Текст книги "Избери пути ее"

– М-м-м… да, пожалуй. Пожалуй, можно допустить, что все было именно так. Во всяком случае, меня вы как будто убедили… Почти… – Поверенный вновь осторожно дотронулся до лежащих перед ним листков бумаги. – Конечно, вся история выглядит совершенно фантастической, и вместе с тем… она написана с такой достоверностью. Хотел бы я знать… – он на секунду запнулся, – эта… это биологическое исключение мужского начала… У меня такое впечатление, что она относится к нему, как к чему-то неправильному, крайне неестественному, нежелательному, но не… невозможному. Конечно, для обычного, среднего человека, скажем так, обывателя, который не в состоянии выйти за общепринятые понятия о норме, об обычном и естественном развитии природы, это кажется полным абсурдом. Но вы… Как медик, как ученый… Вы тоже считаете это в принципе невозможным? Даже теоретически?

Доктор Хейлер нахмурился.

– Это более чем сложный вопрос, и ответить на него… – Он задумчиво покачал головой. – В принципе, было бы неправильным категорически отрицать саму возможность этого. Рассматривая чисто абстрактную проблему, я могу представить себе несколько путей… Однако если взять какую-то экстремальную ситуацию, которая спровоцировала бы резкий качественный «скачок» исследований в данной области… Ну, скажем, «скачок», подобный расщеплению атомного ядра, тогда… Трудно сказать… – Он пожал плечами.

– Это именно то, что я и хотел услышать, – кивнул поверенный. – На данном этапе, это, конечно, технически неосуществимо, но в принципе не противоречит здравому смыслу. Скажем так: это достаточно реально, чтобы временно повредить вполне здравый рассудок, произвести некий «сдвиг». Что касается нашей линии защиты, то тут близость (пусть абстрактная) миража, вызванного «чюнджиатином», к реальности нам очень на руку. Что касается меня, то должен признаться: эта «близость» порождает у меня странное ощущение…

Доктор кинул быстрый и острый взгляд на своего собеседника.

– Ну знаете! – усмехнулся он. – Вы хотите убедить меня в том, что поверили во все это?! Впрочем, – он опять усмехнулся, – в любом случае, теперь вы можете спать спокойно. Джейн, бедняжка, добилась полного разрушения собственной иллюзии. С Перриганом покончено – его дом, лаборатория со всеми результатами проделанной работы превратились в пепел.

– М-мда, – как-то не очень уверенно кивнул поверенный. – И все же… Я чувствовал бы себя значительно спокойнее, если бы мы сумели проследить какой-то иной способ, благодаря которому она могла получить информацию о Перригане и его работе, – иной, чем… – Он в очередной раз осторожно дотронулся до листков на столе. – Но, насколько я могу судить, никакого другого способа у нее не было: они никак не пересекались, разве что… Она когда-либо интересовалась той областью биологии, в которой работал Перриган?

– Нет. Это я знаю совершенно точно, – твердо сказал Хейлер.

– Что ж, тогда один… М-м-м… неприятный аспект… во всяком случае, не до конца ясный, остается. М-мда… И есть еще одно. Возможно, вы сочтете это ребячеством… просто глупостью – и я уверен, время докажет вашу правоту, – но должен вам признаться, что я чувствовал бы себя гораздо… Словом, я испытывал бы меньшее беспокойство, если бы Джейн навела более тщательные справки обо всем перед тем, как начать действовать.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спросил Хейлер.

– Только одно: она упустила из виду одну маленькую деталь – не выяснила, есть ли у Перригана сын. Так вот… у него есть сын. И этот сын, как выяснилось, проявляет огромный интерес к работе отца, по сути дела, хочет во что бы то ни стало продолжить прерванные трагической смертью исследования. Он уже объявил, что сделает все возможное, чтобы работа отца не пропала даром… Удалось сохранить несколько видов бактерий, чудом уцелевших при пожаре.

Похвальное стремление, не правда ли? Честно говоря, я испытываю некоторое беспокойство, в особенности после того, как мне удалось выяснить, что, во-первых, он биохимик и имеет докторскую степень, и, во-вторых, носит – и это вполне естественно – ту же фамилию. С вашего разрешения, он – доктор Перриган.

Пер. С. Славгородского

Где же ты теперь, Пегги Мак-Рафферти?

