Текст книги "Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)"

Глава 12
Спинелли гадает на картах Таро

Библиотека была длинной и узкой, окна выходили на террасу, а одну стену полностью покрывали встроенные книжные полки. Был там и камин. Здесь царили темные насыщенные цвета, на окнах висели тяжелые шторы, такого же цвета портьера закрывала дверь в дальнем конце комнаты. Настенные лампы с желтыми абажурами были включены, горела и хрустальная люстра под потолком. В комнате вился голубоватый дымок. Под свежим облачком сигаретного дыма Хью сразу увидел доктора Фелла. Тот удобно устроился за заваленным бумагами столом, развалился в кресле и задумчиво рисовал что-то в блокноте. Инспектор Мерч, разложив перед собой кипу каких-то документов, раскачивался в кресле взад-вперед, нервно теребя усы. В его бледно-голубых глазах читались злость и недоумение. Судя по всему, он только что ответил на какой-то вопрос, заданный третьим человеком в этой комнате, – на диванчике у стола, улыбаясь, сидел некий джентльмен.

– Уверен, вы понимаете, какие в этой ситуации возникают затруднения, как этического, так и юридического характера, – вкрадчиво говорил джентльмен. – Вы ведь разумный человек, мистер Мерч. Надеюсь, мы все здесь разумные люди. Хм… – Он отвлекся на Донованов, pere et fils[16]16
  Отца и сына (фр.).


[Закрыть], вошедших в комнату.

Доктор Фелл поднял голову от своего рисунка и махнул рукой.

– Прошу вас, входите. Это мистер Лэнгдон. Присаживайтесь, пожалуйста. Нам очень нужна ваша помощь.

Мистер Тесей Лэнгдон оказался одним из тех джентльменов, которые ведут себя подчеркнуто доброжелательно и искренне, их движения осторожны и выверены, и мало что может вывести их из душевного равновесия. Их откровенность призвана расположить к ним собеседников. Они всегда словно поверяют другим какие-то тайны, что-то нашептывают, многозначительно улыбаются. Даже о погоде они говорят так, будто пересказывают содержание засекреченных документов. Мистер Лэнгдон был человеком тучным, с розовой кожей, гладко выбритым лицом, жиденькими каштановыми волосами, зачесанными ото лба к затылку, проницательным взглядом и широким ртом. Он будто источал нарочитую непринужденность и чувство собственного достоинства: ни одной морщинки на идеального кроя полосатых брюках, воротничок остается белоснежным, невзирая на жару. Откинувшись на спинку дивана, Лэнгдон опустил ладони на колени, точно демонстрируя окружающим свой идеальный маникюр, а затем поднялся, приветствуя его преподобие и Хью.

– Вы всегда можете найти меня по адресу: площадь Грей-Инн, дом тридцать семь, – торжественно провозгласил Лэнгдон. – К вашим услугам, джентльмены! – Он опять удобно устроился на диване и столь же невозмутимо продолжил: – Как я уже отмечал, инспектор, вы понимаете, какие в этой ужасной ситуации возникают затруднения. Безусловно, я предоставлю вам всю имеющуюся у меня информацию, об этом и говорить нечего. Однако же, как верно заметил только что мистер Берк, мистер Деппинг был человеком очень скрытным. Именно так. Уверяю вас.

Мерч мрачно сверлил его взглядом.

– Вот как все обстоит, – стараясь сохранять спокойствие, заявил инспектор. – И этого вы отрицать не можете. Вы адвокат и покойного мистера Деппинга, и Луи Спинелли…

– Прошу меня простить, но не Луи Спинелли, а мистера Стюарта Треверса.

– Эй, но ведь я уже сказал вам, что его зовут Спинелли…

– По данным, которыми я располагаю, мистер Мерч, – бесстрастно перебил его Лэнгдон, – моего клиента зовут мистер Стюарт Треверс. Понимаете?

– Но Спинелли сказал нам…

Доктор Фелл выразительно кашлянул. Замолчав, инспектор Мерч кивнул.

Какое-то время доктор Фелл постукивал карандашом по блокноту, глядя на рисунок, а затем поднял глаза.

