Текст книги "Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг."

Укрепление королевской власти в Кастилии

Несмотря на всю важность восстановления мира в Каталонии, Католические короли неизбежно должны были максимально сконцентрировать внимание на своем самом большом и густонаселенном владении – на Кастилии. После того как в марте 1476 года вторгшаяся в Кастилию португальская армия потерпела поражение в битве при Торо и война за престолонаследие была выиграна, самой насущной проблемой стало обуздание власти аристократии и преодоление мрачного периода анархии. Именно это, как хорошо понимали Фердинанд и Изабелла, являлось самым большим желанием основной массы народа. Тогдашний хроникер Диего де Валера утверждал, что Фердинанд и Изабелла пришли, чтобы «восстановить эти королевства и спасти их от тирании, от которой они так долго страдали». Они могли положиться на все общественные слои и группы, уставшие от непрекращающихся беспорядков и возмущенные постоянным злоупотреблением властью со стороны аристократии. Естественным форумом, способным обеспечить королям поддержку, стали кортесы Кастилии, и именно на сессии кортесов в Мадригале в апреле 1476 года был заложен фундамент союза между короной и муниципалитетами, давший такой мощный импульс восстановлению королевской власти. Самой эффективной мерой, принятой кортесами в Мадригале для восстановления порядка в Кастилии, стало создание Святой Эрмандады – идеальный пример средневекового института, возрожденного, чтобы служить новым нуждам. В городах средневековой Кастилии существовали народные отряды, известные как эрмандады – братства, которые следили за соблюдением их интересов и поддержанием мира. На сессии кортесов в Мадригале они были реорганизованы и помещены под единый центральный контроль в форме совета – Совета Эрмандада, возглавляемого епископом Картахены, действовавшим в качестве прямого представителя короны. Если средневековые эрмандады, как правило, попадали под влияние местных магнатов и часто становились источником еще больших беспорядков, вместо того чтобы пресекать их, реорганизованные братства действо вали по приказам, отдаваемым короной. Они стали специальными муниципальными институтами, находящимися в распоряжении короны, а магнаты были последовательно лишены всех судейских постов.

Эрмандады сочетали в себе функции полицейских сил и судебных органов. В качестве полицейских сил их задачей было прекращение разбоев и патрулирование сельских дорог. Каждый город или деревня должны были предоставить свою квоту этих войск, исходя из расчета один всадник от каждых ста домовладельцев. Таким образом, набиралось постоянное полицейское войско из двух тысяч солдат под командованием брата Фердинанда Алонсо Арагонского. Кроме того, в каждом городе имелся отряд лучников, обязанности которых состояли в том, чтобы выходить, как только раздавался шум или крик, и преследовать злоумышленника до границ юрисдикции данного города, где преследование продолжал свежий отряд из следующего города или деревни. Цена содержания таких полицейских сил была очень большой, и ее покрывали за счет системы штрафов и налогов, которую корона пыталась, хотя и безуспешно, распространить даже на аристократию.

Если Эрмандаде удавалось поймать злоумышленника, то, вероятнее всего, они его и судили, поскольку трибуналы Эрмандады обладали полным правом судить определенный, тщательно описанный класс преступлений: грабежи, убийства и поджоги, совершенные в сельской местности, а также в городе или деревне, если преступника взяли за их пределами. Сюда же относились изнасилования, разрушение домов и мятежи против центральной власти. Трибуналы состояли из выбранных местными жителями алькальдов Эрмандады, не получавших за это денег. Если в городе или деревне жило больше тридцати семей, то этих алькальдов было двое (один кабальеро, другой более низкого ранга), если меньше, то один. Алькальды действовали сами или призывали на помощь алькальдов из главного судебного центра своего района. Они рассматривали дело, выносили приговор и назначали максимально жестокое наказание, обычно состоявшее в нанесении увечий или умерщвлении самым варварским способом.

