Текст книги "Смертельный эксперимент"
Автор книги: Джон Локк
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 32
Мои знания о тюремных татуировках довольно ограничены. Вот что я о них знаю.
Они почти всегда синего или черного цвета – эти два легче всего получить. Тюремный татуировщик делает иглу из любого подручного куска металла – булавки, скрепки, гвоздя, кусочка крючка вешалки или кусочка гитарной струны. В качестве краски обычно используются простые чернила или паста из шариковой ручки, хотя это может быть и расплавленная пластмасса. Обычно мастер помещает заточенный кусочек металла в пластмассовый держатель, как грифель в шариковую ручку, а потом подсоединяет все это к маленькому моторчику, который позволяет игле двигаться вверх-вниз. После того как все это заработало, может произойти сотня несчастий, начиная с орфографических ошибок и кончая заражением СПИДом.
У лежащих перед нами «берни» на внешней стороне кисти были буквы Т и С.
– Что значат эти Т и С? – спросил я.
– «Техасский синдикат».
– Ты о нем что-нибудь знаешь?
– Одна из самых старых тюремных банд в Техасе.
– Махровые бандиты?
– Именно.
Кроме такой классики, как татуированные под глазами слезы, я ничего не понимал в этой символике. Куинн, напротив, был в этом деле профессионалом.
– Что там еще можно понять? – спросил я.
Огастес разорвал их рубашки и принялся за изучение рисунков, как индейский вождь принимается за изучение следов.
– Видишь эти тонкие линии и цветовые переходы в изображениях женщин? Говорит о том, что татуировщик был настоящим экспертом. В тюремном мире никто не пользуется большим авторитетом, чем опытный специалист по татуировкам.
– Ну и что? – вопросил я. – А о чем это все нам говорит?
– Татуировки – это первый уровень общения между заключенными. Они говорят о том, с какой бандой человек связан, какое положение он занимает в тюрьме, скольких человек он убил, из какого он города или страны, каково его семейное положение и сколько у него детей. Они также могут рассказать об основных событиях в его жизни и его религиозных и политических взглядах.
– Спасибо за лекцию, – сказал я. – А что значат все эти цифры?
– Прежде всего, что они местные. Тот, что слева, считает, что убил трех человек, тот, что справа, – двух. Я в это верю.
– А почему?
– В татуировках обычно не врут. Слишком многие захотят тебя за это убить.
– Что значит номер тринадцать?
– То, что они курят марихуану.
– И это ты знаешь, потому что…
– Номер тринадцать обозначает букву М, тринадцатую букву алфавита. А вот у этого восьмерка, видишь? Это значит, что употреблял или употребляет героин. А иногда ты можешь увидеть номер восемьдесят восемь, что значит «хайль Гитлер».
– А почему они хотят, чтобы окружающие знали, что они принимают наркотики? – вмешалась Элисон.
– Чтобы продавцы видели, что они потенциальные покупатели, – ответил Куинн.
– А что это за номера на их плечах? – задала еще один вопрос Элисон, сильно заинтересовавшись.
– А это их личные идентификационные номера.
– То есть по ним мы можем выяснить, кто они такие?
– Вот именно, – улыбнулся Куинн.
Я позвонил Дарвину и продиктовал ему эти номера. После того как разговор закончился, я объяснил:
– Сейчас шеф выяснит, есть ли какая-нибудь связь между «берни» и террористами.
– И если она есть… – произнесла Элисон.
– Никакой связи не будет. Ты подкатилась к Гектору с предложением ограбить кого-то из жильцов. Афайя подкатился к тебе с просьбой устроить его родственника водителем автобуса. Мой босс сначала думал, что Афайя имеет с тобой какие-то дела и здесь, в Далласе, и в других городах, в которых ты работаешь.
– Он спрашивал меня о других городах, где я бываю по работе, но ничего не говорил об устройстве других его родственников на место водителя автобуса.
