Текст книги "Сладкая, как мед"

Глава 5

К концу вечера герцогу все труднее было сдерживать свое негодование.

Он все еще был возмущен нелепой игрой, затеянной его родственниками, когда вошел в отведенную ему спальню.

При виде хозяина поджидавший его слуга мигом вскочил со стула.

– Добрый вечер, Клемент, – поздоровался Чевиот. – Тебя хорошо накормили?

– Да, сударь, хорошо, – отвечал тот.

Герцог стоял неподвижно, пока с него снимали сюртук и распутывали хитроумный узел модного шейного платка.

И во время обеда, и за игрой в вист Сара постоянно выказывала признаки растерянности и недоумения всякий раз, когда хозяева уделяли ее особе слишком уж пристальное внимание. Герцог отлично знал повадки своей тети Фрэнсис и без труда предположил, что в предыдущий визит она оказала Саре совершенно иной прием.

Чевиот сел, чтобы Клемент мог снять с него туфли и носки.

Если тетя Фрэнсис будет вести себя по-прежнему, девушка в два счета поймет, в чем тут дело. А этого герцог не хотел.

За вистом он успел удостовериться в том, что Сара наделена недюжинным умом. Она беспрекословно приняла его в роли ведущего партнера, но при этом сумела рассчитать свои ходы, потому что следила за игрой и точно знала, какие карты лежат в сносе, а на каких можно взять взятки.

Определенно, она была очень неглупа.

Тем временем Клемент накинул хозяину на плечи черный шелковый халат, и герцог отпустил его, негромко пожелав спокойной ночи. Однако Энтони не спешил улечься в постель. Вместо этого он подошел к окну и с наслаждением вдохнул запах свежескошенной травы.

Да, он был зол на своих родственников, но при этом на сердце у него заметно полегчало – впервые многие месяцы. Только сейчас, стоя в темной комнате и наслаждаясь чудесным чистым воздухом Кента, герцог впервые признался себе, что до смерти боялся встречи с этой девицей Паттерсон.

Чевиот прекрасно понимал, что не имеет права привередничать и требовать, чтобы его невеста была писаной красавицей, однако не представлял себя в роли супруга какой-нибудь грубой мешанки.

При мысли о нежном, одухотворенном личике Сары, о том, как она улыбается и на ее щеках появляются милые смешные ямочки, у Чевиота из самой глубины души вырвался облегченный и даже довольный вздох.

Он считал, что вполне мог бы ужиться с такой женой, как Сара.

Вот если бы еще остальные перестали так глупо сводничать и подталкивать их друг к другу! И зачем только тетя Фрэнсис стала хвастаться тем, что его ранили при Ватерлоо! Герцога снова охватил гнев.

Ему вовсе не хотелось, чтобы его расхваливали, как ярмарочный товар. А вдруг Сара вообразит, будто он настоящий герой? Уж кому-кому, а ему-то лучше других было известно, что настоящие герои не вернулись с этой войны и тысячами полегли на полях сражений!

Эта мысль всегда порождала в нем чувство невольной вины за то, что он выжил, и ощущение, будто он что-то не сделал до конца.

Чевиот подошел к большой кровати под балдахином, скинул халат и забрался в постель. Жаркие ночи в Испании и Португалии давно заставили его отказаться от ночной рубашки, и герцог сохранил привычку спать обнаженным по сей день.

Он улегся, погасил лампу возле кровати и уставился в темноту, снова обдумывая создавшуюся ситуацию.

Еще два дня он проведет в Хартфорде и за это время вполне успеет очаровать Сару.

Он не сомневался, что девушка не устоит перед его обаянием. Осечки не случалось еще ни с одной дамой, если только Чевиот давал себе труд обратить на нее внимание.

А потом, когда они вернутся в Лондон, он сделает ей предложение по всей форме.

Лорд Линфорд сказал племяннику, что достаточно откровенно предупредил мистера Паттерсона о баснословных размерах суммы, которую предстояло проставить в брачном контракте.

При воспоминании об отцовских долгах герцог зажмурился. Свадьбу следовало сыграть без промедлений!

