Текст книги "Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник)"

Глава 6

Дворецкий, мистер Бадж, проводил свой обычный день в замке, проверяя, надежно ли закрыты все окна, перед тем как лечь в роскошную одноместную кровать. Он и так знал, что они хорошо закрыты, просто проделывал одну и ту же процедуру каждый день на протяжении пятнадцати лет и будет продолжать этим заниматься, пока этот дом из красного кирпича не упадет или не будет захвачен американцами, что, по мнению его жены, миссис Бадж, обладавшей на редкость грубым голосом, было наиболее вероятным развитием событий. Тем не менее мистер Бадж с большой осторожностью относился к подобным пророчествам домохозяек. Он словно чувствовал, что, как только он отвернется, той или иной горничной непременно приспичит пробежаться по зданию и нарочно открыть все окна, чтобы какой-нибудь бродяга мог попасть вовнутрь. Его воображение всегда рисовало перед ним картины ограбления. Проходя по лестнице через галерею с лампой в руках, он был особенно осторожен. Собирался дождь, и на душе у него было как-то тяжело. Его совершенно не беспокоило грядущее бдение молодого человека в комнате надзирателя. Это была традиция, сродни той, когда люди идут на войну защищать свою страну, если ей угрожает враг. Война, как известно, подвергает вас серьезной опасности, но сделать с этим ничего нельзя. Мистер Бадж был рассудительным человеком. Он знал, что существуют злые духи, как знал и то, что существуют, например, жабы, летучие мыши или другие малоприятные обитатели планеты. Но он сознавал и то, что о духах уже не так много говорят в наше время, и это понятно, ведь сейчас даже у горничных уйма времени. Это очень отличалось от тех времен, когда работал его отец. Его нынешний хозяин больше беспокоился о том, чтобы в библиотеке поддерживался огонь, когда он будет там находиться, его тарелка была полна сэндвичей, а графин постоянно наполнен виски.

Нет, мистера Баджа одолевали гораздо более серьезные заботы. Когда он дошел до середины галереи, обшитой дубом, где висели портреты, он, как обычно, остановился и подсветил лампой портрет старого Энтони. Художник XVIII века изобразил Энтони в черном, сидящим за столом, под рукой тот держал череп. У Баджа волосы все еще были в порядке, он был хорошо сложен. Несмотря на историю жизни первого надзирателя, Бадж в этой тщедушной фигуре улавливал сходство с собой и, гордо проходя мимо портрета, поглядывал на изображение. Никто не знал его маленькой тайны, а заключалась она в том, что он всегда плакал, когда просматривал понравившиеся фильмы. Однажды в Линкольне он даже на несколько лишил дней сна миссис Терпон, жену химика, когда та застала его в неприглядном виде во время просмотра американского фильма «Назад, на Восток».

Ему вспомнилось кое-что. Закончив наверху, он гордо прошествовал вниз по лестнице. В передней комнате газ горел хорошо, хотя в левой части – чуть хуже. Он не мог себе представить, что в один прекрасный день здесь появится электричество! Еще одна американская штучка. Вот, например, мистер Мартин уже испорчен янки. Всегда злится, хотя при этом все равно остается джентльменом, пока не начнет нести чушь о барах и напитках, названных в честь пиратов, или джине, который годится только для старых дам или пьяниц. А этот его револьвер, а тот пират, Том Коллинз, если не ошибаюсь, или другой пират, Джон Сильвер? Или то, что называют «коляской»…

Коляска. Она ассоциировалась у него с мотоциклом мистера Герберта. Он почувствовал беспокойство.

– Бадж, – донесся голос из библиотеки.

Лицо дворецкого по привычке вновь стало безмятежным, отсутствующим. Оставив лампу на столе в холле, он спустился в библиотеку, чтобы увериться, действительно ли его звали.

– Я вам нужен, мисс Дороти? – спросил он невозмутимо.

Даже несмотря на то, что его мысли были чисты, Бадж не мог не отметить одного поразительного (почти шокирующего) факта. Сейф был открыт. Он прекрасно различал это место: за портретом мистера Тимоти, его последнего хозяина. За последние пятнадцать лет Бадж ни разу не видел дверцу открытой. Дворецкий заметил это еще до того, как по привычке проверил, есть ли в камине дрова. Мисс Дороти сидела в одном из больших кресел с бумагой в руках.

