Текст книги "Как определить серийного убийцу. Из опыта сотрудника ФБР"

Иногда спозаранку мы весело вваливались к ним и при оружии помогали ставить тесто на очаг. Завтракали, уходили, чтобы поймать какого-нибудь скрывающегося от правосудия субъекта и выполнить указания по паре других дел, потом возвращались обедать. У нас у обоих были связи с Центром еврейской общины, и ближе к Рождеству и празднику Ханука мы приобрели Гольдбергам членство. Постепенно в пончиковой к нам стали присоединяться другие агенты, и мы прозвали это место просто «У Гольдбергов». Там мы устраивали вечеринки, которые посещали наш ССА и его помощник. Джо Дел Кампо был замечательным парнем, говорил на нескольких языках, превосходно владел оружием. Его отвага сыграла решающую роль в одной из самых трудных ситуаций, в которых мне довелось оказаться.

Зимой мы с Джо сидели в отделении и допрашивали типа, которого накрыли утром. И тут раздался звонок – милуокская полиция сообщала, что взяты заложники. Джо провел на дежурстве ночь, но мы, не мешкая ни секунды, бросили своего подопечного слегка поостыть и выехали на место происшествия. У старинного дома тюдоровской эпохи мы выяснили, что кашу заварил некто Джэкоб Кохен, который только что застрелил агента ФБР Ричарда Карра. Тот пытался ворваться к нему в квартиру, заблаговременно оцепленную еще необстрелянной спецгруппой Бюро, но получил пулю. Обезумевший преступник проскочил сквозь ряды заграждения и при этом схлопотал два заряда в ягодицы. Но по пути он схватил игравшего в снежки мальчугана и скрылся в доме. У него оказалось трое заложников – двое детей и взрослый. Хотя вскоре взрослого и одного ребенка Кохен отпустил и остался с мальчиком примерно двенадцати лет.

К тому времени наши пришли в полное бешенство. Лютый холод. Кохен совершенно потерял голову, а нашпигованный свинцом зад только подбавлял преступнику злости. Милуокская полиция и ФБР начали откровенно цапаться, потому что ситуация становилась все более угрожающей. Спецгруппа была в полном мандраже: ребята вышли на первое дело и упустили убийцу. Бюро жаждало крови, поскольку потеряло своего человека. А тут еще вмешалась чикагская полиция, которая заявила, что намерена прибыть для ареста подозреваемого, и если уж кому-то в него стрелять, то это ее право.

Наконец, появился старший специальный агент Герб Хокси и тут же добавил ко всеобщей сумятице две новые ошибки. Во-первых, воспользовался матюгальником, который превращал каждое его слово в напористый ультиматум, вместо того чтобы позвонить по телефону, дававшему большую гибкость и возможность вести переговоры один на один с преступником. И во-вторых, предложил себя вместо мальчика в заложники.

Затем он забрался на сиденье машины ФБР, ее окружила полиция, и автомобиль попятился на дорогу. В это время Дел Кампо попросил подсадить его на крышу. Только не забывайте, что перед нами был дом тюдоровской эпохи с крутыми скатами, которые на холоде совершенно обледенели, и сам Джо провел бессонную ночь. А его единственным оружием был «магнум 357» с длиной ствола два с половиной дюйма. Кохен вышел из дома. Обхватив голову мальчика рукой, он крепко прижал к себе его хрупкое тельце. Детектив Бисли из управления милуокской полиции отделился от группы копов и сделал шаг вперед.

– Джек, мы сделаем все, что ты хочешь! Только отпусти мальчика!

Дел Кампо полз вверх по скату крыши, и полицейские поняли, что он задумал. Преступник и заложник приблизились к машине. Везде был лед. Внезапно мальчик поскользнулся, и от неожиданности Кохен ослабил хватку. В это время Дел Кампо появился на коньке. Он понимал, что пуля из короткоствольного револьвера может уйти вверх, и поэтому прицелился в шею и спустил курок. Выстрел был на удивление точен – пуля ударила в самую середину шеи. Кохен рухнул на землю, но никто не мог понять, кого зацепило – его или мальчика. Тремя секундами позже пули изрешетили машину. Под перекрестный огонь попал детектив Бисли и получил ранение в ахиллово сухожилие. Мальчик на четвереньках полз перед самым капотом машины, и в это время она покатилась, потому что ССА Хокси задело осколком разлетевшегося стекла. К счастью, ребенок сильно не пострадал. Верное стилю ФБР, местное телевидение тем же вечером показало как старшего агента Герберта Хокси вывозят на каталке из отделения скорой помощи с окровавленным ухом. И пока каталку толкают прочь, он дает интервью для прессы:

– … ФБР… Бог… материнство… яблочный пирог… – и прочее и прочее.

