Текст книги "Все мертвые обретут покой"
Автор книги: Джон Коннолли
Жанр: Триллеры, Боевики
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 8
Я вышел из такси на Третьей авеню и купил в гастрономе немного дорогой клубники с ананасами, затем отправился к зданию банка «Ситикорп», чтобы перекусить в людном месте. Мне нравились линии этого сооружения и его необычная крыша, наклоненная под углом. Этот комплекс принадлежал к немногим современным постройкам, где творческая мысль коснулась и внутреннего оформления: на пространстве семиэтажного крытого портика зеленели деревья и кустарники: заполнены народом были магазины и рестораны, а горстка верующих молча застыла среди тишины скромной церкви.
В двух кварталах от этого места в здании с дымчатыми стеклянными панелями постройки 70-х годов располагался – по крайней мере, пока – шикарный офис «шалуна Фрэнки». Лифт доставил меня на нужный этаж, и я вошел в приемную, где молоденькая хорошенькая брюнетка что-то печатала на компьютере. Она оторвалась от работы и одарила меня лучезарной улыбкой. Я улыбнулся в ответ, но усердствовать особенно не стал.
– Доктор Форбс свободен? – поинтересовался я.
– Вы записаны к нему?
– Я не пациент. Мы с Фрэнком давно знаем друг друга. Скажите, что его пришел повидать Чарли Паркер.
Ее улыбка слегка потускнела, но она позвонила в кабинет Фрэнка и передала ему послание. Я заметил, что ответ заставил ее немного побледнеть, но в остальном она держалась молодцом.
– Боюсь, что доктор Форбс не сможет с вами увидеться, – ее улыбка исчезла с молниеносной быстротой.
– Он вам так и сказал?
– Не совсем, – вспыхнула она.
– Вы работаете здесь недавно?
– Да, первую неделю.
– Фрэнк сам вас выбрал?
– Д-да, – удивилась она.
– Ищите другую работу. Он извращенец, и скоро его карьере конец.
Я прошел в кабинет мимо ошеломленной девушки, оставив ее переваривать мои слова. Никого из пациентов в кабинете не оказалось, только милейший доктор листал за столом какие-то бумаги. Мое появление, судя по его виду, не очень обрадовало Форбса: тонкие усики закрутились от неприязни, как черные червяки, а от ушей красная волна поднялась к высокому выпуклому лбу и затерялась среди черных и жестких, как проволока, волос. Он был высокого роста и в хорошей форме. Пожалуй, выглядел он очень неплохо, но внешность бывает обманчива. Искать в «шалуне Фрэнки» хорошее – что воду решетом носить. Если он вам протягивает доллар, то, прежде чем деньги окажутся у вас в бумажнике, с них краска облезет.
– Убирайся к черту, Паркер! Если ты забыл, я тебе напомню, что тебе теперь не все позволено. Ты больше не полицейский, и от этого полиция только выиграла, – он потянулся к кнопке внутренней связи, но секретарь уже появилась в дверях.
– Вызови полицию, Марси, а еще лучше позвони моему адвокату. Передай ему, что я собираюсь подать заявление о нарушении спокойствия.
– Говорят, Фрэнк, ты ему задал много работы, – как бы между прочим, заметил я, усаживаясь в кожаное кресло напротив его стола. – А еще я слышал, что Мейбаум и Лок занимаются иском некой дамы, которой очень не повезло, и она заполучила интересную болезнь. Я в прошлом с ними пересекался, и могу сказать, что ребята они шустрые. Сижу вот и думаю, стоит ли шепнуть им об Элизабет Гордон? Ты помнишь Лиззи Гордон, Фрэнк?
Фрэнк инстинктивно оглянулся на окно и отодвинулся от него.
– Все в порядке, Марси, никуда звонить не нужно, – он кивнул секретарше, и было видно, что ему не по себе. Дверь за моей спиной тихо закрылась. – Что тебе нужно?
– У тебя есть пациентка Кэтрин Деметр?