– Бадж, – сказала она, – вы не попросите мистера Герберта спуститься?

Минута сомнения.

– Мистера Герберта нет в его комнате, мисс Дороти.

– Пожалуйста, не могли бы вы его найти?

– Я уверен, что его нет в доме, – ответил Бадж так, словно был погружен в какие-то собственные проблемы, требовавшие срочного решения.

Она положила бумагу на колени.

– Что вы имеете в виду?

– Эмм… Думаю, он ушел.

– Боже мой, нет! Куда он собирался?

– Просто я по поручению оказался в его комнате сразу после обеда, а он паковал свою маленькую сумку.

Бадж вновь замешкался. Он чувствовал беспокойство, потому что лицо хозяйки выражало странные эмоции. Она поднялась.

– Когда он вышел из дома?

Бадж глянул на часы. Они показывали 11:45.

– Я не уверен, мисс Дороти, – сказал он. – Сразу после обеда, как мне кажется. Он уехал на мотоцикле. Мистер Мартин попросил меня дать ему электрический фонарь, чтобы ему было… эмм… безопаснее в пути. Вот почему я сделал вывод, что мистер Герберт уезжает. Я вышел, чтобы отсоединить фонарь, и… он проехал мимо меня.

(Странно, что мисс Дороти так восприняла это! Конечно, у нее имелся повод для волнения: мистер Герберт уехал, не сказав ни слова, а сейф был открыт впервые за 15 лет, но ему не нравилось то, что она не скрывала своего расстройства. Бадж ощущал примерно то же, что когда-то чувствовал, подглядывая в замочную скважину… Но тут он прогнал юношеские воспоминания.)

– Странно, что я не видела его, – сказала она, в упор глядя на дворецкого. – Я сидела на лужайке по крайней мере час после обеда.

Бадж закашлялся.

– Я хотел сказать, мисс Дороти, что он проехал через пастбище прямо к охотничьему лугу. Я заметил это, так как некоторое время искал нужный фонарь для мистера Мартина, и увидел тогда, как он сворачивал.

– Ты сказал мистеру Мартину об этом?

Бадж с легкой обидой посмотрел на нее.

– Нет, мисс Дороти, – ответил он, словно делал выговор. – Я отдал ему фонарь, как вы знаете, но считаю, что не мое дело объяснять…

– Спасибо вам, Бадж. Вам не стоит дожидаться мистера Мартина.

Дворецкий склонил голову, краем глаза проверил, на своих ли местах сэндвичи и виски, а затем ушел. Он снова не мог подобрать слов, будто глотка была затянута поясом. Теперь он опять мистер Бадж. Какая-то хозяйка странная! Он хотел назвать ее дерзкой, но это слово все-таки показалось немного обидным. Что-то жесткое и опасное таилось в ее осанке и холодном взгляде. Никаких сантиментов. Никакого… сердца. Он помнил, как она росла… Давайте посмотрим: в апреле ей исполнился 21 год, то есть он знал ее с шести лет. Когда она была ребенком, ее нельзя было назвать высокомерной или сомневающейся в своих поступках, как мистер Мартин. Ее нельзя было назвать благодарной или внимательной, как мистер Герберт, в ней было что-то странное…

Гром грохотал все чаще. Бадж отметил это про себя. Вспышки молнии проникали даже в самые темные уголки дома. Как здорово, что он зажег огонь! Осталось только завести старые настенные часы, прослужившие уже не одно поколение. Исправляя упущение, он продолжал думать о том, каким ребенком была мисс Дороти. Все всплыло в его памяти: обеденный стол, он на заднем плане, тогда еще хозяин и хозяйка были живы. В Олдхэме Мартин и Герберт играли в саду с другими детьми в «войну». В разговоре за обедом Мартин попрекал кузена тем, что тот не смог взобраться на самый высокий клен, чтобы сидеть там в дозоре. Он всегда был лидером, тогда как Герберт покорно плелся за ним. В тот раз он отказался быть ведомым. «Я туда не полезу! – повторил он за столом. – Те ветки сухие».

