Текст книги "Anam Ċara. Кельтская мудрость"

Для кельтов зримое и незримое были едины

Такое пренебрежительное и неприязненное отношение к телу сложилось в мире духовного, потому что дух обычно представляют как нечто воздушное, а не земное. Воздух – стихия незримого, стихия дыхания и мысли. Если сводить дух только к этой сфере, телесное сразу же умаляется. Это большая ошибка, потому что во вселенной нет ничего более чувственного, чем Бог. Чувственность Бога – в безудержности фантазии. Природа непосредственно выражает божественный замысел. В ней таинственно явлено присущее Богу чувство прекрасного. Природа – зеркало божественного воображения и мать всех чувств, а потому рассматривать дух исключительно в категориях незримого неблагочестиво. Как ни парадоксально, сила и энергия божественного и духовного основаны именно на таком противостоянии зримого и незримого. В мире души всё ищет зримой формы, всё стремится к ней; именно в этом заключена сила воображения.

Воображение – способность, соединяющая, сближающая и являющая одновременно зримое и незримое. Кельты, например, хорошо понимали, как зримое и незримое перетекают одно в другое. На западе Ирландии сохранилось множество легенд о призраках, духах или феях, связанных с некоторыми местами; местным жителям эти легенды казались не менее естественными, чем сам пейзаж. В частности, есть поверье, запрещающее срезать одинокий куст в поле, потому что он может быть местом тайных собраний духов. Существует немало мест, которые называют «курганами фей». Местные жители никогда их не застраивают и никак не посягают на эту запретную территорию.

Дети Лира

Одна из удивительных особенностей кельтского сознания – представление о перемене обличия. Это возможно только при условии, что физическое одухотворено и чувственно. Сущность или душа вещи не ограничена каким-то определенным или сиюминутным ее обликом. Душе свойственны текучесть и подвижность, которые невозможно заключить в рамки какой-либо фиксированной формы. А потому в кельтской традиции душа и материя, время и вечность поразительным образом перетекают друг в друга. Этому ритму подчиняется и человеческое тело. Человеческое тело – зеркало и воплощение мира души. Одна из ярких иллюстраций такой связи – красивая кельтская легенда о детях Лира.

В ирландской мифологии важное место занимают Туата Де Даннан (Племена богини Дану), жившие под землей; этот миф наполняет мистическим присутствием весь ирландский ландшафт. Лир был вождем Туата Де Даннан. Он поссорился с королем этих земель. Чтобы уладить ссору, король, у которого было три дочери, предложил Лиру в жены одну из них. Лир женился на дочери короля, и у них родились двое детей. Вскоре родились еще двое, но потом жена Лира умерла. Тогда Лир снова пришел к королю, и тот отдал ему в жены среднюю дочь. Она заботилась о Лире и его детях, но, заметив, что Лир уделяет им больше внимания, начала ревновать. Она поняла, что даже ее собственный отец, король, очень привязан к детям Лира. С годами ревность всё больше разгоралась в ее сердце, пока однажды она не усадила детей в свою повозку и не превратила их в четырех лебедей, взмахом волшебной палочки наложив на них заклятие друидов. Девять столетий они должны были скитаться по морю близ Ирландии. В обличии лебедей они сохранили человеческий ум и чувства. Когда в Ирландию пришло христианство, они снова превратились в людей, но оказались уже дряхлыми стариками. Образ их скитаний в дикой местности в обличии птиц, наделенных человеческим сознанием, поразительно точен. Это специфически кельтский сюжет, в котором прослеживается связь человека с миром природы и миром животных. Когда дети Лира были лебедями, их песни исцеляли и утешали людей. Из-за того, что мир животных так беззащитен перед человеком, эта повесть звучит еще более пронзительно.

