Текст книги "Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр"

Прекрасный стыд

Будь я диванный критик, я бы выразился именно так[124]124
  В названии присутствует игра слов: по-английски beautiful game («прекрасная игра») часто называют футбол. В оригинале название звучит как beautiful shame.


[Закрыть], но я слишком ленив даже для этого; что же касается любой физической активности, я абсолютно неопытен. Как не раз отмечали многие мои друзья, я даже не умею ходить, куда там бегать.

Мое тактическое понимание футбола практически равно нулю. Я вообще по нулям, когда люди начинают говорить о различных формациях и тактических уловках. Чрезмерный анализ футбола – это реальная современная проблема. Вы, конечно, меня простите, все это придумал средний класс, и это полная чушь. Игроки должны иметь возможность играть на поле где угодно, да хоть по всему полю, иначе что они делают в футболе? Игрок, который не может пройти, атаковать или выполнить удар по мячу – а у моей команды, «Арсенала», за эти годы таких было несколько, – совершенно, черт возьми, бесполезен.

Футбол – или «сокер», как говорят мои американские друзья, – это все-таки игра. А в игре должен быть хаос, и так оно и есть на самом деле, как бы они ни пытались все спланировать. Независимо от того, кто ударит по мячу – пятьдесят на пятьдесят, где он приземлится. Меня не волнует, насколько им переплачивают или недоплачивают, все сводится к одному и тому же. Вы можете заморочиться на стратегии или скупить всех лучших игроков, но все равно это может не сработать. Тут, скорее, замешаны сочетание отдельных игроков и та уверенность, которую тренер может вселить в команду. Именно это делает ее успешной и, следовательно, интересной для зрителей. Искусство футбола заключается в том, что можно проиграть и наслаждаться этим, потому что знаешь, что твоя команда выложилась на все сто. Но на самом деле… Я бы все-таки предпочел гол рукой!

Я болею за «Арсенал», который был моей местной командой в Финсбери-парке, с самого раннего детства. Я обычно околачивался с весьма определенной группой парней на стоячих местах Северной трибуны, фанатского сектора старой домашней арены «Арсенала» – Хайбери. Это – наша территория, наш домен, но более, чем какой-либо еще английский клуб, «Арсенал» всегда был антирасистским. И там всегда была настоящая смесь цветов кожи и вероисповеданий. Очень грустно видеть, во что теперь превратился футбол, когда с появлением там отпрысков среднего класса и так далее все это было перевернуто с ног на голову. Все, что было хорошего в футболе, исчезло. Начиная с фанатских речевок и атмосферы вокруг, все стало стерильным.

Эта чепуха с зональной маркировкой на поле и тому подобное искажает сам формат, в котором они играют. Я имею в виду – давайте начистоту! Если оставить огромные части поля без внимания из-за нелепой одержимости позиционированием, вас поймают. Если у вас слабые, медлительные защитники, вы будете посрамлены.

Футбол – это та игра, в которой, если ваша команда играет очень плохо, вы начинаете смеяться над проигрышем. Вы и правда можете наслаждаться ожиданием следующего трагического поражения. И нет ничего другого, что бы могло дать мне такую способность. Способность, которая служит абсолютно блестящей, прекрасной цели. Это театр эмоций, а не мечтаний.

Самая большая радость быть футбольным болельщиком заключается в том, что в конечном счете нет никакой радости. Наоборот, все может стать только хуже. Много лет назад, когда «Вест Хэм» вылетел во второй дивизион, я помню, как их болельщики пели эту славную песню: «Que sera sera, что будет, то будет, мы едем в Бе-е-е-рнли, que sera sera»[125]125
  Это переделанная версия победной футбольной песни, которая, в свою очередь, была позаимствована футбольными болельщиками из фильма Хичкока. На самом деле «Que Sera, Sera (Whatever Will Be, Will Be)» – песня, написанная Джеем Ливингстоном и Джеем Эвансом, – впервые прозвучала в фильме 1956 г. режиссера Альфреда Хичкока «Человек, который слишком много знал». В песне три куплета, которые исполняются певицей от первого лица. В первом куплете она еще ребенок, во втором – юная девушка, а в третьем (в настоящее время) она уже мама. В каждом куплете задается вопрос «Какой я буду?», «Что меня ждет впереди?», а куплет отвечает: «Que sera, sera / Что будет, то будет / Мы не можем знать будущее / Que sera, sera / Что будет, то будет». То есть сам куплет символизировал нечто неизбежное и неминуемое. И именно в этом качестве он стал популярен как песня болельщиков команды-победителя. «Que sera sera, / Whatever will be will be, / We’re going to Wembley (мы едем на Уэмбли), / Que sera sera». В данном же случае знаменитый английский стадион Уэмбли заменен на заштатный город Бернли в графстве Ланкашир, аналог русского Урюпинска.