– Пари держу, что это не за горами.
– И что же ты будешь теперь делать? Убьешь Афайю?
– Сначала должен позвонить Дарвин. Не исключаю, что он захочет, чтобы ты продолжала работать как ни в чем не бывало, а он разместит в твоей компании нескольких человек, чтобы они вели постоянное наблюдение за происходящим.
– А я должна буду проследить, чтобы все люди Афайи получили эту работу?
– Опять-таки все зависит от этого телефонного звонка Дарвина. Хотя я думаю, что он попросит тебя установить более тесную связь с Афайей и позволит этому террористу уговорить тебя разместить его людей в большинстве филиалов твоей компании.
– А что, если я откажусь?
Мы с Куинном переглянулись.
– На данном этапе такое уже невозможно, – ответил Огастес.
Элисон сложила руки на груди.
– Я не собираюсь спать с террористом, – сказала она с возмущением.
– Если надо будет, переспишь, – сказал я, – да и еще и обслужишь его по высшему разряду.
– После того как вы, ребята, уберетесь отсюда, вы уже ничего не сможете заставить меня сделать. Я получу новые документы и спрячусь далеко-далеко.
– Элисон, ты влипла во все это по самую макушку. Ты поможешь нам уничтожить самую большую террористическую ячейку в Америке и сделаешь это из самых благих побуждений.
– Из чувства патриотизма или чувства долга? – поинтересовалась она.
– Из-за этого и за двести тысяч долларов, не облагаемых налогом.
– И ты готов под этим подписаться? – спросила женщина.
– Мы никогда ничего не подписываем. Но деньги мы поместим в ячейку, ключ от которой передадим тебе.
– А почему я не смогу взять деньги до того, как вы перебьете террористов?
– Потому что название банка ты не узнаешь до окончания операции.
– И что, я должна во все это поверить?
– Если хочешь, мы можем просто убить тебя, – предложил Куинн.
– Вы просто прелесть, – ответила Элисон.
Огастес поклонился.
– Но у нас есть более насущная проблема, – заметил я. – «Техасский синдикат». Когда они узнают, что здесь случилось, то захотят сделать из тебя хороший пример для всех других.
– Но я же ни в чем не виновата. – Лицо Элисон напряглось. – Это ведь Гектор вышел на них.
– Они посмотрят на это немножко по-другому, особенно принимая во внимание то, что Гектор умер.
– Я не могу здесь больше оставаться. – Было видно, что на нее накатывает волна паники.
Какое-то время все молчали. Мы с Куинном анализировали создавшуюся ситуацию, а Элисон ждала, когда мы скажем ей нечто ободряющее.
– Когда Дарвин перезвонит с именами «берни», – сказал наконец я, – то я попрошу его выяснить, кто сейчас возглавляет «Синдикат». После этого встречусь с этим человеком и узнаю, что я смогу для тебя сделать.
За время нашего знакомства я слышал разные интонации в голосе Элисон, но то, как она заговорила со мной сейчас, показало, что она наконец-то поняла, в какой опасности оказалась.
– Если ты сохранишь мне жизнь и заплатишь двести штук, я сделаю все, что надо. – На секунду она задумалась над тем, что только что сказала, а потом выпятила подбородок и еще раз кивнула головой: – Обязательно. Все, что ты скажешь.
– Ну вот и умница, – сказал я.
– Но если мы будем работать вместе, – поджала губы Элисон, – я же могу больше не называть тебя Космо, а?
– Я думаю, что это будет его новым прозвищем, – засмеялся Куинн.
Нахмурившись, я представился:
– Меня зовут Донован Крид.
– Космо Берлап нравилось мне больше, – сказала женщина.
– Не сомневаюсь.