«О где же? – вот тот вопрос, которым постоянно задаются в крошечном коттеджике, что стоит на изумрудной травке Барранаклоха, там, где воды Слайв-Грэмпа стекают в болотистую низину. – О где же наша Пег? Где она – прелестная, как юная телочка, что пасется на солоноватых болотах, с глазами, подобными двум голубым лужицам на торфяном мху, со щечками розовее пионов в садике отца О’Крэкигана и с такими милыми и обворожительными манерами?! Сколько писем было написано ей с тех пор, как ушла она из дому, но ни на одно из них не пришло ответа, ибо неизвестен был нам адрес, по которому следовало слать ей эти письма. О горе нам! Горе!»

А случилось все вот как.

Однажды в коттеджик пришло письмо, адресованное мисс Маргарет Мак-Рафферти, и после того, как почтальон разъяснил ей, что таково принятое в высших сферах написание имени Пегги, она взяла его, взяла даже с некоторым волнением, ибо до сих пор еще никогда не получала личных писем. Когда Майкл, что ошивается в Канаде, Патрик, живущий в Америке, Кэтлин из Австралии и Бриджит из Ливерпуля в кои-то веки добирались до чернильницы, они всегда адресовали письма всем Мак-Рафферти скопом, дабы облегчить себе непосильный труд.

Кроме того, адрес был напечатан на машинке. Некоторое время Пегги любовалась конвертом, пока наконец Эйлин нетерпеливо не прикрикнула на нее:

– От кого это?

– Откуда ж мне знать? Я ведь его еще не распечатала, – огрызнулась Пегги.

– О том и речь, – отозвалась Эйлин.

Когда конверт был вскрыт, в нем оказалось не только письмо, но и денежное вложение в виде двадцати шиллингов. Рассмотрев все это, Пегги внимательно прочла письмо, начав с самого верха, где было напечатано название: «Попьюлэр Амальгемейтед Телевижн, лимитед», и без перерыва до подписи внизу страницы.

– Ну и что там говорится? – потребовала информации Эйлин.

– Какой-то парень хочет задать мне несколько вопросов, – ответила ей Пегги.

– Из полиции? – ни с того ни с сего спросила мама Пегги. – Что ты там еще натворила? Ну-ка, подай его сюда!

В конце концов им все же удалось уловить смысл послания. Кто-то (не совсем ясно, кто именно) сообщил пишущему, что мисс Маргарет Мак-Рафферти, возможно, согласится принять участие в конкурсе, на котором произойдет раздача весьма ценных призов. Событие это будет иметь место в ратуше Баллилохриша. Пишущий надеялся, что мисс Маргарет сможет приехать туда, и добавил, что необходимые подробности сообщат по получении от нее ответа. Пока же он просит принять один фунт стерлингов на покрытие дорожных расходов.

– Но ведь билет на автобус до Баллилохриша стоит всего лишь три шиллинга шесть пенсов, – сказала Пегги с недоумением.

– Ну, остальное ты сможешь отдать ему при встрече, – подала мысль Эйлин. – Или, что еще лучше, – продолжила она, подумав, – можно отдать не все. Хватит ему и двух шиллингов.

– А предположим, я не смогу ответить на вопросы, что тогда? – забеспокоилась Пегги.

– Прекрати, ради бога! Подумаешь, делов-то! Проезд обойдется в три шиллинга шесть пенсов, ему отдать ради приличия два, еще три пенса уйдет на марку для ответа, это значит пять шиллингов десять пенсов, так что у тебя останется еще четырнадцать шиллингов и три пенса только за то, что ты смотаешься на автобусе до Баллилохриша и обратно…

– Но я терпеть не могу телевидения, – возразила Пегги. – Вот если бы это было кино…

– Поди ты со своим кино! Вечно ты отстаешь от моды! В наше время стать звездой телевидения любому охота.

– А мне – нет, – сказала Пегги. – Мне вот охота стать звездой кино.

– Ну, все равно, самое-то главное, чтоб тебя увидели, верно? Надо ж откуда-то начинать, – ответила ей Эйлин.

