Текст книги "Огонь, гори!"

– Флора! – отрывисто позвал он. – Нам надо куда-то ее перенести.

Флора собиралась что-то сказать, но передумала. С муфтой, болтающейся на правой руке, она побежала вперед и открыла дверь, ближайшую к лестнице.

Чевиот направился было туда, но остановился и обернулся.

Из бальной залы доносился все усиливающийся шум. Леди Корк не сможет удерживать гостей долго. Вряд ли кто-то из гостей, высыпавших в галерею, заглянет под основание лампы и найдет спрятанный там пистолет. И тем не менее…

Собрав все силы, не выпуская трупа, он одной рукой поднял лампу и вынул из-под нее маленький пистолет с золотой ромбовидной пластинкой на деревянной рукоятке, на которой были выгравированы инициалы «А.Д.».

Сунуть пистолет в карман он не мог – пришлось бы опустить на пол труп. Он и так едва не выронил его; лицо мертвой женщины прижалось к его щеке, и он ощутил неприятный холодок.

Флора облизала пересохшие губы. Она была так же бледна, как и мертвая мисс Ренфру. Хотя ее густые золотые волосы не растрепались, она судорожно поднесла обе руки к ушам, словно поправляя прическу.

Чевиот быстро последовал за ней. За дверью оказалась столовая. По обоим концам длинного обеденного стола в стиле чиппендейл, отполированного до блеска, стояло по массивному серебряному канделябру на семь свечей. Свечи были зажжены давно, о чем говорили застывшие капельки белого воска. Огоньки трещали, отбрасывая тени на стены большой комнаты.

– Джек! Что ты делаешь?

– Кладу тело на стол. Сегодня здесь есть не будут. Запри дверь.

Опуская свою ношу лицом вверх на столешницу, между тусклыми и неверными огоньками, Чевиот услышал, как в замочной скважине повернулся еще один медный ключ. Замок защелкнулся сразу, как только Флора повернула ключ, – и ни секундой позже. И в тот же миг он услышал, как с треском распахнулись двойные двери бальной залы. Приглушенный гул достиг ушей Чевиота. Но слов невозможно было разобрать. Голоса гостей смещались в сторону лестницы.

Чевиот подошел к дальнему концу стола и посмотрел в лицо Флоре, прислонившейся спиной к двери. Казалось, зрелище лежащего на столе трупа причиняло ей нечеловеческие страдания; нервы ее были на пределе. И все же она пыталась держать спину прямо – и вопреки своей слабости.

Он сделал то, что должен был сделать. Глядя на нее поверх стола, не выпуская из рук пистолета, Чевиот негромко произнес:

– Итак, Флора…

Глава 7
«Как сильно я тебя люблю!…»

Флора отпрянула:

– Итак… что?

– Я должен кое о чем тебя спросить, дорогая… Погоди! – Чевиот протянул к ней руку, не давая ответить. Голова его болела, к горлу подкатила тошнота. – Не забудь, пожалуйста, что я защищал тебя. Я ни за что – никогда в жизни – не напомнил бы тебе об этом, Флора, если бы не хотел доказать, что мне можно доверять… Флора, в прошлом мы с тобой были любовниками.

– Джек! Бога ради! Не говори так! А если нас подслушают?!

– Ну хорошо. Только выслушай меня, – не сдавался он. – И ради бога, не думай, будто я сошел с ума или пьян. – В глазах Флоры загорелось любопытство. – Когда я впервые увидел тебя сегодня вечером – в карете, у Грейт-Скотленд-Ярда, – что я сделал?

– Джек!

– Что… я… сделал?

Флора дернула головой и чуть отвернулась.

– Ты… обнял меня, положил голову мне на колени и… говорил много разного вздора… А еще назвал меня картинкой из книжки.

– Да. Так мне тогда и показалось.

– П-показалось? – Флора явно не желала на него смотреть.

В голове Чевиота живо предстал фолиант из Музея Виктории и Альберта и в нем ярко раскрашенная иллюстрация: «Леди Флора Дрейтон, вдова сэра Артура Дрейтона, кавалера ордена Бани. Фуркье, 1827 год».

– Флора, я не дамский угодник. Я ни за что не посмел бы прикоснуться к посторонней женщине, если бы в глубине души не знал, что для меня она вовсе не посторонняя.

– Я для тебя посторонняя?