– Брось, Паркер, ты же знаешь, что обсуждать своих пациентов я не могу. И даже если бы мог, тебе бы я ни черта не рассказал.
– Фрэнк, из всех, известных мне психиатров, хуже тебя нет. Я бы тебе и собаку лечить не доверил: вдруг бы тебе захотелось ее трахнуть. Так что свои разговоры об этике прибереги для судьи. Эта девушка, скорее всего, попала в беду, и мне нужно обязательно ее найти. Если ты откажешься мне помочь, пеняй на себя. Я мигом свяжусь с Мейбаумом и Локом.
Фрэнк вовсю старался изобразить борьбу с совестью, но у него это неважно получалось. Чтобы добраться до его совести, потребовалась бы крепкая лопата и разрешение на эксгумацию.
– Она вчера не пришла на прием. И потом не позвонила.
– С чем она к тебе обратилась?
– В основном инволюционная депрессия. Это отклонение характерно для людей среднего и более старшего возраста. По крайней мере, таким случай представлялся... сначала.
– А потом?
– Паркер, это же конфиденциальная информация. Даже у меня есть принципы.
– Ты шутишь, наверное. Давай, выкладывай.
Фрэнк со вздохом повертел ручку на блокноте, затем подошел к шкафу и достал нужную папку. Вернувшись в кресло, он перелистал страницы, и заговорил.
– Когда Кэтрин было восемь лет, умерла ее сестра, точнее, ее убили. Она и несколько других детей были убиты в конце шестидесятых – начале семидесятых в городе Хейвен, в штате Виргиния. Детей – среди них были мальчики и девочки – похищали, мучили до смерти, а останки прятали в подвале пустующего дома на окраине, – Фрэнк сосредоточился и увлекся, он пересказывал историю своей пациентки, такую же далекую для него, как сказка.
– Ее сестру похитили четвертой, но из пропавших она была первым белым ребенком. С ее исчезновением полиция серьезнее заинтересовалась этим делом. Под подозрение попала одна из местных жительниц, состоятельная женщина. После того как пропал один из детей, ее машину видели неподалеку от дома, в котором жил ребенок. А затем она попыталась, но безуспешно, силой увезти ребенка из города в двадцати милях от Хейвена. Мальчик, которому удалось вырваться, исцарапал ей лицо ногтями и дал описание похитительницы полиции.
Они поехали за ней, но местные жители обо всем узнали и раньше добрались до ее дома. Там оказался брат той женщины. По словам местных жителей, он был гомосексуалистом. Между прочим, в полиции считали, что преступнице помогал мужчина-сообщник. Он сидел за рулем, в то время как она охотилась за детьми. Местным жителям парень показался подозрительным. Полиция нашла его повешенным в подвале.
– А что с женщиной?
– Она сгорела в одном из старых домов. На этом все и закончилось.
– Но только не для Кэтрин?
– Да, только не для нее. После окончания школы она уехала из города, а родители остались. Мать умерла лет десять назад, вскоре после нее и отец. А Кэтрин Деметр жила, кочуя с места на место, и нигде не находила покоя.
– Она когда-либо возвращалась в Хейвен?
– После смерти родителей – нет. По ее словам, все для нее там умерло... Вот такая история, и все связано с Хейвеном.
– А были у нее друзья-мужчины, с кем она встречалась?
– Мне она ни о ком не рассказывала. И время вопросов истекло. Теперь убирайся отсюда. Если ты когда-либо вытащишь все это на публику или придешь ко мне снова, я привлеку тебя к ответственности за оскорбление и угрозы и за все, что сможет придумать мой адвокат.
Я поднялся.
– Еще один вопрос, чтобы мне лучше молчал ось об Элизабет Гордон.
– Ну?
– Как звали сгоревшую женщину?
– Мисс Модин. Аделейд Модин. А ее брата – Уильям. И убирайся из моей жизни ко всем чертям!
Глава 9
Мало сказать, что снаружи автомастерская Бру выглядела зачуханной и старой, – вид у нее был просто сомнительный. Внутри тоже немногое могло порадовать глаз. Но поляк Вилли чью труднопроизносимую фамилию поколения клиентов урезали до Бру, этот самый Вилли среди всех знакомых мне механиков был едва ли не лучшим в своем деле.
