Текст книги "Аннабель, дорогая"

Достигнув плоской вершины Даунза, я направила лошадь к двум рядам можжевельника, образующим нечто вроде естественного проулка шириной ярдов в пятьдесят.

Зная, что ей предстоит, Фея дождалась моего знака и помчалась во весь опор. В ушах у меня свистел ветер, а я все погоняла и погоняла лошадь. Она уже не мчалась, а почти летела по воздуху. Ни одна лошадь не догонит чистокровку, перешедшую в галоп. Пригнувшись к холке, я видела лишь землю, которая неудержимо неслась назад. Кровь никогда так сильно не пульсировала в моих жилах, и мне хотелось, чтобы эта скачка длилась бесконечно.

Отмахав милю, Фея постепенно замедлила свой стремительный бег. Доскакав до тропы, ведущей к дому, она пошла рысью.

По бескрайним голубым просторам неба плыли кучевые облака. Натянув поводья, я остановила лошадь и оглядела небольшую, залитую солнечным светом долину, восточную часть которой занимали Уэстон-Холл и парк.

Отсюда я отчетливо видела большой каменный дом, конюшни, выпасы, озеро и павильон, построенный для рыболовов на его берегу.

Деревня Уэстон лежит к западу от парка. С моего наблюдательного пункта на Даунзе я различила среди обширных пашен дома, окруженные деревьями, а также церковь с высоким шпилем, устремленным в небо.

К северу от деревни, у самого подножия Даунза, расположилась усадьба сэра Мэтью Стэнхоуп-Мэнор, со всех сторон закрытая высокими деревьями парка.

Всю свободную часть долины занимали пахотные земли, принадлежавшие в основном графу Уэстону. Он сдавал их в аренду. За грядой холмов я не видела южной стороны долины, однако знала, что там тянется на несколько миль крутой лесистый склон, спускающийся к заливу, возле которого расположился небольшой портовый городок Уэст-Хейвен. Эта холмистая гряда защищает нашу долину от ветров, дующих с залива. Поэтому долина – один из самых мягких по климату уголков Англии. Через несколько минут я тронула Фею, и мы спустились на тропу, ведущую к уэстонскому парку.

Глава 3

У дверей меня встретил наш дворецкий Ходжес и доложил, что в библиотеке меня ожидает Джек Грэндвил, двоюродный брат Джералда.

– Он прибыл с саквояжем, миледи, но я еще не отнес его саквояж наверх. – Большой нос Ходжеса, похожий на клюв, завораживал меня с самого детства, ибо всегда точно выражал его настроение. Сейчас дворецкий трепетал от негодования.

Джек часто гостил в Уэстоне. Единственный сын дяди Джералда, он был третьим – после Джайлза и Стивена – из предполагаемых наследников. Джек постоянно нуждался в деньгах и, каждый раз оказываясь на мели, приезжал в Уэстон. В этом не было ничего необычного, поэтому я не поняла, что так возмутило Ходжеса.

– Почему же вы не отнесли его саквояж наверх, Ходжес? – спросила я, снимая перчатки.

– Ему, как холостяку, не подобает останавливаться у нас в доме после того, как вы овдовели, мисс Аннабель. – То, что дворецкий употребил это давно уже забытое обращение, свидетельствовало о его беспокойстве.

– Ерунда, сэр Джек – член семьи Клюв дрогнул от негодования.

– Но это же неприлично, миледи. Его пребывание здесь даст пищу разным толкам.

Глядя на нос Ходжеса, я вдруг поняла: мне вовсе не хочется, чтобы Джек слонялся здесь с утра до вечера.

– Полагаю, ему лучше остановиться у мистера Адама.

Нос перестал подрагивать, и Ходжес даже улыбнулся.

– Я немедленно велю отослать саквояж мистера Джека в Дауэр-Хаус, миледи.

– Но сначала все же договоритесь с миссис Грэндвил.

– Конечно, миледи.

Я бросила перчатки на столик в стиле Людовика Четырнадцатого:

– Велите, пожалуйста, подать лимонад в библиотеку, Ходжес.

Теперь, добившись своего, дворецкий излучал любезность.

– Сейчас распоряжусь, миледи. – Он благожелательно улыбнулся. – Как приятно видеть румянец на ваших щеках!

Не устояв перед искушением, я оглядела огромный мраморный холл с колоннами и классическими статуями в бледно-зеленых нишах и с невинным видом спросила:

– А где же саквояж мистера Джека, Ходжес?

