Текст книги "Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)"

Глава 5
Чей-то след

– Доброе утро, Морли, – невозмутимо поприветствовал его епископ. – Джентльмены, позвольте мне представить вам Морли Стэндиша, сына полковника Стэндиша. Что с вашими туфлями?

Морли Стэндиш поднялся, отряхнув колени. Это был человек лет тридцати пяти, серьезный, коренастый. Он казался копией своего отца, разве что более отягощенной интеллектом. У него было широкое лицо, не лишенное приятности, и усы – нынче такие усы ассоциировались с герром Гитлером. Морли был одет в свободного кроя твидовый пиджак – этот наряд сложно было назвать строгим, зато он был черным, как и галстук: похоже, Морли смутно ощущал потребность как-то выразить траур по поводу смерти человека, который мог бы стать его тестем. Да, этот пиджак многое мог поведать о характере своего владельца: судя по нему, Морли был человеком благопристойным, щепетильным, принимающим традиционные ценности, с легким налетом религиозности, но при этом готовым отбросить чопорность, посмеяться над хорошей шуткой и совершить какой-нибудь импульсивный поступок.

– Похоже, я проговорился, – ответил Морли после паузы.

Донован не мог сказать, видит ли он в его глазах улыбку или гнев. Мужчина посмотрел на всех по очереди.

– С вами бывало так? Кто-то застает тебя врасплох, неожиданно приблизившись к тебе, и ты говоришь первое, что приходит на ум? – Улыбка сползла с его лица. – Мерч сказал мне, сэр, что вас и моего отца уже поставили в известность о случившемся. Ужасно, просто ужасно. Я телеграфировал Бетти, чтобы она узнала эту печальную новость не из газет. Я займусь похоронами. Но Мерч сказал, что вы вызовете сотрудников Скотланд-Ярда и до тех пор мы не должны перемещать тело. Если эти джентльмены, – он посмотрел на Донована и доктора Фелла, – из Ярда, надеюсь, осмотр не займет у них много времени, и я смогу вызвать гробовщика.

Епископ кивнул. Он явно был высокого мнения о практичности мистера Стэндиша.

– Это доктор Фелл, которого мой… хмм… мой хороший друг, старший инспектор, попросил содействовать нам, – сказал он. – С его помощью наше расследование будет продвигаться быстро… – Он напряженно кивнул доктору, который дружелюбно подмигнул Стэндишу. – А это мой сын Хью, о котором мы с вами говорили. Пройдемте в дом? Мистер Стэндиш изложит нам факты.

– Давайте, – сказал доктор Фелл. Он указал большим пальцем в сторону дома. – А где сейчас слуга – там?

Морли Стэндиш уставился на него, пытаясь скрыть удивление. Он явно думал, что официальным лицом является Донован, и был удивлен, когда понял, что расследование возглавляет доктор Фелл.

– Да, – ответил он. – Хотите войти? Повар, Ахилл, не пожелал остаться. Он сказал, что в доме обитают призраки. Но Сторер будет здесь до тех пор, пока он нужен.

– Не будем спешить, – непринужденно кивнул доктор Фелл, указав на ступеньки, ведущие к боковому входу на веранду. – Присядьте, мистер Стэндиш. Устраивайтесь поудобнее. Курите?

– Несомненно, если мы пройдем внутрь… – заметил епископ.

– Глупости, – отозвался Фелл.

С некоторым трудом он опустился на скамейку. Морли Стэндиш с серьезным выражением лица присел на ступеньки и достал трубку. Какое-то время доктор Фелл молчал, ковыряя тростью кирпичную стену и страдая от одышки, а затем сказал:

– Как вы думаете, мистер Стэндиш, кто убил Деппинга?

Услышав это, епископ скрестил руки на груди и возвел глаза к небу. Казалось странным, что доктор Фелл пытается провести допрос, с рассеянным видом сидя в тени раскидистого дерева, в ветвях которого щебечут птицы. Морли Стэндиш посмотрел на него из-под прикрытых век.