Но это был еще не конец истории. Все точили зубы на Дел Кампо: полиция – за то, что он отнял у них выстрел, спецгруппа – потому что из-за него они оказались в дураках. Ребята отправились к помощнику ССА Эду Бесту и начали жаловаться, но тот встал на защиту агента, заявив, что Дел Кампо разрешил ситуацию, которая создалась по их милости. Когда Кохена с места события увозили на «скорой помощи», он еще был жив, несмотря на тридцать или сорок пулевых отверстий. Но, ко всеобщему облегчению, по прибытии в госпиталь скончался. Специальный агент Карр чудом выжил: пуля Кохена пробила ему воротник пальто, срикошетила от трахеи и застряла в легком. Карр сохранил это пальто и изо дня в день с гордостью его надевал.

Мы с Дел Кампо представляли грозную команду, если только нас не одолевали приступы хохота, от которых мы никак не могли избавиться. Однажды мы отправились в бар голубых, чтобы заполучить информаторов по делу о гомосексуалисте-убийце. Внутри было темно, и потребовалось время, чтобы привыкли глаза. Внезапно мы поняли, что все посетители как один уставились на нас и заспорили, которого они больше хотят. Но тут мы увидели над стойкой плакат: «Хорошо бы найти мужчину покрепче!» и, покатившись со смеху, как два последних придурка, провалили все дело.

Многого нам не требовалось. Мы смеялись, разговаривая со стариком в кресле-каталке из богадельни и с сорокалетним владельцем ателье мод, у которого наполовину съехал с головы парик. Нам вовсе было не важно, над чем смеяться. Оказалось бы только рядом смешное, и мы его находили. На первый взгляд это кажется проявлением черствости, но способность веселиться нам очень помогала. Если изо дня в день видишь трупы и кровавые сцены, особенно когда среди пострадавших есть дети, если разговариваешь с сотнями, а потом и тысячами жертв и их родственниками и понимаешь, какие невероятные вещи человеческое существо способно сотворить с себе подобными, лучше уж смеяться над всякими глупостями. Иначе можно сойти с ума.

В отличие от других ребят в ФБР я не сходил с ума по оружию, хотя во время службы на военно-воздушной базе числился хорошим стрелком. Я решил, что какое-то время было бы интересно послужить в спецгруппе, которая существовала при каждом региональном отделении Бюро. Работа в ней была непостоянная. Пятерых членов группы вызывали, когда возникала необходимость. Меня определили снайпером, то есть тем, кто отстоит от цели дальше всех и стреляет с большой дистанции. Другие члены группы имели серьезное армейское прошлое – «зеленые береты», рейнджеры, – а я обучал плавать детей пилотов. Командир группы Дэвид Коль впоследствии стал помощником заместителя директора в Квонтико, и именно он предложил мне возглавить Исследовательское подразделение поддержки. Помню один случай, хотя и не такой сумбурный, как эскапада с Джэкобом Кохеном: какой-то малый ограбил банк, во все лопатки удирал от полиции и наконец забаррикадировался на складе. В это время вызвали нас. Парень был совершенно не в себе, стащил с себя всю одежду, натянул снова. Потребовал привести жену, что тут же было исполнено. В последующие годы, проводя анализ подобного типа личности, мы поняли, что делать этого ни в коем случае нельзя. Нельзя поддаваться на такие требования, поскольку преступник в первую очередь желает видеть тех, кого считает первейшими виновниками всех своих неприятностей. Значит, мы подвергаем этих людей опасности убийства и самоубийства. К счастью, в тот раз жену не завели на склад, а предложили поговорить с мужем по телефону. Преступник положил трубку и в следующую секунду вышиб себе из револьвера мозги.

Мы несколько часов стояли наготове, и вот так внезапно все кончилось. Но напряжение быстро не спадает, и тогда раздаются мрачные шутки:

– Чего это он сам старался? Наш малыш Дуглас прекрасно бы его обслужил.