– Все правильно, Берт, – сказала хозяйка нежным голосом. – Запомни: даже на войне нужно быть осторожным.

Маленькая мисс Дороти, до этого все время молчавшая, тогда неожиданно всех ошеломила. Она очень категорично заявила: «Когда я вырасту, то замуж выйду за человека, который не знает, что такое осторожность» – и посмотрела на всех со злостью. Хозяйка ей возразила, а хозяин, как всегда, лишь скупо и некрасиво усмехнулся; странно подумать, что сейчас…

Сейчас шел дождь. Когда дворецкий закончил заводить часы, те начали бить. Бадж отстраненно уставился на них, причем выглядел при этом удивленным. Часы пробили полночь. Все, несомненно, шло как обычно…

Нет. Все-таки чего-то не хватало. Что-то в закоулках маленького, привыкшего действовать автоматически мозга коробило его. Озадаченный, он хмуро уставился на ландшафт, изображенный на часах. Ах, он должен был догадаться! Всего несколько минут назад он разговаривал с мисс Дороти, а на часах в библиотеке было 11:45. Значит, эти показывают неправильное время.

Он вынул свои золотые часы, которые не имели привычки ошибаться многие годы, и открыл их. Без десяти двенадцать. Нет, часы в библиотеке не врут. А перед ним были старые фамильные часы, по которым дворецкие сверяли время во всем доме. Сейчас они спешили ровно на десять с половиной минут. Бадж сглотнул. Теперь, перед тем как отправиться отдыхать, ему придется сверить время и на остальных часах.

Часы пробили двенадцать.

Тут же зазвонил телефон. Бадж увидел белое лицо Дороти Старберт в дверном проеме, прежде чем успел взять трубку…

Глава 7

Сэр Бенджамин Арнольд, главный констебль, сидел за письменным столом в кабинете доктора Фелла, деловито сложив руки, словно школьный учитель. Выглядел он таким же образом, а слегка покрасневшее лицо напоминало лошадиную морду. Его серые волосы были зачесаны в стиле «помпадур», а взгляд сквозь пенсне был весьма острым.

– Я считаю, что лучше всего, – начал он, – принять личное участие. Вероятно, из Линкольна должны прислать инспектора. Однако я знаком со Старбертами и доктором Феллом, который вполне мог бы заведовать четтерхэмской полицией. В этом смысле нам будет проще избежать скандалов или других подобных вещей, связанных с расследованием.

Он замялся, затем откашлялся.

– Вы, доктор, и вы, мистер Сондерс, должны понимать, что у меня нет опыта в расследовании убийств. Я почти уверен, что у меня возникнут трудности с этим. Если ничего не выйдет, нам следует позвонить в Скотланд-Ярд. Но мы с вами должны предпринять максимум усилий, чтобы выявить все детали этого несчастного случая.

В это теплое утро солнце лучилось ясным светом, но сам кабинет все равно оставался в тени. Во время длящейся тишины они могли слышать шаги расхаживающего по коридору полицейского. Сондерс задумчиво кивнул. Доктор Фелл оставался угрюмым. Рэмпол слишком устал и запутался, чтобы сосредоточиться.

– Вы… эмм… сказали «расследовании убийств», сэр Бенджамин? – спросил пастор.

– Конечно, я наслышан о легенде Старбертов, – сказал констебль, кивая. – И даю слово, что у меня есть теория на этот счет. Вообще-то, конечно, мне не следовало упоминать слово «убийство» в прямом его смысле. Но несчастный случай мы должны пока исключить, и вообще, лучше вернуться к этому позже… А сейчас, доктор…

Он выпрямился, сделал какое-то движение губами, размял костяшки пальцев и, поколебавшись немного, словно лектор, приступил к основному.

– А сейчас, доктор, после того как вы рассказали все о происходившем до тех пор, как погас свет в комнате надзирателя, сообщите, что случилось, когда вы решили во всем разобраться.

Доктор Фелл угрюмо ткнул тростью в край письменного стола.