– Ну, – протянул он, – не думаю, что тут возможны варианты. Этот парень, что приходил к нему, – с американским акцентом? – Он вопросительно поднял бровь.

– Спинелли, – вставил епископ.

– Бога ради, – сказал доктор Фелл, обернувшись, – помолчите. Так уж вышло, что я тут главный.

Морли Стэндиш вздрогнул. На его лице промелькнуло озадаченное, даже шокированное выражение. Но все же он с горечью ответил:

– Вам известно его имя, да? Что ж, выходит, епископ Донован был прав. Если бы мы прислушались к нему, когда он впервые сказал нам о том человеке, этого не произошло бы. При всех достоинствах моего отца… – Он поколебался. – Не важно. Мы могли бы это предотвратить.

– Скажите, – спросил доктор Фелл, – что за следы вы нашли сегодня? Полагаю, Спинелли все еще не поймали?

– Насколько мне известно, нет. Но я не видел Мерча с полудня.

– Хммм… Мистер Стэндиш, если Спинелли убил вашего будущего тестя, зачем он, по-вашему, это сделал? Что связывает безобидного ученого вроде Деппинга и американского шантажиста, на которого заведено дело?

Прежде чем ответить, Стэндиш подкурил трубку и отбросил спичку. Его лицо оставалось бесстрастным.

– Мистер… или, простите… доктор Фелл, почему вы меня об этом спрашиваете? Я знаю не больше, чем… ну, скажем, мой отец. Почему я?

– К примеру, вы с мисс Деппинг говорили о нем?

– А, – ответил Стэндиш, поглядев на доктора. – Это, знаете ли, весьма личный вопрос. Но на него легко ответить. Бетти – мисс Деппинг – едва знала своего отца. А мать она не помнит. С семи или восьми лет она росла в монастыре в Триесте. Затем воспитывалась в одной из строгих французских школ. Когда ей было восемнадцать – ну, к этому времени она взбунтовалась и сбежала… – Сначала Морли Стэндиш казался смущенным, но затем его лицо просияло. – Сбежала, Богом клянусь. Неплохо, а? – Он пригладил гитлеровские усики и хлопнул себя по колену. – Тогда старый ко… то есть мистер Деппинг позволил ей жить с нанятой компаньонкой в Париже. Все это время она очень редко его видела, но писала на какой-то его лондонский адрес. Примерно пять лет назад, когда ей было двадцать, он внезапно объявился и сказал, что уходит на пенсию. Самое забавное, что, хотя он всегда переживал за нее и боялся, чтобы она не вляпалась в скверную историю, он никогда не предлагал ей жить с ним… – Стэндиш осекся. – Слушайте, вы ведь не станете потом об этом распространяться, правда? То есть признаю́, об этом мне, конечно, известно больше отца, но…

– Мне это кое-что напоминает, доктор, – сказал епископ, опустив уголки губ. – Аналогичное дело в Риге в 1876 году, в Константинополе в 1895 и третье в… ммм… в Сент-Луисе в 1909 году.

– А вы много путешествовали, – одобрительно хмыкнул доктор Фелл, а затем внимательно посмотрел на Стэндиша. – А чем занимался Деппинг?

– О, у него были дела в Сити, полагаю.

– Кхм. Любопытно, – буркнул доктор Фелл. – Всякий раз, когда человек пытается создать впечатление эдакой безликой респектабельности, он говорит о делах в Сити. А почему Деппинга тут не любят?

Стэндиш замялся, теперь очень похожий на своего отца.

– Не любят? – переспросил он. – В каком смысле?

Возникла пауза. Доктор Фелл лишь неодобрительно покачал головой и продолжил благожелательно смотреть на Стэндиша, склонив набок свою массивную голову.

– Кхм… – Морли Стэндиш прокашлялся. – В смысле, почему вы решили, что его не любят?

Он произнес это со слабым вызовом в голосе. Доктор кивнул.

– Как минимум один человек описал его как «занозу в заднице», и даже ваш родитель не стал с этим спорить. Кроме того, вы и сами назвали его старым ко… Мм?