Жестокие наказания произвели желаемый эффект. Постепенно порядок в Кастилии был восстановлен, страна очищена от бандитов. Через два или три года очень успешной работы, учитывая стоимость ее содержания, Эрмандада предложила городам попросить корону об ее роспуске. Однако во время гранадской кампании существование Эрмандады давало короне такие очевидные военные преимущества, что Фердинанд и Изабелла отказались распускать структуру, которая в любой момент могла предоставлять им готовые отряды лучников для борьбы с маврами. И только в 1498 году они, наконец, согласились распустить хунту Эрмандада и уволить чиновников, получавших жалованье. В то же время местные Эрмандады продолжали существовать и после 1498 года, но с исчезновением высшего органа они неизбежно утратили многие из своих первоначальных функций, и их эффективность заметно снизилась. Строгость наказаний ушла в прошлое, прошения стали передаваться в обычные суды, и Эрмандада превратилась в скромную сельскую полицию, не обладающую ни властью, ни престижем.

Таким образом, организация Эрмандады была лишь временной мерой, нацеленной на то, чтобы разрешить национальную проблему, не терпящую отлагательств. В год ее создания корона предприняла еще одно действие для восстановления своей власти над магнатами – действие, которое на этот раз подразумевало фундаментальное изменение социальной и политической организации Кастилии. Оно было направлено на обеспечение главенства короны над могущественным орденом Сантьяго. Орден Сантьяго был крупнейшим из трех военно-религиозных орденов Кастилии: Сантьяго, Калатрава и Алькантара. Ордена владели обширными поместьями, имели огромные доходы, и, как принято считать, в их юрисдикции находился по меньшей мере миллион вассалов. До тех пор, пока их богатства и ресурсы оставались в руках горстки магнатов, они представляли собой государство в государстве. Поэтому для короны было исключительно важно обеспечить себе контроль над ними, и такая возможность представилась в 1476 году в связи со смертью Великого магистра ордена Сантьяго. Как только эта весть дошла до Вальядолида, Изабелла с присущим ей бесстрашием села на лошадь и поскакала в монастырь Уклес, где высшие сановники ордена готовились выбрать его преемника. Через три дня тяжелого пути она добралась до монастыря, как раз вовремя, чтобы настоять, что выборы должны быть отменены, а вакантное место отдано ее супругу. На тот момент Фердинанд отказался от претензий на этот пост, но нужный прецедент был создан. Когда в 1487 и 1494 годах места Великого магистра ордена Калатрава и Алькантара оказались вакантными, они, как и следовало ожидать, перешли к Фердинанду, а папская булла 1523 года безоговорочно передала все три ордена короне.

Ресурсы этих военных орденов и та роль, которую они играли в истории Испании XVI–XVII веков, до сих пор не исследованы, но было бы сложно переоценить важность их вклада в укрепление королевской власти. Их финансовая ценность для короны достаточно очевидна. Историк-гуманист Маринео Сикуло оценивал ежегодную ренту от земель ордена Сантьяго в 60 000 дукатов, ордена Алькантара – в 45 000, ордена Калатрава – в 40 000, и в последующие века эти цифры резко возросли. Их приобретение отчасти компенсировало потерянные короной земли, вынужденно отчужденные королями средневековой Кастилии. Они представляли собой необходимое обеспечение для займов, которые короли брали у банкиров. Но помимо этого они представляли собой бесценные источники для патронажа, поскольку ордена владели значительным числом encomiendas, некоторые из которых приносили существенные доходы.

Помимо соответствующих им 183 encomiendores имелись так называемые caballeros de la Orden (рыцари ордена. – Пер.), которые не владели encomienda, но были наделены правом носить habitos – церемониальные одежды, соответствующие каждому из трех орденов. Это означало, что теперь эти почти 1500 encomiendores и caballeros поступили в распоряжение короны. С их помощью она могла успокоить докучливых и наградить достойных и, таким образом, усилить свой контроль над высшим слоем кастильского общества.

