Текст книги "Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг."

Церковь и вера

Накидывая узду на аристократию, расставляя в городах своих чиновников и капитально реформируя судебную систему, Фердинанд и Изабелла прошли длинный путь к обеспечению примата короны в Кастилии. Но контроля над светскими институтами было недостаточно. Они бы никогда не стали абсолютными хозяевами на своей земле, если бы не взяли под контроль невероятно мощную испанскую церковь. Власть церкви в Испании подкреплялась ее огромными богатствами и многочисленными привилегиями. В стране было семь архиепископских и сорок епископских епархий. Общий годовой доход кастильских епархий и четырех архиепископств (Толедо, Гранады, Сантьяго и Севильи) во времена царствования Карла V составлял почти 400 000 дукатов, а архиепископ Толедо – примас Испании, уступавший в богатстве и власти только королю, – имел персональный доход 80 000 дукатов в год. В целом церковь получала в год свыше 6 миллионов дукатов, из которых 2 миллиона принадлежало монашеству, 4 миллиона – белому духовенству. Это были огромные цифры, особенно ввиду того, что десятина (которая традиционно выплачивалась натурой) в значительной степени передавалась мирянами в обмен на фиксированную плату в обесценившихся деньгах.

Привилегии духовенства были поразительны. Монах и обычный священник, подобно hidalgos, освобождались от уплаты налогов короне, и им чаще, чем hidalgos, удавалось уклониться от уплаты муниципальных сборов. Они накапливали большое количество собственности «под мертвую руку» и предпринимали энергичные попытки расширить свои привилегии на своих слуг и иждивенцев. Более того, епископы, аббаты и главы соборов имели обширные владения, временно находившиеся в их полной юрисдикции. Епископы Кастилии XV века не упускали возможности воспользоваться этими преимуществами. Будучи членами аристократических семей и иногда сами являясь сыновьями епископов, они были из породы воинов и в драке, разгоревшейся вокруг трона, чувствовали себя как рыба в воде. У них имелись свои крепости и свои армии, и они, ни минуты не колеблясь, шли в бой во главе своего войска. Так блестящий примас Испании дон Альфонсо Каррильо (1410–1482), помогавший Фердинанду получить папское разрешение, сделавшее возможным его женитьбу, в 1476 году перешел на другую сторону и вместе с португальцами дрался против Изабеллы в битве при Торо, тогда как с противоположной стороны ему противостоял великий Педро Гонсалес де Мендоса, архиепископ Севильи.

Неудивительно, что, когда война за престолонаследие подошла к концу, деяния этих воинственных прелатов подсказали Фердинанду и Изабелле желательность контрнаступления со стороны короны. Церковь была слишком могущественна, чтобы они могли питать надежду лишить епископов власти, но они вынудили Каррильо и его коллег отдать свои крепости в руки королевских чиновников и настаивали (хотя так и не добились полного успеха), что право короны на верховную юрисдикцию в ее владениях распространяется даже на церковные земли. Но очевидно, что ключ к долговременному успеху лежал в решении злополучного вопроса о назначении епископов, и именно на это они направляли свои усилия.

Положение дел с предоставлением сана священника в Кастилии XV века было весьма сложным и деликатным. Если право патронов назначать священников низкого ранга было к тому времени твердо установлено, то предоставление более важных церковных должностей оставалось источником постоянных споров. Главы соборов, которые традиционно пользовались правом выбирать епископов по своему усмотрению, вели долгую, но безнадежную битву за сохранение этого права с папством, с одной стороны, с короной – с другой. В период анархии середины XV века папство часто предпринимало попытки назначить епископа ми своих кандидатов – практика, которой Изабелла решительно настроилась сопротивляться, что ясно дала понять, когда в 1475 году оказалось вакантным место архиепископа Сарагосы. Свои возражения против политики папства она обосновывала положениями «древнего обычая», согласно которому корона Кастилии якобы обладала правом «молить» о назначении своего кандидата, которого папа и назначал должным образом. Чтобы успешно решить с папством вопрос о назначениях, Фердинанду и Изабелле требовалась полная поддержка кастильской церкви, и в 1478 году им пришлось созвать в Севилье церковный съезд, оказавшийся для определения церковной политики короны таким же важным, как сессия кортесов 1480 года в Толедо для определения их административной политики. Программа, предложенная съезду для обсуждения, ясно показала, что корона исполнена решимости обеспечить себе контроль над всеми церковными назначениями в Кастилии и ждет церковного одобрения своему неповиновению Риму. Съезд согласился ходатайствовать перед папой, но делегация, которую он отправил в Рим, не добилась успеха. Однако в 1479 году вакансия в епархии Куэнки дала Фердинанду и Изабелле шанс настоять на своих предполагаемых прерогативах. Но хотя в последовавшем за этим ожесточенном диспуте папа Сикст IV в конце концов капитулировал, он не пошел ни на какие уступки, способные причинить вред будущим действиям папства в фундаментальном решении вопроса о назначениях.

