Текст книги "Послания к фессалоникийцам. Подготовка к приходу Царя"

Мы видели, как Павел отвечает своим критикам. Он и защищает свое посещение (2:1–16) и объясняет невозможность своего приезда (2:17 – 3:13). В процессе своей двойной apologia он иллюстрирует свое пасторское служение при помощи четырех метафор – домостроителя, матери, отца и вестника. В качестве домостроителя он верно хранил Евангелие; как мать, он проявил нежность и заботу об обращенных; как отец, он был усердным в их обучении; а как посланник – проявил смелость в провозглашении слова Божьего. Из этих четырех метафор мы можем увидеть два основных направления пасторского служения в наши дни. Первое обязательство касается Слова Божьего (хранить его как домостроитель и провозглашать его как посланник), и второе обязательство мы берем на себя по отношению к людям Божьим (как мать и отец, любя, заботясь о них и обучая их).

Первым идет наше обязательство по отношению к Слову Божьему. В 1 Фес. 2 Павел три раза называет свое послание «благовестием Божьим» (2, 8, 9) и дважды – «словом Божьим» (13). Павел был твердо убежден, что его весть исходила от Бога и что «его» благовестие было воистину «Божьим» благовестием. Он не был его создателем. Он был только домостроителем, которому оно было доверено, и вестником, которому было поручено провозглашать его. Но более всего он должен был быть верным. Каждое истинное христианское служение начинается с убеждения, что мы призваны принять Слово Божье как его хранители и посланники. Мы не должны довольствоваться «слухами о Боге», заменяющими «Благую весть от Бога». Ибо, как пишет об этом Кальвин, «Евангелие… так же далеко от предположений и догадок, как небеса далеки от земли»[52]52
  Calvin, p. 347.


[Закрыть]. Конечно, мы не являемся апостолами Христа, как Павел, но мы верим в то, что Новый Завет сохранил учение апостолов и теперь завещает нам это учение в своей совершенно определенной форме. Поэтому мы являемся доверенными лицами этой апостольской веры, которая и есть Слово Божье, имеющее власть совершать работу в тех, кто верует. Наша задача – сохранять это Слово, изучать его, распространять, применять и повиноваться ему.

Во-вторых, мы имеем обязательство по отношению к людям Божьим. Мы видели, как Павел выражал свою глубокую любовь и заботу к фессалоникийцам, сравнивая себя с матерью и отцом. Он чувствовал себя и действовал по отношению к ним так, как если бы они были его собственными детьми, каковыми они и являлись, поскольку он привел их к Христу. Поэтому он учил их; зарабатывал на себя, чтобы не стать обузой для них; беспокоился об их духовной зрелости; был нежным и жертвенным в своих взаимоотношениях с ними.

Затем, в 2:17 – 3:13, совершенно, казалось бы, неосознанно Павел дает трогательное подтверждение того, о чем он пишет: открывает перед ними свое сердце, преисполненное любви. Он покинул их с величайшей неохотой, фактически, его оторвали от них против воли. Затем он так старался вновь посетить их, но все его попытки были напрасны. Напряженное ожидание вестей о них стало невыносимым, поэтому, пожертвовав многим, Павел отправил к ним Тимофея, чтобы поддержать их и узнать, как у них обстоят дела. Когда Тимофей вернулся с доброй вестью, радость Павла была беспредельна и он вознес к небесам свои благодарения. Все время он неустанно изливал свое сердце в молитвах о них. Все дело в том, что его жизнь была теснейшим образом связана с их жизнью. «Ибо теперь мы живы, – пишет он, – когда вы стоите в Господе» (3:8).

Что это за весьма необычный язык? Я часто задавал себе этот вопрос. Что это за любовь и тоска; это невыносимое напряжение, когда нет новостей, и эта несказанная радость, когда появляются добрые вести; эта привязанность, проявляющаяся в заботе, и эта страстная молитва; это чувство тесной близости с ними, как будто его жизнь заключена в их жизни, а их жизнь – в его жизни? Я думаю, что это язык родителей, обстоятельствами разлученных со своими детьми, жестоко тоскующих по ним, испытывающих глубокое беспокойство, не получая известий о них. Пасторская любовь – это родительская любовь.

