Текст книги "Лодка для Фиби. История о море, непростом выборе и сбывшейся мечте"

5
«Красная лодка»

Полный профан в деле кораблестроения и вообще плотницком ремесле, пловец, а не моряк, я никогда не обладал навыками моих предков, которыми так блестяще овладел Джеймс Доддс. Но нам обоим нравится вид и атмосфера родных судов. Мы ценим их за красоту и функциональность. Они жизненно необходимы в том водном краю, где мы живем. И еще больше мы любим их за поэтическим символизм: ведь мир, в котором живет человечество, все шесть миллиардов человек, это всего лишь лодка, которая часто оказывается в бурном море.

Иэн Коллинз. «Джеймс Доддс: Границы прилива»

16 августа 2013 года

Когда речь заходит о важных годовщинах, то я каждый раз сажусь в лужу. Я не только не умею их отмечать, но еще и не могу вовремя о них вспомнить. А в августе 2013 года проявил себя особенно неудачно.

Расскажу по порядку. Первая годовщина нашей свадьбы пришлась на пятницу, а через два дня Кейт исполнялось сорок лет. В этом порядке явно было что-то особенное. Я решил наплевать на советы друзей – «В августе в Париже слишком жарко, пусто и все закрыто» – и забронировал билеты на «Евростар», чтобы мы провели длинный уикэнд в городе света. Нам повезло: было вполне комфортно, тепло, малолюдно, и все, что мы хотели посмотреть, оказалось открыто. Но Париж был лишь половиной подарка – главный сюрприз ожидал Кейт дома. Мы вернулись в понедельник и она увидела на стене нашей квартиры в Мистли большую гравюру с изображением лодки.

Мы с Кейт поженились в 2012 году в диккенсовской пристройке к отелю «Пирс» в Харидже. Нам очень нравился открывавшийся оттуда вид на слияние рек Стаур и Орвелл. Кроме того, местный ресторанчик славился восхитительной рыбой с чипсами, и мы решили сделать рыбу главным блюдом свадебного банкета. За пару месяцев до торжества приехали в отель, чтобы окончательно все обговорить. И вот тогда-то Кейт увидела две большие картины маслом с изображением деревянных лодок. Картины эти украшали холл отеля. Кейт сразу же в них влюбилась.

Обе картины были написаны Джеймсом Доддсом, кораблестроителем и художником из расположенного неподалеку городка Уайвенхо в Эссексе. Во время четырехлетнего ученичества на эссекской верфи Мэлдон (она окончательно закрылась в 1992 году) Доддс работал на парусных баржах, рыбацких кораблях и небольших клинкерных рабочих лодках на Темзе. Впоследствии он окончил Колчестерскую художественную школу, художественную школу Челси и Королевский колледж искусств в Лондоне. Благодаря глубоким познаниям в области кораблестроения он сумел выработать уникальный стиль. Доддс просто потрясающе изображал волшебные формы и линии традиционных деревянных лодок, которыми играл в детстве и на которых работал в юности. Он создал множество поразительных гравюр и картин, убеждавших зрителей в том, что лодки могут быть произведениями искусства не только на холсте.

Я решил, что гравюра Доддса станет прекрасным подарком к двойному празднику – сорокалетию Кейт и годовщине нашей свадьбы. Она не просто была очарована красотой линий традиционной лодки (особенно в исполнении Доддса), но и любила реальную лодку – прошлым летом мы вместе с ней купили яхту.

Впрочем, «любила» не совсем подходящее слова. И «яхта» тоже. После работы в налоговом раю в Дубаи мы располагали деньгами, поэтому решили приобрести небольшую лодку, на которой Кейт могла бы учиться парусному спорту. За три тысячи фунтов мы купили Vivacity 21, фиберглассовую лодку 1973 года. Другими словами, она была практически ровесницей Кейт. Но я заказал тщательный осмотр (лодки, конечно же, а не Кейт), и результаты меня удовлетворили. Как журналисту мне особенно понравилось заключение: «Для лодки такого возраста она находится в поразительно хорошем состоянии и вполне пригодна для плавания по различным местным рекам. Цена, по которой она выставлена, делает ее идеальным первым судном для новичка».