Сама ограниченность договоренностей, достигнутых между испанской короной и папством в 1482 году после диспута в Куэнке, предполагала необходимость альтернативного подхода. Такая возможность представилась, когда реконкиста приблизилась к завершению. Испанская корона, безусловно, заслуживала какого-то знакового поощрения за свои неутомимые усилия по изгнанию неверных, и что могло быть более подходящим поощрением, чем установление королевского Patronato – патронажа над всеми церквями – в отвоеванном эмирате Гранада? Теперь это стало первостепенной целью церковной политики короны, которая была успешно достигнута в 1486 году. Своей папской буллой от 13 декабря 1486 года Иннокентий VIII, которому требовалась помощь Фердинанда для защиты папских интересов в Италии, давал испанской короне право патронажа и назначения на все главные церковные должности во вновь завоеванном эмирате.

Получение королевского патронажа в Гранаде стало знаменательным достижением, поскольку являлось не только идеальным решением, которое Фердинанд и Изабелла надеялись постепенно распространить на все свои владения, но и практической моделью для церкви в Новом Свете. В течение двадцати лет после открытия Америки Фердинанд с поразительным умением маневрировал, чтобы добиться от папства абсолютного королевского контроля над всеми церковными учреждениями на заморских территориях. Воспользовавшись предполагаемым или реальным сходством между возвращением Южной Испании в лоно христианства и завоеванием Индий, он первым делом получил от папы Александра VI закрепленное в булле Inter caetera 1493 года эксклюзивное право испанской короны на христианизацию вновь открытых территорий. За этим в 1501 году последовала еще одна булла, уступавшая короне на постоянной основе право на всю десятину, собираемую в Индиях. Кульминацией стала знаменитая булла от 28 июля 1508 года, в которой Юлий II (который, как и его предшественники, остро нуждался в помощи Фердинанда в Италии) передавал испанской короне желанный всеобщий Patronato над церковью Нового Света, включавший в себя право королевского назначения на все церковные должности. За Patronato последовали дальнейшие уступки, предоставлявшие испанской монархии единоличную власть над церковью в ее американских владениях. Если не считать Гранады, ничего подобного в Европе не существовало. Но после конкордата 1516 года между папством и Францией Карл V в 1523 году получил от Адриана VI право назначать всех епископов в Испании, и самая главная цель церковной политики Фердинанда и Изабеллы была наконец достигнута на самом полуострове. Но споры по поводу внецерковного назначения на высшие должности и даже на должности рядовых священников продолжались вплоть до конкордата 1753 года. Вместе с тем в Новом Свете корона стала абсолютной хозяйкой и, фактически, сама осуществляла папскую власть. Ни один священнослужитель не мог поехать в Индии без королевского разрешения. В Новом Свете не было ни одного папского легата и не существовало никаких прямых контактов между Римом и духовенством Мексики или Перу. Корона обладала правом вето на обнародование папских булл и через своих вице-королей и чиновников постоянно вмешивалась во все тонкости церковной жизни.

