Текст книги "Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире"

Глава 4
Мистер Виляй

Следующие три дня я посвятил общению со щенком. Я валялся на полу, позволяя ему прыгать по мне. Мы боролись. Я нашел старое полотенце и поиграл с Марли в перетягивание «каната», поражаясь тому, как окрепла собака. Пес следовал за мной по пятам, грызя на ходу все, до чего мог дотянуться. Ему хватило одного дня, чтобы найти себе любимую игрушку – туалетную бумагу. Он исчезал в ванной комнате и через пять секунд выскакивал оттуда с рулоном в зубах, и, пока он носился по всему дому, мягкая лента разматывалась. Благодаря Марли наше жилище теперь выглядело так, будто его украсили к Хеллоуину.

Каждые полчаса, если не чаще, мне приходилось выпускать его на задний дворик, чтобы щенок справил малую нужду. Когда он делал свои дела на улице, я прижимал его к себе и хвалил, но, если подобное случалось в доме, строго отчитывал его. А когда он опорожнял кишечник в садике, я восхищался Марли так, словно он вытянул выигрышный лотерейный билет.

Вернувшись из Диснейленда, Дженни с такой же энергией принялась ухаживать за Марли. Это было замечательное зрелище. Дни шли чередой, и я все чаще стал замечать в своей молодой жене новые проявления нежности, заботы и спокойной строгости. Она все время возилась с ним: обнимала, гладила, играла, волновалась за него.

Она тщательно расчесывала шерстку, выискивая клещей и блох. По ночам она вставала каждые два часа, чтобы вывести пса во двор, благодаря чему всего за несколько недель щенок приучился делать свои дела на улице, а не в доме.

Как правило, жена его и кормила.

Следуя инструкциям на упаковке, мы давали Марли по три большие миски корма в день, которые он жадно, по-волчьи, проглатывал в считаные секунды. Естественно, потом съеденное выходило наружу, и вскоре наш задний двор уже напоминал минное поле. Мы выходили туда, внимательно глядя под ноги.

На аппетит Марли жаловаться не приходилось, но объем испражнений значительно превышал количество пищи, причем внешне кучки почти не отличались от того корма, который поглощала его пасть. Интересно, он хоть переваривал эту гадость?

Очевидно, да. Марли стремительно рос. Подобно лианам, которые могут разрастись по потолку комнаты за несколько часов, он расширялся во все стороны, с каждым днем становясь чуть длиннее, шире, выше и немного тяжелее. Когда я привез его домой, он весил меньше 10 килограммов, а через пару недель весы показывали почти 23 килограмма! Его милая щенячья головка, которую раньше я с легкостью охватывал одной ладонью, превратилась в подобие кузнечной наковальни. Лапы стали огромными, на боках уже просматривался рельеф мышц, а широкая грудь напоминала ковш экскаватора. Как и писали авторы книг, поначалу крохотный хвостик тоже рос, превращаясь в толстый и мощный, как у выдры, хвост.

Что это был за хвост! Ни один предмет в нашем доме, располагавшийся ниже колен, не мог избежать неистово бьющего из стороны в сторону орудия Марли. Он опустошал журнальные столики, сбрасывая на пол периодику, сбивал с полок рамки с фотографиями, запускал в воздух пивные бутылки и бокалы. Он даже умудрился разбить дверное стекло. Со временем все предметы, до которых он не успел дотянуться хвостом, перекочевали на безопасную высоту, подальше от маятника-колотушки. Наши друзья, у которых были малыши, приходя к нам, восхищались: «Ваш дом просто создан для маленьких детей!»

На самом деле Марли вилял даже не хвостом. Скорее, он вибрировал всем телом, начиная от передней части туловища в направлении задней. Своеобразная собачья версия детской игрушки – пружинки слинки: мы готовы поклясться, что в нем нет скелета – только одна крупная эластичная мышца. Дженни стала называть его мистером Виляем.

Особенно энергично он извивался, когда держал что-нибудь в зубах. В любой ситуации реакция была одинаковой: схватить лежащие поблизости туфлю, подушку, карандаш – все что угодно – и пуститься наутек. Словно его внутренний голос приказывал: «Вперед! Возьми это! Обслюнявь! Беги!»