– Давайте говорить откровенно, мистер Лэнгдон. Так уж сложилось, что нам известно о вашем сегодняшнем разговоре со Спинелли – или, если вам угодно, с мистером Треверсом. Он поведал вам о своем затруднении. Что именно вы ему посоветовали, нас сейчас не интересует. Давайте сосредоточимся на Деппинге. Вы сказали нам, – доктор Фелл поднял руку и начал загибать пальцы, – что были его адвокатом на протяжении пяти лет. Вам ничего не известно о нем, кроме того, что он был британским подданным и несколько лет прожил в Америке. Он не оставил завещания, но имущество, которое перейдет его наследникам, вы оцениваете в пятьдесят тысяч фунтов…

– К сожалению, сейчас его имущество несколько обесценилось. – Печально улыбаясь, Лэнгдон покачал головой. – Прискорбно, право же, прискорбно.

– Эм… Ну хорошо. Начнем с того, как Деппинг вас вообще нашел.

– Полагаю, меня ему порекомендовали.

– Гхм. – Доктор Фелл потеребил усы. – Вас ему порекомендовал тот же человек, который посоветовал Спинелли обратиться именно к вам?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– Вот что представляется странным, мистер Лэнгдон, – проворчал доктор Фелл, постучав карандашом по блокноту. – Судя по тому, что вы сказали нам, Деппинг пять лет вам ничего не сообщал. Но две недели назад он явился к вам на работу и поделился с вами весьма личной информацией. Вы ведь именно так сказали инспектору Мерчу?

Все это время Лэнгдон сохранял подчеркнуто вежливый тон, на его губах играла дежурная улыбка, но в глазах читалась скука, а пальцы периодически ощупывали отутюженную складку брюк, словно Лэнгдон раз за разом с удовольствием убеждался в том, что с его внешним видом все в порядке. Теперь же Хью заметил проблеск любопытства в его взгляде. Лэнгдон вздернул брови, на его лице отразилось предвкушение, точно он учуял возможность заключить сделку на чрезвычайно выгодных условиях.

– Именно так. Возможно, вы предпочли бы, чтобы я повторил свои показания для этих джентльменов?

– Лэнгдон, – вдруг вмешался доктор, – почему для вас так важно, чтобы все услышали это?

Он едва повысил голос, но Хью показалось, что эхо его слов прогрохотало в комнате. Этот сонный толстенький человечек произвел на Лэнгдона такое впечатление, что выражение обычной самоуверенности на мгновение сползло с его лица.

– Впрочем, не важно, – просипел Фелл. – Я сам расскажу им. Судя по словам мистера Лэнгдона, Деппинг заявил: «Мне осточертела такая жизнь. Я подумываю о том, чтобы уехать отсюда. Может быть, отправиться в кругосветное путешествие. Более того, я надеюсь, что кое-кто поедет со мной. Женщина».

– Именно так, – доброжелательно подтвердил Лэнгдон. Он взглянул на Донованов. – Только он сказал не «женщина», а «леди». Леди из вашего очаровательного общества, насколько я понял.

Хью перевел взгляд с инспектора Мерча на своего отца. Инспектор что-то бормотал себе под нос, явно сдерживая гнев. Его усы подрагивали, глаза были полузакрыты. Епископ выпрямился в кресле, играя желваками. Очевидно, слова Лэнгдона навели его на какую-то мысль. Рука Донована-старшего потянулась к карману…

Целую минуту все молчали, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я в это не верю. – Голос инспектора Мерча нарушил воцарившуюся тишину. – Как пить дать, сэр, не верю.

Лэнгдон повернулся к нему.

– Ну что же вы так, друг мой! Так ведь нельзя, знаете ли, нельзя. Я полагал, что слóва порядочного джентльмена будет достаточно. Есть ли у вас причины усомниться в моих показаниях? Нет? Что ж, благодарю. – Улыбка не сходила с его губ.

– Почему же он рассказал вам обо всем этом? – осведомился доктор Фелл.

– Это связано с историей, которую сегодня уже упомянул инспектор Мерч. Помните, инспектор нашел в кабинете мистера Деппинга весьма гневные письма от мистера Дж. Р. Берка? Мистер Деппинг вложил много денег в фирму мистера Берка. Когда мистер Деппинг решил покинуть Англию, он потребовал вернуть ему деньги. То был странный и весьма внезапный поворот, однако же, как вы помните, мистер Деппинг никогда не был деловым человеком. Вы же слышали, что рассказал нам мистер Берк. Если бы Деппинг забрал вложенные деньги, то это создало бы определенные неудобства, и представлялось нежелательным, более того, даже невозможным позволить такое прямо сейчас, учитывая, что мистер Деппинг никого не предупредил заранее. Кроме того, как я отметил, то было весьма удачное вложение.