Животные древнее нас. Они жили на земле уже не одно тысячелетие, когда появился человек. Животные – наши древние братья и сестры. Они живут в непрерывном потоке дней, в безмятежном единстве с природой. Они обитают под открытым небом, в морях, в горах, под землей. Им дано знание природы. Созерцательное молчание и нездешнесть пейзажа отражаются в стремлении животных к тишине и уединению. Животные ничего не знают о Фрейде, Иисусе, Будде, Уолл-стрит, Пентагоне или Ватикане. Они вне политики и смыслов, которые вкладывает в нее человек. Однако они каким-то образом уже в вечности. Кельты это сознавали. Они не унижали величие, красоту и мудрость животного мира никакими ложными иерархиями, свойственными самодовольному человечеству. В основе мышления кельтов лежало представление о том, что люди получили этот таинственный мир в наследство. В шуточной форме такая мысль выражена в стихотворении «Монах и его кот», написанном в IX веке:

 
С белым Пангуром моим
вместе в келье мы сидим;
не докучно нам вдвоем:
всяк при деле при своем.
 
 
Я прилежен к чтению,
книжному учению;
Пангур иначе учен,
он мышами увлечен.
 
 
Слаще в мире нет утех:
без печали, без помех
упражняться не спеша
в том, к чему лежит душа.
 
 
Всяк из нас в одном горазд:
зорок он – и я глазаст;
мудрено и мышь поймать,
мудрено и мысль понять.
 
 
Видит он, сощуря глаз,
под стеной мышиный лаз;
взгляд мой видит в глубь строки:
бездны знаний глубоки.
 
 
Весел он, когда в прыжке
мышь настигнет в уголке;
весел я, как в сеть свою
суть премудру уловлю.
 
 
Можно днями напролет
жить без распрей и забот,
коли есть полезное
ремесло любезное.
 
 
Кот привык – и я привык
враждовать с врагами книг;
всяк из нас своим путем:
он – охотой, я – письмом[25]25
  Перевод Г. Кружкова.


[Закрыть].
 

В сознании кельтов весь мир пронизан скрытой, но деятельной духовной энергией. Эта связь проявляется и в том, какой силой кельты наделяли язык. Язык способен и сам порождать события, и предугадывать то, чему еще только предстоит произойти. Песнопения и заклинания способны изменить злую судьбу и открыть дорогу чему-то новому и благому. В мировосприятии кельтов, особенно в том, что касается чувств, границы между душой и телом не было. Между ними существовала естественная связь. Душа и тело считались сестрами. Их не разделяли, называя одно добрым, а другое – дурным, как позже сделала христианская мораль, нанесшая такой ущерб этой прекрасной всеобъемлющей целостности. Сознание кельтов пронизывала единая, поэтическая чувственная духовность.

Свет – источник жизни. Солнце приносит с собой свет и краски. Благодаря ему растут травы, злаки, листья и цветы. Солнце любовно прикасается к изгибам земли и пробуждает ее безудержную чувственность. В приведенном ниже кельтском стихотворении солнце воспето как око и лик Бога. В нем поэтически выражена свойственная кельтам чувственная полнота восприятия жизни.

 
Око великого Бога,
Око бога славы,
Око царя воинств,
Око царя всех живущих.
 
 
Ты изливаешь на нас
Свет день за днем, год за годом,
Ты изливаешь на нас
Щедрый и ласковый свет.
 
 
Слава тебе,
О преславное солнце.
Слава тебе, о солнце,
Лик Бога жизни.
 

Духовность преображения

Духовность – это искусство преображения. Мы не должны насильно менять себя, загоняя жизнь в готовый шаблон, выстраивая ее в соответствии с каким-то сценарием или планом. Вместо этого нам следует научиться внимательно вслушиваться во внутренний ритм течения наших дней. Такое вслушивание поможет нам по-новому осознать и свое, человеческое, и божественное присутствие. Один из поразительных примеров такого преображения знаком всем родителям. Мы внимательно наблюдаем за своими детьми, но однажды они удивляют нас: мы по-прежнему знаем их, но уже недостаточно. Нам приходится заново вглядываться в них.