Итак, Пегги сообщила, что она принимает предложение. Однако выяснилось, что, кроме ответов на вопросы, процедура включала еще кое-что. Во-первых, состоялось нечто вроде чайной церемонии в местном отеле, где молодой ирландец, имевший какое-то отношение ко всему этому делу, весьма мило ухаживал за Пегги, сидя справа от нее, а другой молодой человек, сидевший слева, изо всех сил старался быть милым и услужливым, хотя это удавалось ему с большим трудом, ибо он был англичанином. После чая они все вместе отправились в ратушу, битком набитую проводами, камерами, слепящими прожекторами и всем наличным населением Баллилохриша.

К счастью, очередь до Пегги дошла не сразу, и она имела возможность внимательно ознакомиться с тем, какого типа вопросы задаются ее соперницам. Вопросы вовсе не были так страшны, как она опасалась; больше того, первый всегда был очень прост, второй – чуть потруднее, а третий еще трудней, так что те, кто не проваливался на первом, оскальзывались на втором, и Пегги здорово приободрилась. Наконец подошла ее очередь, и она заняла место на эстраде.

Мистер Хэссоп – тот, что задавал вопросы, – улыбнулся ей.

– Мисс Пегги Мак-Рафферти! Ну-с, Пегги, вам повезло – вам выпал жребий отвечать на географические вопросы, так что остается надеяться, что вы, Пегги, не лодырничали на уроках географии в школе.

– Да не так чтобы очень, – ответила Пегги, и ее ответ почему-то, казалось, подогрел настроение аудитории.

Отпустив еще пару шуточек, мистер Хэссоп наконец выдал свой первый вопрос:

– Сколько графств вашей прекрасной страны все еще стонут под иноземным ярмом и как они называются?

Ну, это было легче легкого. Аудитория бурно зааплодировала.

– Так, а теперь переплываем море и отправимся в Англию. Я хочу, чтоб вы назвали мне пять английских университетских городов.

С этим делом Пегги разделалась более чем хорошо, поскольку ей и в голову не пришло, что Оксфорд-Кембридж вовсе не один город, а два, так что у нее в списке оказалось на один город больше, чем надо.

– Ну а теперь перейдем к Америке…

Пегги сразу полегчало, когда она услышала про Америку. Отчасти потому, что в Америке находится Голливуд, но еще и потому, что помимо ее братишки Патрика, собиравшего в Детройте автомобили, два ее родных дяди состояли в рядах полиции Нью-Йорка, третий – в полиции Бостона, четвертый был пристрелен в Чикаго еще в старые добрые времена, а пятый постоянно проживал в местечке, называемом Сан-Квентин[1]1
  Знаменитая тюрьма в США.


[Закрыть]. Поэтому она очень интересовалась Америкой и вопрос выслушала со вниманием.

– Соединенные Штаты, – начал мистер Хэссоп, – как вам известно и как свидетельствует само это название, являются не одной страной, а союзом штатов. Я не собираюсь просить вас назвать их все – ха-ха! – но мне хочется, чтобы вы сказали, сколько именно штатов входит в этот союз. Не волнуйтесь. Помните: в этот вечер еще никто не ответил правильно на все три вопроса. Так что – вон там лежат призы, а вот тут – ваш шанс получить их. Итак, сколько же штатов объединены этим названием – США?

Пегги тщательно продумала свой ответ и теперь кончиком языка облизнула слегка пересохшие губы.

– Сорок восемь, – произнесла она.

Стеклянная кабинка, которая ограничивала возможность публики давать соревнующимся подсказки, защитила слух Пегги от почти единодушного вздоха разочарования. Чарли Хэссоп тоже натянул на лицо профессиональное выражение огорчения. Поскольку он кое-что разумел в сфере общения с публикой, а также потому, что был человеком добродушным и расположенным к своим жертвам, то и решил подыграть своей противнице.

– Вы сказали нам, что в США входят сорок восемь штатов. Вы уверены, что это именно то число, которое вы хотели назвать?

Пегги, сидя в своей стеклянной будочке, кивнула.

– Разумеется… но я не думаю, что с вашей стороны достойно прибегать к подобным подвохам!

Мистер Хэссоп изгнал появившееся было на его лице выражение жалости.

– Недостойно?

– Нет, – решительно отозвалась Пегги. – Разве не вы только что разглагольствовали, будто у вас не будет вопросов с подковыркой? И разве сию минуту вы не пытались хитростью заставить меня произнести слово «пятьдесят»?