– Под лестницей, миледи.

Мы переглянулись. Я догадалась, и он понял это, что саквояж еще до моего возвращения был отослан в дом дяди Адама.

– Спасибо, что заботитесь обо мне, Ходжес.

Из деликатности дворецкий изобразил смущение.

Усмехнувшись, я пошла по сверкающему черно-белому мраморному полу и, миновав парадную лестницу, углубилась в коридор. Однако, не заглянув в гостиную, свернула налево, в ту часть дома, где размещались жилые комнаты. Дверь напротив лестницы, ведущей в спальню, была открыта, и я зашла в библиотеку, большую комнату, отделанную панелями из каштанового дерева, с высокими стеллажами и потолком, украшенным золотым узором. Над камином из бело-зеленого мрамора висел портрет первого графа Уэстона, одетого в пестрые одежды эпохи Реставрации и поражающего фамильным сходством с Джералдом. Хотя толстый турецкий ковер заглушал звук моих шагов, мужчина, стоявший у окна, тотчас обернулся. Когда солнце заиграло в его светлых волосах, мое сердце дрогнуло.

– Аннабель! – Джек быстро подошел ко мне и вдруг озабоченно нахмурился. – Что с тобой?

– Когда твои волосы заблестели в лучах солнца… мне показалось, будто ты Джералд.

– О, прости, дорогая. Присядь, пожалуйста, ты так побледнела!

– Ничего, все в порядке, – с вымученной улыбкой ответила я, позволив Джеку взять себя под руку и отвести к чиппендейлским креслам, расставленным вокруг огромного глобуса. Усевшись, я посмотрела на Джека. Светловолосый, голубоглазый и красивый, он очень напоминал Джералда. Однако сердечности моего покойного мужа у него не было и в помине. Линии рта у Джека жесткие, а лицо хищное.

– Позволь налить тебе бокал мадеры, – предложил он.

Я все еще ощущала дрожь в коленях.

– Спасибо.

Он подошел к поставцу в стиле шератон, где всегда стояли бутылки с вином и бокалы, молча налил мне вино и подал бокал. Сделав два глотка, я посмотрела на Джека и заметила, что он встревожен.

– Со мной все в порядке.

Он коснулся пальцем моей переносицы.

– Ты опять каталась без шляпы, у тебя высыпали веснушки. – Джек сел напротив меня. – Полагаешь, я приехал, потому что оказался на мели? – Он залпом осушил полбокала.

– Признаться, такая мысль мелькнула у меня. Он усмехнулся:

– На сей раз это не так, Аннабель. На прошлой неделе мне повезло, я выиграл довольно приличную сумму, и мне хватит денег на какое-то время.

– Поздравляю.

Джек откинулся на спинку кресла, обшитую розовым шелком.

– Меня привела сюда тревога за тебя, Аннабель.

Я повертела ножку бокала.

– Тебе незачем беспокоиться, Джек. У меня все хорошо.

– В Лондоне скучно без тебя, Аннабель. – Он посмотрел поверх бокала. – Даже тупица Байрон сочинил о тебе стихотворение «Прощай, сияющая красота» или что-то в этом роде.

– Ты полюбил поэзию, Джек? – изумилась я.

– Да нет, что ты. – Он широко улыбнулся.

Лакей принес кувшин с лимонадом и два стакана.

– Лимонад? – удивился Джек.

– Спасибо, Уильям, поставьте все на стол.

Лакей поставил лимонад на круглый, с резными краями столик возле моего кресла:

– Мистер Ходжес просил передать, что саквояж сэра Джека отправили в Дауэр-Хаус.

Ходжес, этот хитрый старый дьявол, явно хотел дать понять Джеку, что он нежеланный гость в нашем доме.

Мое «спасибо, Уильям» было заглушено громким восклицанием Джека:

– Какого дьявола вы отослали мой саквояж в дом Адама? Я не желаю, черт побери, жить у него!

Когда Уильям ретировался, я взглянула на Джека:

– Ходжес считает, что тебе не следует оставаться в этом доме, поскольку у меня нет компаньонки. Джек вспыхнул:

– Что за чушь, Аннабель! Как твой кузен, я могу жить в одном доме с тобой.

– Ты кузен Джералда, а он…

Гнев Джека быстро угас, и, наклонившись ко мне, он сжал мои пальцы в своей сильной руке.

