Текст книги "Лодка для Фиби. История о море, непростом выборе и сбывшейся мечте"

Буш четыре года обучался ремеслу и жил на отреставрированной собственноручно яхте. А потом он познакомился с Иэном Оутредом, австралийским дизайнером и строителем лодок, который, по словам Фабиана, «был еще безумнее», чем он. В 1982 году Оутред сделал Фабиану небольшой заказ и это стало началом собственного бизнеса на небольшом острове Осиа на реке Блэкуотер ниже Мэлдона.

В 1983 году Буш и Оутред привлекли внимание Питера Спектра, журналиста американского журнала Wooden Boat. Спектр приехал в Англию, чтобы узнать, «не переживает ли страна того же возрождения деревянных лодок, как то, что происходит в Америке с 70-х годов ХХ века». Британия такого не переживала. Как писал Спектр в предисловии к биографии Оутреда, увидевшей свет в 2008 году, в 80-е годы Англия пребывала в настоящем «морском отчаянии». Страной безраздельно правил фибергласс. А потом в Мэлдоне Спектр встретил Фабиана – «для Америки такой человек был бы вполне типичен, но для Англии это настоящая аномалия: выпускник университета, который предпочел работать руками». Фабиан познакомил журналиста с Оутредом, «еще одной аномалией».

И Буш, и Оутред, как вспоминал позднее Спектр, очень скромно жили на острове Осиа. Там они построили две лодки-скифа Acorn – этот новый дизайн «принес Иэну настоящую славу». В 2008 году вышла еще одна биография Оутреда, книга Ника Комптона «Жизнь в деревянных лодках». В ней этих двух молодых людей автор назвал безнадежными романтиками за стремление к идеалу, от которого многие отказались уже в то время.

Фабиан рассказывал Комптону, что их этика сформировалась под влиянием социалистических идеалов викторианского поэта, дизайнера и писателя Уильяма Морриса и его идеи производства высококачественных изделий для широких масс: «Мы вступили в период массового производства – навыки утеряны, а материалы испортились. Мы же хотели показать, что при наличии навыков и хороших материалов все еще можно строить деревянные лодки. Мы хотели строить красивые лодки для масс».

К сожалению, у масс оказались другие запросы. Как позже говорил мне Фабиан, «мы довольно быстро обнаружили, что рынку не нужна деревянная лодка, которую можно сравнить с шейкерской мебелью. Люди хотели иметь лодки, которые напоминали старые, но при этом были сделаны из фанеры».

По словам Фабиана, многие «просто хотели оказаться на воде. И если это можно было сделать в пластиковом сидячем каноэ или маленькой шлюпке, они были вполне довольны. Лодка для них – это очередной пластиковый предмет потребления, не требующий любви».

Некоторые советовали мне использовать один из проектов Оутреда. Среди них были Фабиан, Джеймс Доддс и Гас из Пин-Милл. Но в моем представлении существовала упрощенная картина мира. Информации у меня было мало, но имелось острое нежелание следовать этому совету. Да, Оутред делал хорошие, тщательно продуманные лодки, с постройкой которых мог бы справиться и любитель. Его скиф Acorn, придуманный в 1982 году, был очень красив – настоящая «очаровательная, гладкая жемчужина», как эту лодку назвали в журнале Wooden Boat.

Проблема (по крайней мере, для меня) заключалась в том, что репутация Оутреда основывалась на том, что он стал пионером проектирования фанерных клинкерных лодок. Оглядываясь назад, я понимаю, что с моей стороны было глупо, и даже поразительно дерзко, воротить нос от самых красивых традиционных лодок, спроектированных современным человеком. Но я хотел работать с настоящим деревом, а не с фанерой – не с соединенными между собой тонкими слоями древесины и клея. Каким бы традиционным ни был проект, фанера – это современный материал, изготовленный в эпоху, когда удобство взяло верх над красотой.

Я решил создать для своей дочери лодку, которая когда-нибудь могла бы стать для нее, с одной стороны, мерилом отцовской любви, а с другой – абстрактной демонстрацией мощи нашего потенциала, способного выйти за границы ожиданий.