Мистер Хэссоп молча взирал на нее.

– Ну… – начал он было.

– Я сказала сорок восемь штатов и продолжаю это утверждать, – стояла на своем Пегги. – Сорок восемь штатов и две самоуправляющиеся территории, а также Федеральный округ Колумбия, – добавила она уверенно.

Глаза мистера Хэссопа буквально остекленели. Он открыл было рот для ответа, поколебался и почел за лучшее промолчать. Он знал, что именно написано в его вопроснике, но вероятность крайне неприятных последствий внезапно предстала перед ним во всей своей красе – она разверзлась волчьей ямой прямо у его ног. Взяв себя в руки, мистер Хэссоп попытался возвратить и былой апломб.

– Минуточку! – сказал он зрителям и быстро отошел в сторону, дабы посоветоваться с кем следует.

Когда весь спектакль кончился, присутствовавшие отправились обратно в местный отель ужинать, то есть все, кроме мистера Хэссопа, который удалился сразу же после того, как в весьма осторожных выражениях поздравил Пегги.

– Мисс Мак-Рафферти, – произнес милый молодой ирландский джентльмен, который вновь оказался ее соседом, – я уже раньше убедился, что вы обладаете повышенной концентрацией нашего национального обаяния, так не могу ли я поздравить вас еще и с другим нашим даром – нашей национальной удачливостью?

– Вы потрясно добры ко мне, хотя должна признаться, что и остальные игроки почти все тоже были ирландцами, – ответила Пегги. – Кроме того, я знала, что права.

– Точно, вы знали, чем и доказали, что так же умны, как и прелестны, – согласился молодой человек. – Но в конце-то концов вам могли бы задать и совсем другой вопрос. – Он помялся и хмыкнул: – Бедный миляга Чарли. Как задавать хитрые вопросы он уже навострился вполне, а вот хитрый ответ для него стал весьма малоприятным уроком, и Чарли оказался на волосок от гибели. Пришлось ведь звонить в американское консульство в Дублине, так что от Чарли до сих пор идет пар.

– Вы что же, пытаетесь мне доказать, что его вопрос вовсе не заключал в себе подвоха, так, что ли? – накинулась на него Пегги.

Молодой человек долго и оценивающе смотрел на нее и решил, что будет благоразумнее сменить тему разговора.

– А что вы собираетесь делать со своей добычей? – спросил он.

– Ну, – сказала она, – у нас в Барранаклохе ведь нет электричества, но думаю, что морозильник можно использовать и просто для хранения кукурузы.

– Без сомнения, – согласился тот.

– Что же до бумажных салфеток, так ведь это просто приманка, и все тут, – добавила Пегги.

– Вы имеете в виду годовое бесплатное снабжение «Прозрачными Удаляющими Косметику Салфетками Титании»? Я не вполне понимаю…

– А как же иначе! Разве не понятно, что они рассчитывают, будто я потрачу все свои денежки на ихнюю косму… косми… косметику, а они, значит, станут за это ее бесплатно удалять. Ну а я ничего подобного делать не собираюсь. Вот это и есть то, что в Америке зовут рэкетом, – объяснила она.

– Ах, об этом я не подумал, – отозвался юноша. – Ну а деньги? Надеюсь, тут-то все в порядке? – добавил он с беспокойством.

Пегги достала из сумочки чек, положила его на стол и разгладила рукой. Ирландец, она и молодой англичанин, сидевший по другую руку от Пегги, уважительно поглядели на бумажку.

– Еще бы! Вот это действительно мило с их стороны. Мое драгоценное сокровище. Половина куска, как говорят у них в Америке.

– Пятьсот фунтов куда больше, чем половина американского куска, и иметь их весьма приятно, – согласился молодой ирландец. – Но назвать это сокровищем, извините меня, вряд ли можно. В наши дни – тем более. И все же… без обложения налогами… в этом отношении мы даже впереди Америки. И что вы с ними сделаете?

– Ох, я сама уберусь в Америку и постараюсь устроиться в киноиндустрию – в киношку, как там говорят.

Молодой ирландец неодобрительно покачал головой.

– Вы имеете в виду телевидение? – сказал он. – Фильмы, они passes[2]2
  Устарели (фр.).


[Закрыть], вульгарны, vieux-jeux[3]3
  Барахло (фр.).


