Текст книги "Кракен пробуждается. Паутина"
Автор книги: Джон Уиндем
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я даже не подозревала, что это так здорово. Представляешь, оказывается существует несметное число всяких растворов: фламандский, английский… А еще здесь нужна такая штучка, называется – мастерок.
– А что строишь, если не секрет? Какую-нибудь кладовку?
– Нет, – рассмеялась Филлис. – Обычная стенка. Как у Бальбуса или мистера Черчилля. Где-то я читала, что в минуты стресса Черчилль находил такую работу успокаивающей. А что было хорошо для Черчилля – хорошо и для меня.
– Я рад. Надеюсь, ты уже в полном порядке?
– О, да! Это так успокаивает, Майк. Особенно когда кладешь кирпич, а ведро с раствором падает тебе…
– Я понял, Фил. Но время идет… Ты нужна здесь.
– Мне приятно, дорогой, что ты соскучился, но бросить дело на половине…
– Да не я соскучился… То есть я, конечно, тоже… Ай-би-си хочет нас видеть.
– Зачем?
– Точно не знаю, но домогаются настойчиво.
– И когда же они хотят нас видеть?
– Фредди приглашал в пятницу на ужин. Ты как?
Наступила недолгая пауза.
– Хорошо, попробую успеть. Я приеду шестичасовым.
– Прекрасно, я встречу тебя. Кстати, Фил, есть еще одна причина.
– Да? Какая?
– Песок, дорогая. Осыпающийся песок и неостановимое колесо, и вечно сверкающее острие. Монотонный размеренный звук падающих капель в клепсидре жизни…
– Ты что, репетируешь, Майк?
– А что мне остается?
– Ну пригласил бы Милдред отобедать.
– Приглашал, но, когда часто видишь ее, она действует на нервы. Даже странно.
– Майк, Милдред три недели как в Шотландии.
– Да? Ты сказала «Милдред», а мне послышалось…
– Все, кончай, дорогой. До пятницы.
– Я даю до пятницы обет молчания, Фил. Прощай.
Мы опоздали всего на несколько минут, но, судя по поспешности, с какой Фредди потащил нас в бар, он, казалось, изводился от жажды уже не первый час. Фредди растворился в толпе у стойки и тут же вынырнул с полным подносом двойных и одинарных шерри.
Залпом осушив два двойных, он стал, наконец, похож на человека и начал замечать окружающее. Он даже обратил внимание на состояние рук Филлис: обломанные ногти и большой кусок пластыря на левой руке. Фредди нахмурился, но ничего не сказал. Я заметил, что он исподтишка разглядывает меня.
– Моя жена, – сказал я, – отдыхала в Корнуэлле. Разгар сезона по укладке кирпичей.
Мое объяснение скорее успокоило его, нежели заинтересовало.
– А как с вашим чувством единой команды? – спросил он. – Ничего не случилось?
Мы дружно замотали головами.
– Чудесно. Тогда у меня для вас кое-что есть.
Оказалось, один из всемогущих спонсоров Ай-би-си сделал предложение. Ему, видимо, понравились наши с Филлис репортажи, и он заинтересовался нами.
– Что ж, – произнес я, развалившись на стуле, – человек с понятием! Последние пять-шесть лет…
– Заткнись, Майк, – обрубила моя дражайшая женушка.
– События, – продолжал Фредди, – по мнению спонсора, достигли той точки, когда смело можно вкладывать в это дело деньги, пока они еще хоть что-то значат. Он заявил, что хочет внести свою лепту на благо общества и, с другой стороны, не видит ничего предосудительного в том, чтобы поиметь с этого барыши. Он предлагает снарядить экспедицию. Кстати, все это между нами: не дай бог, Би-би-си что-нибудь пронюхает и опередит нас.
– И куда же отправляется экспедиция? – как и подобает практичной жене, спросила Филлис.
– Это был и наш первый вопрос, – откликнулся Фредди. – Все зависит от Бокера.
– От Бокера?! – Я подскочил. – Неужели Фортуна сжалилась над ним?
– Некоторым образом. И, как сказал спонсор: «Если отбросить космический вздор, то в остальном Бокер прав, во всяком случае, более, чем другие». Поэтому он пошел к ученому и спросил напрямик: «Как думаешь, где в следующий раз объявятся эти существа?» Бокер, естественно, не знал. Но они договорились, что спонсор субсидирует, а Бокер возглавит экспедицию и выберет место на свое усмотрение. И даже спутников выбирает Бокер. Так что вы стали участниками по его выбору, с благословения Ай-би-си и вашего согласия.