– К какому же решению он пришел?

– О, все уладилось наилучшим образом. Мистер Деппинг согласился оставить свое вложение. Да позволено мне будет так выразиться, мистер Деппинг был человеком мудрым, хотя и несколько безответственным.

– У вас есть какие-то предположения касательно причин его смерти? – без обиняков спросил доктор Фелл.

– О! К сожалению, нет. Могу лишь сказать, что это ужасно. Я потрясен до глубины души. Кроме того, – глаза адвоката сузились, в его голосе вновь прозвучали вкрадчивые нотки, – едва ли вы можете ожидать, что я выскажу свое мнение – как частного лица и как профессионала – до того, как получу возможность проконсультироваться с другим моим клиентом, мистером Треверсом.

– Ну хорошо. – Доктор Фелл поднялся, отдуваясь. – Хорошо. Это справедливое требование. Инспектор, прошу вас, пригласите сюда Луи Спинелли.

Воцарилась тишина. Очевидно, Лэнгдон такого не ожидал. Пальцы с наманикюренными ногтями потянулись к губе, точно пытаясь закрыть рот, все тело адвоката напряглось, он внимательно следил за инспектором. Мерч подошел к окну, выглянул за штору и что-то негромко произнес.

– Гхм. Кстати, – отметил доктор, – вероятно, вам будет интересно узнать, что Спинелли готов сотрудничать с нами. Полагаю, он не очень-то доволен вашими услугами, мистер Лэнгдон. Если мы пойдем ему навстречу…

Мерч отвернулся от окна, и вскоре в комнату в сопровождении констебля вошел Спинелли. То был худощавый и жилистый человек с широким вытянутым лицом, слабо выраженным подбородком и беспечным взглядом. Хью Донован сразу понял, почему все его описания, в целом смутные и размытые, всегда содержали слова о «вызывающем наряде». По сути, его внешний вид был не таким уж вызывающим, но сочетание элементов – странная жестикуляция, кольцо не на том пальце, галстук сдвинут набок и закреплен в таком положении – производило неизгладимое впечатление. Поля желтовато-коричневой шляпы были слишком узкими, что придавало ее владельцу щегольской вид. Пышные баки контрастировали с тонкой ниточкой усов.

Спинелли с деланно невозмутимым видом обвел взглядом библиотеку, точно оценивая обстановку, но было заметно, что он нервничает. А главное, Хью явственно почувствовал исходивший от него слабый запах каких-то медикаментов.

– Как жизнь? – весело осведомился он, обращаясь ко всем одновременно.

Спинелли снял шляпу, пригладил волосы, разделенные безукоризненным пробором, и уставился на Лэнгдона.

– Фовлер говорил мне, что ты тот еще прощелыга, Лэнгдон. Но самую большую глупость в своей жизни я сделал тогда, когда отдал им свой паспорт. И зачем я только последовал твоему совету?

Весь вид Спинелли выражал одновременно и недовольство, и нарочитое желание понравиться своим собеседникам – странное сочетание. Голос у него был хриплым, но мягким.

Американец повернулся к доктору Феллу.

– Этот тип – мой адвокат, обратите внимание! – времени зря не терял. Я сразу понял, что влип. А потом догадался, что он сдаст меня с потрохами. «Ну конечно, покажите им ваш паспорт». Оглянуться не успеешь – а телеграммка-то уже в Вашингтоне, и где я окажусь в итоге?

– В Дартморе, – любезно ответил доктор Фелл. Он, похоже, наслаждался происходящим. – Почему он решил вас «сдать с потрохами», как вы выразились? Как вы считаете? – Он сонно покосился на Лэнгдона.

– Да ну! – Спинелли взмахнул рукой. – Выяснить это – ваше дело. Я вот хочу понять, с чего бы вам делать мне такое предложение. Я имею в виду предложение, которое сделал мне вон тот бравый парень. – Он мотнул головой в сторону инспектора Мерча. – Я предпочитаю не влипать в истории со всякими английскими легавыми, если этого можно избежать. Так и знайте.