В темноте его губы сложились в горькую гримасу. Один-единственный раз, в ту самую минуту, когда он узнал о том, что отец умер, Энтони позволил себе недостойную мысль отказаться от титула. Деньги, унаследованные от матери, обеспечивали его вполне. Он мог бы оставаться при Веллингтоне и вести прежний образ жизни, к которому привык за последние годы.

Однако впитанные с молоком матери понятия о чести и ответственности перед памятью предков изгнали из души малейшие колебания, и Энтони по доброй воле взвалил на себя тяжкий груз отцовских долгов.

По крайней мере у него будет возможность снова побывать в Чевиоте. Хотя радость от встречи с прошлым может оказаться отравленной его мачехой и сводными братьями.

Как Энтони уже признался Саре, он вовсе не искал общества этих людей. Его неприязнь к мачехе была взаимной. Что же касалось сводных братьев, то он слишком плохо их знал, чтобы догадываться об их чувствах.

Кажется, Лоренсу должен исполниться двадцать один год, а Патрику… тринадцать.

Когда Энтони уезжал в Испанию, Патрик был совсем маленьким, а Лоренс учился в школе. Впрочем, они и до этого почти не встречались, поскольку Энтони учился в закрытой школе, а каникулы предпочитая проводить в гостях у друзей.

Сложилось так, что всю свою сознательную жизнь он избегал появляться в Чевиоте – месте, которое любил больше всего на свете.

Неподвижно лежа в огромной кровати, Энтони еще раз напомнил себе, что прежде всего ему следует жениться на Саре. Без денег он оставался совершенно беспомощным.

Закрыв глаза, он постарался вспомнить ее лицо.

Как это ни странно, но в отличие от своего деда она совершенно равнодушно отнеслась к его звучному титулу.

Герцог считал, что если девушка влюбится в него, то всем будет от этого только лучше.

Засыпая, он все еще думал о том, что Сара выглядит очень даже милой, когда улыбается.

***

Сара встала задолго до рассвета, накинула старенькое платье и тихонько вышла из дома. Она несла с собой складной этюдник, чистый холст, краски и кисти. Девушка отлично знала, куда хочет попасть: на вершину небольшого холма, с которого открывался прекрасный вид на восходящее солнце, поднимавшееся над весенней зеленью деревьев и неподвижной гладью озера.

Первые лучи едва коснулись края горизонта, когда Сара добралась до нужного ей места. Башмаки и подол платья вымокли от утренней росы, но она не обращала внимания на такие мелочи. Ловко установив мольберт, Сара приступила к работе.

Она уже довольно долго трудилась над эскизом, когда на тропинке, огибавшей противоположный берег озера, показался всадник. Чудесная картина заставила ее на миг забыть про кисти – изящный гнедой жеребец в стремительном беге нес на себе изящного всадника. В ярком утреннем свете непокрытая голова герцога Чевиота отливала ярким бронзовым блеском, а тело коня сверкало, словно дорогой атлас.

И конь, и всадник так выразительно контрастировали с сочным оттенком весеннего неба, что Саре захотелось запечатлеть эту картину.

Но увы – все очарование заключалось в их стремительном, неудержимом беге. Заставь их замереть, чтобы позировать, – и красота этой сцены развеется без следа.

Тем временем герцог скрылся за деревьями, и Сара вернулась к своему эскизу. Прошло что-то около четверти часа. Художница старательно пыталась подобрать точное сочетание красок, чтобы передать цвет неба, когда за спиной у нее раздался перестук копыт.

Она не стала оборачиваться. Может, он не заметит ее и проедет мимо? Или просто не захочет вступать в разговор. Это было бы лучше всего – пусть себе едет и не мешает ей работать!

Однако конь остановился где-то совсем рядом, и знакомый голос промолвил:

– Тише, тише, малыш!

«Какая жалость! – подумала Сара, мрачно уставившись на незаконченный этюд. – Он все же не проехал мимо!»

– Доброе утро, мисс Паттерсон, – поздоровался герцог.

– Доброе утро, ваша светлость, – неохотно отвечала Сара.

– Ради Бога, не отвлекайтесь от своей работы! – сказал он. – Я вовсе не хочу вам мешать!