Даже несмотря на то, что Фердинанд и Изабелла никогда не могли обеспечить себе абсолютный контроль над церковью в Испании, как это было сделано в Америке, на практике, если не в теории, они в значительной степени получили то, чего хотели. С помощью дипломатического давления они добились, чтобы на церковные должности в Испании больше не назначали иностранцев и чтобы папство согласилось позволить короне самой назначать епископов. Кроме того, они добились, чтобы апелляции по гражданским делам больше не отправлялись из chancilleria Вальядолида в Рим. И еще они навечно обеспечили короне достаточную степень контроля над богатствами церкви, чтобы лишить своих наследников любого финансового повода последовать примеру Густава Вазы или Генриха VIII, в ярости порвавших с Римом. В XVI веке поступления, полученные от церкви или посредством церкви, являлись чрезвычайно важной частью доходов короны. Среди этих поступлений можно выделить две постоянные составляющие доходов Католических королей. Первая – это так называемые tercias reales – треть от суммы всей церковной десятины, собираемой в Кастилии. Она веками выплачивалась короне, но всегда на временной основе, и только в 1494 году после буллы Александра VI права на нее были переданы короне навечно. Второй, и гораздо более ценной, составляющей стала cruzada. Буллы о cruzada возникли из необходимости финансирования реконкисты, для чего каждому мужчине, женщине или ребенку, желающему их купить, по фиксированной цене продавались индульгенции. Несмотря на то что в царствование Католических королей Reconquista закончилась, Фердинанду удалось добиться увековечения булл о cruzada в качестве источника королевского дохода, который в порядке вещей было использовать для целей весьма далеких от первоначальных.

Однако интерес Католических королей к церкви не ограничивался финансовыми ресурсами, какими бы привлекательными они ни были. Вера Изабеллы была сильной, горячей и мистической, и она с большим беспокойством наблюдала за состоянием церкви. Церковь Испании страдала от всех злоупотреблений, которые принято приписывать Европе XV века: одновременное обладание несколькими доходными должностями, абсентеизм и низкий уровень знаний и морали, как среди монашества, так и среди белого духовенства. В частности, наличие любовниц считалось чем-то само собой разумеющимся и, вне всякого сомнения, потворствовало уникальной практике, существовавшей в Кастилии, где отпрыск священника мог наследовать ему, если его отец умер, не оставив завещания. Однако в некоторых подразделениях церкви, особенно в религиозных орденах, существовало серьезное недовольство господствовавшей распущенностью. Так, например, духовник королевы иеронимит Эрнандо де Талавера постоянно подталкивал ее к проведению тотальной реформы. Под руководством Талаверы королева посвятила себя работе по поднятию морально го и интеллектуального уровня духовенства. Когда практика назначения епископов стала достаточно широко применяться короной, моральные качества и образованность кандидатов перестали считаться несущественными деталями, а высокое социальное положение перестало быть основным критерием для получения епархии. В результате при Католических королях уровень испанского епископства существенно вырос, хотя некоторые из назначений, сделанных самим Фердинандом, оставляли желать лучшего. Кардинал Гонсалес де Мендоса, ставший в 1482 году преемником Каррильо в Толедо, едва ли соответствовал идеалу прелата «ново го типа», но его удивительная щедрость как патрона, несомненно, искупала существенные упущения в личной жизни. В 1484 году он основал в Вальядолиде колехио Санта-Крус, ставший образцом для других учреждений, призванных поднять уровень духовенства и выпускать более культурных священнослужителей. Кроме того, он, как никто другой, способствовал распространению в Кастилии «нового образования».

В то время как королева упорно трудилась, стараясь поднять уровень епископства и белого духовенства, набирало обороты движение по реформированию религиозных орденов. Так, орден францисканцев уже долгое время был разделен на фракции Conventuales и Observantes, желавшие вернуться к строгой простоте «Правила святого Франциска». Среди Observantes выделялась суровая фигура Франциско Хименеса де Сиснероса, которого королева считала ниспосланной Богом заменой ее духовнику Талавере, когда последний в 1492 году стал первым архиепископом Гранады. Уже в 1491 году Александр VI уполномочил Католических королей взять в свои руки реформу монашеских орденов, и два года спустя Сиснерос со свойственной ему энергией начал работу по их реформированию и продолжал руководить ею после назначения кардиналом в Толедо в связи со смертью в 1495 году кардинала Мендосы. Начав со своего ордена францисканцев, он принялся насаждать строгое следование Правилу и столкнулся с сильнейшей оппозицией. Францисканцы из Толедо, изгнанные из своего монастыря, устроили процессию и, подняв крест, распевали псалом In exitu Israel Aegipto, а четыре сотни андалузских фра предпочли принятие ислама и удовольствия семейной жизни в Северной Африке христианству, которое вдруг начало требовать, чтобы они оставили своих подруг. Тем не менее реформа медленно двигалась вперед. Она распространилась на доминиканцев, бенедиктинцев и иеронимитов, и к моменту смерти Сиснероса в 1517 году в Испании не осталось ни одного «монашеского» семейства.