Глава 33
Карцер тюрьмы особо строгого режима в Лофтоне, штат Техас, был построен четыре года назад, сразу после тюремных волнений, которые закончились смертью четырех надсмотрщиков и двенадцати заключенных. В карцере находилось 320 зэков, помещенных за шестью уровнями охраны. Самые злостные нарушители находились в одиночных камерах в течение двадцати трех часов в сутки. Камеры были бетонными, со стальными дверями и решетками. Вся камерная мебель, включая кровать, стол и стул, была отлита из высокопрочного бетона. В потолке каждой камеры было проделано окно, размером четыре дюйма на четыре фута[56]56
Приблизительно 120 см.
[Закрыть], через которое заключенные могли видеть только небо, и ничего больше. Сделано это было специально: без каких-либо ориентиров преступники не могли определить, в какой части тюремного здания они находятся. В тот единственный час, который они проводили вне камеры, у них была возможность физически размяться на тюремном дворе, больше напоминающем бетонный колодец, в полном одиночестве. Раз в месяц им разрешалось встретиться с семьей и с адвокатом. Мой визит был исключением, которым я был обязан связям Дарвина.
Рой «Волчара» Вильямс совсем недавно получил максимальный, шестой, уровень охраны за попытку убить надсмотрщика. Теперь, когда Роя выдернули из тюремного круга общения, я был уверен, что какой-то новый ублюдок займет его место во главе «Техасского синдиката». Но пока этого не произошло, Волчара Вильямс был именно тем, кто был мне нужен.
– Меня не колышет, как они умерли, – сказал Вильямс, – но платить теперь придется ей.
– Элисон даже не знала этих парней. Их привлек Гектор.
– Но ведь Гектор помер. Поэтому остается эта девка. – Волчара глумливо ухмыльнулся. – Передай ей, что она будет долго мучиться. Очень долго. – Он облизал губы.
Волчара Вильямс знал, о чем говорил. В нем было шесть футов три дюйма росту[57]57
Около 190 см.
[Закрыть] и триста пятьдесят фунтов[58]58
Около 160 кг.
[Закрыть] живого веса. Пухлое лицо с пустыми глазами и четко вырезанными жестокими губами Джокера[59]59
Имеется в виду персонаж комиксов и фильма о Бэтмене (в фильме его сыграл Дж. Николсон).
[Закрыть], за которыми виднелись мелкие зубы разных оттенков желтого, коричневого и черного цветов. В соответствии с тюремным распорядком его волосы были подстрижены коротким ежиком, но, глядя на него, вы понимали, что имей он такую возможность, то носил бы их длинными и немытыми. Такими, какой была сейчас его жидкая, спутанная бороденка.
– Я бы очень попросил тебя не убивать ее.
– Да пошел ты куда подальше…
Посетители и заключенные в комнате для свиданий были разделены пуленепробиваемым стеклом, которое шло от пола до потолка.
Сейчас это стекло спасло ему жизнь.
– Послушай, – предложил я, – если тебе так надо кого-то убить в отместку за этих придурков, попробуй убить меня.
– Мы так и сделаем. Считай, что ты уже ходячий мертвец.
– Ну, вот и отлично, только оставь Элисон в покое.
– Не пойдет. Ей придется помучиться. Так гласит закон, приятель.
Мы долго смотрели друг на друга сквозь стекло.
– Я готов предложить бартер, – сказал я.
– Бартер? Тогда вытащи меня отсюда.
– Из этого ничего не получится.
– Тогда, считай, не договорились. Мне нечего выигрывать, и еще меньше есть что терять. У меня нет ни семьи, ни чего-нибудь еще, ради чего стоит жить.
– Ну, семья бы тебя ждала, если бы ты сам ее не вырезал.
Волчара пожал плечами и погладил свою вонючую бороденку. Я сидел молча, ожидая, когда он задаст вопрос, который не мог не задать.
– А как она выглядит? – поинтересовался он. – Есть на что посмотреть?
Я достал из своего кармана пластиковый конверт, который поднес к стеклу. В этом конверте находилась фотография полностью одетой Элисон.
