Текст книги "Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)"

– Скоро мы об этом все узнаем, – сказал Хэдли, поднимая телефонную трубку. Он посмотрел на епископа и довольно резким тоном произнес: – Вы же понимаете, сэр, что с вашей стороны это лишь догадка? Полагаю, вы никогда не видели Спинелли своими глазами?

– Так уж вышло, – спокойно ответил епископ, – что своими глазами я видел его дважды. Один раз на опознании на Центр-стрит, когда ему не смогли предъявить обвинение, – именно тогда меня посвятили в детали его дела. И второй раз – прошлым вечером. Он выходил из пивной неподалеку от «Фермы». – Епископ откашлялся. – Я обратил внимание на его одежду и подумал, что его лицо кажется мне знакомым. Но прошлым вечером я видел его так же близко, как вас сейчас.

– Господи! – Полковник выпучил на епископа глаза. – Так поэтому вы ушли утром, да?

– Полагаю, что главный констебль графства не отнесся бы к моим словам с должным вниманием, не так ли? – холодно осведомился епископ. – Вот, джентльмены, что мне удалось выяснить. Суть в том…

Хэдли постучал по столу костяшками пальцев и посмотрел на телефон, который отказывался звонить.

– Суть в том, – сказал он, – что нам нужно быть очень осторожными в суждениях. Полагаю, кто-то здесь заблуждается. Американские гангстеры, стреляющие в сельских джентльменов в глуши Глостершира… Позвольте мне в этом усомниться.

– Не думаю, – задумчиво сказал епископ, – что в него стрелял Луи Спинелли. Сейчас нет времени излагать вам мои рассуждения. Но хочу спросить вас, мистер Хэдли, что вы намерены делать?

Этот вопрос застал Хэдли врасплох.

– Это зависит от полковника Стэндиша. Он главный констебль графства. Если он решит обратиться в Ярд, мы займемся расследованием. Если он решит вести расследование самостоятельно, пусть так и будет. Что скажете, полковник?

– Лично я, – все тем же задумчивым тоном произнес епископ, – был бы весьма рад оказаться полезным полиции в этом деле – в меру своих скромных сил.

В его голосе зазвучали органные переливы. Он выглядел взволнованным, глаза его сверкали.

– Я знаю! – вдохновенно воскликнул Стэндиш. – Знаю, господи! Вот же тот, кто нам нужен, – Фелл! Гляди-ка, черт возьми. Вы ведь обещали приехать ко мне на «Ферму» на несколько дней, а? Вы же не позволите чертовому иностранцу просто так приходить и вышибать из моих друзей мозги, а, старина? А? – Он обернулся к епископу. – Это Фелл, понимаете? Парень, который поймал Криппса, и Логанрея, и того фальшивого проповедника, как там его. Так что, как вам идея?

Доктор Фелл – он наконец смог раскурить свою трубку – нахмурился, откашлялся и постучал тростью по полу.

– Вообще-то я против таких скучных дел, – капризно сказал он. – Во всем этом нет ничего захватывающего, ничего странного. Где тут драма? Где…

Хэдли угрюмо посмотрел на него.

– Да. Да, я знаю. Вам подавай эдакое безумное дело, из тех, что случаются раз в дюжину лет. Человек, застреленный арбалетным болтом в лондонском Тауэре или выброшенный с балкона тюрьмы, в которой обитают призраки. Ну да, конечно! А что насчет тех прозаических случаев, с которыми мы имеем дело еженедельно? Которые сложнее всего раскрыть? Попробуйте хоть раз. Не думаю, что после этого вы продолжите смеяться над полицией… Простите, джентльмены, это личное. – Он поколебался, а затем добавил: – К сожалению, я должен рассказать вам кое-что еще. Инспектор Мерч сообщил то, что не укладывается в общую картину. Возможно, это ничего не значит или же эта вещь принадлежала Деппингу, но она весьма необычна.

– Если вы хотите, чтобы я это сказал, то в деле есть несколько необычных фактов, – сказал доктор Фелл. – Хмм. Ха. Итак?

Хэдли, ощущая некоторую неуверенность, потер подбородок.

– Рядом с рукой Деппинга, – сказал он, просматривая свои записи, – лежала карта. Да, я так и сказал: карта. Согласно показаниям, она выглядела как игральная карта, но с искусно сделанным вручную рисунком акварелью. На ней были изображены восемь предметов, похожих на мечи, сложенные в форме звезды, а сквозь центр этой звезды будто бы течет вода. Вот. Прошу, теперь ваша очередь. – Он бросил записи на стол.