У меня никогда не вызывала особой симпатии эта часть Куинса, находящаяся немного севернее шумной скоростной магистрали Лонг-Айленда. С детства этот район ассоциировался у меня со стоянками подержанных машин, старыми складами и кладбищами. Гараж Вилли находился рядом с Киссена-парк и на протяжении многих лет служил ценным источником информации, поскольку там время от времени собирались дружки Вилли, чтобы за бутылочкой пивка обсудить, чем заняты другие. Эти места и сегодня вызывают у меня чувство беспокойства. Даже взрослым я ненавидел ездить по дороге от аэропорта имени Джона Кеннеди до Манхэттена, потому что она проходит по здешним окрестностям: у меня вызывал отвращение вид обветшалых домов и винных магазинов.
После смерти отца мать увезла меня в штат Мэн, в свой родной город Скарборо, где леса заменяли небоскребы и куда запах больших городов привозили с собой только энтузиасты гонок, съезжавшиеся из Бостона и Нью-Йорка на соревнования в Скарборо-Дауне. Возможно, поэтому, глядя на Манхэттен, я чувствовал себя здесь гостем и всегда видел город словно новыми глазами.
В округе, где располагалась мастерская Вилли, шла отчаянная борьба против расширения частных владений. Квартал Вилли купил владелец японского ресторана, находившегося по-соседству, и у него имелись планы распространиться дальше на юг. И Вилли пришлось ввязаться в полулегальную битву за выживание. Японцы донимали Вилли тем, что направляли через вентиляционные трубы в его гараж рыбные запахи. Вилли иногда отыгрывался тем, что поил своего старшего механика Арно пивом и кормил китайской едой, после чего тот выходил из мастерской, засовывал в рот пальцы и расставался со съеденным и выпитым у порога японского ресторана. «Когда все это китайское, вьетнамское или японское дерьмо выходит наружу, – говаривал Вилли, – разницы между ними нет никакой».
Внутри мастерской маленький темноволосый и смуглый Арно возился с двигателем раздолбанного «доджа». Сильно пахло рыбой и лапшой. На помосте стоял мой «мустанг-69», а пол вокруг был усыпан его железными внутренностями. Состояние машины заставляло усомниться в том, что в обозримом будущем на ней можно будет прокатиться. Я позвонил Вилли и предупредил, что заеду к нему. И, когда я появился, единственное, что он успел, это прикинуться, будто занимается моей машиной.
Сверху посыпались градом ругательства. Там находилась комната, служившая Вилли кабинетом. В следующую минуту дверь с треском распахнулась, и Вилли загромыхал вниз по деревянным ступеням: лысая голова в смазке, синий комбинезон нараспашку, а под ним грязная, когда-то белая футболка, обтянувшая его объемистый живот. У стены под вентиляцией были сложены лестницей ящики. Вилли с трудом взобрался по ним на самый верх и заорал, почти касаясь губами решетки:
– Эй, вы, сучьи дети косоглазые, если не перестанете поганить своей рыбьей вонью мой гараж, я вам устрою Хиросиму. На другом конце вентиляционной трубы что-то прокричали в ответ по-японски, после чего послышался дружеский смех с характерными восточными переливами. Вилли с досадой хватил рукой по решетке и спустился вниз. Он прищурился, вглядываясь в полутьму, и, наконец, узнал меня.
– Берд, здравствуй. Кофе будешь?
– Мне нужна машина. Моя машина. Та, что у вас тут уже неделю.
Вилли напустил на себя удрученный вид.
– Ты сердишься на меня, знаю, – примирительно-насмешливым тоном начал оправдываться он. – Я понимаю твой гнев. Сердиться, конечно, хорошо. А вот машина твоя плохая. Двигатель совсем ни к черту. Ты на чем его гонял? На орехах и гвоздях ржавых?