Возможно, получилось бы у меня плохо, по крайней мере, на взгляд специалистов. Лодка могла бы даже протекать. Но «Стриж» просто не имел права быть сделан из чего-либо другого, кроме настоящего дерева. И лодка Ноттаджа, созданная Фабианом, идеально отвечала этому моему условию.

План мой заинтересовал Фабиана, но он не скрывал беспокойства. Если я возьмусь за лодку Ноттаджа, то задача может оказаться не по силам.

Хотя лодка эта относительно мала, потому что проектировалась специально для обучения, в ней присутствуют сложные элементы более крупных лодок. И это окажется для неопытного судостроителя гораздо труднее, чем выглядит на первый взгляд этого самого неопытного судостроителя.

Но стоило мне увидеть лодку, как решение было принято окончательно. И все же Фабиан попытался убедить меня выбрать что-то попроще. Сначала он довольно осторожно согласился с тем, что человек, не имеющий необходимых навыков и опыта (то есть я), способен построить традиционную клинкерную лодку. Но когда фишки были брошены и я уже был готов выложить сорок фунтов за чертежи лодки Ноттаджа, он почувствовал себя обязанным предостеречь меня.

В одном электронном письме он писал, что было бы лучше относиться к моему проекту, как к «овладению навыками», а не как к «получению конечного продукта». Буш советовал мне сделать не одну, а две лодки – первую «простую и, надеюсь, быструю в изготовлении», которая поможет мне, хотя бы в какой-то мере, овладеть необходимыми навыками, после чего можно будет приступать ко «второй лодке… более сложной и совершенной». В этом предложении был смысл, но я просто не располагал таким временем. Кроме того, даже одну лодку сделать мне было очень и очень тяжело. Сама мысль о том, чтобы сделать две, бросала в холодный пот.

Фабиан по-прежнему настаивал на своем. Он честно предупредил, что если я все еще собираюсь построить лодку за год, причем именно сложную, традиционную, то «в конце концов результат может оказаться не слишком-то удовлетворительным». Но я уже сделал свой выбор: или я построю лодку Ноттаджа, или не построю вообще никакой.

Если невежество, как когда-то заметил английский поэт XVIII века Томас Грей, это благодать, то в наступившем году я был абсолютно блаженным кроликом. Сначала нашел место для постройки лодки, а потом нашел и лодку, которую буду там строить. Так что две клеточки в списке дел получили свои галочки.

На лодке Ноттаджа можно идти на веслах или под парусом. Длина ее составляет всего 10 футов и она довольно широкая. Но в то же время она достаточно мала и устойчива, чтобы обеспечить необходимую безопасность ребенку или двум, или ребенку с матерью либо отцом. А еще она очень красивая. Очень важно для меня было то, что это традиционная клинкерная деревянная лодка, характерная для восточного побережья Британии, уходящая своими корнями глубоко в прошлое. Не будет поэтическим преувеличением сказать, что таким лодкам уже пара тысяч лет. А чтобы не быть претенциозным, скажу: лодка Ноттаджа поразительно похожа на лодку Крыса из «Ветра в ивах», к которой «сразу же всем сердцем» устремился Крот. Я надеялся, что Фиби тоже всем сердцем устремится к «Стрижу».

Я поставил «Ветер в ивах» на службу своему замыслу. Мне хотелось мягко подвести Фиби к мысли о том, как будет здорово иметь собственную лодку. Мы с Кейт по очереди читали ей сказки на ночь. Обычно не больше трех, но если день у нее в детском саду или на занятиях гимнастикой выдавался не слишком утомительным, дочь почти всегда умела уговорить и на четвертую.

Конечно же, у Фиби были свои любимые сказки, но они с Кейт каждую неделю выбирали в библиотеке что-то новенькое. А потом появился «Ветер в ивах» – эту книгу папа старался читать при любой возможности.