Лэнгдон поднялся, покровительственно улыбаясь.

– Ах, право же, вы все неверно поняли, мистер Треверс. Будьте благоразумны. Для вашего же блага я советовал вам…

– А тебя, Лэнгдон, все мыслишка гнетет: «Что же ему известно?» Узнаешь, узнаешь… – перебил его Спинелли. – Так я о вашем предложении. Я вам выкладываю все, что у меня есть. За это мне не выдвигают обвинений в подделке документов и дают неделю, чтобы уехать из страны. Так?

– Не будьте идиотом! – сорвался на крик Лэнгдон, подавшись вперед.

– Что, жареным запахло? – ухмыльнулся Спинелли. – Я так и думал. «Что же ему известно?» Пораскинь мозгами, приятель.

Американец уселся напротив Лэнгдона. Настенная лампа находилась прямо над его головой, и на лице Спинелли залегли глубокие тени – под глазами, на скулах, под подбородком, зато волосы блестели, залитые светом. Поблескивали и его глаза.

И тут Спинелли, похоже, вспомнил, что ведет себя не совсем так, как полагалось бы воспитанному гостю, приехавшему из другой страны. Его манера держаться мгновенно изменилась, даже голос зазвучал иначе.

– Вы не возражаете, если я закурю? – осведомился он.

Его попытка вести себя подчеркнуто любезно провалилась, учитывая витавшие в комнате клубы сигаретного дыма. Спинелли это сразу же понял, и его это разозлило. Он закурил, картинно чиркнув спичкой.

– Так значит, вот как выглядят загородные имения в Англии. – Очевидно, это его замечание было искренним. Американец с любопытством осмотрел комнату. Казалось, он удивлен. – Не обижайтесь, но меня это разочаровывает. Во-он от той штуки, – он указал на одну из безвкусных картин с изображением Венеции, – у меня глаза кровоточат. Так-то. Вон ту подделку под Фрагонара, вон, над камином, не повесили бы у себя дома даже крестьяне в Арканзасе. Джентльмены, надеюсь, я оказался в правильном месте?

Но инспектору Мерчу было не до обсуждения картин.

– Не обращайте внимания и не отвлекайтесь от темы. Послушайте, – он нахмурился, – не стану скрывать, мне самому не нравится заключать с вами сделку. Это доктор Фелл предложил, а уговор есть уговор, да и перед Скотланд-Ярдом он отвечает. Учтите, сделка должна быть взаимовыгодной, и она состоится, только если вы убедите нас, что это не вы застрелили мистера Деппинга. Во-первых, мы хотим знать…

– Ерунда, инспектор! – беззлобно прервал его доктор Фелл. Он кивнул Спинелли, будто приглашая того говорить обо всем, что ему угодно. Затем доктор Фелл сложил руки на животе и чуть ли не с отеческой заботой обратился к американцу: – Вы совершенно правы, мистер Спинелли. Я имею в виду эти картины. Тем не менее на столе рядом с вами вы обнаружите произведение искусства, представляющее для нас намного больший интерес. Это карта, нарисованная акварелью. Что вы о ней думаете?

Спинелли опустил глаза. Он увидел карту с восемью мечами, и его оцепенение как рукой сняло.

– Черт побери! Таро, да? Где вы ее взяли?

– Узнаёте? Хорошо! Я и не надеялся. Я хотел спросить, занимались ли вы либо Деппинг тогда, когда вы его знали, псевдооккультизмом подобного рода. Полагаю, что он – да. Я видел на его полках книги по этой теме – Вирт, Эли Стар, Барлет, Папюс. Но никто не слышал о том, что он подобным увлекался, если… кхм… если он и правда увлекался.

– Питал к этому слабость, – не стал скрывать Спинелли. – Ко всему, что имеет отношение к загадочнейшим способам предсказания судьбы. Ему просто не нравилось признавать это. Вообще, все это делало его суеверным. И любимым его способом предсказания было гадание на картах Таро.

Инспектор Мерч потянулся к столу и взял свой блокнот.

– Таро? – переспросил он. – Что еще за Таро?