Осознанность гораздо продуктивнее волевых усилий. Слишком часто люди стараются перековать свою жизни, усилием воли придав ей нужную форму. Ум определяет цель, в соответствии с которой человек волевым решением начинает выстраивать жизнь по выбранному сценарию. Это поверхностный подход к святыне своего бытия и насилие над ней. Мы перестаем быть собой и можем годами блуждать в лабиринтах своих искусственных представлений о духовном развитии. Мы можем задохнуться по собственной вине.

Если мы попробуем двигаться в другом ритме, то легко, естественным образом станем самими собой. Нашей душе известен путь, который нам предстоит пройти. Только перед ней развернута карта нашего будущего, и потому мы можем доверять этой таинственной, смутно осознаваемой части себя. Если мы так и поступим, она приведет нас туда, куда надо, а главное – научит легкому ритму этой дороги. Искусство жить не регламентировано какими-то универсальными правилами. Но эта неповторимая дорога накладывает глубокий отпечаток на каждую душу. Если мы прислушаемся к себе и попытаемся обрести полноту своего бытия, то нащупаем правильный ритм своей жизни. Чувства – широкие тропы, которые могут привести нас домой.

Если мы будем внимательны к своим чувствам, наша жизнь не просто обновится, а полностью преобразится. Под руководством наших чувств мы проникнем в сокровенные глубины нашего сердца. Величайшие мыслители согласны в том, что мы познаём мир в значительной степени именно посредством чувств. Чувства соединяют нас с миром. Кожа человека испещрена порами – мир проникает сквозь них. Наши чувства – расширенные поры, через которые в нас вливается мир. Прислушавшись к мудрости наших чувств, мы никогда не станем изгнанниками в собственной жизни, чужестранцами, заблудившимися в том далеком умозрительном пространстве, что сконструировали наши воля и рассудок.

Чувства – порог души

Мы слишком долго считали, что божественное находится вне нас. Это убеждение сделало нашу тоску невыносимой. Вот почему нам одиноко: ведь именно тоска придает нам святость. Наша тоска – самое прекрасное в нас; эта тоска духовна, в ней – огромные глубина и мудрость. Если в нашей тоске мы сосредоточимся на далеком божестве, то взвалим на себя непосильную ношу. Часто бывает, что тоска человека устремляется к далекому, божественному, но из-за чрезмерного напряжения оборачивается цинизмом, опустошенностью и унынием. Человек может утратить способность чувствовать. Но нам вовсе не надо превращать тоску в тяжкое бремя. Если мы верим, что тело – часть души, а душа – вместилище божественного, значит, божественное всегда здесь, с нами.

Тело – часть души, вот почему чувства выполняют функцию ее порога. Когда ваши чувства устремлены к миру, первое, с чем они соприкасаются, – ваша душа. Чувствительность или чувственность – это умение ощущать связь с собственной душой. Вордсворт, прекрасно осознававший величие чувств, писал, что наслаждение – дар, которым мы обязаны своему человеческому достоинству[26]26
  Уильям Вордсворт (1770–1850) – английский поэт-романтик. Приведенные слова – неточная цитата из предисловия к «Лирическим балладам», которое считается манифестом так называемой «озерной школы».


[Закрыть]. Это глубоко духовный подход. Благодаря чувствам мы тесно связаны с божественным внутри и вокруг нас. Умение прислушиваться к чувствам способно оживить иссякающую веру и смягчить внутреннюю ожесточенность. Оно может согреть и исцелить исковерканные чувства, отделяющие нас от нас самих и от других людей. Тогда мы прикасаемся к чудесным плодам божественного, которые всё время таинственно зреют в нас. Хотя мы поговорим о каждом виде чувств особо, важно подчеркнуть, что они всегда действуют сообща. Чувства накладываются друг на друга. Это проявляется, например, в том, что люди по-разному видят цвета, а значит, цвет воспринимается не только зрением.