– Посмотри-ка, какая красивая лодочка, – говорил я, указывая на иллюстрацию с изображением маленькой лодки Крыса. – Разве не здорово было бы иметь такую же!

Фибино «да» меня никогда не убеждало, а в последнее время она вообще перешла на ни к чему не обязывающее пожатие плечами.

Конечно, «Ветер в ивах» – это не единственная книга, где есть лодка. «День, когда я встретил кита», «Ночные пираты», «Медведь, птица и лягушка» (где фигурирует настоящая клинкерная лодка!) и многие другие – все они давали папочке возможность бесстыдно соблазнять дочку лодками. Каждую книгу я анализировал с точки зрения рекламных возможностей. А Фиби быстро стала понимающе посматривать на меня, словно говоря: «Я уже давно поняла, что ты делаешь».

Я расслабился. Фиби меня раскусила. Когда придет время, я возьму ее с собой в лодочный сарай, чтобы она посмотрела на мою работу и смогла сравнить «Стрижа» с лодкой Крыса. Кеннет Грэм не дал подробного описания лодки – только ее цвет, голубая снаружи, белая внутри. Но в то время этого было вполне достаточно. Тогда все маленькие лодки были клинкерными, и именно так изображали ее многочисленные иллюстраторы, начиная с 1927 года.

Примерно через неделю после моего визита в институт Ноттаджа Фабиан сдался и выслал набор чертежей. Сердце у меня забилось. Честно признаюсь, я был напуган, но в то же время чувствовал, что сдвинулся с мертвой точки.

Я разложил три больших листа на обеденном столе. Второй лист – конструктивный чертеж – оказался настолько красивым, что сразу же захотелось вставить его в рамку и повесить на стенку. Но потом я решил показать его Фиби.

– Разумно ли это? – усомнилась Кейт.

Это было неразумно. Фиби отвлеклась от своего занятия в дальнем углу гостиной, подбежала ко мне и забралась на колени. Я слишком поздно понял, что она раскрашивала картинку в альбоме и теперь с энтузиазмом черкала по изысканному чертежу Фабиана коричневым мелком.

– Я тебе говорила, – вздохнула Кейт, склонившись над моим плечом, чтобы рассмотреть чертеж.

– Что думаешь, детка? – спросил я у Фиби, отбирая у нее мелок, с которым ей явно не хотелось расставаться. – Это лодка, которую папочка собирается построить для тебя.

Фиби удивленно нахмурилась. И разве можно ее в этом упрекнуть? Даже если отвлечься от коричневых полос, чертеж на первый взгляд казался совершенно загадочным и нечитаемым. Фиби быстро потеряла к нему интерес, отобрала свой мелок и вернулась к раскраске. Кейт задержалась, внимательно рассматривая тщательно проработанные чертежи. Она тоже хмурилась.

– Ты что-то в этом понимаешь? – спросила она.

– Немного, – защищаясь ответил я. – Вот это (я указал на чертеж) – передняя часть лодки… а это задняя…

– Да, это я понимаю, – перебила меня Кейт. – А вот это что, например?

Она ткнула пальцем в чертеж. Я отлично понимал, что она делает: это был экзамен. Каждая деталь была пронумерована, а в нижней части чертежа находился список с названиями, необходимыми уточнениями и другими деталями – тип дерева, креплений и т. д. К сожалению, палец Кейт полностью закрыл номер детали. Я пошел ва-банк и уверенно произнес:

– Это деталь носовой части палубы…

Впрочем, уверенность моя прозвучала скорее вопросительно.

– Нет, – безжалостно отрубила Кейт, опуская палец к спецификации. – Здесь говорится, что это брештук[11]11
  Брештук – бревно, скрепляющее носовую часть корабля.


[Закрыть] – что бы это ни значило. Послушай, ты все еще уверен, что это хорошая идея?

Я был уверен в том, что Кейт хотела указать на мою полную неспособность делать что-то собственными руками. К ее чести надо сказать, что она не стала распространяться на эту тему, но театральное пожимание плечами и столь же театральный уход были красноречивее слов.

