Текст книги "Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг."

Наступление на Африку

Опасность восстания недовольных жителей Гранады, которых могли поддержать их соплеменники из Северной Африки, неизбежно явилась дополнительным стимулом для реализации давно задуманного проекта крестового похода на африканские берега пролива. Это стало бы естественным продолжением завоевания Гранады, время для которого казалось очень подходящим. В конце XV века государственная система Северной Африки переживала процесс распада. Обострились разногласия между Алжиром, Марокко и Тунисом, между жителями гор и равнин, между традиционными обитателями и недавними эмигрантами из Андалусии. Правда, Северная Африка была сложным регионом для проведения военных кампаний, но местные жители не знали новой техники ведения боя, используемой кастильцами, а их внутренние раздоры, как ранее распри в эмирате Насридов, давали испанцам заманчивые возможности.

В 1494 году Александр VI дал свое папское благословение на африканский крестовый поход и, что более важно, санкционировал взимание налога для его оплаты. Однако крестовый поход через проливы пришлось отложить на целое десятилетие. Большую часть этого времени испанские войска были слишком заняты в Италии, и Фердинанд не хотел отвлекаться ни на что другое. Если не считать захвата Мелильи герцогом Медина-Сидония в 1497 году, новый фронт борьбы с исламом никого не интересовал, и только после первого восстания в Альпухаррас в 1499 году кастильцы по-настоящему осознали опасность, исходившую из Северной Африки. Восстание привело к сильному всплеску религиозного рвения в народе, и новые требования крестового похода против ислама получили горячую поддержку со стороны Сиснероса и королевы. Однако когда в 1504 году Изабелла умерла, ничего еще не было сделано, и Сиснеросу пришлось отстаивать исполнение ее предсмертного желания, чтобы Фердинанд посвятил себя «завоеванию Африки и неутомимой борьбе за веру против мавров».

Воинственное рвение Сиснероса снова привело к успеху. Экспедицию снарядили в Малаге, и осенью 1503 года она отплыла в Северную Африку. Ей удалось захватить Иерс-аль-Кебир, главный плацдарм для атаки на Оран, но в этот момент внимание Сиснероса отвлекли события, происходившие ближе к дому, и только в 1509 году, когда в Африку отправили новую, более сильную армию, Оран был взят. Однако начало оккупации Северной Африки лишь усилило разногласия между Сиснеросом и Фердинандом, обнажив существование двух несовместимых политик в отношении Африки. Сиснерос, исполненный духом крестоносца, вероятно, грезил захватом всей территории до границ Сахары и созданием испано-мавританской империи. Фердинанд, со своей стороны, считал Северную Африку гораздо менее важным театром действий, чем традиционную для Арагона Италию, и склонялся к оккупации ограниченной части африканского побережья, достаточной, чтобы гарантировать Испании защиту от нападения мавров.

В 1509 году Сиснерос порвал со своим сувереном и удалился на покой в университет Алкала-де-Энарес, и на все оставшееся время царствования Фердинанда в отношении Африки возобладала его политика. Испанцы удовлетворились тем, что захватили несколько ключевых пунктов, разместив там гарнизоны, а внутренние районы оставили маврам. Позднее за такую ограниченную оккупацию Испании пришлось заплатить высокую цену. Относительное бездействие испанцев и ненадежный контроль над узкой полоской берега позволили варварам-корсарам разместить по всему побережью свои опорные базы. В 1529 году два брата-пирата из Леванта по прозвищу Барбаросса (рыжебородые) захватили Пеньон-д'Алжир – ключевой пункт для нападения на Алжир. В этот момент под защитой Турции были заложены основы алжирского государства, являвшегося идеальной базой корсаров для нападения на жизненно важные пути испанцев в Средиземном море.