[Закрыть]. Юмор был просто фантастический.

И где она, радость современного футбола? Да это сплошная гребаная боль, и когда ты действительно что-то выигрываешь, длится это совсем недолго. Пабы закрываются слишком рано, и все кончено. Все расходятся по домам, а ты остаешься стоять там – ва-а-а-а-а-ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! Все равно что пытаться играть в приложениях на айпаде. Настолько неудовлетворительно, что и правда лучше пусть зовется «сокером». Разочарование гарантировано, и нужно постоянно вкладывать деньги, чтобы чего-нибудь достичь.

Правильный футбол – это когда ты видишь, что команда наслаждается собой, полностью погружена в игру, со стопроцентной самоотдачей. И тогда не имеет значения, окончится матч победой, поражением или ничьей. В точности как концерт – что-то выигрываешь, что-то теряешь. Но когда видишь опущенные головы, медлительность, неспособность сделать рывок или создать новую интересную идею – это не впечатляет. Убивает всяческую страсть.

Оказавшись теперь далеко от Финсбери-парка, я не могу уследить, когда будет следующая наша игра. Каждое субботнее утро на рассвете я звоню Рэмбо, тоже живущему в Америке, за двадцать минут до игры, в панике, пытаясь выяснить, будет ли матч по спутниковому телевидению. И если бы я отказал себе в пытке смотреть, как рушится «Арсенал», я бы все равно очень, очень разозлился.

Я определенно не из тех, кто по возвращении в Лондон наблюдает игру из этих лож для знаменитостей. Меня никогда туда не приглашали, да я и не хочу этого. Мне доставляет гораздо большее удовольствие смотреть футбол в пабе с настоящими людьми, настоящими футбольными болельщиками, прислушиваясь к их добродушным поддразниваниям. Футбол подходит для этого просто фантастически. Слушать остроумные реплики людей, юмор – это блестяще, истинно в британском духе.

Но заплатить в наши дни 75 фунтов за билет, чтобы попасть на стадион «Арсенала»? Да за эти деньги они должны предоставить тебе возможность заняться сексом со всеми женами футболистов! Я бы предпочел отправиться в местечко поменьше, вроде того, где играет «Торки Юнайтед»[126]126
  Английский профессиональный футбольный клуб из города Торки в графстве Девон. В настоящее время выступает в Национальной лиге, пятом по значимости дивизионе в системе футбольных лиг Англии.


[Закрыть]. Сколько там стоит? 20 фунтов? Это цена массажа – и, если повезет, возможно, «кульминации».

Глава 4. Вперед в преисподнюю

Sex Pistols – тема давно избитая, но большинство из тех, кто писал о нас, не отличались особой точностью. Каждый считал своим долгом высказаться о том, кем мы были или кем не были, и теперь все это зашло слишком далеко, но никто из нас четверых, ныне здравствующих, не заинтересован что-либо опровергать. Если люди настолько глупы, чтобы верить чужим версиям нашей истории, то туда им и дорога. Нам нет никакого смысла вмешиваться. И пусть наша работа говорит сама за себя.

Мы выстрелили, и выстрелили очень быстро и сильно. Мы стали, я думаю, самой мощной группой в мире. От этого очень трудно оправиться и перестроиться, поскольку это было так динамично, что пересекло все мыслимые границы и распахнуло людям разум. К несчастью для большинства, двери открывались и закрывались, снова и снова – а-а-а, отсылка к песне PiL[127]127
  В тексте содержится отсылка к песне «Open and revolving» с альбома Happy? – шестого студийного альбома Public Image Ltd., изданного в 1987 г.


[Закрыть].

«Пистолзы» были удивительным объединением людей, которые сразу же не понравились друг другу и относились к своим товарищам по группе с большим подозрением, но каким-то неведомым образом сумели сделать так, чтобы это сработало к лучшему. Настоящий поезд с сорванными тормозами, поезд идей и мыслей.

Все эти идеи вертелись в моей голове годами, но у меня никогда не существовало какого-то формата, чтобы собрать их воедино и представить миру. Так что возникшая с появлением «Пистолзов» возможность оказалась просто фантастической! Все это было не зря. Дремавший вулкан извергся, и все вышло наружу.