Глаз подобен рассвету

Начнем мы со зрения. Глаза человека – средоточие его бытия, которое открывается нам через них. Вселенная таинственно отражается и обретает себя в глазах человека. Я представляю себе, как горы мечтают, чтобы их увидели. Человек открывает глаза, и словно бы наступает рассвет. Возникает новый мир. Кроме того, зрение рождает расстояние. Открывая глаза, человек видит, что люди и мир отдалены от нас. Западная философия всегда стремилась соединить субъект и объект. Вероятно, именно зрение, порождающее расстояния, отделяет субъект от объекта. Однако в каком-то смысле бесконечность определяет наше восприятие любого предмета. Как прекрасно сказал Иосиф Бродский, «именно предмет делает бесконечность частной»[27]27
  Набережная неисцелимых. Перевод Г. Дашевского.


[Закрыть].

Удивительным образом зрение, которое рождает расстояния, заставляет нас поражаться тому, насколько всё вокруг непохоже на нас и таинственно. Поэтому зрение рождает и близость – оно приближает к нам всё окружающее. Пристально вглядываясь в какой-то предмет, мы принимаем его внутрь себя. Можно написать прекрасный гимн о святости внимательного взгляда. Ему противостоит бесцеремонное разглядывание. Когда кто-то в упор рассматривает нас, взгляд другого ограничивает нашу свободу, он унижает, подавляет нас, угрожает нам.

Предмет нашего внимания становится частью нас самих. В этом одна из опасностей телевидения. Люди постоянно смотрят на пустые, лживые картинки, и эти убогие картинки заполняют их внутренний мир, их сердце. Современный мир изображений и электронных медиа напоминает пещеру Платона. Узники, выстроенные в ряд и скованные цепями, смотрят на стену пещеры. За их спиной горит огонь, и на стене появляются очертания предметов. Узники думают, что образы, которые они видят на стене пещеры, и есть реальность. Однако они видят лишь тени и отблески. Мир телевидения или компьютера – огромная пустыня теней. Если мы будем смотреть только на то, что способно ответить на наш взгляд, что обладает внутренним содержанием и глубиной, то наши глаза исцелятся, станут зорче и внимательнее.

Есть слепые в буквальном смысле слова: всю жизнь они проводят в однообразном сумраке. Они никогда не видели ни волн, ни камней, ни звезд, ни цветов, ни неба, ни человеческих лиц. Но есть люди с отличным зрением и при этом абсолютно слепые. Ирландский художник Тони О’Мэлли прекрасно умел изображать незримое; Патрик Хэрон, английский художник, так охарактеризовал его творчество: «В отличие от большинства людей, глаза у Тони О’Мэлли открыты».

Многие из нас так привыкли к окружающему миру, что просто не замечают его. Задайте себе перед сном такой любопытный вопрос: «Что же на самом деле я сегодня видел?» Вы удивитесь, обнаружив, сколько всего вы не заметили вокруг себя. Может быть, вы весь день смотрели машинально; направляя взгляд на окружающие предметы, вы ни разу не вгляделись в них, даже не присмотрелись к ним. Нам всегда открывается сложно устроенное поле зрения; глядя по сторонам, мы не можем увидеть абсолютно всё. Если мы попытаемся охватить взглядом всё вокруг, то детали утратят четкость, окажутся смазанными; если мы сосредоточимся на чем-то одном, то получим полное представление об этом предмете, но общая картина от нас ускользнет. Человеческий глаз всегда выбирает то, что он хочет видеть, и избегает того, что ему видеть не хочется. Вопрос в том, исходя из каких критериев мы решаем, что нам хочется видеть, а что – нет. Неполнота жизни и неудовлетворенность ею часто объясняются именно такой ограниченностью зрения.

Поразительная и совершенно справедливая вещь: что именно и как именно видит человек, определяет его натуру и судьбу. Интересный способ начать работу над собой – проанализировать, как вы привыкли смотреть. Спросите себя: «Как я смотрю на мир?» Ответив на этот вопрос, вы поймете специфику вашего зрения.

Способы ви́дения

У страха глаза велики. Глядя на мир со страхом, мы видим лишь то, что нам угрожает и может причинить вред. Кто боится, тот повсюду видит опасность.

Алчному взгляду везде мерещится возможность обладания. Алчность – одна из мощнейших сил на современном Западе. На свое несчастье, алчный человек не способен наслаждаться тем, что имеет, ибо его всегда преследует желание завладеть чем-то еще. Это могут быть земля, книги, предприятия, идеи, деньги или произведения искусства. Мотивы и механизмы алчности всегда одинаковы. Обладание доставляет радость, но эта радость, увы, не утоляет жажды, а потому никогда не бывает полной. Алчность разъедает, поскольку человека постоянно преследует и опустошает мысль о новых возможностях; он не живет тем, что дано. Однако у алчности есть еще более страшное свойство: она усыпляет и гасит желания. Она разрушает естественную невинность желаний, сужает их горизонты и подменяет их маниакальным и болезненным собственничеством. Сейчас алчность отравляет землю и иссушает души людей. Обладание превратилось в грозного врага бытия.

Оценивающий взгляд заключает всё в строго определенные рамки. Человек, который на всё смотрит оценивающе, видит только черное и белое. Он всегда стремится исключать и разделять, поэтому в его взгляде нет сочувствия или любования. Для него смотреть – значит оценивать. Как это ни грустно, люди с оценивающим взглядом многого себя лишают. Они видят собственную измученную душу, спроецированную на внешний мир. Воспринимая лишь поверхность предметов, оценивающий взгляд считает ее их подлинной сутью. Ему не хватает ни способности прощать, ни воображения, чтобы проникнуть в глубину вещей и увидеть, что истина бывает парадоксальной. Подобная склонность к поверхностным суждениям порождает культуру, зацикленную на показном и внешнем.

В том, кто смотрит вокруг с обидой, всё вызывает зависть. Люди, допустившие, чтобы их взгляд помутила обида, вечно недовольны своим положением и тем, что у них есть. Они всегда смотрят на других с неприязнью. Причиной этой неприязни может быть то, что другие красивее их, талантливее или богаче. Человек, который привык смотреть на мир с неприязнью, живет в скудости и забывает о собственном внутреннем богатстве.

Равнодушный взгляд ничто не манит и не трогает. Равнодушие – одна из примет нашей эпохи. Считается, что стремящийся к власти должен быть равнодушным: чтобы сохранить власть, ему надо оставаться безучастным к нуждам и слабым местам тех, над кем он властвует. Поэтому равнодушие требует умения не видеть. Способность не видеть требует огромного внутреннего напряжения. Вы даже не заметите, как равнодушие лишит вас возможности сопереживания, исцеления, любви. Становясь равнодушным, человек замыкается в цинизме и отчаянии.

Тому, кто смотрит снизу вверх, другие люди кажутся намного лучше его самого. Они красивее, умнее, одареннее. Глядя на других снизу вверх, человек не замечает сокровищ собственной души. Он не в состоянии радоваться собственной жизни и имеющимся у него способностям. Тот, кто привык принижать себя, слеп к красоте, скрытой в нем самом. Человек никогда не должен смотреть на других ни снизу вверх, считая их выше себя, ни сверху вниз, как будто они в чем-то ему уступают. Только прямой взгляд в глаза другим свидетельствует о вашей искренности, мужестве и вере в их способности. Все мы равны, но при этом все мы разные.

Любящий взгляд видит правду. В умении любить нет ничего сентиментального или наивного. Такая любовь – лучший критерий истины, реальности, благодарного отношения к жизни. Кэтлин Рейн, шотландская поэтесса, говорит: если вы не видите что-либо в свете любви, вы вообще этого не видите. При свете любви мы видим свет. Любовь – свет, являющий подлинную историю каждой вещи, ее природу и предназначение. Если бы мы научились смотреть на мир любящими глазами, мир бы предстал перед нами исполненным приветливости, возможностей и глубины.

