Текст книги "Чужая воля"

– Я знаю Бекки Коллинз не хуже тебя.

– Нет, не знаешь. Так что слушай. – Он порылся в моей обуви, продолжая вещать через плечо: – Она чирлидер, но ей совершенно чихать на спорт, равно как на Латинский клуб, «Юных предпринимателей»[25]25
  У нас это назвали бы «кружки́» – для желающих изучать латынь и древнеримскую историю и для тех, кто во взрослой жизни планирует заняться бизнесом.


[Закрыть] и школьное правительство. Она всем этим занимается, но не полагайся на них в разговоре. Она рассчитывает на стипендию, так что бо́льшая часть из этого может быть исключительно для виду. Чисто для характеристики. Тебе нужно выяснить, что действительно для нее важно. Не делай скоропалительных допущений.

Я покосился на него, и он пожал плечами.

– Ну что я могу тебе сказать, чувак? Я мысленно приглядываю за этой девчонкой еще с пятого класса. Вот, надевай вот эти.

Я натянул туфли, посмотрелся в зеркало.

– Крутняк, детка!

– И не используй при ней подобных словечек, вообще никогда! – переполошился Ченс, бросая взгляд на часы. – Почти время. У тебя есть презики?

Челюсть у меня отвалилась, и он расхохотался.

– Господи, как легко тебя купить! Расслабься. Встряхнись.

Я попытался, но все равно нервничал.

– Она всего лишь девушка. Скажи это вслух.

– Она всего лишь девушка.

– Ей повезло с тобой. Скажи и это тоже.

Бо́льшую часть поездки все так и происходило. Уложив велик Ченса на заднее сиденье, я отвез его домой длинной дорогой, по его просьбе. Через какое-то время он начал отпускать шуточки, рассказывать всякие истории. К тому моменту, как мы оказались на его улице, я уже не думал ни про Тиру, ни про своего брата, ни про все те годы, что я был влюблен в Бекки Коллинз. Верх машины был опущен. Мы смеялись, болтая обо всяких пустяках.

– У тебя все хорошо, братан? – Сбросив свой велик на землю, Ченс прислонился к машине. – У тебя есть деньги? Уже знаешь, куда ее поведешь?

– Да, чувак. Я полностью упакован.

– Веди себя как взрослый, хорошо? Прогони ей что-нибудь про войну, про Никсона[26]26
  Ричард Никсон (1913–1994) – на момент событий, описываемых в романе, все еще президент США, и никто из персонажей еще не знает, что через два года ему придется досрочно уйти в отставку из-за печально известного Уотергейтского скандала с подслушиванием предвыборного штаба своего соперника.


[Закрыть] или Брежнева…

Я рассмеялся.

– Вот уж нет.

– Тогда про инфляцию. Упадок экономики.

– У тебя всё?

– Просто стащи с нее трусы. – Подмигнув и ухмыльнувшись, он наконец зашел в дом.

«Ох уж этот Ченс», – подумал я.

Он по-прежнему не шел у меня из головы.

Отрулив от обочины, я опять глянул на часы. Не хотелось заявляться слишком рано. Но не было желания и опоздать. На тротуаре возле дома Даны Уайт я последний раз проверил время и пригладил волосы, молча отрабатывая свои первые слова.

«Привет, Бекки! Ты сегодня такая красивая…»

Я подошел к двери, чувствуя, что надо было бы прихватить цветы. Я никогда еще не был на настоящем свидании.

«Цветы… Ладно, к черту».

Я помедлил у нижней ступеньки.

«Привет, Бекки…»

Я все еще стоял там, когда дверь слегка приоткрылась и появилась Бекки – я мельком углядел ее лицо в щели двери, футболку и джинсы.

– Гибби, ты что? – произнесла она совсем негромко, почти свистящим шепотом. – Тебе нельзя сюда! Сам должен понимать.

– Что?! Я не… – Я помотал головой, совершенно сбитый с толку. Она отвернулась, показав изгиб подбородка и копну волос, пошепталась с кем-то. Повернувшись обратно, махнула рукой. – Обойди вокруг вот с этой стороны. Вон туда.

Дверь закрылась, прежде чем я успел хоть о чем-то спросить. Вместо этого послушно двинулся вдоль линии кустов к открытому окну, выходящему на задний двор. Бекки уже была там, а из-за спины у нее выглядывала Дана Уайт. Протиснувшись сквозь аккуратно подстриженные кусты, я уткнулся подбородком в подоконник.

– В каком это смысле мне сюда нельзя?