За шагами, предпринятыми короной в 1476 году для установления контроля над орденом Сантьяго, последовали другие меры, направленные на то, чтобы уменьшить политическую власть магнатов. Одним из примеров был «Акт о возвращении», принятый на сессии кортесов 1480 года в Толедо, согласно которому знать лишилась половины доходов, отчужденных или узурпированных ею с 1464 года. Кроме того, на этой сессии кортесы запустили важные административные реформы – реформы, благодаря которым ее роль в истории Кастилии можно сравнить с ролью барселонской сессии кортесов 1480 года в истории Каталонии.

Из всех реформ, запущенных кортесами в 1480 году, самым важным было реформирование старого Королевского Совета Кастилии. Этот Consejo Real – Совет Кастилии, как его стали называть позднее, – по замыслу Фердинанда и Изабеллы предполагалось сделать центральным органом управления Кастилии и стержнем государственной системы. Он давал монархам рекомендации по поводу различных назначений и принятия тех или иных решений; являлся высшим судебным органом Кастилии; надзирал за работой местных органов управления. Было очень важно, чтобы в совет с такими широкими полномочиями входили люди, на которых суверены могли полагаться целиком и полностью, и чтобы он, подобно старому Королевскому совету, не попал в руки магнатов. Чтобы предотвратить это, было решено, что совет должен состоять из прелата, трех кабальеро и восьми или девяти юристов (летрадос), и, хотя представители традиционной знати при желании могли присутствовать на заседаниях, им не разрешалось голосовать и, таким образом, оказывать какое-либо влияние. Лишение крупных магнатов права голоса по вопросам государственного значения означало, что традиционные посты, занимаемые представителями самых горделивых семей Кастилии, превратились в ничего не значащие звания. Веласкосы продолжали оставаться коннетаблями Кастилии, Энрикесы – адмиралами Кастилии, но их громкие титулы больше не давали им политической власти. Вместо этого военачальниками, дипломатами и чиновниками в органах управления назначались «новые люди», выходцы из не столь знатных семей и просто дворяне, горожане и конверсо (крещеные евреи).

Симптоматично, что в эту новую эпоху постоянно повышались требования в отношении правовых знаний чиновников, служивших в системе управления. Количество бумажной работы возрастало, во всем устанавливался определенный порядок, и letrados – юристы, изучавшие право в одном из кастильских университетов, доказали, что лучше всех подготовлены к выполнению бюрократических процедур. В Кастилии, в отличие от Арагона, эти процедуры были относительно новыми. В Арагонской короне уже начиная с XIV века административные правила были узаконены в форме чрезвычайно бюрократизированной канцелярии, возглавляемой вице-канцлером и состоящей из protonotario (осуществлявшего общее руководство канцелярией), трех секретарей и целой армии писцов и клерков. Несмотря на то что эта тема еще нуждается в изучении, было бы странно, если бы при реорганизации административной системы Кастилии не использовался арагонский опыт. Однако кастильская бюрократия даже после реформ осталась гораздо более свободно организованной, чем арагонская, и отличалась от нее тесной связью с советом Кастилии. При оформлении любых официальных документов требовались подписи трех членов совета, а сам совет, как целое, вникал в мельчайшие детали ежедневной работы органов управления. Но помимо членов совета были и другие фигуры, которым предстояло играть все возрастающую роль в административной деятельности. Это были королевские секретари, служившие связующим звеном между советом Кастилии и суверенами, которые, благодаря ежедневному контакту с ними и тому, что готовили повестку для совета, естественно, приобретали огромное влияние на принятие политических и административных решений, а при случае могли даже действовать в обход Совета Кастилии. Такой человек, как Фернандо де Сафра, секретарь королевы и глава кастильского секретариата, сам по себе становился политической фигурой.

В первые годы царствования и во времена запуска реформ 1470–1480-х годов подбор толковых чиновников стал жизненно важен. И Фердинанд, и Изабелла прекрасно понимали это и очень тщательно подходили к назначениям. Во все свои поездки они брали книгу, куда заносили имена всех подающих надежды. Оба монарха знали, чего хотят, и, похоже, обладали инстинктивной способностью выбирать правильных людей. Современник писал: «Они заботились о том, чтобы назначать не выходцев из самых знатных домов, а разумных и способных чиновников, даже если те были более низкого звания».