Совершенно очевидно, что слова песни «Anarchy In The U.K.» удивительны для двадцатилетнего парня. И я говорю об этом вовсе не с каким-то высокомерием. Просто мне никогда не предоставлялось возможности отойти в сторонку и понаблюдать за тем, что я делал в то время, – все было так суматошно и быстро. Постоянно что-то происходило, мой мозг взрывался от всевозможных проблем. И когда я сейчас слушаю эту или любую другую из первых песен, то реально поражаюсь тому, что придумал эти строки. Они исходят откуда-то из глубины меня, и они искренни.

Жизнь в Британии в то время очень напоминала 1940-е гг., мы словно застряли в том далеком десятилетии, со всеми перебоями с энергоснабжением, отключениями электричества и несобранными мусорными мешками на улицах. Страна все еще несла бремя огромного послевоенного долга. В отличие от Германии, которая впоследствии отстроилась, победившая Британия поимела одни гребанные проблемы. Урок, который необходимо запомнить. Война приносит экономическую катастрофу, но она же – источник благосостояния производителей оружия и корпораций. Огромную прибыль от войн получает нефтяная индустрия – вот кто реально оказывается в выгоде. А мы должны быть верноподданным пушечным мясом.

Когда моя тетя собиралась приехать к нам из Канады, то, прочтя в прессе сообщения о нехватке продовольствия, она предложила послать нам посылки с продуктами. Я никогда этого не забуду. Мама и папа были в ярости. «Нет! Никогда! Никогда! Нам не нужны подачки!»

И это определенно вдохновляло на революционные мысли. Я замечал, как все становилось хуже и хуже, и это стало настоящим топливом для того, что мы делали, – ощущение потери энергии. Все эти потребности и возможности целого поколения молодежи просто-напросто игнорировались. Как бы депрессивно это ни выглядело, как бы тяжело ни было это все пережить, все, кого я знал, оказались в одной лодке. И не могли ничего с этим поделать. Это было топливом, которое запустило двигатель того, что стало панком.

Первыми строчками песни «Я – антихрист / Я – анархист» я вовсе не пытался выставить себя каким-то пугалом. Я никогда и не думал об этом. Хотя нет, постойте, нет, нет, нет, где-то в глубине души мне казалось, что меня сочтут жертвой всего этого, отнесутся ко мне с великим сочувствием, и на меня прольются излияния любви и радости! Честное слово! Я вовсе не собирался становиться испорченным пидорасом. Дело было не в этом, и, на мой взгляд, уж точно речь здесь шла не только обо мне. Она шла о нас. Мы все получили здесь возможность высказаться – давайте же расскажем все как есть на самом деле, так?

Конечно, окружение группы в то время постоянно мне советовало:

– Почему бы тебе просто не написать песенку о любви? Почему бы тебе просто не написать хитовый сингл? Будет здорово, все будут тебя любить!

– А что, разве они уже меня не любят? Печаль.

И по сей день это все, что я слышу от разных деловых людей, – они несут полную чушь.

Строчка «Я хочу уничтожить прохожего»[128]128
  «I wanna destroy the passer-by». (англ.)


[Закрыть] – да, я сама любезность, я знаю – она обо всех тех людях, которые просто сидят и стонут и на самом деле не делают ничего, чтобы улучшить свое положение или помочь другим. Безучастное морализаторствующее большинство. И я решил, что слово «прохожий» – в этом смысле удачное, оно полностью отражает суть. Вместо того чтобы использовать двадцать два слова, достаточно одного.

«Ваша мечта о будущем – список покупок»[129]129
  «Your future dream is a shopping scheme». (англ.)


[Закрыть]? Это оказалось довольно точно, правда? Похоже, именно так сейчас мир и устроен. Я это предвидел.

Строчки про ИРА и ЮДА[130]130
  Две противоборствующие военизированные группировки. ИРА – Ирландская республиканская армия, ирландская военизированная группировка, целью которой является достижение полной самостоятельности Северной Ирландии от Великобритании и прекращение военной оккупации Северной Ирландии (части Ольстера). Опирается преимущественно на поддержку католического населения Ирландии. ЮДА – Ассоциация обороны Ольстера (Ulster Defence Association). Крупнейшая протестантская вооруженная организация в Северной Ирландии. Возникла в 1971 г. в ответ на действия ирландских экстремистов, объединив несколько групп протестантов.


[Закрыть] были не столько о терроризме и политических махинациях в Ирландии, сколько, знаете… «Постойте, я думал, это – Великобритания»[131]131
  Немного измененная другая строка из «Анархии»: «I thought it was the U.K.».