– Потише, хорошо?

Бекки приложила палец к губам, и Дана придвинулась ближе.

– Бекки, это опасно!

– Нет, если мы не будем поднимать шум.

– Мой отец нас просто убьет…

– Что вообще происходит? – перебил я.

Бекки перевела взгляд с лица Даны на мое, и стало ясно, что ее так и раздирают противоречия.

– Ладно, в жопу все это, – наконец произнесла она. – Залезай.

– Бекки, нет!

– Тихо, Дана. Это не тебе решать. Гибби, давай залезай, пока тебя никто не увидел.

Я совершенно не понимал, что происходит, но послушно пролез в окно, где обнаружил раскрасневшуюся Бекки, а рядом с ней Дану – с обострившимся лицом, злую и бледную.

– Если мои родители узнают, я скажу им, что это ты меня заставила!

– Заткнись, Дана. Я серьезно. – Бекки изучила мое лицо, после чего положила руки мне на плечи и заглянула мне прямо в глаза. Это было все равно что стоять на вершине горы. – Ты еще не знаешь, так ведь?

– Не знаю что?

– Господи… Хорошо. Дана, проверь коридор.

– Нет!

– Ты знаешь, что все равно это сделаешь, так что кончай зря тратить время.

Дана двинулась от окна к двери, со словами: «Какое же все это идиотство…»

Тем не менее она слегка приоткрыла дверь, чтобы одним глазком выглянуть в коридор. Я услышал звуки телевизора, негромкий разговор взрослых. Дана прикрыла дверь.

– Запри на замок, – распорядилась Бекки, после чего взяла меня за руку и отвела меня к краю кровати Даны. – Нет простого способа все объяснить, так что я не буду. Просто садись, хорошо? Просто…

Она выставила перед собой ладони, словно чтобы не дать мне подняться с кровати, а потом включила маленький портативный телевизор. Повозилась с антенной. Когда картинка перестала дергаться, я увидел какого-то репортера, а потом – лицо своего брата. Бекки присела рядом со мной, но как раз Дана Уайт нашла в себе силы подать голос.

– Убийство, – произнесла она. – Твоего брата разыскивают за убийство.

15

Уже подъехав к дому, я не помнил о поездке ничего, кроме темноты и скорости.

– Мама! Папа! – позвал я из прихожей, но никто из них не заметил моего появления. Мать орала как оглашенная. Повсюду были осколки стекла.

– Естественно, он это сделал! Естественно, сделал!

– Габриэла, прошу тебя…

– Почему ты не предупредил меня? Не рассказал мне?

– Потому что я не знал…

– Я увидела это в новостях, Уильям! Своего собственного сына! Я увидела это в новостях!

– Габриэла, прошу тебя…

– Теперь он вернулся, и вместе с Гибби! Теперь Гибби в опасности!

– Он не с Гибби. Гибби ничего не грозит.

– Тогда где же он? Мой хороший мальчик…

Ноги у нее подломились, и мой отец опустился на колени рядом с ней. Только тут он заметил меня и отмахнулся – мол, давай назад, так что я вышел во двор и стал ждать возле машин. Через окно я увидел, как он поднимает мать на ноги и ведет в спальню. Она дважды споткнулась, но он так и не дал ей упасть. Когда отец наконец вышел ко мне, мы встретились в самом конце подъездной дорожки. Он вроде как не был расположен общаться, так что разговор начал я.

– Это правда – насчет Джейсона?

– Правда то, что выписан ордер на его арест.

– Так что Тира действительно мертва?

– Она убита, сынок. Это все, что я могу тебе сказать. Хотя тебе все равно придется поговорить с Мартинесом. Ты знал ее. Тебе может прийти в голову что-нибудь полезное для следствия.

– С Мартинесом? А почему не с тобой?

– Я – близкий родственник. Меня до этого дела никогда не допустят.

– Да ладно тебе, па…

Он помотал головой, отмахнулся.

– Есть что-то, что ты хотел бы рассказать сначала мне? То, что я должен знать? Ты знал Тиру. Ты знал про ее отношения с Джейсоном.

– Вообще-то на самом деле я ее практически не знал. Просто как-то раз мы вместе провели день на озере. Вот и всё.

– Мне нужно найти Джейсона… – Отец с силой провел руками по лицу, настолько обезумевший и ушедший себя, что едва сознавал, где находится. – Мне нужно задержать его.

– Задержать?.. – Я едва мог в это поверить. – Ты только послушай сам себя!