– Что я хочу сказать, – поспешно перебил его Морли, – что я хочу сказать… Конечно, о покойных говорить надо или хорошо, или ничего, но вам все равно нужно изучить объективные факты, поэтому… Единственная причина, по которой Деппинг казался смешным или неприятным, это то, что он обращал внимание на девушек в возрасте моей сестры, при том, что ему было уже больше шестидесяти. Возможно, его представления о галантности и были нелепыми, – сказал Морли, – но это потому, что он всегда казался надменным и утонченным и подобное поведение с ним не ассоциировалось. Оно выглядело… ну… непристойным.

Выдав все это таким тоном, будто он рассказывал заученный урок, Стэндиш прикусил мундштук трубки и с вызовом посмотрел на Фелла.

– Седина в бороду, бес в ребро, значит? – добродушно заметил доктор. – Надеюсь, никаких настоящих проблем он не причинял?

Лицо Стэндиша смягчилось.

– Благодарю, – с облегчением произнес он. – Я боялся, что вы воспримете это… ну, серьезно, знаете. Проблем? Господи, нет. Но это многих раздражало… Особенно Хэнка Моргана. Забавно, потому что в округе мало людей более свободных нравов, чем Хэнк. Но я думаю, что его на самом деле раздражала педантичная манера изъясняться, свойственная мистеру Деппингу. Этим утром, когда мы узнали новости, Хэнк, Маделин и мы с моей сестрой Патрицией играли теннис. Корты не очень далеко отсюда, и мы увидели, как Сторер взбежал по холму, вцепился в ограду и прокричал что-то о том, что Деппинга нашли мертвым в кабинете. Хэнк лишь сказал: «Вот повезло-то» – и даже игру не прекратил.

Доктор Фелл надолго затих. Солнце спряталось за деревьями, и уродливая мишура декора на фасаде дома заблестела в лучах заката.

– Мы к этому еще вернемся, – сказал наконец Фелл, раздраженно отмахнувшись. – Хмм, да. Думаю, лучше нам пойти посмотреть на тело… Но сначала скажите, что это была за ремарка с вашей стороны, когда мы подошли? Что-то насчет того, что это ваши туфли? Вы рассматривали… – Он указал тростью на край кирпичной дорожки у ступеней.

Все это время, сознательно или неосознанно, Морли Стэндиш болтал ногой над глинистой почвой у крыльца. Сейчас он ее подвинул. Стэндиш встал и нахмурился.

– След, – сказал он. – Похоже, след моих собственных ботинок.

Епископ, который все это время пытался украдкой рассмотреть след, который заслоняла нога Морли, подошел к нему и наклонился над землей. След располагался у самого края мощеной дорожки, направленный к крыльцу, будто кто-то случайно оступился левой ногой. Это был четкий, но довольно неглубокий след в притоптанной траве – и оставил его большой ботинок с квадратным носком и едва различимой отметиной в виде восьмиконечной звезды на каблуке. В отпечатке виднелось нечто белесое.

– Видите ли, – объяснил с некоторой неловкостью Стэндиш, – вчера ночью шел чертовски сильный дождь, и он смыл бы этот след. Однако ступени защитили его от воды. Не смотрите на меня, этот след не мой. Но взгляните-ка.

Он повернулся и осторожно опустил ногу поверх отпечатка.

– Должен попросить вас, Морли, – сказал епископ, – не повредите отпечаток. Отойдите. Я немало времени посвятил изучению отпечатков ботинок, джентльмены. Хью! Подойди сюда, мне понадобится твоя помощь. Нам повезло. Глина, доктор, лучший материал для отпечатка. На снегу и песке, вопреки расхожему мнению, они проявляются куда хуже, как пишет доктор Ханс Гросс. На песке, например, из-за инерции длина следа увеличивается примерно на дюйм-два по сравнению со своим настоящим размером. Что же касается ширины… Отойдите, пожалуйста, Морли. – Епископ огляделся с улыбкой. – Определенно, мы сможем показать инспектору Мерчу кое-что интересное, когда он вернется.