Иоанн Златоуст (ок. 400 г. н. э.) это понимал, когда комментировал утверждение Павла о том, что фессалоникийцы были его надеждой, радостью и венцом: «О, сколько здесь огненного жара! Никогда не смогла бы ни одна мать или отец, даже если бы они собрались вместе, чтобы выразить свою любовь, показать такую привязанность, которая могла бы сравниться с любовью Павла»[53]53
  Chrysostom, p. 334.


[Закрыть]. В другом наставлении он писал о собственной пасторской молитве за свой приход:

«Нет человека, которого бы я любил больше вас; нет, даже белый свет мне не мил так, как вы. С радостью я вырвал бы свои глаза десять тысяч раз, если бы так возможно было обратить ваши души. Ваше спасение дороже для меня, чем сам белый свет… Только это является предметом моих молитв о вас, ибо я жажду вашего возрастания. Все мои усилия направлены на мою любовь к вам, ибо все мои помыслы о вас, вы являетесь для меня всем – отцом, матерью, братьями, детьми»[54]54
  Towards the end of Homily III on Act 1:12–26.


[Закрыть].

Другой, более поздний пример, который мне хотелось бы привести, – это Чарлз Симеон, служивший в церкви Святой Троицы в Кембридже викарием в течение пятидесяти четырех лет в первой половине XIX столетия. Американский епископ дважды навестил его, когда Чарлз Симеон был уже в преклонном возрасте, и писал: «Ласковое, любящее выражение его лица, приветливый тон его голоса в сочетании с великой мягкостью и детской простотой его манер немедленно дали мне ощутить себя так, словно бы я находился рядом с отцом…»[55]55
  Hugh Evans Hopkins, Charles Simeon of Cambridge (Hodder and Stoughton, 1977), p. 209.


[Закрыть] Сам Симеон, предпочитая скорее восхвалять истину и благочестие, чем бичевать ошибки и зло, обычно умолял молодых священнослужителей «быть мягкими в отношениях с людьми, как мать среди своей семьи»[56]56
  Hugh Evans Hopkins, Charles Simeon of Cambridge (Hodder and Stoughton, 1977), p. 205.


[Закрыть].

В этом и заключается двойное обязательство христианских пасторских руководителей, первое – к Слову Божьему (как домостроители и посланники) и второе – к детям Божьим (как матери и отцы). Мы служители Слова и служители церкви. Иначе то же самое можно выразить двумя основными характеристиками пасторского служения, которыми являются истина и любовь. Именно с помощью них строится церковь, особенно в согласии между ними. Через «провозглашение [или сохранение] истины в любви» мы «возрастаем в Того, Который есть глава Христос» (Еф. 4:15). И все же такое сочетание редко встретишь в современной церкви. Некоторые лидеры являются великими глашатаями истины и готовы сражаться за нее, но проявляют мало любви. Другие же провозглашают любовь, но не имеют равного усердия в деле провозглашения истины, как Иисус и Его апостолы. Истина тяжела, если ее не смягчить любовью, а любовь слишком мягка, если ее не укрепить истиной.

Если напоследок мы спросим, как нам развить это двойное обязательство по отношению к Слову и церкви, это равновесие в сочетании истины и любви, единственным ответом будет, что это возможно лишь при помощи Святого Духа, поскольку Он и является источником обоих даров. Он есть «Дух истины» (напр.: Ин. 14:17), и «плод… духа: любовь» (Гал. 5:22). Пасторские лидеры, таким образом, более всего нуждаются в полноте Духа, Который единственный может вести нас путем истины и любви.