– Безопасно, Гибби. Задержать безопасно. Смерть Тиры… была нелегкой. Копы восприняли это не лучшим образом. Эмоции берут верх.

– Джейсон не убивал ее.

– Но у них были сексуальные отношения. Они ссорились на публике, и дело дошло до насилия. Она вытащила пистолет…

– Знаю. Я был там.

Отец так и застыл. На целых три секунды.

– Пожалуйста, скажи мне, что это не так!

– Да-да, я был там. Она была пьяна настолько, что абсолютно ничего не соображала.

– Она угрожала тебе?

– Почему ты это спрашиваешь?

– Мотив. Это первое, что ищут копы.

– Ты постоянно говоришь так, будто ты сам не коп.

– Так знаешь, где сейчас Джейсон, или нет?

– Не знаю.

– По-моему, ты врешь.

– Не вру, – возразил я, но это было не так. У Джейсона был целый сейф стволов и наличных. Что произойдет, если копы его обнаружат?

«Тюрьма», – подумал я.

«Это уж без вопросов».

* * *

Отец и угрожал, и умолял, но мне было больше нечего сказать; и когда он ушел, то явно был взбешен этим моим молчанием. Я сосчитал в уме до тридцати, а потом сел в машину и покатил к выезду с подъездной дорожки.

«Десять минут до городской черты».

«Еще двадцать до брата».

Ехал я быстро и думал про Тиру – не мертвую на секционном столе, а такую, какой видел ее тогда на озере: голую, бесстыдную и заливающуюся радостным смехом.

Наверное, как раз поэтому и не увидел фары у себя за спиной.

Хотя, может, меня это просто не волновало.

Подъехав к клубу «Язычников», я остановил машину у бордюра и рысью бросился к двери. Никакой охраны. Ни публики, ни музыки. Внутри было достаточно тихо, чтобы слышать наверху какой-то спор на повышенных тонах, выкрики и бряканье металла о металл. На середине лестницы я узнал голос Джейсона.

– Я услышал, что ты сказал, Дариус. Но что есть, то есть. Я ухожу отсюда, и все это уходит вместе со мной.

Неразборчивый ответ.

Я поднялся чуть выше.

– Нет. – Опять Джейсон. – Мы так не договаривались.

– Ты не заберешь ни стволы, ни деньги…

На площадке я отважился глянуть в дверь. Часть стволов была горой свалена на кровати, другие по-прежнему оставались в сейфе. Джейсон склонялся перед ним, выгребая наличные, а вокруг него сгрудились трое байкеров – двое с пистолетами, выпирающими из джинсов. Говорил самый старший – Дариус, по-моему. Выглядел он знакомо. Густые бакенбарды. Седина в волосах.

– Я не прикалываюсь, Джейсон. Тебя разыскивают копы. Ситуация хреновая, но такое случается. Можешь уходить прямо сейчас, и никто из нас и слова не скажет. Но стволы останутся здесь. Равно как и нальник.

– Ты уже получил свою долю. – Бросив на кровать толстые пачки наличных, Джейсон вернулся к сумке, в которой лежали остальные. – Эти стволы – мои. Бабло тоже.

– Думаешь, что сейчас это имеет хоть какое-то значение? Как скоро копы заявятся в этот клуб? Можешь считать это «деньгами за молчание» или «компенсацией» – называй как хочешь, – но все это добро остается здесь. – Дариус махнул одному из байкеров. – Давай, Шон.

Один из байкеров потянулся к пачкам денег, и Джейсон ударил его так сильно и быстро, что тот камнем упал на пол. Дариус потянулся было к стволу у себя на поясе, но Джейсон двинулся так быстро, что размылся в одно смазанное пятно. Перехватил его за запястье, резко вывернул наверх и назад, прежде чем самому выхватить пистолет и влепить одну пулю в ступню Дариуса, а другую – ему в колено. Тот с воплем упал, и Джейсон сунул ствол в физиономию последнего оставшегося байкера.

– Гибби, есть кто внизу?

Я тупо ткнул себя в грудь. Я даже не знал, что он заметил меня.

– Гибби? Есть кто-нибудь, спрашиваю?

– Нет. Гм. Никого.

– Спускайся вниз. Запри дверь.

– Гм…

– Давай пошевеливайся. Не парься – я не позволю тебе пропустить что-нибудь интересное.

Это было в точности то, что некогда говаривал Роберт. «Спокойно делай свою домашку, братишка, овладевай знаниями. Не парься – я не позволю тебе пропустить что-нибудь интересное».