Любящий взгляд способен даже боль, страдание, жестокость привести к преображению и обновлению. Любящий взгляд светел, потому что независим и свободен. Он смотрит с любовью на всё вокруг. Любящий взгляд не плутает в лабиринтах власти, соблазна, противостояний или заговоров. Это творческое, разрушающее привычные представления видение. Оно поднимается над банальностью упреков и осуждения; человек, обладающий им, воспринимает жизнь в ее первозданности, на уровне ее структуры и предназначения. Любящий взгляд видит сквозь внешнюю оболочку и вызывает глубинные изменения. Зрение во многом определяет нашу жизнь и способность подходить к ней творчески. Ответив на вопрос, как мы смотрим, мы, возможно, узнаем что-то новое о себе и поймем, что наша жизнь таит в себе необыкновенные сокровища.

Вкус и речь

Вкус – тонкое и сложно устроенное чувство. Язык – одновременно орган вкуса и орган речи. Ощущение вкуса пало жертвой современного ритма жизни. Так как мы постоянно находимся в состоянии напряжения и стресса, у нас почти нет времени прочувствовать вкус того, что мы едим. Одна моя хорошая подруга говорит, что еда – это любовь. В ее доме за столом принято не спешить и относиться к еде внимательно.

Трапеза для нас уже не связана с какими-то особыми правилами. Мы утратили чувство ритуала, непосредственного переживания и интимности, которое неизменно сопутствовало любому приему пищи; мы уже не садимся за стол так, как прежде. Кельты славились своим гостеприимством. Того, кто пришел в дом, обязательно сажали за стол. Прежде чем переходить к делу, гостя полагалось накормить. Когда человек ест с удовольствием, он ощущает оттенки вкуса, которые обычно не замечает. Сегодня еда большей частью начисто лишена вкуса; даже то, что растет, поливают искусственными удобрениями и опрыскивают химикатами. Во вкусе такой еды не остается ничего натурального. Вот почему у многих людей основательно притупляются вкусовые ощущения. Образ фастфуда наглядно являет скудость ощущений современной культуры, в том числе и вкусовых. Эта скудость проявляется и в нашей речи. Наш язык не только орган вкуса, но и орган речи. Многие слова, которые мы произносим, – тот же фастфуд, только нематериальный. Эти слова слишком бедны, чтобы выразить переживания; слишком слабы, чтобы назвать по имени таинственную сущность вещей. В нашем суетливом и поверхностном мире язык становится призрачным, сводится к штампам и ярлыкам. На словах, выражающих душу, лежит печать смысла и отблеск божественного.

Ощущение того, что за словами кроются молчание и тайна, присущее более древним культурам, в особенности народным, ушло из современной речи. Язык изобилует аббревиатурами; мы отмахиваемся от слов, обладающих историей и вызывающих множество ассоциаций. У сельских жителей, особенно у тех, кто живет на западе Ирландии, хорошо развито чувство языка. Им присуще языковое чутье, поэтому их речь поэтична и точна. Благодаря безошибочной интуиции и мгновенному озарению им легко даются искусно построенные фразы. Разговорная английская речь в Ирландии интересна отчасти именно тем, что за ней чувствуется выразительность ирландского языка. Именно поэтому английская речь здесь звучит так красочно, живо и насыщенно. Однако попытка англичан во время колонизации Ирландии искоренить ирландский язык нанесла стране жестокий ущерб. Ирландский язык необыкновенно поэтичен и выразителен, он хранит в себе историю Ирландии. Когда у народа крадут язык, он остается в полной растерянности.

Поэзия – наиболее прекрасное отражение языка в его молчании. Поэзия – язык молчания.

Посмотрите на страницу прозаического текста – она испещрена словами. Посмотрите на страницу со стихами – среди белой пустоты листа тянутся узкие столбики слов. Страница – пространство молчания, в котором отчетливо проступают очертания слов, глубоко личных и потому особенно выразительных. Понаблюдайте за своей речью, за тем, какие слова вы часто употребляете, – чтобы понять, способны ли вы услышать тишину и молчание. Один из способов оживить и обновить свою речь – научиться воспринимать поэзию. Поэзия очистит вашу речь и возродит чувство языка.