– О, Мерч его и нашел, – ответил Стэндиш, прекращая попытки совместить свою ногу с отпечатком. – Именно так. Они с Хэнком Морганом взяли гипс и сделали слепок. Я знал, что они нашли след, но до полудня так и не собрался посмотреть.

– О! – сказал епископ, остановившись и потеребив нос. – Ясно. Так это работа юного Моргана. Прискорбно, весьма прискорбно.

Морли уставился на него.

– Вы правы, еще как прискорбно! – согласился он со внезапной нервозностью в голосе. – Глядите. Подходит. Здесь лишь я ношу ботинки такого размера. Да я даже могу вам сказать, что это за ботинки… Клянусь, вчера я здесь не ходил, но, как вы сами видите, отпечаток относительно свежий. Представляю себе, что Мерч думает…

Тихий голос доктора Фелла заставил Стэндиша замолчать. Доктор неуклюжей походкой приблизился и посмотрел на след, близоруко щурясь.

– А откуда вы знаете, что это за ботинки? – спросил он.

– Отметины на каблуке. Я помню, что выбросил эту пару ботинок. Чтобы понять, о чем я, – Стэндиш сдвинул шляпу на затылок, – вам нужно знать мою мать. Она очень хорошая, но легко поддается чужому влиянию. Как только она узнаёт по радио рецепт нового блюда, мы едим его, пока из ушей не полезет. Если она узнаёт о новом лекарстве от какого-нибудь недуга, она тут же решает, что мы все больны и принимается нас им пичкать. И вот, – смиренно вздохнул Морли, – недавно она прочла в журнале статью «Восстаньте против тирании сапожников». В ней говорилось, что можно значительно сэкономить, если покупать резиновые каблуки и прибивать их самостоятельно, когда истреплются старые. Это ее так впечатлило, что она послала в город за резиновыми каблуками, за тысячами резиновых каблуков – бог знает, как их было много. Никогда в жизни я не видел столько каблуков. Они заполонили дом. Все на них постоянно натыкались. Нельзя было открыть шкафчик в ванной, чтобы на тебя не обрушился ливень из резиновых каблуков. Но хуже всего было то, что прибивать их мы должны были самостоятельно – дьявольский план, чтобы научить британцев полезному ремеслу. В результате…

– Прошу вас, Морли, ближе к сути, – сказал епископ. – Я собирался объяснить…

– В результате, – с обидой в голосе продолжил Морли, – либо гвоздь протыкал подошву насквозь и ходить становилось невозможно, либо же каблук мы прибивали так плохо, что он отваливался при первом же шаге. Никогда раньше не слышал, чтобы мой отец так бранился. В итоге мы взбунтовались. Я велел Кеннингсу взять ту единственную пару обуви, которую я испортил, и выбросить ее… И вот он, – Стэндиш указал на отпечаток, – я узна́ю его где угодно. Все равно каблук был слишком большим для ботинка. Уверен, что кто-то их теперь носит. Но почему?

Епископ закусил верхнюю губу и сказал:

– Доктор, это уже становится серьезным. Похоже, кто-то на «Ферме» хочет, чтобы подозрение пало на Морли…

– Любопытно, – хмыкнул доктор Фелл.

– …потому как любому человеку с проблесками интеллекта ясно, – продолжил епископ, – что это был не Морли. Морли, встаньте тут и поставьте ногу рядом с отпечатком. А теперь шагните вперед. Видите? Видите разницу?

Возникла пауза. Морли осмотрел оставленный им отпечаток.

– Глядите-ка, – сказал он и присвистнул. – Вижу. Хотите сказать, я оставляю более глубокие отпечатки?

– Именно. Вы намного тяжелее, чем человек, который оставил этот след, и ваш отпечаток на полдюйма глубже. Следите за моей мыслью, доктор?

Доктор Фелл, казалось, не обращал на него внимания. Он задумчиво побрел прочь, надвинув шляпу на лоб и с любопытством оглядывая дом для гостей.

– Боюсь, – сказал он, – что вы упускаете главное… Когда вы в последний раз видели эти ботинки, мистер Стэндиш?