– Он всегда был моим любимым «ографом», – сказала обрадованная и, несомненно, польщенная Филлис. – А когда отправляемся?
– Минуточку, – влез я. – Были времена, когда морские прогулки рекомендовались как оздоровительные мероприятия, но теперь…
– Конечно, ты прав, Майк, – поддержал меня Фредди. – Осторожность и только осторожность. Все уже получили массу впечатлений от первого знакомства с этими гадами. Но сейчас важно не то, чтобы вы с Фил лично познакомились с ними, а то, чтобы вы сумели побольше о них разузнать.
– Любая предусмотрительность достойна одобрения, – назидательно произнес я.
– В общем, завтра ступайте к Бокеру, а потом сразу ко мне – подпишем контракт.
Весь оставшийся вечер Филлис выглядела задумчивой.
– Если ты не хочешь… – не выдержал я, когда мы вернулись домой.
– Ерунда. Конечно, хочу. Но как думаешь, что значит – «субсидировать»? Могу ли я, скажем, как-нибудь отовариться за их счет?
– Даже лотосы приедаются, – проворчал я, обозревая окрестности.
– А мне нравится побездельничать на солнышке.
– «Нравится» – не то слово, дорогая. Я хочу сказать, – неторопливо рассуждал я, – что женщины двадцатого века считают инсоляцию неким косметическим средством с легким возбуждающим действием. Но вот что любопытно: ни в одной летописи нет даже упоминания, что твои предшественницы занимались чем-либо подобным. Зато мужчины, заметь, из века в век жарятся на солнцепеке.
– Угу, – отозвалась Филлис.
– Как ты смеешь на мою вдохновенную тираду отвечать сомнительным «угу»? – возмутился я.
– Майк, я сейчас в таком состоянии, что могу ответить «угу» абсолютно на все. Это же тропики, дорогой! Мистер Моэм столько раз это подчеркивал.
– Моэм, моя радость, даже не в тропиках зачастую зависел не от того, от кого надо, хотя и там ему тоже говорили – «угу». И температура тут вовсе ни при чем. Даже в… в триангуляции, в которой он уступал только Евклиду – другому автору наиболее раскупаемых книг. Кстати, напрашивается вопрос: может ли подход к литературе с точки зрения тройственности…
– Майк, ты бредишь. Это жара. Давай просто лениво сидеть на солнышке и ждать…
И мы снова предались этому убийственному занятию, которому отдали уже несколько недель своей жизни.
Мы сидели под солнечным зонтиком неподалеку от гостиницы со странным вымученным названием «Гранд Отель Британия энд ля Джустиция». Отсюда мы могли наблюдать и покой природы, и суету города. Справа – до самого горизонта – простиралось пронзительно-голубое море, в которое вдавался поросший пальмами мыс, казавшийся миражом в дрожащем знойном воздухе – эдакий театральный задник в испанской пьесе. Слева кипела жизнь столицы – единственного города на всем острове.
Эскондида – так назывался остров – был случайно открыт в стародавние времена заплутавшими в океане испанскими мореходами. Прошло много лет, но, несмотря на все перемены, произошедшие в этой части света, остров сохранил свое название и даже испанский колорит. Архитектура, язык, темперамент островитян оставались по-прежнему скорее испанскими, чем английскими. Площадь (она же Плаза), церквушка, пестрые магазинчики и прочие достопримечательности выглядели как иллюстрации из путеводителей по Испании. Зато население острова было очень разнообразно – от загорелых европейцев до черных, как смоль, негров.
За отелем высилось несколько гор с абсолютно лысыми макушками и ярко-зеленым пледом на плечах, как бы вздымавших Эскондиду к небу.
Название города – Смиттаун – можно было выяснить только из надписи на алом почтовом ящике, водруженном на Площади. А когда кто-то нам сказал, что Смит – не кто иной, как удачливый пират, в голову сразу полезли всякие романтические истории и легенды.
Именно здесь уже пятую неделю и околачивалась наша экспедиция.
Бокер разработал собственную теорию вероятности и методом исключений получил десять возможных объектов нападения. Четыре из них, находящиеся в Карибском море, и предопределили наш маршрут.