Положение стало особенно тяжелым в 1534 году, когда Барбаросса отобрал у мавританских вассалов Испании Тунис и обеспечил себе контроль над узкой полосой моря между Сицилией и Африкой. Теперь стало очевидно, что Испании необходимо в самое ближайшее время ликвидировать гнездо этих шершней, пока они не нанесли непоправимого вреда. На следующий год Карл V предпринял большую экспедицию против Туниса и смог снова захватить его, но ему не удалось распространить свой успех и продолжить наступление в Алжире. Шанс уничтожить варваров-пиратов был упущен. Когда в 1541 году император наконец отправил экспедицию в Алжир, она закончилась провалом. В дальнейшем Карл оказался целиком и полностью занят Европой, и самое большее, что могли сделать испанцы в Африке, – это удержаться там. Политика ограниченной оккупации не смогла обеспечить реального влияния в Магрибе, а два протектората – в Тунисе и в Тлемсене – испытывали все большее давление со стороны мавров. К тому времени, когда на престол взошел Филипп II, испанская Северная Африка находилась в крайне неустойчивом состоянии, из которого ее не могли вывести старания нового короля. Контроль над тунисским побережьем стал бы для Испании бесценным активом в большой морской войне против турок 1559–1577 годов но хотя в 1571 году дону Хуану Австрийскому удалось вернуть Тунис, уже на следующий год и Тунис, и крепость Ла-Голетта были утрачены. Падение Ла-Голетты похоронило все надежды испанцев в Африке. Под их контролем оставались только Мелилья, Оран и Мерс-эль-Кебир, к которым позже добавились жалкие африканские остатки португальской империи. То, что героические мечты Сиснероса об испанской Северной Африке затерялись в песках, печально, но неудивительно.

Наиболее очевидная причина неудачи Испании в попытке твердо обосноваться в Северной Африке заключалась в слишком большом объеме обязательств в других местах. Фердинанд, Карл V и Филипп II были слишком заняты другими неотложными проблемами, чтобы уделять достаточно внимания африканскому фронту. В условиях растущего пиратства в Западном Средиземноморье цена этой неудачи оказалась очень высокой, однако утверждение, что сама природа африканской земли и нехватка испанских войск в любом случае делали эффективную оккупацию невозможной, спорно. Вполне возможно, что природные трудности не стали бы непреодолимыми, если бы кастильцы использовали другой подход к войне в Северной Африке. В действительности они склонялись к тому, чтобы считать эту войну простым продолжением военной кампании в Гранаде. Это означало, что, как и в процессе реконкисты, они смотрели на свои экспедиции в основном с точки зрения возможности захвата добычи и размещения пограничных гарнизонов. Они не планировали тотального завоевания и колонизации. Слово conquista (завоевание. – Пер.) для кастильцев означало, по сути, обеспечение испанского «присутствия», а именно захват плацдармов, закрепление границ захваченной территории и господство над побежденным населением. Такой тип военных действий, опробованный в средневековой Испании, был, естественно, применен и в Северной Африке, несмотря на местные условия, с самого начала грозившие ограничить его эффективность. В связи с тем, что природные условия были тяжелыми, а добыча разочаровывающе скудной, Африка, в отличие от Андалусии, выглядела мало привлекательной для каждого отдельно взятого солдата, настроенного больше на получение материального вознаграждения за свои лишения, чем на духовную компенсацию, которую обещал Сиснерос. Таким образом, энтузиазм по поводу службы в Африке быстро угас со всеми вытекающими военными последствиями. На протяжении всего XVI века Северная Африка оставалась Золушкой среди заморских владений Испании – землей, не удовлетворяющей запросам, характерным для конкистадоров. Здесь неадекватность военных действий в стиле крестового похода средневековой Кастилии была очевидной, но провал в Северной Африке почти мгновенно затмили первые успехи войны традиционного стиля, которая велась в рамках куда более захватывающего предприятия – завоевания империи в Америке.

