Текст книги "Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник)"

Джон Диксон Карр
Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика

Выражаем особую благодарность литературному агентству Synopsis Literary Agency за помощь в приобретении прав на публикацию этой книги

Переведено по изданию:

Carr J. D. Hag’s Nook: A Novel / John Dickson Carr. – Lyons: Rue Morgue Press, 2011. – 160 р.

Carr J. D. The Mad Hatter Mystery: A Novel / John Dickson Carr. – New York: Collier books, Macmillan Publishing Company, 1933. – 288 р.

Hag’s Nook © The Estate of Clarice M Carr, 1933

The Mad Hatter Mystery © The Estate of Clarice M Carr, 1933

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015

* * *

Ведьмино логово

Действующие лица

Доктор Гидеон Фелл – старый лексикограф, владеющий различной непроверенной, увлекательной и иногда бесполезной информацией и обладающий даром раскрывать самые невообразимые преступления.

Тед Рэмпол – молодой американец, только что окончивший колледж; гостит у Фелла.

Тимоти Старберт – хоть и умер три года назад, его присутствие ощущается на протяжении всего действия.

Мартин Старберт – недавно прибыл из Америки; если сумеет выполнить некоторые условия, станет наследником недвижимости в Чаттерхэме.

Дороти Старберт – его сестра.

Герберт Старберт – кузен Мартина, одинокий изобретатель; остается неясным, почему же он исчез в ночь убийства.

Мистер Пейн – адвокат Старбертов.

Томас Сондерс – пастор.

Бадж – дворецкий Старбертов, истинный англичанин.

Сэр Бенджамин Арнольд – местный констебль.

Доктор Маркли – местный врач.

Уилфред Деним. Может ли женщина по-настоящему любить человека по имени Уилфред?

Множество прислуги, полицейских и горожан.

Глава 1

Кабинет старого лексикографа протянулся вдоль его маленького дома. Это была низко расположенная – на несколько футов ниже уровня двери – комната; ее зарешеченные окна всегда находились в тени высокого тиса, через листву которого солнечный свет проникал лишь под вечер.

Что-то призрачное есть в сонной красоте английской местности: пышная темная трава, зелень садов, серые церковные шпили, белая луговая дорога… У американца, в памяти которого наверняка отложились лишь шумные автобаны, усеянные красными заправочными станциями и окутанные дорожным смогом, такой пейзаж будет вызывать только удовольствие. Здесь люди могут гулять даже по середине дороги, при этом не чувствуя никаких неудобств. Тед Рэмпол взглянул на солнце через зарешеченное окно, посмотрел на тусклые красные ягоды, поблескивавшие в зелени тиса, с тем чувством, которое свойственно ощущать путешественнику лишь на Британских островах. Восхищение древностью и волшебством земли, осмысленностью, значимостью реальности в окружающих его образах – все это можно назвать лишь одним словом – «счастье». Для Франции изменения – как мода, они не могут быть старше шляпки прошлого сезона. В Германии даже легенды работают как часы, словно движущиеся заводные куклы из Нюрнберга. Английская же земля кажется более древней, чем башни, обросшие плющом, будто бородой. Звон колоколов в сумерках доносится до нас, пройдя сквозь века; в безмолвии можно расслышать даже шаги призраков, а в лесах по-прежнему скрывается Робин Гуд.

Тед Рэмпол посмотрел на хозяина дома. Доктор Гидеон Фелл забивал табак в трубку, погрузившись в кожаное кресло. Он словно обдумывал то, что она, трубка, успела ему рассказать. Доктор Фелл был не так уж стар, однако, несомненно, стал неотъемлемой частью этой комнаты. Сама же она, по мнению постояльцев, которые в ней жили, запросто могла бы стать иллюстрацией к произведениям Диккенса. Большая комната казалась темной, может, из-за дубовых балок, а может, из-за закоптившейся от дыма штукатурки. Здесь также находились дубовые мавзолеи книжных полок (ощущалось дружественное отношение к фолиантам), а над ними, словно многочисленные грани алмаза, располагались окна. Хорошо чувствовался в этой резиденции книг запах пыльной кожи и старой бумаги.

Доктор Фелл астматически хрипел, набивая свою трубку. Он был очень крупного телосложения и обычно ходил, опираясь сразу на две трости. Под действием света, проникавшего из окон, его густая копна волос превращалась в факел и шевелилась, как военное знамя на ветру. Волосы вздымались над ним и словно указывали ему дорогу. Его большое круглое лицо, подернутое румянцем, то и дело расплывалось в улыбке, появлявшейся над его объемным подбородком. Искорки в его глазах можно было заметить невооруженным глазом. Фелл всегда надевал пенсне на черной ленте, и, когда его голова подавалась вперед, блеск глаз был особенно отчетливо виден над дужками очков; он мог быть как разъяренным, так и лукавым, а иной раз мог сочетать в себе оба эти качества.

