Текст книги "Сэмюэл Джонсон и врата ада"

Глава девятая,
в которой мы узнаем чуть больше о вратах ада, но при этом мало чего полезного

Когда мать ушла за покупками, Сэмюэл еще некоторое время просидел за кухонным столом, подпирая подбородок руками и размышляя над имеющимися вариантами. Он знал, что миссис Абернати, или существо, захватившее ее тело, творит какие-то гадости, но перед ним стояла та же проблема, что и перед детьми всего мира: как убедить взрослых, что ты говоришь правду, когда они просто не желают в эту правду верить?

Мать велела ему не играть в компьютерные игры, но это не значило, что вообще нельзя пользоваться компьютером. Сэмюэл в компании Босвелла поднялся к себе в спальню, уселся за стол и принялся прочесывать Интернет. Он решил начать с того, что знал точно, и потому напечатал в поисковой строке: «Врата ада».

Первая ссылка относилась к огромной бронзовой статуе под названием «La Porte de l’Enfer», что означает «Врата ада», отлитой скульптором Огюстом Роденом и находящейся во Франции. Судя по всему, Родена попросили создать эту композицию в 1880 году, и он обещал создать ее к 1885-му. Но на самом деле он все еще трудился над ней к моменту своей смерти в 1917-м. Сэмюэл произвел мысленные подсчеты, и получилось, что Роден задержал сдачу скульптуры на тридцать два года. Стало любопытно, уж не приходится ли этот Роден родственником мистеру Армитажу, местному художнику, который должен был расписать их гостиную и столовую за выходные, а на самом деле провозился с ними шесть месяцев, да так и оставил одну стену и часть потолка без росписи. Отец Сэмюэла и мистер Армитаж сильно поспорили из-за этого, когда встретились на улице. «Это не потолок Сикстинской капеллы! – заявил тогда мистер Армитаж. – Я возьмусь за него, когда у меня появится возможность. А то вы так захотите еще, чтобы я вам рисовал ангелов, лежа на спине!»[18]18
  Художник Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы в Риме с 1508 по 1512 год. Для этого ему пришлось построить подмостки, но потолок был такой высокий, что он не мог соорудить подмостки от пола и до верха, и потому ему пришлось сделать специальную деревянную платформу, которая висела на брусьях, просунутых через окно. Как можно догадаться, разрисовывать потолок очень неудобно, но то, что Микеланджело это делал, лежа на спине, – миф. На самом деле он четыре года стоял, запрокинув голову. К концу этого срока ему так все надоело, что он написал про это стихотворение:
Я получил за труд лишь зоб, хворобу <…>Да подбородком вклинился в утробу;Грудь – как у гарпий; череп, мне на злобу,Полез к горбу; и дыбом – борода;А с кисти на лицо течет бурда,Рядя меня в парчу, подобно гробу;Сместились бедра начисто в живот,А зад, в противовес, раздулся в бочку;Ступни с землею сходятся не вдруг;Свисает кожа коробом вперед,А сзади складкой выточена в строчку,И весь я выгнут, как сирийский лук.  (Перевод А. М. Эфроса) (Прим. авт.)


[Закрыть]

Отец Сэмюэла высказался в том духе, что если бы мистера Армитажа пригласили расписывать потолок Сикстинской капеллы, у него бы это заняло не четыре года, а все двадцать и все равно Бог остался бы без бороды. На этом месте мистер Армитаж сказал грубое слово и ушел, а отец Сэмюэла в конце концов доделал стену и потолок сам.

Получилось неважно.