Средневековые предшественники

В средневековой Кастилии сложилась военная традиция крестового похода, с помощью которой в XVI веке ей предстояло завоевать империю в другой части света. Но была и другая традиция, которую слишком легко не заметить – традиция морских путешествий, ставшая самой существенной прелюдией к обретению заморских территорий. На самом деле открытие и завоевание Нового Света далеко не счастливая случайность, выпавшая на долю Испании. В конце XV века именно Иберийский полуостров оказался во многих отношениях лучше всех в Европе подготовлен к заморской экспансии. Несмотря на то что открытие и освоение Нового Света было преимущественно кастильским делом, основания для этого имелись и в других частях полуострова. Каждая из этих частей вносила в общую копилку свои умения, что позволило кастильцам добиться таких впечатляющих результатов. В ходе колониальной и коммерческой авантюры в Северной Африке и Леванте средневековые кастильцы и арагонцы получили большой опыт. Жители Майорки основали крупную школу картографии, где разработали технику создания карт, бесценную при составлении карт прежде неизвестных земель. Баски со своим опытом глубоководной рыбной ловли в Атлантике были искусными навигаторами и кораблестроителями. Португальцы играли главную роль в усовершенствовании каравелл – крепких судов с прямой парусной оснасткой, – которым предстояло стать основным средством европейской морской экспансии в конце XV и в XVI веке.

Но, кроме того, у кастильцев имелся свой собственный коммерческий и морской опыт, полученный в течение прошедших двух веков. Развитие кастильского плато и расширение торговли шерстью с Северной Европой дали толчок развитию портов на севере Испании – Сан-Себастьяна, Ларедо, Сантандера, Ла-Коруньи, – которые уже в 1296 году объединились в братство под названием Hermandad de las Marismas – Морская Эрмандада, нацеленное на защиту их коммерческих интересов у себя дома и за границей по образцу Ганзейской лиги. В то же время в XIII веке продвижение реконкисты до Тарифы в Гибралтарском проливе дало Кастилии второе атлантическое побережье со столицей в Севилье, отвоеванной Фердинандом III в 1248 году. В Севилье возникло деятельное коммерческое сообщество, куда вошли влиятельные представители андалузской аристократии, привлеченные новыми перспективами обогащения. К XV веку город превратился в чрезвычайно активный коммерческий центр с процветающими верфями – местом, где купцы из Испании и стран Средиземноморья собирались, чтобы обсудить новые проекты, сформировать новые объединения и организовать новые предприятия. Это был европейский наблюдательный пункт, откуда они отправлялись обследовать Северную Африку и широкие просторы Атлантического океана.

Все это происходило в то время, когда Западная Европа в целом проявляла растущий интерес к заморским землям. Особенно активной в области путешествий, открытий и исследований была Португалия. Владея длинной береговой линией и имея влиятельное купеческое сообщество, она находилась в очень удачной позиции для морских перевозок золота, рабов, сахара и специй, спрос на которые постоянно повышался. Испытывая нехватку хлеба, она искала новые земли для выращивания зерна, которые удалось найти на Азорских островах (открыты в 1427 году) и на Мадейре. Как и Кастилия, она была воодушевлена традицией крестовых походов, и завоевание Сеуты в 1415 году расценивалось как часть крестового похода, который в один прекрасный день мог обогнуть землю и поразить ислам в спину.

Традиционная враждебность Кастилии и Португалии, обострившаяся после вмешательства Португалии в вопрос престолонаследия в Кастилии, стала для последней дополнительным стимулом к обретению заморских владений. Одним из главных полей сражения в кастильско-португальском конфликте XV века являлись Канарские острова, открытые, вероятнее всего, генуэзцами в начале XIV века. В ходе кастильской войны за престолонаследие Фердинанд и Изабелла попытались подтвердить свои права на Канары, направив в 1478 году из Севильи экспедицию, чтобы занять Гран-Канариа. Сопротивление островитян и разногласия среди кастильцев расстроили намерения королей, и только в 1482 году новая экспедиция под командованием Альфонсо Фернандеса де Луго заложила основу для окончательного успеха, начав с покорения Гран-Канариа, достигнутого уже на следующий год. Тем не менее Пальма была взята только в 1492 году, а Тенерифе – в 1493 году. Тем временем договор 1479 года, положивший конец войне между Кастилией и Португалией, решил спор за Канарские острова в пользу Кастилии. Португалия отказалась от своих претензий на Канары в обмен на признание своих исключительных прав на Гвинею, королевство Фес, Мадейру и Азорские острова. Таким образом, Кастилия получила свои первые заморские владения.