Несмотря на то что в личной жизни поведение Сиснероса сильно расходилось с правилами его предшественника, в вопросе поддержки образования он стал достойным преемником Мендосы. Его решимость поднять культурный уровень Кастилии дала два крупных результата, которые самой Изабелле так и не довелось увидеть. Первый – это открытие в 1508 году университета в Алкала-де-Энарес для продвижения теологических исследований, второй – издание «Комплутенской Полиглотты» – первого печатного издания Библии, где в параллельных колонках были размещены тексты на греческом, иврите и латыни. Эти достижения особенно ярко характеризуют направление реформ Изабеллы, а именно стремление соответствовать требованиям времени. Сиснерос если сам, строго говоря, не был ученым, то уловил настоятельную потребность поставить на службу религии новые гуманитарные знания. Под его руководством реформы не отвергали «новое образование», а, напротив, использовали его в дальнейшей работе.

Общепризнано, что реформаторское движение при Фердинанде и Изабелле было всего лишь началом, и во втором и третьем десятилетии XVI века наблюдалось даже некоторое снижение уровня епископства, но как минимум кое-что, имеющее непреходящее значение, уже было достигнуто. Более того, своевременность этих реформ оказалась, возможно, даже важнее их результатов. Сиснерос способствовал приданию испанской церкви новой силы и энергии в тот самый момент, когда церковь повсеместно подвергалась серьезным атакам. В то время, когда над всем христианским миром носилось стремление к радикальным церковным реформам, правители Испании сами стали инициаторами этих реформ у себя дома и, таким образом, одновременно убирали некоторые из наиболее вредоносных источников недовольства и обеспечивали жесткий контроль над движением, которое могло с легкостью отбиться от рук. Здесь, как и во многих других сферах своей деятельности, Фердинанд и Изабелла проявили незаурядную способность брать на себя инициативу и придавать зримую форму неясно выраженным желаниям своих подданных.

Но хотя обычно Католическим королям удавалось брать на себя лидерство, они сами подвергались сильному давлению, и иногда дороги, которыми они шли, делали неожиданные странные повороты. Они правили страной, где, благодаря достижениям последних лет, религиозное рвение доходило почти до исступления. Когда кастильцы увидели, как под их напором рухнул Гранадский эмират и, наконец, сбылись их вековые надежды, они, естественно, вообразили, что им поручена священная миссия спасения мира и избавления его от опасности нового наступления ислама с Востока. Но чтобы быть достойными этой миссии, они должны были сначала очистить храм Господа от множества нечистот и от всех источников скверны, самым известным из которых, по общему мнению, были евреи. Таким образом, царствование Католических королей стало финальным актом трагедии, начавшейся задолго до этого, трагедии, в которой суверены были ведущими и в то же время ведомыми собственным народом.

В Средние века еврейские общины играли выдающуюся роль в экономической и культурной жизни как Кастилии, так и Арагонской короны. В то время, когда другие западноевропейские государства изгнали своих евреев, в Испании к ним продолжали относиться терпимо, отчасти потому, что они были незаменимы, отчасти потому, что существование на испанской земле известного своей терпимостью мавританского эмирата снижало эффективность любых мер по их изгнанию. Однако в смутные годы чумных эпидемий середины XIV века положение дел начало ухудшаться. Народная ненависть к евреям, раздуваемая проповедниками, приобрела страшную силу, и в 1391 году по Кастилии, Каталонии и Арагону прокатились антиеврейские бунты. Чтобы спасти жизнь, многие евреи соглашались креститься, и в конце XIV века число этих крещеных евреев (конверсо) равнялось, а возможно, и превосходило число их собратьев, выживших в ходе резни и сохранивших веру отцов.

В первую декаду XV века конверсо, или «новые христиане», вели нелегкую, но безбедную жизнь. Богатство открывало им доступ в круги аристократии и ко двору. Соперничающие группировки отталкивали друг друга, добиваясь их поддержки, и некоторые семьи конверсо связали себя брачными союзами с высшей кастильской знатью. Но сама их власть и влияние как финансистов, администраторов и членов церковной иерархии, естественно, вызывала раздражение и подозрения, поскольку, казалось, что усиление роли богатых конверсо угрожает всему общественному порядку Кастилии, основанному на наследственном статусе и владении землей. В то время как духовенство задавалось вопросом об искренности их обращения, аристократы выражали негодование, обнаружив, что зависят от займов, взятых у богатых конверсо, а народ в целом, особенно в Андалусии, ненавидел их, как сборщиков налогов и фискальных агентов знати. Антисемитизм, подогреваемый социальным антагонизмом, стал приближаться к точке кипения и временами прорывался дикими вспышками, подобными восстанию в Толедо 1449 года. Эти вспышки имели самые зловещие последствия, поскольку спровоцировали появление первого декрета о limpieza de sangre – «о чистоте крови», исключавшего всех, кто имел еврейское происхождение, из муниципальных органов Толедо.