Я прожил в Милуоки немногим более пяти лет. Из квартиры на Джуно-авеню мы переехали в муниципальный дом – подальше от Бюро, на северную окраину города. Большую часть времени я занимался банковскими кражами и постепенно разработал серию рекомендаций по их раскрытию. Я заметил, что особого успеха добивался там, где выявлял «автограф» – характерную черту для нескольких дел – краеугольный принцип нашего последующего анализа серийных убийств.

Мой единственный прокол в Милуоки случился, когда Герба Хокси заменил Джерри Хоган. Работа в Бюро вознаграждала немногим. Но одной из радостей были машины. Хоган гордился своим новым бирюзовым «фордом». Как-то для следственных мероприятий мне потребовалась машина, но, как назло, ни одной под рукой не оказалось. Хоган был на собрании. И я попросил его заместителя дать мне машину начальника. Тот нехотя согласился. Джерри вызвал меня в кабинет и наорал за то, что я пользовался его машиной, измазал ее и, хуже всего, вернул со спущенной шиной. А я этого даже не заметил. Мы с Хоганом прекрасно ладили, и, пока он метал молнии, я не удержался и рассмеялся. Это было явной ошибкой. В тот же день к вечеру меня поймал инспектор моего взвода Рэй Бирн.

– Знаете, Джон, – начал он, – вообще-то вы Хогану нравитесь. Но он хочет преподать вам урок и назначает в индейскую резервацию.

В те дни происшествие в Вундед-Ни, всколыхнувшее сознание общественности и заставившее задуматься о правах коренных американцев, было у всех на устах, и мы ненавидели резервации, как ненавидели гетто в Детройте. Правительство относилось к индейцам ужасно. Когда я впервые приехал в резервацию Меномини в Грин-Бей, то не поверил, что люди способны жить в такой потрясающей бедности, запустении и грязи. И поскольку большая часть традиционной культуры индейцев канула в Лету, они мне показались какими-то оцепеневшими. В результате непереносимых условий и исторически сложившегося безразличного и даже враждебного отношения правительства повсеместно распространился алкоголизм, участились случаи избиения жен и детей, обычным делом стали драки, убийства. А из-за недоверия индейцев к властям агент ФБР не мог рассчитывать на сотрудничество и помощь свидетелей.

Не оказывало содействия и местное Бюро по дедам индейцев. Не удавалось привлечь даже родных жертвы, которые опасались, что их обвинят в сотрудничестве с врагом. Часто случалось, когда мы узнавали об убийстве и выезжали на место преступления, что тело лежало уже несколько дней и кишело червями. Я работал в резервации больше месяца и расследовал по крайней мере шесть случаев убийств. Мне было страшно жаль этих людей, и я постоянно чувствовал себя подавленным, хотя по вечерам имел возможность возвратиться домой. Никогда мне не приходилось видеть какую-нибудь другую группу населения, которая настолько пришла в упадок. Несмотря на тяготы, работа в резервации Меномини дала возможность впервые серьезно заняться анализом картины преступления и стала мрачным, но полезным опытом.

Без сомнения, светлым событием во время жизни в Милуоки стало рождение в ноябре 1975 года нашей первой дочери Эрики. В день Благодарения мы обедали в местном клубе с друзьями Сэмом и Эстер, и в этот момент у Пэм начались схватки. А на следующий день на свет появилась дочь.

Я упорно трудился над случаями банковских ограблений и завершал образование. Ребенок же означал еще меньше сна. Но стоит ли говорить, что основные тяготы ложились на Пэм. Хотя и я почувствовал большую ответственность за семью. Отцовство наполняло гордостью, и мне нравилось наблюдать, как подрастает Эрика. К счастью, мне еще не приходилось сталкиваться со случаями убийства детей или насилия над ними, иначе это чувство мне бы так легко не далось. Зато когда в 1980 году родилась наша вторая дочь Лорен, я уже с головой погрузился в такие дела.

Вероятно, отцовство заставляло упорнее работать над собой. Я понимал: то, что я делал в настоящее время, не годилось для хорошей карьеры. Джерри Хоган советовал провести на оперативной работе десять лет, а потом задумываться о чем-то другом. Тогда бы я набрался опыта для должности заместителя старшего агента, а впоследствии и старшего и, может быть, мог бы рассчитывать на перевод в штаб-квартиру. Но с ребенком – а я надеялся, что появится и второй, – служба оперативного агента и вечные переезды из отделения в отделение не казались особенно привлекательными.

