Текст книги "Византия: История исчезнувшей империи"

Но важнее всего, вероятно, было то, что византийский император не мог творить все, что пожелает. Та же религиозная идеология, которая наделяла его могуществом, налагала на него строгие ограничения: Церковь могла воспрепятствовать императору, если он перегибал палку. Когда в 390 году император Феодосий I прибыл в Салоники со своей армией, он был встречен массовыми беспорядками, так как местные жители не желали пускать на постой его солдат. Император разгневался, но решил не предпринимать ничего сразу. Он дождался, когда граждане собрались на местном ипподроме, чтобы посмотреть гонки на колесницах, и тогда приказал воинам стрелять из луков в толпу. Несколько тысяч человек были убиты. Удовлетворенный таким результатом, Феодосий отправился дальше на запад, но, когда он прибыл в Милан, возмездие настигло его. Епископ города Амвросий уже знал о произошедшем в Фессалониках и отказался впускать императора в церковь на причастие. Противостояние длилось несколько дней, пока император не продемонстрировал свое раскаяние, издав закон, согласно которому приговоренным к смертной казни или конфискации имущества давалось 30 дней до исполнения приговора на то, чтобы доказать свою невиновность. Только после этого Феодосия впустили в храм. Византийская теократия не отвечает нашим современным представлениям, но эта система работала в Византии и сохранялась неизменной на протяжении всей долгой истории империи.

* * *

Была и третья причина, по которой переход от Рима к Византии принес жителям империи несомненную пользу. Определявшая византийскую политическую теорию христианская церковь была в то же время главным источником благосостояния для подавляющего большинства городского населения. Во времена, когда Римская империя была мирной и стабильной, муниципальная власть осуществлялась состоятельными гражданами каждого города, которые образовывали курии, или сенат. Эти курии отвечали за сбор налогов, но они соперничали друг с другом в щедрых тратах из собственных средств на строительство общественных сооружений, от бань до акведуков. Начиная с III века, когда жизнь стала труднее, количество богатых людей сократилось, а оставшиеся уже не так стремились потратить свои богатства на общее благо. Одни старались избежать этого, уезжая в свои загородные поместья, другие становились сенаторами в Риме или Константинополе и таким образом освобождались от исполнения обязанностей в городской курии. В то же время население городов росло, так как люди приезжали из сельской местности в поисках работы и зачастую вынуждены были жить на улице. Имперские власти не делали почти ничего, чтобы решить эту проблему, а христианская церковь делала, и ее действия выходили далеко за рамки обычных благотворительных пожертвований. Она организовывала в крупных городах раздачу еды, и в одной только Александрии ее получали не менее 75 000 человек. Городские церкви не были одиночными строениями, как правило, при них размещался целый комплекс зданий, включавший и приюты для бедняков, где те могли получить одежду, еду и крышу над головой, и больницы, где помощь оказывали тем, кто был не в состоянии заплатить. Иоанн Хризостом, тот самый, который в 380-х годах произносил подстрекательские проповеди против иудеев в Антиохии, построил в Константинополе несколько больниц после того, как в 398 году стал патриархом.

Особенно благоустроен в этом отношении был город Кесария в Малой Азии, расположенный примерно в 600 километрах к востоку от Константинополя. Его процветающая христианская община к 360-м годам уничтожила в городе все языческие храмы и в 370 году избрала своим епископом представителя одной из знатных местных семей по имени Василий. Он исповедовал никейскую веру и потому имел довольно напряженные отношения с константинопольским императором Валентом (правил в 364–378 гг.), который был арианином. Рассказывали, что император хотел отправить неблагонадежного епископа в ссылку, но, когда он попытался подписать приказ, у него три раза подряд сломалось перо. Тогда Валент отказался от своего намерения и позволил Василию остаться в должности и реализовать проект по улучшению жизни паствы. Вне границ Кесарии был построен комплекс зданий для различных благотворительных целей. Там были приют для бедных, приют для путешественников, убежище для прокаженных и больница. В последней имелись и врачи, и сиделки и там лечили и болезни, и травмы. Нет никаких указаний на то, что все это было доступно только христианам, и по свидетельствам, когда в 379 году Василий скончался, его оплакивали и язычники, и иудеи, и единоверцы.