Сару не нужно было уговаривать. Больше всего ей хотелось закончить эскиз до того, как солнце взойдет совсем высоко и освещение изменится.

Она молча кивнула и снова взялась за кисти.

Прошло почти полтора часа. Солнце уже сияло вовсю. Сара со вздохом отложила кисть и вытерла руки о платье.

– Теперь я понимаю, почему вам так нравится Рейсдал, – раздался за спиной голос герцога.

Сара так и подскочила на месте. Она уже совсем забыла, что находится здесь не одна.

Девушка обернулась и увидела, что он стоит совсем близко, сжимая в руке поводья и внимательно разглядывая ее набросок.

– Да, – ответила она. – В семнадцатом веке голландцы изображали природу в точности такой, какой видели. И мне всегда казалось, что английские пейзажисты слишком привержены всяким условностям, и оттого их картины выглядят не совсем реально.

Герцог кивнул, по-прежнему глядя на полотно. Но ничего не сказал.

– Это всего лишь набросок, – почему-то уточнила Сара. – Настоящую картину я буду писать дома, в мастерской…

Он снова кивнул. И продолжал разглядывать ее работу.

– Вам нравится пейзажная живопись? – вежливо поинтересовалась Сара, стараясь завести светский разговор. – В наши дни это не очень-то модно.

– Где вы научились так владеть кистью? – спросил он, В его голосе не было и тени насмешки.

– В Бате у меня был превосходный учитель. Джон Блейк. Он много лет работал преподавателем в Королевской Академии художеств и в совершенстве владел техникой письма маслом. Кое-что из своих знаний он сумел передать мне.

– Разве мужчинам позволено преподавать в закрытых женских школах?

– Он не работал в школе. В Бате у него есть студия, и я брала у него частные уроки. – Она повела плечом и добавила:

– Мне явно не хватало того, что могла бы преподать наша учительница в школе.

Герцог внимательно посмотрел ей в лицо и снова перевел взгляд на набросок.

– Сколько вам лет, мисс Паттерсон?

– Восемнадцать, – едва скрывая удивление, отвечала она.

– Если уже в восемнадцать лет вы так владеете кистью, вас ждет блестящее будущее, – заметил он с легкой улыбкой.

– Спасибо. – Она даже покраснела от этой неожиданной похвалы. – Вы очень добры ко мне. – Девушка поколебалась и продолжила:

– Мой дедушка считает, что я трачу слишком много времени на… мазню

– так он это называет.

– Это вовсе не мазня, – возразил герцог, все еще любуясь полотном. – Вы – настоящая художница. А художнице полагается писать.

Никто, кроме Джона Блейка, не говорил Саре ничего подобного!

– У меня есть две картины Клода, которые наверняка должны вам понравиться, – сказал Чевиот и посмотрел на Сару. – Вы непременно должны навестить меня в Лондоне, чтобы взглянуть на них.

– С удовольствием! – искренне откликнулась она.

Тем временем жеребец успел выщипать всю траву у себя под ногами и нетерпеливо дернул за поводья, напоминая всаднику о себе.

– Пожалуй, мне лучше вернуть этого молодца на конюшню, – заметил герцог. – Он заслужил свой завтрак!

– Надеюсь, что мы еще встретимся в Хартфорд-Корте, ваша светлость! – улыбнулась Сара.

– Непременно, – заверил он, легко вскочив в седло. Повернул коня к дому – и был таков.

Сара долго смотрела ему вслед, прежде чем очнулась от задумчивости. Ее сердце пело от радости.

Он назвал ее художницей!

Для человека, столь ревностно приверженного своему делу, эта похвала была настоящей манной небесной! Ведь ее дед никогда не скрывал, что считает живопись пустой забавой.

«Сара, еще ни один человек не сделал денег на этих твоих картинах», – поучал он внучку. И никто и ничто не могло поколебать его убежденность в своей правоте.

Да что там дед – даже Невилл Харви, которого она всегда считала своим самым близким другом, не понимал ее увлечения живописью. Он подшучивал над ней и говорил, что ее картины довольно «миленькие», однако Сара понимала, что он не способен оценить ее старания передать на полотне красоту окружающего мира.