– Прости, милая Аннабель. Ты же знаешь, я не стану ничем досаждать тебе.

Осторожно высвободив пальцы, я подумала: «Ходжес прав, мне не следует оставлять в доме Джека». Он очаровательно улыбнулся:

– Если хочешь, я навсегда поселюсь у Адама.

– Жить у Адама вовсе не наказание, Джек. – Вздохнув, я добавила:

– Он очень добр ко мне.

Джек вскочил и подошел к окну.

– Не могу понять, – признался он, – почему Джералд назначил опекуном Стивена, а не Адама. При одной мысли, что Стивену поручено воспитывать мальчика, меня бросает в дрожь.

– Говорят, он неплохо справлялся с делами эти пять лет на Ямайке.

– Я налила себе лимонада. – По словам Джералда, нашей плантации – одной из немногих – удалось избежать банкротства.

– Эта плантация принесла целое состояние моему деду. Но то время безвозвратно миновало. Запретив ввоз британских товаров в Европу, Наполеон нанес такой удар торговле сахаром, что она не в силах оправиться. Почему бы вам не объявить о банкротстве плантации и не избавиться от нее?

Я пригубила лимонад и промолчала.

– Не думаю, что смогу вынести больше двух дней общество тети Фанни, – мрачно заметил Джек.

– Почему? – удивилась я, зная, что жена Адама болтлива, но очень добра и ее дом всегда открыт для всех Грэндвилов. Тетя Фанни куда приятнее моей матери.

– Потому что она будет донимать меня рассказом о том, как Нелл вывозили в свет. Я слышал это не меньше трех раз.

– Нелл имела большой успех в Лондоне, Джек. Ей сделали четыре предложения, целых четыре!

– Мне это известно. Я даже знаю, какого цвета были глаза у каждого из претендентов. Я едва сдержала смех.

– Странно, почему Нелл не приняла предложение одного из столь завидных женихов.

– Возможно, никто из них ей не понравился.

– Она тебе ничего не сказала?

Я покачала головой.

– За этими предложениями, несомненно, последуют и другие, – сказал Джек. – В городе поговаривают, что Адам дает за ней богатое приданое.

Все это время собаки жалобно скулили за дверью, теперь они начали лаять, и я впустила их.

– Эти гончие ходят за тобой по пятам, – недовольно заметил Джек, когда собаки обнюхали его.

– Это не гончие, Джек, а спаниели.

– Кажется, они не успокоятся, пока не обслюнявят мои башмаки.

Я щелкнула пальцами, и собаки подбежали ко мне.

– Говорят, по просьбе Фанни ее дочери помогала какая-то древняя кузина?

– Да. – Я снова опустилась в кресло, и собаки улеглись у моих ног.

– Это Дороти Грэндвил, которая живет в Бате. – Я нагнулась и почесала за ухом у Порции. – Тетя Фанни почему-то отказалась от моей помощи.

Я затаила обиду. Ведь Нелл мне как младшая сестра, и я всегда полагала, что ее первый выезд в свет не обойдется без моего участия.

Бледно-голубые глаза Джека приняли насмешливое выражение.

– Дорогая, ни одна здравомыслящая мамаша не позволит дочери выйти в свет с тобой, поскольку именно ты станешь центром внимания.

Мерлин ткнулся носом в мою руку, и я занялась его ушами.

– Может, пригласишь Дороти Грэндвил пожить с тобой в Уэстон-Холле?

– спросил Джек.

– Это еще зачем? – удивилась я.

– Как зачем? Она стала бы твоей компаньонкой. Тогда мне не пришлось бы останавливаться у Адама. Тетя Фанни быстро сведет меня с ума.

– Не ожидала, что ты будешь наезжать так часто, Джек, – едко заметила я. – Ведь охотничий сезон уже закончился.

– Но Стивен-то наверняка поселится здесь.

– Я даже не знаю, вернется ли он.

– Конечно, да.

– Полагаю, ему придется вернуться, раз он назначен опекуном Джайлза.

– Рано или поздно это произошло бы, Аннабель, ты же знаешь.

Я насторожилась:

– Уэстон – родной дом Стивена. Где же еще ему жить?

– Твоей матери не понравится, если он поселится под одной крышей с тобой. Джек прав, мама этого не хотела.