Ну да как бы то ни было, хотя врата работы Родена выглядели очень впечатляюще, они не светились голубым светом. Сэмюэл прочитал, что они создавались под впечатлением от «Божественной комедии», книжки писателя Данте, и заподозрил, что ни Данте, ни Роден на самом деле не видали врат ада, а только строили догадки[19]19
   «Божественная комедия» совсем не смешная, но ей и не полагалось быть смешной, несмотря на название. Во времена Данте комедией называли сочинение, в котором описывалось устройство Вселенной. Кстати, тогда все серьезные книги писались на латыни, а Данте написал свою на новом языке, итальянском. Впрочем, некоторые из комедий Шекспира и вправду смешные, но только если вас не заставляют проходить их в школе. В школе все сочинения Шекспира начинают напоминать трагедию, даже те, которые на самом деле вовсе не трагедии, но это только из-за того, как их преподают. Ну да и ладно, в будущем вы сможете производить впечатление на окружающих, цитируя Шекспира, и это главное. Все решат, что вы очень эрудированный человек. Тригонометрию или квадратное уравнение процитировать куда сложнее и вовсе не так романтично. (Прим. авт.)


[Закрыть].

После этого Сэмюэл нашел несколько групп, играющих хеви-метал, которые либо пели про врата ада, либо пихали на обложки своих дисков изображения демонов. Им хотелось выставить себя более опасными и жуткими, чем на самом деле, потому что на самом деле большинство этих музыкантов были просто лохматыми парнями из хороших семей, которые в подростковом возрасте слишком много сидели в одиночестве в своей комнате. Сэмюэл узнал, что римляне и греки верили, будто врата ада охраняет трехголовый пес Цербер, в чьи задачи входит никого оттуда не выпускать, но еще они верили, что мертвых через реку Стикс перевозит какой-то лодочник, а Сэмюэл не заметил в подвале дома Абернати никакой речки.

Он попытался написать по-другому, «адские врата», но и так толку не добился. В конце концов напечатал просто «ад», и его завалило ссылками. Оказалось, что некоторые религии учат, что в аду огонь и жара, а другие считают его холодным и мрачным. Сэмюэлу показалось, что никто из них ничего не знает наверняка, поскольку если кто-то и выяснял правду, он к этому моменту был уже мертв и никак не мог воспользоваться полученными сведениями. Но ему показалось интересным, что ад присутствует в большинстве мировых религий, даже если называется как-то иначе. Во многих вероисповеданиях имелись имена для существа, которое, как предполагалось, правило в аду: Сатана, Яньло-ван, Яма. Похоже было, что все сходились на одном: ад – довольно неприятное место, не такое, где хотелось бы оказаться.

Через час Сэмюэл прекратил поиски. Его переполняло разочарование. Ему нужны были ответы. Ему нужно было знать, что же теперь делать.

Он хотел остановить миссис Абернати прежде, чем она откроет эти самые врата.

Мать Сэмюэла пыталась высчитать, что выгоднее: взять две маленькие банки печеной фасоли или одну большую, и тут перед ней кто-то возник. Это была миссис Абернати.

– Здравствуйте, миссис Джонсон, – поздоровалась миссис Абернати. – Очень рада вас видеть!

Миссис Джонсон не знала, отчего это миссис Абернати вдруг так рада встрече с ней. Они были едва знакомы, и все их общение сводилось к вежливым кивкам при встрече[20]20
  Взрослые часто говорят то, чего на самом деле не думают, в основном просто из вежливости, и в этом ничего плохого нет. Еще они говорят прямо противоположное тому, что имеют в виду на самом деле, например:
  1) «Если уж совсем начистоту…» означает «Я нагло вру».
  2) «Я слышал, вы сказали…» означает «Я это слышал, но толком не слушал, и в любом случае я с вами не согласен».
  3) «Не хотелось бы показаться грубым…» означает «Я собираюсь нахамить».
  Существуют люди, которые особенно поднаторели в использовании подобных фраз и постоянно произносят их, чтобы избегать ответов на вопросы и не говорить правды. Эти люди называются политиками. (Прим. авт.)


[Закрыть].

– И мне очень приятно, – соврала миссис Джонсон.