– Неплохо, – проговорил Волчара. – Знаешь что, давай мне сотню штук баксов, и пусть она раз в месяц навещает меня как настоящая жена – и я дам ей пожить в течение года.
Я готов был поспорить, что до подобного он ни за что не додумается.
– С сотней штук баксов проблемы не будет, а вот с сексом не прокатит, – ответил я.
– Ну, считай, что опять не договорились.
– Послушай, ты же знаешь, что женщины тебе не видать как своих ушей в течение ближайших трех лет. Ведь тебя об этом наверняка предупредили, когда сажали сюда.
– Но ведь ты там, на воле, большая шишка, иначе тебя бы сюда не пропустили. Вот и расстарайся.
– Это не прокатит, если ты только не сможешь предложить в обмен реальный крупняк. А мы оба знаем, что у тебя ничего нет.
– Вот именно поэтому она и помрет.
– Мне бы хотелось, чтобы она еще пожила. Давай подведем итог, Гамби[60]60
Персонаж одноименного телевизионного шоу. Представляет собой человекоподобную зеленую пластилиновую куклу.
[Закрыть]. Вот максимум из того, что я могу для тебя сделать: сотня штук зеленых и сотня фото голой Элисон.
– Хватит гнать. Мне не разрешат держать здесь фото голой бабы.
– А они ничего не узнают. – Я еще раз показал ему фотографию. – Она в пластике, потому что это переводная картинка. Ты говоришь мне имя твоего надсмотрщика, и я позабочусь, чтобы он пронес тебе эти фото, по несколько штук за раз. Если ты сотрешь эту картинку…
– Вот дерьмо…
Я повернул фото таким образом, чтобы он мог получше видеть часть бюста Элисон, выступающего над ее одеждой.
– И когда же они до такого додумались?
– Это новая технология, но сама идея принадлежит Леонардо да Винчи. Если посмотреть на Мону Лизу в рентгеновских лучах, то под ней видны еще два изображения. В те времена холсты были дороги. И если ты хотел изобразить что-то новое, то приходилось рисовать на использованном холсте.
– Я что, сильно кошу под любителя истории?
– Потри изображение большим или указательным пальцем так, чтобы его температура слегка повысилась – и покрытие растает. Я сделаю для тебя сто фото Элисон в одежде. Можешь, если хочешь, наслаждаться ими или потри карточки и раздень ее – как тебе больше понравится.
– Что же это за баба, которая согласится сниматься голяком на сотню фотографий?
– Та, что хочет еще пожить.
– А она уже знает про эти сто фоток?
– Не-а. Пока я сделал только эту.
– И чё, ты видел нижнюю?
– Да.
Волчара покрылся румянцем и облизал губы. Одного этого было достаточно, чтобы вас стошнило.
– Ежели ты можешь подмазать надсмотрщика, то просто передай ему фотки с голой бабой, – посоветовал он.
– И ты что, думаешь, что в этом случае они дойдут до тебя?
– Ну уж нет! Этот дегенерат ни за что с ними не расстанется.
– Именно поэтому я и напечатаю другие фото поверх голых.
По его рябому лицу я понял, что он клюнул.
– А у нее там побрито?
– Ты хочешь, чтобы было побрито?
– Да, хочу.
– Отлично. На этой она не выбрита, но сделает так для следующих фотографий.
Потом мы обсудили логистику передачи ему денег, и он назвал мне имя своего надсмотрщика.
– Как все прошло? – спросила Элисон.
Мы ехали в арендованной машине, направляясь в нашу гостиницу «Кволити Инн».
– Пока тебе ничего не угрожает. Через пару дней или недель, когда он потеряет свою власть, все изменится.
– И что же мы будем делать тогда?
– Убьем его.
Она смотрела в окно, но когда услышала эти слова, резко повернулась ко мне:
– Зачем и каким образом?