– Я не ходил туда. Спасибо, конечно, за комплимент, но я не могу двигаться так же быстро, как эти двое. Хм… нет. Позвольте им самим рассказать вам.

– Хорошо… Я не ошибусь, если предположу, что вы, мистер Рэмпол, осмотрели тело?

Такой деловой и официальный тон разговора заставлял Рэмпола нервничать. У него не получалось говорить естественно, он чувствовал, что все, сказанное им, может быть и будет использовано против него. Правосудие – это большая и грозная машина. Он почувствовал себя виноватым в чем-то, сам не зная в чем.

– Я.

– Тогда скажите мне, почему вы решили сразу двигаться к колодцу, вместо того чтобы пройти через ворота и подняться в комнату надзирателя? Были ли у вас причины подозревать, что там что-то случилось?

– Я… Я не знаю. Я старался разобраться во всем этом весь день. Это произошло спонтанно. Я прочел те дневники, легенды и все это… в общем…

Он пытался помочь себе руками, но так и не нашел слов.

– Я понял вас. Что вы делали потом?

– Я был так ошеломлен, что просто сел на холме и находился там. Затем я опомнился и позвал мистера Сондерса.

– А вы, мистер Сондерс?

– Что касается меня, мистер Бенджамин, – пастор говорил, придавая каждому слову особое значение, – я уже был почти у ворот, когда … эээ… услышал зов мистера Рэмпола. Мне показалось странным то, что он направился прямо в Ведьмино Логово, его словно притягивало туда магнитом. Но тогда совсем не было времени думать об этом, – сказал он ехидно и нахмурился.

– Хорошо. Когда вы споткнулись о тело, мистер Рэмпол, оно лежало на краю колодца, сразу под балконом?

– Да.

– Как оно лежало? Я имею в виду, на спине или на животе?

Рэмпол рефлекторно закрыл глаза. Все, о чем он мог сейчас думать, это покрылось ли по́том его лицо.

– На боку. Кажется. Да, я уверен.

– На левом или правом?

– Я не знаю… Подождите минутку! Да, я знаю. На правом.

Доктор Фелл неожиданно наклонился вперед, его трость продолжала совершать нападения на стол.

– Вы уверены в этом? – требовал он ответа. – Сейчас вы можете быть в этом уверенным, мой мальчик? Вспомните, тут легко ошибиться.

Тед кивнул. Да, вот он наклонился и чувствует шею, ощущает, что она раздавлена, а тело при этом лежит на правом плече. Он замотал головой, чтобы отогнать картинку.

– На правом боку, – ответил он. – Готов в этом поклясться.

– Это совершенно точно, сэр Бенджамин, – заявил пастор, сложив вместе костяшки пальцев.

– Очень хорошо. Что вы делали потом, мистер Рэмпол?

– Когда мистер Сондерс подошел, мы не знали, как нам дальше поступить. Единственное, о чем мы думали, так это о том, что надо убрать тело из-под дождя. Сначала мы хотели перенести его сюда, в коттедж, но затем побоялись напугать миссис Фелл, поэтому подняли его и перенесли в одну из комнат в тюрьме. Ах да, еще мы нашли велосипедный фонарь, которым он освещал себе дорогу. Я попробовал его включить, но оказалось, что он разбился при падении.

– Где был фонарь? В его руке?

– Нет, он лежал на некотором расстоянии от него. Было похоже, что его сбросили с балкона. Я имею в виду, он был слишком далеко от тела.

Констебль постучал пальцами по столу. Спираль морщин виднелась на его шее, когда он смотрел на Рэмпола, повернув к нему голову.

– Ваши свидетельства, – сказал он, – могут иметь исключительно важное значение при вынесении судьей вердикта: несчастный случай ли это, самоубийство или убийство… Если верить доктору Маркли, череп молодого Старберта был проломлен. Возможно, при падении, возможно, от удара тупым предметом (это общий термин). Его шея была сломана, есть и другие ушибы, связанные с падением. Но к этому мы перейдем позже… Что дальше, мистер Рэмпол?