Рука доктора Фелла замерла, недонеся трубку до рта. Он тяжело выдохнул в усы, а взгляд его застыл.

– Восемь мечей… – сказал он. – Восемь мечей: два на уровне воды, три сверху и три снизу… О господи. О Вакх! О моя древняя шляпа! Послушайте, Хэдли, так дело не пойдет.

Он продолжал сверлить инспектора взглядом.

– О, ну вот, – раздраженно произнес Хэдли, – вы снова в своей стихии. Какое-нибудь тайное общество, я полагаю? «Черная Рука» или что-то в этом духе? Знак мести? Пфф!

– Нет, – медленно проговорил доктор. – Ничего подобного. Если бы все было так просто – случилась бы у нас… средневековая… дьявольская… невероятная… история. Да, я определенно должен съездить в Глостершир. Должно быть, это весьма странное место. Я просто обязан встретиться с убийцей, который знает о восьмерке мечей.

Он встал, накинул плащ на плечо на бандитский манер и подошел к окну. Какое-то время доктор Фелл взирал на проносящиеся по набережной автомобили. Его непослушные седые волосы были всклокочены, а очки на носу сидели косо.

Глава 4
«Ищите крючок»

В тот же день Донован впервые увидел «Ферму». Они с епископом, доктором Феллом и полковником Стэндишем пообедали в ресторанчике «У Грума» на Флит-стрит и обсудили планы. Епископ был доволен. Когда он узнал, что этот человек в накидке и шляпе, все утро сохранявший хорошее настроение в кабинете Хэдли, был известным сыщиком, раскрывшим полдюжины хитроумных убийств и поймавшим преступников, чьи восковые фигуры могли бы удостоиться места в «Кабинете ужасов» музея мадам Тюссо, епископ размяк. Он хотел пообщаться с доктором как криминалист с криминалистом, но был удивлен отсутствием у того как знаний, так и интереса к современным преступникам и методам расследования.

К счастью, он не пытался вовлечь в этот разговор сына. А Донован понял, что упустил лучший шанс доказать что-то отцу. Если бы он сразу осознал, кто такой доктор Фелл, он мог бы объяснить тому свои трудности, и доктор помог бы ему. Донован же вместо этого на протяжении всего путешествия лишь слушал бормотание Фелла, его хихиканье и рассуждения о мире в целом, упустив из виду то, чем он на самом деле любит заниматься. Теперь было уже слишком поздно. Кроме того, раздумывал Хью, нет худа без добра. Безусловно, ему разрешат войти в храм сыскного дела и увидеть, как высшие жрецы бога криминалистики вершат свою магию, расследуя настоящее преступление. И пусть самому Хью было не место в этом храме, но благодаря безумному стечению обстоятельств у него нашелся для этого повод. А ведь ему всегда хотелось поучаствовать в работе детективов.

Раньше епископ просто отмахнулся бы от мальчика, отправив его погулять или заняться еще чем-нибудь, пока папа занят. Но теперь – теоретически – сын должен был разбираться в баллистике, микрофотографии, химическом анализе, токсикологии и прочих унылых вещах. Едва заглянув в учебники, Донован понял, что все это совершенно непонятно и скучно. Все оказалось не так, как он себе воображал. Вместо того чтобы рассказывать, как ловить убийц-психопатов, учебники сообщали, что четыре точка два с половиной плюс икс больше чем одиннадцать ноль ноль точка два. Все это выглядело, словно какие-то иероглифы, еще более непонятные, чем химические формулы.

Донован угрюмо пил великолепное пиво Грума и слушал, как епископ излагает доктору Феллу свои теории. И он вновь почувствовал себя, словно на уроке химии. Он вспомнил, как еще мальчиком восхищенно рассматривал химические наборы в витринах магазинов. Когда ему на Рождество подарили такой, первым делом Донован попытался выяснить, как изготавливать порох. «Вот это вещь!» – думал он. В ходе экспериментов у него получился черный порошок, который выглядел весьма угрожающе. Но опыт завершился неудачей. Насыпав порошок под любимое кресло отца, Хью поджег бумажный фитиль, однако все, чего он добился, это несколько ярких вспышек и ожог на лодыжке епископа – хотя его прыжок продемонстрировал, что старик находится в великолепной физической форме. Впрочем, следовало признать, что опыты с хлором у Хью получились лучше. Экспериментируя с ингредиентами, он сумел парализовать своего старика на целых пять минут. Но в общем и целом он остался разочарован. Как и с криминалистикой. Куда больше его привлекала детективная работа – такая, какой ее изображал в своих книгах его любимый писатель, мистер Генри Морган, автор популярных детективов.