Можем ли мы присвоить слова, сказанные в 1 Фес. 2:13, только Павлу, ведь в этом стихе употреблены местоимения множественного числа: «мы непрестанно благодарим Бога» и «принявши от нас слышанное слово Божие»? Должны ли мы понимать употребление множественного числа, которое встречается довольно часто в обоих посланиях, как указание на то, что Павел, Сила и Тимофей являлись соавторами? Или Павел относится к таким авторам, которые употребляют эпистолярное «мы», подразумевая при этом одного себя? Обе позиции нам кажутся крайностями. Но эти вопросы, которых мы лишь слегка коснулись в пояснениях к 1:1 и 2:18, требуют более тщательного рассмотрения.

Сила и Тимофей прибыли в Фессалонику вместе с Павлом и помогали ему в деле евангелизации. Тимофей также впоследствии посетил Фессалонику и вернулся с новостями, которые вдохновили Павла на написание первого послания (ср.: 1 Фес. 3:2–6; Деян. 18:5; 2 Кор. 1:19). Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале обоих посланий мы видим все три имени. Павел хотел таким образом выразить свое признание трудов Силы и Тимофея и указать в то же время на то, что они также одобряют написанное им.

Однако это не означает, что нам следует принять новое название: «Послания Павла, Силы и Тимофея к Фессалоникийцам». Мы также не должны отрицать руководящей роли Павла в написании обоих посланий. Употребление местоимения множественного числа «мы» не требует таких решительных заключений. Позиция руководства и голос авторитета по-прежнему принадлежат Павлу. Тому есть как внутренние, так и внешние свидетельства.

Внутренние свидетельства находятся в самих посланиях и в том, что личность Павла часто проявляется через следующее:

1. Именно он являлся главным проповедником, когда «наше благовествование у вас было» (1:5), и утверждал, что благовестие было вверено именно ему (2:4). Именно он относился к фессалоникийцам как мать и отец (2:7,11).

2. Хотя он и написал: «…Мы… хотели придти к вам», но затем добавил: «…И потому мы, я Павел, раз и два хотели придти к вам» (2:18). Этим он не поправлял себя, поясняя, что он хотел еще раз посетить их, а Сила и Тимофей не хотели. Скорее всего, говоря «мы», он на самом деле имел в виду себя – «я».

3. Хотя сначала он написал: «И потому, не терпя более, мы…» (3:1), он повторяет то же, говоря: «Посему и я, не терпя более…» (3:5). Опять он поясняет значение сказанного, что именно он находился в невыносимом напряжении.

4. Хотя он написал: «…Мы восхотели остаться в Афинах одни, и послали Тимофея» (3:1,2), он имел в виду, что остался один, потому что отослал к ним Тимофея. Тимофей не посылал сам себя! Силу он тоже отослал, возможно, в Филиппы. Златоуст принимает такое объяснение как само собой разумеющееся. Без обоснования он пересказывает утверждение Павла так: «Когда я больше не мог терпеть, я послал Тимофея с тем, чтобы узнать о вашей судьбе»[57]57
  Chrysostom, p. 339.


[Закрыть].

5. В Первом послании к Фессалоникийцам (5:27) Павел писал: «Заклинаю вас Господом прочитать сие послание всем святым братиям». Имена Силы и Тимофея могли быть включены в приветствия в начале посланий, но именно Павел принимает на себя ответственность за письмо и торжественно просит фессалоникийцев прочитать его на общем собрании.

6. Когда во втором послании Павел красноречиво говорит о противлении Богу сына погибели, он не может сдержаться и выражает глубоко личное увещевание: «Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» (2 Фес. 2:5).

7. Когда Павел доходит до конца Второго послания к Фессалоникийцам, он не только ставит собственную подпись своей рукой («моею рукою Павловою»), но совершенно забывает свое «мы» настолько, что называет прощальное приветствие «знаком во всяком послании», затем добавляет «пишу я так…» (2 Фес. 3:17). Итак, все-таки пишет он! Он не выражает одобрения этому посланию, но признает свое авторство и, таким образом, весь авторитет полностью принадлежит ему.