Строительство богаделен и больниц происходило, конечно, в рамках христианской благотворительности, но деятельность епископов выходила далеко за них. По мере того как богатство отдельных граждан убывало, а имперские власти все чаще отвлекались на другие дела, епископам приходилось принимать на себя все больше обязательств. Феодорит, который в 423 году стал епископом сирийского города Кир близ Антиохии, взял на себя содержание бань, мостов и акведуков в своей епархии, потому что никто другой ими не занимался. В Александрии епархия имела собственный флот, чтобы поставлять в город припасы. Все это было частью процесса проникновения Церкви во все аспекты жизни империи.

Может создаться впечатление, что христианская церковь таким образом «покупала» приверженность значительной части населения. Однако на деле это было не так. Нам теперь трудно понять тот энтузиазм, с которым люди служили новой вере. Надо сказать, что он не всегда бывал порожден деяниями официальной Церкви и ее епископов, но иногда отдельными подвижниками и святыми. Еще до обращения Константина многие христиане считали, что просто веровать во Христа недостаточно и надо следовать его примеру и отдавать все бедным. Пионером этого движения стал египтянин по имени Антоний, который около 300 года отказался от всего своего имущества и отправился в пустыню. Двадцать лет он прожил отшельником в развалинах воинского укрепления в Писпире на восточном берегу Нила, проводя время в посте и молитве. Однако Антоний не ожидал, что его поступок вызовет восхищение и послужит примером. Когда стало известно, что он скрывается в крепости, несколько человек пришли туда, чтобы стать его последователями. Потом пришли еще и еще, так что в пустыне в конце концов образовалось целое поселение, а слух об Антонии прокатился по всей империи. Даже император Константин писал ему, чтобы испросить его совета. Стремясь вновь остаться в одиночестве, Антоний ушел еще дальше в пустыню, но он не мог вовсе спрятаться от своей славы. Во время его редких посещений Александрии отшельника встречала на улицах толпа почитателей, как язычников, так и христиан.

Последователи Антония стали известны, как μοναχός, «одинокие», и именно так появилось слово «монах». Со временем многие из них стали жить общинами или в монастырях, но высшим духовным предназначением в Византии всегда считалось отшельничество. Некоторые из этих пустынников прославились своим самоотверженным образом жизни и были знамениты не меньше, чем современные кинозвезды. Самым известным среди подвижников был Симеон Столпник. Он рос христианином, пас стада своей семьи в Сирии, а затем, почувствовав духовное призвание, стал монахом и поступил в монастырь. Там он провел около десяти лет, но это был не лучший опыт. В монастыре его недолюбливали за слишком ревностное следование правилам. В то время как его товарищи-монахи постились два дня, Симеон мог провести без еды целую неделю. Все это было уже слишком, и настоятель попросил его покинуть монастырь. Какое-то время он странствовал по Сирии, как когда-то Антоний по египетской пустыне, пока не нашел подходящее безлюдное место, где приковал себя к скале. Однако очень скоро он столкнулся с той же проблемой, что и Антоний. Слухи о его подвижничестве привлекали множество народа, лишая его одиночества, которого он так жаждал. Люди толпились вокруг него и старались прикоснуться к святому. И если в Египте Антонию удалось скрыться, уйдя еще дальше в пустыню, то в Сирии это было невозможно, так как там площадь пустыни заметно меньше.

Поскольку уйти было невозможно, Симеон вознесся. В 412 году он обнаружил античную колонну девяти метров высотой, одиноко стоящую в пустыне недалеко от Антиохии. Возможно, она осталась от снесенного языческого храма. Симеон сумел взобраться на самый верх и там стоял под палящим летним солнцем и в зимние холода. У него были ученики, которые поселились у основания колонны и передавали ему еду и воду с помощью веревок. Неудивительно, что такой образ жизни имел определенные последствия. Поскольку почти все время Симеон проводил стоя, на его левой ноге появилась язва, которая сочилась гноем, и в конце концов почти вся нога сгнила. По ней ползали черви, и иногда они падали к подножию колонны. По его просьбе ученики осторожно собирали их и передавали ему обратно, чтобы они вновь могли терзать его плоть, причиняя боль. Как и в случае с Антонием, слава о Симеоне разнеслась широко вокруг. У колонны бывали сотни посетителей в день. Как-то раз их подсчитали: получилась цифра 1244. Вокруг колонны возвели стену, чтобы сберечь ее от напора почитателей. Симеон простоял на одном месте больше 40 лет, но и когда в 459 году он умер, то остался стоять в результате трупного окоченения. В конце концов на месте колонны был возведен храм, в который приходили те, кто желал помолиться святому.