– Чтобы ответить на этот вопрос, друг мой, со всей полнотой, – покосившись на карту, провозгласил доктор Фелл, – мне придется посвятить вас в тайны теософии, и даже после этого объяснение останется непостижимым для примитивного разума – включая мой собственный. Вы можете составить себе представление об их скромном предназначении исходя из того, что о них говорят. Карты Таро позволяют проникнуть в мир идей и принципов и постичь законы эволюции феноменов. Это зеркало Вселенной, символически воплощающее тройственную теогоническую, андрогоническую и космогоническую теорию древних магов, двойственность постепенного воплощения или развития Божественного Разума и постепенного же разбожествления материи, что является основой теософских…

– Простите, сэр, – тяжело вздохнул Мерч, – но я не могу все это записать. Если бы вы выражались хоть немного понятнее…

– К сожалению, это невозможно, – сказал доктор. – Будь я проклят, если сам знаю, что это значит. Я процитировал вам объяснение просто потому, что мне нравится, как оно звучит. Хм. По мнению некоторых, Таро это, in summo gradu[17]17
  В конечном итоге (лат.).


[Закрыть], ключ к механизму Вселенной… По сути, это колода из семидесяти восьми карт со странными и пугающими изображениями. Они используются не как обычные игральные карты, но только, как выразился мистер Спинелли, в качестве загадочнейшего способа предсказания судьбы.

Мерч явно испытал облегчение.

– А-а, – заинтересованно протянул он. – Гадание на картах? Да, знаю, сам таким занимался. Кузина моей жены часто нам гадает. И на чайных листьях тоже. И поверьте, сэр, – добавил он, понизив голос, – каждый раз в точку попадает.

Инспектор виновато замолчал.

– Не извиняйтесь. – На лице доктора Фелла появилось то же виноватое выражение. – Я и сам, как сказал мистер Спинелли, питаю слабость к таким вещам. Никогда не мог пройти мимо гадателя по руке или гадалки с волшебным шаром. Хмммф. Ничего не могу поделать, – вздохнул он. – Хотя я в это и не верю, все равно не могу удержаться от того, чтобы не узнать свое будущее. Вот так и вышло, что я знаю о Таро.

Спинелли растянул губы в сардонической ухмылке и издал смешок.

– Вы что, идиот? – спросил он. – Смехота. Ну что ж, живи и учись. Гадание, надо же… – Он снова хмыкнул.

– Колода Таро, инспектор, – спокойно продолжил доктор Фелл, – предположительно впервые возникла в Египте. Но эта карта из французской колоды Таро, появившейся во времена Карла VI и изобретения игральных карт. Из семидесяти восьми карт двадцать две называют старшими арканами, а пятьдесят шесть – младшими арканами. Такая колода – большая редкость, и даже знают о ней не многие. Низшие арканы делятся на четыре масти, как трефы, бубны, черви и пики, но тут они зовутся…

– Жезлы, кубки, монеты и мечи, – подсказал Спинелли, разглядывая свои ногти. – Но я вот что хочу знать: где вы взяли эту карту? У Деппинга?

Подобрав карту, доктор Фелл продолжил:

– У каждой карты есть свое значение. Не стану останавливаться на методах гадания, но вот значение будет вам интересно… Ответ за ответ, мистер Спинелли. У Деппинга была колода Таро?

– Была. Он сам нарисовал эскизы, по картинкам чьим-то. И заплатил около тысячи, чтобы ее напечатали. Но эта карта не из нее… Разве что он нарисовал еще одну колоду. Откуда вы ее взяли?

– У нас есть основания полагать, что ее оставил убийца – как некий символ. Кто знает, что за магия сокрыта в глуши Глостершира? – задумчиво протянул доктор Фелл.

Спинелли смотрел прямо перед собой. На мгновение Хью Доновану показалось, что тот что-то видит. Но затем американец лишь усмехнулся вновь.

– И что значит эта карта? – требовательно спросил Мерч.

– Вы скажите ему. – Доктор Фелл вытянул руку с картой вперед.

Спинелли с напускной торжественностью окинул взглядом сначала одного, затем второго собеседника.

– Конечно, джентльмены, я могу вам сказать. Она значит: «Он получил, что ему причиталось». Восьмерка мечей – «приговор правосудия». Она указала на него, и, видит Бог, он это заслужил.