[Закрыть], старье.

– Не имею я в виду телевидение. Я имею в виду именно фильмы! – твердо сказала Пегги.

– Но послушайте… – воскликнул ирландец и принялся весьма красноречиво защищать свои взгляды.

Пегги слушала его спокойно и внимательно, но когда он кончил, сказала:

– Вы верны своим нанимателям, и все же я имею в виду именно фильмы.

– Но вы хоть кого-нибудь там знаете? – спросил он.

Пегги начала было цитировать длинный перечень своих дядей и кузенов, однако молодой ирландец тут же прервал ее:

– Нет, я говорю о ком-нибудь внутри самой отрасли, в самом Голливуде. Понимаете, хотя пятьсот фунтов и симпатичная сумма, но там вы на нее долго не продержитесь.

Пегги пришлось признать, что, насколько ей известно, никто из ее родственников в кинопромышленности не завязан.

– Что ж… – начал ирландец. Но именно в этот момент молодой англичанин, который уже давно приглядывался к Пегги, хоть и молчал, вдруг вклинился в разговор:

– Вы это серьезно – насчет кино? Там, знаете ли, очень суровая жизнь.

– А может быть, я буду лучше подготовлена к легкой жизни, если немножко постараюсь, – ответила Пегги.

– Весь Голливуд битком набит будущими звездами, которые пока что вынуждены принимать шляпы в гардеробах.

– И кое-кем, кому этого делать не пришлось, – смело парировала Пегги.

Молодой человек погрузился в задумчивость, но тут же вернулся к теме разговора.

– Слушайте, – сказал он, – вы вряд ли хорошо представляете себе, что вас ждет и во сколько это обойдется. А не лучше ли вам попробовать пробиться в английскую кинематографию и уж ее превратить в плацдарм для дальнейшего наступления?

– А это разве легче?

– Возможно. Случайно я знаком с одним режиссером.

– Ну-ну, – вмешался ирландец, – такой способ ухаживания давно ходит с бородой…

Англичанин игнорировал реплику.

– Его имя, – продолжал он, – Джордж Флойд…

– О да! Я о нем слышала, – сказала Пегги с явно возросшим интересом; – Это он сделал в Италии «Страсть на троих», да?

– Тот самый. Я могу представить вас ему. Конечно, я абсолютно ничего не в силах гарантировать, но из того, что он говорил вчера, я делаю вывод, что, возможно, вам стоило бы с ним познакомиться, если у вас есть желание.

– Ну еще бы! – воскликнула Пегги с восторгом.

– Э… послушай-ка, старина… – начал другой юноша, но англичанин решительно повернулся к нему:

– Не будь идиотом, Майкл! Разве ты не видишь, как складно все получается? Если Джордж Флойд возьмет ее, то это будет значить, что «Попьюлэр Амальгемейтед Телевижн» раскопала новую звезду экрана. И каждый раз, как будет упоминаться ее имя, сразу же после него будут сообщать, что это находка «Поп. Амаль. Теле». А это, знаешь ли, уже не шутка!.. Во всяком случае, вам стоит пока пойти на риск и поддержать девушку, доставить – в Лондон и на недельку поместить в хороший отель. Даже если Джордж ее не возьмет, твоя компания получит неплохую рекламу и таким образом ни пенни не потеряет на этой комбинации. Хотя полагаю, что Джордж возьмет наживку. По тому, что он говорил, можно заключить, что Пегги – как раз то, в чем он сейчас нуждается. И она фотогенична – я ведь смотрел по монитору.

Оба повернулись и долго изучали Пегги, на этот раз со строго профессиональных позиций. Наконец молодой ирландец сказал:

– Знаешь, а ведь у нее действительно кое-что есть! – и в его голосе прозвучала такая убежденность, что Пегги вспыхнула и продолжала краснеть до тех пор, пока не поняла, что тот обращался вовсе не к ней, а к своему коллеге.