Время шло, и перспективы стали определяться. Снайперская подготовка и тренировки в спецгруппе меня больше не интересовали. С моим образованием – к тому времени я уже имел степень магистра – меня манила другая область: попытки овладения ситуацией, пока дело не дошло до стрельбы. ССА предложил мне двухнедельный курс ведения переговоров при захвате заложников, который начали читать в Академии в Квонтико всего два года назад. Тогда под руководством таких легендарных агентов, как Говард Тетен и Пэт Муллани, я приобщился к науке, которая была уже известна под названием бихевиористики (науки о поведении человека. – Прим. ред.). И это перевернуло всю мою карьеру.

Глава 5
Бихевиористическая наука, или БН

Я не был в Квонтико почти пять лет – со времени учебы на курсе подготовки специальных агентов, и с тех пор там многое изменилось. Прежде всего, к весне 1975 года начала действовать Академия ФБР и, вычлененная из монолита военно-морской базы, стала представлять собой самостоятельное учреждение со всеми необходимыми службами. Она располагалась на слегка всхолмленной лесистой равнине Виргинии примерно в часе езды на юг от Вашингтона.

Но некоторые вещи остались неизменными. Наиболее престижными и важными подразделениями по-прежнему считались тактические, и среди них блистало Подразделение огневой подготовки. Его возглавлял Джордж Цейсс – специальный агент, который в свое время был направлен в Англию, чтобы доставить американскому правосудию Джеймса Эрла после убийства в 1968 году доктора Мартина Лютера Кинга. Это был огромный мужчина, который ради забавы мог голыми руками разорвать наручники. Как-то ребята принесли на стрельбище пару, спаяли цепь и предложили ему проделать этот фокус. Цейсс так сильно крутанул кулачищами, что сломал запястье и несколько недель был вынужден ходить в гипсе. Курс переговоров при захвате заложников организовывало Научное бихевиористическое подразделение (НБП) – группа из семи-девяти специальных агентов-инструкторов. Психология и другие «тонкие науки» при жизни Гувера были не в чести у него самого и его окружения и до самой смерти директора проникали в Академию только «с черного хода». В то время в ФБР, как и во всех правоохранительных органах, психологию и бихевиоризм в применении к криминологии считали бесполезной чепухой. И хотя сам я никогда так не думал, все же должен был признать, что многое из того, что было известно и чему учили в этой области, не имело никакого отношения к пониманию и поимке преступника. Именно это обстоятельство некоторым из нас предстояло исправить через пару лет. Когда я возглавил оперативное направление Научного бихевиористического подразделения, то переименовал его в Исследовательское подразделение поддержки. И если меня спрашивали почему – откровенно отвечал: хотел исключить БН из того, что мы делали.

Когда я слушал курс ведения переговоров в случае захвата заложников, в НБП под началом Джека Пфаффа работали две сильные и яркие личности – Говард Тетен и Патрик Муллани. Тетен был человеком примерно шести футов четырех дюймов ростом, с пронизывающими глазами за стеклами очков в металлической оправе. Хотя в прошлом и моряк, он представлял собой созерцательный тип личности, вел себя с подчеркнутым достоинством – настоящий образец профессора-интеллектуала. В Бюро Тетен поступил в 1962 году после службы в полицейском управлении Сан-Леандро неподалеку от Сан-Франциско. В 1969 году он начал преподавать совершенно новый предмет – прикладную криминологию, который впоследствии (подозреваю, после смерти Гувера) стал известен под названием прикладной криминальной психологии. В 1972 году Тетен ездил в Нью-Йорк консультироваться с доктором Джеймсом Брасселом, раскрывшим преступника в деле Сумасшедшего Бомбиста. И тот дал согласие обучать его методам составления психологического портрета. Новаторским в подходе Тетена было то, что на основе анализа картины преступления он стремился как можно больше узнать о поведении и мотивах преступника. В определенном смысле все, что мы сделали в области бихевиористической науки и научного криминалистического анализа, базировалось именно на этом.

