Текст книги "Заметки из пекинской кофейни. Тонкости жизни и бизнеса в Поднебесной"

Глава 15. Отход от традиций

Селин – она предпочитает, чтобы ее называли именно так, – уверенная в себе молодая женщина. Она родилась в Пекине в 1983 году. Недавно Селин вернулась из Великобритании. Там она провела два года и получила степень магистра международного менеджмента в колледже Роял-Холлоуэй в самом сердце Лондона. До этого Селин изучала международный бизнес в престижном Пекинском университете и несколько лет работала в разных компаниях. Она четко выражает свои мысли на прекрасном английском с едва заметным намеком на китайский акцент.

Селин вернулась из Лондона, чтобы выйти замуж. Сейчас она менеджер по работе с клиентами в рекламном отделе медиакомпании. Ее муж работает на иностранную фирму, предоставляющую образовательные услуги. Они воплощают собой типичных жителей мегаполиса – представителей развивающегося среднего класса, которые видели мир, владеют языками и имеют деньги.

– Мне очень повезло: сразу после университета я начала работать в медиаиндустрии. Сначала два года отвечала за рекламу и развитие бизнеса в Tencent [16]16
    Tencent – китайская телекоммуникационная компания (крупнейший интернет-провайдер), основанная в ноябре 1998 года в городе Шэньчжэнь. Компания известна тем, что занимается поддержкой наиболее распространенной в Китае сети обмена быстрыми сообщениями под названием QQ, а также системы для передачи текстовых и голосовых сообщений WeChat.


[Закрыть] (весьма успешном конкуренте Alibaba) в Пекине. Потом почти шесть лет занималась очень похожими вещами в новом рекламном агентстве. После этого три года работала в китайском Vogue. А потом уехала в Лондон.

Почему же она вернулась в Китай?

– Пока я была в Лондоне, я несколько раз приезжала домой на семейные праздники и, конечно, на Китайский Новый год. На одном из таких мероприятий я познакомилась с будущим мужем. Мы оба пришли на ужин с друзьями. Потом наши родители согласились познакомиться, и мы начали отношения на расстоянии. Он жил в Пекине, а я в Лондоне. Через год я решила вернуться, и недавно мы поженились.

Селин гордится тем, что она – коренная жительница Пекина. Родилась и выросла в городе, где сейчас живет.

– Пекин не тот, что в моем детстве. Темп жизни заметно ускорился. Но теперь это важный город мирового уровня. Возможно, Шанхай кажется более космополитичным, но именно в Пекине занимаются политикой и принимают важные решения. А для некоторых он настоящий дом, здесь их место. Мы гордимся своим городом, потому что здесь лучшие учебные заведения и больницы в стране, соответствующие мировым стандартам.

Каковы же ее планы на следующие несколько лет?

– Думаю, в следующие три года я могу завести ребенка. Возможно, буду работать на себя – и тогда смогу сама заботиться о нем и проводить с ним больше времени. Я хочу создать китайско-британский бизнес.

Какой же? Мне это очень любопытно.

Она охотно и с энтузиазмом отвечает на мой вопрос.

– Образование – это будущее Китая, китайцев и наших детей. Я хочу устроить летние школы для китайцев в Британии. Хочу, чтобы моя компания занималась образованием и культурным обменом. Мы с мужем обсудили эту идею. Благодаря нынешней работе он имеет опыт в подобных делах и может меня консультировать.

Идея оказывается обезоруживающе простой и в то же время дальновидной.

– В Великобритании у меня был похожий проект, поэтому я смогла поработать с несколькими британскими школами. Я думаю, рынок созрел с обеих сторон. Здесь, в Китае, многие обеспеченные родители хотят, чтобы дети получили международный опыт, а в Великобритании есть школы со всеми необходимыми условиями, в то же время испытывающие потребность в финансировании. Они могли бы предоставлять нам услуги во время длинных летних каникул. Мой муж способен организовать этот бизнес с китайской стороны. Думаю, это смелая идея. Мы постараемся ее опробовать и посмотрим, что получится.