Но если при назначении на должности Католические короли отдавали предпочтение людям более низкого ранга, это не означало, что они намеревались возвысить один класс в ущерб другому. Возможно, аристократия и лишилась значительной части политической власти, но это было сделано ради короны и общества в целом, а не ради мелкого дворянства, буржуазии или какой-то другой части общества. Вскоре это стало ясно по тому, как корона относилась к кортесам и муниципалитетам. К кортесам Кастилии суверены обращались довольно часто в первые годы царствования, когда требовалось общество вокруг короны для борьбы с магнатами. Но Фердинанд и Изабелла хорошо сознавали опасность обретения кортесами слишком большого влияния. Вероятно, эта опасность сохранялась до тех пор, пока корона сильно зависела от финансовых субсидий кортесов, и это стало еще одной причиной приложить все усилия для увеличения королевских доходов.

Действительно, доходы короны за время царствования Фердинанда и Изабеллы выросли поразительно: общий доход от налогов, который в 1474 году составлял меньше 900 000 реалов, к 1504 году вырос до 26 000 000 реалов. И этого роста удалось достичь не за счет введения новых налогов, а за счет более эффективного сбора старых в то время, когда национальные богатства росли. Традиционно финансовыми делами Кастилии ведали две contadurias mayors (счетные палаты. – Пер.): одна для ведения бухгалтерии (de cuentas), другая для сбора и администрирования налогов (de hasienda). Они были реформированы в 1476 году после сессии кортесов в Мадригале, и их большой штат заметно сократили. Палата, которая занималась сбором налогов, стала более эффективной после того, как сборщики получили возможность обращаться за помощью к центральным и местным представителям короны. «Акт о возвращении» 1480 года помог увеличить королевские доходы за счет возвращения доходов ранее отчужденных аристократией, а самый главный источник дохода короны alcabala – налог на торговлю, который в 1342 году стал первым королевским налогом, в начале 1490-х годов начал приносить во много раз больше.

Все эти источники дохода были неподконтрольны кортесам, и в середине царствования увеличение поступлений от них позволило короне долгое врем обходиться вообще без созыва кортесов. За период после смерти Энрике IV в 1474 году и до смерти Фердинанда в 1516-м кортесы собирались шестнадцать раз, и четыре из этих сессий произошли до 1483 года, а другие двенадцать после 1497 года. Новое обращение к кортесам в конце 1490-х обусловилось значительным увеличением финансовых потребностей в связи с войной в Гранаде и итальянской кампанией. Как оказалось, возросших доходов короны хватало только для мирного времени, но война в Гранаде вынудила Католических королей брать займы и продавать juros – финансовую ренту, и в 1501 году финансовая необходимость заставила их прибегнуть к помощи кортесов.

Несмотря на то что полностью обойтись без кортесов оказалось невозможно, Фердинанду и Изабелле не составило большого труда подчинить их своей воле. Задачу облегчали недостатки самих кортесов. Собирать знать и духовенство не входило в обязанности суверенов, и после 1480 года присутствие представителей этих сословий стало редким. Это означало, что основная тяжесть ложилась на городских procuradores (поверенных. – Пер.). При Фердинанде и Изабелле своих представителей могли отправлять в кортесы только восемнадцать городов, а с 1429 года представительство городов было ограничено всего двумя procuradores от каждого города. Таким образом, короне противостояли всего тридцать шесть выходцев из буржуазного сословия. Маловероятно, чтобы эти тридцать шесть человек могли долгое время противиться требованиям королей, особенно в то время, когда монархия, добившись поразительных успехов в борьбе с аристократией, начала сжимать свою хватку на шее городов.