Пэт Муллани всегда напоминал мне гнома. Примерно пяти футов десяти дюймов ростом, он катался, как пончик, славился живым умом и кипучей энергией. Муллани прибыл в Квонтико в 1972 году из регионального отделения в Нью-Йорке, уже имея степень в области психологии. К концу своего пребывания в Академии он отличился, успешно разрешив две ситуации со взятием заложников: когда в Вашингтоне мусульманская секта Ханафи захватила штаб-квартиру «Бней-Брит» (религиозная иудейская общественная организация. – Прим. ред.), а в Уорренсвиль Хейтс, штат Огайо, черный ветеран вьетнамской войны взял капитана полиции и его секретаря прямо в здании полицейского управления. Тетен и Муллани были представителями первой волны современной бихевиористской науки и являли собой незабываемую ярчайшую пару. Другие инструкторы НБП также принимали участие в чтении курса ведения переговоров в случае захвата заложников. В том числе Дик Олт и Роберт Ресслер, которые только незадолго до этого приехали в Квонтико. Если Тетен и Муллани представляли первую волну, то с Олта и Ресслера началась вторая, которая пыталась приблизить учебную дисциплину к практическим нуждам полицейских управлений по всей стране и за ее пределами. И хотя в то время наши отношения не выходили за рамки принятых между преподавателями и учениками, с Бобом Ресслером нам вскоре предстояло объединить усилия в изучении вопроса серийных убийств.

Курс слушало около пятидесяти человек. В некотором роде он был скорее развлекательным, чем информативным – двухнедельное приятное отвлечение от оперативной работы. Мы рассматривали три типа преступников: профессионалов, умственно больных и фанатиков. Изучали яркие примеры ситуаций, возникающих в связи со взятием заложников, например Стокгольмский синдром. В 1973 году неумелая банковская кража обернулась настоящей драмой для клиентов и служащих. В конце концов заложники вступили в сговор с захватчиками и помогали им скрыться от полиции. Мы смотрели только что вышедший фильм Сидни Ламета «Вечер знойного дня» с Аль Пачино в главной роли. Он рассказывал о человеке, ограбившем банк, чтобы достать денег для любовника-мужчины, который в противном случае грозил прервать отношения. В основу фильма были положены реальные события в Нью-Йорке. Именно этот случай и затянувшиеся переговоры с преступником побудили ФБР пригласить в Академию капитана Фрэнка Болза и детектива Харви Шлоссберга из управления нью-йоркской полиции, поскольку нью-йоркцы в делах с заложниками считались бесспорными лидерами. Мы изучали принципы переговоров. Некоторые из них – например, требование свести до минимума человеческие потери – казались очевидной истиной. Слушали записи реальных случаев. Но только через несколько лет, уже следующее поколение преподавателей начнет применять ролевые упражнения, максимально приближающие занятия к реальной ситуации. Случались и недоразумения: некоторые материалы явно были взяты из цикла криминальной психологии и к нашему курсу совершенно не подходили. Например, давали фотографии и досье детских насильников и убийц-сексуальных маньяков и спрашивали, как такие личности поведут себя в ситуации с заложниками. И в этот раз нас учили стрелять, поскольку огневая подготовка продолжала оставаться в Квонтико на почетном месте.

Но реальные знания о правилах переговоров с захватившими заложников людьми мы получали не в классе, а в трудном горниле оперативной работы. Я уже упоминал случай, который принес известность Пэту Муллани. Признанный параноидным шизофреником, Кори Мур захватил в Уорренсвилл-Хайте, штат Огайо, капитана полиции и его секретаря и, запершись в кабинете, выдвинул множество требований. Среди прочего, чтобы все белое население немедленно покинуло Землю.

Стратегия переговоров предполагает, что не следует, насколько это позволяют обстоятельства, уступать требованиям. Однако некоторые из них, как, например, это, являются вообще невыполнимыми. Случай привлек всеобщее внимание, и даже Президент США Джимми Картер счел нужным предложить свое содействие. Он надеялся, что его разговор с преступником поможет разрешить ситуацию. Президент действовал из лучших побуждений, как всегда, когда стремился погасить не менее сложные конфликты в различных частях планеты. Но это была неправильная стратегия, и я бы не хотел оказаться в подобной ситуации, как тогда Пэт Муллани. Мало того, что вмешательство первого человека в стране побуждает к подобному шагу других «отчаявшихся обездоленных», оно еще лишает вас пространства маневра. Всегда следует стремиться вести переговоры через посредников. Это дает выигрыш во времени и избавляет от необходимости давать обещания, которые вы не намерены выполнять. Но если вывести захватчика на прямой контакт с тем, кто принимает решения, всех остальных он пошлет подальше, и, если не получит своего, ситуация может быстро пойти кувырком. Чем дольше ведутся переговоры, тем лучше.