– Я этого не говорил. Весь вечер во мне крепло убеждение… Где-то, возможно в другой жизни, мы с тобой были так же близки, как близки сегодня. – Чевиот энергично рубанул воздух рукой. – Вот и все, – отрывисто заключил он. – Я признался тебе только потому, что хочу объяснить и тебе, и себе самому, почему я поступил так, как поступил. Только не лги мне. Вот пистолет. – Он протянул ей руку. – Откуда он у тебя?

Флора, очевидно, пережила за один вечер слишком много. Его новый отрывистый тон, резкий, как удар хлыста, довел ее до изнеможения. Она словно окаменела и даже перестала дрожать.

– Повторяю, откуда он у тебя?

– Он… принадлежал моему мужу.

– Вот почему на золотом ромбе инициалы «А.Д.»?

– Д-да!

– Зачем ты сегодня взяла его с собой?

Флора изумилась до крайности; такое изумление, подумал он, невозможно симулировать.

– Я вовсе не брала его с собой!

– Слушай, моя дорогая, – ласково начал он. – Другие женщины, возможно, тоже приехали на танцы с муфтами. Но ни одна из них не отправилась с муфтой в зал. Почему ты не отдала свою лакею внизу?

Он почувствовал, что спросил о чем-то настолько очевидном, настолько простом, что женщина не может подобрать в ответ нужных слов.

Флора швырнула муфту на чиппендейловский стул. Затем протянула к нему правую руку, показывая на разъехавшийся шов – от локтя до запястья. Губы ее беззвучно шевелились; заговорила она не сразу.

– Пока я ждала тебя в карете, пока ты был у полковника Роуэна и мистера Мейна, я надела эти перчатки. И тут… разошелся шов. И я спрятала правую руку. Узнав, что мы едем к леди Корк, я просто обязана была надеть муфту! Неужели ты не заметил, что я протянула Фредди Деббиту левую руку? И список украшений я тоже передала тебе левой рукой! А правую я все время старалась спрятать.

Чевиот посмотрел на нее в упор.

– И все? – удивился он.

– Все?! – изумленно повторила Флора второй раз за ночь. – Все?!

– Муфта не была тебе нужна, скажем, для того, чтобы прятать в ней пистолет?

– Боже мой, нет!

– Столько волнений из-за разъехавшегося шва?! Разве нельзя было оставить все как есть или просто, войдя в дом, снять перчатки?

Флора посмотрела на Чевиота с выражением, похожим на ужас.

– Появиться в бальной зале в рваной перчатке?! Или, еще хуже, показаться вообще без перчаток?!

– Ну и что…

– Конечно, если бы ты станцевал со мной, как я просила, твоя левая рука накрыла бы дыру на перчатке, и никто ничего не заметил бы. Но что потом? – Флора повысила голос до крика. – Ах, милый, что на тебя нашло?

Молчание. Чевиот отвернулся.

Догорающие свечи плевались и шипели. В их слабых огоньках мерцали птичьи клетки, накрытые накидками; их обитатели, которых леди Корк называла «ужасно экзотическими и замечательными», затихли. Чевиот мог только гадать, как выглядит столовая при ярком освещении, когда со стен на обедающих смотрят портреты, а на столе сверкает столовое серебро.

От тусклого, неверного света ему стало не по себе. Даже Флора была в нем похожа на привидение. Вдруг он с содроганием вспомнил, что беседует с женщиной из прошлого века, из эпохи, в которой правила поведения в обществе считались незыблемыми, как римское право.

Когда он снова повернулся к ней, оба они некоторое время непонимающе взирали друг на друга.

– Ты мне не веришь? – досадливо спросила Флора.

– Нет! Я тебе верю, – искренне ответил он. – Но как тогда этот пистолет сюда попал?

– Она взяла его на время. – Флора метнула мимолетный взгляд на тело, лежащее на столе, и тут же отвернулась. – Больше двух недель тому назад.

– Мисс Ренфру взяла пистолет на время? Зачем?

– Сказала, что для леди Корк. Ты ведь не забыл, как все боялись грабежей, когда почти с месяц назад неподалеку ограбили три дома?

– Я… н-нет.

– Эта отвратительная женщина сказала, что леди Корк ничего не боится. Но в доме, кроме слуг, мужчин нет; и если возникнет нужда, леди Корк сумеет за себя постоять. Я в таких вещах ничего не понимаю; я их ненавижу! Но Мириам обнаружила пистолет среди вещей Артура, в его спальне. Там еще была… сумка с патронами, и пороховница, и маленький шомпол. И эта ужасная женщина все забрала. И вот теперь… она умерла.