– Видел? О, несколько месяцев назад. Я отдал их Кеннингсу.

– А что Кеннингс, кем бы он ни был, с ними сделал?

– Он наш лакей. И это он занимается матушкиной кладовкой. Он… Да! – Морли щелкнул пальцами. – Знаю! Десять к одному, что он положил их в кладовку. Это идея матери. Помощь бедным. Все, чем мы не пользуемся, отправляется в кладовку, и раз или два раза в год мама разбирает ее, чтобы передать ненужные вещи в ночлежку для нищих. Впрочем, после полугода размышлений она обычно решает, что большинство из этих вещей в хозяйстве еще пригодится, так что нищим в итоге почти ничего не достается.

– И кто угодно может забраться в кладовку?

– О да. На самом деле это не совсем кладовка, раньше там была жилая комната, – Морли поглядел на епископа, прищурив глаз. – Она рядом с комнатой, где полтергейст пытался убить викария.

Епископ посмотрел на доктора Фелла, а доктор Фелл – на епископа. У Хью Донована возникло неприятное ощущение, что все эти абсурдные детали складываются в весьма неприглядную картину – речь шла о чьем-то злом умысле.

– Идемте внутрь, – нетерпеливо сказал доктор Фелл и повернулся.

Они двинулись к фасаду дома. Запах болота становился сильнее после заката, а в тени крыльца появились комары. Красные занавески на первом этаже были задернуты. Поглядев на окна, доктор Фелл ткнул тростью в дверной звонок.

– В этом деле больше непонятного, – сказал он, – чем ботинки, полтергейст или даже само убийство. Настоящая загадка – сам Деппинг. Ммм, посмотрите на это безобразие! – Он постучал по стене дома. – Человек известен своим вкусом в одежде, манерой письма, он изысканно изъясняется. Он гурман, нанявший специального повара, который готовит ему специальные блюда. И он живет в таком доме! Он человек строгих взглядов, отлично разбирается в винах, но периодически уходит в запои и выставляет слугу у двери, чтобы никто его не беспокоил. Вдобавок он прерывает свои научные изыскания, чтобы волочиться за девушками, которые годятся ему во внучки. Это плохо. Есть в этом старом сатире что-то безумное. Архонты Афин, узрите же представление Хэдли об обычном, ничем не примечательном деле. И восьмерка мечей тут лишь один из элементов… Ох!

Верхнюю створку двери украшал красно-черный витраж, и квадраты стеклышек зловеще вспыхнули, будто кто-то с другой стороны включил свет. Дверь открылась, и на пороге возник худощавый человек. Его нос мог бы служить символом вселенской скорби, а на лице застыло выражение покорности судьбе, будто ни одна глупость в мире не способна его удивить.

– Да, сэр? – осведомился обладатель скорбного носа.

– Мы из полиции, – сказал доктор Фелл. – Проведите нас наверх. Вас зовут Сторер, верно?

– Да, сэр. Вы, безусловно, захотите увидеть труп, – произнес Сторер таким тоном, будто речь шла о живом человеке. – Прошу за мной.

Пока они шли, Хью Донован чувствовал растущее нежелание оказаться рядом с телом Деппинга. Коридор, по которому их вел Сторер, ему тоже не нравился. В нем не было окон, а пах он лаком для мебели – что казалось странным, поскольку тяжелая темная мебель вовсе не была покрыта лаком. С высокого потолка на длинной цепи свисала люстра с двумя тусклыми электрическими лампочками. На полу и на лестнице лежал ковер, когда-то бывший желтым, а некоторые двери были завешены черными драпировками. Из стены рядом с одной из них выходила труба переговорного устройства – доктор Фелл осмотрел ее, прежде чем последовать за всеми наверх.

Кабинет был первой комнатой в западном крыле. Сторер, похоже, едва удержался от того, чтобы постучать, прежде чем войти.