Донован нахмурился. Он вспомнил, что книги Моргана выходили в издательстве «Стэндиш и Берк». Можно спросить полковника о том, кто такой этот Морган и каков на самом деле человек с nom de plume[4]4
  Псевдоним (фр.).


[Закрыть] Генри Морган.

Аннотации к его книгам гласили, что под этим именем скрывается «персона широко известная как в мире литературы, так и в политике, использующая свой гений и знание полицейских процедур при написании детективных романов». Донован был впечатлен. Он представлял себе этого человека похожим на Мефистофеля, в вечернем костюме, с тонкими усиками и пронзительным взглядом, занятым разоблачением очередного плана по похищению чертежей новейшего электромагнитного пистолета.

Но сейчас спрашивать об этом Стэндиша он не осмеливался, не только потому, что полковник был угрюм и мысленно пребывал где-то далеко, но и потому, что не хотел привлекать к своей персоне внимание отца. К счастью, все внимание епископа Мэпплхэмского было обращено на доктора Фелла.

Вскоре после полудня они покинули Лондон в машине Стэндиша, а епископ все распространялся о том, как неудачные обстоятельства сводили на нет все его усилия. Как он ошибочно – что он легко признал – принял Хильду Доффит, служанку, за известную воровку Пиккадилли Джейн, и это привело к тому, что он несколько раз попал в неловкое положение. Как он затем увидел ночью Луи Спинелли в кустах герани, что было неверно интерпретировано полковником Стэндишем из-за нелепого розыгрыша, во время которого кто-то напал на преподобного Джорджа Примли, прикинувшись призраком.

Этот розыгрыш, следует признать, вызвал интерес и одобрение у Хью Донована. Ему не терпелось познакомиться с человеком, который, воспользовавшись байками о полтергейсте, бросил в викария чернильницей. Но было очевидно, что эти объяснения не удовлетворяют полковника Стэндиша, у которого было собственное обоснование для поведения епископа.

После долгого путешествия по сельской местности в четыре часа дня они свернули с лондонской дороги к деревне под названием Бридж Эйт. День выдался жарким. Дорога была покрыта рытвинами и ухабами, на обочине росли кленовые деревья, а в лобовое стекло постоянно бились пчелы, выводя Стэндиша из себя. На западе Донован видел дым, поднимавшийся из труб над красными крышами в пригородах Бристоля, но тут городской пейзаж сменялся сельским, с соломенными крышами домов и перезвоном колокольчиков. Вокруг простирались поросшие желтыми лютиками луга, на них паслись коровы с телесами необъятными, как у нудистов на пляже. К полям подступали валуны, журчали скрытые травой ручейки, темнели на склонах окрестных холмов перелески. И как всегда, когда он оказывался в сельской местности, Донован почувствовал себя намного лучше. Вздохнув полной грудью, он снял шляпу – плевать, что солнце печет голову. Вот он, здоровый образ жизни!

Нью-Йорк Хью теперь вспоминал с жалостью. Что за ослы там живут! Запираются в своих квартирах, включают радио на полную громкость, на потолке трясется люстра из-за вечеринки на третьем этаже, на Кристофер-стрит орут дети, горячий ветер поднимает над мостовой пыль и бумажки, а на Шестой авеню гудят застрявшие в пробке машины. Грустно. Очень грустно. Он представлял себе своих несчастных друзей, которые околачивались у магазинов спиртных напитков, прожигали время, скармливая медяки игровым автоматам: после поворота рычага они получали за все свои старания – даже если им удавалось дождаться ряда лимонов на экране – сущую чепуху. Сегодня на Шеридан-сквер кто-то из них с сосредоточенностью ученого отмеряет капли джина, падающие в стеклянный кувшин, содержащий полгаллона алкоголя и полгаллона воды. Другие бедняги ожидают с нетерпением, когда уже можно будет начать пить. Затем они забудут об ужине, переспят с чужой девчонкой и получат где-нибудь в глаз. Грустно.

