас обоих? Мы бы тогда не разлучались! Неужели Она не понимает, что нас разлучать нельзя?

Клавалли покачала головой.

– Она хорошо знает, Мун, что все это не совсем так, как ты себе представляешь. Именно поэтому Она и выбрала только тебя. Что-то в Спарксе было такое, чего нет в тебе – или наоборот, ему не хватало чего-то, чем обладаешь ты. Так что, испытывая ваши сердца там, в пещере, Она сразу услышала, что его сердце немного фальшивит.

– Нет! – Мун смотрела за море, на Остров Избранных. В небе клубились тучи, готовые разразиться очередным ливнем. – То есть я хочу сказать... со Спарксом все в порядке. А может, это потому, что отец его – инопланетянин? Или потому, что сам Спаркс так любит технику? Может быть, Хозяйка решила, что он по-настоящему не верит в Нее? Она же не берет в ученики жителей Зимы. – Мун сосредоточенно перебирала жесткие водоросли, словно пытаясь найти в них ответ.

– Нет, ты не права.

– Как? Разве это возможно?

– Да. Данакиль Лю...

– Правда? – Мун вскинула голову. – Но... как же? Почему?.. Я всегда думала... все говорят, что жители Зимы не верят в Хозяйку. И что они не... такие, как мы. – Неловко закончила она и прикусила язык.

– Неисповедимы пути Ее. В самом сердце Карбункула существует некий Колодец, открывающийся прямо из дворца королевы в морские глубины. Впервые попав во дворец, Данакиль Лю шел по мосту над этим Колодцем, и в этот миг Мать Моря призвала его и сообщила, что он должен стать предсказателем. – Клавалли печально улыбнулась. – В людях ведь сладость и горечь перемешаны всегда и повсюду. Хозяйка сама выбирает своих слуг, и Ей, похоже, безразлично, кому поклоняется тот или иной человек. – Она больше не смотрела на Мун; внимательно разглядывала дома, прилепившиеся на краю утеса. – Но среди предсказателей детей Зимы очень мало; ведь им внушили, что служение Хозяйке – это либо шарлатанство, либо безумие. К тому же предсказателям запрещено появляться в Карбункуле. По неизвестной причине их почему-то ненавидят инопланетяне; ну, а то, что ненавистно инопланетянам, ненавистно и жителям Зимы, хотя последние все-таки верят в силу возмездия Хозяйки. – Суровые морщины пролегли на лице Клавалли. – Инопланетная полиция и целая сеть шпионов Снежной королевы специально следят за тем, чтобы «ядовитая кровь предсказателей» никого не отравила...

Мун подумала о Дафте Найми... и о Данакиле Лю, коснулась татуировки в ямке у основания шеи под толстым свитером из светлой, чуть желтоватой шерсти.

– Данакиль Лю...

– ...Был сурово наказан и выслан из Карбункула. Он никогда не сможет вернуться; по крайней мере, пока там правит Снежная королева. Я встретила его во время своих странствий по островам. По-моему, с тех пор, как мы вместе, он не то чтобы счастлив... но относительно доволен своей жизнью. Ну а я многому от него научилась. – Она опустила глаза, внезапно став похожей на смущенную девочку. – Я понимаю, что так говорить нельзя... но я рада, что они изгнали его.

– Тогда ты должна понимать и мои чувства.

Клавалли кивнула, скрывая улыбку. Она отвернула длинный рукав парки, обнажив старые, шрамы на запястье.

– Не знаю, почему мы оказались среди Избранных… но только избраны мы были вовсе не потому, что так уж безупречны.

– Я знаю. – Губы Мун дрогнули. – Но если это случилось не из-за его любви к технике, то он никак не мог в остальном оказаться хуже меня...

– ...Значит, ты считаешь своего возлюбленного почти совершенством? А ты хорошо его помнишь?

Мун кивнула.

– Когда я впервые увидела вас вместе, у меня сразу возникло предчувствие, что если ты доберешься до наших островов, то окажешься в числе Избранных. Но Спаркс... он вызывал у меня какое-то беспокойство...

– Я не понимаю...

– Ты сказала, что он ушел от тебя во гневе, и считаешь, что это было отчасти справедливо. Однако он хотел причинить тебе боль, он винил тебя за твой успех и свой провал...

– Но ведь и я бы чувствовала то же самое, если б выбрали его, а не...

– Неужели? – Клавалли посмотрела на нее. – Возможно. Это могло бы быть с каждым... никакие благие намерения не способны уберечь нас от крючка с такой наживкой, как зависть. Но Спаркс обвинял в том, что случилось, только тебя. Ты бы обвиняла – одну лишь себя.

Мун растерянно захлопала глазами, потом нахмурилась; она припомнила вдруг их детство и то, как редко Спаркс пытался спорить с нею. Но когда они по-настоящему ссорились, он всегда убегал и оставлял ее одну. Он мог злиться часами, иногда – несколько дней. И, оставшись в одиночестве, она всегда начинала сердиться на себя, всегда была готова первой пойти и попросить у него прощения, даже если знала, что он не прав.

– Наверно, это так. Но даже если ничьей вины здесь нет, то все равно это неправильно...

– Может быть... хотя это, по-моему, причиняет боль только тебе одной. В этом-то вся и разница.

Крупные капли дождя вдруг посыпались на неприкрытую голову Мун; она как-то смущенно посмотрела вверх, накинула было капюшон, но Клавалли вскочила и потянула ее за собой.

Они укрылись под гигантскими древовидными папоротниками. Шум дождя на какое-то время полностью заглушил все остальные звуки. Они молча смотрели на иссеченную дождем серую мглу над серой водой, пока очередной порыв ветра не стал сносить тучу за море. Мун отодвинулась от пористого темного ствола папоротника, глядя, как стекают одна за другой капли по ажурной его листве – точно жемчужинки. Потом высунула руку наружу. Дождь прошел, и ее гнев тоже улетучился, подобно унесшейся вдаль туче. Но ведь если они встретятся, это будет очень не скоро, они наверняка станут такими разными...

– Я понимаю, люди не могут не меняться... Но хорошо бы, чтобы они знали, когда нужно остановиться.

Клавалли только головой покачала, и они побрели по тропе, стараясь ступать по самой ее кромке, ибо тропа после дождя превратилась в настоящий ручей.

– Даже Хозяйка не может обещать этого. Надеюсь, ты поймешь, ответил ли Спаркс на этот вопрос, когда вы снова встретитесь.

Мун остановилась; повернулась и сделала несколько шагов назад: она все еще не могла оторвать глаз от беспокойных вод моря, от тех далей, за которыми лежал ее родной остров...