[Закрыть]. Все эти политические интриги, разделение по религиозному признаку могут привести только к краху. Я всегда считал, что Великобритания – это хорошие люди, которые ладят друг с другом, а не Империя. И полагаю, это же очевидно, я вовсе не пропагандировал британский колониализм – наоборот.

Но нет, я не был анархистом. Я понял, что слово может вызвать гораздо большее возмущение, чем заложенная в супермаркете бомба. Письменное слово – мощная штука. Не думаю, что до меня об этом часто задумывались, по крайней мере, не в поп-музыке. В том, что я пишу, нет никакой личной мести или злобы. Речь идет исключительно о требованиях ясности от политиков. Пока я знаю, что есть что, чего вы от меня ждете и чего я жду от вас, все в порядке. Я не буду ничьим пушечным мясом. Если это дело недостойно, я с оппозицией.

По мере того как мы прогрессировали и я начал выпускать подобные песни, это занятие полностью меня увлекло, я был на все сто процентов предан делу, несмотря на то что Стив пребывал в ярости. А он часто приходил в ярость, бросал гитару и сматывал. А потом Пол вроде как пытался меня успокоить: «Не волнуйся, он всегда такой, он капризный ублюдок».

И я постоянно краем глаза ловил Стива, который твердил: «О боже, он не умеет петь, он никуда не годится», – не понимая, что это скорее: «Ну, Стив, это ты не умеешь играть! А мы делаем все, что в наших силах, приятель…» Мы были вместе меньше полугода, а уже решили, что мы дерьмо.

По правде говоря, меня вдохновляло то, что делали остальные, все трое. Я был очень, очень впечатлен. А что касается музыкальности, то кому какое дело? Это была бравада, смелая попытка прорваться в море одинаковых групп, состоявших из избалованных деток.

Мне всегда нравился подход к гитаре Стива Джонса. То, как почти разваливалась его гитарная партия, – мне это казалось абсолютно захватывающим. И как он умудрялся вытянуть ее опять. Самое близкое, что я видел у других музыкантов, – это игра Нила Янга на его альбоме Zuma[132]132
  Канадский певец и автор песен, гитарист. Альбом Zuma (1975) записан совместно с рок-группой Crazy Horse.


[Закрыть], где песня порой балансирует на грани полного краха – самый динамичный момент. Для меня представлялось здорово просто суметь вписаться в это, и это было великолепно. Я мгновенно начинал мыслить строфами. Именно игра Стива давала мне такую возможность, и я не знаю, понял ли он это до сих пор. Не думаю, что он сознавал, насколько помогал мне, и я очень, очень благодарен Стиву, несмотря на все его презрение – на самом деле это просто вишенка на торте.

Умение Пола Кука задавать темп – поразительное и всегда было таковым. Он не выводил меня из себя, Пол, его барабаны звучали твердо, без срывов – на него можно было положиться. Когда я лажал на сцене, Пол обычно произносил самую болезненную реплику и заставлял меня ощутить всю горькую реальность промаха, тогда как от подковырок Стива или Глена мне было как с гуся вода. Пол уверенно выносил вердикт: «Сократи это, а то исправь…»

Я быстро понял, что Пол всегда готов идти на уступки Стиву. Стив мог подначить Пола попросить меня о чем-нибудь. «Э-э-э-э, гм, а тебе не кажется, что этак было бы лучше?» Все эти вещи, независимо от того, как они до меня доводились, я воспринимал с издевкой. Во многом именно они и создали проблемы между мной и Полом, поскольку он думал, что это мои к нему личные подъебки. Но это было не так. Я адресовал их тем людям, которые пытались на него повлиять. Потому что с Полом все было в порядке. И я всегда хорошо с ним ладил. Но я отнюдь не ладил с Полом, когда Стив или Малкольм шептали ему на ухо.

Очень странная она была, наша группа. Пол – тихий парнишка, не из тех, кто суетится, очень похожий на своего отца, тихий и склонный к компромиссам. Не знаю даже, о чем он думал. Пол отосится к числу людей, предпочитающих оставаться незамеченными. Но именно сочетание разных характеров и создает нечто целое, именно это сделало нас теми, кем мы стали. Я имею в виду, если бы все были такими же психами, как я, все пошло бы насмарку – осталось бы только спустить в унитаз! В этом я должен быть честен. Предоставленный самому себе, я на все сто процентов – настоящая катастрофа! У меня нет кнопки «стоп». И тут: «Да, давайте подумаем, как быть».