– Флора, я никак не возьму в толк…

– Ты мне не веришь!

– Да нет же, верю. Просто я не могу понять, как пистолет оказался у тебя в муфте и выпал сразу после…

– Мой милый, любимый, так ведь ее застрелили… вовсе не из моего пистолета!

– Почему?

– Потому что из него стреляли задолго до того, как она умерла. Из него выстрелили перед тем, как я его нашла.

– Что?

– Я нашла его в галерее. Я не лгу! – Собравшись с духом, Флора взмолилась: – Джек, не сердись на меня! Мне столько всего пришлось перенести! Я расскажу тебе все, что ты захочешь. – Она повысила голос. – Но как ужасно беседовать рядом… с этой женщиной! У нее открыты глаза и рот, как будто она хочет укусить.

Ослепленная слезами, Флора побежала к двери. Ключа она не заметила и беспомощно замолотила по филенке кулаком.

Не говоря ни слова, Чевиот нагнал свою возлюбленную. Переложив пистолет в левую руку, он обнял ее. Флора, хотя она еще рыдала, начала успокаиваться и положила голову ему на плечо.

– Я не подумал, – признался он. – В галерее сейчас никого нет. Мы можем пойти в будуар леди Корк. Только тихо!

Суперинтендент отпер дверь. Они выскользнули в галерею, где Флора тут же отпрянула от него. Чевиот запер комнату снаружи и спрятал ключ в карман.

Тут произошла неожиданная встреча.

По лестнице поднялась девушка, которую он где-то видел, причем совсем недавно. Она несла обеими руками – довольно неуклюже – большое блюдо с холодными закусками и бокалом шампанского. Шелковое платье девушки было синего цвета, широкие юбки развевались при ходьбе. В ее густые светло-каштановые волосы были вплетены незабудки. Когда она испуганно подняла глаза – светло-карие, широко расставленные глаза над вздернутым носом и широким ртом, – он ее узнал. Она танцевала с надменным капитаном Хогбеном в бальной зале. Это была девушка, которая…

Девушка явно не ожидала увидеть здесь Флору и остановилась. Флора резко отвернулась.

– Вас не было внизу, – выпалила девушка в синем, – вот я и решила принести вам…

Она посмотрела на блюдо и бокал; руки у нее задрожали, и немного шампанского выплеснулось.

– Папа говорит, я слишком много болтаю, и он прав… но я никому не собиралась навязываться… О господи! – выпалила девушка на одном дыхании. Потом протянула Чевиоту блюдо и бокал, и он вынужден был взять их, хотя и не собирался.

– Вы очень добры, мисс…

Времени на то, чтобы отвечать на ее книксен вежливым поклоном, не оставалось.

– Вы забыли меня… – выпалила девушка. – О боже! Хьюго Хогбен будет в ярости! – С этими словами она круто повернулась на каблуках и побежала вниз по лестнице. Ее каштановые локоны развевались на бегу.

Чевиот крепко держал обеими руками блюдо с холодными закусками и шампанским, одновременно сжимая пистолет. Он задумчиво смотрел на лестницу.

Девушка испугалась, увидев Флору. Вероятно, у мужчин не было в обычае в открытую носить огнестрельное оружие на балах. И все же она вначале посмотрела прямо на пистолет; однако никакого удивления не выказала.

Абсолютно никакого удивления!

Возможно, Чевиот утрировал события в силу профессионального инстинкта. Возможно, он искал скрытый смысл там, где его вовсе не было. Ему хотелось все как следует обдумать в будуаре леди Корк.

Но такой возможности не было, ибо Флора набросилась на него в тот же миг, как девушка в синем скрылась из глаз. В гневе она показалась ему еще красивее.

– Ты что, нарочно? – спросила Флора сдавленным голосом.

– Нарочно что?

– Как будто сам не знаешь!

– Флора, ради бога, о чем ты?

– Ты хочешь, чтобы я ревновала? И жалишь, и ранишь меня снова и снова!

– Я не пони…

– «Не дамский угодник»! – передразнила она его, распаляясь. – Конечно! Возможно, ты не бросаешь томные взгляды, и не вышагиваешь важно, как птица, и не душишь бакенбарды, как некоторые, – допустим. Но как же твоя репутация, скажи на милость? Взять хотя бы покойницу, ужасную Ренфру. А теперь малышка Луиза Тримейн… Подумать только!