Невилл во всем походил на ее деда. Он тоже терпеть не мог сельскую глушь и прекрасно чувствовал себя только в городе. Делом его жизни была коммерция – и в ней он разбирался досконально. А какой там свет падает с небес, его не волновало совершенно.

Как хорошо, что она все-таки приехала в Хартфорд-Корт и познакомилась с герцогом Чевиотом! Только бы он не забыл о своем приглашении навестить его в Лондоне!

***

Герцог вовсе не старался подольститься к Саре, когда назвал ее художницей. Честно говоря, он был немало удивлен мастерством ее работы.

Это заставило его по-новому взглянуть на Сару, и девушка, несомненно, выиграла в его глазах. Теперь Чевиот начинал думать, что перед ним цельная личность, и готов был проникнуться к ней уважением.

В наброске, сделанном ею нынче утром, он заметил нечто необычное. И дело было вовсе не в мастерской технике исполнения – скорее, в том чувстве, в настроении, которым был проникнут небольшой эскиз. В том восхищении удивительной игрой света на бледном утреннем небосклоне, что владело автором рисунка.

И тем удивительнее было для герцога то, что столь тонко чувствующая художественная натура могла появиться на свет в семье Уильяма Паттерсона.

Кажется, тетка упоминала мимоходом, что ее мать была родом из Уэльса. Может, в этом все дело – валлийцы, как и другие кельтские племена, всегда отличались обостренным чувством прекрасного.

Он уже отвел жеребца на конюшню и собирался вернуться в дом, когда вдруг сообразил, что не заметил при Саре слуги. Значит, она сама притащила на холм и мольберт, и остальные вещи!

Герцог нахмурился. Не мешало бы вернуться и помочь ей доставить все это домой. Он готов был прийти на помощь вовсе не потому, что это могло добавить ему обаяния в глазах будущей невесты. Как настоящий джентльмен, Энтони просто не мог себе позволить равнодушно смотреть, как девушка будет таскать такую тяжесть.

Итак, он развернулся на месте и отправился обратно к озеру по тропинке.

Вскоре герцог повстречал Сару. Сложенный мольберт висел у нее на правом плече на широком ремне. На левое плечо она повесила коробку с красками и кистью, а в руках несла свежий набросок.

– Вам не следовало так нагружаться, мисс Паттерсон, – решительно заявил Энтони. – Почему вы не взяли с собой прислугу?

– Я не считаю себя вправе распоряжаться людьми леди Линфорд, – смущенно призналась она. – И можете мне поверить, ваша светлость, что я давно привыкла носить такие вещи!

– И совершенно напрасно, – отрезал герцог. Он стоял на тропинке, перегородив ей путь. – Вы можете повредить себе спину. Позвольте, я возьму у вас мольберт и краски!

– На деле я гораздо крепче, чем выгляжу, – твердо заявила Сара, не отводя взгляд. – И мне совсем не тяжело.

– И тем не менее, мисс Паттерсон, вам придется уступить мне мольберт и краски! – галантно поклонился герцог.

Она замялась.

– Я только в конюшне сообразил, что не видел возле вас никого, – продолжал Энтони. – В противном случае я бы пришел на помощь раньше.

– Милорд, я не ребенок и не калека! – с легким раздражением возразила Сара. – Когда в Бате мы с мистером Блейком отправлялись делать наброски с натуры, я всегда несла сама свои вещи.

– Но сегодня вы не с мистером Блейком, а со мной. И я настаиваю на том, чтобы избавить вас от этой ноши.

– Ох, ради Бога! – сердито выпалила Сара. – Если вам так угодно, изображайте на здоровье тягловую силу!

Она осторожно опустила на землю эскиз и прислонила его к своим коленям. Затем сняла с плеча мольберт и протянула его герцогу. За мольбертом последовала коробка с красками.

Так и есть – мольберт весил весьма изрядно! Герцог с тревогой покосился на ее нежную, тонкую шею и хрупкие плечи.

Сара наклонилась и подняла с земли полотно.

– Готовы? – спросила она.

Герцог невольно ухмыльнулся. Впервые в жизни дама сердилась на него за попытку прийти ей на помощь.