На подгибающихся ногах выбравшись из комнаты, я запер дверь и взбежал обратно наверх.

– Порядок? – спросил Джейсон.

– Запер.

Джейсон махнул пистолетом.

– На колени!

Третий байкер стал опускаться на колени, но медленно.

– Послушай, мужик…

Джейсон выдернул пистолет у него из-за пояса и бросил на кровать. И тут мы услышали, как кто-то внизу колотит в дверь.

– Гибби, тебе не трудно?

Он мотнул головой на окно, так что я выглянул вниз на улицу.

– Ой, блин, по-моему, это папа!

Джейсон ткнул в байкера.

– Ты. Ключи.

– Какие еще ключи?

– От фургона на задах. В нагрудном кармане. Перебрось их малышу.

Я поймал ключи. Лежащий на полу и истекающий кровью Дариус прохрипел:

– Я убью тебя за это, Френч…

– Заткнись, Дариус, пока я не влепил третью тебе в башку!

– Лучше уж сделай это прямо сейчас. «Язычники» не забывают и не прощают. Мы обязательно найдем тебя и замочим на хрен!

– Угу, возможно. – Джейсон наотмашь врезал пистолетом стоящему на коленях байкеру, вырубив его.

– Черт, черт!.. – простонал Дариус.

Джейсон не обратил на него внимания.

– Гибби, вытаскивай остальные стволы. Клади их на кровать.

Я сделал, как велено.

– Отлично. Хватай за углы.

Я вопросительно ткнул пальцем в одеяло, все еще в полном ступоре.

– Я прошу слишком о многом, понимаю… Гибби, посмотри на меня. – Джейсон поднял брови, коротко кивнул. – Если папа и вправду здесь, тогда и другие копы уже на подходе. Понимаешь? Стрельба. Положили людей. Он наверняка вызовет подкрепление.

Словно в подтверждение его слов, в дверь забарабанили еще громче.

– Это все, что осталось у меня в этом мире, братишка, – то, что ты видишь сейчас перед собой на одеяле.

– Блин, чувак…

– Хватай. Пошли.

Джейсон засунул пистолет за пояс, и я помог ему стащить стволы и деньги с кровати. Пара мертвецов весила бы меньше.

– Вниз по лестнице. Потом на зады.

Мы поволокли стволы и деньги вниз по лестнице, а потом по узенькому коридорчику к бетонным ступенькам, которые вывели нас в переулок. На последней ступеньке я споткнулся, и одна из винтовок с лязгом свалилась на землю.

– Оставь ее, – бросил Джейсон. – Давай скорей к фургону.

Наконец мы добрались до фургона, и ничего из этого не было реальным: гнилые испарения в переулке, вонь оружейного масла и смазки, пока мы забрасывали в кузов стволы и деньги. Пачка пятидесяток порвалась, и Джейсон мимоходом сгреб рассыпавшиеся купюры, словно сухие листья.

– Слышишь?

Далекий вой сирены, потом еще нескольких. Джейсон задвинул боковую дверь фургона, после чего положил мне руки на плечи и попытался придать мне уверенности и спокойствия, как это часто делал Роберт.

– Время решать, братишка.

– Что решать?

– Поехали со мной.

Я глянул вдоль переулка, потом перевел взгляд обратно.

– Ты велел мне держаться подальше.

– Это было тогда, и с тех пор кое-что переменилось. Я не смогу вернуться сюда, вообще никогда.

– Куда же ты собираешься?

– Есть одно местечко на севере… Вот зачем все эти деньги. Дюжина акров каменистого побережья, рыболовная лодка и бездна свободного пространства, чтобы дышать во всю грудь. Там классно. Поверь мне.

– А где именно на севере?

– Только если ты вписываешься. Только если я буду знать.

– Но эти стволы…

– Пойдут в оплату за побег. За землю. За лодку. – Его руки у меня на плечах были как сталь, сирены слышались все ближе. – Тик-так, братишка!

Я все медлил, поскольку выглядел он почти как Роберт, пусть даже сходство это и ограничивалось в основном фигурой и цветом кожи и глаз. Джейсон увидел мое решение, прежде чем я успел хоть что-то произнести.

– Эй, малыш, я все понял. Мы больше не знаем друг друга, на самом-то деле… – Его руки упали с моих плеч. Он отступил назад. – У тебя своя собственная жизнь. Зря я вообще спросил.

– Да не в этом дело… – промямлил я.

– Ну конечно же, в этом, и это круто. Побереги себя. Скажи папе, что я не убивал ее.