– Я оставался рядом с телом, пока мистер Сондерс рассказывал обо всем Феллу и ездил в Четтерхэм за доктором Маркли. Я просто ждал, зажигая спички и… Я просто ждал.

Он вздрогнул.

– Спасибо. Мистер Сондерс?

– Мне почти нечего добавить, сэр Бенджамин. – Сондерс попытался припомнить детали. – Я уехал в Четтерхэм после того, как поговорил о произошедшем с доктором Феллом и рассказал по телефону дворецкому Баджу о том, что случилось…

– Какая глупость, – начал со злостью доктор Фелл. Когда пастор удивленно взглянул на него, тот добавил: – Я имею в виду Баджа. Его мнение не стоит ни копейки в кризисной ситуации. Только он повторил то, что я сообщил ему по телефону, как вдруг до меня донесся чей-то крик. Вместо того чтобы оградить свою жену от шокирующей информации, пока кто-нибудь деликатно не расскажет ей о случившемся, он сообщил ей обо всем в ту же минуту.

– Как я уже говорил, сэр Бенджамин… Конечно, доктор, вы правы. Это была не самая приятная ситуация, как я уже сказал. – Пастор поднялся.

У него был вид человека, пытающегося угодить нескольким людям одновременно.

– Я поехал к доктору Маркли, остановился лишь в приходе, чтобы взять дождевик; затем мы вернулись и сопроводили доктора Фелла в тюрьму. После короткого осмотра доктор Маркли сказал, что уже ничего нельзя сделать и стоит вызвать полицию. Мы отвезли… эм… тело в замок в моей машине.

Казалось, Сондерс хочет что-то добавить, но он неожиданно умолк. Повисла давящая тишина, и каждый боялся ее нарушить. Констебль открыл большой раскладной нож и начал затачивать карандаш. Маленькое и быстрое острие ножа работало очень громко, и сэр Бенджамин поспешил спросить:

– Вы опросили людей в замке?

– Да, – сказал доктор Фелл. – Мисс Дороти все перенесла прекрасно. Мы получили четкое представление обо всем, что случилось тем вечером от нее и от Баджа. Прислугу мы не стали беспокоить.

– Не важно. Я лучше узнаю обо всем из первых уст, чем от них. Вы общались с юным Гербертом?

– Нет, – ответил доктор после паузы. – Если верить Баджу, то сразу после обеда того дня он сложил вещи в сумку и уехал из замка на мотоцикле. Он так и не вернулся.

Сэр Бенджамин положил нож и карандаш на стол. Он сидел прямо, посматривая на других. Затем он снял пенсне и спрятал его в старый чехол; его глаза, ранее обладавшие таким острым взглядом, теперь казались большими и глубоко посаженными.

– Ваши догадки, – сказал он, – это абсурд.

– Хорошо, – отозвался пастор, глядя прямо перед собой.

– Боже мой! Никаких догадок! – громыхнул доктор Фелл и стукнул тростью об пол. – Вы сказали, что вам нужны факты. Но сами не хотите их получать. Вы желаете, чтобы я сказал: «Конечно, есть небольшая вероятность того, что Герберт Старберт поехал в Линкольн посмотреть кино, захватив заодно кое-какую одежду для прачечной, а когда он вышел из театра, то, без сомнения, решил провести ночь с друзьями». Такие догадки могут быть названы фактами. Я же вам озвучиваю обычные факты, а вы называете их догадками.

– О Юпитер! – воскликнул пастор. – Почему все не могло быть так, как он сказал?

– Хорошо, – произнес доктор Фелл. – Тогда мы можем рассказать всем, что так и было. Но не называйте это фактами. Это очень важно.

Констебль в раздражении махнул рукой.

– Он им говорил, куда собирается?

– Нет, но мог упомянуть об этом кому-нибудь другому, не мисс Старберт и не Баджу.

– Ох! Хорошо, я поговорю с остальными. Я не хочу ничего больше слышать… Нормальными ли были отношения между ним и Мартином?

– Да. Ему тяжело было бы скрыть обратное.

Сондерс, поглаживая пухлый подбородок, сказал:

– Он должен был уже вернуться к этому времени. Мы не были в замке с прошлой ночи.