Отчего-то в присутствии миссис Абернати ей сделалось не по себе. На самом деле теперь, когда она об этом задумалась, ей показалось, что в стоящей перед ней женщине слишком много несообразностей. На миссис Абернати было чудное черное бархатное пальто, слишком красивое для похода за покупками – если, конечно, вы не идете покупать еще более чудное черное пальто и не желаете произвести впечатление на продавцов. Ее кожа – очень бледная, куда более бледная, чем помнилось миссис Джонсон по предыдущим встречам, – приобрела голубоватый оттенок, и под нею более отчетливо проступили вены. Глаза миссис Абернати тоже стали ярко-голубыми. Казалось, будто они горят, как газовая горелка. Миссис Абернати очень сильно надушилась, но от нее все равно пахло как-то… загадочно и не сказать что приятно.

От вида и запаха миссис Абернати миссис Джонсон вдруг стало безудержно клонить в сон. Глаза миссис Абернати словно бы вцепились в нее, и в них начал разгораться огонь.

– Как ваш прелестный сын? – поинтересовалась миссис Абернати. – Его зовут Сэмюэл, верно?

– Да, – ответила миссис Джонсон, никогда прежде не слыхавшая, чтобы кто-нибудь назвал Сэмюэла прелестным. – Сэмюэл.

– Он, случайно, не говорил с вами обо мне?

Миссис Джонсон услышала сорвавшиеся с ее губ слова прежде, чем осознала, что они вообще пришли ей на ум.

– Ну да, говорил, – признала она. – Не далее как нынешним утром.

Миссис Абернати улыбнулась – но только одними губами, лицо ее не шелохнулось.

– И что же он сказал?

– Он, кажется, думает…

– Что же?

– Что вы хотите…

– Продолжайте.

– Открыть…

Миссис Абернати придвинулась вплотную к миссис Джонсон. Изо рта у миссис Абернати пахло отталкивающе, а зубы были желтыми. А еще они выглядели острыми – куда более острыми, чем полагается человеческим зубам. Между ними показался язык, и долю мгновения миссис Джонсон была абсолютно уверена, что язык этот раздвоенный, как у змеи.

– Врата…

– Какие врата? – спросила миссис Абернати. – Какие?!

Она схватила миссис Джонсон за плечо. Ногти глубоко впились в тело миссис Джонсон, и та вздрогнула.

Эта боль словно вырвала миссис Джонсон из оцепенения. Она отступила на шаг и моргнула. Когда она открыла глаза, миссис Абернати стояла на некотором удалении и на лице у нее застыло странное озабоченное выражение.

Миссис Джонсон, как ни старалась, не смогла вспомнить, о чем же они сейчас разговаривали. О чем-то, касающемся Сэмюэла, но о чем именно?

– Миссис Джонсон, как вы себя чувствуете? – спросила миссис Абернати. – У вас такой вид, будто вам нехорошо.

– Нет-нет, все нормально, – ответила миссис Джонсон, хотя на самом деле чувствовала себя вовсе не нормально.

Она до сих пор ощущала запах духов миссис Абернати и, что еще хуже, тот запах, который пытались замаскировать духами. Ей хотелось, чтобы миссис Абернати куда-нибудь исчезла. Вдруг показалось очень важным держаться от миссис Абернати как можно дальше.

– Ну что ж, всего доброго, – сказала миссис Абернати. – Приятно было побеседовать. Нам стоило бы встречаться почаще.

– Да-да, – отозвалась миссис Джонсон, имея в виду «ну нет!».

Нет, нет, нет и нет!

Когда миссис Джонсон вернулась домой, Сэмюэл сидел за кухонным столом и что-то рисовал цветными карандашами. При появлении матери он спрятал листок, но женщина успела рассмотреть голубой круг. Сэмюэл с беспокойством взглянул на нее.

– Ма, ты в порядке?

– Да, милый. А что такое?

– У тебя вид какой-то больной.

Миссис Джонсон посмотрелась в зеркало, висящее у раковины.