– Мне двадцать три года, – с горечью заметила я. – У меня четырехлетний сын, и не прошло еще и месяца после смерти моего мужа. Я ведь не девица, едва начавшая выезжать в свет!

– С твоим умом, Аннабель, ты должна понимать, что многие мужчины были бы счастливы занять место Джералда.

У меня застучало в висках. Я поднялась:

– Прости, Джек, но я обещала зайти в классную комнату к Джайлзу и пообедать с ним.

– Хорошо, – смирился Джек, – я отправлюсь, как мне велено, в Дауэр-Хаус. – Он удрученно посмотрел на меня. – Неужели я должен и ужинать там?

Я через силу улыбнулась:

– Нет. Ужинать приходи сюда. Погоди минутку, я напишу тете Фанни записку и попрошу ее, Адама и Нелл присоединиться к нам.

Джек, скорчив кислую мину, терпеливо ждал, пока я напишу приглашение. Выйдя из библиотеки, мы столкнулись с Джайлзом и мисс Стедхэм, которые, как выяснилось, гуляли перед обедом в саду.

– Мисс Стедхэм, позвольте представить вам моего кузена мистера Грэндвила, – сказала я.

Заметив, как заблестели глаза Джека, я поняла, что он оценил прекрасные золотисто-рыжие волосы и свежую, как цветы магнолии, кожу Юджинии Стедхэм. Восхищение Джека не укрылось и от внимания гувернантки. На ее щеках заиграл легкий румянец.

– Счастливо, Джек, – насмешливо бросила я. Уходя, он шепнул:

– Пригласи на ужин и мисс Стедхэм, Аннабель.

Решив, что это неплохая мысль, я так и поступила.

Моя горничная Марианна подала мне вечернее платье из простого черного бомбазина, одно из тех, что мама заказала для меня после смерти Джералда. Я их почти не надевала, ибо обычно ужинала с Джайлзом в его классной комнате.

– Какая тусклая ткань, – заметила Марианна.

– Через месяц я смогу носить платья из черного шелка.

Горничная кивнула, не сомневаясь, что в Лондоне я буду носить яркие платья. Молодая горничная обожала красивые наряды, а я предпочитала ходить дома в простой одежде.

– Ты, верно, скучаешь по Лондону? – спросила я, ибо светский сезон, длящийся с мая по июль, мы почти всегда проводили в столице.

– Жизнь в Лондоне такая волнующая, миледи! За день вы меняете там столько туалетов! Балы, приемы, собрания… – Она вдруг прикусила язык. – Извините, миледи, мне не следовало говорить о светских удовольствиях, ведь милорд совсем еще недавно… – Помолчав, Марианна серьезно добавила:

– Я знаю, вам сейчас не до приемов, миледи.

Вообще-то я никогда не интересовалась светскими развлечениями. Лондон любил Джералд, а я с большим удовольствием проводила бы лето здесь, окруженная дивной природой.

Закончив одеваться, я пошла в гостиную чуть раньше назначенного срока, ибо дядя Адам отличался особой пунктуальностью.

В Уэстон-Холле, построенном в середине прошлого столетия, жилые комнаты располагались в западной части дома, тогда как все остальные – в восточной. Семья пользовалась библиотекой, спальней, примыкающими к. ней будуарами, туалетными комнатами для графа и графини, а также той, где теперь помещался мой кабинет. Гостиную, длинную галерею и столовую мы посещали реже.

Большая, хорошо меблированная гостиная с высоким сводчатым потолком и четырьмя окнами выходила на террасу, откуда открывался прелестный вид на лужайку с мраморными статуями и цветочными клумбами.

В ожидании гостей я опустилась в позолоченное мягкое белое кресло. Ровно в шесть тридцать появились тетя Фанни, дядя Адам, Джек и Нелл.

– Аннабель, дорогая! – Тетя Фанни говорила очень мягко и с придыханием. – Как мило, что ты пригласила всех нас на ужин. Конечно, я понимаю, что в этом большом доме тебе сейчас одиноко. Пожалуйста, без церемоний приходи к нам. А если хочешь, зови меня. Ты знаешь, как я люблю тебя…

Тетя Фанни продолжала бы тираду еще минут десять, но, к счастью, ее прервал муж:

– Позволь и нам поздороваться с Аннабель; Фанни. – Когда его жена отошла, дядя Адам поцеловал меня. – Как ты себя чувствуешь, дорогая? Спасибо тебе за приглашение.