Переходя от внутренних свидетельств к внешним в пользу поддержки авторства Павла, следует сделать три замечания. Во-первых, Лука в Книге Деяний совершенно ясно дает понять лидерство Павла в группе миссионеров. Силу избрали, чтобы заменить Марка, а Марк был лишь «помощником» (Деян. 13:5; 15:37 и дал.). Тимофей, хотя его и любил Павел, был явно младше (Деян. 16:1 и дал.). Лука действительно объединяет «Павла и Силу» как узников, страдавших вместе (Деян. 16:19,22,25,29), римских граждан (Деян. 16:38) и сотрудников (Деян. 16:40; 17:4). Однако он совершенно четко показывает, что именно Павел проповедовал как в Фессалонике, так и в верийских синагогах (Деян. 17:2,3,11). Если он был главным проповедником, тогда становится совершенно очевидно, что он был также и главным автором.

Во-вторых, Павел был апостолом, в то время как Сила и Тимофей нет. Да, действительно, Сила был руководителем в иерусалимской церкви, официальным делегатом на совещании в Иерусалиме и пророком (Деян. 15:22,27,32), но его никогда не называли апостолом. Так же и Тимофей. Фактически, в более поздних посланиях Павел намеренно отделяет себя от Тимофея в этом смысле и пишет: «Павел… Апостол Христа Иисуса, и Тимофей брат» (2 Кор. 1:1; Кол. 1:1; ср.: 1 Кор. 1:1; Флм. 1). Именно в свете этого мы должны понимать удивительное выражение: «Мы могли явиться с важностью, как Апостолы Христовы» (1 Фес. 2:7а). Либо Павел использовал здесь слово «апостолы» в его более широком значении «миссионеры» (как в Деян. 14:4,14; 2 Кор. 8:23; Флп. 2:25), либо, имея в виду себя как апостола, был вынужден грамматически согласовать слово «Апостолы» во множественном числе с местоимением «мы» (что было весьма похоже на «мы восхотели остаться одни [monoi, множественное число]» в 3:1).

В-третьих, в других посланиях Павла имеется множество примеров, где он переходит от «я» к «мы», без изменения личности субъекта. Например, объявив римлянам, что он «призванный Апостол», Павел продолжает, говоря: «…Мы получили благодать и апостольство» (Рим. 1:1,5). Во Втором послании к Коринфянам, после возвышенной речи от первого лица единственного числа о своих отношениях с ними (2 Кор. 1:15 – 2:13), Павел переходит на «мы» (2 Кор. 2:14 – 4:18), хотя он совершенно очевидно описывает свое собственное апостольское служение, труды и страдания. Таким же образом во Втором послании к Коринфянам, в начале гл. 10, «Я же, Павел» превращается в «мы», начиная со ст. 3 до конца главы, и затем возвращается опять к «я», и так в гл. 11–13, т. е. до конца. Можно также отметить ту легкость, с которой Павел может перейти от просьбы: «Молитесь также и о нас, чтобы Бог отверз нам дверь для слова, возвещать тайну Христову…», к утверждению: «…за которую я и в узах» (Кол. 4:3).

Еще один пример, на этот раз свидетельствующий о стиле Иоанна, находится в 3 Ин. 9,10: «Я писал [единственное число] церкви, но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас [множественное число]. Посему, если я приду [опять единственное число], то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами [множественное число]». Понятно, почему RSV повсюду сохраняет единственное число, включая «…Диотреф… не принимает моего авторитета». Более того, такое взаимозаменяемое употребление местоимений «я» и «мы» достаточно часто использовалось в письмах времен Павла. «Из древних текстов можно извлечь множество примеров, – писал Бикнелл, – где писатель переходит от единственного числа к множественному в одном и том же письме»[58]58
  Bicknell, pp. 30–35 (‘Additional Note on Apostles of Christ’).


[Закрыть]. Это явные случаи применения «эпистолярного» множественного числа.