И снова, как это часто бывает в Китае, я наблюдаю неудержимый и неприкрытый энтузиазм. Установки здесь такие: «Почему нет?», «Давай попробуем» и «У нас получится». Идея кажется мне логичной, интересной и привлекательной. Британские школы вполне могут заинтересоваться ею.

– Мой муж – весьма традиционный китайский мужчина. Он любит историю, китайскую оперу, поэзию и каллиграфию. Мы не строили отношений, все случилось само. И меня очень радует то, что у нас получается. Особенно я довольна равенством в наших отношениях. У нас демократичный брак. Мы можем обсуждать что угодно и каждый раз много говорим о будущем – где будем жить, что будем делать.

Это действительно несколько необычно, если учитывать традиционный уклад китайской семьи. Комментарии Селин не лишены подтекста: они подразумевают, что в других китайских семьях сказанное ею будет выглядеть как нечто ненормальное и удивительное. Она рисует новый стиль брака, в котором женщина чувствует себя равной и наделена правами, а не привязана к детям, традициям и кухонной плите.

– Роль женщин в Китае меняется. Все больше и больше мужей принимают участие в домашних делах, в то время как все больше женщин получают ответственные должности на работе. Раньше считалось, что женщина должна родить ребенка, следить за домом и готовить еду, одновременно будучи хорошей дочерью и, что еще важнее, хорошей невесткой. Теперь мы больше похожи на западное общество. В крупных городах вроде Пекина или Шанхая женщины сами выбирают, хотят ли они оставаться дома. Социальные нормы на них не давят – это выбор, а не ожидаемая роль.

История расширения прав и возможностей женщин рассматривается и в других частях этой книги. Эта тема звучит везде, прежнего табу на нее больше нет – то и дело можно услышать рассказы о том, что женщинам долго не давали играть активную роль в китайском обществе. Но, конечно, в стране еще есть места, где их положение, как и прежде, в лучшем случае неоднозначно, а в худшем – ограничено ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей.

– Я знаю, например, что на юге Китая, в провинции Гуандун, мужчины занимают высшее положение, а женщины – низшее. Я слышала, что есть деревни, где женщинам даже не разрешается сидеть с мужчинами за одним столом и есть вместе с ними.

Не знаю, до какой степени это правда, но кто я такой, чтобы спорить? Китай – огромная и крайне многообразная страна. Вполне возможно, такие вещи существуют. Но люди, с которыми я общаюсь в Пекине, производят на меня совершенно другое впечатление. Появляется все больше женских организаций, которые пользуются популярностью и поддержкой. Ими управляют китайские женщины, и посещают их такие же китаянки. Это самые разные объединения, от групп поддержки для жертв домашнего насилия (еще одна табуированная во многих культурах тема, о которой сейчас свободно говорят в Китае) до групп самопомощи для деловых женщин, где им помогают занять лидирующие позиции на работе и учат, как это сделать.

– Работа изменила стиль жизни и положение женщин в Китае. Финансовая независимость стала катализатором для расширения их возможностей и освобождения от прошлого.

Так оно и есть, и так должно быть – по мнению многих, включая меня.

Глава 16. Публицист

Лицзя Чжан – публицист. Она родилась и росла в очень бедной семье в Нанкине, и годы ее становления прошли в борьбе с тяжелейшими условиями, характерными для жизни китайской молодежи 1980-х годов. Лицзя 16 лет проработала на машиностроительном заводе «Чэньгуан» – одном из крупнейших оборонных предприятий страны, насчитывавшем более 10 000 рабочих.