Некоторые небольшие вещи, которые он хватал, целиком помещались в его пасти. Это доставляло ему несказанное удовольствие: он думал, что таким образом может скрыть свое преступление. Но Марли не умел блефовать, как покерный шулер. Припрятывая очередную добычу, он не умел скрывать своей радости. Конечно, он всегда был непоседливым псом, но в подобной ситуации у него начинались маниакальные приступы гиперактивности, будто невидимый шутник заводил его. Его тело начинало вибрировать, голова болталась из стороны в сторону, а вся задняя часть туловища конвульсивно содрогалась. Мы назвали это состояние «мамба Марли».

– Ладно, что там у тебя на этот раз? – спрашивал я. Стоило мне приблизиться, он тотчас пытался сбежать от меня, наматывая круги по комнате. Сияя нескрываемой радостью, Марли вилял задом и мотал головой, словно лошадь. Если в конце концов я загонял пса в угол и с трудом разжимал его челюсти, то никогда не оставался без добычи. В пасти всегда находилось нечто такое, что он вытаскивал из мусорного ведра, или подбирал с пола, или хватал прямо с обеденного стола, тем более его рост уже вполне позволял ему подобные проделки. Бумажные полотенца и салфетки, кулинарные рецепты, пробки и крышки от бутылок, скрепки, шахматные фигурки – в общем, целый склад запасов. Однажды, когда в очередной раз заставил Марли раскрыть челюсти, я обнаружил прилипший к его небу мой зарплатный чек.

* * *

Прошло всего несколько недель, а мы уже забыли, какой была жизнь до встречи с новым соседом. Наше совместное существование превратилось в рутину. Каждый день я начинал с того, что выгуливал Марли на свежем воздухе до побережья и обратно, и только после прогулки выпивал первую чашку кофе. Позавтракав, прежде чем пойти в душ, я обходил внутренний садик с совком в руках, закапывая найденные на земле мины в песок на краю участка. Дженни обычно уходила на работу к девяти, а я – часом позже. Уходя, я запирал Марли в бетонном «бункере», оставив миску с водой и кучу игрушек, и просил его «быть хорошим мальчиком». В половине первого Дженни возвращалась домой, чтобы пообедать, а заодно покормить Марли и вымотать его игрой в мячик на заднем дворе. Первое время она прибегала домой потом еще раз, часа в три – вывести Марли на улицу. После ужина все вместе мы отправлялись на прогулку в парк и шли вдоль канала, где лениво покачивались в лучах заходящего солнца яхты из Палм-Бич.

Прогулка – возможно, это слово не совсем здесь уместно. Марли носился, как набравший скорость локомотив. Он рвался на полную мощь, натягивая поводок до предела и едва не задыхаясь. Мы тянули его назад – он увлекал нас вперед. Мы подтаскивали его к себе, а он сопротивлялся и при этом отчаянно кашлял, как заядлый курильщик, которого душит тесный ворот рубашки. Он сворачивал то вправо, то влево, кидаясь на каждый почтовый ящик и куст; принюхивался, пыхтел и беспрерывно помечал территорию; в итоге большая часть выделений попадала на пса, а не на нужный объект. Он кружил позади нас, опутывая нам щиколотки поводком перед очередным броском, и едва не сбивал нас с ног. Когда к нам приближались другие прохожие с собаками, Марли радостно бежал навстречу и вставал на задние лапы, если ему не хватало длины поводка: настолько ему не терпелось обзавестись другом. «Сразу видно, какой он жизнелюб», – как-то сказал нам один владелец собаки, и, пожалуй, эта оценка лучше всего отражает суть нашего пса.

Пока Марли был относительно небольшим, мы легко побеждали в состязаниях по перетягиванию поводка, но с каждой неделей расстановка сил менялась. Пес становился крупнее и сильнее. Было ясно, что спустя какое-то время его мощь превзойдет силу нас обоих. Надо было обуздать его и поскорее обучить правильному поведению на улице – до того как по его шалости мы окажемся под колесами проезжающей машины. Наши друзья, опытные собаководы, советовали не спешить с обучением. «Сейчас не время, – сказал один из них. – Наслаждайтесь щенком, пока он мал. Скоро он повзрослеет, и тогда вы основательно займетесь его воспитанием».