Я думал, что нашел свой голос почти сразу, но по-настоящему услышал себя только тогда, когда у нас впервые появились сценические мониторы, а именно на концерте с Eddie & the Hot Rods в «Марки». Это оказалось для меня большим шоком. Я случайно «сломал» мониторы, потому что не мог вынести звука собственного голоса. Дело в том, что все остальные оказались достаточно глупы, чтобы позволить мне себя услышать.

Они говорили со мной, используя музыкальные термины типа «тактовый размер», и я понятия не имел, о чем шла речь. Или: «Вступай с “соль”!» Что?! Совершенно невежественный в этом отношении, я обладал огромными знаниями музыки, но ничего не понимал в том, как она создается.

Это было захватывающе – очень похоже на то, как в детстве впервые начинаешь собирать модели из деталек металлического конструктора. Когда-нибудь получали «Мекано» на Рождество? Открываешь коробку – ты уже успел посмотреть снаружи все фотографии того, что можно собрать, – однако едва эта коробка оказывается открытой, ты полностью теряешься. Вот что для меня означало присоединиться к «Пистолзам». Я должен был быстро сложить детальки вместе и догнать их.

Стив, Пол и Глен сделали для меня удивительные вещи, и я буду любить их до самой смерти. И пусть они меня позорят сколько влезет – это их право, но именно так я отношусь ко всем, с кем работаю. Хорошо у нас идет или плохо – не важно; очень быстро ты понимаешь, что если оно вообще не идет, то ты больше и не работаешь с этими людьми.

Изначально помещение на Денмарк-стрит должно было стать нашей штаб-квартирой. Стиву, однако, были не рады в доме его матери, и оказалось, что ему негде жить, поэтому он остался на Денмарк-стрит. Он как бы превратил репетиционную в свою квартиру и попытался создать некую атмосферу, которую мы неминуемо портили, когда приходили туда поработать. У всего есть темная сторона. Поскольку стены были голыми, я принялся рисовать на них отвратительные карикатуры. Мы провели ужасно много времени, играя во вражду, разными способами заводя друг друга.

Мы все очень надеялись, что группа отвлечет Стива от воровства. Однако оказалось, что хрен редьки не слаще. Было очень трудно поладить со Стивом, когда он был не в настроении. Только Пол Кук по-настоящему понимал его. Стиву особенно хорошо удавались злые шутки, он любил поступать людям назло, и Полу приходилось терпеть это, так же как и всем остальным. Все мы рано или поздно оказывались жертвами его розыгрышей, некоторые из которых были реально на грани. Представьте себе юнцов, предоставленных самим себе.

Что же касается Малкольма, то он предпочел бы, чтобы я поменьше высказывался, потому что все еще хотел, чтобы его приняли в модное художественное общество. Один из первых концертов, которые он устроил, был в лофте того парня Эндрю Логана[133]133
  Эндрю Логан (род. в 1945 г.) – английский скульптор, художник, портретист, ювелир, занимался перформансом.


[Закрыть]. Он назывался «Бал святого Валентина». Это было очень странное, фантастическое место выступления, но я им не понравился. Возможно, потому что я и сказанул что-нибудь этакое.

Подобного рода чепуха была тем, ради чего Малкольм пресмыкался и к чему стремился, общаясь со всеми этими фальшивыми светскими львицами, уверявшими друг друга в собственной важности и снисходительности. Художники-мусорщики, позеры, чертовы скульпторы. Это было очень «искусно» и, следовательно, очень фальшиво.

В двух словах, Малкольм и его клика были этакими хипповатыми поклонниками искусств, реально. Они сменили шмотки, но их менталитет остался все тем же хипповским пустым тупиком. Все они целовали друг друга в зад и ничего не могли достичь, ничего не предлагали, ничего не делали. Поглощенные и очарованные собой, они закрывали двери в реальный мир. Мир, в котором я прочно укоренился.

В этом зашоренном модном Лондоне не было места для таких людей, как я, чему чертовски рад, потому что тот водоворот мог затянуть в себя, можно было поддаться общему настрою и решить, что самолюбование и самовосхваление сделают тебя спасителем вселенной. На самом деле это не так. Все они высокомерны и поверхностны, переполнены восхвалениями друг друга и из-за этого ограниченны и узколобы. У них нет настоящего понимания того, как работает реальный мир. Они погружены только в себя. Вот что я выяснил. Внешне они очень впечатляют: «Только посмотрите на этих людей, на их безумную одежду и на их типа безумный образ жизни, и все они выглядят так, будто занимаются безудержно-извращенным сексом». А на самом деле они лишь кучка буржуа из пригорода.