– Готов! – в тон ей откликнулся он. Девица наградила его мрачным взглядом и вздернула подбородок, приглашая идти вперед.

Герцог, который тоже был гораздо крепче, чем казался, легко зашагал по тропинке.

Так в молчании они и вышли из леса, пересекли сад и остановились у черного входа.

– Ваша светлость, я вела себя крайне неблагодарно и прошу меня извинить, – покаянно промолвила Сара. – Спасибо вам за помощь!

– Не стоит, – сдержанно ответил он.

Садовник, подстригавший кусты возле дорожки, почтительно склонился перед герцогом. Энтони отвечал ему милостивым кивком.

– Что у вас с глазами? – вдруг спросила у садовника Сара.

– Ничего страшного, все в порядке, мисс! – заверил старик.

– Не правда! – возразила Сара. – Почему они такие красные? Вы были у доктора?

– Н-нет, мисс, – опешил садовник.

– Вам непременно нужно выписать какие-нибудь капли! Я передам ее светлости, что вам нужно к доктору. Как вас зовут?

– Дженкинс, мисс.

Сара улыбнулась. Это была искренняя улыбка, признававшая в слуге равного человека, достойного заботы и уважения.

– Какой красивый сад, Дженкинс! Вы отлично поработали.

– Благодарствуем, мисс, благодарствуем! – Старик просиял от удовольствия.

Сара кивнула и двинулась дальше.

Герцог с удивлением уставился ей в спину. Ему бы и в голову не пришло рассматривать глаза у какого-то садовника!

Глава 6

Как только ее светлость спустилась в гостиную, где Сара сидела вместе с Оливией, девушка сразу же рассказала графине о болезни садовника.

– У нашего садовника больные глаза? – в замешательстве переспросила леди Линфорд.

– Да, миледи. Он наверняка очень страдает. Удивительно, что его до сих пор не отправили к доктору!

– Н-ну, – пробормотала хозяйка, – я, конечно, позабочусь об этом, мисс Паттерсон.

– Спасибо, леди Линфорд, – простодушно поблагодарила Сара, даже не подозревая о том, к каким выводам могла прийти ее светлость. – Его зовут Дженкинс.

Графиня хотела было перевести разговор на другую тему, однако Сара всем своим видом дала понять, что ожидает немедленных действий.

Хозяйка дома позвонила в колокольчик.

– Элиот, – обратилась она к возникшему на пороге дворецкому, – будь добр, проследи за тем, чтобы одного из садовников – кажется, Дженкинса?

– отправили к доктору. У него воспалены глаза.

Элиот был слишком хорошо вышколен, чтобы позволить себе выразить удивление столь неожиданным приказом, и невозмутимо ответил:

– Сию минуту, миледи. Это все?

– Да, – отвечала графиня. Дворецкий удалился.

Оливия, чей голос звенел от сдерживаемого смеха, сказала:

– Мама, я бы хотела сегодня показать Саре старинную саксонскую церковь в Бридоне.

– Это замечательный план, – отвечала графиня. Она устроилась в изящной позе на софе с нежно-розовой обивкой. – Вы пригласите с собой мистера Паттерсона?

– По-моему, дедушка не очень заинтересуется старой саксонской церковью, леди Линфорд, – промолвила Сара, осторожно подбирая слова.

– Очень хорошо, – благодушно откликнулась графиня. – А как он относится к охоте? Лорд Линфорд с большим удовольствием показал бы ему свою коллекцию ружей.

Сара чуть не прыснула со смеху, представив себе деда, крадущегося по лесу с ружьем наперевес.

– Боюсь, что охота также не входит в число его любимых занятий, ваша светлость.

– Но чем-то же он должен заниматься! – Благодушная маска медленно сползала с лица леди Линфорд. – Может быть, он любит читать? У нас прекрасная библиотека. А если он предпочитает журналы, то у меня найдутся все последние выпуски!

– Боюсь, что и это его не заинтересует. – Сара с сожалением покачала головой.

Графиня окончательно помрачнела.

– А он не захочет прогуляться в саду?

– От цветов у него начинается насморк.

– Как же мне быть, Сара? Чем я могла бы его развлечь?