Когда в начале 80-х годов я сам начал преподавать подобный курс в Квонтико, мы раздавали видеокассету, записанную пару лет назад в Сент-Луисе. Но потом прекратили, потому что сент-луисская полиция оказалась недовольна. Пленка свидетельствовала, как молодой чернокожий врывается в бар. Ограбление проваливается, полиция окружает заведение, и, оказавшись в ловушке, преступник берет заложников.

Для ведения переговоров полиция создает группу, состоящую из белых и чернокожих офицеров. Но вместо того чтобы вести диалог на разумном уровне, они начинают подстраиваться под захватчика, говорят все сразу, перебивают друг друга, не слушают его ответов и не стараются осмыслить его намерения. Камера поворачивается – это прибыл начальник полиции, чего бы я никогда не позволил. Шеф официально отметает все требования, и тогда преступник направляет револьвер себе в голову и на виду у всех вышибает собственные мозги. Совсем иначе переговоры с Кори Муром вел Пэт Муллани. Было очевидно, что Мур ненормален и белые люди при всем желании не смогут покинуть Землю. Но, слушая захватчика, Муллани вычислял, что реально ему хотелось и что могло бы его удовлетворить. В конце концов он предложил организовать пресс-конференцию, на которой Мур изложит свои взгляды. И тот, согласившись, отпустил заложников.

Во время курса в Квонтико мое имя оказалось на слуху в Научном бихевиористическом подразделении, и Пэт Муллани, Дик Олт и Боб Ресслер рекомендовали меня Джеку Пфаффу. Перед моим отъездом он вызвал меня в свой кабинет в подвале. Пфафф был симпатичным, дружелюбным малым и заядлым курильщиком. Он сказал, что преподаватели мною довольны, и предложил вернуться в Квонтико в качестве куратора слушателей программы Национальной академии. Я был польщен и сразу же согласился. В Милуоки я продолжал работать во взводе реагирования и спецгруппе, но много времени проводил на курсах подготовки деловых руководителей и в банковских отделениях, где рассказывал, как вести себя при похищениях, угрозах, связанных с вымогательством, и при столкновении с вооруженными бандитами-одиночками, которые стали настоящим бичом провинциальных банков.

Поразительно, насколько наивными в вопросах собственной безопасности казались многие умудренные опытом бизнесмены: например, позволяли местным газетам и бюллетеням компании публиковать не только свои рабочие планы, но и планы на отдых. Таким образом они становились отличной мишенью для потенциальных похитителей и вымогателей. Я учил руководителей, их секретарш и подчиненных трезво оценивать просьбы о предоставлении информации и отличать ложные угрозы вымогателей от реальных. Иногда бизнесмену звонили и сообщали, что его жена и ребенок похищены, и предлагали положить в такое-то место определенную сумму денег. Но на самом деле его семья была в полной безопасности. Просто вымогатель знал, что по каким-то причинам в данный момент с ней нельзя связаться. А если к тому же он располагал парой достоверных фактов, то легко убеждал впавшего в панику бизнесмена согласиться со своими требованиями. Еще мы имели возможность, обучив руководителей простейшим хитростям, снизить эффективность банковских ограблений. Распространенный метод грабителей – приходить заранее и дожидаться на улице, пока не появится управляющий отделением, чтобы открыть помещение. Преступник пользуется его замешательством, хватает и втаскивает внутрь. А потом дожидается ничего не подозревающих служащих, которые идут на работу. В результате возникает ситуация с кучей заложников и массой неприятностей.