– Джейсон, погоди…

Но он не стал. Пружинисто запрыгнул за руль фургона, завел мотор и покатил по переулку, даже ни разу не оглянувшись назад.

* * *

На выезде из переулка Джейсон резко прибавил газу и круто свернул влево, почувствовав, как занесло задок. После этого окончательно втопил педаль в пол – здания так и мелькали мимо, пока он высматривал копов, – и заложил второй правый поворот. Продолжая разгонять завывающий мотором фургон, увидел скопление красных мигалок на перекрестке в двух кварталах к востоку. Еще больше огней разрывали ночь и прямо впереди, так что Джейсон нырнул в первый попавшийся переулок, оставив краску на одной из припаркованных машин. На следующей улице зацепил телефонный столб и излишне перекрутил руль под визжание шин, выравнивая машину. Улица была широкой, трехполосной, так что он понесся прямо по самой середине – стрелка спидометра перевалила через шестьдесят пять, подобралась к восьмидесяти… В четырех кварталах позади него на улицу вывернули сразу два патрульных автомобиля, так что Джейсон резко притормозил, нырнул вправо и вырубил фары. Промчался через квартал, опять свернул вправо и подумал было, что все чисто; но тут краем глаза заметил смазанный всполох мигалки на одной из параллельных улиц – третий патрульный автомобиль, только что проскочивший перекресток на красный свет навстречу ему, резко дал по тормозам. Джейсону не требовалось радио, чтобы понять, о чем сейчас переговариваются копы.

Три автомобиля совсем близко.

Где-то неподалеку и еще несколько.

По-прежнему не включая фар, Джейсон разгонялся до тех пор, пока прерывистая линия на асфальте не размылась в сплошную. На девяноста пяти мотор уперся. Еще миля, и он подумал, что все-таки ушел – никого ни позади, ни впереди. Промчался так еще пару кварталов, а потом сбросил до сорока, включил фары и попытался выглядеть как и любой другой участник движения, когда дорога пошла под уклон, а потом на подъем. Перевалил через горбушку холма – и тут уже угодил под ослепительный луч прожектора вертолета, громыхающего наверху и виляющего хвостом, чтобы направить свет ему прямо в глаза. «Вертушка» летела с той же скоростью; накренилась, когда Джейсон резко свернул вправо. На миг фургон вырвался вперед, но Джейсон уже проиграл – и знал это. Еще четыре поворота, еще один холм, и полицейские автомобили возникли сразу со всех сторон – вначале шесть, а потом целая дюжина. Безумная гонка Джейсона закончилась на наглухо заблокированном полицией Т-образном перекрестке, под ярко-белым светом высоких уличных фонарей. Перегретый мотор глухо урчал на холостых оборотах; нога Джейсона напряженно зависла в дюйме от педали газа, пока он смотрел, как из перегородивших дорогу машин высыпают копы с оружием на изготовку.

«Нельзя обратно в тюрьму…»

«Лучше умереть прямо здесь и сейчас…»

После лет, проведенных на войне, эта мысль была старым другом, а все остальное – лишь белым шумом: вчера, завтра – все это не более чем белый шум… Но тут он увидел своего отца. Копы пытались удержать его, но тот яростно вырывался.

– Не делай этого! Джейсон! Не надо!

Джейсон опустил взгляд на ствол у себя в руке.

М10[27]27
  M10, он же MAC-10 (англ. Military Armament Corporation Model 10) – компактный пистолет-пулемет калибра 0.45, разработанный в США и чем-то похожий по компоновке на известный израильский «узи».


[Закрыть].

С полным магазином.

– Ты не должен умереть, сынок! Никто не должен умереть!

А Джейсона это вообще волнует? Он уже и без того убил так много людей…

– Подумай про своего брата! Подумай про Гибби!

Джейсону этого не хотелось, но он все равно подумал, представив себе, как тот держался тогда за край надутой камеры – там, в карьере. Тогда ему было что-то нужно, но Джейсон был отстраненным, злым и неподдающимся.

«Уплывай, мелкая рыбешка…»

Вот лицо, которое видел сейчас перед собой Джейсон: всю написанную на нем обиду, острую нужду и детскую ранимость.

«Ну что ж, черт бы вас побрал…»

Джейсон опустил ствол и показал руки.

Похоже, что отец все-таки знал его, в конце-то концов.

16

Я узнал про арест в три часа ночи.

– Папа?