Так мы и поступили, однако не позволяли ему стоять на ушах. Мы последовательно приучали его к своим правилам. Не позволяли портить кровати и остальную мебель. Ругали его, когда он пил из унитаза, обнюхивал собачьи зады и грыз ножки стульев. Нашим любимым словом стало «фу». С переменным успехом мы отрабатывали с ним основные команды – «ко мне», «рядом», «сидеть», «лежать». Марли был молод и постоянно возбужден, словно принял тройной эспрессо. Подобно простейшим организмам, он был не способен сосредоточиться более чем на одном предмете, но мог мгновенно переключаться на другой объект. Любой контакт с людьми заставлял Марли буквально лезть на стены от радости. Лишь спустя годы мы узнали: у нашего щенка наблюдался типичный синдром рассеянного внимания и гиперактивности (СРВГ) – название этого заболевания впоследствии будет применяться для поведенческого диагноза тысяч гиперактивных детей, у которых, как говорится, шило в одном месте.

И все же, несмотря на свои щенячьи выходки, Марли отводилась важная роль в доме и наших взаимоотношениях. Благодаря его беспомощности Дженни поняла, что может справиться и с материнскими обязанностями. Марли прожил несколько недель под ее присмотром, и она его до сих пор не загубила. Напротив, щенок чувствовал себя превосходно. Мы даже шутили: может, посадим его на диету, чтобы замедлить рост и снизить активность?

Превращение Дженни из хладнокровной убийцы растений в нежную мамочку щенка не переставало удивлять меня. Думаю, она и сама поражалась переменам. Главное, у нее все получалось очень естественно. Однажды у Марли началась сильная рвота. Прежде чем я успел среагировать, Дженни уже вскочила на ноги. Она подбежала к нему, одной рукой раздвинув его челюсти, вторую руку просунула глубоко в глотку и достала большой, весь в слюне, комок целлофана. Марли напоследок кашлянул, стукнул хвостом по стене и взглянул на нее, словно спрашивая: а можно повторить?

* * *

Через некоторое время, привыкнув к собаке, мы могли перейти к обсуждению проблемы пополнения нашего семейства. Не то чтобы мы решились завести ребенка – это было бы слишком смелым шагом для пары, которая вообще стремилась избегать жизненно важных решений. На самом деле мы просто договорились больше не использовать противозачаточные средства. Логика, конечно, витиеватая, но нам обоим стало легче. Никакого давления. Совершенно никакого. Мы не пытались зачать ребенка – просто доверились судьбе. Пусть все идет своим чередом. Как говорят французы, que sera, sera – будь что будет.

Впрочем, честно говоря, чувство тревоги оставалось. Мы знали несколько пар, которые месяцами, даже годами пытались зачать ребенка. После напрасных попыток они отчаивались и начинали открыто обсуждать свое безнадежное положение. На званых обедах они, словно одержимые, рассуждали о консультациях у врача, количестве сперматозоидов, менструальных циклах. Присутствующие, естественно, чувствовали себя неловко, не зная, как на это реагировать. Сказать нечто вроде: «Мне кажется, у тебя нормальное количество сперматозоидов»? Все это было просто ужасно, и мы смертельно боялись со временем стать такими же.

До нашей свадьбы у Дженни были сильные боли, связанные с эндометриозом.[6]6
  Эндометриоз – гинекологическое заболевание, при котором клетки эндометрия (внутреннего слоя стенки матки) разрастаются за пределами этого слоя, вызывая воспалительный процесс, сопровождающийся болями. Развивается у женщин репродуктивного возраста.


[Закрыть] Ей сделали лапароскопию и удалили рубцовую ткань из маточных труб, что, разумеется, не пошло на пользу ее репродуктивной функции. Еще больше нас беспокоил один секрет из прошлого. В те первые дни слепой страсти, когда желание овладевало нами, мы отбрасывали предосторожности вместе с одеждой и с утроенной энергией занимались сексом без всякого предохранения. Такое происходило не раз. После столь невероятной глупости, совершенной несколько лет назад, мы должны были целовать землю в благодарность за чудесное отсутствие нежелательной беременности, но вместо этого каждый из нас думал только об одном: «Что с нами не так? Ни одна нормальная пара не смогла бы без известных последствий, не предохраняясь, так неистово заниматься сексом». Мы оба были уверены: зачать легко нам не удастся.