Я убедил персонал нескольких банковских отделений ввести простейшую систему паролей. После того как первый сотрудник появляется в помещении то обнаруживает, что все чисто, он выполняет какое-нибудь заранее условленное действие: отодвигает штору, переставляет горшок с цветами, включает определенный светильник – все что угодно, чтобы дать знать, что опасности нет. Тогда следующий сотрудник спокойно входит в банк. Но если сигнал отсутствует, то, не приближаясь к двери, он тут же звонит в полицию. Мы обучали кассиров – ключевую фигуру при любом банковском ограблении, – как вести себя в критической ситуации, чтобы не оказаться в числе погибших героев. Инструктировали, как обращаться с закамуфлированными под пачку купюр взрывпакетами, которые начинали уже широко применяться. Опираясь на беседы со многими в прошлом успешными банковскими грабителями, советовали, принимая извещающую об ограблении записку, уронить ее «со страху» по свою сторону решетки, а не возвращать преступнику, и тем самым сохранить ценную улику. Я понял, что преступники, как правило, избегали совершать нападения без предварительной разведки. Поэтому банковским служащим было важно запоминать заходящих в отделение незнакомых клиентов – особенно тех, кто обращался с пустячными просьбами: например, разменять банкноту на звонкую монету. Если им удавалось запомнить номерной знак автомобиля или случайно бросить взгляд на какой-нибудь документ потенциального преступника, раскрытие последующей кражи происходило значительно быстрее. Я стал сопровождать занимающихся расследованием убийств детективов и выезжать с медицинскими экспертами. Любой судебный патологоанатом и хороший полицейский подтвердит, что наиболее важной уликой в деле об особо опасном преступлении является тело жертвы, и я хотел знать об этом как можно больше. Уверен, что во многом такое стремление определялось моей юношеской тягой к ветеринарии – желанием изучать строение и функционирование живого организма. Но хотя мне нравилось работать бок о бок со специальным взводом по раскрытию убийств и общаться с медиками, по-настоящему меня интересовала психологическая сторона проблемы, чем живет преступник? Что заставляет его при определенных обстоятельствах совершать убийство?

Во время своего пребывания в Квонтико я познакомился с несколькими особенно странными случаями убийств – и одним совершенно необычным, происшедшим чуть ли не на моем заднем дворе: всего в 140 милях от Квонтико.

Это было еще в 50-х годах. Эдвард Гейн вел уединенную жизнь в фермерской общине в Плейнфилде, штат Висконсин, – местечке, насчитывавшем 642 жителя. Он начал преступную деятельность без шума ~ с осквернения могил. Особенно его привлекала кожа покойниц, которую он сдирал с трупов, дубил и получал наслаждение от того, что прикладывал к себе, натягивал на портняжный манекен и предметы мебели. Одно время он размышлял об операции по изменению пола, сама идея которой в середине 50-х годов казалась революционной. Но поняв, что такая операция невозможна, не нашел ничего лучше, как пытаться создать себе женское обличье из живых женщин. Некоторые полагали, что таким образом он пытался перевоплотиться в свою деспотичную мать. Если сюжет начинает казаться вам знакомым, вспомните роман Роберта Блоха «Психо» (по мотивам которого поставлен классический фильм А. Хичкока) и «Молчание ягнят» Томаса Харриса. Харрис подбирал материал для фабулы в наших аудиториях в Квонтико.

Гейн так и продолжал бы влачить в неизвестности свое омерзительное существование, если бы его болезненная фантазия не требовала плодить все больше и больше трупов. Начиная изучение серийных убийств, мы отмечали такую эскалацию практически во всех случаях. Гейна обвинили в убийстве двух женщин среднего возраста, хотя на самом деле жертв, вероятно, было больше. В январе 1958 года его официально признали невменяемым, и остаток жизни он провел в Центральном государственном госпитале в Уопане и мендотском Неврологическом центре, где считался образцовым заключенным. В 1984 году он мирно скончался в возрасте семидесяти семи лет в мендотском изоляторе для престарелых. Нечего говорить, что местному детективу или специальному агенту на оперативной работе в отделении с такими случаями приходится сталкиваться не часто. И по возвращении в Милуоки, я захотел узнать об этом деле как можно больше. Но в канцелярии генерального прокурора мне ответили, что отчеты опечатаны из-за извращенного характера происшедшего. Я сообщил, что являюсь специальным агентом ФБР и изучаю преступления, и это открыло мне доступ к документам. Никогда не забуду, как шел вместе со служащим архива, снимал с бесконечных полок коробки и ломал сургучные печати. Внутри обнаружились фотографии, которые моментально отпечатались в памяти: безголовые обнаженные женские тела подвешены вверх ногами на веревках и подтяжках, кожа рассечена от груди до лобка, гениталии вырезаны. На других – отдельно головы на столе, пустые, открытые глаза смотрят в никуда. Ужасный вид. И тогда я начал размышлять, что эти образы говорят о человеке, совершившем такие злодеяния, и как это знание может помочь его поймать. С тех пор я не переставал об этом думать. В конце сентября 1976 года я уехал из Милуоки, получив временное назначение в качестве куратора на 107-ю сессию Национальной Академии в Квонтико. Пэм осталась дома: вела хозяйство, заботилась о годовалой Эрике и продолжала преподавать. Это была моя первая длительная командировка, которая заставила задуматься, как мало мы в Бюро, военные и дипломаты, вспоминаем о тяготах жен.