Как и квазирелигиозный статус византийских императоров, эта одержимость монахами выглядит в глазах людей другой эпохи и другой культуры странно. Предполагалось, что святые люди должны были обеспечивать целый ряд и духовных, и материальных благ. Бытовала искренняя вера в то, что за свое подвижничество святые, такие как Симеон, становились ближе к Богу, чем обыкновенные слабые люди, в том числе и рядовое духовенство. А значит, они могли служить каналами получения божественной благодати, заступниками, посредниками в молитве и в конечном счете в спасении, чего нельзя было достичь, просто посещая церковь по воскресеньям. Кроме того, многое от них можно было получить прямо здесь и сейчас. Люди приносили к колонне Симеона больных, чтобы он даровал им исцеление, и, по словам его биографов, такое регулярно случалось. Другие, особенно земледельцы, просили его, чтобы он помолился о перемене погоды ради хорошего урожая. Испрашивали у Симеона совета и по сугубо мирским вопросам. Жители окрестных деревень добивались его посредничества в судебных делах и спрашивали, когда лучше начинать сев. Но самая важная миссия Симеона Столпника и других святых мужей заключалась в том, чтобы защищать бедных и слабых от тяжелой длани государственной власти. В обширной империи коммуникации были затруднены, и имперские чиновники пользовались на своих территориях абсолютной властью и имели широкие возможности для злоупотребления ею. Призывы к справедливости, обращенные к далекому императору, сидящему в Константинополе, или даже к префекту, находящемуся в Антиохии или Александрии, чаще всего оставались неуслышанными. Гораздо действеннее было обратиться за помощью к местному святому. Когда к Симеону пришли просители, чтобы пожаловаться на местного чиновника, который вымогал деньги у бедных, святой человек отправил к тому гонца, велев передать: «Не бери силой то, что тебе не принадлежит». Чиновник, конечно же, не обратил на это особого внимания, но, когда на следующий день он внезапно умер от сердечного приступа, никто не воспринял это как простое стечение обстоятельств. Конечно, такие драматические происшествия были крайне редки, но у святого человека имелось одно большое преимущество в противостоянии могущественным людям: он был абсолютно неуязвим. Бессмысленно грозить отъемом имущества или физическим насилием тому, кто ничего не имеет и добровольно истязает себя. В то время как городские эстеты и снобы, такие как Зосима, могли недолюбливать монахов, для бедных и угнетенных они были заступниками и защитниками. Благодаря им народ мог заставить имперские власти услышать его голос и действовать в его интересах.

* * *

Некоторые из событий того периода заставляют предположить, что ранняя христианская церковь была настроена против мыслителей, художников и вообще чужда культуре и знанию. Происшествия, подобные убийству Гипатии, разрушение памятников архитектуры, в том числе Серапеума и Марнейона, свидетельствуют о фанатизме и культурном вандализме. Зосима с ужасом описал бунт, случившийся в Константинополе летом 404 года, когда воинствующие христиане сожгли не только собор Святой Софии, но также здание сената вместе с портиком, который украшали статуи муз, высеченные из мрамора редкого вида, больше не добывавшегося. Их утрата, сетовал он, отражает всеобщее презрение к искусству и красоте. Точно так же христиане относились и к богатому наследию классической литературы. Духовные знаменитости, такие как Антоний и Симеон Столпник, были малообразованны и говорили только на местных коптском и сирийском языках: они не знали ни латыни, ни греческого. Многие христиане считали крамольным читать Гомера, Аристофана и Лукиана с их историями о богах, нимфах и героях и полагали, что верующим следует изучать только Библию и другие укрепляющие в вере писания. В процессе христианизации произведения классической литературы рисковали разделить судьбу уничтоженных храмов.

Но этого не случилось, потому что, пока одна культурная традиция вытравлялась, другая развивалась, включая в себя многие элементы старой. Именно так произошло с классической литературой. Авторитетные христианские богословы, такие как Василий Кесарийский, считали, что на ее примере можно учиться красоте языка и стилю, и их точка зрения возобладала. Когда империя стала христианской, греческие классические труды не были брошены в костер, но, напротив, бережно сохранялись и изучались на протяжении всего ее существования. То же самое можно сказать и о религиозном искусстве, которое является четвертой отличительной чертой византийской цивилизации. В то время как Серапеум и Марнейон были разрушены, мраморные статуи языческих богов и богинь, украшавшие улицы Константинополя, остались нетронутыми. Христиане готовы были сохранить их за красоту и художественность при условии, что они не будут объектами поклонения. Иногда языческое искусство даже слегка приспосабливали под требования момента. Когда Константин захотел украсить одну из главных площадей столицы своим скульптурным изображением, он сделал любопытный выбор. Вместо того чтобы заказать новую статую, император приказал установить фигуру бога солнца Аполлона, вывезенную из храма в Малой Азии. На месте остались даже семь лучей, которые исходили из головы статуи.