– Я ненавидела эту жизнь. Мне было так скучно. Я самостоятельно изучала английский в свободное время. У тех, кто работал рядом, мое трудолюбие и «реакционные» взгляды вызывали подозрения. Это был самый разгар реформ, и нам приходилось трудно. Работа на заводе досталась мне от матери – в 43 года она сложила свои инструменты и передала мне «железную плошку риса» (так в Китае называют работу на государство с пожизненным трудоустройством). Мне была гарантирована занятость на всю жизнь, но это совершенно не радовало. Я увлеклась писательством в 14 лет и с того самого времени вела личный дневник. Еще я с детства хотела учить английский и свободно выражать свои мысли. Мало кто поддерживал меня в этом, но те, кто поддерживал, изменили мою жизнь.

В книге Лицзя «Социализм – это здорово» («Socialism is Great») ее захватывающая история рассказана во всех подробностях, поэтому мы начинаем разговор о ее жизни с того незабываемого момента, когда она организовала крупнейшую демонстрацию нанкинских рабочих в поддержку протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Протестующих было более пятисот. Последствия оказались непростыми – Лицзя отстранили от работы, власти устроили расследование. Однако сейчас она ни о чем не жалеет, да и бюрократы, кажется, смирились с ее прошлым. Теперь она – постоянный автор не только китайских, но и международных изданий.

– Я очень хотела изучать английский, и это изменило мою жизнь. Как я уже говорила, на фабрике я была совершенно несчастлива. Поэтому, когда появилась возможность, я уехала из Китая. Чтобы получить документы и «штамп» (официальное разрешение с завода), пришлось потрудиться. Мой руководитель был против, поскольку считал меня по тем временам «реакционным элементом» и «буржуазной декаденткой». Ему казалось, что у меня химическая завивка, хотя это просто кудрявые от природы волосы! Так или иначе, но он упорно отказывался дать мне разрешение. Однако у сестры были связи на заводе, и она смогла устроить мне документы, необходимые для выезда.

В 1988 году девушка познакомилась с молодым шотландцем по имени Калум Маклауд, который приехал в командировку в Пекин. У них завязались близкие отношения, и в 1990 году Лицзя смогла выехать из страны как невеста Калума. Они поженились, потом развелись, но к тому времени она уже освободилась от прежней жизни и писала статьи для иностранных изданий.

Лицзя говорит, что прежде жила, словно лягушка, оказавшаяся на дне колодца. Окружающий мир был почти не виден, но она знала, что он существует – яркий и интересный, в то время как ей приходится вести серую и холодную жизнь. Ее ожидало простое и скучное существование – работа на оборонном заводе, жизнь в маленькой квартире, посещение заводской бани, библиотеки, кинотеатра и плохих учебных заведений. Даже «университет», где она впитывала немногие доступные знания с 1992 по 1995 год, оплачивался заводом и существовал при нем.

Она пишет, что инженерное проектирование не слишком интересовало ее как предмет, но это была единственная возможность получать хоть какие-то знания. Ей приходилась трудно, но сама атмосфера и учебная нагрузка ей очень нравились.

– Почему я вернулась в Китай? Мне показалось, что жизнь здесь полна целей и смысла. Я верила в свои способности и хотела что-то изменить, рассказать правду о происходящем в Китае. В Великобритании я изучала журналистику и поняла, что могу помогать иностранным журналистам, приезжающим сюда, решать различные вопросы. Сначала я была внештатным сотрудником, но вскоре у меня обнаружилась способность находить отличные темы для историй. Потом мне удалось устроиться на полную ставку в американскую телерадиокомпанию – я работала там и на радио, и на телевидении. К сожалению, я была своевольной, – наверное, и сейчас такой остаюсь. Однажды мне предложили сделать проект для конкурирующей компании, что было против правил, поскольку гражданам Китая запрещалось – и по-прежнему запрещается – работать журналистами в иностранных средствах массовой информации. Можно быть ассистентом или исследователем, но писать для них нельзя.

Лицзя написала статью для конкурента, и ее опубликовали за границей. Работодатели узнали об этом и уволили ее.