– Вилли, мне нужна моя машина. Таксисты уже меня своим считают. Некоторые даже не стараются обобрать. Вот до чего дошло. Между прочим, подумываю взять машину напрокат, чтобы не чувствовать себя дураком. Я пригнал к тебе машину, потому что ты обещал отремонтировать ее за пару дней.
Вилли повернулся к машине и пнул лежавшую на полу какую-то цилиндрическую штуковину.
– Арно, что там у нас с «мустангом» Берда?
– Дело дрянь, – откликнулся Арно. – Передай, что дадим ему пять сотен, чтобы пустить эту развалюху на слом.
– Арно говорит, что надо дать тебе пять сотен, чтобы пустить ее на слом.
– Я слышал. А ты ему передай, что я ему дом спалю, если он мне ее не наладит.
– Послезавтра заберешь, – буркнули из-под капота. – Извини за волынку.
Вилли хлопнул меня по плечу измазанной смазкой рукой.
– Пойдем ко мне, выпьешь кофейку, послушаешь, о чем толкуют в округе, – и, понизив голос, добавил. – Эйнджел хочет с тобой поговорить. Я сказал, что ты зайдешь.
Я молча кивнул и поднялся за ним наверх. В его кабинете, на удивление чистом, четверо мужчин сидели вокруг стола и пили кофе и виски из жестяных кружек. Я кивком поздоровался с Томми Кью, которого как-то раз прихватил за торговлю пиратскими видеокассетами, и еще с одним парнем – усачом по прозвищу Дядя Сом. Рядом с ним сидел еще один помощник Вилли – Джей. Он был десятью годами старше Вилли, но в свои шестьдесят пять выглядел на семьдесят пять. Четвертым был Эд Харрис по прозвищу Гроб.
– Эд Гроб тебе знаком? – спросил Вилли.
Я кивнул.
– Что, Эд, по-прежнему покойничками промышляешь?
– Не-е, с этим все, и давно, – ответил Эд. – Спина стала ни к черту.
Эд Гроб переплюнул всех похитителей. Он прикинул, что с живыми задолжниками слишком много возни, да еще неизвестно, кто будет их искать, а с покойниками никакой мороки. Вот Эд и повадился морги грабить.
Он просматривал газетную хронику, выбирал усопшего из достаточно состоятельного семейства и выкрадывал тело из морга или похоронного зала. До того как Эд изобрел свой промысел, похоронные залы толком не охранялись. В подвале у него была припасена холодильная камера. Туда он помещал тело и сообщал родственникам, что требует выкуп, обычно просил он немного. Большинство родных охотно соглашались выкупить своих горячо любимых, пока они не испортились.
Все шло неплохо, и Эд жил не тужил, пока один поляк из старой знати, оскорбившись предложением выкупить останки супруги, не нанял целую армию, чтобы отыскать Эда. И нашел, хотя тот и успел удрать через лазейку в подвале, что вела в соседний двор. Но за неудачу Гроб отыгрался на шляхтиче по полной: за три дня до этого электрическая компания отключила у него свет за неуплату, так что от покойной пани, когда ее нашли, запашок был почище, чем от дохлого опоссума. Однако с тех пор дела Эда пошли под гору, и теперь он ютился в углу гаража Вилли, напоминая своим видом старый стоптанный башмак.
В комнате стало тихо и как-то неуютно. Неловкое молчание нарушил Вилли.
– Ты помнишь Безносого Винни? – Вилли протянул мне дымящийся черный кофе в красной от жара жестяной кружке с неистребимым запахом бензина. – Послушай, что рассказывает Томми Кью. Ты ничего не пропустил.
Взломщик из Нью-Арка Винни Безносый как-то осенью очень неплохо поживился и решил начать новую жизнь, насколько это возможно для человека, который сорок лет только тем и занимался, что обчищал чужие квартиры. Прозвище он свое получил после долгих и неудачных боксерских опытов. Маленький Винни был потенциальной жертвой для любой швали в Нью-Джерси. И, как большинство не вышедших ростом парней из неспокойных районов, Винни надеялся кулаками обеспечить себе спасение. К несчастью, в защите он оказался хуже некуда, и его нос с течением времени уменьшился до размеров лепешки с полузакрытыми дырочками ноздрей, напоминавшими изюмины в тесте.