«Вы обязательно должны навестить Фелла, – говорил Рэмполу профессор Мелсон, – во-первых, потому что это мой давний друг, а во-вторых, потому что он – живая легенда Англии. У него для вас найдется больше информации (как бесполезной, так и захватывающей), чем у кого бы то ни было из всех, кого я знаю. Он будет соблазнять вас напитками и едой, пока у вас не закружится голова. Он станет много говорить обо всем на свете, но по большей части о старой доброй Англии. Он любит живую музыку, мелодрамы, пиво и комедии – он потрясающий старик и непременно вам понравится». Тед не нашел причины отказаться.

Хозяином Фелл был гостеприимным и немного наивным, в нем не было и тени притворства, и уже буквально через каких-нибудь пять минут Рэмпол стал чувствовать себя как дома. Даже еще до того как приехал. Профессор Мелсон написал доктору Феллу о Рэмполе перед тем, как американец приплыл, и в ответ получил очень неразборчивое письмо, зато оно было украшено смешными рисунками и содержало в себе несколько стишков о сухом законе. Затем у них появился шанс встретиться в поезде, до приезда Рэмпола в Четтерхэм.

Четтерхэм, точнее Линкольншир, располагался в каких-нибудь двадцати милях от Лондона, неподалеку от Линкольна. Рэмпол сел в поезд, когда уже стемнело. Он был подавлен. Великолепный разноцветный Лондон с его жутким движением заставлял испытывать одиночество. Это было то одиночество, которое чувствуешь на грязных, закопченных сажей станциях, где все гремит, где от снующих и вечно спешащих пассажиров кружится голова. И зал ожидания, и пассажиры, забредшие сюда, чтобы выпить чего-нибудь в ожидании поезда, казались крайне потрепанными. В тусклом свете огней эти люди выглядели убого, словно были одеты в поношенное белье.

Тед Рэмпол, только что окончивший колледж, боялся показаться излишне провинциальным. При этом он уже успел немало попутешествовать по Европе, но только под чутким родительским руководством, не отклоняясь от заранее намеченного плана. Путешествия эти он вспоминал как бесконечную череду почтовых открыток и всевозможных лекций. Оставшись один, Тед испытывал подавленность и смущение. С ужасом он понял, что сравнивает этот вокзал (не в его пользу) с Центральным – такие сравнения, по мнению лучших американских писателей, были грехом.

Эх, а ну его все к черту!

Он ухмыльнулся, покупая в магазине роман в дорогу, и направился к своему поезду. Тед всегда испытывал затруднения с тем, чтобы разобраться в этом бесчисленном количестве всевозможных монет. Чтобы набрать нужную сумму, требовалось немало усилий, что напоминало собирание пазла: это нельзя было сделать быстро. Поэтому процесс расчета пугал его – Теду казалось, что если в этот момент он замешкается, то покажется глупым, и он рассчитывался банкнотой, даже если платеж был ничтожным, но тем самым он избавлялся от необходимости считать мелочь. В результате он был настолько обременен ею, что при каждом его шаге она отчаянно звенела.

Это же произошло, когда он столкнулся с девушкой в сером. Он в буквальном смысле налетел на нее. При этом Тед почувствовал неловкость: он звенел, словно передвижной кассовый аппарат. Он старался держать руки в карманах, сжимая мелочь в кулаках, и при этом двигался, как ему казалось, будто краб, – весь был настолько поглощен этим, что уже не видел, куда идет. И тут он со странным стуком с кем-то столкнулся и услышал над плечом возглас «ой!».

Его карманы опустели. Тед услышал звон мелочи, посыпавшейся на деревянную платформу. Покраснев как рак, он понял, что сжимает маленькие ручки девушки, а прямо перед ним находится ее лицо. Если бы он был в состоянии хоть что-то произнести в этот момент, то это было бы «с ума сойти!». Преодолев шок, Тед посмотрел ей в лицо. Выхваченное из темноты светом вагона первого класса, у которого они стояли, ее лицо выглядело хрупким, а брови были слегка приподняты. Как будто она, глумясь, смотрела на него издали, но при этом в изгибе ее губ читалась симпатия. Небрежно, кокетливо надетая шапочка на черных блестящих волосах придавала девушке немного комичный вид, темно-синие глаза казались почти черными. Хотя воротник серого пальто был приподнят, можно было легко различить мимику ее рта.