– Тогда я стала искать информацию по заказу Newsweek, а в сентябре 1996 года начала работать внештатным журналистом здесь, в Китае, но для иностранных изданий. Это было самое правильное решение в моей жизни. Я могла писать независимые колонки (подготовленные по заказу издания, но не выражающие мнения редакции) для таких газет, как The Guardian и The Observer в Великобритании, а также для других изданий со всего мира, и в частности Южной Азии. Это дает больше свободы, и пишу я только по-английски. То время на фабрике, когда мне приходилось прятать книги на английском и тайком читать их во время политинформации, очень помогло расширить словарный запас. Коллеги смеялись надо мной, а начальник публично оскорбил, когда узнал, чем я занимаюсь, но это сыграло огромную роль!

Каковы же ее любимые темы?

– Китайское общество меняется, и эта тема меня очень увлекает. Меня интересует социальная мобильность и огромная разница в доходах между богатыми и бедными. Богатые становятся богаче, а бедные остаются позади с непреодолимым отрывом, несмотря на реформы и неоспоримые улучшения. Я вообще не считаю, что в ближайшие десять лет возможны принципиальные изменения. В лучшие университеты попадает самая умная молодежь, но эта умная молодежь получила то образование, которое могут себе позволить только богатые люди. В обществе, где в семье по одному ребенку, такие дети становятся маленькими «императорами», которых балует вся семья. Все их желания удовлетворяются, и, хотя они испытывают большое давление, возможности у них тоже огромные.

А кто же остается обделенным? Этнические меньшинства? Трудовые мигранты?

– В обществе много маргиналов. Известный всем институт хукоу (прописки по месту жительства) ввели в пятидесятые годы, чтобы беднота не затопила растущие города. Хукоу удерживает бедных людей в деревнях. При такой системе китайцы, родившиеся вне городов, не могут приобрести здесь собственность, а горожане по сию пору наслаждаются огромными, непропорциональными привилегиями. Правительство пытается это изменить, но дело движется медленно. Например, недавно были ослаблены законодательные запреты, и теперь дети трудовых мигрантов, проживших в Пекине пять лет, могут посещать городские школы.

Тема трудовых мигрантов буквально завораживала меня с первого визита в Китай.

– Китайские мигранты – безымянные герои экономического чуда. По большому счету, в Пекине есть два класса: мигранты и коренные пекинцы. Правительство пытается справиться с неравенством, но местные ревностно охраняют свои привилегии и высокий статус.

Я лично наблюдал некоторые проявления этих привилегий – например, в городских парках и общественных местах, где пекинцы, у которых есть прописка, разгуливают бесплатно, в то время как иностранцы, трудовые мигранты и просто приезжие из других городов должны платить.

– Я считаю себя одной из тех, кто может способствовать переброске культурного моста между Китаем и Западом.

Мы обсуждаем нашу работу и ответственность, которая на нас лежит.

– В 2008 году я очень активно выступала за то, чтобы Китай проводил Олимпийские игры.

Почему?

– Потому что Китаю было необходимо – и по-прежнему необходимо – взаимодействовать с Западом. Он слишком долго оставался в тени – или это подразумевалось. Сейчас здесь столько свободы! Клетка так велика, что большинство людей почти ее не замечают. Они вообще не чувствуют ограничений. На барьеры натыкаются только те, кто активно стремится их преодолеть.

Конечно, барьеры по-прежнему существуют, но, даже когда люди – порой случайно – на них натыкаются, они становятся темой для шуток, высмеиваются в WeChat и в интернете. У правительства почти не осталось способов помешать людям жаловаться. Системы сетевой защиты можно обойти, и объемы интернет-трафика таковы, что его почти невозможно обуздать – даже если правительство захочет иметь тотальный контроль, а я очень сомневаюсь в таком намерении. У людей достаточно гордости и чувства собственного достоинства, чтобы актуальные проблемы стали поводом для активного инакомыслия. Загрязнение окружающей среды, плохое исполнение законов, неэффективные или неграмотно составленные нормативы, политическая беспомощность воспринимаются как позор. Поток комментариев, образующих фоновый шум в WeChat и других социальных сетях, скорее содействует, чем мешает официальному курсу на избавление от коррупции и некомпетентности.

Последнее слово остается за Лицзя.

– Страна, в которой, с одной стороны, подвергают цензуре декольте актрисы, играющей последнюю императрицу Цыси, а с другой – разрешают жителям интернета высмеивать глупую цензуру уже готового фильма, может рассчитывать на мою поддержку. Здесь все меняется, и, хотя перемены могут показаться неспешными, а порой и крайне медленными, их масштабы трудно себе представить. Никто больше не сможет удержать китайский народ.

Глава 17. Взгляд на китайский кинематограф

Профессор Хуан Инся – президент Пекинской киноакадемии, единственной в Китае и крупнейшей в Азии. Он уже ждет меня. Это поджарый энергичный человек с густыми черными волосами. Вся его жизнь связана с китайской киноиндустрией, в которой он сыграл важную роль.

Сейчас Китай – огромный и самый быстрорастущий кинорынок. В день здесь выпускают в среднем два фильма. Кассовые сборы в 2014 году составили 29,6 миллиарда юаней (свыше 4 миллиардов долларов), что делает его вторым в мире после американского. Кинематограф пришел сюда в 1896 году, а первый полнометражный фильм – «Битва при горе Динцзюньшань» – был снят в 1905-м.

– Я родился в 1959 году. Во время Культурной революции я ходил в начальную школу в западном Пекине. Помню, что в школе в окнах не было стекол, да и вообще ничего не было – даже парт и стульев. Мы должны были приносить табуретки из дома. Доской служил покрашенный участок стены, на котором учитель палочками царапал урок. Это было очень примитивно. Я отчетливо помню первое, что мы научились говорить в школе: «Долгих лет жизни председателю Мао». Вот такое яркое воспоминание наивного семилетнего мальчика о первом школьном дне. Я помню, как трудно приходилось тогда. А еще помню, как группы людей дрались друг с другом в окрестных полях.

Профессор Хуан переносится в те времена. По его глазам видно, как захватывают его эти воспоминания, как они держат его память, словно в тисках.

– Помню, чтобы защититься от холода, нам приходилось закрывать окна газетами, а потом – войлоком и хлопчатобумажной тканью. Еще у нас не было электричества зимой, поэтому уроки начинались с рассветом и заканчивались на закате. И я считал это нормальной жизнью! В помещении сидело 40 или 50 детей. Потом, где-то в пятом классе, в окна вставили стекла, но электричество так и не провели.

Хотя все это звучит весьма сурово, ровесники профессора, с которыми я беседовал, описывали абсолютно такие же, если не худшие, условия. У кого-то в классах не было дверей, а у кого-то школы находились практически на улице, в полуоткрытых сооружениях, часто пристроенных к неказистым зданиям вроде местного сарая для хранения техники, амбара или магазина.

– Зимой мы топили печку. Все дети должны были по очереди приходить пораньше и разжигать ее, чтобы помещение хотя бы немного прогрелось к началу занятий. В третьем классе нам выдали по парте и стулу. Они были старые и очень обшарпанные. Когда я закончил начальную школу и перешел в среднюю, мне показалось, что это сон. Там были электрическое освещение, стекла в окнах и настоящая доска. Это действительно походило на школу.

Отец профессора Хуана был шахтером, а мать работала на той же шахте в отделе кадров.

– Отец отвечал за шахтную клеть. Это была важная должность.

Затем наступил день, который все поколение профессора помнит и о котором говорит с большим оживлением.

– Это был второй год старшей школы. В тот день, 9 сентября 1976 года, нас внезапно собрали на спортивной площадке по приказу директора. Из громкоговорителей, установленных вокруг, мы услышали торжественное объявление о смерти председателя Мао. Все заплакали – это был выплеск искренних эмоций. Я прекрасно его помню и до сих пор изумлен всеобщим проявлением таких чувств.

В книгах по истории изложена официальная информация, но и в действительности обычные люди пережили столь же глубокие эмоции и были так же потрясены, как американцы после убийства Кеннеди и британцы в день смерти принцессы Дианы.

– В 1977 году объявили о государственном экзамене для поступающих в вузы. Мы пришли в восторг и начали активно готовиться. Для тех, кто был в старшей школе, проходной балл составлял 265, в средней – 310. У меня вышло 307 – я провалился! Пришлось ждать еще год – в 1978 году я прошел и поступил в Пекинскую киноакадемию. В мир кинематографа я попал абсолютно случайно – просто узнал, что в академию в первый раз будут набирать студентов. В то время я играл на скрипке, и преподаватели предложили мне попробовать что-нибудь творческое. Я прислушался к ним и стал студентом одного из первых потоков, набранных после Культурной революции.

Хуан попал на отделение звукозаписи, где остается до сих пор – теперь уже возглавляя свое отделение в качестве декана. За исключением периода «распределения по стране», академия всегда была делом его жизни. Во время «распределения» студентов со всего Китая направили в провинции и сельские местности. По словам Хуана, это было крайне тяжелое время, но везение и вовремя случившиеся перемены после Культурной революции сыграли решающую роль в его судьбе.

– В каждой провинции была киностудия, где снимали пропагандистские фильмы. Меня послали в провинцию Хунань, и я провел там полгода, в основном занимаясь кинопроизводством. Я был звукорежиссером классического фильма того времени – «Великий парад». Работал с известными режиссерами, такими как У Цзыню. Тогда фильмы снимали без звука, а звуковую дорожку добавляли потом, получив разрешение цензора.

Мы обсуждаем роль цензуры в те времена и строгие ограничения, которые нельзя было обойти. Несомненно, это был трудный период для зарождавшейся отрасли, но одновременно и очень интересный – страна восстанавливалась после темных дней Культурной революции.

Хуан оказался в уезде Чаншань, а значит, его хукоу (прописку) выдали там, а не дома в Пекине. В те дни, как и теперь, единожды получив прописку где-либо, вы должны были оставаться там навсегда. Это определяло не только ваше будущее, но и будущее ваших потомков – где они смогут учиться, создавать семьи и жить.

– Существовал только один способ вернуться в Пекин и в академию. Мне надо было продолжить там учебу, и тогда хукоу могли «перераспределить». Пришлось серьезно за это побороться, но я справился и вернулся. Нужно было следовать всем формальностям и строго соблюдать правила. Я закончил академию в 1982 году – мой выпуск был вторым. Выпуски 1981 и 1982 годов попали под безоговорочное распределение. Однако после 1985 года правила постепенно упрощались, и когда я в 1991 году окончил магистратуру, то смог остаться преподавателем на отделении звукорежиссуры.

История Хуана необычна. То ли он выбрал подходящий момент, то ли ему просто повезло. В 1986 году студентам начали выдавать свободные дипломы, а не просто отправлять домой или на заранее определенное место. В 1988 году такие дипломы стали вручать на отделении звукорежиссуры, и Хуан оказался в первом поколении настоящих сертифицированных выпускников.

– Я не знал, когда администрации академии разрешат выдавать настоящие дипломы. Но надеялся, что это случится скоро, поэтому положился на удачу и стал готовиться изо всех сил. Я начал учить английский и ходить на съемки разных фильмов в надежде, что меня заметят. В первое время мы снимали, не записывая звуковую дорожку. До Культурной революции синхронная съемка существовала, но эту практику прекратили, потому что сначала цензоры проверяли снятые фильмы, а потом нам разрешали их озвучивать. Синхроны возобновили в 1985 году. В то время велись большие споры о том, как следует снимать кино и записывать звук. Конечно, кинематографисты считали, что синхронная съемка предпочтительна, но цензоры годами с этим не соглашались. Даже после Культурной революции сценарии продолжали проверять, и мы должны были получать разрешение перед озвучиванием.