21-футовый компактный прогулочный катер казался крошечным рядом с большими современными яхтами в яхт-клубе Вулверстоуна на реке Орвелл. Тем не менее наша лодка как-то ухитрялась окружать себя атмосферой бодрой угрозы и это не позволило нам сократить ее абсурдно величественное имя «Люцифер» до более подобающего «Люси». Кроме того, менять название лодки – плохой знак. Я ни разу не задумался, почему хозяину пришло в голову назвать эту симпатичную маленькую лодку в честь падшего ангела, но, как оказалось, имя было выбрано очень удачно. Кейт научилась ходить под парусом в рекордно короткое время, но лодка проявился себя истинной дьяволицей.

Вне зависимости от ветра выбираться из забитого современного приливного яхт-клуба приходилось с помощью мотора – только так удавалось не притереться к соседним яхтам. Наш «Люцифер» был оборудован двигателем «Меркурий» мощностью 9,9 лошадиных сил. Казалось бы, такого мотора должно быть вполне достаточно, но этот мотор никогда не упускал возможность посадить нас в лужу и всегда выбирал для этого самый неподходящий момент. Он мог заглохнуть посреди реки, где яхты и лодки устремлялись на нас со всех сторон. Мы в совершенстве овладели искусством скоростной борьбы с паникой на борту, разборки мотора, прочистки фильтров и очистки свечей. Все это проделывали в рекордное время. Периодически нам приходилось даже переходить на весла, чтобы избежать неминуемой катастрофы. Мы усердно гребли к вящему веселью членов соседнего Королевского яхт-клуба Хариджа, расположившихся на береговых газонах. Кейт научилась мгновенно поднимать парус в отчаянной попытке дать лодке небольшую фору и позволить рулю увести нас от опасности. В такие стрессовые моменты мы оба не стеснялись в выражениях, которые хоть и были солеными, но далеко не всегда исключительно морскими.

После сезона такой односторонней борьбы, за время которого мы сумели добраться до Рабнесс-он-зе-Стаур, Кейт объявила себя опытным моряком и предложила дать возможность кому-нибудь еще насладиться общением с этой маленькой тренировочной лодкой. Только когда торговец вытащил ее из воды, чтобы выставить на продажу, мы обнаружили, что фанерная крыша каюты прогнила и вот-вот рухнет. А вместе с ней и мачта. И только тогда я задумался о деталях заказанного мной в прошлом году осмотра. Там говорилось, что многие части лодки требуют немедленного и пристального внимания, но «нет ничего такого, с чем не справился бы мужчина, обладающий базовыми навыками». Если же поручить работу профессионалу, «то это будет стоить дороже, чем сама лодка, чего никак нельзя рекомендовать».

Судя по всему, «Люцифер» нанес нам впечатляющий последний удар. В конце концов торговец нашел покупателя и мы получили за лодку 200 фунтов, но по чистой случайности комиссионные торговца составили те же 200 фунтов. Принимая во внимание плату за стоянку в яхт-клубе и страховку, мы завершили сезон с убытком в 5000 фунтов.

Недаром Эдвард Хит, бывший английский премьер-министр и страстный яхтсмен, сравнил яхтсмена с человеком, который «стоит под ледяным душем и рвет пятифунтовые банкноты».

В общем, стало ясно, что иметь картину с изображением лодки гораздо проще и безопаснее, чем настоящую лодку. Я быстро выяснил, что картина кисти Доддса мне не по карману, но надеялся, что удастся найти его гравюру. Я отправил художнику электронное письмо и, к моему удивлению, он пригласил меня в свою студию в Уайвенхо. Там я впервые увидел «Красную лодку», поразительную четырехфутовую гравюру с изображением пятнадцатифутовой традиционной эссекской рабочей лодки, на которой можно ходить как на веслах, так и под парусом. Доддс ее только что закончил. На гравюре не было ни переднего плана, ни фона, ни моря, ни неба – только тщательно и детально проработанная клинкерная лодка, надвигавшаяся на зрителя с призрачной мощью кораблей викингов, от которых она и произошла.