Томми Кью продолжил свою историю о Винни, компании по отделке интерьеров и умершем клиенте ее. Расскажи Томми эту историю в каком-либо приличном заведении, он мог бы под суд попасть.
– Этот фрукт-гомик, так в ванной и помер с этим стулом на заднице. А Винни упекли в тюрьму за торговлю картинками и кражу видика у того парня, что помер, – Томми закончил свой рассказ, качая головой и удивляясь причудам мужчин нетрадиционной ориентации.
Он хохотал-заливался, но вдруг улыбку с его лица словно стерло, и смех застрял в горле. Оглянувшись, я заметил в тени поодаль Эйнджела: вьющиеся черные волосы выбивались из-под голубой бейсболки, а жиденькая растительность на подбородке насмешила бы подростка. Под длинной темно-синей блузой портового рабочего виднелась темная футболка, а из-под голубых джинсов выглядывали грязные, сильно поношенные башмаки.
Для человека со стороны могло показаться странным, как мог невысокий, с виду неприметный Эйнджел нагнать такого страха на Томми Кью. На это имелось два объяснения. Во-первых, Эйнджел был боксер – не чета Безносому Винни, и, если бы захотел, мог бы в два счета сделать из Томми Кью котлету. Такой исход был более чем вероятен, поскольку гей Эйнджел едва ли нашел историю Томми такой уж занятной.
Но вторая причина, заставившая Томми испугаться, по серьезности значительно превосходила первую. Дело было в друге Эйнджела, которого все знали как Луиса. Оба они видимых средств к существованию не имели, хотя для многих не было секретом, что Эйнджел, в свои сорок лет почти отошедший от дел, считался вором высшей квалификации и за хорошие деньги мог бы с легкостью и президента обокрасть.
Высокий темнокожий Луис, в отличие от Эйнджела, одевался с иголочки. Значительно меньший круг людей знал, что Луис – профессиональный киллер, равного которому найти далеко не просто. Отношения с Эйнджелом в определенной степени перевоспитали его, и теперь в выборе своих редких целей он руководствовался, если так можно выразиться, общественными интересами.
Поговаривали, что убийство в минувшем году в Чикаго эксперта по компьютерам немца Гюнтера Блоха – дело рук Луиса. Этот тип был серийным насильником и садистом, который охотился за молодыми, иногда совсем молоденькими женщинами в Юго-Восточной Азии, где часто бывал по делам. Деньги обычно прикрывают все грехи, деньгами закрывают рот сутенерам, родителям, полиции, политикам.
К несчастью для Блоха, в одной из стран, где он в тот момент находился, кого-то из высокопоставленных чиновников в правительстве купить не удалось, особенно после того, как Блох задушил одиннадцатилетнюю девочку и запихнул ее тело в мусорный бак. Блох поспешно покинул страну, но деньги уже были переведены на «спецпроект», и Луис утопил Гюнтера Блоха в ванной гостиничного номера в Чикаго, где проживание стоило тысячу долларов в сутки.
По крайней мере, ходили такие слухи. Но как там ни было, Луиса считали чрезвычайно опасным, а Томми Кью очень хотелось принимать ванну пусть редко, но без опаски.
– Занятная история, Томми, – бросил Эйнджел.
– Это только история, Эйнджел, больше ничего. Я ничего не имел в виду, никого не собирался задеть.
– А никто и не обиделся, я, по крайней мере.
За его спиной послышалось движение, и из темноты вырос Луис. В тусклом свете его бритая голова слегка поблескивала, мускулистая шея виднелась над воротником черной шелковой сорочки под идеально сшитым серым костюмом. Луис был на голову выше Эйнджела и возвышался над ним, как колонна. Он несколько минут буравил взглядом Томми.
– Фрукт, это... какое-то чудное слово, мистер Кью, – ровным голосом заговорил Луис. – Что оно точно означает?