В первые годы царствования Католических королей двор сохранял традиционно толерантное отношение к евреям. В жилах самого Фердинанда текла частица еврейской крови, и в кругах близких ко двору можно было встретить не только конверсо, но даже некрещеных евреев, таких как казначей Эрмандады Абрахам Синьор. Однако теперь все большее число конверсо возвращалось к вере своих отцов, и их отступничество стало источником серьезного беспокойства для искренних обращенных, которые боялись, что из-за отступничества собратьев они окажутся в опасности. Поэтому среди влиятельных конверсо при дворе и в церковной иерархии нашлись те, кто первыми стали настаивать на учреждении в Кастилии суда инквизиции – суда, для учреждения которого Изабелла и Фердинанд в 1478 году попросили разрешения из Рима. Разрешение было должным образом предоставлено, и в Кастилии появился трибунал святой инквизиции. Находясь под непосредственным контролем короны, он начал действовать с 1483 года и управлялся специальным королевским советом Consejo de la Suprema y General Inquisicion (Совет инквизиции. – Пер.). Его задача состояла в том, чтобы разбираться не с евреями или маврами, а с теми «новыми христианами», которых подозревали в тайном возвращении к своим прежним верованиям.

На самом деле этот грозный орган создавался для решения специфически кастильской проблемы. Хотя в Арагонской короне тоже было много конверсо, они не вызывали такого беспокойства, как в Кастилии. Но, несмотря на это, Фердинанд настаивал на распространении инквизиции по примеру кастильской во всех странах Леванта, где еще со времен альбигойского крестового похода существовала своя дремлющая инквизиция. Его усилия столкнулись с ожесточенным сопротивлением. В Арагоне инквизитор Педро де Арбуэс был убит прямо в кафедральном соборе Сарагосы, а в Каталонии и светские, и церковные власти отказались от его предложения на том основании, что оно стало бы катастрофой с точки зрения экономики и нанесло бы ущерб законам и свободам принципата. Тем не менее в 1487 году Фердинанд добился своего. В Барселоне появился инквизитор со всеми последствиями, которые можно было предсказать. Перепуганные конверсо – общим числом от шестисот до трех тысяч – бежали из страны, забрав свои капиталы. Многие из них были крупными купцами или администраторами, которых трудно было бы заменить, если бы Барселона вернула себе прежнее превосходство в сфере коммерции. Насаждение инквизиции «нового типа» в Арагонской короне, как и в Кастилии, часто приписывают желанию Фердинанда усилить политический контроль над своими арагонскими владениями. Правда в том, что инквизиция стала одним из институтов, который, помимо самой монархии, был едва ли не единственным общим для всех владений Испании, и в этом смысле он, действительно, мог в определенной степени служить объединяющим страну инструментом. Но нужно еще доказать, что Фердинанд видел в ней оружие для уничтожения местной автономии и дальнейшей централизации государства. Уделяя повышенное внимание общепризнанному благочестию Изабеллы, легко проглядеть сильный религиозный тренд ее супруга, горячего почитателя Богоматери, страстного сторонника церковной реформы в Каталонии и человека, которого печать религиозного мессианства делала во многом похожим на конверсо.

И все же, хотя учреждение инквизиции было, прежде всего, религиозной мерой, предпринятой для поддержания чистоты веры во владениях испанских королей, ее важность, безусловно, не ограничивалась сферой религии. В стране, которой так сильно не хватало политического единства, как новой Испании, общая вера служила его заменителем, связывающим кастильцев, арагонцев и каталонцев общей целью достижения окончательного триумфа Святой Церкви. Компенсируя в некоторых аспектах отсутствие единой испанской нации, общая религия имела очевидный политический подтекст и, как следствие, практическую ценность, которой Фердинанд и Изабелла не преминули воспользоваться. Четкой разделительной линии между религиозными и политическими достижениями не существовало, скорее, они постоянно пересекались, и каждая политическая или военная победа новой династии поднимала ее на новый уровень значимости, благодаря тому, что естественным образом трансформировалась в очередной триумф веры.