Завоевание Канарских островов имело важнейшее значение в истории морской экспансии Кастилии. Их географическое положение придало этим островам исключительную ценность как незаменимому перевалочному пункту на пути в Америку. Все четыре экспедиции Колумба останавливались на Канарских островах. Кроме того, они стали идеальной лабораторией для проведения Кастилией колониальных экспериментов, как естественное связующее звено между реконкистой и завоеванием Америки.

На примере завоевания и колонизации Канар можно увидеть одновременно и применение, и расширение способов, уже опробованных в конце Средних веков, и новые методы, которые окончательно оформились в ходе завоевания Нового Света. Прослеживается заметное сходство между методами ведения реконкисты и теми, что использовались при завоевании Канар, которое Фердинанд и Изабелла считали частью священной войны против неверных. Как и реконкиста, завоевание этих островов было одновременно и частным, и государственным предприятием. Значительная часть реконкисты, особенно на последних стадиях, проходила под контролем короны. Точно так же государство участвовало в экспедициях на Канары, которые частично финансировались государственными институтами. Но параллельно с государством действовали и частные предприятия. Фернандес де Луго заключил частный контракт с группой севильских купцов, ставший одним из первых соглашений такого типа, которые позднее использовались для финансирования экспедиций, открывавших Америку. Однако даже экспедициям, организованным и финансируемым полностью под частным покровительством, требовалось одобрение короны для легализации их деятельности. И здесь реконкиста снова оказалась полезным прецедентом, поскольку в ходе нее существовала практика заключения контрактов между короной и командирами военных экспедиций против мавров. Судя по всему, эти контракты послужили основой для разработки документа под названием capitulacion, позднее ставшего общепринятой формой соглашения между испанской короной и конкистадорами, отправлявшимися в Америку.

Цель этих capitulaciones заключалась в установлении определенных прав короны на вновь завоеванные территории, а также в обеспечении гарантий для командира экспедиции на получение mercedes – вознаграждений за услуги. Вознаграждение могло представлять собой официальную должность, как, например, должность adelantado (капитан-генерала. – Пер.) Лас-Палмас, пожалованная Фернандесу де Луго. Должность adelantado была наследственной, жаловалась средневековыми кастильскими королями и давала ее держателю особые военные полномочия и право управлять какой-либо приграничной провинцией. Кроме того, как и его предшественники в годы реконкисты, командир экспедиции мог ожидать, что воспользуется военными трофеями в виде движимого имущества и пленных, получит участок земли или дворянский титул.

Очевидно, что, выдавая такие capitulaciones, корона отказывалась от многих своих прав, но у нее не было другого выхода. Когда корона оказывала финансовое содействие, как в случае Колумба и Магеллана, она могла рассчитывать на более выгодные условия, но работу по завоеванию и колонизации пришлось оставить в основном частным экспедициям. Удивительно, что в подобных обстоятельствах испанской короне удалось сохранить контроль над такой большой частью завоеванных территорий. По общему признанию, capitulacion с самого начала стал основным законным документом для любого нового поселения, и католические короли использовали его, чтобы в будущем настаивать и на религиозной цели завоевания и на фактическом присутствии государства, от которого экспедиция получила единственный документ, подтверждавший ее законность. Таким образом, Колумб и его последователи всегда вступали во владение от имени короны. Такое же большое внимание при захвате новых территорий уделялось тому, чтобы предотвратить отчуждение прав короны в пользу крупных феодалов. Предшествующая история Канарских островов заставила Фердинанда и Изабеллу во всей полноте осознать опасность неограниченной свободы в этом вопросе, и они предприняли целый ряд шагов, чтобы предотвратить повторение прежних ошибок. Губернаторов островов держали под жестким контролем; корона настояла на своем праве проводить repartimientos – распределение земли среди поселенцев в соответствии с уже устоявшейся во время Reconquista практикой; все новые города зависели от королевской грамоты, определявшей их права и привилегии. Таким образом, на заморские колонии была в точности перенесена муниципальная организация средневековой Кастилии.