Томми Кью побледнел как полотно, и горло у него так пересохло, что он долго не мог сглотнуть. А когда ему это удалось, казалось, он глотает не слюну, а шар для гольфа. Он судорожно открыл и закрыл рот, но остался нем, как рыба, и обреченно уставился в пол, как будто надеялся, что он разверзнется у него под ногами и откроется спасительный выход.
– Неплохая история, мистер Кью, – голос Луиса был подобен шелку его сорочки. – Только будьте осмотрительнее, когда ее рассказываете, – он подарил Томми ослепительную улыбку. Так мог улыбнуться кот мыши на прощание, чтобы она унесла эту улыбку с собой в могилу. Капля пота сбежала по носу Томми и на мгновение задержалась на кончике, перед тем как шлепнуться на пол. К этому моменту Луиса в комнате уже не было.
– Не забудь о моей машине, Вилли, – напомнил я и вышел из гаража вслед за Эйнджелом.
Глава 10
Мы прошли пару кварталов до известной Эйнджелу закусочной с ночным баром. Луис прогулочным шагом двигался на несколько шагов впереди, и встречная публика расступалась перед ним, как воды Красного моря перед Моисеем. Кое-кто из женщин с интересом поглядывали на него, а мужчины большей частью опускали глаза или утыкались взглядом в витрины, как будто увидели там нечто исключительно любопытное.
Из бара доносился голос какого-то самодеятельного певца, пытавшегося исполнить под гитару «Только любовь может разбить твое сердце», подражая Нейлу Янгу. Получалось у него как-то не очень убедительно.
– У него такой вид, как будто он Нейла Янга ненавидит, – высказал свое мнение Эйнджел, когда мы вошли внутрь.
– Нейл Янг сам бы себя возненавидел, если бы услышал эти рыдания, – повел плечами шедший впереди Луис.
Мы заняли один из столиков между перегородками. Принять заказ пришел, тяжело ступая, сам хозяин по имени Эрнест, тучный и, судя по виду, страдающий несварением желудка. В баре «У Эрнеста» с заказами, как правило, работали официантки, но и здесь Эйнджел с Луисом находились на особом положении.
– Привет, Эрнест! – поздоровался Эйнджел. – Как идут дела?
– Будь я гробовщиком, народ перестал бы умирать, – ответил Эрнест. – И можешь не спрашивать, моя старуха так и не стала красавицей.
Это был давно установившийся и ставший ритуалом набор реплик.
– Ты уже сорок пять лет как женат, – продолжал Эйнджел. – Ей уже точно не похорошеть.
Эйнджел с Луисом заказали клубные бутерброды, и Эрнест пошаркал выполнять заказ.
– Будь я молодым и таким как он «красавчиком», я бы отрезал себе член и стал бы петь фальцетом да денежки заколачивать, потому что с такой рожей от члена пользы мало.
– Хотя, ты не красавец, но тебе это не мешает, – многозначительно изрек Луис.
– Как знать, – усмехнулся Эйнджел. – Будь я посмазливее, мог бы и белого подцепить.
Они перестали цеплять друг друга, и мы молча ждали, пока горе-певец добьет Нейла Янга. Теперь, когда я больше не служил в полиции, наша встреча выглядела как-то странно. Прежде, когда у Эйнджел а было что мне сообщить, или он просто хотел увидеться и поговорить о Сьюзен и Дженнифер и мы встречались с ним в гараже Вилли, в кафе или в Центральном парке, между нами неизменно присутствовала некоторая неловкость и даже напряжение, особенно если рядом находился Луис. Я знал, чем они занимались раньше и чем, как мне думается, продолжал заниматься Луис. Это было скрытое партнерство в ресторанном бизнесе, дилерских конторах; не исключено, что и к гаражу Бру он имел отношение.
Но в этот раз напряженность пропала. Напротив я впервые ощутил силу дружеских уз, связывавших меня с Эйнджел ом. Более того, я чувствовал со стороны обоих сочувствие, сожаление, человеческое внимание и доверие. Если бы они думали и чувствовали иначе, мы бы не сидели теперь вместе – в этом можно было не сомневаться.