Сначала мы высадились в Кингстоне на Ямайке и провели там неделю в компании оператора Теда Джерви, звукооператора Лесли Брея, техпомощника Мюриэл Флинн. Сам Бокер и двое его приближенных в это время занимались облетами Кайман Брака, Большого, Малого Каймана и Эскондиды на военном самолете, любезно предоставленном ему местными властями, выбирая постоянную базу для нашей экспедиции. Доводы, побудившие Бокера, в конце концов, остановиться на Эскондиде, казались убедительными, но мы несколько огорчились, когда спустя два дня Большой Кайман подвергся первому нашествию Глубин. Однако, несмотря на наше разочарование, мы поняли, что Бокер действительно знает, что делает.
Четверо из нас сразу слетали туда, но без толку: следы на пляже уже оказались затоптаны ордами любопытных.
Все произошло ночью. Более двухсот местных жителей в испуге сбежали, большинство просто бесследно исчезло, а немногие оставшиеся считали своим долгом наврать интервьюерам с три короба, так что событие быстро обросло баснями.
Бокер решил не менять расположение лагеря, считая, что на Эскондиде у нас не меньше шансов, чем где-либо, тем более Смиттаун – единственный город на всем острове и рано или поздно настанет его черед.
Но шли недели, ничего не происходило, и мы начали сомневаться. Радио, что ни день, сообщало о новых нападениях, однако, за исключением небольшого происшествия на Азорах, остальные случились в Тихом океане. У нас появилось угнетающее чувство, что мы ошиблись полушарием.
Я говорю «мы», но подразумеваю только себя. У моих товарищей дел было по горло. В частности – освещение. Все нападения случались ночью, а для съемки в темноте нужен хороший свет. Как только городской совет узнал, что ему не придется раскошеливаться, то тут же дал согласие на дополнительную иллюминацию: здания, почтовые ящики, деревья – все было облеплено мощными прожекторами, управление которыми в интересах Теда вывели на единый пульт в его гостиничном номере.
Островитяне полагали, что их ожидают грандиозные празднества, городской совет называл это занятие безобидной формой сумасшествия, а я – бесполезной затеей. Да и все мы с каждым днем становились все скептичнее, пока… Пока не случился набег на остров Гэллоу, прогремевший на весь Карибский бассейн.
Столица – Порт-Энн – и три самых крупных береговых поселения подверглись нападению в одну ночь. Три четверти населения – как не бывало. Выжили только те, кто заперся в доме или спасся бегством. Поговаривали о каких-то невероятных размеров танках, якобы выползающих из моря. Но во всей этой неразберихе совершенно невозможно было понять, где – правда, а где – ложь. Единственный достоверный факт – тысяча человек бесследно исчезли.
Настроения резко изменились. Спокойствия, безмятежности, чувства безопасности как не бывало: все вдруг ясно осознали, что могут стать следующей жертвой. Люди откапывали на пыльных чердаках дедовское оружие, давно вышедшее из употребления, и приводили его в порядок. Организовывались добровольные дружины, шли разговоры о создании межостровной Службы быстрого реагирования. В общем, первые две-три ночи город бурлил, по улицам с важным видом ходили патрули.
Однако прошла неделя, никакого намека на опасность, и боевой пыл потихоньку испарился. Кстати, активность подводных обитателей прекратилась повсеместно. Единственное сообщение – с Курил, но и то в чисто славянском духе – ни даты, ни подписи: надо полагать, что оно долго блуждало по тамошним системам госбезопасности и тщательно рассматривалось под микроскопами.
На десятый день естественный принцип смиттаунцев во всем полагаться на manana[8]8
Завтра (исп.).
[Закрыть] полностью восстановился. По ночам и во время сиесты Эскондида беспробудно спала. Мы – вместе с нею. Казалось совершенно невозможным, что кто-то может нарушить покой. Мы полностью адаптировались к местной жизни, во всяком случае, некоторые из нас: Мюриэл увлеклась островной флорой; наш пилот Джонни Таллтон постоянно прохлаждался в кафе, где очаровательная сеньорита обучала его местному диалекту; Лесли адаптировался до такой степени, что приобрел гитару, треньканье которой днями напролет доносилось из открытого окна. Мы с Филлис вернулись к сценариям для будущих передач, и только Бокер да двое его ближайших соратников – Билл Вейман и Алфред Хейл – не дремали. Если бы нас видел спонсор!..
Мы томились под зонтиком, а Лесли завел свой обычный репертуар. «O Sole mio»[9]9
Солнце мое (итал.).