А вот он… Епископ говорил что-то о Фоме Аквинском, и его сын благодушно взирал на него, пока машина неслась по дороге. Вот он…

Это должно прекратиться. Он будет подниматься с петухами (в какое бы время эта чертова птица ни просыпалась). Он будет ходить на прогулки перед завтраком. Он будет рассматривать надгробия, медитировать над увядшим цветком, как те парни, которые пишут об этом эссе, – у них-то не возникает потребности пойти в ближайший паб и надраться.

И он будет внимать деревенским философам, привыкшим излагать писателям местные небылицы. «Да-а, – скажет ему седобородый старец. – Да-а, эт’ двадцать лет уж исполнится на этот день Михаила-архангела с тех пор, как бедняжка Салли Феверли утопилась в пруду в лунную ночь…» Великолепно. Он уже представлял себе, как стоит в сумерках, опираясь на дубовую трость, слушает подобные истории, с грустью взирает на ручей и размышляет о том, как гробят свою жизнь те, кто пьют в больших городах разбавленный джин, а потом совращают невинных девиц в деревне, вынуждая их топиться в пруду. Мысленно Донован уже вознесся до самых вершин добродетели, как внезапно окрик с дороги вырвал его из мира грез:

– Эй! Какие люди!

Хью приподнялся, натягивая шляпу, чтобы солнце не слепило его. Машина поехала медленнее. Они уже находились в деревне, и вокруг потянулись дома. Донован заметил выбеленные временем каменные стены местной пивной с вывеской, на которой была изображена голова быка. Дорога сворачивала налево, к длинному пологому холму. На средине подъема виднелась небольшая церквушка с четырехугольной башней – хоть она и казалась непримечательной, но представляла историческую ценность. Вокруг церкви все поросло цветами, а надгробия кладбища подступали к самому ее порогу. До вершины холма дорога с четверть мили шла прямо. Слева раскинулись акры негустого леса, отгороженные от дороги низкой каменной стеной. А в центре этого природного парка возвышался огромный, пусть и невысокий, каменный дом. Окна, выходившие на восток, отливали багровым в золотистых лучах солнца.

Но возглас доносился не оттуда. На противоположной стороне дороги, прямо у подножия холма, стоял бревенчатый домик – из тех, что можно назвать коттеджем или бунгало. Дом окружала аккуратно подстриженная живая изгородь в человеческий рост, перед фасадом здания в нее были встроены железные ворота. На воротах висела табличка, гласившая: «Дом похмелья». Черные буквы были небольшими, но бросались в глаза. Прислонившись к воротам и помахивая трубкой, тут стоял какой-то парень, всем своим видом олицетворявший расхлябанность.

– Какие люди! – повторил он. – Какие люди!

Донован заметил, как его отец заиграл желваками, – ему этот тип явно пришелся не по душе. Но полковник, радостно хмыкнув, повернул к воротам. Оказалось, что парень у ворот не намного старше Хью, хоть и выше ростом. У незнакомца было узкое лицо, квадратный подбородок, веселые искорки в глазах, длинный нос, на котором красовались очки в роговой оправе. Одет он был в яркий блейзер, потрепанные серые брюки и рубашку цвета хаки с открытым воротом. Одной рукой парень выбивал пепел из погасшей трубки, во второй держал стакан с чем-то, весьма напоминавшим коктейль.

Полковник затормозил.

– Прекратите вопить, – проворчал он. – Мы торопимся и не можем зайти в гости. Что вы хотели?

– Заходите! – гостеприимно предложил парень. – Выпейте по коктейлю. Я знаю, что для спиртного еще рано, но немного выпивки никому не повредит. Кроме того, у меня есть для вас кое-какие новости. – Оглянувшись через плечо, он позвал: – Маделин!

При виде янтарной жидкости в стакане Донован почувствовал, как его вера в необходимость здорового образа жизни пошатнулась. На лужайке перед домом он заметил огромный пляжный зонт, установленный над столом. А на столе… о, этот предмет на столе не мог не навевать воспоминаний о Нью-Йорке. Если глаза не обманывали его, бока этого великолепного никелированного шейкера покрылись бледными бисеринками влаги. Хью охватила ностальгия. Он знал, что в сельской местности в Англии редко используют лед для напитков.

На зов парня откликнулась девушка – она выглянула из-под зонта и одарила всех лучезарной улыбкой.