Когда наши знакомые пары одна за другой объявляли о своем намерении зачать ребенка, мы только помалкивали. Дженни решила просто спрятать свои противозачаточные таблетки в аптечку и забыть про них. Если она забеременеет, чудесно. Если нет, то… мы ведь еще не старались как следует, верно?

* * *

Зима в Вест-Палм-Бич – великолепное время года, с прохладными ночами и теплыми солнечными деньками. После невыносимо долгого, навевающего апатию лета, которое обычно или проводишь в кондиционированном помещении, или передвигаешься короткими перебежками от одной тени до другой, пытаясь укрыться от раскаленного солнца, зима была настоящим праздником для жителей субтропиков. Трапеза проходила исключительно на веранде. Каждое утро мы пили свежевыжатый сок из апельсинов, которые росли в нашем саду. Мы ухаживали за своим мини-огородом с несколькими кустами томатов, посаженными возле дома. Срывали цветки гибискуса размером с блюдце и клали их в мисочку с водой на обеденном столе. А по ночам спали с открытыми окнами, вдыхая ароматы сада.

В один из таких славных деньков в конце марта Дженни пригласила в гости своего коллегу, хозяина бассета по кличке Бадди, чтобы собаки могли пообщаться и поиграть. Бадди взяли из приюта, и у него была самая печальная морда, какую мне доводилось видеть. Мы выпустили собак во двор. Сначала старик Бадди не знал, что делать с суперактивным желтым щенком, который прыгал, носился и наматывал круги вокруг него, но затем и сам включился в игру. Собаки весело возились и играли больше часа, а потом в изнеможении укрылись в тени мангового дерева.

Через несколько дней Марли начал безостановочно чесаться. Он так неистово скреб кожу под шерстью, что мы боялись, как бы он не расцарапал себя в кровь. Дженни опустилась на колени и начала свой обычный осмотр, перебирая шерсть, чтобы проверить состояние кожи. Через несколько секунд она позвала меня. «Черт! Ты только взгляни на это!» Я наклонился, посмотрел через ее плечо и заметил черную точку, которая тотчас исчезла. Мы положили Марли на пол и прочесали буквально каждый миллиметр его шерсти. Пес трепетал от таких знаков внимания и радостно сопел, постукивая хвостом по полу. Блохи! Полчище блох! Они были повсюду: между подушечками лап, под ошейником, даже в вислых ушах нашего пса. Будь блохи помедленнее и их было бы легко поймать, то и тогда самостоятельно мы бы не справились с ними: блох оказалось слишком много.

Мы были наслышаны о проблеме блох и клещей во Флориде. Поскольку здесь не бывает сильных морозов, даже заморозки не случаются, у насекомых нет периода покоя, и они постоянно размножаются в условиях теплой влажной среды. В Палм-Бич даже в домах миллионеров на побережье водились тараканы. Дженни встревожилась: шерсть ее щенка кишела паразитами. Конечно, мы во всем винили Бадди, но неопровержимых доказательств у нас не было. Дженни вообразила, будто насекомые завелись не только у собаки, но и у нас дома. Она схватила ключи от машины и выскочила на улицу.

Через полчаса она вернулась с полной сумкой химикатов – с таким запасом можно открывать собственный фонд борьбы с загрязнением окружающей среды. Чего там только не было: средства для ванны от блох, порошки и спреи, гели и растворы от паразитов! Продавец сказал, что, если мы хотим избавиться от паразитов, необходимо обработать специальным спреем газон, и Дженни купила этот пестицид, а также специальную расческу для вычесывания блошиных яиц.

Я заглянул в сумку и вынул чек.

– Дорогая, за такие деньги мы могли бы нанять самолет для распыления пестицидов.

Но мою жену это не волновало. Она снова вошла в роль убийцы, на сей раз желая защитить своих любимых, и ее намерения были серьезными. Она жаждала возмездия. Дженни искупала Марли в тазике для стирки, используя специальное мыло, затем развела раствор, по моим наблюдениям, там содержался тот же химикат, что входил в состав инсектицида для газона, и полила им Марли, обработав каждый миллиметр его туловища. Пока пес сох в гараже и благоухал, как небольшой химический завод, Дженни ожесточенно пылесосила полы, стены, ковры, занавески, обивку мебели. Затем она опрыскала специальным спреем всю мебель и дом изнутри, а я – снаружи.