Это слово вырвалось у меня, прежде чем я успел отметить шум, который заставил меня приподняться с дивана: приглушенный гул голосов и лязг, когда дверь гаража поднялась и опять опустилась. Окончательно встав, я вышел в заднюю прихожую, когда отец вошел в дом.

– Не сейчас, Гибби!

Он отстранил меня рукой, но я потянулся за ним в кухню.

– Где Джейсон?

– Уже поздно, сынок.

– Ты следил за мной! Ты использовал меня!

Отец наконец остановился.

– Потому что ты врал мне! Ты не оставил мне выбора.

– Чушь!

Он вздохнул; сердце у меня сразу упало.

– Вы его арестовали?

– Мне нужно поговорить с твоей матерью.

Я загородил ему дорогу и поначалу подумал, что он опять оттолкнет меня. Но отец лишь сказал:

– Мне очень жаль, сынок. Вправду жаль.

Вот тут-то до меня и дошло. Окончательно дошло.

* * *

Когда через несколько часов взошло солнце, я услышал, как отец уезжает из дома. Какое-то время после этого я лежал в кровати, размышляя про воскресные утра, про церковь и про то, как это некогда бывало. Все мое детство мы ходили в церковь всей семьей, но это закончилось, когда погиб Роберт, а мы погрузились в странное подобие жизни без улыбок, совместного отдыха и воскресных служб. Сегодня это особенно не давало мне покоя, так что я принял душ и даже побрился, что делал пока крайне редко. С исключительным старанием оделся и отправился в церковь совершенно один, появившись там через несколько минут после начала ранней службы и проскользнув на некогда нашу постоянную скамью в задних рядах, где все было так знакомо; темное дерево и люди по соседству, орган и разноцветное стекло. Открыл сборник гимнов, но не пел вместе со всеми. После этого прозвучали цитаты из Писания, которые и вправду отвечали моему настроению, но потом священник встал за кафедру, чтобы завести речь о войне, самопожертвовании и вечном спасении для всех людей. С одним братом погибшим, а другим сидящим за решеткой я нашел его слова настолько пустыми, что едва не ушел. Вообще-то даже уже поднялся со скамьи, но тут заметил в пяти рядах от себя Бекки Коллинз, сидящую через проход вместе с семьей Даны Уайт. Ее волосы были забраны наверх – чего я никогда еще не видел, – и изгиб ее шеи, бледной и окаймленной бахромой мягких волосков, буквально поразил меня, как самая ранимая вещь на свете. Она, должно быть, почувствовала, что я смотрю на нее, поскольку повернулась и немного зарделась, увидев меня. Отец Даны тоже повернулся. Долгим взглядом посмотрел на меня, а потом встал и протиснулся мимо членов своей семьи, пробираясь к проходу. Крупный мужчина с толстыми, грубыми руками, он был мастером на заводе «Фрейтлайнер»[28]28
  «Фрейтлайнер» – одна из самых популярных марок седельных тягачей у американских дальнобойщиков, тогда еще чисто американская (с 1981 г. фирма входит в компанию «Даймлер»). Один из заводов до сих пор располагается в городке Маунт-Холли, пригороде Шарлотта, в Северной Каролине.


[Закрыть] – человеком, привыкшим говорить другим людям, что делать и как делать.

– Гибби… – Он скользнул на скамью рядом со мной.

– Мистер Уайт…

– Ну как ты, сынок?

В голосе его звучала мягкая забота, и я уловил запах бальзама для волос и лосьона после бритья. Я встречался с ним всего лишь раз, в прошлом году – в пятницу вечером, на футбольном матче, в перерыве между таймами в буфете, вместе с Даной, прильнувшей к нему под бок. Тогда он показался мне славным дядькой, и даже сейчас его глаза были добрыми. Я лишь кивнул в ответ на его вопрос, хотя на самом деле ничего не ответил. Люди вокруг уже посматривали на нас. Не все, но в достаточном количестве.

– Послушай, – произнес отец Даны. – Я знаю про твоего брата.

Он поднял руку, как будто я мог его перебить.

– Сейчас нет нужды рассуждать о его невиновности или вине – я уверен, что ты скажешь все правильные вещи, – но в данный момент именно я несу ответственность за благополучие Бекки. Она – гость в моей семье. А значит, я должен действовать в ее интересах, почти как отец. Ты понимаешь это, сынок?

– Послушайте, сэр…

– Пожалуйста, не надо мне тут никаких «сэров»! Я знаю, что ты влезал в комнату моей дочери вчера вечером. Я не стану выносить свое суждение только на этом – наверное, у тебя найдутся какие-то оправдания на этот счет, – но это все-таки кое-что говорит о том, что ты за гусь.