В заключение, мы должны согласиться с Миллиганом в том, что на этот счет нет «четкого и точного правила», поскольку использование Павлом формы «мы» включает в себя «широкое разнообразие нюансов и оттенков значения»[59]59
  Milligan, p. 131.


[Закрыть]. Мы не имеем права утверждать, что множественное число в посланиях Павла никогда не бывает эпистолярным, потому что такая позиция «не разумна»[60]60
  Morris, NICNT, p. 99.


[Закрыть]. Мы также не можем поддержать точку зрения о том, что, говоря «мы», Павел всегда подразумевает «я», используя «королевское множественное число». Он не стремится подчеркнуть свое апостольское достоинство, потому что иногда он явно причисляет к себе Силу и Тимофея. Мы же хотим сказать лишь, что употребление местоимения «мы» никогда не лишает Павла лидирующей роли в миссионерской группе и никогда не преуменьшает его авторитета апостола Иисуса Христа.

4:1–12
3. Христианское поведение, или как должна жить Церковь в соответствии с Евангелием

Мы подошли к том месту в Первом послании к Фессалоникийцам, где, между гл. 3 и 4, происходит резкая смена темы. До сих пор (в гл. 1–3) Павел вспоминал свое посещение и те события, которые последовали за ним, и защищал себя от обвинений, выдвинутых против него врагами. Теперь (в гл. 4 и 5) он рассматривает настоящее и будущее фессалоникской церкви, обращается к определенным практическим проблемам христианского поведения, которые явно его беспокоили. В процессе этого он переходит от повествовательного тона к увещеваниям, от своей apologia – к призыву, от объяснений своих собственных поступков – к поучениям, касающимся их поведения. Эта перемена темы открывается словами loipon oun. Ими не начинается заключение Павла (до него еще две главы), а обозначается переход к новой теме, поэтому они должны быть переведены не «наконец» (NIV), но просто «а теперь» (REB).

Внезапный переход Павла к новой теме не означает, однако, что между гл. 3 и 4 нет никакой связи. Во-первых, его молитва о том, чтобы Господь привел фессалоникийцев к возрастанию в любви и святости (3:12,13), прокладывает дорогу к его учению об этих понятиях (4:3,9). Во-вторых, Тимофей должен был стать тем источником, откуда Павел черпал информацию о клевете, против которой он выступает в гл. 1–3, и о тех недостатках в ученичестве фессалоникийцев (3:10), которые он начинает рассматривать в гл. 4 и 5. Похоже, Тимофей привез в Коринф не только свои собственные впечатления о фессалоникской церкви, но и вопросы от них, как устные, так и, возможно, письменные. По крайней мере, формула «а теперь о» (peri de), которая используется как вводная часть к трем последующим отрывкам (4:9,13; 5:1), напоминает нам о похожем употреблении в Первом послании к Коринфянам, где, как мы знаем, апостол отвечает на вопросы (1 Кор. 7:1,25; 8:1; 12:1).

Одним из самых серьезных недостатков современного евангельского христианства является наше недостаточное внимание к христианской этике как в нашем учении, так и на практике. В результате, мы прослыли людьми, скорее проповедующими Евангелие, чем живущими согласно ему и прославляющими его в себе. Мы не отличаемся, как следовало бы ожидать, от других людей своей праведностью и качеством человеческой жизни, преданностью принципам социальной справедливости, личной честностью и порядочностью в деловом мире, простотой нашей жизни и счастливым благополучием, что полностью контрастировало бы с жадностью потребительского общества. Мы не можем похвалиться стабильностью нашего дома, в котором неверность и развод были бы практически исключены, а дети росли бы в безопасной любви своих родителей. Так, например, статистика показывает, что в еврейских семьях браки и семейная жизнь гораздо прочнее, чем в христианских. Одна из основных причин в том, что наши церкви не обучают (как правило) этике. Мы настолько заняты проповедью Евангелия, что забываем о законе. Мы также боимся, что нас заклеймят «законниками». «Мы не под законом», говорим мы жалобно, словно нас освободили от необходимости знать его и повиноваться ему. Павел же имел в виду, что Бог нас принимает не из-за соблюдения закона. Но христианам необходимо соблюдать Божьи моральные законы и заповеди. Действительно, цель, ради которой Христос пошел на смерть, заключалась в том, «чтобы оправдание закона исполнилось в нас» (Рим. 8:3,4), а Дух Святой пребывал в наших сердцах, чтобы иметь возможность писать там Божий закон (напр.: Иер. 31:33; Иез. 36:27; 2 Кор. 3:3–8).