– Зачем? Затем, что это будет предупреждением для следующего главаря банды. Каким образом? – Я улыбнулся. – Узнаешь позже.
– И мы все-таки едем сегодня в Даллас?
– Как только я побеседую с надсмотрщиком Волчары.
– А когда по времени это произойдет?
– Он освобождается в восемь вечера, так что, я надеюсь, где-то в восемь тридцать. Волчара говорит, что он обычно останавливается пропустить пару стаканчиков в стриптиз-баре на Эвклиде, прежде чем вернуться домой и заняться избиением жены.
– А сейчас около шести. – Элисон посмотрела на свои часы. – И что же мы будем делать все это время?
– Спать. До Далласа дорога неближняя, а ни ты, ни я прошлую ночь не спали.
– Но ведь ты снял только одну комнату.
– Зато с двумя кроватями.
– Ты что, думаешь, что я сбегу, если у меня будет отдельная комната?
– Я думаю, что в этом случае мне будет сложнее защитить тебя.
– Но мне же ничего не угрожает. Ты сам так сказал.
– Я сказал, что тебе пока ничего не угрожает. Или ты хочешь рискнуть?
Глава 34
За пять сотен и обещание получить еще надсмотрщик с удовольствием согласился пронести фото Элисон в камеру Волчары Вильямса. Я передал ему деньги и фото на парковке за заведением, и после этого мы с Элисон отправились наконец в Даллас.
– Но ведь я не позировала в голом виде, – недоуменно сказала Элисон.
– Важно, чтобы Волчара думал по-другому, – ответил я.
– И все-таки я ничего не понимаю. Он получит это фото, потрет его… и что дальше?
– Фотография находится в пластике, потому что покрыта змеиным ядом. Кроме того, в этом покрытии находятся миллионы микроскопических, но очень острых кристалликов. Когда Волчара начнет тереть фото, он поранит пальцы и, таким образом, откроет яду доступ в кровоток.
– Ты псих, – сказала женщина.
– Возможно, – согласился я.
– И что, вся моя жизнь теперь зависит от этого идиотского плана? – в изнеможении спросила она меня.
– Поверь, он умрет через пятнадцать минут после того, как получит фото.
– Ты что, уже проделывал это раньше?
– Да.
– Что же это за человек такой, который способен за два часа покрыть фото смесью из змеиного яда и режущих осколков?
– Догадайся с трех раз.
– Что?
– Радуйся, что ты на моей стороне.
– Крид, у тебя действительно очень серьезные проблемы с головой, – покачала головой Элисон.
– А ты слишком шумишь в постели.
– Ты что, о вчерашней ночи? – Она подозрительно посмотрела на меня. – Так вот, к твоему сведению, все это было наигранно.
Я промолчал.
– Ты что думаешь, что я действительно хотела тебя?
Я опять ничего не ответил.
– Кто-то, по-видимому, слишком много о себе воображает.
Я глубоко вздохнул.
– Если хочешь знать, когда я тебя вчера трогала, то у меня от отвращения мурашки по телу бегали, – заметила она, и это было только начало нашей беседы.
Дорога до Далласа была неблизкая.
Глава 35
Всю свою сознательную жизнь я живу по так называемой теории телефонного звонка. По этой теории вы можете быть плохим, хорошим или держаться где-то посерединке. Вы можете быть богатым, бедным или относиться к среднему классу. Победитель или лузер, создатель или разрушитель, щедрый или прижимистый – все это не имеет никакого значения: все мы находимся на расстоянии одного телефонного звонка от события, которое может полностью изменить нашу жизнь.
Я наблюдал это тысячи раз. Вы можете совсем не следить за собой или посвящать этому все свое время, вы можете быть самым благородным, любящим и честным человеком на Земле или совсем наоборот. Вы можете заранее планировать всю свою жизнь или положиться на чистый случай, можете быть бандитом, а можете дружить с королями – не важно. Мы все заложники телефонного звонка. И если в жизни можно во что-то верить, так это в то, что рано или поздно этот звонок в вашей жизни прозвучит.