Более пристальное наблюдение за муниципалитетами стало основной предпосылкой и для контроля над кортесами, и для более эффективного утверждения верховенства королевской власти в Кастилии в целом. Обнесенные стенами города, испещрившие кастильский ландшафт, пользовались большой степенью независимости от короны и имели много черт, характерных для городов-государств. Основанные один за другим в ходе продвижения реконкисты на юг, они получали от великодушных королей свои fueros – хартии о свободах и привилегиях – и щедро наделялись обширными участками земли, расширявшими их юрисдикцию далеко в окружавшую сельскую местность, которая служила для покрытия основной части их расходов. Хартии давали им право формировать свою ассамблею – consejo, обычно состоявшую из глав семей (vecinos), которая каждый год выбирала нескольких муниципальных чиновников. Судейские чиновники, отправлявшие гражданское и уголовное правосудие, назывались alcaldes – алькальды, а чиновники, возглавлявшие администрацию, назывались regidores – регидоры. Регидоров могло быть от восьми до тридцати шести, и они осуществляли реальное муниципальное управление. В распоряжении регидоров имелось достаточно много служащих, выполнявших ежедневную административную работу в городе: alguasil – главный офицер полиции, escribano – чиновник, который вел муниципальную регистрацию, и fieles – мелкие служащие, выполнявшие такие обязанности, как проверка мер и весов и надзор за муниципальными землями.

В XIV веке сильные демократические традиции, характерные для жизни кастильских муниципалитетов в предшествующие два столетия, начали исчезать. По мере того как задачи муниципального управления усложнялись, а монархия испытывала все более сильную ревность к власти муниципалитетов, consejo расшатывались изнутри и одновременно были атакованы извне. В период царствования Альфонсо XI (1312–1350) consejo уступил значительную часть своей власти в пользу регидоров, которые теперь назначались короной, вместо того чтобы избираться домовладельцами. Например, в Бургосе, который можно считать моделью многих кастильских городов, было шесть алькальдов, исполнявших обязанности судей, и шестнадцать регидоров, управлявших городом, подобно закрытой группе олигархов. Помимо судей в некоторых городах появился новый чиновник под названием коррехидор, которого король выбирал за пределами муниципалитета, чтобы он помогал регидорам управлять городом.

Проблемы, постигшие корону Кастилии в XV веке, неизбежно заставили ее проверить, как ведут себя муниципалитеты, чтобы поставить их под жесткий королевский контроль. При Хуане II корона, чтобы пополнить свою пустую казну, начала создавать и продавать муниципальные должности, что прямо противоречило хартиям городов, где четко обозначалось, сколько должно быть чиновников. Рост продажности и ослабление королевского контроля открывали местным магнатам и конкурирующим фракциям широкое поле для расширения своего влияния в органах муниципального управления, поэтому города оказались либо разделены между местными феодалами, либо попадали в руки маленьких самовоспроизводящихся групп олигархов.

Естественно, что при таких обстоятельствах Изабелла должна была прекратить следовать политике ее предшественников. Поскольку теперь города Кастилии больше волновало восстановление порядка, чем сохранение свобод, момент был самый благоприятный. На сессии 1480 года в Толедо кортесы санкционировали принятие различных мер для усиления королевского контроля над муниципальной администрацией и повышения стандарта городского управления. Все города, где еще не было casa de ayuntamiento – городской ратуши, должны были построить ее в течение двух лет. Сведения обо всех специальных законах и привилегиях следовало хранить в письменном виде. Все гранты на предоставление наследуемого права на какую-либо должность отменялись. Но самое главное, в этом году во все города Кастилии были назначены коррехидоры.

Повсеместное насаждение должности коррехидора было, безусловно, самой эффективной мерой, принятой Фердинандом и Изабеллой для расширения королевской власти над кастильскими муниципалитетами. Как и английский мировой судья, с которым у него было много общего, коррехидор являлся основным связующим звеном между центральным правительством и местными органами управления. Однако от мирового судьи он отличался тем, что был именно королевским чиновником, никак не связанным с тем местом, куда он назначался. Этот чиновник исполнял одновременно и административные и судебные обязанности. Знаменитый декрет 1500 года, где были утверждены обязанности коррехидора, показывает, что ему полагалось наблюдать за всеми делами общины, организовывать ее обеспечение, отвечать за поддержание порядка и предотвращать попытки знати и духовенства узурпировать юрисдикцию. Теоретически коррехидор занимал свой пост всего два года – хотя на практике этот период мог быть гораздо дольше – и в конце своей службы он подвергался residencia – проверке на предмет того, как он исполнял свои обязанности.