В тот день купать Фиби должна была Кейт. Я же умирал от желания приступить к изучению чертежей. Впрочем, я понимал, что комната окажется в полном моем распоряжении нескоро. Мы заметили, что Фиби свойственен дух противоречия (впрочем, таковы все дети трех лет от роду – по крайней мере, нам так казалось). Она крайне редко соглашалась делать то, что ей говорили, всегда предпочитая поступать наоборот. В прошлом году я купил для Фиби футболку с надписью «Я не хочу, потому что не хочу!» В то время это было ее любимое выражение. Естественно, она носить ее отказалась.

Через какое-то время Кейт удалось заманить Фиби наверх, в ванную, и я приступил к изучению чертежей. На основном листе тонкими карандашными линиями в масштабе 1: 5 каждая деталь лодки была изображена в трех видах: сверху, в разрезе сбоку и в трех поперечных сечениях. На втором листе были шаблоны для разных частей лодки в натуральную величину. Там же я обнаружил пугающую таблицу «координат», которая, насколько я понимал, вмещала жуткое количество измерений до и от разных точек на центральной линии лодки. В другой таблице содержались точные измерения, показывающие высоту, на которой должны были находиться верхние края каждой из десяти планок, образующих корпус лодки, с обеих сторон в разных точках по всей длине.

Третий лист я просмотрел лишь мельком. В масштабе 1: 10 там была отражена вся информация, нужная (если, конечно, я до этого дойду) при изготовлении мачты, шверта, румпеля и прочего – даже весел! Но я решил, что единственная возможность достичь хоть какого-то прогресса – это постепенность. Я буду изучать все последовательно, не перегружая мозг. Все это не понадобится, пока я не построю саму лодку.

А это, как я уже начал понимать, гораздо проще сказать, чем сделать.

Я тяжело вздохнул и большую часть этого вечера и нескольких последующих провел за вниканием в мельчайшие детали. Кое-что было понятно, но многое просто ставило в тупик. На третий вечер я совершил ужасную ошибку – попытался сосчитать все компоненты лодки. Разумеется, первыми шли планки, киль и другие крупные элементы. Но принимая во внимание все еще загадочные для меня кницы, планшири, подпятники, крепительные утки, брештуки и все остальное, не говоря уже о винтах, медных гвоздях и других соединительных деталях, я насчитал более тысячи элементов, которые предстояло собрать в единое целое. Я твердо уверился, что человеку, не обладающему опытом, это не по силам без помощи настоящего мастера.

И словно почувствовав мою тревогу, Фабиан прислал электронное письмо, в котором еще раз подчеркивал, что «лодка Ноттаджа может превратиться для вас в настоящий кошмар». Конечно, я его прекрасно понял. Он дал мне несколько дней, чтобы ознакомиться с чертежами, в надежде на то, что оценив объем работ в черно-белом варианте, я поколеблюсь в своей решимости. Он опасался, что я «не смогу работать 24 часа в день 7 дней в неделю, а ведь в определенный момент потребуется именно это».

Конечно же, он был прав – время было бесценно. Хотя такой профессиональный судостроитель, как Фабиан, мог бы построить лодку Ноттаджа часов за 300, но те, кто занимался этим делом параллельно с обычной работой, тратили на свои лодки до четырех лет! Многие просто сдавались и бросали. Как бы то ни было, я поставил себе срок – год, и это будет нелегко. К тому же у меня была работа. А еще мы с Кейт установили график ухода за Фиби и я не собирался от него отказываться. Какой смысл строить лодку, чтобы сблизиться с дочерью, если из-за этого мне придется проводить с ней меньше времени? Каждое утро я будил Фиби и готовил ей завтрак, пока Кейт собиралась на работу. Каждый вечер мы ужинали всей семьей, а потом мы с женой по очереди купали Фиби и читали ей на ночь. Все эти моменты просто бесценны, и отказаться от них было бы чистым безумием.