[Закрыть] летело сверху.
– Сейчас последует «La Paloma»[10]10
Голубка (исп.).
[Закрыть], – застонал я и отхлебнул джина.
– Мне кажется, – сказала Филлис, – пока мы здесь, стоило бы выяснить… Ох, что это?
Со стороны моря до нас донесся ни с чем не сравнимый шум. Мы выглянули в окно и увидели крохотного мальчугана цвета кофе, почти целиком скрытого широкополой шляпой. Он вел упряжку здоровенных волов, за которой визжала, скрипела, скрежетала пустая повозка. Мы обратили на мальчишку внимание еще утром, когда он спускался с гор с повозкой, груженной бананами, даже тогда нам показалось, что это весьма шумно и неприятно, но теперь, когда она шла порожняком, – грохот был несусветный.
С трудом мы дождались, пока волы минуют Плазу, но тут опять послышался голос Лесли. Он уже пел «La Paloma».
– Мне кажется, – вернулась к разговору Филлис, – надо извлечь из этого Смита все, что можно. Почему бы ему не стать, к примеру, Робин Гудом? Что нам стоит сделать из него такового? А что ты знаешь о старинных парусниках?
– Я?! С какой стати я должен о них что-то знать?
– Любой мужчина почитает за честь разбираться в морских судах, я подумала, что и ты… – Филлис неожиданно замолчала.
Сверху раздался заключительный аккорд «La Paloma», и Лесли грянул новую песню.
Я сижу в лаборатории,
Раскалился добела.
Ксенобатоинфузория,
Ты с ума меня свела!
Ох, вы, атомы ядреные,
Термоядерный утиль!
Что ж вы, неучи, ученого
Подвели под монастырь?
А когда не торопили бы,
Я бы горы своротил,
Некробаротерапию бы
Шаг за шагом воплотил.
Я настроил бы локаторы,
Я бы выждал до утра,
Взмыл бы в небо авиатором,
Жахнул сверху… и ура!
Я бы…
– Бедняга Лесли, – печально сказал я, – посмотри, что с ним сделал этот чертов климат. Рифмовать «лабораторию» с «ксенобатоинфузорией»! Боже мой, что творится! Какое размягчение мозгов! Извилины плавятся. Пора объявить Бокеру ультиматум. Конкретный срок, скажем, неделя, и мы уезжаем. Иначе нас ждет здесь полное разложение, и мы тоже начнем сочинять песенки с дебильными рифмами. Струны наших душ заржавеют, и в один прекрасный миг мы вдруг обнаружим, что срифмовали «своротил – воплотил».
– Хорошо… – неуверенно начала Филлис.
За моей спиной раздались шаги, и возник Лесли.
– Приветствую, – выкрикнул он. – Самое время пропустить стаканчик, а? Слышал новую песенку? Настоящий шлягер! Твоя жена назвала ее «Жалоба ученого», но мне больше нравится «Озадаченный ученый». Что пьем? Джин? – протараторил Лесли и побежал к стойке.
– Итак, – сказал я мрачно, – я говорю – «неделя» и настаиваю на этом. Хотя и этот срок может оказаться фатальным.
Я оказался более прав, чем думал.
– Любимая, да плюнь ты на эту луну и иди ко мне.
– У тебя нет души. В этом все дело. И зачем я вышла за тебя?!
– Хуже, когда души больше, чем нужно. Посмотри на Лоуренса Хоупа.
– Ты – свинья, Майк! Терпеть тебя не могу.
– Дорогая, уже час ночи.
– На Эскондиде сама жизнь смеется над часовых дел мастерами. Ненавижу тебя, Майк. Милая, милая Диана, забери меня от этого человека!
Я подошел к окну.
– «Корабль, остров, бледная луна…» – прошептала Филлис. – Так хрупко, так вечно… как прекрасно! Ты только вглядись!
Мы стояли у окна и любовались пустынной Плазой, спящими домами, серебряным в лунном свете морем.
– Как хорошо! Я запомню это навсегда! – Ее дыхание дрожало на моей щеке. – Почему ты не видишь и не слышишь того, что слышу я, Майк? Почему?
– Это было бы так скучно. Представь, мы с тобой хором взываем к Диане. У меня свои боги, Фил.
Она пристально посмотрела на меня.
– Может быть, но их трудно разглядеть.
– Ты так считаешь? А я уверен в обратном. «Кто обращен молитвой к Мекке, а я к твоей постели, Ясмин», – твой любимый Флекер, дорогая.