– Он любит хорошо покушать, – сообщила Сара, приведя леди Линфорд в окончательное расстройство.

– Я уже распорядилась по поводу отличного обеда, но его подадут не скоро. Чем же я заполню все эти часы?

– Мне очень жаль, леди Линфорд, – сказала Сара со вздохом, – но дедушка интересуется исключительно торговлей. Ко всему остальному он просто равнодушен.

Если бы было позволительно выражаться так о столь знатной леди, Сара могла бы сказать, что почтенная дама зашла в тупик.

– Мама, мы возьмем его с собой посмотреть на церковь, – решительно заявила Оливия. – И Энтони тоже мог бы поехать с нами!

Сара едва успела подавить улыбку при виде облегчения на лице у леди Линфорд.

– Спасибо, Оливия, – с чувством поблагодарила знатная дама свою дочь.

А у Сары отпала всякая охота ехать в Бридон – стоило подумать о тех шуточках, которые станет отпускать ее дед при виде знаменитых развалин. Однако деваться было некуда. Сара отлично понимала отчаяние леди Линфорд, все утро пытавшейся придумать достойное развлечение для мистера Паттерсона.

И снова – наверное, уже в сотый раз – девушка принялась гадать, за какую такую услугу ее дед пользуется столь неслыханным гостеприимством в Хартфорд-Корте.

***

Из поместья они выехали в двух экипажах. Оливия с мистером Паттерсоном сидели в ландо, которым правил кучер графа Линфорда, а Сара с герцогом разместились в фаэтоне, причем Энтони сам держал вожжи.

День выдался безветренный и солнечный, и Сара превосходно чувствовала себя в рыжей накидке поверх простого коричневого платья для прогулок. Она неподвижно сидела на высокой скамейке в фаэтоне рядом с герцогом, сложив руки на коленях и едва доставая до пола носками миниатюрных башмачков. Ее темные волосы были убраны под рыжий, в тон накидке, небольшой капор.

Черные холеные жеребцы, принадлежавшие Чевиоту, казались воплощением изящества и силы. Наслушавшись сплетен о бесшабашной манере езды, зачастую характерной для аристократов, Сара поначалу сильно нервничала. Однако вскоре стало ясно, что герцог прекрасно управляется со своими лошадьми, послушно выполнявшими любую команду. Мало-помалу Сара удостоверилась, что ее возница не собирается вывалить свою пассажирку в придорожную канаву, и успокоилась.

– Я удивился, когда узнал, что вы не побывали в этой церкви во время первого визита, – заметил Чевиот, проезжая под кронами столетних дубов, только начинавших оживать под лучами весеннего солнца. – Это место наверняка вам понравится. – Он повернулся, чтобы заглянуть ей в лицо, и добавил:

– Оно так и просится на полотно!

Сара исподтишка разглядывала своего спутника, облачившегося для прогулки в черную куртку для верховой езды, коричневые бриджи и высокие черные сапоги. Узел шейного платка был завязан очень тщательно, но при этом не казался особенно пышным. Словом, Чевиот являлся живым воплощением модной, но не кричащей элегантности.

Он снова пренебрег головным убором, и его коротко остриженные волосы свободно развевались под ласковым дыханием весеннего ветерка.

– Оливия собиралась отвезти меня в Бридон в прошлый раз, но нам помешал дождь, а потом пришла пора уезжать, – пояснила Сара.

Он кивнул и снова стал смотреть на дорогу.

Сара тревожно оглянулась на следовавшее за ними ландо и сказала:

– Хотела бы я знать, как там Оливия управляется с моим дедушкой!

Она все еще удивлялась тому, как распределили седоков по экипажам. Ее наверняка должны были посадить вместе с дедом!

– Об этом можно не волноваться, – безмятежно заверил Сару Чевиот. – Она первым делом предложит ему рассказать о себе, и этой темы ему должно хватить на всю дорогу.

– А ведь верно! – удивилась Сара. – Но как вы догадались?

– Все мужчины не прочь поговорить о себе, мисс Паттерсон, – отвечал он с очаровательной мальчишеской улыбкой. – Мы просто невыносимые эгоисты! Разве вы об этом не знали?