На том этапе я все еще искренне полагал, что смогу ограничить работу над лодкой двумя-тремя днями в неделю, а в остальное время буду зарабатывать журналистикой, чтобы оплачивать ипотеку. Но очень скоро все стало ясно.

То электронное письмо стало последним воззванием Фабиана к моему здравому смыслу. Он от чистого сердца желал мне добра. «Не пожелал бы никому того, через что пришлось пройти мне: вечная нехватка времени – и денег! Большинство моих проектов были новаторскими и давались они очень нелегко, – писал он. – Такие проблемы весьма характерны для судостроителей!»

Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот момент должен был впасть в панику. Я нашел, где строить лодку, понял, какую лодку хочу построить, но мне никак не удавалось как следует подготовить рабочее место – из-за необходимости продолжать писать и зарабатывать деньги на такую роскошь, как ипотека, газ и электричество.

Теперь же, после получения чертежей, стало запредельно ясно, насколько я непригоден для задуманного дела. И даже стал подумывать, что стоило бы опустить руки и не идти на лишние расходы. То, что я этого не сделал, говорит не о моей решимости, а лишь о невежестве. Ибо совершенно не представлял, какие трудности меня ожидают. Я не желал мириться с реальностью и продолжал упорствовать в своем заблуждении.

Кроме всего прочего, хотя я до сих пор не купил никаких инструментов, но уже разместил в лодочном сарае три совершенно необходимых, по моему мнению, предмета, которые говорили о том, что флаг на мачте поднят – и опускаться не собирается. На стене повесил фотографию Фиби, танцующей в пене волны на пляже восточного побережья. Я повесил ее так, чтобы всегда мог видеть. Рядом на гвоздике висел желтый деревянный диск, спасенный с гребной лодки «Стар Челленджер», затонувшей посреди Атлантики в 2001 году. А ниже разместил адмиралтейскую карту Северной Атлантики в красивой рамке. На карте был отмечен 2000-мильный путь другой гребной лодки – «Пинк Леди», которая вышла из Ньюфаундленда 30 июня 2004 года и погибла через тридцать девять дней, попав в ураган Алекс.

Я лучше многих знал, что неудача всегда возможна – порождена ли она внутренними причинами или связана с воздействием внешних сил. Но и не собирался сдаваться, не начав.

Через день или два в мой сарай приехал Фабиан, чтобы убедиться, что я выбрал подходящее место, и обсудить вопрос приобретения дерева. В последующие месяцы он несколько раз навещал меня, и я всегда ждал его приезда – и не только потому, что он всегда привозил великолепный домашний фруктовый торт. Но в тот раз показалось, что он приехал из Роухеджа, чтобы в последний раз попытаться отговорить меня от этого безумия.

Поэтому прежде чем Фабиан успел раскрыть рот, я произнес небольшую отрепетированную речь. Сказал, что ценю его волнение, что понимаю – он желает мне только добра. Ему не хочется, чтобы я попусту тратил время и деньги. Но пусть его это не волнует.

– Это я решил построить лодку, вы меня не заставляли и не уговаривали. Если все пойдет прахом, то виноват буду только я один.

И сразу заметил, как он расслабился.

– Моя жена вчера вечером сказала то же самое, – вздохнул он.

Вот те раз! Он был настолько убежден в моей никчемности, что даже обсуждал это со своей женой!

А потом я пошел с козырей и откровенно сказал, что был бы рад, если бы он стал моим проводником на этом пути. Я уже дал понять, что готов пойти на разумную почасовую оплату любого обучения, которое может мне понадобиться. Фабиан был настоящим профессиональным судостроителем, и время, проведенное со мной, будет отнято у других, более ценных занятий.

Но если ему не хочется иметь со мной ничего общего, то я пойму и буду стараться построить «Стрижа» без его бесценной поддержки.

– Как бы то ни было, я твердо решил построить эту лодку. И несмотря ни на что, не собираюсь отступать.