– Ну Майк!
И тут со стороны моря до нас долетел крик. Затем еще и еще. Завизжала женщина…
– Майк, неужели…
Крики, выстрелы…
– Это они, Майк, они!
Шум нарастал. Люди высовывались из окон, спрашивая друг друга, что происходит. Какой-то мужчина выскочил из дверей, завернул за угол и понесся к морю.
– Эй, Тед! – закричал я и забарабанил в стену. – Вруби прожекторы, внизу, что у моря. Даешь свет, старина!
Я расслышал слабое «О’кей». Вспыхнули прожектора, но ничего необычного не было видно, только десятка два мужчин спешили к гавани.
Внезапно на несколько секунд шум стих. Хлопнула дверь Теда, и в коридоре отчетливо прозвучали его шаги. Затем опять плач, вопли, еще громче, еще надрывнее, чем раньше, будто во время паузы тишина набиралась сил, чтобы в следующее мгновение взорваться.
– Я должен… – начал я и замер, не обнаружив рядом с собой Филлис.
Филлис закрывала дверь на замок.
– Я должен быть там…
– Нет, – отрезала она, загородив собой дверь.
Филлис была похожа на разгневанного ангела, если, конечно, не учитывать, что ангелов обычно изображают в пристойных одеяниях, а не в гипюровых ночных сорочках.
– Но, Фил, – взмолился я, – это же моя работа. Мы здесь именно для этого.
– Плевать.
Она не сдвинулась с места, только ангел превратился в маленькую капризную девочку. Я протянул руку.
– Фил, пожалуйста, отдай ключ.
– Нет, – коротко сказала она и швырнула ключ в окно.
Он монеткой звякнул о булыжник. Ошеломленный, я посмотрел ему вслед. Как это не похоже на Филлис.
По залитой светом площади проносились спешащие к морю люди. Я снова повернулся к двери.
– Отойди. Будь добра, отойди.
– Не глупи, Майк. Не забывай о главном.
– Это как раз то…
– Нет, не то! Ну как ты не понимаешь?! Все, что мы знаем о Них, мы знаем не от тех, кто сломя голову бросился выяснять, что случилось, а от тех, кто спрятался или убежал.
Я был зол. Но не до такой степени, чтобы справедливость ее слов не дошла до меня.
– Фредди, – продолжала Филлис, – говорил, что мы обязаны вернуться и рассказать обо всем, что увидим.
– Все это хорошо, но…
– Нет! Взгляни. – Она кивнула на окно.
Все это напоминало кино, которое прокручивают в обратную сторону: толпа, огромная толпа пятилась, как гигантский рак, пока не заполонила площадь.
Филлис покинула свой пост и присоединилась ко мне. Прямо под нами проскочил Тед с переноской в руках.
– Что это? – крикнул я ему.
– Бес его знает. Я не мог протолкнуться. Что бы там ни было, оно идет сюда. Я буду снимать из окна. В такой толчее невозможно работать.
Он еще раз оглянулся на площадь и скрылся в дверях отеля.
Вдруг из толпы вынырнул самолично доктор Бокер в сопровождении Джонни Таллтона. Запрокинув голову, Бокер закричал:
– Алфред!
Из окон отеля высунулось несколько голов.
– Где Алфред?
Никто не знал.
– Если кто разглядит его в этом месиве, пусть скажет, чтобы он непременно возвращался в номер. Остальным оставаться на местах, – распорядился Бокер. – Наблюдайте, но не высовывайтесь. Во всяком случае, пока. Тед, включай все прожектора. Лесли…
– Уже бегу, док.
– А ну назад! Укрепи микрофон в окне и ни шагу на улицу! Еще раз говорю, это касается всех!
– Но что это, док? Что?
– Не знаю. И поэтому пока останемся в отеле. Мисс Флинн! Где, черт возьми, мисс Флинн? А, вы здесь. Хорошо. Следите внимательно…
Бокер повернулся к Джонни и обменялся с ним парой слов. Джонни кивнул и скрылся за отелем. Бокер еще раз окинул взглядом толпу и, хлопнув дверью, поспешил в укрытие.