Встав из-за стола, девушка подошла к воротам: темноглазая, черноволосая, как японка. Ее потрясающие формы сразу бросились всем в глаза – ведь их лишь подчеркивали широкие брюки-клеш и короткая шелковая блузка с цветочным узором. Обычно девушки одевались так только на пляж. Встав в проеме ворот, она обвела присутствующих взглядом, вскинула брови и воскликнула:

– Приве-ет! – Судя по ее голосу, она была искренне рада всех видеть.

Увидев ее брюки, полковник Стэндиш закашлялся, покосился на епископа и поспешно продолжил:

– Не думаю, что тут все знакомы. Хм. Это доктор Фелл – детектив вроде как, слышали о нем, да? Приехал из Скотланд-Ярда. И мистер Донован, сын епископа… Познакомьтесь, – в его голосе зазвучала гордость, – с Генри Морганом, писателем. И миссис Морган.

После этих слов Донован уставился на мужчину. Теперь даже авторитет отца не мог заставить его молчать.

– Простите, – сказал он, – вы Генри Морган?

Морган скривился и потеребил мочку уха.

– Мм… – смущенно протянул он. – Этого я и боялся. Маделин снова выиграла шиллинг. Видите ли, я плачу ей всякий раз, когда обо мне так говорят. Если же, с другой стороны, вы начнете петь «Скажет старый боцман Генри Морган»[5]5
  Строка из стихотворения Джона Мейсфилда «Импровизация капитана Стрэттона» приведена в переводе Ю. Лукача.


[Закрыть], то выигрываю я. Однако…

– Ура! – радостно воскликнула Маделин. – Я выиграла. Плати. – Она оценивающе оглядела доктора Фелла и прямо заявила: – Вы мне нравитесь. – А затем обратилась к Доновану: – И вы тоже.

Доктор Фелл, усмехнувшись, приподнял трость в приветствии.

– Благодарю, дорогая моя. И я, конечно же, рад познакомиться с вами обоими. Видите ли…

– Подождите-ка! – бесцеремонно прервал его Донован. – Вы создатель Джона Зеда, детектива-дипломата?

– Ага.

Следом вырвался второй вопрос, который под бдительным присмотром отца, конечно, следовало бы придержать. Юноша указал на стакан, который держал в руке писатель:

– Мартини?

Морган просиял.

– Еще какой! – согласился создатель Джона Зеда, детектива-дипломата. – Хотите?

– Хью! – прервал его епископ тоном, который способен был осадить даже взбунтовавшийся совет духовенства. – Мы не хотели бы отнимать у вас время, мистер Морган. Тем более что у всех нас есть важные дела. – Он сделал паузу, сведя вместе кустистые брови. – Надеюсь, друг мой, вы поймете меня правильно, если я добавлю, что после печальных вестей о смерти ваше поведение кажется неуместным и предосудительным. Заводите машину, Стэндиш.

– Простите, сэр, – кротко ответил Морган, глядя на епископа поверх очков. – Мне очень жаль. Никоим образом я не хотел встать на вашем пути в расследовании убийства. Я лишь хотел сказать, что…

– Не обращайте на него внимания, епископ, – дружелюбно сказала Маделин. – Не обращайте внимания. Вы можете кататься по нашим перилам сколько захотите, никто вам и слова не скажет. Я даже подложу большую подушку, чтобы вам было удобнее приземляться, – добавила она, внимательно разглядывая его. – Но вам она, впрочем, не понадобится, правда?

– Ангел мой, – бесстрастно произнес Морган, – помолчи. Я собирался сказать, что…

– Но я ведь говорю правду, – возмутилась Маделин, прислонившись к воротам. – И более того, я не веду себя, как ты – помнишь, ты сказал, что ты поставил бы туда аквариум с золотой рыбкой, а не подложил подушку? Это не очень-то любезно.

– О солнце моей жизни, – ворчливо отозвался ее муж, – все это не важно. И тот факт, что природа наделила его преподобие нижней дорсальной частью достаточно широкой, чтобы скользить по перилам всей Англии, сейчас не важен. Более того, упоминать об этом несколько бестактно. – Он поглядел на Стэндиша, и его лицо мгновенно помрачнело. – Послушайте, сэр. Мы не… ну, епископ прав. Признаю, мы не отнеслись к этому происшествию серьезно. А если бы не чувства, которые испытывает в связи со случившимся Бетти, я бы даже не стыдился своих шуточек. Да, я понимаю, de mortuis[6]6
  Морган цитирует латинское выражение De mortuis nihil nisi bonum – «О мертвых или хорошо, или ничего».