Я встретила спокойный мудрый взгляд Адама. Ему уже под шестьдесят, его светлые волосы тронула седина, но выражение доброго крупного лица свидетельствует о том, что он доволен жизнью и своим умением преодолевать трудности.

Джералд и Стивен всегда называли Адама дядей, хотя он кузен, а не брат их отца. Последние двадцать лет Адам управлял уэстонским поместьем – сначала при отце Джералда, потом при нем самом. Он и его семья жили в Дауэр-Хаус, на восточном краю уэстонского парка.

Помня его неизменную доброту ко мне, я сердечно улыбнулась ему:

– Всегда рада видеть вас, дядя Адам.

Его девятнадцатилетняя дочь Нелл, невысокая девушка с белокурыми волосами, как у всех Грэндвилов, и с необычными для них чуть раскосыми карими глазами, чем-то напоминает мне эльфа. Мы с ней по-родственному поцеловались.

– Неужели мы будем ужинать без собак? – осмотревшись, пошутил Джек.

Я метнула на него раздраженный взгляд.

– Многих благородных леди сопровождают пажи в ливреях, – заметил Адам. – Аннабель же предпочитает собак.

Все рассмеялись. Заметив в дверях смущенную мисс Стедхэм, я пригласила ее войти. Вся семья дружески приветствовала гувернантку. На ней было серое вечернее платье, отделанное черной каймой. Золотистые волосы она собрала в пучок на затылке, как делала и я, оставаясь ужинать дома.

Вскоре появился Ходжес и объявил, что ужин готов. В столовую меня сопровождал Адам, тетю Фанни – Джек, а замыкали шествие Нелл и мисс Стедхэм. Наконец мы все сели за стол красного дерева.

Сидя здесь впервые после похорон, я то и дело поднимала глаза, словно надеялась увидеть напротив себя Джералда.

Муж всегда блистал в обществе и в семейном кругу, ибо отличался непринужденностью и большим обаянием. Джек не без зависти называл его «дитя солнца». Да, Джералду трудно было не завидовать.

К действительности меня вернул голос Адама:

– Сегодня я говорил с Мэтью Стэнхоупом. Оказывается, отныне ежегодный взнос в охотничий клуб возрастет до тысячи фунтов.

– Немалое повышение, – заметил Джек.

Адам рассказал о потоптанном кустарнике Сьюзен Фентон и о моем предложении.

– Нельзя же запретить гостям принимать участие в охоте, Аннабель,

– резко бросил Джек. – Неужели вы лишите и меня этой возможности?

Джек, заядлый охотник, частенько составлял нам компанию. Это обходилось ему недорого, поскольку он всегда мог взять лошадь в нашей конюшне.

– Боюсь, тебе придется вступить в наш клуб, Джек, если захочешь охотиться здесь в будущем году, – проговорила я.

В его глазах вдруг вспыхнул гнев, и он стукнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда.

– Я не могу выложить тысячу фунтов за охоту, и ты прекрасно это знаешь, Аннабель!

Тетя Фанни что-то встревоженно пробормотала, а лакей поспешил вытереть со стола пролившееся вино.

– Если не научишься сдерживаться, Джек, попадешь в беду, – предостерег его дядя Адам. – Аннабель права. Сын Фентонов чудом не пострадал.

– Невелика потеря, – бросил Джек, – больше или меньше одним фермерским щенком – какая разница?

Глаза Нелл выразили ужас.

– Надеюсь, вы говорите не всерьез, мистер Грэндвил? – спокойно спросила мисс Стедхэм.

Джек бросил на нее быстрый взгляд. Тонко поджатые губы предвещали взрыв, но он взял себя в руки.

– Может, и не всерьез, – ответил он.

– Уверена, это глупая шутка. – Я задумчиво постучала пальцами по лежавшей у меня на коленях салфетке. Конечно, Джека нельзя лишить возможности охотиться. Тем более что он помогает присматривать за лошадьми. Впрочем, выход есть. Я просияла. – Деньги за тебя внесет уэстонское поместье, Джек. – Я знала, что Джералд ни за что не стал бы помогать ему, но неужели такое большое поместье не наскребет какую-то несчастную тысячу фунтов? Я посмотрела на Адама:

– Думаю, мы можем себе это позволить, правда, дядя Адам?

– Об этом тебе следует советоваться не со мной, Аннабель. – Адам нахмурился. – По завещанию Джералда, только Стивен имеет право распоряжаться доходами с поместья.