Надеюсь, мне удалось показаться гораздо более уверенным, чем я чувствовал себя на самом деле. Мысль о том, что придется разбираться в головоломных чертежах, не имея возможности посоветоваться с опытным человеком, приводила меня в ужас, но я постарался не выдать своей тревоги, пока Фабиан обдумывал ответ.

В конце концов он вздохнул и сказал:

– Что ж, это справедливо. Ну что, съедим мой торт?

Фабиан уехал в половине четвертого. Зимнее солнцестояние было позади, но свет уже померк. Я выкатил велосипед во двор и запер сарай. Застегивая шлем – став отцом, я стал вести себя гораздо осторожнее, – заметил примерно в 200 футах крупную черную птицу.

Может быть, стрижа от ласточки я отличить и не мог, но благодаря бабуле был способен узнать ворона при встрече. В последний раз я так близко видел ворона еще ребенком, когда мы с бабулей ездили в Тауэр. Сейчас же передо мной была крупная черная птица с мощным клювом и острым взглядом блестящих глаз. Появление ворона в сумерках выглядело весьма зловещим.

Кроме того, птица явно меня не боялась. Когда я проезжал мимо, она лишь отпрыгнула в сторону и недовольно каркнула: «Крааа!» Подъехав к воротам, я оглянулся, но птицы уже не было.

7
Лига мертвых экспертов

Обычный человек считает судостроение сложным делом, а язык корабелов совершенно непонятным. Мы раскроем вам эти тайны и покажем, что для постройки корабля мечты достаточно самых средних навыков ремесла – и уверенность в себе.

Майкл Верни. «Справочник судостроителя-любителя»

В отличие от сборной мебели к чертежам лодки инструкций не прилагалось – к моему глубокому разочарованию. А это, как писал на своем сайте Фабиан, означало, что судостроитель-любитель, который хочет построить лодку Ноттаджа, должен обратиться к «текстам». Тексты эти стоят недешево. Но поскольку специалистов в этой области не так уж и много, то я выделил четыре имени, которые звучали повсеместно. Я знал, что не могу полагаться исключительно на советы Фабиана, мне нужны разнообразные источники ценной судостроительной мудрости. Поэтому и начал собирать собственный совет экспертов. Как журналист, я привык общаться со специалистами и вытягивать из них информацию. Почему бы не поступить так же и на сей раз?

На обложке классической книги «Справочник судостроителя-любителя» Майкл Верни предстал передо мной с волосами, взъерошенными легким ветерком, и взглядом, устремленным куда-то в пышные белые облака. Он показался тем самым человеком, к которому судостроитель-любитель должен обратиться за советом. Этот человек с трубкой и в толстом свитере казался истинным воплощением компетентности, надежности и здравого смысла. Если вдруг когда-нибудь о Верни решат снять фильм, то единственным, кто сможет сыграть эту роль, будет Хью Бонневилль, звезда сериала «Аббатство Даунтон».

Верни был моим абсолютным фаворитом. Кроме него, в список входили Эрик Макки, Джон Лезер и Джон Гарднер – единственный американец. Я не просто собрал их труды, я попытался проникнуть в их мозг. Все они писали книги и многочисленные статьи с единственной общей целью – возродить умирающее искусство традиционного судостроения. Все они несли благую весть мастерам-любителям, чтобы вдохновить их взяться за чертежи и пилу. Разве могут быть лучшие учителя в этом непростом деле?

Прошерстив Amazon, я обзавелся стопкой желтоватых томиков: «Справочник судостроителя-любителя» Верни, «Клинкерные лодки» Лезера и «Как построить классическую небольшую лодку» Гарднера. Благодаря моей счастливой находке в Олдебурге у меня уже имелась книжка Макки «Клинкерная лодка». То, что автор ее оказался одним из ведущих экспертов в своей области, показалось мне хорошим знаком. Когда же я начал читать эти книги, сердце у меня упало. Да, все они были рассчитаны на любителя, но ни одну нельзя было назвать «Судостроением для чайников» – а мне нужна была именно такая книга. Тем не менее мне больше всего понравился деловой, толковый стиль Гарднера. Он сразу откровенно говорил, что постройка лодки – дело нелегкое.