Художник показал мне и замечательные линогравюры, стоившие значительно дешевле. Но это была гравюра на дереве. На ней отчетливо виднелась фактура дерева, на котором она была вырезана. Она была так хороша, что я сразу же понял: она мне просто необходима. И спокойно заплатил за нее сумму, равную нашему месячному платежу по ипотеке. Я был уверен, что когда Кейт ее увидит, она сразу же поймет, что просто нельзя не иметь эту поразительную гравюру в своем доме – и в своей жизни.

И она впервые увидела ее, когда 19 августа 2013 года, в день своего сорокалетия, вошла в квартиру после возвращения из Парижа – Доддс любезно согласился в наше отсутствие привезти гравюру в выбранной мной по каталогу раме и повесить ее на стене гостиной. Пока мы были на другом берегу Ла-Манша, мне стало ясно, что беспристрастный наблюдатель счел бы покупку «Красной лодки» – и «Люцифера» – чистым расточительством с моей стороны. Но, к счастью, Кейт тоже полюбила эту гравюру с первого взгляда.

«Красная лодка» слишком удивительна и прекрасна, чтобы не обратить на нее внимания – даже маленькая Фиби стала ее почитательницей. Когда дочка научилась говорить, то указала на нее и вполне разборчиво произнесла:

– Лодка Фиби.

И всего через три года с того момента, когда я решил сделать для Фиби лодку и все еще продолжал строить планы, от Доддса я узнал, что та же самая лодка, что изображена на гравюре, послужила моделью для иллюстрации на обложке моей книги Киплинга.

Так все и определилось. Эта солидная, надежная, традиционная лодка в местном духе была именно такой, какую я и собирался построить в подарок своей дочери. Впрочем, дочь уже и сама заявила свои права на нее. И теперь мне оставалось лишь окончательно определиться с планами.

Если бы традиционное судостроение было религией, то Гас Кертис, мастер, получивший навыки от многих поколений судостроителей, наверняка стал бы ее верховным жрецом.

Гас Кертис владеет верфью «Гарри Кинг и сыновья» в Пин-Милл. Верфь эта была создана в 1850 году. Хотя я жил практически по соседству с ней, но с Гасом никогда не встречался. Впрочем, его репутация была мне хорошо известна. Я решил встретиться с великим алхимиком, рассказать ему о своем безумном плане постройки традиционной деревянной лодки традиционными же способами (я бы честно признался, что ни одним из необходимых навыков не обладаю), а затем внимательно понаблюдать за его реакцией. Возможно, в глубине души и надеялся, что он скажет, что я сошел с ума и нужно бросить эту затею, даже не приступая к ней. И если бы такой совет дал мне подобный человек, то разве мог бы я к нему не прислушаться?

«Что ж, – сказал бы тогда себе и всем, кто спросил бы меня, – я честно старался. Но если уж Гас Кертис говорит, что это невозможно, значит, так оно и есть». Но, к счастью (или к несчастью – я еще не определился), Гас этого не сказал.

Я видел, как он наблюдал за снятием мачты с большой яхты, а потом направился ко мне. Гравий скрипел под его тяжелыми сапогами. Мне показалось, что ему лет под пятьдесят. Темные волосы уже начали слегка редеть. По загорелому лицу сразу было видно, что этот человек по большей части работает на свежем воздухе. Он слегка удивился, когда я протянул ему руку, на мгновение замешкался и сначала вытер ладонь о рубашку. Ладонь у него была мозолистой, а рукопожатие очень крепким. Я тщетно пытался хоть как-то напрячь свою слабую руку, но упустил подходящий момент и смог лишь вяло ответить на пожатие мастера. Я собирался сказать, что хочу построить лодку, но мне сразу стало ясно, как глупо прозвучат мои слова на фоне этого вялого рукопожатия.