– Вы управляете Уэстоном больше двадцати лет, дядя Адам. Сомневаюсь, что Стивен пожелает сам заняться всеми делами.

– Надеюсь, он не станет в них вмешиваться, – с необычной для нее решительностью вставила тетя Фанни.

– Не знаю, не знаю, – протянул Джек. – Мне трудно поддержать вас, Фанни. Полагаю, у меня больше шансов вытянуть деньги из Стивена, чем из Адама.

Все рассмеялись.

– Что верно, то верно, – вздохнула тетя Фанни. – Столь добросердечного человека, как Сти вен, наверное, и на свете нет. И как это он связался с контрабандистами?

– Возможно, свидетели дали ложные показания, – предположила Нелл.

– Стивен признал свою вину, – жестко возразила я. – Это было при мне.

Я и в самом деле подслушивала, когда следователь в присутствии графа допрашивал Стивена.

«Виноват только я, папа. Никто другой».

Эти слова Стивен упорно повторял даже после того, как ему сказали, что обвинение против него не будет выдвинуто, если он отправится на Ямайку.

Он предпочел уехать, а я вышла замуж за Джералда.

– Ты так полагаешь, Аннабель?

Я подняла глаза:

– Простите, тетя Фанни, я не расслышала вас.

Глава 4

В конце мая корабль доставил в Саутгемптон письма от Стивена дяде Адаму и мне.

Уединившись в своем будуаре, чтобы вскрыть конверт, я была неприятно поражена тем, что у меня сильно дрожат руки. Стивен писал, что разделяет мое горе, выражал соболезнования, сообщал, что вернется домой, как только закончит дела на плантации, и просил передать привет Джайлзу.

Скажите, пожалуйста, привет от него!

Скомкав письмо, я бросила его в камин.

Позднее ко мне пришел Адам. К моему удивлению, Стивен написал ему целых пять страничек убористым почерком.

– Стивен решил избавиться от сахарной плантации. – Дядя Адам уселся в библиотеке на свое обычное место.

– Избавиться? – изумилась я. – То есть объявляет о банкротстве?

– Нет, он отдает плантацию рабам.

Я уставилась на бесстрастное лицо Адама:

– Отдает?!

– Так он пишет. – Адам потряс зажатыми в пальцах страничками. – Очевидно, последние несколько лет Стивен не возделывает сахарный тростник. Разделив плантацию на отдельные земельные участки, он передал их рабам. Теперь они сами выращивают тростник для себя и на продажу. Стивен даже завез для них английский скот.

– Но ведь рабам не разрешено иметь собственность?

– Поэтому Стивен освобождает их.

– В этом он весь, – усмехнулась я.

– Не вижу в этом ничего забавного, Аннабель. – Лицо Адама стало суровым. Ноздри раздувались, щеки побагровели. – Плантация дорого стоит.

– Стоила, – возразила я. – Вот уже десятки лет ни одна из ямайских плантаций не приносит хорошего дохода. Сперва пагубно сказалась Гражданская война в Америке, затем запрет Наполеона на ввоз британских товаров в Европу лишил их рынков сбыта. Когда-то плантация была для Уэстона чем-то вроде золотых приисков, но уже много лет она приносит только убытки.

– Все это я знаю, Аннабель, – с досадой отмахнулся Адам. – Но теперь, когда Наполеон, надеюсь, потерпел окончательное поражение, она, возможно, опять начнет приносить доход. – Адам похлопал рукой по подлокотнику из красного дерева. – Аннабель, поступок Стивена противоречит интересам Джайлза. Ему не следует это разрешать.

– Вопрос в том, имеет ли он право на это?

– То есть получил ли Стивен юридическое разрешение отдать плантацию рабам?

Я кивнула.

– Да, – с горечью подтвердил Адам, – получил.

Я пожала плечами:

– Значит, мне не удастся остановить его, дядя Адам.

Проницательные серые глаза вглядывались в меня. Тяжело вздохнув, Адам откинулся на спинку кресла, плечи его поникли.

– Боюсь, уже ничего нельзя изменить, – сказал он. – Когда твое письмо доставят на Ямайку, Стивен будет на пути домой.

– А зачем нам плантация? – спросила я, осененная неприятной догадкой. – Может, все же нужна? Мы в долгах?