Малкольм был вечным студентом арт-колледжа. Однако я никогда не видел ни единого произведения искусства, которое бы он сотворил. Он окружил себя людьми вроде Джейми Рида[134]134
  Джейми Рид – английский художник и анархист, имеющий отношение к движению ситуационистов.


[Закрыть], который был своего рода художником, но больше имел отношение к коммерческим аспектам искусства – подаче, упаковке и продаже вещей. Из всей компании Малкольма мне очень нравился Джейми и еще Софи Ричмонд, ассистентка Макларена. Она всегда была угрюма: «О, все уныло, мне скучно, я в депрессии». Мне было забавно находиться рядом с таким подавленным человеком. Ничто на свете не могло заставить Софи улыбнуться. Надеюсь, она это прочтет, и на ее лице появится широкая улыбка.

Малкольм снял офис на Оксфорд-стрит. В доме было две комнаты, и Малкольм всегда запирался в задней. «Что происходит, Софи?» – «Не знаю, он опять заперся!» Самой большой статьей расходов при организации этого офиса, помимо проведения телефонной линии и покупки стола и стула, стала установка двойных замков, которые Малкольм заказал в свой кабинет, чтобы убедиться, что мы его не взломаем. Он прятался там, чтобы не отвечать на вопросы. Не хотел, чтобы мы мешали его тайным планам. Малкольм держал свои идеи при себе, поскольку знал, что они будут отвергнуты, и я полагаю, что в своей иррациональной, эгоистичной манере он не мог справиться с необходимостью защищать то, что защитить невозможно. Может, он почему-то думал, что подобное поведение, этакая легкомысленность, делает его артистом. Это не так – все привело к какому-то аутизму и просто спровоцировало раздрай между всеми нами.

Так что случалось много ссор. Одна из них произошла в том пабе, «Нэшвилл», в Кенсингтоне. На самом деле мы играли там дважды, и во второй раз атмосфера была просто ужасная – Вивьен ударила кого-то в толпе. Все это превратилось в знатную потасовку между тем парнем и Гленом из серии «я или он», и, гм, догадайтесь, чем все завершилось? Ну да, в конце концов, победил «он»!

За все эти годы между мной и Гленом произошло много горького и перевранного, но я не хочу, чтобы это осталось так, потому что на самом деле Глен мне очень нравится. Нет, хочу! Иногда. Ха-ха-ха! Я понимаю, откуда все пошло, но для меня это два шага назад – совсем неинтересно. Я вовсе не считаю его темным, злым существом. Он просто хочет жить в счастливом мире, где все ладят. К несчастью для нас, этот счастливый мир должен быть устроен по его правилам, а это неприемлемо.

Были и другие проблемы, как, например, ходившие повсюду слухи о «желании быть похожим на Bay City Rollers[135]135
  Шотландская поп/рок-группа, одна из самых коммерчески успешных в первой половине 1970-х гг. в Великобритании, предмет подросткового обожания, продавшая в общей сложности более 70 миллионов пластинок.


[Закрыть]», хотя никто мне прямо об этом не говорил. Предложение было хитро передано мне через Малкольма, но это – совсем не то, чего я хотел. Тексты становились все жестче и жестче. Стив… Я тогда и не подозревал, что он не умеет ни читать, ни писать, и списал его отсутствие интереса к тому, что у меня было на бумаге, на простую небрежность. Это оказалось не так; на самом деле он просто не имел ни малейшего понятия, о чем я. Единственным, кто действительно читал тексты, был Пол Кук – его интересовало то, что я придумывал. Подход же Глена был таков: «Это не соответствует музыке. Ты не попадешь в такт». Как тут не подумать про себя: «Да только попадись ты мне, долбоеб!» Но между нами никогда не было открытого насилия. Пинались и толкались, но ничего откровенно грубого или отвратительного.

Нам вполне грозила опасность ударить в грязь лицом, но мы уперлись, и все получилось. Мы и в самом деле усердно работали, что часто упускают из виду. Да, мы работали очень, очень тяжело, и совсем без денег. Одним из тех, кто обратил на это внимание, был Крис Спеддинг, бывший в то время гитаристом Брайана Ферри. Он потратил немало времени, чтобы нас кое-чему научить. Отвез нас в настоящую студию звукозаписи и помог сделать демозапись, которая оказалась просто фантастической. И это открыло наш разум для новых возможностей.