Некоторое время она стояла в нерешительности. Затем сквозь смех сказала:

– Вы, по-видимому, богаты… Не хотите ли отпустить мои руки?

Он сообразил, что вокруг разбросаны его деньги, и быстро отступил на шаг.

– Боже мой! Мне так жаль! Я такой неуклюжий. Я… Вы ничего не уронили?

– Кажется, кошелек и книгу.

Он нагнулся, чтобы подобрать упавшие вещи.

Даже позже, когда поезд уже уносил его сквозь тьму прохладной ночи, он не мог припомнить, с чего начался этот разговор. Едва различимый силуэт поезда, пропахшего сажей, грохот багажных тележек, казалось, не создавали идеальной атмосферы для беседы, но, похоже, все сложилось хорошо. Ничего запоминающегося вроде бы не было сказано. Пожалуй, даже наоборот. Они просто стояли и обменивались фразами, но в голове у Рэмпола все пело. Тед даже сделал открытие, что книга, купленная им только что, и книга, которую он выбил из рук девушки, написаны одним автором. Так как им был Эдгар Уоллес[1]1
  Эдгар Уоллес (1875–1932) – весьма плодовитый английский писатель, драматург, киносценарист, журналист.


[Закрыть], подобное совпадение не могло ошеломить обывателя, но наш герой придал этому большое значение. Он отчаянно пытался сосредоточиться на теме разговора, но каждый раз ему казалось, что девушка вот-вот может уйти. Он слыхал, какими высокомерными и неприступными могут выглядеть англичанки, и решил, что она общается с ним, по-видимому, лишь из вежливости. Но в ней, а вернее в ее темно-синих глазах было что-то такое, что характеризовало ее с лучшей стороны. Она стояла, по-мужски опершись на стену вагона, сунув руки в карманы серого пальто, и эта мужская поза контрастировала с ее маленькой фигуркой и милой улыбкой. У него вдруг сложилось впечатление, что она тоже, как и он, одинока…

Тед сказал, что едет в Четтерхэм, и поинтересовался, где ее багаж. Девушка выпрямилась. Откуда-то возникла тень. Неуверенным гортанным голосом она ответила:

– Все вещи у брата. – Вновь колебание. – Он, скорее всего, не успеет на поезд. Вот и гудок. Вам лучше поскорее сесть в вагон.

Гудок и вправду отчаянно надрывался, и кроме него ничего нельзя было услышать. У Теда возникло ощущение, будто что-то с силой вырывают у него из рук. Двигатель, словно игрушечный, начал пыхтеть и возмущаться, вокзал стал исчезать вместе с огнями.

– Послушайте! – громко обратился он к ней. – Если вы поедете на следующем поезде…

– Вам лучше поторопиться!

Рэмпол словно сошел с ума, как тот гудок. Он ринулся к ней, крича:

– К черту поезд! Я могу уехать на следующем. И вообще, мне толком некуда ехать. Я…

Она повысила голос. Он даже разглядел на ее лице светлую, но ироничную улыбку.

– Глупый! Я тоже еду в Четтерхэм. Я думаю, что там мы сможем увидеться. Езжайте!

– Вы уверены?

– Конечно.

– Эм… Ну тогда ладно. Понимаете…

Но она жестом указала ему на поезд, и он успел вскочить в него, когда тот уже тронулся. Тед высунулся из окна в проходе, пытаясь вновь увидеть ее силуэт или расслышать голос. И этот же голос он уловил совершенно явственно. Голос сказал: «Если увидите призраков, оставьте их для меня».

Что за черт! Рэмпол рассматривал стоящие вагоны, наблюдал за огнями вокзала, которые вздрагивали в такт поезду, и думал над этой последней фразой. Не то чтобы слова его встревожили, но казались какими-то бессмысленными. По-другому и не скажешь. Можно ли их расценить как шутку? Или это какой-то фразеологизм и под «призраком» нужно понимать, к примеру, малину или нечто столь же тривиальное? В один момент его шея покрылась испариной. Нет, к черту! Это необъяснимо.

Проводник, который в этот момент проходил по коридору, обратил внимание на юнца, по всей видимости, американского происхождения, который, высунув голову в окно, жадно вдыхал едкую гарь железной дороги, словно это был горный воздух.