– Пойдемте в кабинет, – сказал Гас, указывая на небольшую дверь в стене ангара.

Когда мы вошли, он кинул мне через плечо:

– Извините за беспорядок. Мы готовимся к принятию новой лодки.

Беспорядок? Я замер внутри огромного ангара вдвое выше самой высокой яхты. Это не беспорядок – это настоящий рай для любого судостроителя.

Опилки, куски дерева, инструменты старинные и современные… И еще запах… Поразительная смесь свежих опилок, лака, масла, эпоксидной смолы, краски, хлопкового уплотнителя, ржавых цепей и просоленных канатов.

Гас уже поднимался по крутой железной лестнице, которая явно была снята с какой-то яхты. Спотыкаясь на опилках, я поспешил за ним. Мы оказались в небольшом мезонине. Кабинет хозяина можно было целиком снимать и выставлять в Национальном морском музее в Гринвиче.

– Извините за беспорядок, – снова повторил Кертис, смахивая пыль с двух старых венских стульев

Мне показалось, что обычно здесь никто не сидит. Стол был завален горой бумаг, орехов, болтов, инструментов и всяких загадочных мелочей. Он стоял около небольшого окна, сквозь которое через густую паутину виднелись набережная и целая флотилия пришвартованных яхт, покачивавшихся на воде. Все они находились под присмотром Гаса – он управлял почти сотней причалов в Пин-Милл.

Я сел. Хозяин вытащил листок бумаги и карандаш.

– Так что вы думаете? – спросил я. – Не слишком ли я переоценил свои силы, решив, что смогу построить клинкерную лодку?

Настал момент, когда еще можно смирить свою гордость и отказаться от безумной затеи. Только слово, Гас, только одно слово – и я все брошу. Но поначалу он вообще ничего не сказал. Он просто взялся за карандаш и стал рисовать свой ответ.

– Начнете с самого простого форштевня[10]10
  Форштевень – крайняя носовая оконечность судна, являющаяся продолжением киля.


[Закрыть], натурального или ламинированного, – говорил он, работая карандашом. – А вот здесь, в конце, сделаете замок вроде вот этого – просто отрежете вот так…

Замок? С этим термином мне предстояло познакомиться, но тогда я просто кивал, словно имея представление о том, что он говорит. Но хотя слова Гаса были мне совершенно непонятны, было ясно, что он рисует трехмерный эскиз остова лодки – киль и все такое. Я пришел сюда, чтобы просто поговорить о своих перспективах, а теперь опытнейший мастер судостроения дает мне совершенно конкретные рекомендации. Меня охватила паника. Не принимает ли он меня за кого-то другого?

– Теперь ваш киль, – продолжал Гас. – Его нужно закрепить вот так… И поставить крепления тут и тут.

Мне было безумно стыдно, потому что знал, что любой судостроитель пожертвовал бы ради этого разговора глазом или рукой, но я перебил Гаса. Настало время исповеди.

– Гас, вы совсем сбили меня с толку. Вы действительно не считаете мой план абсолютно безумным? Вы верите, что человек вроде меня способен сделать это? Построить клинкерную лодку?

Гас замолчал, постукивая карандашом по бумаге и глядя куда-то вдаль.

– Это сложно, – медленно произнес он. Клянусь, в этот момент он бросил взгляд на мои руки. – Но это возможно. Клинкерные лодки кажутся мне самыми красивыми на свете, но и самыми сложными…

Возможно. Он сказал, что это возможно. И передо мной открылся путь искупления.

Наверное, в моем донкихотском проекте было нечто такое, что заинтересовало Гаса. Ведь он занятой человек и меньше всего ему нужно тратить время подобным образом. Но он потратил. Он поднялся со стула и принялся рыться в груде обрезков дерева. Вытащив что-то, напоминающее лекало, он объявил:

– Это шаблоны, которые используются для придания формы корпусу клинкерной лодки. Этот сделал Сэм.