– Девушка в синем? Значит, ее зовут Луизой Тримейн? От такого откровенного бесстыдства Флора потеряла дар речи. Она что было силы ударила Чевиота по лицу. Удар был несильный, но звонкий; щеку словно огнем ожгло.

Чевиот не сдвинулся с места. В нем зародилась смутная, но жгучая ревность к ее покойному мужу, совершенно неизвестному лорду Дрейтону; ему вдруг захотелось залепить Флоре ответную пощечину. Если бы у него не были заняты обе руки, возможно, он ее и ударил бы. Флора поняла это по его глазам и испугалась.

– Я уже говорил тебе однажды, – произнес он с напускным спокойствием, – что до сегодняшнего вечера я ни разу не видел мисс Ренфру. С чего ты взяла, что я тебя обманываю?

Флора пропустила его вопрос мимо ушей.

– Будь она проклята! – воскликнула Флора, топнув ногой. – Будь она проклята и пусть горит в аду!

Даже такие, относительно невинные, выражения, произнесенные милым голоском, звучали неуместно, как будто Флора отпустила ужасное ругательство. А она тем временем продолжала:

– Джек, сколько тебе лет? Впрочем, я и сама знаю. Но сколько тебе лет?

– Тридцать девять.

– А мне тридцать один! – объявила Флора так, словно была пожилой женщиной или древней старухой. Постепенно, однако, гнев ее сходил на нет. – Неужели ты не видел, как Луиза на тебя пялилась – там, на лестнице, когда мимо нее пробежали глупые молокососы? Она посмотрела прямо на тебя и сказала…

– Нет, она…

Оба заговорили одновременно. В голове у Чевиота мелькнула мысль, которая могла бы оказаться ему полезной, однако она потонула в буре эмоций.

– Я никогда тебе не изменяла, – продолжала Флора. – В конце концов, мы с тобой… К чему скрывать или притворяться, будто между нами ничего не было! Ни один мужчина никогда… – Она замолчала; просто не могла не поддразнить и не уколоть его насмешливой, вызывающей улыбкой. – Кроме, конечно, моего мужа!

– Тогда будь он проклят и пусть горит в аду!

– Джек! – В голосе Флоры слышались притворное удивление и скрытое удовольствие. – Уж не ревнуешь ли ты к Артуру?

– Если хочешь знать, то да!

– Какая нелепость, милый! Он…

– Спасибо, я ничего не желаю о нем слышать!

Над их головами послышался нечеловеческий хохот.

– Ха-ха-ха! – прохрипел попугай, сидящий на жердочке за спиной у Флоры. Его разноцветный хохолок встал дыбом, как чертик из табакерки; попугай подскакивал на месте и хлопал крыльями, пытаясь взлететь.

Чевиот вспомнил, где находится: в розовом будуаре, и ему предстоит расследовать преступление. Но рядом с ним – вечная Ева, которая обвивает его шею руками и отвлекает от дел. Он поставил блюдо и бокал на черепаховый столик рядом с креслом леди Корк. Но пистолет не выпустил, лишь переложил его в правую руку. Палец он по-прежнему держал на спусковом крючке. Огонь в камине догорел. В комнате стало холодно.

– Флора, это надо прекратить.

– Что именно?

– Не притворяйся. Ты все прекрасно понимаешь. Сядь сюда!

Флора села в кресло, вцепившись пальцами в подлокотники.

– Ах, Джек, неужели мы должны…

– Да. Должны. Ты говоришь, что мисс Ренфру одолжила пистолет от имени леди Корк две недели назад. Ты видела пистолет или слышала что-либо о нем за прошедшие две недели?

– Господи, конечно нет! Да я вообще видела его всего два или три раза в жизни.

– Сегодня, по твоим словам, ты нашла его в галерее. Когда и где?

– Когда ты сам, – обиженно ответила Флора, подчеркнув слово «ты», – послал меня к Соланж, чтобы раздобыть список драгоценностей Марии Корк. Соланж очень умна; она помнит их все до одной; однако горничная неграмотная, так что писать список пришлось мне. Потом я вернулась и вручила список тебе, не заходя в будуар. Разве ты не помнишь?

– Да. А потом?

Флора вскинула руки, но снова вцепилась в подлокотники кресла.