Видимо, резкость моего тона насторожила Мерлина. Он поднял морду и пытливо поглядел на меня. Я нагнулась и погладила его шелковистую черную спинку.

– Нет, нет, дорогая, ничего подобного. Я вовсе не хотел тебя встревожить. Будущее Джайлза обеспечено.

– А нет ли долгов и закладных, о которых я не слышала?

– Нет, Аннабель, – твердо повторил Адам. – Ежегодный доход графа составляет около двадцати тысяч фунтов – и это после погашения всех расходов и выплаты пенсий старым слугам.

Что ж, весьма приличный доход.

– Вы хорошо управляете поместьем, дядя Адам.

– Спасибо, дорогая. – Он улыбнулся. Порция встала, потянулась и легла возле окна, на освещенное солнцем место.

– Есть ли новости о Джаспере? – спросила я.

Джаспер, сын дяди Адама, капитан кавалерии, последние два года воевал в армии Веллингтона в Испании.

– Вчера получили от него письмо. Кажется, Стивен не единственный Грэндвил, возвращающийся дрмой.

– Джаспер тоже?

Адам кивнул.

– Чудесная новость. Тетя Фанни, должно быть, на седьмом небе?

– Да. Не только она, мы все.

Мерлин, видимо, решив, что его сестра нашла самое лучшее место, поднялся, направился к окну и лег рядом с Порцией. На красном ковре они напоминали большие чернильные пятна.

– Проклятая война, – сказала я. – Надеюсь, она скоро закончится.

– Думаю, теперь, после взятия союзниками Парижа, это неизбежно.

– Какая радость вновь увидеть Джаспера! – воскликнула я.

Дядя Адам молча бросил на меня загадочный взгляд.

– Полагаю, Джаспер тоже захочет принять участие в охоте, – сказала я. Адам рассмеялся:

– О, Аннабель, как легко угадать, что ты скажешь.

– Я забочусь только о Джаспере. Если он не внесет денег, ему не удастся охотиться вместе с нами.

– Я внесу деньги за сына. Нельзя же лишать его такого удовольствия. В Испании ему пришлось весьма нелегко. – Адам поднялся.

– Кто собирает взносы – ты или Стэнхоуп?

– Я, дядя Адам. – Мне не удалось скрыть радость. – Но с этим вполне можно повременить до августа.

Я поднялась, чтобы проводить его. Собаки открыли глаза и зевнули.

Адам насмешливо взглянул на меня:

– Будь уверена, мне не придется напоминать об этом, Аннабель.

– Всегда-то вы подшучиваете надо мной, дядя Адам.

Он похлопал меня по руке:

– Прости старика. Ведь я помню тебя еще девочкой с очень серьезным выражением лица.

Я ласково улыбнулась ему:

– Как славно, что Джаспер возвращается.

– Да.

Когда Адам ушел, я в сопровождении собак поднялась в детскую, чтобы пообедать с Джайлзом.

***

В день возвращения Стивена солнце освещало сквозь туманную дымку золотые пшеничные поля. Ветер доносил аромат скошенных трав. Лошади стояли на небольших выпасах, лениво помахивая хвостами. На фоне синего неба трава на склонах Даунза казалась зеленым бархатом.

В последнее время Джайлз увлекался рыбной ловлей, и мы провели вдвоем несколько часов на озере. Мое старое платье покрылось пятнами от сидения на траве. Коса падала на спину, на ногах были стоптанные ботинки. Предстань я в таком виде перед Джералдом, он сказал бы, что я похожа на крестьянскую девушку.

Как только мы вернулись домой, я отослала Джайлза в детскую, а сама задержалась с экономкой миссис Нордлем, советуясь с ней, как приготовить пойманную рыбу. Я все еще была в зале, когда к дому подъехал наемный экипаж и остановился перед величественной парадной лестницей Уэстон-Холла.

Услышав стук колес, Ходжес выглянул из высокого окна возле двери, увидел ветхий экипаж и прищелкнул языком. Но вдруг дворецкий выпрямился и отпрянул от окна.

– Боже! – воскликнул он. – Да это же мистер Стивен!

Ноги мои приросли к мраморному полу.

– Мистер Стивен? – Стройная изящная миссис Нордлем затрепетала от восторга. – Миледи, вы слышите? Прибыл мистер Стивен!

– Слышу, – отозвалась я.

Ходжес, широко распахнув парадную дверь, быстро вышел на ступени, залитые жарким послеполуденным солнцем.

– Мистер Стивен! – Он сбежал по каменной лестнице. – Добро пожаловать домой!

И тут, впервые за пять лет, прозвучал голос Стивена:

– Спасибо, Ходжес, рад видеть вас.

Колени у меня подкосились, во рту пересохло, сердце неистово колотилось.

«Держи себя в руках, Аннабель!» Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь не поддаваться слабости. Стивен вошел и, увидев меня, замер. Стоя на черно-белом мраморном полу, разделенные, как мне казалось, бесконечно большим расстоянием, мы пристально смотрели друг на друга.

Стивен выглядел почти так же, как и прежде, но что-то в нем неуловимо изменилось. Каштановые, с рыжеватым отливом волосы, прямые брови, тонкий, с горбинкой – следствие перелома – нос, красиво очерченный рот, глубокие голубые глаза – все это было до боли знакомым. Однако черты лица словно определились и обозначились резче. Может, юношеская мягкость исчезла под лучами жаркого солнца Ямайки?

Голос его дрогнул, когда он произнес мое имя. Порция, некогда принадлежавшая Стивену, узнала хозяина и бросилась к нему с восторженным лаем.

– Порция! Как поживаешь, моя девочка?

Он нагнулся, чтобы погладить ее, но возбужденная собака подскочила ко мне, трижды гавкнула, сообщая удивительную новость, затем вновь кинулась к нему. Мерлин, решив, что это игра, побежал приветствовать Стивена.

Воспользовавшись передышкой, я успела овладеть собой. Чувствуя на себе внимательные взгляды Ходжеса и миссис Нордлем, я направилась к Стивену и протянула ему руку:

– Порция скучала по тебе. Добро пожаловать домой, Стивен.

Мое приветствие прозвучало не слишком доброжелательно.

Его тонкие, сильные пальцы на миг стиснули мою ладонь, но он тут же отпустил ее, точно обожженный этим прикосновением.

– Как печально, что с нами нет Джералда. – Он посмотрел наверх – туда, где раньше была спальня мужа. – Просто не верится, что я никогда уже не увижу его.

Я кивнула, не найдя для него слов сочувствия.

Лакеи внесли вещи Стивена.

– Где поселится мистер Стивен, миледи? – спросила экономка.

– Не могу ли я жить в своей прежней комнате?

– Там теперь детская.

На его лице появилось выражение замкнутости, хорошо знакомое мне с детства.

– Понимаю.

Раньше, однако, он не бывал отчужденным со мной.

– Отнесите вещи в голубую спальню, – распорядилась я, и лакеи направились в коридор, ведущий в семейную часть дома. Миссис Нордлем и Ходжес последовали за ними.

Мы со Стивеном остались одни в холле.

– Ты ничуть не изменилась, Аннабель! – изумленно воскликнул он, пристально вглядевшись в меня.

– Ошибаешься, Стивен, я очень изменилась. – Мои нервы напряглись до предела.

Лишь по тому, как сузились его глаза, я поняла, что он уловил враждебность в моем тоне.

Из библиотеки вдруг вышел Адам:

– Стивен! Ходжес сообщил мне, что ты здесь. Я так рад видеть тебя, мой дорогой мальчик!

– Дядя Адам! – Стивен впервые улыбнулся, и у меня екнуло сердце. Он протянул Адаму руку, но тот сжал его в объятиях. Затем отстранил Стивена и внимательно оглядел его.

– Да ты вырос! Стал выше меня!

– Там, где я был, много солнца.

– И рома, – добавил Адам, и оба рассмеялись. У меня за спиной раздался срывающийся голос тети Фанни:

– Значит, Ходжес сказал правду? Стивен и в самом деле вернулся домой? – Она вздохнула. – Да ты стал смуглым, как индеец, Стивен!

Он протянул к ней руки:

– Тетя Фанни! Я счастлив видеть вас!

Она бросилась в его объятия.

– Ты знаешь, что Джаспер тоже вернулся? – спросила она.

– В самом деле? Отличная новость!

Тетя Фанни заглядывала в глаза Стивену, радостно бормоча, что «оба ее мальчика дома», а он смотрел на нее с ласковой, чуть насмешливой улыбкой. Адам и Фанни всегда очень любили его.

– Пойдем выпьем чаю, – предложила Фанни, и Стивен бросил на меня удивленный взгляд, явно не понимая, почему она ведет себя как хозяйка в моем доме.