– Я как-то не задумывалась об этих вещах. – Сара спокойно смотрела ему в лицо.

– Ну конечно, ведь вы учились в женской школе, и у вас нет братьев, – сказал герцог, как бы извиняя ее неопытность. – Но можете мне поверить – Оливия сумеет отлично управиться с вашим дедом!

– Хм-м-м, – задумчиво пробормотала Сара. Она удобно откинулась на спинку сиденья, снова сложила руки на коленях и сказала:

– А вы, ваша светлость, не хотели бы рассказать мне о себе?

Он опешил, а потом громко расхохотался.

– Предложение следует делать более определенно, мисс Паттерсон. Вы должны задавать мне наводящие вопросы.

Слева от них показалось поле, на котором мирно дремали овцы с ягнятами, разморившиеся на полуденном солнце. Свежая зелень радовала взор. За полем виднелся пологий холм, поросший плакучими ивами.

– Боюсь, у меня это плохо получится, – озабоченно нахмурилась Сара. – Мне всегда казалось грубым выспрашивать у людей подробности их жизни.

– А вы постарайтесь сделать это тактично, – предложил герцог. Он явно развлекался этим неожиданным уроком светских манер. – К примеру, спросите меня для начала, люблю ли я лошадей.

Сара улыбнулась при виде двух овечек, тесно прижавшихся друг к другу на мягкой траве.

– Разве они не милые? – спросила она. Герцог перевел взгляд с двух пушистых клубков шерсти на ее одухотворенное лицо и ответил:

– Да. Они очень милые.

Сара вдруг покраснела – сама не понимая отчего, – резко выпрямилась и спросила:

– Вы любите лошадей, милорд?

На его губах все еще блуждала улыбка. И Сара поймала себя на мысли, что впервые в жизни видит такой красивый рот.

– Да, я люблю лошадей, – отвечал Чевиот. – Очень люблю. Не хочу утомлять вас подробностями, но можете поверить мне на слово: при случае я способен говорить о лошадях без перерыва не меньше полутора часов!

– Как раз столько, сколько займет дорога до саксонской церкви! Итак, я слушаю!

Герцог снова рассмеялся.

– О чем бы вы хотели узнать, мисс Паттерсон?

– Много ли у вас лошадей? – без запинки спросила Сара. – Каких они пород? Какие у них характеры? Кого вы любите больше остальных? Сколько вам было лет, когда вы впервые сели в седло?

– Погодите! – Герцог умоляюще выставил вперед руку. – Я едва успею ответить и на эти вопросы!

– Значит, нам останется о чем поговорить и на обратном пути! – невозмутимо заключила Сара.

Навстречу им ехала крестьянская подвода. Как только возница разглядел, что перед ним господский фаэтон, он поспешил свернуть на обочину, чтобы уступить дорогу.

Герцог милостиво кивнул, проезжая мимо.

– Добрый день! – поздоровалась с фермером Сара. – Спасибо, что уступили дорогу!

– И вам доброго дня! – просиял в ответ фермер. Рядом с ним на козлах притулился маленький мальчик, и Сара заметила, немного проехав вперед:

– Какой симпатичный малыш!

– Какой еще малыш? – растерялся Чевиот.

– Ну, тот мальчик, что сидел рядом с фермером. У него глаза как блюдца!

– А вы очень наблюдательны, мисс Паттерсон, – задумчиво проговорил герцог.

С заболоченной низины по левую руку от дороги с криком сорвалась стая дроздов.

Сару его замечание явно удивило. И она с напускной строгостью воскликнула:

– Не пытайтесь увиливать, ваша светлость! Вы собирались рассказать мне о своих лошадях.

– А вы сами любите лошадей? – спросил он. – Вам нравится кататься верхом?

– Кажется, мы собирались говорить о вас! – В ее взгляде промелькнуло явное замешательство. – При чем тут я?

– Мне просто не хотелось вас утомлять! – со смехом признался герцог.

– А вдруг вы не любите лошадей? Тогда мы могли бы найти более интересную тему!

– Я люблю всех животных, – просто ответила Сара. – Когда я была маленькой, мы жили в деревне, и у меня была собака, утка и даже пони. Но потом меня взял к себе дедушка, и с ними пришлось расстаться. От животных у дедушки начинается насморк.