– Потом я сидела на одном из стульев у столика и ждала тебя. Точно как мне было приказано!

– На каком стуле? У какого столика?

– Ах, откуда мне знать? Нет, погоди, помню! Я сидела рядом со столиком, куда ты потом… спрятал пистолет под лампу.

– Отлично! Дальше!

– Делать мне было нечего, как только думать и ломать голову над разными вопросами – и все из-за тебя. Я не дура и не пустомеля, ты ведь знаешь. Ты рассуждал только о смешном птичьем корме; но ты с самого начала предчувствовал дурное и заранее волновался. Ты задавал вопросы о деньгах, драгоценностях и ворах. Ты приказал мне добыть список украшений, но не сказал, зачем он тебе понадобился. Милый, я поняла: случилось что-то ужасное – или вскоре случится!

– Продолжай!

– Хорошо! Потом я посмотрела на ковер и заглянула под стол. Там что-то блеснуло. Как будто золото. Я подумала, что туда, может быть, упало одно из украшений. Я нагнулась и увидела, что там…

– Ты узнала пистолет?

– Да! Боже мой, конечно! Ведь на пластинке выгравированы инициалы Артура!

– Что ты сделала потом?

– Я не осмелилась дотронуться до него. Я боялась, что он заряжен и может выстрелить. Я вытолкнула его из-под стола ногой.

– А потом?

– Увидела, что из него стреляли. Взгляни-ка! Курок спущен. Рядом с ним следы пепла и бумаги. Ведь это называется «капсюль», да? И я поняла, что из пистолета стреляли и он безопасен.

– И что ты сделала?

Флора скрестила руки на груди и посмотрела на Чевиота.

– Я подняла его, – звонко ответила она, – и спрятала за подкладку муфты.

– Зачем?

– Я…

Голос ее, до сих пор такой нежный и звонкий, замер; губы задрожали. Она опустила голову, посмотрела на ковер в розовых и зеленых цветах и задумалась.

– Зачем, Флора? Сколько осложнений из-за пистолета! Нет, погоди! Как именно ты подняла пистолет? Можешь мне показать? Если боишься его трогать, я не стану тебя принуждать.

Она снова подняла на него глаза.

– Нет, разумеется, я не боюсь его трогать!

– Тогда покажи.

Он протянул ей пистолет, предварительно поставив его на предохранитель. Флора ухватилась за ствол, потом ее пальцы осторожно переползли на деревянное ложе. Подержав оружие с секунду, она выпустила его.

– Спасибо, Флора. Когда ты его так держала, был ли ствол теплым?

– Теплым? Нет. По крайней мере, я не чувствовала через перчатку. – Хотя мыслей Чевиота Флора читать не умела, казалось, она чувствовала все смены его настроения. – Джек! В чем дело?

– Ни в чем. Потом ты положила пистолет в муфту?

– Да. И держала его обеими руками.

– За сколько времени до убийства ты его спрятала?

– Господи, ну откуда мне знать? Я словно обезумела тогда. Оказывается, в доме, где не все ладно, кто-то стрелял из пистолета. Я словно оцепенела. Возможно, прошло несколько минут – не помню. Помню только, что…

– Что?

– Что я вскочила и осталась там стоять. Мне показалось, я не могу сдвинуться с места. Потом услышала, как щелкнул замок будуара – он всегда щелкает. Я не оборачивалась; мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел мое лицо. Потом ты сказал что-то вроде: «Она не говорит правды» или «всей правды»; за точность не ручаюсь. Я решила, что ты имеешь в виду меня.

– Ты решила… что?

Флора остановила его взмахом руки.

– У меня задрожали колени, я вся задрожала, с головы до ног. Я словно приросла к месту. Из спальни Марии Корк вышла противная Ренфру и направилась в бальную залу. Но потом она передумала и пошла к лестнице. Мисс Ренфру была впереди и левее меня. Я почувствовала, как у моего плеча что-то тихо просвистело – словно легкий порыв ветра. Она прошла еще немного и упала лицом вниз. Больше я ничего сказать не могу.

– И все же…

– Прошу тебя, милый!

– Флора, я обязан спросить, но только между нами: почему? Во-первых, почему ты спрятала пистолет?

Флора вздернула круглый подбородок. Глаза ее были глубокими и серьезными, длинные черные ресницы не шелохнулись.

– Потому что непременно решили бы, что во всем виновата я.