Глава 13
Бронежилет

Вновь все они погрузились в свои мысли. Казалось, что каждое новое открытие заставляло расследование двигаться в совершенно ином направлении – будто ящик фокусника открывался только лишь для того, чтобы в нем обнаружился следующий ящик. В библиотеке становилось жарко и душно. Где-то в доме начали бить часы. Они отбили девять ударов, прежде чем доктор Фелл заговорил снова:

– Это мы выяснили. Очень хорошо. Теперь расскажите, что вам известно о самом Деппинге и что случилось прошлой ночью.

– Как ваш адвокат, мистер Треверс… – начал Лэнгдон.

«Он внезапно вмешался в разговор с такой решимостью, с какой в холодный день выскакивают из-под одеяла», – подумалось Хью. Впрочем, такое сравнение было не очень удачным – Лэнгдон весь вспотел.

– Как ваш адвокат, я настаиваю, чтобы мы поговорили наедине, прежде чем вы совершите необдуманное…

Спинелли посмотрел на него.

– Да пошел ты к черту, – мстительно прошипел американец, подавшись вперед. – Что, нервишки пошаливают, аж взмок весь, а? Ну-ну. Я могу все вам рассказать парой слов, – продолжил он, вновь расслабившись. – Ник Деппинг – тогда он не звал себя Септимом – был самой скользкой тварью, которую когда-либо порождала Англия. Бога ради, но мозги у него были на месте, это следует признать. Он приехал в Штаты лет восемь-девять назад, хотел сколотить состояние, как многие британцы; он все продумал и решил, что лучше всего обучить бандитов на родине рэкета парочке-другой новых приемчиков. Не знаю, как он вышел на Джета Мэйфри. Мэйфри тогда был обычным мальчиком на побегушках, шестеркой, которых на доллар десяток, шатался по подпольным барам и, бывало, мог найти пару громил, чтобы выполнить для кого-то грязную работенку, но на том и все. Короче, говорю вам, это за счет Деппинга Мэйфри поднялся, точняк. Деппинг приехал в Нью-Йорк и околачивался в барах, пока не нашел нужного человека, и через год… – Спинелли взмахнул рукой. – Я не говорю о подпольной выпивке, понимаете – это так, мелочь. Я говорю о крышевании, политических интригах, мошенничестве, шантаже. Господи Иисусе, он такое проворачивал, что никто другой и в миллион лет не додумался бы! И ловко работал – без стволов, только если иначе никак, но даже тогда это не походило на разборки банд. «Зачем светиться? – говорил он. – Подставим кого-нибудь другого». У него был целый синдикат – двадцать две женщины работали на него в гостиницах, караулили мужиков, чтобы потом шантажировать. «Игра в барсука» это зовется. Помощник окружного прокурора начал разнюхивать. Ник Деппинг отравил его и обставил все так, будто это его жена сделала, – и жена отправилась на электрический стул. – Спинелли откинулся на стуле и закурил – казалось, он восхищается Деппингом. – Смекаете? Он проворачивал мелкие делишки, с которыми не хотели возиться большие боссы. Он никогда не пытался с ними тягаться, и те не обращали на него внимания. Например, вымогательство. Так мы с ним столкнулись. Я отказался к нему присоединяться. И что же? Загремел в тюрягу на три года, все из-за него. – Он закашлялся дымом и протер слезящиеся глаза.

Короткие баки встопорщились, тонкая линия усов изогнулась, ноздри раздувались – Спинелли был вне себя от ярости. Словно вся его злость сконцентрировалась, ядом проникла в его тело и пробрала дрожью, пока он сидел на этом диванчике.

– Ладно, – сухо сказал американец, взяв себя в руки и вспомнив о манерах. – Это уже в прошлом. Я лишь думал – странно повстречать этого старика. Он выглядел и изъяснялся, как профессор колледжа, если не был пьян. Я говорил с ним, когда мы в первый раз встретились, – мне было любопытно. У него была квартира на востоке Шестидесятой авеню, вся заставленная книгами, и, когда я пришел, он сидел за столом с бутылкой водки и колодой карт Таро… – Спинелли закашлялся.

– Не торопитесь, – тихо сказал доктор Фелл. Его глаза на мгновение приоткрылись. – Здесь есть уборная, может, хотите… хмф… отлучиться на минуту-другую, а?