Я ощутил жар в шее, в горле вдруг пересохло.

– Вот что самое главное из всего этого: я не позволю тебе сегодня общаться с Бекки – ни в церкви, ни после, – и вообще пока не возвращу ее собственному отцу. Все понятно? – Уайт наклонился ближе, положив руку на спинку скамьи. – Я не пытаюсь судить тебя, сынок – ни в этой истории с убийством, ни в действиях твоего брата, – но это крайне непростая ситуация, все последствия которой до сих пор неизвестны. Прислушайся к моим словам, хорошо? Надеюсь, ты поступишь правильно, причем не только здесь и не только сейчас.

Он стиснул меня за плечи, а потом выбрался в проход, чтобы присоединиться к своим. Бекки смотрела в мою сторону, но щеки у меня слишком уж пылали, чтобы я рискнул встретиться с ней взглядом. Вместо этого я уставился на женщину перед собой, на ее залитые лаком волосы и платье с цветочным рисунком. Мне казалось, что абсолютно все в церкви слышали слова отца Даны и видели тот стыд, который он вложил в меня, – эту штуку, ярким пламенем пылавшую сейчас у меня внутри. Одна лишь гордость не позволяла мне уйти до окончания службы, но даже тогда я остался сидеть, наблюдая за теми, кто кивал, или произносил мне какие-то слова, или просто смотрел на меня, продвигаясь к выходу. Заботила меня одна лишь Бекки, так что я поднялся, когда она тоже влилась в поток людей и оказалась со мной бок о бок. Отец Даны наблюдал сзади, так что смотрела она строго перед собой и ничего мне не сказала, предпочтя вместо этого сунуть мне в руку свою брошюрку с расписанием служб, проходя мимо. Я выждал, пока церковь не опустела, а потом опустил взгляд на пять четких слов, аккуратно выписанных чудесной рукой Бекки.

«В пять часов».

«На карьере».

* * *

Остальная часть дня показалась вечностью. Я встретился с Ченсом, и мы немного поиграли в пинбол в «Севен-Илевен»[29]29
  «Севен-Илевен» – крупная международная сеть небольших супермаркетов.


[Закрыть], а потом сидели на бордюре тротуара и ели сэндвичи, купленные «вслепую» прямо из холодильника за двадцать пять центов.

– Тебе с чем досталось?

– С сыром пименто[30]30
  Сыр пименто – несмотря на итальянское звучание, эта чисто американская закуска, традиционная для южных штатов, представляет собой пасту из майонеза, практически любого тертого сыра и разновидности острого перца под испанским названием «пиментос». В ходу и еще одно название – «каролинская икра».


[Закрыть]. А тебе?

– С яичным салатом.

Вот примерно к такому и сводились все наши разговоры в тот день. Не то чтобы мы не могли углубиться в какие-то более серьезные темы, но так уж Ченс понимал устройство нашей дружбы. Если он пребывал в унынии, моей задачей было находиться рядом и всячески отвлекать его от горестных дум. То же самое и наоборот.

– Как теперь насчет чего-нибудь холодненького и жиденького? – Ченс выбросил пустую обертку в мусорный бак, опять зашел в магазин и появился с шестибаночной упаковкой пива под мышкой. Я поднял взгляд, прищурившись на солнце, и он передал мне банку. – Пожалуй, это поможет.

– Полагаю, ты уже слышал?

– Что Джейсон якобы убил какую-то девушку? Ну да, все только об этом и говорят.

– Это еще не всё.

Я рассказал Ченсу про стволы и деньги, а еще про того байкера, которому Джейсон выстрелил в ногу.

– Дариус, или как-то так. Я был там. Сам видел.

– Так вот взял и выстрелил?

– Ну да. Почти сразу после этого его и арестовали. Фактически я был с ним.

– О’кей, притормози-ка… Давай с самого начала.

Ченс хотел конкретики, так что я изложил ему всю эту историю в мельчайших подробностях.

– Он собирался сбежать, начать новую жизнь. Звал меня с собой.

– А ты отказался, естественно. Господи, пожалуйста, скажи, что это так!

Ответил я не сразу. Мимо по улице проезжали автомобили.

– Сегодня в церкви я видел Бекки.

Это был довольно резкий поворот в разговоре, но Ченс охотно мне подыграл.

– Смотрелась небось так, что все шеи себе посворачивали?