Они приближались к повороту, и герцог придержал лошадей на тот случай, если придется разминуться со встречным экипажем. Сара молчаливо одобрила такую предусмотрительность.

– А как звали вашу собаку? – спросил он.

– Мы звали его Баунс , потому что он был очень прыгучий. – Сара грустно вздохнула. – Мне пришлось отдать его мальчишке из деревни. Мы часто играли вместе, и Баунс хорошо его знал. Джонни обещал, что будет хорошо заботиться о моей собаке, и я уверена, что он так и сделал.

– А мне тоже не хватает своей собаки, – признался Чевиот. – В детстве у меня было два спаниеля, но потом я уехал в школу, а после служил в армии. Я решил, что непременно заведу собак, когда у меня будет свой дом.

– Очень мило, – в смущении пролепетала Сара.

– Вам не кажется, что мы впадаем в излишнюю сентиментальность?

– Вы правы, – усмехнулась она. – Вам следует поднять мой дух рассказами о лошадях.

– Ну, – начал герцог, на этот раз выполняя ее требование, – тогда знайте, что больше всего я люблю своего гнедого жеребца по кличке Сэм.

– Сэм?!

– Сэм – самое подходящее для него имя!

– Это тот самый жеребец, на котором вы катались сегодня утром?

– Да.

– Это просто ужасно – называть Сэмом такого красивого жеребца! Ему бы подошло что-то вроде… Медный!

Герцог упрямо тряхнул шевелюрой, и его собственные волосы блеснули медью под ярким солнцем.

– Если бы вы хоть немного его знали, то сразу бы поняли, что кличка Сэм соответствует его характеру больше всего. Я понимаю, вам он кажется просто красивым, но уверяю вас, это самое чуткое животное на свете. Я без опаски доверил бы ему свою жизнь. Он гораздо умнее и преданнее многих моих знакомых!

– Да он у вас настоящий рыцарь! Расскажите о нем подробнее. Каким образом проявляется его чуткость?

Герцог рассказал Саре весьма забавную историю, и она смеялась от души. За этой историей последовала новая.

Они и сами не заметили, как пролетело время и перед ними показалась саксонская церковь.

***

В этот вечер Сара долго не могла заснуть, вспоминая события минувшего дня. Церковь оправдала ее ожидания. Главная постройка датировалась десятым веком. В ней поражали и строгая соразмерность линий, и удачно выбранное место – возвышенность, господствовавшая над обширной долиной.

Сара уютно свернулась клубочком в своей просторной мягкой постели и снова вспомнила, как они с герцогом стояли перед алтарем в потоке солнечных лучей, проникавших через круглее оконце. И как Чевиот задумчиво промолвил:

– Душа человека подобна воробью, которого дождь и ветер случайно занесли под своды королевской палаты. На миг его окружают свет и тепло, но птице суждено вскоре вылететь в другую дверь, чтобы снова оказаться во власти стихий. Так и человеческая судьба: краткий миг света, за которым неизбежно следует неведомое ничто.

– Да, – выдохнула Сара, любуясь внутренним убранством церкви.

– Где это ты вычитал, Энтони? – Звонкий голосок Оливии разрушил хрупкую тишину. Они с мистером Паттерсоном подошли поближе, чтобы послушать, что говорит герцог.

– У Беды Достопочтенного. В его «Церковной истории народа англов».

– Ну и мрачная же это книга, коли он больше ничего не смог сказать о нашей жизни! – загрохотал под древними сводами самоуверенный бас мистера Паттерсона.

– Понятия не имею, мрачная она или нет, – беззаботно отвечала Оливия.

– Я все равно ее не читала.

– А церквушка-то довольно тесная и запущенная, верно? – заметил мистер Паттерсон. – Ни тебе цветных витражей, ни росписи на стенах.

– Дедушка, это же саксонская церковь! – робко возразила Сара. – Они всегда стремились к простоте.

– Ну а что до меня, то я по своей воле не стал бы тащиться в такую даль, чтобы любоваться этим убожеством, – отрезал мистер Паттерсон.