Синтез старой классической и новой христианской культуры происходил и в архитектуре. Когда христиане были малочисленной гонимой сектой, они тайно встречались в домах. Слово «церковь», по-гречески «экклесия», в оригинале означало «собрание», то есть сборище христиан. Теперь же, когда христиан становилось все больше, потребовались огромные здания, чтобы вмещать их всех по воскресеньям. Возник вопрос, как должны выглядеть эти здания, потому что никакой христианской традиции архитектуры, на которую можно было бы опереться, еще не существовало. Были только языческие храмы, но христиане хотели, чтобы их церкви отличались от них. Так, община Газы воспротивилась предложению сделать Марнейон христианской церковью: он должен был быть уничтожен, место очищено, и на нем возведен новый храм. Христиане обратились к другому классическому типу строения – базиликам, большим общественным зданиям, которые существовали во всех городах империи: там проходили судебные разбирательства или аудиенции наместника. Это были довольно простые строения прямоугольной формы, с плоским потолком и двускатной крышей, иногда с боковыми проходами. Их преимущество заключалось в том, что они обеспечивали обширное крытое пространство, где многочисленные присутствующие могли все видеть и слышать. Одна из самых ранних христианских базилик была построена в 320-е годы в Риме над местом захоронения апостола Петра и посвящена этому святому. Другая была возведена императором Константином в Иерусалиме над гробницей, где якобы был захоронен после распятия Христос, и стала известна как храм Гроба Господня. Вслед за этим появились многие другие здания, включая собор Святой Софии в Константинополе, который был освящен в 360 году.

Но если размер и форма церквей теперь были утверждены, то оставался другой вопрос: надо ли их украшать и если да, то как именно? Едва ли можно было оставить стены голыми, ведь здание должно было быть ярким и красивым, чтобы отражать ту высокую цель, ради которой его построили. Поэтому ранние базилики были украшены пасторальными сценками, изображениями деревьев и растений. Вскоре, однако, нашлись люди, которые стали говорить, что изображения должны быть не нейтральными, а духовными или поучительными. На них могут быть мученики, которые отдали свою жизнь за веру во время гонений, или сюжеты из Евангелия, демонстрирующие деяния Христа, его проповедь, распятие и воскресение. Эта идея, однако, вызвала сильное сопротивление в некоторых кругах: она напоминала идолопоклонство и статуи богов, которые украшали языческие храмы. Во время паломничества в Палестину в 394 году Епифаний, епископ кипрского города Саламина, пришел в ужас, когда увидел изображение Христа на занавесе в церкви. Он сорвал этот занавес и покинул храм. Но на том дело не кончилось. Община ополчилась против Епифания и потребовала, раз ему не нравится их занавес, приобрести вместо него другой.

В любом случае Епифаний проиграл спор. К началу V века уже было принято украшать храмы сценами из Священного Писания, чтобы вдохновлять и наставлять прихожан. Этот новый подход применили в базилике Санта-Мария-Маджоре в Риме, которая была реконструирована и декорирована между 432 и 444 годами. Ее интерьер украшает серия мозаик, сложенных из тысяч крошечных цветных кусочков мрамора. В центральном нефе находятся мозаики на сюжеты Ветхого и Нового Завета, с пророками и ангелами, одетыми в тоги, как если бы они были римскими сенаторами, – наглядная демонстрация того, как старая традиция стала частью новой. Так что, хотя христианизация Римской империи, несомненно, сопровождалась насилием, гонениями и разрушениями, это не означало гибели искусства и культуры, как считал Зосима.

* * *

Возможно, критики, такие как Зосима, могли бы простить Константину его бесполезный проект Константинополя и странный выбор религии, если бы не тот факт, что к 500 году половина территории империи была утрачена. Язычники возложили вину за это на Константина и его христианских преемников, но и тут они были не вполне справедливы. Проблемы, с которыми столкнулись христианские императоры в IV и V веках, были отнюдь не новы, и языческие предшественники византийцев также не преуспели в их решении.