Доктор Фелл хмыкнул. Сэр Беджамин нехотя поднялся и начал ковырять кончиком ножа лежавшую на столе промокашку. Затем он вновь сделал жест школьного учителя, причмокнув губами.

– Джентльмены, если вы не возражаете, то мы пойдем и осмотрим комнату надзирателя. Никто из вас не был там прошлой ночью?.. Хорошо. Тогда нам стоит начать относиться ко всему беспристрастно.

– Вы думаете? – удивленно сказал Фелл.

Они услышали чей-то вздох: «О-оо!» – а когда выходили из кабинета, успели заметить пытающуюся скрыться миссис Фелл. Они обратили внимание, что на лице полицейского застыло такое выражение, словно он только что говорил с ней. В руке он держал большой пончик.

– Положи это, Визерс, – сказал констебль, – и пойдем с нами. Ты уже отправил человека в тюрьму?.. Хорошо. Пойдемте.

Они вышли на дорогу. Сэр Бенджамин в старой норфолкской куртке и небрежно надетой поношенной шляпе шел впереди. Все молчали до того момента, пока не взобрались на холм, приблизившись к воротам тюрьмы. Железная решетка, ранее служившая для защиты от проникновения, теперь полностью проржавела и тяжело шаталась, словно пьяная. Рэмпол вспомнил, как она скрипела и пищала, когда он вносил тело Мартина внутрь. В проходе было прохладно и полно комаров. Когда прячешься здесь от солнечного света, кажется, что лето сменилось весной.

– Я был внутри всего раз или два, – заметил констебль, оглядываясь по сторонам с любопытством. – Но я совсем не помню расположения комнат. Доктор, может, вы проведете?.. Комната надзирателя должна быть закрыта, не так ли? Я надеюсь, молодой Старберт не запер дверь изнутри, когда входил. Если так, то как нам поступить? Надо было поискать ключи в его одежде.

– Если кто-то сбросил его с балкона, – проговорил Фелл, – то убийца должен был как-то выйти из комнаты после этого. Он не стал бы прыгать с высоты пятидесяти футов из окна. Так что мы, скорее всего, обнаружим дверь открытой.

– Тут абсолютная темень, – сказал сэр Бенджамин, вытянув шею, и показал на дверь справа. – Это здесь вы оставили тело молодого Старберта прошлой ночью?

Рэмпол кивнул, и констебль, толкнув дубовую дверь, всмотрелся внутрь.

– Ничего особенного, – сказал он. – Ох уж эта паутина! Каменный пол, зарешеченное окно, камин – это все, что я вижу. Мало света.

Он убил нескольких невидимых насекомых перед своим лицом.

– Это комната ожидания пыток, а дальше – приемная, – продолжал доктор Фелл. – Здесь надзиратель опрашивал заключенных и делал записи, до того как распределить их в помещения.

– Тут очень много крыс, – неожиданно сказал Рэмпол, словно заметив, как крысы уставились на него.

Запах сырости или подвала по-прежнему напоминал ему о кошмаре прошлой ночи.

– Тут полно крыс, – повторил он.

– О, несомненно, – сказал пастор. – Ну что, джентльмены?

Они пошли вперед. Стены были неровные, с отбитыми камнями, зеленая трава заполнила собой трещины. Рэмпол подумал: вполне подходящее место, чтобы подхватить лихорадку. Сейчас здесь едва можно было хоть что-нибудь рассмотреть, и они продвигались вперед на ощупь, держа друг друга за плечи.

– Нам нужен фонарь, – сказал сэр Бенджамин. – Здесь невозможно пройти…

Что-то с грохотом упало на заросший травой каменный пол, и они подпрыгнули от неожиданности.

– Кандалы, – сказал идущий впереди доктор. – Оковы для ног. Они до сих пор здесь развешаны по стенам. Это значит, что мы вошли в помещения. Поищите, здесь должна быть дверь.

Рэмпол думал о том, что в этих коридорах очень легко заплутать. Но вот из-под одной двери упала узкая полоска света. В стене толщиной не менее пяти футов они увидели зарешеченное окно, откуда открывался вид на старый темный двор. Когда-то он был вымощен, но сейчас зарос сорняками и крапивой. С одной стороны двора – шеренга клеток с разрушенными дверями, напоминавшими сгнившие зубы. Странно выглядела выросшая в центре этого опустевшего двора цветущая белая яблоня.