Как, например, у Рональда Голдмана[61]61
Любовник Николь Симпсон, жены О. Джей Симпсона, который, по версии следствия, убил их обоих именно 12 июня 1994 г.
[Закрыть], официанта в ресторане «Меццалуна», Лос-Анджелес, он прозвучал 12 июня 1994 года: ему сообщили, что Джудита, мать Николь Симпсон, забыла свои очки в ресторане.
И этот звонок изменил его жизнь.
Но такие звонки не обязательно бывают плохими.
Например, Герберт Плант, бывший бездомный в Уорчестере, Англия: ему позвонили и сообщили, что он выиграл пять миллионов долларов в лотерею.
И это случается с кем-то ежедневно. Парень, у которого прекрасная, устоявшаяся жизнь, получает звонок, и ему сообщают, что количество белых кровяных телец у него зашкаливает. Женщина, у которой прекрасная семья, узнает по телефону, что муж давно изменяет ей. Или о том, что он только что погиб в автомобильной катастрофе.
Вам очень хочется жить так, как я? Но каждый раз, когда снимаю телефонную трубку, я всегда жду – разрушит ли этот звонок мою жизнь или спасет ее. Поймите, я не утверждаю, что мою жизнь надо обязательно спасать. Я просто рассказываю.
И вот я сижу в далласском аэропорту и ожидаю самолета на Нэшвилл, когда раздается звонок моего мобильного телефона. Я смотрю на дисплей и понимаю, что со мной пытается связаться Кэтлин.
– Когда приземляется твой самолет? – спрашивает она.
– Мой самолет?
– Только не говори мне, что ты все еще в Далласе.
– Прости, – отвечаю я и задумываюсь, а что еще она ожидала от меня услышать.
– Но ведь ты прилетишь хотя бы к обеду, правда? – Кэтлин тяжело вздыхает.
– В Нью-Йорк? К обеду?
– Боже мой, Донован… Умоляю тебе, скажи мне, что ты не забыл, – кажется, что Кэтлин совсем убита горем.
Естественно, что я забыл. В последние дни моя жизнь неслась со скоростью света. Ведь до того, как раздался ее звонок, я планировал лететь в Нэшвилл, где должен был убить Триш и Роба, чтобы выполнить условия ужасного социального эксперимента Виктора, а потом направиться в Бостон на поиски Тары Сигель, чтобы уговорить ее отказаться от девушки Калли как от своего двойника.
– Ну конечно, я ничего не забыл. Как тебе такое вообще могло прийти в голову? – Я начинаю тянуть время, а мой мозг начинает судорожную работу.
– Слава Господу, а то на какую-то минуту я здорово испугалась.
Сегодня с Кэтлин должно было произойти что-то значительное, и мне совершенно необходимо вспомнить, что же это такое.
– Подожди секунду, – говорю я в телефон, – мне надо дать кредитку девушке за стойкой.
Я прикрываю микрофон рукой и мысленно начинаю отматывать ленту времени назад. Накануне Элисон и я ездили в Лофтон, где я встретился с Волчарой в тюрьме. Позже, в тот же день, я подкупил его надсмотрщика, чтобы тот передал Волчаре смертельную фотографию. Потом мы вернулись в Даллас, и я помог Элисон устроиться в гостинице, а потом за четыре часа умудрился прочитать ей краткий курс о том, что надо делать, чтобы помочь Дарвину захватить террористов. Афайя должен связаться с нею в ближайшее время. А до того момента она должна была сидеть в Далласе и проводить аудит местного отделения своей компании, как будто ничего не произошло за последние два дня. Тело Волчары Вильямса было обнаружено в тот же день, и Огастес Куинн взял Элисон под свою охрану до тех пор, пока мне не удастся договориться с тем, кто займет место Волчары во главе «Техасского синдиката». Дарвин сообщит мне, когда это произойдет, и устроит мне встречу с этим новым боссом.