Дело в том, что к 200 году Римская империя имела границы огромной протяженности. В первые два столетия после Рождества Христова это не создавало проблем, поскольку римлянам приходилось отражать лишь отдельные нападения на границах и они могли спокойно хвастаться таким своим достижением, как Pax Romana (Римский мир). Но в III веке ситуация резко изменилась. В Персии, восточном соседе Рима, на смену ослабевшей династии Аршакидов пришли честолюбивые Сасаниды, которые рассчитывали расширить свои владения за счет римских восточных провинций. Римляне потерпели целую серию поражений, а в 260 году император Валериан, известный гонитель христиан, был захвачен персидским царем Шапуром I и сгинул в плену навсегда. Примерно в то же время персы разграбили крупный город Антиохию. Ситуация на Востоке была близка к катастрофической, но положение римлян усугублялось еще и тем, что в то же время нападению подверглись их северные границы. В 251 году германское племя, известное как готы, прошло по Дунаю, разгромило армию римлян, убив императора, и добралось до Малой Азии, где завоеватели подожгли одно из семи чудес Древнего мира, храм Артемиды в Эфесе. Само существование империи было под угрозой. Но начиная с 260-х годов ряд энергичных императоров сумели увести ее от края пропасти, одержав серию военных побед и на время нейтрализовав персов и готов. Любимец Зосимы Диоклетиан заключил с персами договор, закреплявший существовавшие на тот момент на Востоке границы. Восстановив порядок, император провел серию внутренних реформ, призванных помочь империи выжить в новом, полном угроз и неопределенности мире. По его мнению, империя была слишком велика, чтобы управляться одним человеком, и он создал новую систему, при которой два императора правили совместно, один на западе, а другой на востоке.

Однако ситуация на северной границе оставалась угрожающей. Врагом империи там было не унитарное государство, как у Сасанидов, а множество отдельных «варварских» племен. В отличие от персов, они не стремились расширить свои территории. Они пересекали границу ради грабежа или, еще чаще, спасаясь от другого племени, которое вытесняло их на юг или на запад. Императоры давно поняли, что победоносными сражениями и заключением договоров тут ничего не сделаешь. Военные действия и уничтожение варваров были крайней мерой, но не годились в качестве долгосрочного решения проблемы: рано или поздно на место одних племен приходили другие. Поэтому византийцы начали пытаться интегрировать их в империю. В 280 году император Проб поселил на Балканах племя бастарнов, пришедшее из-за Дуная, и этот эксперимент оказался удачным. Людские ресурсы всегда были в дефиците, а поселенцам вменялось в обязанность предоставлять, когда нужно, войска. Таким образом они становились foederati – федератами, или союзниками, и укрепляли оборону границ империи. Их также можно было селить на пустовавших землях, которые они начинали возделывать, производя излишки продукции и платя налоги. Как бы уничижительно ни отзывался Зосима о полководческих способностях Константина, тот действовал в отношении варварской угрозы во многом так же, как и его предшественники. Никаких подтверждений рассказа Зосимы о том, как Константин якобы бежал при столкновении с варварами, нет. Наоборот, в 320-х годах он успешно обезопасил дунайскую границу, построив мост через реку, чтобы его войска могли вести боевые действия на территории готов. А в 332 году племя, известное как тервинги (вестготы), было вынуждено сдаться и заключить соглашение с империей, пообещав отправлять 40-тысячное войско на помощь императору, когда потребуется.

Но Зосима осуждал не только предполагаемую трусость Константина. Он считал, что, предпочтя мирную христианскую религию мужественной и воинственной вере предков и допустив во власть вместо мужчин-воинов скопцов, Константин подорвал боевой дух, на котором основывалось величие Рима. Однако, если разобраться, и это было не так. В то время как некоторые христиане, такие как Василий Кесарийский, считали любое убийство, даже ради защиты своей родины, греховным, другой видный христианский деятель, Афанасий Александрийский, писал, что убивать на войне достойно похвалы, и во славу тех, кто так поступает, должно воздвигать монументы. Кроме того, нет никаких свидетельств того, что христиане отказывались служить в императорской армии. Уже в 160-х годах христиане сражались на дунайской границе с племенем маркоманов, а в 314 году Арльский собор постановил, что для христиан вполне допустимо вступать в войско. К концу IV века они должны были составлять значительную часть армии. Кроме того, начал зарождаться новый боевой дух, во многом более мощный, чем прежний. Поскольку империя была в основном христианской, а ее враги – персы и варвары – придерживались иной веры, защищать римские границы означало защищать Церковь. Эта идея отражалась в военных регалиях и знаменах. Евсевий утверждает, что в бой против вестготов Константин шел с тем самым крестом, который якобы явился ему в 312 году. Знамена были украшены христограммой – монограммой из греческих букв, символизирующей имя Христа, которая также была и на монетах. Так что на самом деле миссия по защите христианской империи считалась достойной похвалы, и почти любое средство достижения победы было оправданно. В 358 году христианский император Констанций II, сын Константина, напал на сарматов и куади – племена, которые прежде были союзниками римлян, а теперь совершали набеги на Балканы. Когда воины были побеждены в бою, имперские войска ворвались в их деревни, окружили безоружных людей и тех, кого не убили, потом продали в рабство.