Неделю спустя пришло другое и тоже напечатанное на машинке письмо, но только гораздо длиннее первого. После поздравлений по поводу одержанной Пегги победы ее извещали, что предложение, представленное на обсуждение Совета «Попьюлэр Амальгемейтед Телевижн, лимитед» мистером Робинсом, которого она, без сомнения, не забыла, было одобрено. Поэтому Компания имеет удовольствие пригласить ее… и т. д. и т. п… и надеется, что следующие условия будут сочтены подходящими… машина заедет за ней в Барранаклох в восемь утра в среду 16-го…

К письму был приложен авиабилет от Дублина до Лондона с прикрепленной к нему записочкой от руки, гласившей: «Пока все идет как по маслу. Растормоши своего Йетса. Встречу в лондонском аэропорту. Билл Робинс».

Деревушку затопила волна возбуждения, которое слегка сдерживалось всеобщей неспособностью установить, что это за штука такая у Пегги – Йетс[4]4
  Йетс (Йитс) Уильям Батлер (1865–1939) – ирландский поэт и драматург.


[Закрыть]?

– Не важно, – сказала Эйлин после долгого раздумья, – похоже, это английская манера называть перманент. А им я займусь лично.

В среду, как и сообщалось в письме, прибыла машина, и Пегги укатила в ней куда элегантнее, чем кто-либо из более ранних эмигрантов, покидавших Барранаклох.

В вестибюле лондонского аэропорта Пегги ожидал мистер Робинс, махавший ей рукой и пробившийся к ней сквозь поток пассажиров, чтобы поздороваться.

Пугающе ярко блеснула чья-то фотовспышка, и тут же Пегги была представлена крупной, весьма добродушно выглядевшей леди в черном костюме и боа из серебристой чернобурки.

– Миссис Трамп, – объяснил мистер Робинс. – Функции миссис Трамп – быть вашим гидом, советником, приглядывать за вами вообще и отпугивать кобелей.

– Кобелей? – ошеломленно спросила Пегги.

– Кобелей, – подтвердил молодой человек. – Тут они кишмя кишат.

Теперь дошло и до Пегги.

– О, понимаю! Вы имеете в виду тех американцев, которые свистят? – спросила она.

– Ну с этого они только начинают. Хотя, должен вас предупредить, тут они ходят под всеми флагами.

Затем Пегги, мистер Робинс, миссис Трамп и еще один несчастного вида человечек с фотокамерой, откликавшийся на имя Берт, набились в огромную машину и тронулись в путь.

– Наша публика здорово клюет на такие штуки, – сказал мистер Робинс. – Примерно через час вам предстоит встреча с прессой. На послезавтра я договорился о свидании с Джорджем Флойдом. Но смотрите, ни единого слова о Флойде парням и девчонкам из прессы! Будьте осторожны и не проболтайтесь. Нельзя, чтобы Флойду показалось, будто мы на него давим. А еще у нас предусмотрено одноминутное интервью в вашей программе завтра вечером.

Однако нам необходимо получить кое-какие сведения о вас, каковые следует вручить прессе. Например, что мы можем сообщить им о вашей семье? Не играла ли она славной роли в истории? Может, в качестве солдат? Моряков? Исследователей?

Пегги подумала.

– Был у меня прапрапрадед. Его отправили в ссылку на какую-то там землю. Может, это сойдет за исследование?

– В общепринятом сейчас смысле – вряд ли. Да и прежде – тоже. Нет ли чего посовременнее?

Пегги снова задумалась.

– Может, сойдут братья моей мамаши? Они здорово насобачились поджигать дома англичан!

– Ну, пожалуй, это не совсем та точка зрения; подумайте еще, – уговаривал мистер Робинс.

– Не знаю… О, конечно! Мой дядюшка Шон! Он так знаменит!

– А что он сделал? Уж не по фотографической ли части? – с надеждой спросил Берт.

– Не думаю. Но в конечном счете он позволил пристрелить себя другому очень знаменитому человеку по имени Аль Капоне, – сказала Пегги.

Отель «Консорт», куда они прибыли, действительно оказался весьма респектабельным заведением, но через фойе они пролетели будто безукоризненно слаженный авиационный клин, дабы избежать встречи с каким-нибудь дошлым журналистом, который мог попытаться захватить их врасплох; а потому они взлетели в лифте наверх, прежде чем Пегги удалось разглядеть фойе как следует.

– Неужто это и есть подъемник? – спросила она с любопытством.

– Пожалуй, хотя если бы американцы и в самом деле изобрели его, он мог бы теперь именоваться Вертикальным Распределителем Населения. Но мы называем его лифтом, – ответил ей Берт.