[Закрыть] и все в таком духе. Но по правде говоря, сэр, – старина Деппинг был той еще занозой в заднице, разве нет?

Стэндиш потеребил руль.

– Я бы попросил вас! – запротестовал он.

– Да, – ответил ему Морган бесстрастно. – Я понимаю, это не мое дело. Я лишь хотел сказать, что я стою тут и жду вас, дабы сообщить, что инспектор Мерч отправился домой пообедать. Он сказал, что постарается вернуться побыстрее. Он позволил мне осмотреть домик для гостей вместе с ним, и мы нашли кое-что.

– Могу ли я поинтересоваться, молодой человек, – оскорблено осведомился епископ, – по какому праву вы так поступили?

– Ну, сэр, полагаю, что по нашему собственному. Там, в общем-то, и не на что смотреть. Но мы нашли пистолет. Наверное, надо сказать, что мы нашли некий пистолет, но почти не приходится сомневаться, что это тот самый. Вскрытие еще не провели, но доктор сказал, что его убили пулей тридцать восьмого калибра. А пистолет, который мы нашли, – револьвер «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра… Вы найдете его в правом ящике стола Деппинга, – добавил Морган в небрежной манере Джона Зеда, детектива-дипломата.

– А? – переспросил Стэндиш. – В столе Деппинга? Какого дьявола он там делал?

– Это пистолет Деппинга, – ответил Морган. – Мы нашли его там.

Обнаружив, что держит в руке стакан с коктейлем, парень осушил его, а затем поставил стакан на край ворот, засунул руки в карманы красно-белого блейзера и попытался напустить на себя таинственный вид, как Джон Зед. Но это было сложно. Только сейчас Донован обратил внимание на непоседливость писателя. Он вполне мог представить, как тот расхаживает по лужайке с коктейлем в руке, теребит очки на носу и излагает свои теории улыбающейся жене.

– Нет никаких сомнений в том, что это его пистолет, сэр, – сказал он. – На рукояти есть маленькая серебряная пластинка с его именем. В том же ящике лежало разрешение на ношение оружия, и номера совпали… Кстати, из него недавно стреляли дважды.

Доктор Фелл подался вперед. В своем черном плаще и шляпе он резко выделялся на фоне зеленого ландшафта.

– Два выстрела? – повторил он. – Мы знаем только об одном. Где вторая пуля?

– В том-то и дело, сэр. Мы ее не нашли. И Мерч, и я поклясться готовы, что в комнате ее нет. Затем…

– Полагаю, мы впустую тратим время, – вмешался епископ. – Все это мы могли бы узнать официально от инспектора Мерча. Продолжим путь, Стэндиш?

«Иногда, – подумал Донован, – старику не хватает обыкновенной вежливости». Впрочем, эти постоянные упоминания о езде по перилам должны действовать ему на нервы, а Маделин Морган, похоже, собиралась выдать очередной комментарий касательно подушек. Доктор Фелл что-то сердито пробормотал, покосившись на епископа, но Стэндиш не смог противиться его холодному взгляду и нажал на стартер.

– Верно, – дружелюбно кивнул Морган. – Освобождайтесь побыстрее, – сказал он Доновану. – И заглядывайте на стаканчик мартини. – Прислонившись к воротам, он смотрел на епископа, пока машина выезжала на дорогу.

А затем будто прозвучал голос самого старины Джона Зеда, громом донесшийся издалека.

– Не знаю, к каким выводам вы придете, ваше преподобие, – заявил старина Джон Зед, – но я дам вам подсказку. Ищите крючок.

Машина, покачиваясь, начала набирать скорость. Стэндиш удивленно моргнул.

– А? – переспросил он. – О чем это он, а? Какой еще крючок? Как чертов крючок со всем этим связан?

– Никак, – ответил епископ. – Чушь все это. Как разумные люди могут читать бессмыслицу, написанную человеком, который представления не имеет о криминалистике, ускользает от моего…

– О, слушайте, – запротестовал полковник, чьим любимым чтивом была сага о Джоне Зеде, – «Убийство в Палате лордов» переиздается в одиннадцатый раз тиражом в семьдесят девять тысяч экземпляров. «Кто стрелял в премьер-министра?» – шестнадцатое переиздание тиражом в… ну, я не помню, но в чертову кучу чертовых экземпляров. Берк мне говорил. Кроме того, – добавил Стэндиш, прибегая к запрещенному приему, – они моей жене нравятся.

Доктор Фелл, задумчиво разглядывавший дом слева, подавил смешок. Он украдкой посмотрел на епископа и сонным голосом заметил:

– Я бы сказал, что вы в весьма неудобном положении. Похоже, распространилось мнение, что ваше поведение имеет, хммф, некоторые недостатки. Хе. Хе-хе-хе. Сэр, на вашем месте я был бы осторожен, очень осторожен. Будет весьма прискорбно, если, скажем, произойдет еще какой-нибудь конфуз.

– Не вполне понимаю вас.

– Ну, мы с полковником будем вынуждены отстранить вас от расследования. Это может просочиться в газеты. Послушайте, ваше преподобие, – на красном лице доктора Фелла застыло участливое выражение, его глаза были широко раскрыты, – будьте аккуратнее. Прислушивайтесь к тем, кто хочет вам что-то сказать, и ничего не отбрасывайте, посчитав не важным. Хорошо?

Похоже, доктору Феллу пришла в голову какая-то мысль, и он обдумывал ее, пока машина подъезжала к «Ферме». Железные ворота были заперты, а у сторожки полисмен крупного телосложения демонстративно не обращал внимания на небольшую группу зевак, собравшихся снаружи. По знаку Стэндиша он открыл ворота.

– Вот что вам скажу, – заявил Стэндиш. – Я поеду в дом, распоряжусь, чтобы приготовили комнаты и взяли ваш багаж. Вы ступайте прямо в домик для гостей и осмотритесь. Я скоро к вам присоединюсь. Епископ знает, где это.

Епископ с готовностью согласился. Он строго спросил полисмена, не трогали ли здесь чего-нибудь, удовлетворенно осмотрелся, а затем понюхал воздух, будто брал след. «Должно быть, – подумал его сын, – наша троица представляет собой странное зрелище». Впереди, у подножия пологого склона, на фоне желтоватого неба виднелся силуэт приземистого дома. Не считая вязов, росших по обе стороны дороги, все декоративные деревья возвышались позади «Фермы» – на территории поместья, занимающего восемь тысяч акров. «Ферма» была выстроена в стиле поздней английской готики. Огромные окна увивал плющ. Перпендикулярно центральному корпусу протянулись левое и правое крыло здания – будто кто-то пытался начертать колоссальный квадрат, но забыл одну сторону. «Ферма» скорее походила на музей или правительственное здание, а не на жилой дом. Содержание такого имения, подумалось Доновану, должно обходиться в целое состояние. Стэндиш уж точно не был обычным военным на пенсии.

Домик для гостей находился в южном краю парка на опушке леса, что придавало ему заброшенный, скорбный и зловещий вид. Земля вокруг была болотистой, а за домом росли раскидистые деревья, на фоне которых дом казался меньше, чем был. Если сама «Ферма» была выполнена в незамысловатом стиле эпохи Тюдоров, то в этом случае доморощенный архитектор смешал воедино все известные ему архитектурные изыски и собрал столько вычурных украшений фасада, что дом походил на какой-то гигантский орга́н в гигантском театре. Казалось, на нем можно играть. На приземистом каменном сооружении красовались витые колонны, барельефы, пилястры, лепнина и прочая мишура. Каждое окно – в том числе окна подвала – закрывали витиеватые решетки во французском стиле. Вдоль здания тянулись два балкона – повыше и пониже – с экстравагантными металлическими перилами. На западной стороне дома Хью увидел распахнутую дверь, ведущую из комнаты на верхний балкон. Рядом с ней от верхнего балкона к нижнему вели ступени лестницы, по которой и сбежал убийца. Чудовищная безвкусица здания придавала ему особую мрачность. Невзирая на солнечный день, рощица выглядела темной, а воздух был слишком влажным после вчерашнего дождя.

Епископ быстрым шагом повел их к дому по выложенной кирпичом дорожке, разделявшейся у входа и тянувшейся вокруг здания. Внезапно он остановился. На краю дорожки, ведущей к западной стороне дома, они увидели человека, присевшего на корточки и внимательно осматривавшего землю.

Епископ едва не вскричал «Ага!». Он устремился вперед. Сидящий человек резко поднял голову.

– Но это мои туфли! – сказал он. – Смотрите, удостоверьтесь. Это мои туфли!