Гас держал в руках нечто вроде широкого бокала для шампанского в разрезе, но сделанное из соединенных между собой обрезков дерева. Сэм, сын Гарри Кинга, сыграл большую роль в истории литературы. В 1938 году на этой яхте построили 35-футовый катер для писателя Артура Рэнсома. Именно Пин-Милл он выбрал в качестве места действия своей детской книги 1937 года «Мы не собирались выходить в море». На «Селине Кинг» имелась и 10-футовая клинкерная лодка, построенная Сэмом. Рэнсом назвал лодку «Ласточкой». Сэм сделал десятки таких лодок практически на глаз.

Гас объяснил, что в зависимости от размеров лодки судостроителю потребуется пять или шесть таких шаблонов, которые под прямым углом закрепляются вертикально по всей длине киля. Перекрывающиеся планки, которые образуют корпус лодки, изгибаются вокруг этих шаблонов и фиксируются на форштевне и на корме. Когда все планки установлены и корпус готов, шаблоны вынимают – их можно использовать для другой лодки. Но Сэм лишь однажды сделал половину шаблона для корабельных лодок, которыми он прославился, – таких, как лодка на «Селине Кинг». К сожалению, он так и не захотел зафиксировать свои проекты на бумаге.

– В свое время он построил столько лодок, что точно знал, какую форму и какой изгиб должны иметь планки, – сказал Гас. – Иногда ему было достаточно просто поставить этот шаблон на место, чтобы убедиться, что все правильно, а потом перенести на другую сторону. Впрочем, чаще всего он работал просто на глаз.

Мы вышли из кабинета и Гас провел меня к понтону, который на сотню ярдов выдавался в реку Орвелл. Мы подошли к небольшой клинкерной лодке. Гас опустился на колени и указал на то, чего я прежде никогда не замечал. Почти по всей длине планки шли внахлест, но на корме и у форштевня нахлест этот постепенно уменьшался, а на последних нескольких дюймах планки располагались заподлицо друг с другом. Подумалось, что сделать такое будет очень трудно. Оглядываясь назад, я понимаю, что это был удобный момент для пересмотра всего плана, но тогда мое невежество не позволило этого.

– Вот лодка, какую вы хотите построить, – сказал Гас. – Это настоящая классика. Я помогаю сыну ее реставрировать.

Сыну Гаса, Тому, было пятнадцать лет. Он начал обучаться на эссекских верфях парусного фонда Пайонир в Брайтлингси.

– Мне бы хотелось, чтобы он учился, занимался каким-то важным делом и больше зарабатывал, но он стоит на своем, – сказал Гас. – Он влюблен в лодки и у него талант к этому делу. Он злит меня до чертиков.

Наблюдать, как отец пытается скрыть свою гордость, было очень трогательно.

14-футовую клинкерную лодку Тома, обшитую толстыми дубовыми планками, построили в 1882 году. Это была спасательная шлюпка на норвежском колесном пароходе «Скидбладнир», названном в честь корабля асов из древнескандинавской мифологии. Название звучит для английского уха весьма драматично и романтично, но суть его чисто описательная. В переводе это слово означает всего лишь «сделанный из маленьких кусочков дерева». Тем не менее скандинавские поэты называли «Скидбладнир» лучшим из кораблей. Им владели по очереди боги Фрейр и Один.

Гас рассказал мне о первой сделанной им клинкерной лодке – это было еще в 80-е годы, когда он только-только стал мастером.

– Это была первая лодка, которую я построил самостоятельно, – сказал он, – всего лишь десятифутовая парусная лодочка, но я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Если бы я мог, то занимался бы ею целый день и каждый день, но, к сожалению, никто не собирался платить мне за это.

Гас посмотрел прямо на меня.

– Если вы решитесь построить клинкерную лодку, – сказал он, словно почувствовав, что мне нужна поддержка, – вам это понравится. А если вы доведете дело до конца, то это будет настоящим достижением. Конечно, сейчас вам страшно. Но если бы вы не боялись, если бы были уверены, что все будет просто, то никогда не взялись бы за это дело, верно?