Пройдя по коридору, покрытому толстой ковровой дорожкой, они остановились у двери с номером, где миссис Трамп внезапно впервые подала голос.

– Ну а теперь вы оба дуйте себе в гостиную. И постарайтесь не напиваться, – посоветовала она.

– У тебя есть только полчаса, Далей, не более, – напомнил ей мистер Робинс.

Они вошли в великолепную комнату, выдержанную преимущественно в серо-зеленых тонах с золотыми блестками. В ней уже была девушка в скромном черном платье, которая выкладывала на радужное переливчатое пуховое одеяло постели отличный серый костюм, зеленое шелковое платье и ослепительный белый вечерний туалет со шлейфом.

– Ну-ка, чтоб одна нога здесь, другая – там, Онор, – сказала миссис Трамп. – Наливай ванну. А ей лучше надеть зеленое.

Пегги подошла к кровати, взяла зеленое платье и приложила его к груди.

– Чудненькое платьице, миссис Трамп, и как раз на меня. Откуда вы узнали размеры?

– Мистер Робинс сообщил нам, а заодно и цвета, которые тебе идут. Вот мы и рискнули.

– Как это умно с вашей стороны! У вас, должно быть, огромный опыт обращения с такими девчонками, как я.

– Ну, недаром же у меня за плечами двенадцать лет работы с женщинами! – ответила миссис Трамп, с усилием стаскивая свой жакет и готовясь к дальнейшим действиям.

– Наверное, в Женском королевском корпусе?

– Нет, в Холлоуэй[5]5
  Крупнейшая лондонская женская тюрьма.


[Закрыть], – ответила миссис Трамп. – А теперь пошли, милочка, у нас слишком мало времени.

– Стой спокойно! – давал указания Берт, продолжая прыгать по ковру на четвереньках и даже ползать на животе.

– Ритуальный танец модерновых фотографов, – объяснил мистер Робинс.

– Не надо поворачиваться ко мне всем лицом, – говорил Берт, стоя на коленях, – мне нужен поворот на три четверти. Вот так! – Он поелозил вокруг Пегги еще немного. – А теперь прими позу!

Пегги застыла в неподвижности. Берт устало опустил камеру.

– Слушай, не стесняйся меня. У вас в вашем Барранаклохе, что, никто и никогда камер не видал? – спросил он.

– Именно, – ответила Пегги.

– Ладно. Тогда начнем с общих принципов. Стой там, где стоишь. Заложи руки за спину. Сожми их покрепче. Теперь глянь в камеру. Вот так. А теперь постарайся как можно ближе свести локти и улыбнись. Нет, нет, пошире, покажи всем, сколько у тебя зубов. Тебе кажется, будто выходит что-то вроде ухмылки мертвеца? Не обращай внимания! Издатели журналов по искусству лучше тебя разбираются в таких делах. Ну вот, другое дело! Продолжай сводить локти, теперь глубокий вдох – самый глубокий, на какой способна. А получше не можешь? Ладно, глядится вроде нормально… а, сойдет…

Последовала ослепительная вспышка. Пегги расслабилась.

– Все в порядке?

– Ты не поверишь, – сказал Берт, – но мы можем дать Природе пару-другую очков вперед, это уж точно.

– Сколько шуму из-за какой-то фотки, – сказала Пегги.

Берт поглядел на нее:

– Mavourneen[6]6
  Моя милочка (ирл.).


[Закрыть], да ты хоть разок видела настоящую фотографию? – Он вытащил фотожурнал для знатоков и перелистал несколько страниц. – Voila![7]7
  Вот, пожалуйста! (фр.)


[Закрыть] – воскликнул он и передал ей журнал.

– О! – воскликнула девушка. – Уж не хочешь ли ты сказать, что и я буду выглядеть таким же образом?!

– Именно, черт побери, – заверил ее Берт.

Пегги не могла оторвать глаз от фото.

– Надо думать, что после таких упражнений она сейчас сильно страдает – это ведь называется, кажется, болезненной деформацией?

– Это, – сурово ответил ей Берт, – называется «шик-блеск», и если я еще раз услышу от вас, юная дева, подобную ересь и богохульство, я велю посадить вас на кол.

– Это то, что в Америке называется «палка в заднице»? – спросила Пегги.

Тут вмешался мистер Робинс.