Спинелли поднялся. Повинуясь жесту доктора Фелла, озадаченный инспектор Мерч встал у двери. После того как Спинелли вышел, Фелл окинул взглядом присутствующих в повисшей тишине. Затем он взял карандаш, приставил острие грифеля к руке и сделал жест, будто вводит себе какой-то препарат.

– Оставьте его в покое, – хрипло сказал Фелл. – Скоро он вернется.

Все это время епископ сидел, закрыв лицо руками.

– Это отвратительно, – сказал он, поднявшись. – Я… Я никогда не думал…

– Да, – сказал Фелл, – неприятное зрелище, правда? Не то что смотреть на преступников, заключенных за решетку, уже отмеченных приговором, отделенных от вас стеклом. Это все равно, что читать латинские названия видов на табличках в зоопарке, когда вы стоите за пределами вольера, зажимая нос платком. Я знаю об этих ощущениях по собственному опыту. Выяснил это много лет назад – так уж вышло, что пришлось расплачиваться за свои грехи. Но должен сказать вам, что вы никогда не сумеете проникнуть в суть преступления, пока не сможете искренне сказать: «Кабы не милость Божия, шел бы так и я»[18]18
  Доктор Фелл цитирует слова английского мученика Джона Брэдфорда, сказанные при виде преступника.


[Закрыть].

Мистер Тесей Лэнгдон вновь вмешался в разговор, вскочив, – на этот раз с куда большей уверенностью.

– Прекратите! – с пылом сказал он. – Боюсь, я вынужден настоять на том, что вы не можете в данный момент доверять словам моего клиента. Если вы позволите мне поговорить с ним наедине, что является моей прерогативой…

– Сядьте, – громыхнул доктор Фелл. Он сделал лишь короткое движение карандашом, но Лэнгдон повиновался.

Когда Спинелли вернулся, он казался спокойным и удовлетворенным, хотя плечо его подергивалось в тике. Он с улыбкой оглядел присутствующих, извинился и с некоторой нарочитой театральностью опустился в кресло. Затем он продолжил:

– Я… ха-ха… рассказывал о том, как впервые увидел бедолагу Ника Деппинга. Он сказал: «Говорят, ты парень образованный. Что-то не похоже на то, но присаживайся». Так вот мы и познакомились, и, поверьте мне на слово, я неплохо его знал. Я присоединился к его организации…

– Погодите-ка, – прервал его доктор Фелл. – Вы только что говорили, что отказались.

Спинелли ухмыльнулся.

– О, я-то присоединился, но у меня были кое-какие делишки на стороне. Слушайте! Я до сих пор думаю, что я такой же умный, как он, – да, и такой же образованный тоже, бога ради, хотя вы, болваны, мне не поверите… – Когда он подкуривал очередную сигарету, его запястье угрожающе дернулось. – Не важно. Деппинг об этих моих делишках узнал, и я отправился за решетку. Но до этого мы с ним частенько говорили обо всем, что касается книг, и я гадал ему на этой колоде Таро, пока у меня не стало получаться лучше, чем у него. Я ожидал, что он далеко пойдет. Деппинг, бывало, называл меня своим придворным астрологом. А однажды чуть не пристрелил меня по пьяни. Если бы не выпивка и не другая его слабость…

– Какая?

– Женщины. Он столько денег на них просаживал. Если бы не это… И все же, – сказал Спинелли, погрузившись в воспоминания, – он всерьез на них западал. Да и они на него. Я однажды сказал ему, после того как сам изрядно выпил: «Я как человек лучше тебя, Ник, Богом клянусь, это так. Но на меня они не западают. Дело в твоих деньгах». Однако на самом деле… – Спинелли взлохматил баки. – Я ненавидел эту старую крысу за то, что женщины и правда западали на него, только не признавали этого. На публике они притворялись, что смеются над ним. Но он завораживал их или что-то вроде того. Почему мне так не фартит? – едва ли не всхлипнул он. – Почему на меня они не западают? У него была даже эта дамочка из высшего общества с манерами, будто она с Парк-авеню, хотя она и жила на Девятой авеню, и они были вместе, пока он ее не бросил…

Спинелли осекся, будто вспомнив что-то, и посмотрел на Лэнгдона.