За дверью находилась просторная комната с высоким потолком. В стене напротив Донован увидел дверь на балкон – как и входная, она была украшена клетчатым витражом с красными и черными квадратиками стекла. По бокам от двери возвышались два окна с черными бархатными шторами. Снаружи их закрывали вычурные железные решетки. Три таких же окна располагались в стене справа. Все они были открыты.

Вокруг дома деревья росли столь густо, что в комнате царили зеленоватые сумерки. Впрочем, света было достаточно, чтобы разглядеть интерьер.

Хью Донован уже никогда не сможет забыть это зрелище: первый раз, когда он столкнулся с насильственной смертью. В стене слева – если стоять лицом к балкону – находился низкий камин из белого мрамора. В трех или четырех футах от него лежал ничком на столе доктор Септим Деппинг. Голова была обращена в сторону от двери, и потому Хью не видел его лица. За спиной чернел провал камина. Тело свесилось с низкого, обитого кожей табурета, обе ноги были неестественно подвернуты. Правая рука спускалась к полу, плечо касалось края стола, а левая рука лежала на столешнице. Мистер Деппинг был одет в старомодную рубашку с высоким воротником, вечерний костюм, черные носки и лакированные кожаные туфли. Но главное – можно было видеть его затылок. Редкие седые волосы тщательно расчесаны, на макушке – небольшая лысина, а в центре лысины – черное пятно в месте, где в голову вошла пуля.

Зрелище казалось еще ужаснее оттого, что за окном пели птицы и маленькая малиновка, сидящая на перилах балкона, безразлично смотрела куда-то в другую сторону.

Хью Донован тоже постарался смотреть в другую сторону. Он обратил внимание, что даже его непоколебимый отец повел себя по-человечески и уже не пылал таким пугающим энтузиазмом. Хью попытался встряхнуться, выбросить лишние мысли из головы, чтобы быть готовым к тому, что его попросят высказать свое мнение. Но он не понимал, как вообще кто-то может сохранять холодную голову при виде этой ужасной картины. Он оглядел кабинет. Вдоль стен тянулись полки с книгами, они занимали даже пространство между окнами. Все было аккуратно расставлено по своим местам. На столике у стены, рядом с которым стоял стул, находился поднос, накрытый белой салфеткой. За ним – серебряная ваза со свежими розами.

Донован быстро окинул взглядом письменный стол. У стола располагалось кожаное кресло, и Хью представил себе, как загадочный посетитель сидел в нем, общаясь с хозяином. Рядом виднелись металлический шкафчик для документов, небольшая тумбочка с печатной машинкой на ней и пепельница. Над столом висела мощная электрическая лампочка в простом абажуре, которая была единственным источником света в комнате – кроме настенной лампы в углу.

На рабочем столе – проволочная корзина с парой рукописей, к каждой были прикреплены синие листы с отпечатанным на машинке текстом. Подставка с ручками и цветными карандашами, чернильница, коробка со скрепками, под ней – несколько листов с марками. На углу стола – большая фотография в серебряной рамке, изображавшая какую-то девушку. И наконец четко между креслами Деппинга и неизвестного посетителя на столе располагался подсвечник с полуистлевшей свечой. Да… они воспользовались этой свечой, когда в доме отключился свет. Еще одну свечу Хью увидел на каминной полке. Рядом с камином висела портьера, закрывавшая дверь, а с другой стороны стоял сервант, вклинившийся между двумя книжными шкафами. Но мысли Хью вновь и вновь устремлялись к черному отверстию в голове мертвеца, удивительной чистоте этой комнаты и блеску глянцевой бумаги. Под левой рукой убитого виднелась злополучная карта.

Первым пришел в движение доктор Фелл. Он миновал дверной проем, нарушая тишину кабинета громким стуком трости по ковру. Тяжело дыша, он склонился к телу, чтобы осмотреть его, и черный шнурок его очков коснулся свечи. Затем, не разгибаясь, он оглядел комнату. Судя по всему, что-то его беспокоило. Фелл подошел к окнам, изучил пол рядом с ними и ощупал занавески. Его беспокойство усилилось.

– Почему открыты все окна? – вдруг сказал доктор.