Площадь к тому времени была запружена до отказа. Те, в ком любопытство боролось со страхом, толкались у дверей, готовые в любой момент броситься за спасительные стены. С десяток мужчин, кто с пистолетами, кто с винтовками, залегли прямо на мостовой, направив дула в сторону надвигающейся опасности. Если не считать одиночных всхлипов и выкриков, над площадью повисло тревожное всеохватывающее безмолвие. И вот тогда до нас докатился негромкий, но душераздирающий скрежет чего-то тяжелого о булыжную мостовую.
В крохотной церковной пристройке распахнулась дверь, и оттуда в длинной черной сутане вышел священник. Его тут же окружил народ, люди бросились на колени. Священник простер над толпою руки, то ли защищая своих прихожан от власти дьявола, то ли благословляя на битву с ним.
Где-то совсем рядом прогремело три-четыре выстрела, затем еще… Мы видели стрелков, видели, как они перезаряжают винтовки, но мишень была скрыта от нас угловым домом. Оттуда, из-за поворота, раздавался хруст крошащихся кирпичей, звон стекла, и вскоре мы увидели первый танк – нечто из серого матового металла, вползающее на площадь, сметающее на своем пути углы и стены домов.
Со всех сторон защелкали выстрелы, но пули только плющились о его металлические бока, не оставляя ни вмятин, ни царапин. Танк продвигался вперед медленно и бесстрастно. Массивный и неуязвимый, он как бы втягивал себя на площадь со скоростью не более трех миль. Наконец мы смогли разглядеть его как следует.
Вообразите себе яйцо, причем яйцо не менее тридцати пяти футов в длину, затем поставьте его на попа, отсеките нижнюю половину, то, что останется, покрасьте в свинцовый цвет, и вы получите самый настоящий морской танк.
Как он передвигался – оставалось только догадываться. На колесах? Вряд ли. Судя по виду и звуку, он просто полз на своем брюхе без всяких там приспособлений. Ни на что земное это не походило.
За ним показался следующий – такая же серая махина. Оба танка заняли позицию по краям площади, пропуская по центру, прямо на нас, – третий.
Толпа вокруг священника рассеялась, и он, высоко подняв голову и воздев над собой Распятие, двинулся к танку. Но танк никак не отреагировал на святого отца, он просто покатым боком оттеснил старца и как ни в чем не бывало проехал мимо.
Достигнув самого центра площади, танк остановился.
– Войска занимают позицию, – шепнул я Филлис. – Это не случайность. Что дальше?
С минуту ничего не происходило. Во всех окнах торчали любопытные, кто-то еще зачем-то стрелял, вероятно, для очистки совести.
– Смотри. – Филлис указала на танк в центре площади.
На самой верхушке «яйца» образовался небольшой нарост – беловатое полупрозрачное подобие пузыря. Он был значительно светлее остальной поверхности и стремительно разрастался.
– Господи, он все раздувается…
Грянул одиночный выстрел, пузырь задрожал, но не лопнул.
Он надувался все быстрее и быстрее, все больше и больше. Казалось, он вот-вот оторвется от обшивки и взовьется в небо, как воздушный шар.
– Сейчас лопнет. Я уверена, сейчас лопнет.
– Еще два.
Первый пузырь был уже не менее трех футов в диаметре и все рос и рос.
– Сейчас, сейчас… – голос Филлис дрожал.
Огромный пульсирующий пузырь продолжал расти, и лишь когда достиг футов пяти, вдруг перестал раздуваться, забился, затрясся, как желе, и оторвался от тонкой ножки, связывающей его с танком.
Перетекая, как амеба, он постепенно уплотнялся, превращаясь в устойчивый шар. Мы и не заметили, как он оказался футах в десяти от нас.
И тут что-то произошло: не то чтобы пузырь взорвался – никакого звука мы не услышали, скорее он раскрылся, как бутон, раскинув во все стороны бессчетное число белых щупалец.
Мы инстинктивно отскочили от окна, подальше от этой мерзости. Четыре или пять щупалец неслышно упали на пол и моментально стали сокращаться, возвращаясь обратно.
Громко вскрикнула Филлис: одно щупальце дотянулось до ее правого плеча и теперь, сокращаясь, увлекало за собой.
Филлис попыталась оторвать его левой рукой, но пальцы тут же прилипли к белому телу.
– Майк! – закричала она. – Майк!
Щупальце натянулось, как тетива лука, неумолимо таща Филлис к окну. Я подскочил, обхватил ее и рванул с такой силой, что мы оказались в другом конце комнаты. Однако оторваться нам не удалось, и щупальце потянуло на улицу нас обоих. Я уцепился коленом за ножку кровати и что есть мочи держал Филлис. Когда мне уже казалось, что нам не вырваться, Филлис вдруг закричала, и мы повалились на пол.