Синхроны преобразили китайский кинематограф. Во время Культурной революции в страну не импортировали зарубежные фильмы, поэтому новые приемы Голливуда и Запада не затронули местную киноиндустрию.

– Честно говоря, мы не имели представления о том, как делать синхронную съемку. У нас просто не было такого опыта. Но постепенно мы снова стали использовать реальный звук в звуковой дорожке. Первый такой фильм под названием «Дикая гора» снял в 1988 году Ие Шань, и картина получила премию «Золотой петух». Это был важнейший момент в истории китайского кинематографа.

Впоследствии Хуан стал деканом магистратуры Пекинской киноакадемии. Он продолжал изучать английский, и в 1996 году у него появился шанс поехать в Америку.

– В марте и апреле того года я смотрел разные сайты в интернете. У меня был старый компьютер и модем. Все еще только начиналось, и мне удалось связаться с Западом. Я нашел сайт университета Южной Калифорнии и увидел там электронный адрес. И просто решил рискнуть – написал совершенно наобум и задал вопрос об учебном плане для будущих кинематографистов.

К изумлению профессора, ему ответили. Последовал обмен несколькими сообщениями. Хуан воспользовался моментом и спросил, не хотят ли американцы прислать кого-нибудь в Пекин прочесть курс лекций об американской киноиндустрии и пригласить китайского коллегу, то есть Хуана, в США. Отклик был немедленным: Хуана пригласили! Оставалось уговорить руководство найти деньги, чтобы финансировать визит. В июне того же года профессор вылетел в США и познакомился с человеком, которому отослал письмо наудачу.

– Выяснилось, что он возглавляет отделение звукорежиссуры в Южно-Калифорнийском университете. Я был очень рад встретиться с ним и узнать, что происходит в американском кино. Но еще прекраснее было пригласить его в Пекин. Он пять дней читал лекции, а еще два дня мы осматривали достопримечательности. Визит прошел очень успешно, и с того времени наши вузы поддерживают отношения.

Американский гость отчитался перед своим деканом, и в 1997 году она тоже посетила Пекинскую киноакадемию.

– Она сказала, что у меня достаточно хороший язык, чтобы читать у них лекции, и я смог поехать в Калифорнию на год. Курс, на котором я преподавал, впоследствии прославился и остался в истории университета. Жена ездила вместе со мной и занималась там исследованием истории китайского кино. До середины 1990-х годов лицо китайского кино определяли режиссеры старшего поколения, которые выросли на старых традициях. А у нас уже были новые идеи, хотя мы не могли просто отказаться от прошлого.

Хуан рассказывает, как сменяли друг друга поколения китайских кинематографистов. Он принадлежит к прославленному шестому поколению, которое последовало за пятым – пионерами, возродившими и повысившими интерес к китайским фильмам за рубежом. Они сняли такие картины, как «Красный гаолян» (1987), «Цю Цзюй обращается в суд» (1992) и «Прощай, моя наложница» (1993).

– Все фильмы до 1989 года были посвящены традиционным темам: семье и конфликту поколений. В середине 1990-х новое, шестое поколение китайских кинематографистов стало снимать фильмы с более выраженным западным оттенком. В кино начали ощущаться международная культура и вкусы. Наследие старших поколений стало отходить на задний план. Мы, представители современной культуры, хотим, чтобы люди позитивно относились к жизни и развивались. Мы считаем, что фильм может стать инструментом, влияющим на эмоции. Государство при этом тоже хочет, чтобы кино пропагандировало позитивный подход к жизни, но это совпадает с желаниями кинозрителей, поэтому здесь все гармонично.

Сегодня китайские фильмы получают международные награды. На Берлинском кинофестивале 2014 года картина «Черный уголь, тонкий лед» завоевала золотого и серебряного «медведей». И это только начало.

Хуан объясняет, почему он считает, что награды теперь польются рекой.