– Вы говорили о… – поторопил его доктор Фелл.

– Я говорил о том, – Спинелли глубоко вздохнул, – что меня упрятали за решетку. Но он купался в деньгах. Если бы он не швырялся ими, у него было бы шесть миллионов, а не жалких пятьдесят тысяч фунтов в ваших деньгах.

Доктор Фелл приоткрыл один глаз. Он задумчиво вздохнул, а затем осторожно спросил:

– Интересно, друг мой. А откуда вы знаете, что его наследство составляет пятьдесят тысяч фунтов?

Все замерли. Спинелли немигающим взглядом уставился на доктора. Через некоторое время он сказал:

– Пытаетесь подловить меня, да? Думаете, я не отвечу?

Его напряженное дыхание разносилось по всей комнате. Доктор Фелл поднял трость и ткнул ею в сторону американца.

– Хотел бы, друг мой, чтобы вы поняли: у нас достаточно доказательств, чтобы повесить вас за убийство Деппинга… Разве я не упоминал?

– Боже, нет! Вы сказали…

– Что я не стану предъявлять обвинений в подделке документов, вот и все.

– Вы блефуете. Этот вот ублюдок, – он кивнул на Мерча, – утром сказал мне, что я прошлой ночью был у Деппинга. А я не был. Покажите мне того слугу, который утверждает, мол, я приходил, и я докажу, что он лжет. Блефуете. И будь я проклят, если у вас что получится.

Доктор Фелл вздохнул.

– Боюсь, иначе вы не скажете. Поэтому боюсь, что вас все же повесят. Видите ли, есть доказательства, о которых инспектор Мерч забыл упомянуть. Мы не думаем, что вы были тем человеком, который позвонил в звонок и поднялся по лестнице. Улики говорят, что вы пришли к нему позже той же ночью во время бури – последовали за ним после того, как он попытался убить вас.

Спинелли вскочил.

– Бога ради, если какая-то гнида…

– Лучше вам послушать меня. Лично мне нет никакого дела до того, что с вами случится. Но если вам дорога голова на плечах… Вот так-то лучше.

Что-то пугающее было в том, как пристально доктор смотрел на Спинелли. Он вздохнул и продолжил:

– Когда вы сидели в Синг-Синге, Деппинг уехал из Штатов. Он устал от рэкета, устал от этой жизни – как позже он устал от издательского бизнеса. Он бросил Мэйфри и вернулся в Англию. – Доктор Фелл посмотрел на епископа. – Помните, епископ Донован, как вы утром упоминали, что Мэйфри пять лет назад внезапно растерял все свое влияние? Хмм, да. Думаю, Спинелли нам объяснил почему. Вы же, Спинелли… После того как вышли из тюрьмы, вы связались с Мэйфри, обнаружили, что он уже ничего из себя не представляет, и тоже бросили его. Весьма благоразумно с вашей стороны. Затем вы приехали в Англию…

– Слушай, ты, – Спинелли впился ногтями в ладонь, – если ты думаешь, что я приехал сюда за Деппингом, – если кто-то так думает, – так это ложь. Клянусь, это ложь. Я просто… в отпуске. Почему нет? Это была случайность. Я…

– Вот тут-то и начинаются странности, – задумчиво отметил доктор Фелл. – Думаю, это правда. Вы действительно совершенно случайно повстречали своего старого друга Деппинга, пока искали в Англии, где бы развернуться. Впрочем, вы, конечно, заблаговременно позаботились о том, чтобы обзавестись адвокатом на всякий случай. Кто-то порекомендовал вам того же адвоката, что и Деппингу, – что, в общем, вполне понятно… Мистер Лэнгдон вполне мог рассказать вам о Деппинге…

Спинелли скривился.

– Не бойтесь, уж он-то ничего не сказал. Я и представления не имел, что он крутит делишки с Деппингом, пока…

Он осекся. Они с доктором Феллом обменялись взглядами, будто могли читать мысли друг друга. Но доктор не стал давить. Тем более что возмутился Лэнгдон.

– Это… – воскликнул он, хватая ртом воздух. – Это возмутительно! Я этого не потерплю. Доктор Фелл, вынужден просить вас избавить меня от подобных разговоров. Я не могу продолжать сидеть и выслушивать оскорбления…