До этого мы делали и другие демо с нашей дорожной командой, состоявшей из парочки хиппи с завалявшейся звукоаппаратурой, но это совсем не то же самое, что работать с профессионалами, – когда ребята, на самом деле занимающиеся звукозаписью, показывают, как все делается. Это было фантастически и лишь укрепило наше желание двигаться дальше.

Со стороны Малкольма отсутствовала какая-либо стратегия. Все происходило случайно – он действовал, скорее, наобум. Поднять трубку и сделать звонок – чего он даже сам не делал, этим занималась Софи, – не думаю, что это можно назвать стратегией. Малкольму каким-то образом удавалось вызвать раздражение у каждого, к кому бы он ни обращался. Многие агенты выгоняли его из офисов, некоторые даже с применением физической силы. Им не нравились его высокомерие, его тон, его поверхностность. Ты можешь быть снобом, но веди себя прилично. Эти ребята не хотели тратить свои деньги на то, что им представлялось фантазиями какого-то помешенного на собственном эго парня.

Он устроил нам кучу концертов на севере, но заказывать Sex Pistols на встречу тедди-боев в Барнсли было не очень умно, правда, Малкольм? Вечер мог закончиться очень печально. Когда вы находитесь в не том месте, играя для не той публики, концерт может стать настоящей зоной боевых действий. На тот момент у нас все еще был наигранный пятнадцатиминутный сет, который пришлось исполнить дважды. Среди публики преобладали очень злые тедди-бои средних лет. Они пытались вспомнить свою юность, но у нас – юнцов нового поколения – не было того, что им хотелось.

Следующий вечер в Скарборо оказался просто невероятным. Ненависть! Погода выдалась совсем не по сезону, и вокруг не было никого, кроме местных. Снаружи шел проливной дождь, жуткая холодрыга и штормовое море. Со сцены, через заднюю стену клуба, в которой были сделаны огромные окна, виднелся океан.

А перед сценой столпилось человек триста залившейся пивом гопоты, которые совершенно точно думали: «Эй, слабаки с юга, а не слишком ли сильно вы выеживаетесь?» Я пытался петь, дубася приближавшихся ко мне штативом микрофонной стойки – железным наконечником, который удерживает стойку вертикально. Через какое-то время ты уже входишь в раж, не пропускаешь ни единого такта и продолжаешь песню, и это становится чрезвычайно интересным для людей, которые до того считали тебя своим врагом. Они начинают обращать на тебя внимание, потому что ты тут не просто ради какой-то провальной потасовки, у тебя, видимо, цель поважнее. В конце концов эти люди воспринимают тебя своим приятелем только потому, что в тебя только что угодили бутылкой. Это уважают.

Каждый концерт был похож на битву, но мы выдержали. Музыкальная пресса начала освещать то, что они называли «насилием» на наших концертах, но, надо сказать, они изо всех сил старались выискивать подобные инциденты. Да пойдите на концерт Джастина Бибера, даже там в зале могут начаться драки. Это в порядке вещей. Заведите кучу людей одновременно в одно здание, и будет потасовка.

Никогда, ни в коем разе я не проповедовал насилие. У меня настоящее рабочее происхождение, и в моем окружении насилие считалось в порядке вещей, а мне, возможно из-за перенесенной в детстве серьезной болезни, приходилось всегда искать иной выход из положения.

Может быть, я и говорил что-то там, чуть выше, но… О, это все шуточки! Никогда не принимайте это за сопротивление, если, конечно, меня не пытаются убить, тогда у меня найдется сказать что-нибудь посерьезнее. Мне нравится давать и брать. Нравится, когда люди выкрикивают что-нибудь. Я отвечаю. Это связь. Они – люди, они пытаются поздороваться. Они вовсе не желают тебя оскорбить, хотя некоторые их реплики могут обернуться именно так.

Дерьмо иногда случается, и время от времени в зале появляется какой-нибудь человек, от всей души ненавидящий саму землю, на которой вы стоите, и тут уж ничего не попишешь, приходится иметь с ним дело напрямую. Самое последнее, что можно сделать, – покинуть сцену, поскольку 99,98 % зрителей находятся в зале с абсолютно правильными намерениями. Ты просто должен принять вызов.

В Лондоне из-за всей этой ерунды дошло до того, что никто не хотел разрешать нам играть в своем клубе, кроме Рона Уоттса из «Клуба-100»[136]136
  Музыкальный клуб, расположенный в доме № 100 по Оксфорд-стрит.