– Режиссеры начали фокусироваться на конкретных людях и их индивидуальности, а не на общих сюжетах или группе персонажей. Этот подход теперь считается более уместным, и крупные режиссеры предпочитают именно его.

Но если каждый год выходит так много фильмов, можно ли заработать на каждом из них?

– Откровенно говоря, нет. Если кассовые сборы невелики, много не заработаешь, как бы ни хотели режиссеры снимать новые фильмы, сосредоточенные на человеческой индивидуальности. В Китае определенно популярны комедии. Например, «Тур в Таиланд» или «За нашу молодость» – это комедийные фильмы скорее в стиле ретро, которые апеллируют к ностальгии по молодежной культуре и лучшим годам жизни.

Хуан – один из крупнейших специалистов по китайскому кинематографу. Его энциклопедические знания – результат личной истории и опыта; киноиндустрия развивалась на его глазах, и сам профессор серьезно на нее повлиял. По его словам, сегодня необходимо «считывать общество», делать ставку на следующий подъем общественного самосознания, и это обеспечит хорошие кассовые сборы. Экономика и культура быстро меняются. Людей волнуют новые темы, и это нужно точно и тонко предугадывать.

– Рынок развивается очень динамично. Сегодня актуально одно, завтра уже другое. Значит, так же динамична и киноиндустрия, и студенты могут добиться успеха, если поймают гребень культурной волны. В то же время мы видим, как фильмы с треском проваливаются. Недавно одной картине предсказывали кассовые сборы в миллиард юаней (около 150 миллионов долларов), а она в результате собрала только половину от ожидаемого. Когда такое происходит – денег не сделаешь! Киноиндустрия должна угадывать вкусы аудитории еще до того, как узнает о них! Это вечный ночной кошмар и кинобизнесменов, и инвесторов.

Похоже, что сегодня мелкие инвесторы остаются за бортом. Их вытесняют более крупные, часто международные – из США, Гонконга, Тайваня и даже из Франции. Они готовы вкладываться в серии проектов и понимают, что какие-то фильмы не принесут прибыли, однако надеются на большой успех с другими. Частные инвесторы и организации сегодня активно поддерживают китайский кинематограф. Как объясняет Хуан, более искушенные предлагают консолидированное финансирование студентам и небольшим студиям в надежде, что они получат международную награду, которая принесет немедленный успех. Тогда следующий фильм того же режиссера даст огромную прибыль, но много платить ему не придется, потому что его «сделали известным». Таким образом, студенты и молодые режиссеры, в сущности, продают за успех душу. Но это их выбор. Здесь каждый хочет прославиться. Стеснительных и желающих выйти на пенсию в отрасли нет!

Какое будущее Хуан предсказывает китайскому кинематографу и кинозрителям?

– Глядя вперед, я вижу, что существуют возможности зарабатывать еще больше. Технология 3D и современные звуковые системы несут зрителям новые впечатления, и это тоже может приносить деньги. Невероятно продвинутые с точки зрения звука фильмы, такие как «Гравитация» и «Интерстеллар», имеют огромный успех и в Китае, и во всем мире. У нас не снимают фантастику, и зарубежное кино заполнило здесь эту нишу. Мне кажется, комедии тоже сохранят популярность. Тема прошлого будет успешной – людям нравится кино о том, как жилось в детстве, когда небо было голубым, а трава – зеленой. Миллионы захотят посмотреть такие истории, и миллионы будут на этом заработаны. В 1980-х годах сюжеты были очень простыми и однозначными. Теперь они гораздо кинематографичнее, многослойнее. Съемки стали сложнее, решения – более творческими и технически трудными, аудитория – искушеннее и восприимчивее. Изменения в киноиндустрии метафорически отражают изменения, происходящие в Китае. В прошлом кино использовали для пропаганды и образования. Теперь это, скорее, чистое развлечение. Конечно, истории, которое оно рассказывает, должны иметь какое-то значение, давать какие-то этические уроки, но в первую очередь они развлекают.