«Готовьтесь к боли – и в прямом, и в переносном смысле, потому что творческий процесс на уровне совершенства никогда не бывает простым, и зачастую его требования весьма жестки, а дисциплина сурова».

«Вы не раз будете близки к слезам, – предостерегал он, – прежде чем ваша лодка обретет форму, а работа будет окончательно и бесповоротно закончена. Но такова жизнь, и тяжелый труд – это почти неизбежная часть любого серьезного достижения и стремления к достойной цели».

Хорошая мотивационная речь, Джон. Я мельком просмотрел раздел, в котором автор сообщал читателю, что ему понадобятся «отработанные рабочие навыки и определенный уровень знакомства с инструментами и материалами».

Книга Верни, как утверждали в недавнем книжном обзоре в Sunday Times, это «лучшая инвестиция» для любителя судостроения. В газете прямо писали: «Не приступайте к постройке лодки, не прочитав эту книгу». Во вступлении Верни говорил, что его книга «призвана развеять таинственность, которой окружено судостроение, и вселить уверенность. Определенный опыт, конечно, полезен, но любой человек, обладающий здравым смыслом, быстро овладеет необходимыми навыками и сможет построить качественную и красивую лодку».

Лезер в свою очередь сообщал, что «самый неумелый любитель может построить превосходную деревянную лодку, если приложит определенные усилия», а Макки утверждал, что обычный читатель, «если он… способен обращаться с самыми распространенными ручными инструментами… сможет построить клинкерную лодку самостоятельно».

Меня обеспокоила одна деталь. Говоря о любителях, эти авторы никак не имели в виду тех, кто никогда в жизни не держал в руках стамески и рубанка. И все же именно к ним мне следовало обращаться за советом и поддержкой.

Однако когда я стал выяснять, как можно с ними связаться, возникла небольшая проблема: всех их не было в живых.

Меня сбили с толку даты выхода книг – и еще трубка Майкла Верни. Но первое издание книги Верни увидело свет в 1948 году – то есть семьдесят лет назад.

Увесистый том Гарднера, снабженный чертежами и инструкциями к сорока семи лодкам, вышел в 1996 году, но представлял собой сборник статей, впервые опубликованных в американских журналах Maine Coast Fisherman и National Fisherman в течение двадцати шести лет начиная с 1951 года. Книги Макки и Лезера были напечатаны в 1972 и 1973 годах – их тоже трудно было назвать новинками. Как я узнал, Макки умер в 1974 году, Гарднер в 1995-м, а Лезер в 2006-м. У меня была хотя бы географическая связь с Лезером – он жил в Уайвенхо. Верни вообще не оставил следа в цифровом мире, поэтому я считал его «пропавшим без вести» и предположительно умершим. Если же он еще и был жив, то ему должно было быть более девяноста пяти лет и он вряд ли захотел бы тратить на меня оставшееся ему время.

Эти мрачные открытия повергли меня в уныние. Паруса мои печально повисли. Я хотел заняться умирающим искусством. Известие о том, что четыре лучших специалиста в этой области уже ушли в закат, вселило ощущение, что и само искусство тоже сгинуло без следа. Кроме того, было ясно, что я – самый неподходящий человек для подобного занятия.

Но когда я начал разбираться с чертежами Ноттаджа, то снова вернулся к книге Гарднера. Изобилующая рисунками, таблицами, фотографиями и подробными инструкциями книга была проникнута духом заразительного энтузиазма, который постепенно начал возвращать мне присутствие духа и уверенность. Вот что писал Гарднер об «обшивке внакрой, или клинкере, как этот метод порой называют»: «Поскольку начинающие не понимают этого метода обшивки и не знают, что для него требуется, они воспринимают сами слова «обшивка внакрой» как нечто пугающее и непонятное». Но в действительности, говорил он, «это довольно легко и просто».