[Закрыть]. Рон мне очень нравился. Он был воспитан на джазе. И это – джаз-клуб, но, будучи парнем очень честным и непредубежденным, Рон был готов дать шанс любому. Он как-то сказал тогда: «Будь это Джордж Мелли[137]137
  Алан Джордж Хейвуд Мелли (1926–2007) – английский джазовый и блюзовый исполнитель, арт-критик, писатель, искусствовед.


[Закрыть] или Sex Pistols, какая разница?»

Не думаю, что ему очень нравился Малкольм, но, с другой стороны, того вообще мало кто любил. Малкольм заявился туда в своем фирменном стиле «Я – королевское высочество» и умудрился оскорбить персонал и владельцев этой явной помпезностью. Он всегда старался преувеличить свое положение, что, конечно, делало его мишенью бесконечных насмешек не только со стороны посторонних, но и даже со стороны Стива Джонса – он был в этом, ффу-у-ух, как масло на тосте. У этих двоих сложились очень странные отношения. Стив не хотел ничего делать без разрешения Малкольма, однако потом день и ночь над ним подтрунивал. Глубоко порочная манера, но Малкольму, похоже, это нравилось. Пойди тут разберись.

Я же не мог растрачивать свою энергию на сарказм по отношению к Малкольму. Чем дальше я держался от этого, тем меньше была вероятность выпалить ему какую-нибудь дерзость в ответ на: «Как мне кажется, Джон, что ты должен сделать, так это…» Единственный раз в жизни Малкольм попробовал ко мне обратиться и был послан так, что больше не повторял своих ошибок!

Во время жары, которая обрушилась на Британию летом 1976 г., боже мой, я делал все, чтобы не загореть, но это было неизбежно. Мне нравился мой мертвенно-бледный цвет лица, потому что я был в большей степени ночным созданием, но эта ужасная, смертельная дневная жара, особенно когда пытаешься в это время выспаться, – нет, ни за что! Поэтому примерно в это время я типа изменил свой режим сна и бодрствования и стал больше выбираться из дома днем. Пришлось, спать все равно в такую жару было невозможно. Жара стояла просто нереальная, хорошо за тридцать. Так странно, так не по-британски. Хотя не помню, чтобы кто-нибудь из лейбористов на это жаловался.

Погода влияет на все, это заложено в самой природе, приходится учиться поспевать за ее причудами. Противостоять им невозможно, вас просто расплющит. Однако, с другой стороны, это оказался настоящий дар свыше, и с тех пор в Лондоне все изменилось. Я заметил, что в ресторанах начали ставить снаружи стулья, потому что сидеть внутри было слишком жарко, и Лондон стал очень похож на Европу. Однако едва подобного рода двери открываются, в глобальных масштабах, их уже не закрыть, поскольку к хорошему быстро привыкаешь.

Мне очень нравилось играть в «Клубе-100» в то лето, по мере того как росла наша популярность. Да, это был потный подвал, но там установили нечто похожее на кондиционер, пусть даже звук его напоминал рев авиационных двигателей. У меня осталось только одно смутное воспоминание о том, как я был на сцене, и это связано с фотографией, на которой я стою на полу на коленях в своем разорванном джемпере и ору в микрофон. Я помню, как делал это и чувствовал: «О, посмотрите, что я могу! Я реально наслаждаюсь этим, мне это нравится. Нравится быть в группе, нравятся песни, нравится сила и энергия всего этого, и, клянусь богом, посмотрите на счастливые лица вокруг. Все возможно!» Нас часто изображали на сцене как помешанных на спидах маньяков, однако этот образ был далек от реальности. Другие трое участников группы вообще не имели к подобному отношения. Несмотря на то, что много лет спустя Стив присоединился к анонимным алкоголикам, он никогда особо не употреблял, щепотка солей, и то едва ли. А я… Я остановился. Я не собирался слишком увлекаться наркотическими радостями, поскольку действительно хотел реализовать предоставившуюся мне возможность. Кроме того, ты не можешь петь на любых стимуляторах, просто забудь об этом, это не сработает, с твоим-то учащенным сердцебиением… Ты закончишь песню еще до того, как группа выйдет на сцену. Все это делает тебя слишком взбудораженным, чтобы сосредоточиться на работе, – не совсем то, чего бы хотелось на сцене. Сердечный приступ, паника – вполне вероятные последствия. Я не люблю находиться в состоянии тоски, поэтому для меня наркотики всегда были строго факультативными.