– Проклятое место, – сказал доктор Фелл.

Никто ему не ответил. Они больше не обращали внимания на окружающие их странности и не спрашивали объяснений у проводника. В одной из затхлых комнат, как раз перед лестницей, ведущей на второй этаж, они зажгли спичку и увидели железную скульптуру девы, а рядом – печи, которые отапливались древесным углем. Лицо железной девы выглядело сонным, рот расплылся в улыбке, а с него свисали, покачиваясь, пауки. Потревожили они и других обитателей – летучих мышей. Те летали вокруг, поэтому ни у кого не было желания здесь задерживаться.

Рэмпол крепко сжал кулаки, он ни о чем не думал, но все увиденное мелькало перед ним. Ему казалось, будто что-то ползает по его шее сзади. Слышен был шорох крыс. Когда мужчины в следующий раз остановились у большой железной двери напротив галереи на втором этаже, он почувствовал, что находится как бы не здесь. Рэмпол ощутил, как будто его после сидения на муравейнике погрузили в холодную воду.

– Она открыта? – спросил пастор, и его голос прозвучал как-то очень уж громко.

Констебль помог доктору Феллу приоткрыть дверь, и та проскрежетала по каменному полу. Тут же над ними поднялось облако пыли. Они стояли на пороге комнаты надзирателя и осматривались.

– Могу смело утверждать, что нам не следует сюда заходить, – буркнул сэр Бенджамин, нарушив тишину. – Все то же самое! Кто-либо из вас был в этой комнате до этого?.. Нет? Не ожидал. Хм. Они не удосужились обновить мебель, не так ли?

– Большинство предметов мебели осталось еще от старого Энтони, – сказал Фелл. – Меньшая часть принадлежала его сыну Мартину, который тоже был здесь надзирателем, но умер в 1837 году. Оба они отдали соответствующие распоряжения, чтобы в комнате ничего не менялось.

Это была довольно большая комната, хотя и с низкими потолками. Напротив двери располагалось окно. Стена тюрьмы находилась в тени, а щупальца плюща вились вокруг окна, не позволяя свету проникнуть сюда. После дождя лужи под окном до сих пор никуда не делись, они неравномерно покрывали каменную поверхность. На расстоянии около шести футов слева от окна располагалась дверь, ведущая на балкон. Она была открыта под углом к стене. Виноградная лоза, которую, по-видимому, оборвали, когда открывали дверь, сейчас преграждала путь свету.

Когда-то, вероятно, были приложены некоторые усилия, чтобы придать этой мрачной комнате хоть сколько-нибудь уюта. Обшитые орехом панели на каменных стенах давно прогнили. Слева от наблюдателей, в стене между высоким шкафом и книжными полками, полными старых выцветших кожаных переплетов, был дымоход, на его выступе стояло несколько пустых подсвечников. Ветхое кресло было приставлено к камину. Здесь, перед огнем (как помнил Рэмпол), вероятно, и сидел в ночном чепчике старый Энтони, как раз перед тем, когда услышал стук в балконную дверь и голос, который шепотом просил его выйти и присоединиться к мертвым…

В центре комнаты стоял старый стол, напоминавший пыльные развалины, а перед ним находилось деревянное кресло. Рэмпол осматривался. Да, в пыли можно было заметить прямоугольный след от велосипедного фонаря, который здесь лежал прошлой ночью. Тут, в этом деревянном кресле, должно быть, сидел Мартин Старберт, направивший луч лампы вперед…

Итак. В центре правой стены виднелась неприметная дверь в хранилище, сейф, или как оно у них там называлось. Это была обычная дверь шести футов высотой и полфута шириной, полностью проржавевшая. Сразу под ее железной ручкой имелось странное приспособление вроде сплюснутой коробки, где располагалось большое отверстие для ключа с одной стороны. С другой стороны, чуть повыше маленького регулятора, находилось похожее на металлический клапан устройство.