Постепенно нехорошее предчувствие исчезло. В этом маленьком, почти пустом пошатывающемся поезде он чувствовал себя так, словно плыл в скоростной лодке. И Лондон перестал казаться таким большим и могущественным, и сельская местность уже не ассоциировалась с одиночеством. Он успел выпить крепкого ликера и обрести близкого человека на этой странной земле.

Багаж? Он замер на минуту, однако припомнил, что носильщик внес его багаж в поезд, неизвестно, правда, в какой вагон. Ну, все равно хорошо. Под его ногами пол словно вибрировал – поезд несся вперед и трясся, оставляя за собой шлейф звука паровозного свистка. Приключения как будто бы уже начались. «Если увидите призраков, оставьте их для меня». Хриплый голос, который может принадлежать человеку, стоящему на цыпочках и проплывающему вдоль платформы…

Если бы она была американкой, он мог бы спросить, как ее зовут. Если бы она была американкой… Вдруг он осознал, что не хочет видеть в ней американку. Широко посаженные синие глаза, лицо чуть шире, чем принято считать красивым, улыбающийся красный рот – все в ней было несколько экзотичным и при этом абсолютно англо-саксонским, как надежные кирпичные стены Уайтхолла. Ему нравилось, как она произносила слова, как бы с издевкой. Она выглядела свежей и чистой, словно жители сельской местности. Рэмпол отвернулся от окна, ему захотелось подтянуться в дверном проеме. Он уже было собрался так и поступить, но вдруг взгляд его упал на мрачного джентльмена с большой курительной трубкой, в спортивной шапке, натянутой на одно ухо наподобие берета. Сидя у окна, тот задумчиво и отрешенно уставился вдаль. Мужчина выглядел в точности как комический персонаж – типичный англичанин. Рэмпол даже представил, как тот запричитал бы: «Что случилось? Что случилось? Что случилось?» – если бы Тед все-таки подтянулся.

Американец прекрасно запомнил этого человека. Уже через мгновение Тед понял, что очень хочет есть и был бы не прочь выпить. Впереди, как он помнил, должен находиться вагон-ресторан. Его багаж был где-то в вагоне для курящих, и Тед стал прокладывать себе дорогу по узкому коридору. Сейчас поезд, издавая гудки, двигался вдоль окраин города в расщелине между двумя подсвеченными стенами. Для Рэмпола стало сюрпризом, что ресторан оказался забит под завязку. В воздухе висел тяжелый запах пива и масла. Сев за столик напротив другого посетителя, он обратил внимание на крошки и пятна на скатерти, но потом вновь упрекнул себя в провинциальности. Столик трясло вместе с поездом, никель и полированное дерево отражали свет, а Тед искоса наблюдал за тем, как его сосед потягивает «Гиннесс» из большого бокала, погружая в него усы. Глотнув из стакана пиво и поставив его на место, сосед заговорил.

– Добрый вечер, – сказал он приветливо. – Вы, по-видимому, Рэмпол?

Если бы он сказал: «Вы приехали из Афганистана, не правда ли» – Тед не так удивился бы.

Теперь Рэмпол выглядел напуганным. Собеседник неистово засмеялся, а несколько его подбородков затряслись в такт. «Хе-хе-хе» – у него был заразительный смех злодея из спектакля. Его маленькие глазки сияли поверх очков, висевших на широкой черной ленте. Крупное лицо уже стало румяным, шевелюра периодически содрогалась – то ли от его же смеха, то ли от тряски поезда, то ли от всего вместе. Наконец он протянул руку.

– Я, собственно, Гидеон Фелл. Боб Мелсон написал мне о вас, и, как только вы вошли, я тотчас же вас узнал. Да и почему бы нам не выпить бутылочку вина по этому случаю? Даже две бутылки. Одну – для вас, а другую – для меня, вы ведь не станете возражать? Ха-ха-ха! Официант!

У него был властный вид, и покачивался он в кресле, как барон.

– Моя жена, – продолжал доктор Фелл после того, как сделал заказ, которому мог бы позавидовать Гаргантюа, – никогда мне не простила бы, если бы мы разминулись. У нее и так хлопот полон рот: в спальне штукатурка осыпается с потолка, плюс к тому же проблемы с поливалкой для газона, пастор, зашедший к нам, вместо того чтобы ее починить, просто окатил водой мою жену. Ха-хах! Давайте выпьем. Я, правда, не знаю, что это за вино, и, признаться, никогда даже не спрашиваю об этом. С меня достаточно уже того, что это вино.

– Ваше здоровье, сэр.