Осторожную политику Фердинанда и Изабеллы и их постоянную заботу о сохранении полноты их королевских прав прекрасно иллюстрируют их отношения с Колумбом. Здесь возникали проблемы как финансового, так и политического характера. Когда в 1486 году этот генуэзский авантюрист впервые появился при дворе, у них были все основания отказаться от его предложений. Корона была бедна, она вела тяжелую войну с Гранадой, и планы Колумба вызывали вполне обоснованный скепсис. Причины, по которым в 1491 году Фердинанд и Изабелла передумали, до сих пор не до конца ясны. Безусловно, у Колумба имелись высокопоставленные друзья, такие как секретарь Фердинанда Луис де Сантангель, который помог организовать финансирование экспедиции, и францисканец Хуан Перес, бывший советник королевы, монастырь которого в Ла-Рабита предоставил путешественнику кров, когда он только начинал искать благосклонности двора. Хотя возможно, что это приближение победы в Гранаде помогло убедить монархов с большей благосклонностью взглянуть на предполагаемые преимущества участия в проекте Колумба. Удачное путешествие позволило бы обойти португальцев и, возможно, пополнить пустую казну. Но самое главное – по крайней мере, для Изабеллы – проект мог иметь ключевое значение для крестового похода против ислама. Благодаря удачному путешествию Испания могла бы вступить в контакт с народами Востока, чья помощь была необходима в борьбе с турками. А если повезет, Колумб мог бы вернуться через Иерусалим, проложив дорогу для удара в спину Османской империи. Естественно, Изабеллу привлекала также возможность основать на Востоке великую христианскую миссию. В атмосфере большого религиозного подъема, характерного для последних месяцев гранадской кампании, осуществимыми, похоже, казались даже самые безумные проекты. Близость по времени между падением Гранады и одобрением экспедиции Колумба позволяет предположить, что оно явилось одновременно и подарком, и очередным шагом Кастилии в по-прежнему не законченной войне с неверными.

Однако это одобрение было дано только после чрезвычайно тяжелых переговоров. Требования, которые выдвигал Колумб, казались непомерно высокими. Он требовал для себя и своих потомков навечно пост генерал-губернатора и вице-короля каких-нибудь земель, которые он откроет. В то время, когда Фердинанд и Изабелла с определенной долей успеха вели в Испании борьбу за права короны против претензий феодалов, они определенно не могли одобрить требование, превращавшее заморские территории Испании в феодальное владение генуэзского путешественника. Кроме того, они не позволили герцогу Мединасели финансировать экспедицию Колумба, опасаясь, что участие магнатов в колониальных предприятиях может привести к созданию независимых заморских доменов. В конце концов Колумбу пришлось довольствоваться тем, что, фактически, уже было очень большой уступкой – наследуемым титулом гранд-адмирала и правом на десятую часть товаров и продукции, полученных на новых территориях.

Когда в августе 1492 года Колумб отплыл со своими тремя кораблями и командой из восьмидесяти восьми человек, он мог считаться наследником нескольких различных, а иногда противоречащих друг другу традиций. Как командир в реконкисте он заключил с короной частный контракт, дававший ему весьма существенные права на новых землях, которые он должен был завоевать для нее. Но сам Колумб не принадлежал к традиции реконкисты. Как генуэзец, обосновавшийся сначала в Португалии, а затем на юге Испании, он был представителем средиземноморской торговой традиции, которая начала привлекать кастильцев в годы позднего Средневековья. Свою цель он видел в том, чтобы открыть новые земли на Востоке и эксплуатировать их богатства совместно с государством, предоставившим ему протекцию. В этом предприятии он мог опираться на опыт, полученный Кастилией в ее коммерческой деятельности и колонизации Канарских островов. Но, к несчастью для Колумба, кастильская торговая традиция не могла соперничать с ее военной традицией. Если он считал своей основной задачей создание торговых баз и коммерческих аванпостов, то большинство кастильцев были приверженцами идеи непрерывного военного продвижения вперед, дележа новых земель и добычи и обращения неверных в христианство. Эти две противоположные традиции – традиция купцов и традиция воинов – неизбежно должны были вступить в жесткий конфликт, в ходе которого сам Колумб потерпел поражение. Он не смог противостоять глубоко укоренившимся обычаям общества крестоносцев, как не смог в одиночку устоять против государства, которое, быстро осознав и возможности, и опасности своей заморской экспансии, со всей решимостью стремилось твердо держать процесс колонизации под контролем.