– Да, – согласилась она. – Пожалуй, и вправду. – Она повернулась к Сэмюэлу. – Я встретила… – Она умолкла.

Никак не удавалось вспомнить, кого же она встретила. Женщину? Да, какую-то женщину, но имя ускользало. Потом она вообще усомнилась в том, была ли это женщина, а несколько секунд спустя уже не была уверена даже в том, встречалась ли она хоть с кем-нибудь. Как будто разум ее был домом и кто-то поочередно выключал свет во всех его комнатах.

– Так с кем ты встретилась, ма? – спросил Сэмюэл.

– Я… не знаю, – ответила миссис Джонсон. – Пожалуй, пойду прилягу ненадолго.

Миссис Джонсон и вправду задумалась, уж не заболела ли она. Вот накануне могла бы поклясться, что слышала чей-то голос из встроенного шкафа под лестницей, когда открыла его, чтобы убрать туда пылесос.

Она ушла с кухни, и Сэмюэл услышал, как она поднялась наверх. Когда он несколькими минутами позже заглянул к маме в комнату, та уже спала. Губы ее шевелились. Сэмюэл решил, что ей снится плохой сон. Он подумал было, не позвонить ли кому-нибудь из маминых подруг, хоть той же тете Бетти, которая живет через дорогу, но потом решил, что пока лучше присмотрит за мамой сам. А сейчас пусть она поспит.

Сэмюэл спустился вниз и закончил рисунок. Он работал медленно и тщательно, стараясь в точности передать то, что видел в подвале дома Абернати. Это была уже третья попытка. Первые два рисунка он выбросил, потому что они оказались не вполне точными, но этот удался лучше. Он был почти совсем точный – ну, насколько это было в силах мальчика. С расстояния больше походил на фотографию, чем на рисунок, потому что рисование всегда давалось Сэмюэлу хорошо.

Закончив, мальчик аккуратно убрал свою работу в папку. Он кому-нибудь покажет рисунок. Надо только решить, кому именно.

Миссис Джонсон проспала до вечера. Сэмюэл сидел все это время внизу и смотрел телевизор, решив, что мама не стала бы возражать, несмотря на то, что она сказала раньше. Некоторое время спустя он заскучал и сделал еще одну вещь, которую ему делать не полагалось.

Он отправился в гараж, расположенный в дальней части дома, чтобы посидеть в папиной машине.

«Астон Мартин ДБ4» 1961 года выпуска был папиной гордостью и радостью, и Сэмюэл ездил на нем до папиного ухода всего несколько раз, да и тогда казалось, будто папа слегка обижается на присутствие Сэмюэла, как ребенок, которого заставили одолжить любимую игрушку другому. Поскольку теперь отец жил в квартире, при которой не было гаража, он решил пока что оставить машину в Биддлкомбе. Это радовало Сэмюэла – он верил, что папа может однажды все-таки вернуться. Если бы он забрал машину навсегда, здесь не осталось бы ничего из его вещей. Это был бы знак, что брак распался окончательно и теперь семья Сэмюэла состоит только из него с мамой.

Когда миссис Джонсон встала, они заказали пиццу на дом, но мама не смогла доесть свою порцию и вернулась в постель. Всякий раз, как она пыталась вспомнить, что же с ней произошло в супермаркете, у нее начинала болеть голова и накатывал смешанный запах духов и какой-то гнили, которую пытались скрыть при помощи духов.

Той ночью миссис Джонсон снились дурные сны – но это были всего лишь сны.

А вот кошмары Сэмюэла, напротив, ожили.

Глава десятая,
в которой мы узнаем о том, как трудно быть монстром, не имеющим четко определенного облика

Проснувшись, Сэмюэл обнаружил у себя под кроватью монстра. Ему не просто померещилось, что под кроватью у него прячется какое-то чудовище, как иногда боятся малыши. Сэмюэл давно уже не был малышом и приучил себя верить, что, по всей вероятности, монстры под кроватями не живут. И уж точно они не могут жить под его, Сэмюэла, кроватью, потому что там нету ни единого свободного дюйма, не занятого играми, обувью, обертками от конфет, недоклеенной моделью самолета и большой коробкой с солдатиками, которыми Сэмюэл больше не играл, но упорно желал сохранить – так, на всякий случай.

Теперь же все эти вещи были разбросаны по спальне, а из-под кровати доносился такой звук, как будто труппа крохотных жонглеров перебрасывает из руки в руку кусочки желе. Кроме того, Босвелл стоял на кровати, дрожал и рычал.

Сэмюэл почувствовал, что сейчас чихнет. Он перепробовал все известные ему уловки, позволяющие сдержать чих. Он зажал нос. Он несколько раз глубоко вздохнул. Он прижал кончик языка к верхним зубам, как это делали японские самураи, не желая выдать свое присутствие врагу, – и все без толку.

Сэмюэл чихнул. Шуму было – точно ракета взлетела. Звуки и шевеление под кроватью мгновенно прекратились.

Сэмюэл затаил дыхание и напряг слух. У него появилось неприятное ощущение, что желеобразное существо под кроватью тоже задержало дыхание – если, конечно, ему было что задерживать. А если и не было, оно определенно прислушивалось.

«Может, я просто все придумал?» – спросил себя Сэмюэл, хотя и знал, что ничего не придумывал. Невозможно придумать, что кто-то хлюпает у тебя под кроватью. Хлюпанье либо есть, либо его нет, а сейчас оно точно было.

Мальчик огляделся по сторонам и увидел лежащий в изножье кровати носок. Решив поэкспериментировать, Сэмюэл дотянулся до носка, а потом спустил его с края кровати, немного поболтал и уронил на пол.

Длинная розовая штуковина – не то язык, не то рука, не то нога – тут же подхватила носок и уволокла под кровать. Сэмюэл услышал чавканье, а потом выплюнутый носок вылетел обратно, и чей-то голос произнес:

– Фу-у!

– Эй! – позвал Сэмюэл.

Ответа не последовало.

– Я знаю, что ты там!

Ответа так и не было.

– Слушай, ну это глупо! – заявил Сэмюэл. – Я не собираюсь вставать с кровати. Можешь там сидеть сколько влезет. Ничего у тебя не получится.

Он мысленно сосчитал до пяти и только после этого услышал вздох откуда-то из-под матраса.

– Как ты узнал? – поинтересовался голос.

– Я услышал, как ты хлюпаешь.

– А! Я в этом деле новичок. Еще не освоился. Ты обдурил меня с этим носком. Ловко придумано, да. Ну и гадкий же он на вкус! Кстати, ты бы занялся своими ногами. Они наверняка ужасно пахнут.

– Это физкультурный носок. Он тут, кажется, давно уже валяется.

– Ну, это, конечно, многое объясняет, но все-таки! Таким носком наповал убить можно! Смертоносное оружие этот твой носок. Мне от него аж плохо стало.

– Так тебе и надо! – отозвался Сэмюэл. – Нечего было лезть под чужую кровать!

– Ну дык работа у меня такая!

– Тоже мне, работа называется!

– Ну да, вообще-то… Но ты сам бы попробовал в нынешнее время побыть демоном без собственного облика! Вряд ли кто меня возьмет ухаживать за щеночками или петь колыбельные младенцам. Говоря начистоту, или эта работа – или никакой.

– Это в каком смысле – без своего облика?

Демон кашлянул.

– Строго говоря, я – свободно перемещающаяся единица эктоплазмы…

– И чего это такое? – с легким нетерпением поинтересовался Сэмюэл.

– Это, – обиженно отозвался демон, – как ты бы узнал, если бы потрудился меня дослушать, демон, способный принимать почти любой облик, основанный на психических эманациях, испускаемых его жертвой.

– Ты меня совсем запутал, – произнес Сэмюэл.

– Да брось, это совершенно не сложно. Предполагается, что я должен превратиться в то, что тебя напугает. Просто я выбрал склизкое существо с щупальцами… ну… потому что это классика.

– Чего, правда? – переспросил Сэмюэл. – Так ты что-то вроде восьминога?

– Ну, пожалуй, да, – сознался демон.

– Но мне нравятся восьминоги!

– Осьминоги, – поправил его демон. – И чему только вас в школе учат?

– И нечего грубить! – обиделся Сэмюэл.

– Но я же демон! Чего ты от меня ожидал? Что я буду милым симпатягой? Укрою тебя одеялком и почитаю сказочку на ночь? Не очень-то ты умен.

– Нет, это ты не очень умен, раз приперся сюда среди ночи и поймался на старый носок! И даже не сумел принять такой облик, чтобы напугать меня! Ты – осьминог!

– Я похож на осьминога, – заявил демон. – Но я страшнее. Наверное. Тут, внизу, плохо видно.

– Да без разницы! – отозвался Сэмюэл. – Если дело в этих, как их, психических эманациях, то почему ты не принял какой-нибудь другой облик?

Демон что-то неразборчиво буркнул.

– Прости, не расслышал, – сказал Сэмюэл.

– Я сказал, что не могу улавливать психические эманации, – смущенно признался демон.

– А почему?

– Трудно это, вот почему. Сам попробуй, и увидишь, что у тебя получится.

– То есть ты просто принимаешь какой-то облик и надеешься, что он будет страшным? Как-то это небрежно, честно говоря.

– Слушай, это мое первое задание, – возмутился демон. – Доволен теперь? И должен заметить, что ты та еще вредина. Совсем не идешь мне навстречу.

– А я и не должен идти тебе навстречу, – возразил Сэмюэл. – Какой тогда смысл во всей этой затее?

– Слушай, ну ты просто скажи, да и все, – предложил демон.

Сэмюэл услышал пренебрежительное фырканье.

– Ну ладно, – согласился он. – Я вообще-то недолюбливаю пауков.

– Правда? – переспросил демон.

– Угу.

– Ты это не просто так сказал, чтобы от меня отвязаться?

– Нет, я вправду их терпеть не могу. Может, начнешь с них и посмотришь, что получится?

– Да-да, конечно. Спасибо тебе огромное. Дай минутку, ладно?

– Да сколько угодно.

– Договорились. Премного тебе признателен. А теперь никуда не уходи.

– И не надейся, – сказал Сэмюэл.

Он уселся на кровати, напевая под нос и поглаживая Босвелла. Из-под матраса доносились хлюпающие звуки и время от времени – натужное ворчание. Наконец все стихло.

– А можно вопрос? – подал голос демон.

– Ну?

– У пауков есть уши?

– Уши?

– Ну, такие большие свисающие штуковины.

– Нет. Они ощущают вибрацию волосками на ногах.

– Ладно, ладно, я не просил читать лекцию. Всего лишь задал вопрос.

Снова воцарилась тишина.

– А тогда как зовут этих, с большими свисающими штуковинами? – спросил демон.

Сэмюэл задумался.

– Слоны? – предположил он.

– Слоны! Точно, они! Слушай, а слонов ты боишься?

– Нет, – ответил Сэмюэл.

Демон взвыл.

– Все, сдаюсь! Ну ее, всю эту возню со сменой облика! Просто спускайся с кровати, и покончим со всем этим.

Сэмюэл не шелохнулся.

– А что ты сделаешь, если я спущусь с кровати?

– Ну, я могу съесть, а могу утащить в преисподнюю, и тебя никто никогда больше не увидит. Это зависит от обстоятельств.

– От каких?

– От многих, начиная с гигиены. Честно говоря, после того, как я попробовал твой носок, меня не очень-то тянет брать тебя в рот, так что, боюсь, тебе светит преисподняя.