Именно. Нужно пройти путь искупления.

Я был готов к тому, что Гас просто посмеется надо мной. Но он сказал, что будет рад помочь, когда у меня возникнут трудности. Это было так неожиданно, что я ушел от него в легком изумлении. Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не такой безоговорочной поддержки и ободрения. Я встретился с алхимиком и обнаружил, что он заперт в мире, где его магия стоит слишком дорого, чтобы ею заниматься. Может быть, Гас Кертис позабыл о бестолковом журналисте и о его безумном замысле в ту же минуту, когда мы расстались. Тем не менее, хотя мы только что познакомились, я уже чувствовал, что это не тот человек, ожидания которого хотелось бы обмануть.

6
Случайная встреча

Лодка была синяя снаружи и белая изнутри. Размером она подходила как раз для двоих и Крот сразу же всем сердцем устремился к ней, хотя еще не мог до конца понять, зачем она нужна.

Кеннет Грэм. «Ветер в ивах»

22 сентября 2016 года

Решить, что клинкерная шлюпка или небольшая лодка – идеальный вариант для Фиби, это одно. Но найти чертежи такой лодки – дело уже совершенно другое. Теперь я многое знаю, чтобы понимать, что чертежи нужны, даже если лишь попытаюсь построить лодку (хотя и до сих пор не представляю, что именно имею в виду под «чертежами»).

А потом удача бросила спасательный круг. Одно из преимуществ работы на дому – сам себе и работник, и начальник. Когда я решил, что нам нужно устроить сплачивающую семью вылазку, то собрался мгновенно. Мне хотелось снова поехать в Олдебург, где всегда приходили в голову лучшие идеи – достаточно было просто посидеть на пляже и полюбоваться морем и небом. Но часть нашей команды решила, что стоит поискать что-то новенькое, и тогда я предложил отправиться в Уайвенхо. Это живописный исторический городок, расположенный на восточном берегу реки Колн в Эссексе. А кроме того, там живет автор «Красной лодки», Джеймс Доддс.

Прогуливаясь по набережной, любуясь старинными лодками, вытащенными на илистый речной берег, и размышляя, можно ли пропустить кружечку пива в пабе «Роза и корона», я неожиданно заметил старинное здание в двух шагах от паба. Мне показалось, что когда-то здесь располагалась парусная мастерская. Я никогда не слышал о морском институте Ноттаджа, и решил пойти посмотреть.

Институт был закрыт и я прижался лицом к стеклянной панели широких двойных дверей. Внутри было темно, но я смог разглядеть два ряда небольших лодок в разной степени готовности. Ряды уходили в темную глубину здания. Сделаны лодки были из дерева. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что все они клинкерные. И мне стало ясно, что раз маленькие лодки строятся в таких количествах, значит, у кого-то должны быть чертежи.

Вернувшись домой, я сделал несколько звонков и кое-что разузнал об увиденной в музее лодке. Но моим планам помешала работа и вернуться в Уайвенхо удалось лишь в новом году. Это заставляло меня нервничать – ведь часы начали тикать 1 января. С другой стороны, я понимал, что когда приступлю к строительству лодки, то у меня будет гораздо меньше времени сидеть у компьютера. Следовательно, нужно использовать все возможности заработать денег до наступления срока очередного платежа по ипотеке.

Я добился определенного прогресса и в другом направлении. Поиски чертежей подходящей лодки, конечно, были жизненно важны, но почти бессмысленны, пока нет места, где можно было бы строить то, что я собирался построить. В ноябре я занялся этим всерьез и через несколько недель обивания порогов местных ферм в радиусе трех миль от дома поиски подошли к концу.