– А у тебя есть какие-то мысли о том, кто может им оказаться? – спросил я Дарвина.
– С полдесятка человек, – ответил он. – А может быть, на этот раз им окажется кто-то со стороны.
– А не знаешь, сколько у нас есть времени?
– Нет, но ты же знаешь, что дерьмо всегда держится на поверхности.
Такие воспоминания явно не помогали. Может быть, стоит сосредоточиться на том, что связано непосредственно с Кэтлин?
«Посмотрим, – подумал я. – Кэтлин планировала переехать в Вирджинию, чтобы быть вместе с Эдди, поближе ко мне. Что-то связанное с переездом? Что-то связанное… О, черт побери! Как же я мог забыть?!»
– Сегодня Эдди переезжает к тебе насовсем, – сказал наконец я. – Естественно, что я буду.
– К тому моменту, когда я буду ее забирать, или к обеду?
– Где-то посерединке, – ответил я, посмотрев на часы. – Если повезет, то я буду у тебя дома перед тем, как вы приедете.
– Мне бы хотелось, чтобы ты уже был здесь. Немного эмоциональной поддержки мне бы не помешало.
– Знаю, детка, и мне очень жаль.
– Я знаю, что это все твоя работа, – вздохнула Кэтлин. – Может быть, стоит подумать о том, чтобы сменить ее? А то мы слишком редко бываем вместе.
На это я ничего не ответил. Но я начал понимать, почему такая девушка, как Кэтлин, все еще не замужем. За те несколько месяцев, что мы с ней встречаемся, она умудрилась добавить в наши романтические отношения приемного ребенка, спланировать свой переезд поближе ко мне, высказать недовольство моими частыми отлучками и заговорить о смене работы.
– Я помню о праздничном обеде в «Серендипити»[62]62
Легендарный нью-йоркский ресторан, знаменитый своими десертами из горячего шоколада.
[Закрыть] сегодня вечером, – сказал я. – А ты хочешь, чтобы я организовал что-то на после обеда?
– Я уже об этом позаботилась. После обеда мы вернемся домой и проведем вечер во Всемирной паутине, занимаясь поисками дома, до того момента, как Эдди будет пора укладываться спать.
– Прекрасный план! – произнес я, надеясь, что в моем голосе достаточно энтузиазма.
– Ты все еще хочешь всего этого, да? – спросила Кэтлин.
– Ну конечно.
– Я не хочу ни к чему тебя принуждать. Я просто хочу, чтобы ты хотел всего этого так же сильно, как я и Эдди.
– А я и хочу, – ответил я и подумал, так ли уж я честен.
– Уверен?
– Ну конечно, – я все еще не мог этого понять.
– Обещаешь?
«Господи боже, – подумал я, – разве так разговаривают друг с другом нормальные люди? Неудивительно, что в наших спальных районах так много наркоманов».
– Донован?
– А? Да-да, я слушаю. Конечно, гарантирую, что я уверен. – Надеюсь, что именно это она ожидала от меня услышать.
Кэтлин поцеловала меня в трубке и захихикала, когда я не ответил тем же.
– В чем дело?
– Ты всегда стараешься выглядеть таким крутым парнем. Это просто очаровательно.
Надо не забыть сказать об этом Куинну.
После того как мы разъединились, я остался сидеть около ворот, где должна была начаться посадка на Нэшвилл. Теперь мне придется вернуться в главный терминал, отменить полет на Нэшвилл и купить билет на рейс на Нью-Йорк в двенадцать пятнадцать – кстати, посадка на него будет прямо напротив посадки на Нэшвилл. Единственным преимуществом было то, что у меня не было никакого багажа. Тот портфель для драгоценностей, который был у меня раньше, уже давно где-то потерялся.