– Думаешь, мы их изничтожили? – спросил я, закончив работу.

– Думаю, да, – решительно ответила Дженни.

* * *

Наша совместная атака на блошиные орды, расквартированные по адресу: Черчилль-роуд, дом 345, завершилась победой. Каждый день мы проверяли Марли, перебирая шерсть у него между подушечками лап, под хвостом, на ушах, животе и вообще везде, куда могли дотянуться, и не заметили ни одной блохи. Мы проверили ковры, кушетки, шторы, траву – чисто. Мы полностью уничтожили врага.

Глава 5
Тест на беременность

Несколько недель спустя мы лежали в кровати и читали. Вдруг Дженни захлопнула книгу и сказала:

– Возможно, это ничего не значит.

– Что «ничего не значит»? – рассеянно переспросил я, не отрываясь от книги.

– У меня задержка.

Она знала, чем привлечь мое внимание.

– Задержка? Серьезно? – Я повернулся к ней.

– Да, такое происходит время от времени. Но у меня уже неделю нет месячных. К тому же чувствую себя как-то странно.

– Странно?

– Похоже на расстройство желудка или что-то в этом роде. На днях за ужином я выпила всего глоток вина, но мне показалось, что меня вывернет наружу.

– Это на тебя не похоже.

– Сама мысль об алкоголе вызывает во мне тошноту.

Я не собирался говорить об этом, но в последнее время она действительно стала какая-то капризная.

– Ты думаешь, что… – начал я.

– Ничего я не думаю, – сердито ответила она. – А ты?

– А мне-то откуда знать?

– Я ничего не говорила, – прервала разговор Дженни. – Обмолвилась на всякий случай, чтобы ты был в курсе. Не хочу сглазить.

В этот момент я понял, насколько для нее, да и для меня тоже, это было важно. Родительские чувства незаметно подкрались к нам, и теперь мы были готовы к появлению ребенка. Еще долго мы лежали рядом и молча разглядывали потолок.

– Так мы не заснем, – наконец произнес я.

– Неопределенность меня убивает, – призналась она.

– Одевайся. Съездим в аптеку и купим тест на беременность.

Мы быстро натянули шорты, надели футболки и вышли из дома. Марли прыгал перед нами, радуясь возможности совершить ночную прогулку на машине. Он резвился вокруг нашей маленькой «Тойоты», подпрыгивая, отряхиваясь, пуская слюни и пыхтя, в предвкушении радостного момента, когда я распахну заднюю дверь автомобиля.

– Ну и ну, можно подумать, что это ты счастливый отец, – засмеялся я.

Когда я наконец открыл дверь, он прыгнул на заднее сиденье так стремительно, что пролетел до самого окна, не коснувшись обивки сиденья, и ударился головой о стекло, но, похоже, не ушибся.

Аптека работала до полуночи, и мы с Марли сидели в машине, ожидая Дженни. Есть целый список вещей, которые мужчины просто не вправе покупать, и тесты на беременность, несомненно, входят в него. Пес возился на заднем сиденье, поскуливая и неотрывно глядя на дверь аптеки. Как всегда в состоянии волнения (Марли практически всегда тревожился, когда не спал), он начинал пыхтеть и исходить слюной.

– Ну, успокойся, ради бога! – сказал я. – Что, по-твоему, она сделает? Сбежит через черный ход?

Вместо ответа пес встряхнулся, окатив меня капельками слюны и осыпав шерстью. Мы привыкли к автомобильным манерам Марли, поэтому постоянно держали на переднем сиденье полотенце, чтобы в экстренном случае я мог вытереться сам и протереть стекла и обивку сидений.

– Держись, приятель, – сочувственно посоветовал я псу. – Она вот-вот вернется.