Она была в обмороке, из ран на плече и кисти левой руки сочилась кровь. Я положил ее так, чтобы ничто не могло до нее дотянуться, и осторожно выглянул на площадь. Отовсюду доносились леденящие кровь крики и стоны. Первый пузырь, окруженный сонмом щупалец, лежал на земле. Щупальца одно за другим исчезали за его оболочкой, унося в нутро пузыря свою добычу. Несчастные еще боролись, пытаясь вырваться из цепких лап, бились, вопили, но тщетно…
Вдруг я увидел Мюриэл Флинн, ее волочило по булыжной мостовой за чудесные рыжие волосы, она так страшно кричала от боли и ужаса, что у меня зашлось сердце. Рядом тянуло Лесли, он не сопротивлялся, не кричал – ему повезло больше: при падении из окна бедняга сломал шею.
Какой-то мужчина пытался освободить ускользающую от него женщину. И он уже дотянулся до нее, но задел липкое щупальце, и дальше их поволокло вместе.
Кольцо сужалось, щупальца сокращались, люди бились, как мухи в паутине. Во всем этом была какая-то тщательно продуманная жестокость. Не в силах оторваться от кошмарного зрелища, я чуть не прозевал, как от танка отделился второй пузырь.
Три аспида скользнули в окно, поизвивались на полу и медленно уползли назад.
Я выглянул на площадь. Снова та же картина: теперь уже второй пузырь собирал тщетно отбивающихся людей. Зато первый, нажравшись до отвала, захлопнулся и не спеша покатился к морю. Танки, похожие на больших серых слизняков, оставались на месте, занятые производством отвратительных пузырей.
Следующая «Горгона» взметнула в воздух своих змей, я отскочил, но на этот раз ничего не угодило к нам в комнату. Я решил закрыть окно, и очень вовремя: едва я задвинул задвижку, четыре щупальца с такой силой шмякнулись о стекло, что оно треснуло.
Вернувшись к Филлис, я положил ей подушку под голову и, оторвав кусок простыни, принялся перевязывать раны.
Вдруг с улицы донесся новый незнакомый звук. Я подошел к окну и увидел низко летящий самолет. Застрекотали пулеметные очереди, я отпрянул назад.
Прогремел взрыв, погас свет, распахнулось окно и мимо меня пролетели какие-то брызги, заляпав всю комнату. Я снова выглянул на улицу: набитые людьми шары катились к морю, танк тоже начал пятиться.
Пилот заходил на второй вираж. Я бросился на пол.
– Майк, – едва слышно позвала Филлис.
– Все в порядке, Фил, я здесь.
За окном раздался еще один взрыв.
– Что случилось?
– Они убираются, Фил. Джонни угостил их с воздуха, я думаю, это он. Теперь уж все в порядке.
– Майк, у меня болят руки.
– Потерпи, моя хорошая, я сейчас схожу за доктором.
– Что это было, Майк? Если бы не ты…
– Все уже позади, Фил.
– Майк, тут что-то липкое кругом… Ты не ранен?
– Нет, нет. Весь номер забрызган какой-то гадостью.
– Тебя трясет, Майк!
– Ничего не могу с собой поделать. Фил, милая Фил… Так близко… Если бы ты только видела… Мюриэл, Лесли…
– Ну, ну, – Филлис принялась утешать меня, словно маленького, – не плачь, Мики, не надо. – Она попыталась встать. – Ой, как больно!
– Я сейчас, дорогая.
Со стулом наперевес я рванулся к двери и дал волю обуревавшим меня чувствам.
Наутро мы собрались вместе: Бокер, Тед, Джерви, я и Филлис – жалкие остатки экспедиции. Правда, оставался еще Джонни, но он уже был на пути в Кингстон вместе с магнитофонными и кинопленками, а также с моими записями.
Раны Филлис были тщательно перевязаны, и, несмотря на плохое самочувствие и бледный вид, она не пожелала остаться в постели.
Глаза Бокера потеряли обычный блеск, а на лбу и щеках появилась густая сеть морщин. Он немного прихрамывал и опирался на палку. Вообще, за ночь он неимоверно постарел.
Только я да Тед вышли невредимыми из ночного бедлама.
Тед вопросительно посмотрел на Бокера.