Я глубоко вздохнул и закрыл глаза. Когда я открыл их, то увидел хорошо одетого мужчину, ближе к пятидесяти, который регистрировался на рейс в Нэшвилл первым классом в компании офигенной длинноногой красотки, годящейся ему в дочери. Ее загорелая кожа была затонирована, а волосы собраны в конские хвостики. У нее была блестящая розовая помада, идеально ровные зубы, и все это сообщало ей такой бьющий через край самоуверенный вид, что каждый мужик, глядя на нее, вспоминал о капитане группы поддержки в своей школе, в которую был тайно влюблен и к которой боялся даже приблизиться.
Проще говоря, она походила на добрую половину тех профурсеток, которых я раньше брал с собой в подобные поездки.
Все, кто сидел в зале ожидания, пялились на нее, как ребенок в книгу, в которой он хочет найти изображение Валдо[63]63
Персонаж детских комиксов.
[Закрыть]. Если говорить лично обо мне, то в случае если Валдо был бы спрятан где-то недалеко от ее джинсовой мини-юбки или бледно-розовых трусиков, которые она уже успела всем нам продемонстрировать, то я бы нашел его уже раз двадцать. Я почувствовал проснувшееся желание и вспомнил, что только что ответил на телефонный звонок – один из тех, который или спасет мою жизнь, или уничтожит ее. И хотя я и сидел в кресле в зале ожидания в аэропорту Далласа, образно говоря, я был на распутье. Посадка на Нэшвилл с левой стороны от меня представляла собой статус-кво, зону моего комфорта и предсказуемость дальнейшего.
Эта посадка открывала дверь в будущее, полное доступных женщин, свободного времени, путешествий, драйва, опасностей и пуль.
Дверь с правой от меня стороны вела в Нью-Йорк, к Кэтлин, которая, кажется, с молниеносной скоростью тащила меня к моногамии, отцовству и свадебному алтарю. Если я войду в эту дверь, то через три года фонтан наших сексуальных желаний превратится в тонкую струйку, а недоразумения будет все труднее и труднее разрешать. Мы начнем раздражаться от окружающей нас рутины, и между нами начнет расти взаимная неприязнь. Эдди потихоньку-полегоньку займет свое место в наших сердцах и в нашей жизни, и потеря того чувства, которое соединило нас в самом начале, будет только вопросом времени. Впереди меня ждут бесконечные часы ухода за ребенком, выполнения домашних заданий, подростковые проблемы, опоздания в школу. У нас появятся обязательства перед церковью, школой, друзьями, и вся легкость нашей жизни куда-то испарится.
Я посмотрел на ворота, ведущие на посадку в Нью-Йорк, и передо мною развернулась такая панорама моего будущего, что я засомневался в своей привязанности к Кэтлин и Эдди. Мне что же, придется бросить свою работу, одеться в костюм и галстук и трудиться на какую-нибудь гребаную корпорацию? А Кэтлин будет ждать от меня помощи в своей благотворительной деятельности? Мне что же, придется играть в гольф или теннис в каком-то чертовом загородном клубе и устраивать барбекю для многочисленных соседей? А если кто-то из них будет пытаться схватить мою жену за задницу всякий раз, когда я буду смотреть в сторону, то я даже не смогу ответить ему как мужчина мужчине?
Я посмотрел на детку, которая что-то ворковала на ушко мужчине. Он что-то ответил ей, а она хихикнула в ответ и нежно прикусила мочку его уха своими идеальными фарфоровыми зубами. Они оба не обращали никакого внимания на негодующие взгляды женщин и завистливые – мужчин, которые наблюдали за этой публичной демонстрацией взаимной привязанности. Когда они пошли в самолет, то он прихватил ее рукой за попку. Она что, возмутилась или назвала его извращенцем? Нет, она наградила его восторженным писком.
Еще не поздно, подумал я, я все еще могу быть на его месте.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?