А возможно, за этим стояло нечто большее, что только начинало доходить до моего сознания. Я стал сбывшимся худшим кошмаром из всех, которые могут привидеться полицейскому. Полицейские и их семьи, их жены и дети, неприкосновенны. Надо быть сумасшедшим, чтобы поднять руку на полицейского и совершенным безумцем, чтобы посягнуть на жизнь его семьи. Это основы нашей жизни, искренняя вера в то, что после дня, заполненного осмотром трупов, допросами воров, насильников, торговцев наркотиками и сутенеров, мы можем вернуться в собственную жизнь, зная, что наши семьи находятся как бы в стороне от всего этого, и благодаря им мы также можем держаться в стороне.
Но смерть Сьюзен и Дженнифер поколебала эту веру. Кто-то не пожелал считаться с правилами. В отсутствие ответа и возможности понять и объяснить произошедшее потребовалось другое решение, и каким-то образом центр тяжести случившегося переместился на меня и тех, кто были ближе всего ко мне. Я был хорошим полицейским, но быстро спивался. У меня уходила почва из-под ног, и я слабел, и кто-то воспользовался этой слабостью. Другие полицейские видели во мне источник заразы, а не нуждающегося в помощи коллегу. О моем уходе не пожалел никто, возможно, даже Уолтер.
В то же время все произошедшее сблизило меня с Эйнджелом и Луисом. Они не питали иллюзий насчет окружающей их жизни и не создавали для себя никаких философских конструкций, которые позволили бы им и быть ее частью, и держаться в стороне. Луис был киллером и не мог позволить себе подобных заблуждений. А крепость связи, существовавшей между ним и Эйнджелом, и его лишила иллюзий. С моих глаз теперь тоже словно спала пелена, и мне предстояло перестроиться и найти в жизни свое новое место.
Эйнджел взял с соседнего столика оставленную кем-то газету. Его внимание привлек заголовок.
– Ты его видел?
Я бросил взгляд на газетную страницу и кивнул. Во время недавнего нападения на банк один молодой человек попытался проявить геройство и получил полный заряд из двух стволов обреза. Об этом трубили во всех газетах.
– Вот история, – заговорил Эйнджел. – Выходят парни на дело. Никого трогать не собираются. Просто хотят войти в банк и взять денежки. А деньги-то, между прочим, застрахованы, так что банку ни холодно ни жарко. Ну, а потом они хотят уйти, и все. У них с собой оружие, потому что без него их всерьез не примут. Кто на них посмотрит, если они только ругаться будут? Но всегда найдется засранец, считающий себя бессмертным, и все потому, что он живой. Парень молодой, поддерживает себя в форме и уверен, что все киски будут его, если он не даст ограбить банк. Ну посмотрите-ка на него: вылитый агент по продаже недвижимости, двадцать девять лет, холостой, огребал приличные бабки, и вот в нем дыра, что твой туннель Холланда под Гудзоном. Ланс Перерсен, – Эйнджел изумленно покачал головой. – В жизни не встречал парня с таким именем: Ланселот.
– А не встречал, потому что они давно покойники, рыцари эти Ланселоты, – окидывая взглядом зал, пояснил Луис. – Наверное, околачивались в банках и лезли под пули. Может быть, этот парень последний Ланс.
Принесли бутерброды, и Эйнджел сразу ими занялся, в отличие от нас с Луисом.
– Как у тебя дела?
– Нормально, – ответил я. – По какому поводу сбор?
– Ты не пишешь, не звонишь, – чуть заметная улыбка тронула губы Луиса. Он взглянул на меня с теплым вниманием, и снова его изучающий взгляд заскользил по залу, останавливаясь поочередно на входной двери, столиках, дверях туалетных комнат.
– Я слышал, ты что-то делал для Бенни Лоу. Зачем тебе понадобилось связываться с этим дерьмом? – Эйнджел был неплохо осведомлен.