– Но я не хочу в преисподнюю.

– Туда никто не хочет. Я – демон, но даже я туда не хочу. В том-то и смысл, понимаешь? Если бы я сказал, что собираюсь отвезти тебя на праздник или в зоопарк, что это была бы за угроза?

– Но зачем тебе надо утаскивать меня в преисподнюю?

– Приказ.

– Чей приказ?

– Не могу этого сказать.

– Не можешь или не хочешь?

– И то и другое.

– А почему?

– Она не велела.

– Миссис Абернати? Демон не ответил.

– Ой, да брось, я знаю, что это она, – произнес Сэмюэл. – Ты все равно уже сказал главное.

– Ну, тогда ладно, – отозвался демон. – Это она. Доволен теперь?

– Не особенно. Я все равно не хочу, чтобы меня утащили в преисподнюю.

– Тогда мы зашли в тупик, – констатировал демон.

– А сколько ты можешь сидеть под моей кроватью?

– С первыми лучами рассвета должен буду удалиться. Это закон, как и то, что я не могу до тебя добраться, пока ты не ступишь на пол.

– Значит, если я буду сидеть здесь, ты не сможешь ко мне прикоснуться?

– Ну а я про что? Не я устанавливаю правила. А жаль! Тогда бы дело пошло как по маслу, точно тебе говорю!

– Коли так, я просто буду сидеть тут.

– Прекрасно. Сиди.

Сэмюэл сложил руки на груди и уставился в противоположную стену. Из-под кровати донесся звук, как будто кто-то сложил щупальца. Очень много щупалец.

– А какой тебе смысл здесь торчать, если я не собираюсь слезать с кровати, пока ты не уберешься? – поинтересовался Сэмюэл.

Демон задумался.

– Да вообще-то никакого, – признал он.

– Тогда почему бы тебе не уйти? Там ведь наверняка не очень удобно, под кроватью-то.

– Неудобно. И пахнет странно. И что-то колется.

Под кроватью послышалась возня, и через секунду игрушечный солдатик вылетел оттуда и откатился к шкафу.

– Лучше не спрашивай, где он был, – сказал демон.

– Ладно, – согласился Сэмюэл. – Ну так как, ты собираешься уходить?

– Да я и вправду мало чего могу тут сделать, – согласился демон, – раз ты не хочешь идти мне навстречу.

– Ну тогда гуляй себе, – предложил Сэмюэл.

– Ладно. Пока.

Раздалось продолжительное хлюпанье, потом стало тихо.

– Ты все еще там? – спросил Сэмюэл.

– Нет, – слегка пристыженно отозвался едва слышный голос.

– Врун!

– Ладно, я уйду. Хотя не знаю, что я ей скажу.

– А ты ничего не говори. Просто отсидись где-нибудь до наступления дня, а потом скажи, что я ночью не вставал.

– Может, и сработает, – вздохнул демон. – Может, и сработает. А ты обещаешь, что не пойдешь в туалет или еще куда?

– Честное слово, – ответил Сэмюэл.

– Не смею просить большего, – произнес демон. – Ну, приятно было иметь с тобой дело. Ты же понимаешь, ничего личного. Работа такая.

– А ты ведь не вернешься, правда?

– О нет, вряд ли. У нее ушло много сил, чтобы вызвать меня сюда. Не верится как-то, что она пойдет на это еще раз. И без того много хлопот: держать портал открытым и все такое. Больно уж он нестабильный, этот портал. В нем надо быть очень осторожным, а то есть риск здорово пострадать. Хотя она может придумать какой-нибудь др угой способ до тебя добраться. Но опять же, может и не придумать. Все равно это скоро не будет иметь никакого значения.

– А почему? – спросил Сэмюэл.

– Конец света, – сообщил демон. – Не останется никаких кроватей, чтоб под ними прятаться.

Он хлюпнул, хлопнул и исчез.