– Значит, описания были правильными, – неожиданно произнес доктор Фелл, – как мне кажется. Иначе все было бы слишком просто.

– Что? – переспросил констебль раздраженно.

Доктор ткнул тростью.

– Я полагаю, что грабителю нужен был ключ от этой штуки. Хотя даже невооруженным глазом видно, что он легко мог бы сделать слепок такой большой замочной скважины, но получился бы непомерно большой ключ… Однако эту вот штуковину, этот сейф, уже никак нельзя вскрыть, разве что вынести всю стену при помощи динамита.

– С этой штуковиной?

– Буквенный код. Я слышал, что здесь применяется именно он. Это не новое изобретение, как вам известно. Меттерних[8]8
  Князь Клеменс Венцель Лотар фон Меттерних-Виннебург-Бейльштейн (1773–1859) – австрийский дипломат.


[Закрыть] им пользовался, например, а Талейран[9]9
  Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754–1838) – французский политик и дипломат.


[Закрыть] говорил об этом вот что: «Ma porte qu’on peut ouvrir aves un mot, comme les quarante voleurs de Sheherazade»[10]10
  Моя дверь открывается посредством слова, как у сорока разбойников Шехерезады. (фр.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Видите этот регулятор с двигающейся металлической крышкой над ним? Он скрывает секрет, как в современных сейфах, в котором вместо цифр – 26 букв алфавита. Вы должны открыть крышку и угадать зашифрованное слово. Без него ключи будут бесполезны.

– Нужно же как-то открыть эту штуку! – воскликнул сэр Бенджамин.

Опять наступила давящая тишина. Пастор вытирал лоб салфеткой, искоса поглядывая на большую кровать с балдахином у правой стены. Она была и сейчас застлана, на ней лежали какие-то вещи и валик; шторы висели на черных латунных кольцах. Перед ней стоял ночной столик с подсвечниками. Рэмпол поймал себя на том, что вспоминает манускрипт Энтони: «Я поправил свечу у изголовья кровати, надел ночной колпак и приготовился ко сну, когда услышал какое-то движение рядом с собой…»

Американец быстро отвел взгляд. Как минимум еще один человек жил и умер в этой комнате со времен Энтони. За сейфом стоял шкаф-секретер со стеклянными дверцами, а на нем – бюст Минервы и огромная Библия. У всех, кроме доктора Фелла, было чувство, что они находятся в страшном месте, где опасно не только ходить, но и трогать что-либо. Констебль взбодрился.

– Хорошо, – начал он мрачно, – сейчас мы здесь. И пусть меня повесят, если я знаю, что делать. Тут бедолага сидел. Тут он держал фонарь. Никаких следов борьбы, ничего не разбито…

– Кстати, – заговорщически заметил доктор Фелл. – Я не удивлюсь, если сейф и сейчас открыт.

Рэмпол почувствовал ком в горле.

– Мой дорогой доктор, – сказал Сондерс, – вы думаете, что Старберты согласились бы на это?.. Я хотел сказать…

Но доктор Фелл уже топал мимо него, описывая круги наконечником трости. Резко обернувшись к Сондерсу, сэр Бенджамин произнес:

– Это же убийство, понимаете? Нам нужно взглянуть. Но подождите! Подождите минуту, доктор!

Слегка качнув головой, похожей на лошадиную, он, сохраняя серьезность, сделал шаг вперед. Затем он добавил низким голосом:

– Вы думаете это разумно?

– Мне также интересно, – задумчиво проговорил доктор, как будто и не слышал, что было сказано до этого, – какая буква сейчас значится на замке. Вы не могли бы немного постоять в сторонке? Спасибо. Так… О Юпитер, механизм смазан!

Фелл отодвинул металлическую заслонку, и все столпились вокруг него.

– Здесь значится буква «S». Полагаю, что это последняя буква в слове, которое зашифровано, хотя, может, и нет.

Он повернулся с ленивой улыбкой и взялся за ручку сейфа.

– Все готовы? Сейчас будьте внимательны!

Доктор дернул за ручку – и петли двери заскрипели. Трость шумно упала на пол. Дверь подалась…