Позже я не раз черпал веру в себя в этих оптимистических словах. Порой, когда я погружался в океан неведения, они оказывали волшебное действие, возвращая на верный курс. Дух книги Гарднера – сила его желания убедить даже такого неумеху, как я, сделать хотя бы попытку – всегда меня вдохновлял. «Любитель, – напоминал он, – имеет одно существенное преимущество над профессионалом. Его время не стоит ничего, поэтому он может щедро его тратить».

Вообще-то это не совсем так. Мое время стоило тех статей, которые я не смогу написать, работая над лодкой. Но дух этих слов мне нравился – и я постоянно возвращался к книге Гарднера, где находил решения многих головоломок, с которыми предстояло столкнуться в будущем.

Верни с его разговорами о кораблях мечты и нераскрытых тайнах тоже старался избавить меня от сомнений. Но он действовал как эстрадный гипнотизер, убеждающий добровольца из публики в том, что он король Руритании. Или судостроитель. Он заверял читателя, что неудачей заканчиваются очень немногие проекты. «Как только старт дан, вы обнаружите, что каждая операция проходит так, как нужно, а ожидаемые проблемы решаются сами собой».

И снова подобные слова вызывали у меня сомнения. Пожалуй, практические мастеровые навыки современного человека (то есть полное их отсутствие у типичного представителя – у меня) заметно отличаются от навыков представителей поколения Верни. Эволюция привела нас от практичной аналоговой компетентности к непрактичной цифровой неумелости. Некогда жизненно важные и широко распространенные навыки сошли практически на нет – причем в таком темпе, который изумил бы Чарльза Дарвина.

Впрочем, это неважно. Вдохновляемый из загробного мира квартетом лучших специалистов, я должен был хотя бы попытаться. Ну и что, что что они не могут дать мне личной консультации?

Живые или мертвые, своими книгами Верни, Макки, Лезер и Гарднер воплощали неразрывную и вдохновляющую связь с прошлым. И я стал считать их своей Лигой мертвых экспертов. Многое из написанного ими выходило за рамки моего понимания – по крайней мере поначалу. Но очень часто, когда я оказывался в тупике или обнаруживал, что талантов моих явно не хватает, в их книгах я находил очередные полезные советы и продолжал свой путь вперед.

Изучая их слова и рисунки, я стал остро осознавать, что держу в руках исторические документы, манифесты, созданные в попытке противостоять засилью дешевых и простых в изготовлении фиберглассовых лодок, противостоять массовому производству, которое способно стереть с лица земли последних защитников древнего ремесла. Все четверо писали с верой в то, что старинным навыкам всегда найдется место в жизни. Но тот факт, что спустя 70 лет их труды остались практически последними книгами по данной теме, показывает, что оптимизм их был почти безосновательным.

Но я эти книги собрал. Отнес в лодочный сарай и сложил на рабочей скамье, рядом с чертежами лодки. В предстоящие месяцы я часто буду связываться с Фабианом по электронной почте, а в экстренных случаях даже по телефону. Но гораздо чаще буду искать ответы у своей великолепной четверки – и они никогда не обманут моих ожиданий.

Жарким июньским днем 1990 года я стоял на краю взлетной полосы на дальнем юге Венесуэлы, жарясь под полуденным солнцем, как обычно делают это бешеные собаки и англичане.

Я прилетел сюда в поисках волнующего одиночества диких бескрайних просторов, но было что-то безумно печальное в том, как двухмоторный самолет, который только что высадил меня посреди великого ничто, превращается в крохотную точку на ярко-синем небе.

Не думайте, что мне было грустно вновь оказаться на твердой почве. Грандиозным финалом неспокойного полуторачасового перелета на юг из Сьюдад-Боливар стал головокружительный, почти вертикальный спуск, выполненный вторым пилотом, который, как мне показалось, еще только учился своему ремеслу. Между салоном и кабиной не было дверей. Первый пилот спокойно читал газету, изредка опуская ее, чтобы понаблюдать за действиями своего помощника. И только это вселяло в меня надежду на то, что мы все же приземлимся, а не разобьемся в лепешку.