– Чтобы время убить.
– Если хочешь время убить, булавки в глаза втыкай. Бенни живет – только небо коптит.
– Давай, Эйнджел, ближе к делу. Ты пока только языком болтаешь, а Луис сидит с таким видом, будто ждет, что сюда сейчас нагрянет лихая банда и начнет поливать из своих пушек.
Эйнджел отложил недоеденный бутерброд и ловко вытер губы салфеткой.
– Я слышал, ты интересовался одной из подружек Стивена Бартона. Кое-кому любопытно узнать, откуда такой интерес.
– Кто же это у нас такой любопытный?
– Бобби Сциорра, как я слышал.
Не знаю, все ли было в порядке с головой у Бобби Сциорры, но убийство доставляло ему удовольствие, и в лице старика Ферреры он нашел хозяина, оценившего по достоинству эту страсть. Эмо Эллисон на себе почувствовал интерес Сциорры к чужим делам. У меня было сильное подозрение, что и Олли Уоттсу этот интерес укоротил жизнь.
– Бенни Лоу говорил о каких-то раздорах между стариком и Санни, – ответил я. – Он назвал это долбаным междусобойчиком.
– Бенни всегда был дипломатом, – вставил Эйнджел. – Удивляюсь, как это он еще не в ООН. Там что-то странное творится. Санни лег на дно и Пили с собой прихватил. О них ни слуху ни духу. Никто не знает, куда они подевались, но Бобби Сциорра прямо землю роет, чтобы их найти, – Эйнджел вспомнил об оставленном бутерброде и переполовинил его. – А как насчет Бартона?
– Мне кажется, он тоже залег, но точно не знаю. Он мелкая сошка, и у него едва ли есть серьезные дела с Санни или стариком – так, какие-нибудь мелочи, хотя когда-то он, возможно, и был близок Санни. Может быть, ничего за этим нет, и Бартон не при чем.
– Может он и не при чем, но у тебя у самого проблемы поважнее, чем розыск Бартона или его подружки.
Я молча ждал продолжения.
– За тобой охотятся.
– Кто?
– Это не местные. Кто-то не из города, но Луис не знает, кто точно это затеял.
– Это из-за дела с толстяком Олли?
– Не знаю. Даже такой придурок, как Санни, не станет устраивать охоту из-за какого-то стрелка-пешки, которого пристрелили, потому что ты появился. Толстяк Олли никому ничего плохого не делал, и вот его нет. Могу сказать тебе одно: ты здорово раздражаешь оба поколения семейства Феррера, и хорошего тут мало.
Услуга Коулу обрастала осложнениями. Дело не вписывалось в рамки обычных случаев исчезновения людей. Возможно, оно не было таким уж простым и с самого начала.
– У меня к тебе вопрос, – сказал я. – Ты знаешь кого-либо, у кого есть «пушка», что может продырявить кирпичную стену пулей калибра пять и семь десятых миллиметра весом в десятую часть унции? Патроны автоматические.
– Ну ты и шутник! Такую игрушку я видел только на башне танка.
– А вот из нее-то стрелка и пришили. Я видел, как его разнесло, и надо мной в стене тоже была дыра. Оружие бельгийского производства, предназначалось для спецподразделений полиции по борьбе с террористами. Кто-то обзавелся такой штуковиной и пустил в ход. Она должна проявиться.
– Я поспрашиваю, – пообещал Эйнджел. – Догадки есть?
– Предполагаю, что это Бобби Сциорра.
– И я так думаю. А почему он подчищает за Санни?
– Старик велел.
Эйнджел согласно кивнул.
– Будь начеку, Берд.
Он доел свой бутерброд и поднялся.
– Пойдем, мы подвезем тебя.
– Нет, я хочу немного пройтись.
– Ствол при себе?
Я кивнул. Он сказал, что позвонит мне. У дверей мы расстались. Я шел по улице, чувствуя тяжесть пистолета под мышкой и отмечая в памяти каждое лицо в толпе, а под ногами неясно бился пульс большого города.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?