В нашей семье одна машина и каждый день она надолго исчезала вместе с Кейт и Фиби. Поэтому мне нужно было такое место, куда легко добраться на велосипеде. Я нашел отличное местечко на бывшей фруктовой ферме на краю соседнего городка в центре полуострова, всего в пятнадцати минутах езды от дома. Фермер Джон ушел на покой и уже сдал пару построек на своей ферме скульптору и мастеру керамики. Одна постройка пустовала, и мне нравилась мысль, что я могу стать частью этого творческого сообщества. К счастью, Джон оказался страстным любителем парусного спорта. От любимой 27-футовой клинкерной моторно-парусной лодки он отказался лишь недавно – здоровье уже не позволяло выходить в море. Ему захотелось наблюдать за рождением новой клинкерной лодки прямо у себя во дворе. Сарай 20 × 20 футов с электричеством и туалетом на улице меня вполне устраивал. Через широкие двойные двери моя лодка спокойно могла бы родиться на свет. Сарай подходил идеально – он был достаточно велик для всего, что я решил бы построить.

Джон стал не просто арендодателем, а настоящим другом, готовым оказать любую поддержку. Несмотря на свой солидный возраст, он сохранил прекрасную физическую форму – и неудивительно, ведь он всю жизнь работал на земле. Впоследствии я беззастенчиво звал его на помощь, когда не мог справиться в одиночку.

Фермер-джентльмен старой школы, Джон знал о природе и временах года практически все. Он постоянно советовал наблюдать за птицами и не слишком сердился, когда я не мог отличить стрижа от ласточки.

К какому бы виду ни принадлежали птицы, они постоянно влетали в мой сарай, как только открывались двери. Еще даже не приступив к строительству лодки, я решил, что лодка Фиби будет называться «Стрижом» – ведь «Ласточка» была уже занята.

В поисках чертежей я снова вернулся в Ноттадж. Я узнал, что местный институт был основан в 1896 году безвременно умершим капитаном Чарльзом Г. Ноттаджем, викторианским джентльменом-путешественником, офицером и яхтсменом. Он держал гоночные яхты и нанимал для работы на них профессиональных моряков с рек Колн и Блэкуотер. Капитан Ноттадж умер в возрасте сорока двух лет, но оставил после себя трастовый фонд для создания института, в котором местные уроженцы могли бы «совершенствоваться преимущественно в навигации или совершенствовать свои общие навыки».

Прошло более 120 лет, но институт продолжал процветать, хотя больше не служил морякам и рыбакам, о которых так заботился капитан Ноттадж. Теперь здесь занимались в основном профессионалы из среднего класса, которые на пенсии решили заняться любимым хобби и улучшить навыки любительского яхтинга. Сегодня Ноттадж проводит традиционные береговые курсы Королевской яхтенной ассоциации – от «дневного капитана» (не дальше 20 миль от берега в дневное время и хорошую погоду) до «яхтмастера» (150 миль от берега). Кроме того, здесь можно получить навыки, не столь функциональные в современном мире, начиная от изготовления модели рыбацкой лодки Брайтлингси до декоративного плетения из канатов.

Но мое внимание привлек «популярный и уникальный флагманский курс», как говорилось на сайте института. Под руководством опытных корабелов студенты изучают и применяют традиционные навыки в процессе строительства… собственной клинкерной лодки Ноттаджа. Весь первый этаж здания отдан исключительно под изучение строительства традиционных деревянных лодок – именно эти лодки я тогда и видел сквозь стекло. Курс был заполнен, а лист ожидания тянулся на четыре года. Но меня интересовало не место на курсах, я хотел получить чертежи лодки.

Со временем я «выследил» Фабиана Буша, одного из двух инструкторов курса. По телефону я вкратце объяснил ему свой план. Занятия проходили по субботам, но в тот момент были рождественские каникулы. И все же Фабиан пригласил меня приехать сразу после новогодних праздников.