– Если вы в состоянии, сэр, – произнес он, – надо первым делом убираться отсюда, подальше от этого дерьма.
– Несомненно, и чем скорей, тем лучше.
Мы вышли на свежий воздух.
Усеянная осколками металла площадь блестела от слизи, в воздухе стояло жуткое зловоние и, куда ни глянь, – все покрывала отвратительная липкая скверна.
Уже на расстоянии ста футов вонь заметно поубавилась, а среди пальм на противоположном конце города воздух был чист и свеж. Редко, когда я так остро ощущал прелесть легкого бриза.
Бокер сел, прислонившись спиной к дереву, и задумался. Мы пристроились рядом и ждали, когда он заговорит.
– Алфред, – вздохнул доктор, – Билл, Мюриэл, Лесли… Это я привел вас сюда… Я виноват…
– Вы не правы, доктор, – вступилась Филлис, – никто не гнал нас силком. Вы предложили – мы согласились. Случись то же самое со мной, уверена, Майк не упрекнул бы вас. Правда, Майк?
– Да, Фил. Уж я-то знаю, кого бы я поставил к стенке!
– Слышали, доктор? – Филлис взяла его за руку. – И все думают так же.
Бокер прикрыл глаза, опустил голову и осторожно положил ладонь на руку Филлис.
– Вы слишком добры ко мне, Филлис, – тихо сказал он, поглаживая ее руку. Затем Бокер выпрямился, весь подобрался и произнес уже совсем другим тоном: – Что ж, мы получили кое-какие результаты, может, не столь однозначные, как ожидали, но и это уже кое-что! Спасибо Теду – человечество увидит то, что давно жаждет увидеть. Спасибо Теду – у нас теперь есть первый образец!
– Образец? – удивленно переспросила Филлис. – Какой образец?
– Да так, – заскромничал Тед, – кусочек щупальца.
– Но как? Как тебе удалось?
– Повезло. Понимаешь, первый раз ничего не влетело ко мне в окно, но, увидев, что происходит, я приготовил нож. А когда второй гад выбросил свои щупальца и одно упало мне на плечо, я тут же его отсек. Примерно около восемнадцати дюймов. Оно сразу же отвалилось и упало на пол, повертелось, поизвивалось, а потом свернулось. Мы отправили его вместе с Джонни.
– У-у-у-ух! – вырвалось у Филлис.
– Придется на будущее запастись ножами, – подытожил я.
– Не забудь хорошенько наточить их. Не так-то легко эти сволочи режутся, – посоветовал Тед.
– Эх, – с сожалением вздохнул Бокер. – Еще бы кусочек. Я бы сам с ним повозился. Есть в них что-то очень странное. Хотя суть ясна: нечто родственное морскому анемону. Вопрос в том: выращены ли они искусственным путем или… – Он поежился. – Особенно меня интересует, как они присасываются к телу и как отличают живое от неживого. И еще: кто управляет ими и как? По-моему, их используют не как оружие, в нашем понимании, а скорее в качестве ловушек.
– Вы хотите сказать, – уточнила Филлис, – что они вылавливают и собирают нас как… э… примерно, как мы – креветок?
– Что-то вроде этого. Но зачем?
Мы призадумались. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы в голову Филлис пришло какое-нибудь другое сравнение.
– Пули, – вслух рассуждал Бокер, – не причиняют вреда ни танкам, ни медузам. Может, конечно, у них есть чувствительные точки, но мы о них не знаем. Зато нам известно, что танки находятся под большим давлением: они взрывались со страшной силой, то есть давление в них – на грани взрыва. Отсюда следует, что на Апреле кто-то либо метнул гранату либо случайно попал в чувствительную точку. Да, все разговоры о «китах» – не ложь и не сказки: на расстоянии их действительно легко принять за что-либо подобное. В этом, по-моему, мы сами убедились. Ну, а что касается медуз, так люди вовсе были недалеки от истины – пузыри, несомненно, близкие родственники кишечнополостных. Я думаю вот о чем: сдается мне, что внутри танков, кроме давления, ничего нет, они – просто груда металла. Какая же сила движет эти глыбы? С утра я внимательно изучил их следы: булыжники на мостовой глубоко вдавлены в землю, некоторые расколоты под их тяжестью… Для меня это загадка. Может, какие-нибудь присоски?.. Безусловно, в их действиях есть некая разумность, но или не очень высокая, или плохо скоординированная. Ну разве не разумно – вывести танки в самый центр площади?!
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?