Ко времени царствования Филиппа II в Кастилии существовало шестьдесят шесть corregimientos. Эти corregimientos скорее дополняли, чем заменяли муниципальную администрацию, хотя в то же время многие дела муниципалитетов они включили в сферу королевского контроля. Совет регидоров, состоявший из идальго и состоятельных горожан, получавших свои посты по королевскому назначению (а со временем по наследству или путем покупки), оставался чрезвычайно влиятельным, даже несмотря на то, что на его собраниях председательствовал коррехидор. Таким образом, муниципальное управление представляло собой хрупкое равновесие постоянных регидоров и временного коррехидора, а рудименты прежней муниципальной демократии выражались в сохранении права vecinos выбирать некоторых других чиновников городских администраций.

Помимо того что коррехидоры выполняли сложные административные обязанности, они стали самыми главными представителями судебной власти в своей местности, узурпировав многие судебные функции, прежде выполнявшиеся муниципальными алькальдами. Еще задолго до того, как Фердинанд и Изабелла взошли на престол, города начали терять право выбирать своих собственных алькальдов, а с приходом новых монархов процесс пошел еще быстрее. Потеря этого права постоянно вызывала протесты со стороны городов и деревень, и в некоторых местах удавалось достичь компромисса. Община продолжала выбирать своих алькальдов, которые теперь назывались alcaldes ordinaios и работали параллельно с коррехидорами и алькальдами, назначенными королем. Но если не считать нескольких привилегированных городов, власть алькальдов значительно уступала власти коррехидоров и касалась судейства только мелких гражданских и уголовных дел. Правда, они могли найти утешение в том, что коррехидоры не имели права носить одежды, которые до них носили алькальды.

Города и деревни, находившиеся в юрисдикции знати или духовенства – так называемые villas de señorio, – номинально оставались за пределами королевской юстиции и администрации. В конце XV века корона была не в том положении, чтобы начать прямую атаку на частные юрисдикции, и ей приходилось довольствоваться мерами, которые могли с течением времени ослабить сеньориальную власть. В частности, она проводила политику, прямо противоположную той, которую применяла в отношении городов, имевших свободы и привилегии от короны, и настаивала на том, чтобы в противовес власти феодала горожане имели право выбирать своих собственных чиновников. В villas de señorio, таким образом, consejo имел больше власти, чем алькальд, и по-прежнему выбирал алькальдов и регидоров, а сеньор только утверждал городских назначенцев. Правосудие первой инстанции отправлялось алькальдом, и его решения были выше решений коррехидора, назначенного сеньором, а затем, если требовалось, собирался личный совет сеньора, действовавший как уменьшенная копия Совета Кастилии. Несмотря на то что Фердинанд и Изабелла не пытались вмешиваться в эту частную судебную систему, действовавшую параллельно с судебной системой короны, они настаивали, что сеньоры должны поддерживать высокий уровень судейства, и были всегда готовы вмешаться, если имело место попрание справедливости. Спустя годы корона, настаивавшая на своем судебном примате и большей компетентности королевских судей во многих областях юриспруденции, смогла выбить фундамент из-под независимой судебной власти кастильской аристократии. В результате к концу XVI века влияние королевских коррехидоров достигло каждого уголка Кастилии.