Через пять минут Дженни действительно вернулась с маленьким пакетом в руках. Как только мы тронулись с автостоянки, Марли вклинил свои плечи между ковшеобразными сиденьями нашего маленького хетчбэка, балансируя передними лапами на консоли и утыкаясь носом в зеркало заднего вида. На поворотах он терял равновесие и ударялся грудью о ручной тормоз, но после каждого падения, беспечный и счастливый, снова занимал свою позицию.

Через несколько минут мы уже находились в ванной комнате у себя дома и раскладывали оборудование стоимостью 8,99 доллара на краю раковины. Я прочел инструкцию вслух.

– Отлично, – сказал я. – Здесь сказано, что тест определяет беременность с точностью до 99 процентов. Сначала тебе нужно пописать в этот стаканчик.

Далее следовало опустить в него тонкую пластиковую тест-полоску, а затем – в маленький пузырек с раствором, входивший в комплект.

– Пять минут в стаканчике с мочой, – продолжал я руководить процессом, – и пятнадцать минут в растворе. Если полоска посинеет, ты на самом деле залетела, малышка!

Мы подождали первые пять минут. Потом Дженни опустила полоску в раствор и сказала:

– Нет, не могу на это смотреть.

Мы направились в гостиную и немного поболтали, делая вид, что ожидаем чего-то столь же малозначительного, как, например, закипание воды в чайнике.

– Ну, как там наши дельфины? – Я попытался пошутить, хотя у меня засосало под ложечкой, а сердце бешено стучало, словно собиралось выскочить из груди. Если тест будет положительным, наша жизнь изменится навсегда! Если же он будет отрицательным, это отразится на Дженни и – до меня только начало доходить – пожалуй, на мне тоже. В общем, сигнала таймера мы ждали целую вечность.

– Ну вот, наконец-то, – сказал я. – Что бы там ни было, ты знаешь, я люблю тебя.

Я зашел в ванную и вынул полоску из пузырька. Она была синей, в этом не было никаких сомнений. Такая же синяя, как океанские глубины и форма британских моряков. Именно синяя – никак иначе.

– Поздравляю, дорогая! – сказал я.

– О боже, – произнесла она, бросаясь мне в объятия. Мы стояли около раковины и, закрыв глаза, обнимались.

Вдруг я почувствовал, что кто-то трется о наши ноги. Посмотрел вниз и увидел Марли, который нетерпеливо ерзал, тряс головой и яростно стучал хвостом по дверце бельевого шкафчика – удивительно, каким чудом не оставалось вмятин. Я наклонился к нему, чтобы погладить, но он отскочил. Это была «мамба Марли», означавшая лишь одно.

– Ну, что на сей раз? – начал я свою охоту. Он вприпрыжку помчался в комнату. Когда я загнал его в угол и раздвинул челюсти, то сначала ничего не заметил. А потом у основания языка, у самого горла, заметил предмет, готовый соскользнуть вниз. Нечто тонкое, длинное, плоское. Синее, как океанские глубины. Я просунул руку в пасть Марли и достал наш положительный тест на беременность.

– Вынужден тебя огорчить, приятель, – твердо сказал я, – но эта полоска нужна для семейного альбома.

Затем Дженни взяла Марли за передние лапы; пес поднялся на задних лапах, и они закружились по комнате в танце. «Ты станешь дядей», – радостно напевала она, и Марли ответил ей своим фирменным трюком: раскрыв пасть, лизнул ее большим влажным языком прямо в губы.

На следующий день Дженни позвонила мне на работу, и ее голос звенел от радости. Она только что вернулась от врача, который подтвердил результаты нашего домашнего теста.

– Он сказал, все в порядке, – прощебетала она. Накануне ночью мы изучали календарь, пытаясь вычислить дату зачатия. Дженни опасалась, что несколько недель назад, когда мы истерично уничтожали блох, она уже была беременна. А в таком положении контакт с пестицидами мог сказаться на ее здоровье, не так ли? Она задала этот вопрос доктору, но он успокоил ее, заверив, что повода для волнения нет. Просто не надо больше использовать химикаты. Врач выписал витамины для беременных и назначил через три недели УЗИ, которое позволит нам впервые увидеть крошечного зародыша, растущего в животе Дженни.

– Он предлагает нам обязательно снять это на камеру, – сообщила она, – чтобы осталось на память.

Я сделал соответствующую пометку в ежедневнике.