Первое, что поразило меня в здании института, это сильный запах свежих опилок – лиственницы, как выяснилось. Этот запах в будущем стал для меня столь же знакомым, как запах волос Фиби в младенчестве. Какое-то время я просто стоял в дверях, очарованный красотой лодок, выстроившихся перед глазами. Все они были в разной степени готовности. Всего я насчитал девять лодок. Одна представляла собой просто перевернутый киль с присоединенными к нему первыми тремя-четырьмя планками. Большинство же других были достроены наполовину или даже больше.

Хотя я разговаривал с Фабианом лишь по телефону, но узнал его сразу. Скромный гуру переходил от лодки к лодке, давая студентам советы или указывая на недостатки и ошибки. Заметив, как я переминаюсь у двери, он подошел и протянул руку. Мне показалось, что Бушу уже за шестьдесят, но он был очень крепким, поджарым и жилистым. И на улице, и в помещении было очень холодно и Фабиан оделся тепло. Одежда была многослойной, и каждый предмет носил на себе следы многолетнего труда корабела. Шляпа больше была похожа на чехол для чайника, за правым ухом торчал желтый карандаш, а на шее на старой потрепанной веревке висели очки для чтения. На мозолистых руках виднелись следы постоянного взаимодействия с деревом, инструментами, клеем и лаком. Но голос, манера поведения и аристократические черты лица создавали впечатление слегка эксцентричного и не подвластного времени джентльмена, имеющего слегка необычное хобби.

– Ну вот, как-то так, – сказал он, обводя рукой весь ангар и указывая на ближайшую лодку. – Пойдемте посмотрим. У вас есть немного времени? Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Он направился к трем мужчинам, которые сосредоточенно рассматривали какую-то доску. Рядом со мной на перевернутом и почти законченном корпусе лодки кто-то оставил свернутые чертежи. И только когда я прочел легенду в рамке в нижней части большого листа, мне стало ясно, что Фабиан не просто ведет курс, но именно он тридцать лет назад спроектировал для института ту лодку, которая была установлена в центре. Я понял, что он сделал это прямо для меня. Десятифутовая лодка, широкая и устойчивая, на которой можно идти на веслах или под парусом, идеально подошла бы для маленькой девочки и ее отца.

Я присел на корточки перед одной почти законченной лодкой, установленной на козлах. Под таким углом она была живым воплощением «Красной лодки». Конечно, она была совсем невелика, но в конструкции явственно виднелись многие элементы традиционной лодки, а элегантные линии планок были столь же соблазнительны, как на гравюре Доддса.

И, что было немаловажно для эстетики замысла постройки традиционной лодки, в Фабиане Буше я увидел живое звено, соединяющее настоящее с почти исчезнувшим прошлым. Ничто не символизировало эту связь лучше, чем мастерская и дом самого Фабиана на набережной в Роухедже, где он жил с женой и детьми.

В 1987 году Буш переехал в Роухедж с острова Осиа, где пять лет занимался судостроением. В 1990 году он приобрел участок земли рядом с бывшей верфью, которая теперь почти полностью застроена жилыми домами. Но мастерская Фабиана уцелела – она напоминала собой окруженный форт Аламо, который держится несмотря ни на что.

Лодки Ноттаджа казались специально придуманными для нас с Фиби. Как я узнал, в мире судостроителей Фабиан был живой легендой – «человеком, имя которого занимает ведущее место в истории возрождения британского судостроения», как писали о нем в журнале Classic Boat в 2015 году. Когда я приступал к своему проекту, то ничего этого не знал – и хорошо: иначе никогда бы не решился обратиться за помощью и советом к такому общепризнанному гуру.

Фабиан вырос среди деревянных лодок. В 1978 году, через три года после окончания университета по специальности социология, он окончательно расстался с нелюбимым делом и решил попробовать себя в деревянном судостроении. Он рассказывает, что эта идея даже в то время «казалась абсурдной большинству представителей бизнеса в реальном мире». Уже тогда дерево стремительно уступало место фиберглассу. Но Фабиану «посчастливилось найти по соседству верфь, которой управлял такой же безумец», и этот безумец взял его в ученики. Верфь располагалась в Хейбридж Бейсин, неподалеку от Мэлдона.