В постоянном взаимодействии политики и религии учреждение инквизиции по всей Испании имело очевидные политические преимущества, поскольку способствовало дальнейшему объединению Испании за счет общих национальных целей. То же самое справедливо для завоевания Гранады и его последствий. Священная война закончилась в 1492 году обретением Испанией территориальной целостности, что, в свою очередь, породило новую эмоциональную связь между ее народами, объединенными общим сознанием победы над неверными. Но, будучи великим религиозным достижением, эта победа, естественно, требовала дальнейших действий в религиозной сфере. Мавры были разбиты и лишены власти. Но оставались иудеи и тайные иудеи, устроившиеся в самом сердце государства и распространявшие повсюду свое пагубное учение. Поскольку инквизиции не удалось уничтожить источники распространения заразы, очевидно, требовались более жесткие меры. Завоевание Гранады, каким бы славным и победоносным оно ни было, истощило королевскую казну. Что же могло быть более естественным, чем отпраздновать триумф и одновременно восполнить этот дефицит, изгнав евреев? Местные эдикты, подобные изданному в 1483 году в Севилье, уже закрыли им доступ на определенные территории. В конце концов, 30 марта 1492 года, меньше чем через три месяца после победы над маврами, и меньше чем за три недели до подписания соглашения с Колумбом, Католические короли поставили в Гранаде свои подписи под эдиктом, приказывающим в течение четырех месяцев изгнать из их королевств всех иудеев.

Эдикт об изгнании стал кульминацией политики, начавшейся с учреждения инквизиции, и представлял собой величайшую победу ревностных конверсо. Отъезд иудеев из Испании уничтожил соблазн для тех «новых христиан», которые с беспокойством посматривали назад в сторону своей прежней веры. Теперь они должны были решить, какому хозяину служить. В результате многие конверсо выбрали отъезд из страны вместе с правоверными иудеями. К сожалению, цифры очень ненадежны, но считается, что в начале царствования Фердинанда и Изабеллы еврейская община составляла около 200 000 человек, из которых 150 000 жили в Кастилии. Некоторое количество, особенно из Арагонской короны, уехали еще до эдикта об изгнании. Другие приняли христианство. После публикации эдикта страну покинули от 120 000 до 150 000 человек. Среди них были некоторые влиятельные, но не до конца определившиеся конверсо – люди, занимавшие посты в церкви, администрации и финансах. Власти приложили особые усилия, чтобы оставить в Испании незаменимых еврейских врачей. Встречались и те, кто крестился в последнюю минуту, и среди них был Абрахам Синьор. Это означало, что к конверсо добавилась новая группа колеблющихся, хотя, с другой стороны – если не считать мавров, которые оставались в стране еще несколько лет, – теперь номинально все обитатели Испании были христианами. Как таковые, они подпадали под юрисдикцию Священной канцелярии, задачи которой заметно упростились с исчезновением практикующей иудейской общины, служившей постоянным соблазном для конверсо и неподконтрольной инквизиции.

Завоевание Гранады и изгнание иудеев легли в основу построения унитарного государства в том смысле, который был единственно возможным в Испании конца XV века. По крайней мере, как считали Фердинанд и Изабелла, они помогли создать общность, преодолевшую административные, языковые и культурные барьеры и сплотившую все народы Испании в совместном продвижении их священной миссии. Победа казалась огромной, но и цена была велика. Даже божественная миссия может потребовать средств, и испанская миссия не стала исключением. Ресурсов для достижения стоящих впереди целей у Испании XV века было не слишком много, а после изгнания иудеев они неизбежно еще уменьшились. В 1492 году в Испании исчезла деятельная община, чьи капиталы и навыки помогали Кастилии богатеть. Заполнить пустоту, оставшуюся после иудеев, оказа лось нелегко, поэтому многих из них заменили не коренные кастильцы, а выходцы из колоний и иностранные иммигранты: фламандцы, немцы и генуэзцы, воспользовавшиеся этой возможностью, чтобы эксплуатировать ресурсы Испании, а не пополнять их. Результатом изгнания иудеев стало ослабление экономического фундамента испанской монархии в самом начале ее имперской карьеры, и это тем более печально, что экономическая и социальная политика Фердинанда и Изабеллы вступала в долгую и не столь успешную фазу их программы по воссозданию Испании.