– Не понимаю…

– При жизни Артура, – продолжала она с чувством, – если что-то шло не так, виноватой оказывалась я. Или меня в чем-то подозревали. Сейчас бедняга мертв – прошло уже два года, – но все стало еще хуже. Я шагу не могу ступить, чтобы обо мне не думали и не говорили самое худшее. Я не тщеславна, Джек, и знаю, что я не уродина и не неряха. Но разве в том есть моя вина? Однако я не имею права показаться на скачках в собственной карете. Не могу ни улыбнуться, ни даже кивнуть ни одному мужчине, чтобы на меня тут же не начали глазеть и перешептываться. «Ага!» – говорят сплетники. Все считают, будто я низко пала. – Внезапно Флора протянула руку и снова прикоснулась к пистолету. – Он принадлежит мне, – объявила она. – Во всяком случае, он принадлежал Артуру, что одно и то же. Прежде чем произошло… убийство, когда все только намекали на воров, драгоценности и интриги, кто-то выстрелил из принадлежащего мне оружия. И первым моим порывом было убрать, спрятать, скрыть его, прежде чем меня в чем-то заподозрят. Может быть, тебе кажется, что я говорю глупости? Возможно, так и есть. Но неужели ты не понимаешь?

Флора замолчала.

Чевиот кивнул. Он положил руку ей на плечо, и она прильнула к ней щекой; пропасть между ними была преодолена. Потом Чевиот отступил и стал рассеянно разглядывать розовые стены, сплошь увешанные картинами и миниатюрами.

Да, возможно, рассказ Флоры – чистая правда от первого до последнего слова.

Рассудок напомнил ему, как обвинитель способен глумиться над подобным рассказом. «Итак, господа! Рассказ слабоват. Можно ли верить…» – и так далее. Однако Чевиот, в чьи обязанности входило проверять надежность свидетелей и угадывать скрытую ложь, чувствовал, что слова Флоры дышат истинной убежденностью.

Попугай, молча сидевший на жердочке, сначала оглядел их одним хитрым глазом, затем изогнул шею, пытаясь рассмотреть другим.

Если попугай снова захохочет, подумал Чевиот, придется свернуть проклятой птице шею. А пока…

– Флора, так ты утверждаешь, что оба выстрела были произведены в галерее?

– Милый, я ничего не утверждаю. Я рассказала, что случилось.

Чевиот стиснул зубы.

– Вынужден кое-что тебе сообщить. Когда я поднял пистолет с ковра и спрятал его под лампу, ствол был еще теплый.

– Теплый? Теплый?! – переспросила она, помолчав. – Конечно, он был теплый! Ведь он находился в муфте, под шелковой подкладкой, да к тому же я держала его обеими руками довольно долго – минуты шли, и шли, и шли… – Она запнулась и посмотрела на него с подозрением. – Ты что… все еще не веришь мне?

– Верю. Больше тебе не стоит волноваться. Флора закрыла глаза.

– А сейчас, – отрывисто продолжал он, – ты должна ехать домой. Ты очень расстроена; в таком состоянии тебе ни с кем нельзя разговаривать. Лакей распорядится подать тебе карету.

– Да, да, да! – воскликнула Флора. – И ты поедешь со мной! Ведь поедешь? – Она замолчала.

– Нет! Не могу.

– Почему же?

– Убийство больше нельзя сохранять в тайне. Его нельзя скрывать. Наоборот, я должен допросить всех гостей и слуг.

– Да, да! Понимаю. А потом?

– Ты хоть представляешь, сколько здесь народу? Допрос займет всю ночь.

– А! Да… наверное.

– Ради бога, Флора, неужели ты не понимаешь, что я не могу ехать?

Она отодвинулась; он потянулся к ней. Но Флора быстрым и грациозным движением танцовщицы увернулась и пошла к двери. На пороге она обернулась, гордо вскинув подбородок, расправив плечи, и заявила:

– Я тебе не нужна.

– Флора, ты с ума сошла! Ты нужна мне больше всех на свете!

– Я тебе не нужна, – повторила женщина, повышая голос. В глазах ее стояли слезы – не от злости, а, скорее, от упрека. – Раз ты не можешь остаться со мной, когда ты мне так нужен, значит, другого объяснения не существует. Отлично! Развлекайся с Луизой Тримейн. Но если ты не побеспокоишься сейчас, потом не трудись являться ко мне. Спокойной ночи, Джек, прощай…

И она ушла.