Поведение апостола Павла представляет собой резкий контраст нашему небрежному отношению к этике. Дело не только в том, что его послания обычно состоят из двух частей, первая из которых посвящена доктрине, а вторая – этике, но также и в том, что он детально разбирает учение о христианском моральном поведении, делая его понятным даже самым молодым новообращенным. Paradosis (апостольская «традиция»), которую он «передал» им и которую они «приняли» (2 Фес. 2:15; 3:6), включает в себя истину благовестия (1 Фес. 1:5,6; 2:2,8,13) и моральное учение о том, «как должно вам поступать и угождать Богу» (4:1,2).

Одной из отличительных черт обоих посланий к фессалоникийцам является та частота, с которой апостол ссылается на свое учение, данное им в непосредственном общении. Такие расхожие фразы, как «вы, принявши от нас» (4:1), «ибо вы знаете, какие мы дали вам заповеди» (4:2), «как и прежде мы говорили вам и свидетельствовали» (4:6) и «как мы заповедывали вам» (4:11), позволяют нам восстановить содержание этического учения апостола во время его пребывания в Фессалонике. Он подчеркивал, что христианин должен «поступать достойно Бога» (2:12) и «угождать Богу» (4:1); что такая жизнь будет представлять собой моральную праведность; что Божьи заповеди включают в себя такие земные дела, как наша повседневная работа (4:11,12; ср.: 2:6–9; 2 Фес. 3:7 и дал.), и проникают даже в такие личные и интимные взаимоотношения, как секс и брак (4:3–6); что Бог судит тех, кто проявляет эгоизм в сексуальной сфере (4:6); что праведность освобождает нас от суда, но не от преследований, поскольку страдания являются частью нашей «судьбы» (3:3,4: «Ибо мы… предсказывали вам»); и что величайшим стимулом к праведной жизни и терпимости является наше ожидание пришествия Господа (1:3,10; 2:12; 5:2–8). Таким образом, призывы к праведности, предупреждения о неизбежности страданий и обещание parousia неразрывны в учении Павла. В течение коротких недель или месяцев он учил молодых фессалоникских обращенных не только сущности Благой вести, но и сущности праведной жизни, не только вере в Христа, но также и необходимости добрых дел, которыми спасающая вера жива и без которых она мертва (напр.: 1:3).

Нам необходимо последовать примеру Павла, несмотря на то что в мире широко распространены плюрализм и релятивизм, и дать людям простое, практическое, этическое учение. Родители-христиане должны учить Божьим моральным законам своих детей дома. Учителя воскресных и обычных школ должны быть уверены, что их ученики знают, по крайней мере, Десять заповедей. Пасторы не должны бояться распространять библейские нормы поведения со своей кафедры так, чтобы их прихожане могли осознать взаимосвязь между благовестием и законом. С самого начала новообращенные должны узнать, что новая жизнь во Христе – это святая жизнь, жизнь полная стремлений угодить Богу соблюдением Его заповедей.

После вводной части, где говорилось о важности этой темы, мы готовы приступить к изучению текста. Он разделен на три части, в каждой из которых Павел последовательно призывает фессалоникийцев 1) угождать Богу (4:1,2), 2) контролировать себя (4:3–8) и 3) любить друг друга (4:9,10), а также зарабатывать себе на пропитание собственным трудом (4:11,12). Его учение относится в равной степени и к нам.