– Пошли, – сказал он, – есть еще одно преступление, заслуживающее палки в задницу, – это заставить прессу ждать тебя. Ну а теперь вспомните, о чем мы говорили в машине. И держитесь подальше от выпивки. Она тут для того, чтобы размягчить их, а отнюдь не нас.

– Что ж, – сказал мистер Робинс, позволив себе расслабиться, – вот и все. Теперь можно и нам выпить. Миссис Трамп? Мисс Мак-Рафферти?

– Чуточку портвейна с лимоном, пожалуйста, – сказала миссис Трамп.

– Хайбол с хлебной водкой, – сказала Пегги.

Мистер Робинс нахмурился:

– Мисс Мак-Рафферти, ваши познания, видимо, весьма обширны, но они несколько бессистемны. Вам не следует смешивать продукты из разных стран. Я не стану об этом распространяться, а просто порекомендую вам продукцию нашего с вами соплеменника мистера Пимма[8]8
  Пиммз – фирменное название ирландского алкогольного напитка на основе джина с различными добавками.


[Закрыть].

Когда напитки доставили, Робинс с наслаждением проглотил половину своей тройной порции виски.

– Недурно, Берт? – спросил он.

– Прилично, – согласился фотограф, правда без особого энтузиазма. – В общем, не так уж плохо. Вы были весьма милы, mavourneen. Вас приняли.

Пегги слегка просветлела.

– Правда? В самом деле? А мне показалось, что большинство… самые главные… даже не заметили меня…

– Не верьте глазам своим, милочка. Они вас заметили. Впрочем, реакция мужчин не так уж важна. Вам следует опасаться своих сестричек, причем особенно тогда, когда они с вами любезны. А они этого как раз и не делали. – Берт опорожнил стакан и протянул его, чтоб получить новую порцию. – Забавно наблюдать проделки этих девиц. Существуют типы, которые выпускают когти уже за пятьдесят ярдов от вас; иные морщат нос, не доходя и двадцати; а подавляющее большинство вообще никак не выражают своего отношения, для них вы – всего лишь новое зерно, идущее на старые жернова. Но иногда вдруг появляется кто-то, кто на мгновение отшибает у них напрочь мозги… Потрясно видеть, что даже у такой публики вдруг вспыхивает искра священного огня. Sic transit treviter gloria mundi![9]9
  Так скоропалительно проходит слава мирская! (лат.)


[Закрыть] – Берт вздохнул.

– In vino morbida[10]10
  В вине болезнь (лат.).


[Закрыть], – лениво отозвался мистер Робинс.

– Ты хочешь сказать tristitia[11]11
  Тоска, грусть (лат.).


[Закрыть], – поправил его Берт.

– Интересно, что означает эта бессмысленная болтовня? – фыркнула Пегги.

– Мгновения быстротечны, моя дорогая, – отозвался Берт. Он сел на пол прямо возле своего стула и поднял камеру. – Но, несмотря на их быстрый полет, я все же могу зафиксировать их тень. И вот сейчас я хочу сделать два-три настоящих снимка.

– О боже, я думала, все это уже позади, – взмолилась Пегги.

– Может, скоро и будет… но только не сейчас… и не совсем… – бормотал Берт, глядя в свой экспонометр.

Что ж, хоть все англичане и немного полоумные, но они все же были с ней добры и милы. Поэтому Пегги отставила свой стакан и поднялась. Она разгладила юбку, прошлась ладонью по волосам и приняла ту самую позу.

– Вот так? – спросила она Берта.

– Нет! – отозвался Берт. – Как угодно, но только не так!..

На следующий день у Пегги было интервью на телевидении, и она надела свое белое парчовое платье. «Наша последняя победительница в конкурсе, которая вскоре будет одерживать победы и на экране»… И все опять были добры и милы с ней, так что казалось, будто все идет как надо.

Затем, уже на другой день, состоялся разговор с мистером Флойдом, который тоже оказался очень симпатичным, хоть сам визит безусловно был чем-то большим, чем обычное интервью. Пегги не ожидала, что ей без всякой подготовки придется ходить по комнате, садиться, вставать и делать то одно, то другое перед кинокамерами, однако мистер Флойд удовлетворенно улыбался, а мистер Робинс, когда они вышли, потрепал ее по плечу и сказал: