Текст книги "Клятва. История любви"

Тогда

1989 год

Крис устроился рядом с Эмили, их руки переплелись вокруг телефонной трубки.

– Ты трусишка, – сказал он, услышав в трубке длинный гудок.

– Нет, – прошептала Эмили.

Наконец трубку сняли, и Крис почувствовал, как над его запястьем затрепетали пальцы Эмили.

– Алло?

Эм понизила голос:

– Мне нужен мистер Лонгвангер[1]1
  Лонгвангер (англ. Longwanger) – длинный хрен. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть].

– Прошу прощения, – сказала женщина. – Его сейчас нет. Передать ему что-нибудь?

Эм откашлялась:

– У него действительно есть это?

– Что есть? – спросила женщина.

– Длинный хрен?

После чего Эм брякнула трубку на рычаг и, перекатившись на бок, зашлась в приступе смеха, уронив на пол телефонную книгу.

Крис не сразу смог остановиться.

– Я не думал, что ты это сделаешь, – сказал он.

– Это потому, что ты деревенщина.

– По крайней мере, моя фамилия не Лонгвангер, – хмыкнул Крис и провел рукой по странице, на которой открылась упавшая телефонная книга. – Что там у нас дальше? – спросил он. – Вот Ричард Реслер. Можем спросить, живет ли у них в доме Дик[2]2
  Дик – уменьшительное имя от Ричарда, но в то же время означает половой член.


[Закрыть].

Эмили хлопнулась на живот:

– Знаешь, позвони своей маме и скажи ей, что ты мистер Чемберс и что Крис попал в историю.

– Как будто она поверит, что я директор.

Эм медленно улыбнулась.

– Цып-цып-цып, – пропела она.

– Сделай сама, – подначивал Крис. – Она не узнает школьную секретаршу.

– Что ты мне за это дашь? – спросила Эмили.

Крис порылся в карманах:

– Пять долларов.

Эм протянула руку, он пожал ее и вручил Эм телефон.

Она набрала номер.

– Да-а, – зажав нос пальцами, протянула она. – Я говорю с миссис Харт? Это Филлис Рэй из кабинета директора. Ваш сын попал в историю. – Эмили в панике посмотрела на Криса. – Какую историю? Гм… Мы хотели бы, чтобы вы приехали сюда и забрали его.

Она торопливо повесила трубку.

– Зачем ты это сделала? – простонал Крис. – Она поедет туда и выяснит, что я ушел час назад! Меня будут пилить всю оставшуюся жизнь.

Он запустил пальцы в волосы и упал на кровать Эмили.

Она примостилась рядом с ним, положив ему подбородок на плечо.

– Если так, – пробормотала она, – то я останусь с тобой.

Крис сидел с опущенной головой, родители стояли над ним, как часовые. Он пытался понять, в чем вообще смысл брака: один принимается кричать, когда голос другого затихает. Оба родителя напоминали великана с двумя головами.

– Ну, можешь сказать что-нибудь в свое оправдание? – раздраженно спросила мать.

– Извините меня, – автоматически ответил Крис.

– Твое извинение не оправдывает глупость, – вступил отец. – Извинение не вернет ту деловую встречу, которую маме пришлось отменить, когда она поехала за тобой в школу.

Крис открыл рот, чтобы сказать, что если бы она рассуждала логически, то поняла бы, что в это время детей в школе не было, но придержал язык. Он снова пригнул голову, уставившись на рисунок ковра и жалея о том, что, пока они с Эм занимались телефонными розыгрышами, он позабыл, что его мать устраивается на новую работу. Но это произошло так быстро. И что это за работа – торчать в очередях вместо людей, не желающих тратить на это время?

– Я не ожидала такого от вас с Эмили, – сказала мать.

В этом не было ничего удивительного. Все всегда ожидали от него с Эмили большего, словно им всем был известен какой-то грандиозный план, а Крису с Эмили – нет. Иногда Крису хотелось заглянуть в конец книги, так сказать, и узнать, чем все это кончится, чтобы не пришлось делать что-то автоматически.

– После школы будешь три дня сидеть в своей комнате, – сказал отец. – Посмотрим, хватит ли у тебя времени подумать о том, скольким людям ты причинил неудобство своими милыми шуточками.

После этого мать с отцом, как один гигантский монстр, вышли из комнаты.

Крис кинулся на кровать и закрыл глаза руками. Господи, какие же они с Эм были дураки! Что, если его мать захочет поговорить с мистером Чембером, который, разумеется, ничего не знает о том, что Крис «попал в историю»? Никто не вспомнит, что было месяц тому назад.

Он раздвинул шторы на одном из окон, которые выходили на восток и смотрели прямо на спальню Эмили. Они не могли разглядеть друг друга, но им виден был хотя бы маленький прямоугольник света в окне. Крис знал, что Эмили тоже устраивают разнос, но не знал, где это происходит – в ее комнате, на кухне или где-нибудь еще. Он уселся у лампы, стоящей у кровати, и выключил ее. Комната погрузилась во мрак. Затем снова включил. Выключил и включил. Четыре длинных промежутка темноты и три коротких – света.

Крис поднялся и стал ждать у окна. В комнате Эмили маленький желтый прямоугольник, обрамленный ветвями деревьев, потух. Потом снова зажегся.

Они научились азбуке Морзе прошлым летом в лагере. Окно комнаты Эмили продолжало мигать. П…Р…И…В…Е…Т.

Крис снова принялся включать и выключать лампу. К…А…К…П…Л…О…Х…О.

Окно Эмили погасло дважды.

Крис просигналил три раза.

Улыбнувшись, он снова лег на кровать, глядя, как слова Эмили освещают ночь.

В коридоре Гас и Джеймс привалились к стене, стараясь не смеяться.

– Представляешь, – задыхалась Гас, – они позвонили человеку по фамилии Лонгвангер?

– Не знаю, смог бы я сам сдержаться, – ухмыльнулся Джеймс.

– Я чувствую себя как старперша, которая кричит на него. Мне тридцать восемь, и я могла бы быть Джесси Хелмс.

– Придется его наказать, Гас. А иначе он будет обзванивать всю округу, спрашивая принца Альберта в жестянке.

– Что такое принц Альберт в жестянке?

Джеймс со стоном потащил жену по коридору:

– Ты никогда не станешь старпершей, поскольку этот титул будет принадлежать мне.

Гас вошла в их спальню.

– Хорошо. Ты можешь быть старым ворчуном. А я буду сумасшедшей старухой, которая вламывается в кабинет директора, твердя, что ее сын что-то натворил.

– Они тебя достали, верно? – рассмеялся Джеймс.

Она бросила в него подушку.

Джеймс схватил ее за лодыжку, и Гас с визгом упала на кровать и откатилась от него.

– Не надо было этого делать, – сказал он. – Может быть, я и старый, но пока живой.

Он подмял ее под себя, чувствуя, как обмякает ее тело, ощущая очертания ее грудей и биение жилки на шее. Потом прижался губами к ее рту.

Гас невольно вспомнила, как здесь было более десяти лет назад, когда дом еще пах распиленной древесиной и свежей краской, а свободное время воспринималось как подарок от администрации больницы. Она вспомнила, как они с Джеймсом занимались любовью после завтрака на кухонном столе, в кладовке, как будто статус жителя этой страны выбил из его головы всю уязвимость потомков первых переселенцев.

– Ты слишком много думаешь, – прошептал ей на ухо Джеймс.

Гас улыбнулась ему в шею. Ее редко в этом обвиняли.

– Может быть, тогда мне надо просто чувствовать, – сказала она, просовывая руки под рубашку Джеймса и чувствуя, как волнообразно напрягаются мышцы у него на спине.

Она подтолкнула его на бок, расстегнула молнию на его брюках и взяла в руки пенис.

Потом взглянула на Джеймса сверкающими глазами:

– Полагаю, мистер Лонгвангер?

– К вашим услугам, – ухмыльнулся Джеймс.

Когда он вошел в нее, у Гас перехватило дыхание, и потом она уже ни о чем не думала.

Дорогой дневник!

У морской свинки из живого уголка родились дети.

Сегодня Мона Риплинг сказала мне, что во время урока физкультуры целовалась с Кенни Лоренсом за стенными матами. А это классно, потому что все знают, что Кенни – самый крутой из всех мальчишек четвертого класса.

Не считая Криса, но Крис не похож на других мальчиков.

Для доклада по книге Крис читает автобиографию Мухаммеда Али. Он спросил меня, что я делаю, и я начала рассказывать ему о Ланселоте, Гвиневре и короле Артуре, но скоро замолчала. Возможно, он хотел узнать о рыцарях, а эти куски я пропускала.

Лучшие главы – это те, где Гвиневра проводит время с Ланселотом. У него темные волосы и темные глаза. Он помог ей сойти с лошади и назвал МИЛЕДИ. Готова поспорить, что он обращался с ней как мама с пасхальным яйцом – никого даже близко не подпускает. Король Артур – старик и придурок. Гвиневре надо просто убежать с Ланселотом, потому что она любит его и потому что они созданы друг для друга.

По-моему, это очень романтично.

Если Крис узнает, что я помешана на сказках, то я этого не переживу.

На той же неделе Крис на спор с Эмили украл в библиотеке «Радость секса».

Сначала он спрятал книгу под пальто, а около дома – в их тайнике. Этот валун напоминал по форме перевернутый прямоугольный треугольник – широкая каменная плита с выступом наверху, на который можно было усесться или, сжавшись, спрятаться под ним, в зависимости от воображения. В разные моменты их детства валун становился «домом» при игре в прятки, пиратской пещерой, укрытием для индейцев. Крис смахнул на землю мягкие сосновые иглы и уселся рядом с Эмили.

С минуту, наклонив головы и всматриваясь в рисунки с изображением переплетенных ног и сжатых рук, ни один не произнес ни слова. Эмили провела пальцем по контуру мужской фигуры, склонившейся над женской.

– Не понимаю, – прошептала она. – Не вижу в этом ничего радостного.

– Должно быть по-другому, когда действительно этим занимаешься, – откликнулся Крис и перевернул страницу. – Ух ты! Это похоже на гимнастику.

Эмили пролистала книгу в начало и остановилась на странице, где была показана женщина, лежащая на мужчине, вытянувшись по всей его длине, с сомкнутыми над головой руками.

– Подумаешь! – бросил Крис. – Мы так с тобой играли на пляже.

Но Эмили не слушала его. Она с интересом рассматривала следующую картинку, где мужчина и женщина сидели, повернувшись друг к другу, раскинув ноги, как два краба, и держась для опоры за плечи друг друга. Их тела вместе напоминали большую чашу, словно главным мотивом занятий сексом было создание нечто такого, что вмещало бы все чувства, испытываемые ими друг к другу.

– Наверное, когда любишь кого-то, все должно быть по-другому, – рассудила Эмили.

– Наверное, – пожал плечами Крис.

Гас меняла простыни на кровати Криса, когда обнаружила «Радость секса», спрятанную под матрасом.

Она взяла книгу и пролистала страницы, находя позиции, о существовании которых давно позабыла. Потом, прижав книгу к груди, она направилась к Голдам.

Дверь открыла Мелани с кружкой кофе в руке и взяла книгу, которую без слов протянула ей Гас.

– Что ж, – взглянув на обложку, сказала она. – Это точно выходит за рамки соседского долга.

– Ему всего девять! – взорвалась Гас, уронив на пол куртку и опускаясь в кресло. – Девятилетние должны думать о бейсболе, а не о сексе.

– Думаю, эти вещи в чем-то похожи, – предположила Мелани. – Знаешь, доходишь до первой базы, потом до второй, и все такое.

– Кто позволил ему взять это в библиотеке?! – повернувшись к подруге, возмутилась Гас. – Какой взрослый позволяет ребенку нечто подобное?

Мелани рассмотрела заднюю обложку книги.

– Никто, – ответила она. – Эта книга не зарегистрирована.

Гас спрятала лицо в ладонях:

– Отлично! Он извращенец и вор.

Дверь кухни распахнулась, и вошел Майкл с большой коробкой ветеринарных принадлежностей.

– Дамы, – опустив коробку на пол, приветствовал он. – Что случилось? – Заглянув Мелани через плечо, он с ухмылкой взял у нее книгу. – Ух ты! – хохотнул он, пролистывая страницы. – Я это помню.

– И тебе было девять, когда ты это читал? – спросила Гас.

– Можно я не буду отвечать? – рассмеялся Майкл.

Мелани удивленно повернулась к нему:

– Тебя в таком юном возрасте интересовали девочки?

Он поцеловал ее в макушку:

– Не начни я рано, из меня бы не вышел такой секси-бой, как сейчас. – Он уселся на стул напротив Гас и подтолкнул к ней книгу. – Дай угадаю. Ты нашла ее под матрасом. Именно там я прятал «Пентхаус».

Гас потерла виски:

– Если мы снова его накажем, то к нам скоро пожалует Служба защиты детей. – У нее был несчастный вид. – Может быть, и не надо его наказывать. Может, он просто ищет ответы на вопросы о девочках.

Майкл поднял брови:

– Когда он их найдет, скажи ему, чтобы пришел ко мне поговорить.

– Не знаю, что бы я делала на твоем месте, – сочувственно вздохнула Мелани.

– Кто говорит, что ты не на моем месте? – возразила Гас. – Почему ты думаешь, что Эм в этом не участвует? Все, что делают эти двое, они делают вместе. – Она взглянула на Майкла. – Может быть, Эм – тайный лидер.

– Ей всего девять лет, – обескураженный этой мыслью, сказал он.

– Вот именно, – откликнулась Гас.

Гас подождала, пока из комнаты сына не перестанет доноситься шум от разгрома. Тогда она постучала в дверь, а когда открыла, в нее полетели предметы одежды, боксерские перчатки, хоккейные клюшки и ругань.

– Привет, – весело произнесла она. – Потерял что-нибудь? – Она видела, как лицо сына багровеет все больше, а потому протянула книгу и спросила: – Ты это потерял?

– Это не то, что ты думаешь! – не задумываясь выпалил Крис, и Гас была поражена.

Когда он успел научиться так легко врать?

– А что я должна была подумать?

– Что я читал то, что мне нельзя.

Гас опустилась на его кровать:

– Ты спрашиваешь меня или рассказываешь? – Она смягчила голос, поглаживая ладонью обложку книги. – Что заставляет тебя думать, что тебе нельзя ее читать?

– Не знаю, – пожал плечами Крис. – Голые на картинках и все такое.

– Ты поэтому хотел прочесть книгу?

– Наверное, – ответил Крис с таким несчастным видом, что она почти – почти – пожалела его. – В тот момент это казалось мне хорошей идеей.

Гас уставилась на макушку сына, вспомнив, как во время родов акушерка держала зеркало между ее ног, чтобы Гас смогла увидеть, как появляется темная и пушистая головка младенца.

– Мы можем просто об этом забыть? – попросил Крис.

Ей хотелось простить его – такого тихого, устроившегося рядом с ней на кровати. Но она случайно взглянула на его руки, сжимавшие костлявые колени. Они больше не были младенчески пухлыми, как надувные шарики с пальцами на параде в День благодарения. В какой-то момент – и Гас даже не успела этого заметить – они стали мужскими жилистыми руками с голубыми венами, почти как у Джеймса.

Гас откашлялась, осознавая, что этот сидящий рядом с ней мальчик, чье лицо она узнала бы даже на ощупь, чей голос назвал ее мамой раньше любого другого слова, кажется ей незнакомым. Этот кто-то, услышав слово «женщина», перестал думать о чертах Гас и материнских объятиях, а стал думать о безликой девушке с грудями и пухлыми губами.

Когда это произошло?

– Если у тебя появятся вопросы… знаешь… об этом, всегда можешь спросить у отца или у меня, – выдавила из себя Гас, моля Бога, чтобы сын обратился к Джеймсу.

Она понять не могла, что заставило ее в первую очередь противостоять Крису. В тот момент неясно было, кто из них больше смущен.

– Да, конечно. – Крис опустил взгляд на свои колени, переплетя руки. – Некоторые вещи в этой книжке… ну… – Он поднял глаза. – Непохоже на то, что они работают.

Гас дотронулась до волос сына.

– Если бы они не работали, – просто сказала она, – у нас не было бы тебя.

Эмили и Крис сидели на ее кровати под одеялом, как в шатре, и зажимали голыми ступнями фонарик. Родители Криса отправились на какой-то благотворительный больничный бал и попросили Голдов присмотреть за ним и его сестрой. Кейт, приняв ванну, пошла спать, а Крис с Эмили планировали лечь спать после полуночи. Мелани уложила их до девяти часов и попросила выключить свет, но они понимали, что если не будут шуметь, то никто ничего не услышит.

– Ну что? – торопил Крис. – Правда или действие?

– Правда, – ответила Эмили. – Самое ужасное, что я сделала в жизни… это когда позвонила твоей маме и представилась секретаршей директора.

– Это не правда. Ты забыла тот раз, когда ты пролила смывку лака для ногтей на мамин комод и обвинила в этом Кейт.

– Я сделала это только потому, что ты мне так велел, – сердито прошипела Эмили. – Ты сказал, она ничего не узнает. – Эмили нахмурилась. – Во всяком случае, если ты знал самое плохое, что я сделала, зачем тогда спрашивал?

– Ладно. Спрошу тебя о другом. Прочитай, что ты написала в своем дневнике, пока я чистил зубы.

У Эмили перехватило дыхание.

– Действие.

В свете фонарика блеснули белые зубы Криса.

– Проберись в ванную родителей, – сказал он. – И принеси их зубные щетки, чтобы я знал, что ты это сделала.

– Хорошо, – согласилась Эмили, откидывая одеяло.

Ее родители легли спать полчаса назад. Наверняка они уже спят.

В ту же минуту, как она ушла, Крис уставился на маленькую записную книжку с узорчатой обложкой, в которой Эмили каждый вечер изливала душу. На книжке был замочек, но Крис сумел открыть его. Прикоснувшись к задней обложке дневника, он тут же отдернул руку, у него горела ладонь. Струсил ли он, поскольку знал, что Эмили не захочет, чтобы он читал ее дневник? Или он испугался того, что мог прочесть?

Он потряс книжку, и она открылась. Его имя мелькало там и сям. Он широко открыл глаза от удивления, но быстро положил книжку на письменный стол и лег в постель, не сомневаясь, что вина написана прямо у него на лбу.

– Вот, – затаив дыхание и заползая в кровать, сказала Эм. Она протянула ему две зубные щетки. – Твоя очередь. – Она подогнула под себя ноги. – Кто самая хорошенькая девочка в пятом классе?

Ну, это и ежу было понятно. Эмили ожидала, что он назовет Молли Этллсли, единственную пятиклассницу, которой нужен был лифчик. Но Крис знал, что, назови он Молли, Эмили обидится, потому что считалось, что он ее лучший друг.

Он скосил глаза на дневник. Неужели Эм действительно считает его рыцарем?

– Действие, – пробормотал он.

– Ладно.

Не успев толком подумать, Эмили сказала Крису, что он должен ее поцеловать.

Он вылез из-под одеяла:

– Я… что?

– Ты меня слышал, – нахмурилась Эм. – Это не так плохо, как пробираться в ванную моих родителей.

У него вдруг вспотели ладони, и он вытер их о пижамные штаны.

– Хорошо. – Он наклонился вперед и прижался губами к ее рту, потом отодвинулся, покраснев, как и Эмили. – Знаешь, – заявил он, вытирая губы тыльной стороной ладони, – это довольно противно.

Эм дотронулась рукой до подбородка.

– Точно, – прошептала она.

Единственный «Макдоналдс» в Бейнбридже, штат Нью-Гэмпшир, обслуживался постоянно меняющейся командой тинейджеров, которые трудились над засаленными грилями и кастрюлями с маслом до окончания школы или колледжа. Но в течение нескольких лет один человек работал здесь постоянно. Ему было около тридцати, длинные черные волосы и бельмо на глазу. Взрослые деликатно говорили, что «с ним что-то не так». Дети называли его Слизняком, придумывая истории о том, что он жарит младенцев во фритюрнице и чистит ногти ножом. В тот день, когда Крис с Эмили пришли сюда на ланч, Слизняк убирался в обеденном зале.

Родители Криса появились в доме Голдов днем. Его мать спикировала как ястреб, поцеловав сына в лоб. Посплетничав с матерью Эмили о том, кто во что был одет на прошлой вечеринке, Гас предложила взять Эмили с ними в «Макдоналдс» на ланч в знак благодарности за то, что Мелани сидела с детьми. Они отнесли свои подносы в обеденный зал, но каждый раз, как Эмили поворачивалась, Слизняк был рядом с ней, позади или же прямо перед ней, вытирая стол и глядя на нее единственным глазом.

Крис сел рядом с ней на банкетку и прошептал:

– По-моему, он твой тайный поклонник.

– Перестань. – Эм вздрогнула. – Ты меня пугаешь.

– Может, он попросит у тебя номер телефона, – продолжал Крис. – Может, он…

– Крис! – хлопнув его по руке, воскликнула Эмили.

– Что происходит? – спросила Гас.

– Ничего, – в один голос ответили дети.

Эмили смотрела, как Слизняк ходит вокруг, подбирая с пола контейнеры от кетчупа и вытирая лужи от пролитой колы. Словно почувствовав на себе ее взгляд, он поднял на нее глаза, и она тотчас же уставилась на свой гамбургер.

Вдруг Крис наклонился к ней и снова что-то зашептал, горячо дыша ей в ухо.

– Решительное действие, – сказал он.

Решительное действие – это поступок, сильно возвышающий тебя в глазах другого человека. Не то чтобы они вели счет, но если бы вели, то это действие вывело бы Эм в лидеры. Она подумала, что, наверное, таким образом Крис хочет отплатить ей за вчерашний поцелуй.

Последнее решительное действие придумала Эмили. Крису пришлось тогда выставить из окна автобуса на обозрение всей улице свой голый зад.

Эмили кивнула.

– Иди пописай, – прошептал Крис. – В мужской туалет.

Эмили улыбнулась. Это был в целом нормальный поступок. Выставлять из окна голый зад гораздо хуже. Если там кто-нибудь будет, она скажет, что ошиблась, и выйдет. Крис так и не узнает, была ли она на самом деле в туалете. Сначала она оглянулась по сторонам – нет ли поблизости Слизняка, – потому что не хотела столкнуться с ним. Но его не было видно в обеденном зале. Вероятно, он приступил к смене по изготовлению бургеров. Когда она встала из-за стола, на нее взглянули Джеймс и Гас.

– Мне нужно в туалет, – объяснила она.

Гас вытерла рот салфеткой.

– Я тебя провожу, – сказала она.

– Нет! – воскликнула Эм. – То есть я могу сама.

– Мелани отпускает тебя одну? – с сомнением спросила Гас.

Эмили посмотрела ей в глаза и кивнула. Гас повернулась к Джеймсу, но тот пожал плечами:

– Это Бейнбридж. Что тут может случиться?

Гас смотрела, как Эмили пробирается через лабиринт столов и стульев к туалетам в задней части «Макдоналдса», потом переключила внимание на Кейт, которая размазывала по столу кетчуп.

Мужской туалет был слева, женский – справа. Эмили оглянулась на Криса – смотрит ли он – и вошла внутрь.

Меньше чем через пять минут она проскользнула на сиденье рядом с Крисом.

– Хорошая работа, – прикоснувшись к ее руке, сказал он.

– Пустяки, – пробормотала Эмили.

– Да ну? – прошептал он. – Тогда почему ты дрожишь?

– Да ерунда, – пожав плечами и не глядя на него, ответила она.

Она не спеша съела гамбургер, вкуса которого уже не чувствовала, и постепенно убедила себя, что сказала ему правду.