– В сарафанчике. Ну да, типа того.

– Блин, Бекки Коллинз!..

– Она хочет увидеться со мной сегодня днем.

– Угомонись, мое сердце!

Ченс всячески пытался разрядить обстановку, поднять мне настроение, но я все равно почувствовал себя дешевкой – словно мне вообще не следовало упоминать про Бекки.

– Послушай, мне уже пора.

– Я что-то не так сказал?

Я встал, качая головой.

– Не, чувак. Все супер.

– Ну что ж, блин… – Ченс тоже встал, с довольно несчастным видом. – Я знаю, что ты сейчас расстроен из-за всего этого – твоего брата и всего прочего, – но можно было бы сейчас сползать в кино или в торговый центр, отвлечь тебя от всего этого…

– Мне нужно все это хорошенько обдумать.

– На дорожку? – Он сунул мне еще одну банку. В ответ я отдал ему первую, которую так и не открыл. – Ладно, как скажешь. Но потом позвони мне, заметано? Расскажи, как все прошло с Бекки.

Я пообещал, что попытаюсь, хотя сомневался, что это произойдет. Что-то изменилось тогда в церкви. Может, дело было в том, как кровь прихлынула у нее к щекам в тот момент, когда она только меня приметила, или в изгибе ее шеи, ранимости этой бледной гладкой кожи над воротничком и крошечных волосков, которые обмахивали его, будто ресницы. Понял я лишь одно: что-то стало другим между нами – словно я вновь стоял на горе и настолько высоко над всем миром, что мне не хватало воздуха.

* * *

Я немного прокатился без особой цели, чтобы прочистить голову, но не обрел никакой ясности вообще. Мои мысли блуждали, и так же поступал и я, проехав мимо дома, мимо отдела полиции, даже мимо школы. А когда наконец добрался до карьера, то обнаружил там лишь темную воду с белыми барашками, придавленную скучным свинцово-серым небом. На поле стоял один-единственный автомобиль, так что я оставил свою машину возле него и стал спускаться к каменистому бережку, где и нашел Бекки – в голубых джинсах и рубашке на пуговицах. Ветер поднимал ей волосы и полоскал их, как флаг. На ней не было ни макияжа, ни обуви. Если что, сейчас она была даже еще красивей, чем в церкви. Увидев меня, Бекки засунула руки в карманы, и ее джинсы еще ниже сползли ей на бедра.

– Странно, – произнесла она. – Видеть это место без толпы наших друзей…

– Я прочел твою записку, – глуповато сказал я.

Засунув прядку волос за ухо, Бекки робко улыбнулась.

– Прости за папу Даны.

– А-а, мистер Уайт – нормальный мужик.

– Он подумал, что люди будут судачить про нас с тобой. Он просто хотел помочь.

– Ты была такая красивая, – сказал я.

– Это было платье Даны.

– Я не про платье.

Улыбка появилась вновь. Бекки медленно повела меня вдоль берега, и некоторое время мы молчали. Она осторожно ступала босыми ногами по изломанному краю карьера, пока мы не дошли до сосновой рощицы, где уселись на ковер из опавших иголок и завели разговор про всякие относительно невинные вещи вроде школы, Ченса и будущего. Бекки спросила, что я думаю про Вьетнам, и я затруднился найти правильный ответ. Эта война была натуральным бардаком – никто толком не представлял, каковы ее цели, почему она тянется вот уже несколько лет и даже кто там с кем воюет, помимо наших, но другие в моем возрасте воевали и даже успели погибнуть на ней.

– Думаешь, тебя призовут?

– Вероятность не очень большая.

Она подтянула коленки к груди и наблюдала за мной этими своими васильковыми глазами.

– Не подумываешь завербоваться?

Никто никогда еще не спрашивал меня об этом столь прямо. А может, просто не видел меня столь ясно.

– А почему ты спрашиваешь?

– Я знаю, что твой брат погиб во Вьетнаме. Знаю, что вы были близки.

У меня не нашлось однозначного ответа, так что мы просто уставились на воду, плечо Бекки прижималось к моему.

– Ты не стала спрашивать про Джейсона.

– Хочешь поговорить про него?

– Не особо.

– Тогда давай не будем.

Она тронула меня за руку, и у нас нашлись другие вещи для обсуждения. Оказалось, что Ченс был прав хотя бы в одном. Бекки уже приняли в Принстон, но она не собиралась туда поступать. Сказала: «Слишком дорого», – но я не услышал в ее голосе никакой горечи.