– Спасибо, мой мальчик. Позвольте мне, – возразил доктор. Он, видимо, собрался сказать что-то важное, озвучить что-нибудь из своих воспоминаний о пребывании в Америке. – Впрочем, ладно. Хах. Значит, вы любимый ассистент Боба Мелсона, не так ли? Припоминаю, вы занимаетесь историей Англии. Планируете стать доктором философии, а затем преподавать?

Рэмпол вдруг почувствовал себя молодым и глупым, хотя взгляд у доктора был добрый. Тед пролепетал что-то нечленораздельное.

– Отлично, – продолжал доктор. – Боб хвалил вас, но сказал, что вы очень впечатлительны. Именно так. Эмм, а я вот возразил, что вам нужно испытать славу. Когда я преподавал в Хаверфорте, мои подопечные, может, и не отличались величайшими познаниями по истории Англии, зато они были в восторге от лекций, в особенности от тех моментов, когда описывались сражения. Я помню, – доктор говорил, а его огромное лицо сияло, словно подсвеченное вечерним солнцем, – как учил их петь застольную песню армии Годфрида Бульонского времен первого крестового похода 1187 года, я сам им подпевал. Они же пели со мной и притоптывали в такт ногами. Но тут вошел странноватый профессор математики, запустив руку в свои волосы. Войдя, он сказал нам (на редкость сдержанный парень), чтобы мы, по возможности, не топали так уж сильно по полу, а то у него, видите ли, там, этажом ниже, доска упала. «Это неприлично, – сказал он. И закряхтел: – Пфф, пффф, кхм». – «Не совсем так, – ответил я, – это “Laus Vini Exercitus Crucis”». – «Черта с два, – сказал он, – вы думаете, я не знаю? “Мы не придем домой до утра”». И мне пришлось разложить ему все по полочкам… Привет, Пейн! – прогремел доктор, махая кому-то салфеткой.

Рэмпол оглянулся и узнал мужчину с трубкой, которого впервые увидел в коридоре своего вагона. На нем уже не было шапки, поэтому обнажился гладко выбритый череп с остатками белых волос, лицо же его казалось вытянутым и коричневым. Он с трудом сохранял равновесие, пошатываясь, выбирал место, куда присесть. Затем остановился у столика и пробурчал что-то невнятное.

– Мистер Пейн, мистер Рэмпол, – представил собеседников Фелл. Пейн перевел взгляд на американца, при этом белки его глаз как бы сверкнули, выразив подозрение.

– Мистер Пейн – наш местный четтерхэмский советник, – пояснил доктор. – Я говорю, Пейн, где ваши люди? Я хотел бы, чтобы юный Старберт пропустил с нами бокальчик-другой.

Тонкая рука Пейна погладила подбородок. Его голос оказался сухим и с хрипотцой, можно было подумать, что каждое слово ему дается с трудом.

– Не прибыли, – ответил коротко тот.

– Эмм. Хех. Не прибыли?

Рэмполу казалось, что от тряски поезда кости Пейна могут попросту рассыпаться. Тот моргнул и продолжил массировать подбородок.

– Нет. Я полагаю, – вновь заговорил Пейн и показал на бутылку вина, – что они уже слишком пьяны. Пожалуй, мистер… эмм… Рэмпол сможет рассказать вам больше. Я уверен, что он и часа не продержался бы в Ведьмином Логове, мне тяжело это представить. Все эти суеверия, связанные с тюрьмой, заставят его держаться подальше. Хотя, конечно, еще не время.

Это, по мнению Рэмпола, было наибольшей чушью из всего, что он когда-либо слышал. «Час в Ведьмином Логове». «Суеверия, связанные с тюрьмой». Да еще этот странный коричневый мужчина с морщинками вокруг носа и бегающими глазами. Взгляд у него такой отрешенный, словно он смотрит не на собеседника, а в окно. Американец почувствовал хмель от вина. Что же это все, черт возьми, может значить?

Он извинился и отодвинул от себя стакан.

Вновь раздался хриплый голос Пейна:

– Я, конечно, могу ошибаться. Но мне кажется, что я видел, как вы беседовали с сестрой мистера Старберта до отправления поезда. Я прав?

– Да, это так, сэр, – ответил американец, сразу чувствуя комок в горле. Он попытался выкрутиться: – Но я не знаком с мистером Старбертом лично.

– А! – воскликнул Пейн. – Ну ладно.

Рэмпол видел, как маленькие пытливые глазки Фелла цепко впились в Пейна, пристально его рассматривая.

– Скажите, Пейн, – отозвался доктор, – он боится встретить кого-нибудь из повешенных, правда?

– Нет, – ответил Пейн. – Простите, джентльмены, но я должен идти обедать.