Как представителю дворянского сословия (de capa y espada), коррехидору часто недоставало юридической подготовки для выполнения его судейских обязанностей, поэтому ему в помощь обычно давали двух образованных юристов – алькальдов, которых называли alcaldes mayors, из которых один был специалистом по гражданским, другой по уголовным делам. Но номинально все права оставались за самим коррехидором. Он или его помощники, действовавшие от его имени, могли назначать наказание по гражданским делам, включавшее суммы до 10 000 мараведи, хотя можно было подать апелляцию в трибунал, состоявший из самого коррехидора и двух членов городского совета. В уголовных делах он также пользовался исключительным правом обычной юрисдикции, но, согласно кастильскому закону, обвиняемый обладал еще одним правом, которым редко кто отказывался воспользоваться. Это было право потребовать отвод судьи, как по действительной, так и по вымышленной причине. Если обвиняемый пользовался этим правом, дело полагалось пересмотреть, и теперь его рассматривали тот же судья и два заседателя, выбранные городским советом среди его коллег. Приговор вступал в силу только в том случае, если хотя бы один заседатель соглашался с коррехидором. Если заседатели не соглашались, дело передавалось выше в один из chancilleria – судов высшей инстанции. Кроме того, в случае проигрыша в суде коррехидора обвиняемый всегда имел возможность подать апелляцию в chancilleria. Таким образом, эти права (отвод и апелляция), с помощью которых можно было бесконечно затягивать судебные процессы, несколько смягчали суровость системы, где в первой инстанции почти все зависело от решения одного-единственного судьи.

В начале царствования Изабеллы в Кастилии была только одна chancilleria, располагавшаяся в Вальядолиде. За время ее царствования и царствования Карла V она реформировалась несколько раз и стала состоять из шестнадцати oidores – судей, заседавших в четырех палатах и отвечавших за гражданские дела, и трех alcaldes de crimen, которые вели дела уголовные. В 1494 году в Галисии была организована дополнительная audiencia, а вторую chancilleria расположили в Сьюдад-Реале. В 1505 году эту chancilleria перевели в Гранаду, и граница, разделявшая область ее юрисдикции и юрисдикции chancilleria в Вальядолиде, стала проходить по реке Тахо. В качестве последней возможности обжаловать приговор, вынесенный chancilleria, можно было подать апелляцию в сам Совет Кастилии, который, таким образом, действовал не только как высший административный орган страны, но и как ее верховный суд. Если Совет Кастилии сочетал судебные и административные функции на высшем уровне, то коррехидоры делали то же самое на нижнем.

Реорганизация судебной системы Кастилии была типичным примером действий Католических королей. Они воспринимали корону как источник справедливости и постоянно настаивали на своей исключительности – preeminencia real, – дававшей им право вмешиваться даже в дела сеньориальной юрисдикции, чтобы обеспечить примат королевской власти. Заинтересованность в беспристрастном отправлении правосудия заставила их выделить пятницу для публичных аудиенций, во время которых они лично вершили правосудие в отношении всех пришедших. Католические короли были последними правителями Кастилии, лично выступавшими в качестве судей, поскольку их реформы устранили необходимость такой меры. Правосудие получило свои собственные инструменты, и в 1480 году юристу по имени Диас де Монталво поручили составить королевские указы, ставшие первым шагом к кодификации кастильских законов, которая была окончательно завершена при Филиппе II.

Для подданных короны восстановление королевской власти в административной и судебной сферах неизбежно подразумевало утрату некоторых свобод. Но после долгих лет гражданских раздоров это был мир, и большинство из них не возражали против такой платы за него. Согласно выдающемуся хроникеру того времени Эрнандо дель Пульгару, их желание состояло в том, чтобы «сбежать от власти сеньоров под сень королевской свободы (libertad real)», и они не видели противоречия между свободой и большей степенью подчинения власти короля. Причину следует искать в том, что, возможно, самым большим достижением Католических королей было их сверхъестественное умение отождествлять интересы общества с интересами короны. Их личные качества, их способность реализовывать в институциональной форме подчас даже не выраженные вслух желания подданных позволили им придать представлениям общества разработанную ими форму. Они были, в самом прямом смысле этого слова, национальными монархами, способными внушить своим даже наиболее упрямым подданным чувство, что они участвуют в великом деле национального возрождения. Однако это совсем не означало, что Кастилия являлась всего лишь марионеткой, которой они манипулировали по собственной воле. Если Фердинанд и Изабелла придавали национальным чаяниям нужную им форму, то и они, в свою очередь, были сильно подвержены влиянию надежд, желаний и предубеждений своих подданных. Таким образом, взаимоотношения короны и народа являлись, в полном смысле слова, двухсторонними отношениями, и это наиболее очевидно проявлялось в вопросах, касающихся веры.