Что же касается всеми презираемых скопцов, то они появились при императорском дворе задолго до утверждения христианства, ибо обладали великим достоинством – не могли претендовать на императорский престол. Нет никаких доказательств того, что их участие в управлении сколько-нибудь вредило военной мощи империи. Больше того, евнухами были некоторые успешные военачальники, в том числе Нарсес, который в 560-х годах довел до победного конца войну с готами. Так что со стороны Зосимы было совершенно неверным полагать, что христианизация подорвала военное могущество империи.

Византия лишилась своих западных территорий не из-за некомпетентности христианских императоров или утраты воинского мастерства. Это стало результатом событий, происходивших за тысячи километров от нее в степях Центральной Азии, где кочевники, известные как гунны, начали свое движение на запад. Яростные конные воины, на скаку выпускавшие стрелы из своих луков, они терроризировали германские племена, оказавшиеся на их пути. В 376 году большая группа готских племен скопилась у дунайской границы империи. Их посольство встретилось в Константинополе с императором Валентом и предложило военную службу в обмен на возможность поселиться на безлюдных землях на территории Римской империи, где они были бы вне досягаемости гуннов. Валент был в восторге от представившейся возможности заполучить новую военную силу и принял предложение при условии, что готы разоружатся. Кроме того, он пообещал, что они будут обеспечены провиантом, пока не соберут собственный урожай. Готы перешли на Римскую территорию, но потом начались проблемы. Чиновники, ответственные за передачу готам денег на покупку продовольствия, украли большую часть этих средств да еще брали с новоприбывших взятки, если те желали оставить при себе свое оружие. Очень скоро голодающие вооруженные готы начали неистовствовать на Балканах. Валент был вынужден собрать армию Восточной Римской империи, чтобы попытаться изгнать мародеров. Не дожидаясь прихода западной римской армии, 9 августа 378 года он атаковал готов под Адрианополем, что к северо-западу от Константинополя. Поспешность оказалась роковой. Римская армия была почти полностью уничтожена, ее потери составили около 20 000 человек. Среди павших был и Валент, хотя никто не знал, где и как он погиб, такая неразбериха царила на поле боя.

Поражение под Адрианополем стало переломным моментом, после которого римляне уже не могли сдерживать все более многочисленных захватчиков, нападавших на их северные границы. Правда, готы в конце концов, после четырех лет войны, были поставлены на колени, однако им разрешили остаться внутри империи и предоставили квазинезависимый статус. В 395 году они подняли восстание под предводительством своего вождя Алариха, двинулись в Италию и в 410 году захватили Рим. Тем временем под давлением гуннов все новые волны переселенцев штурмовали римские границы. В декабре 406 года граница на Рейне пала, и несколько варварских племен, таких как вандалы и свевы, вошли на территорию империи и стали селиться везде, где хотели, а западные римские императоры не в силах были остановить их. К 480 году, когда был убит последний человек, называвший себя императором Западной Римской империи, Юлий Непот, все земли, которыми он когда-то правил, находились под властью новых хозяев, даже если некоторые из них на словах признавали верховенство константинопольского императора Зенона.

* * *

Учитывая происхождение и положение Зосимы, нет ничего удивительного в том, как он относился к современным ему событиям и тому, что им предшествовало. Его философия и религия были отвергнуты, а государство, которое он отождествлял с цивилизованным миром, заметно сократилось в размерах. Кого-то нужно было в этом обвинить, а Константин символизировал собой все то, что не любил и презирал Зосима. Но многовековая дистанция позволяет взглянуть на все иначе. Представляется, что вовсе не неверный выбор религии, упадок и моральное разложение стали причинами того, что произошло в IV и V веках. Правители империи оказались в новой опасной ситуации и делали все, чтобы адаптироваться к изменившимся условиям. В ходе этого процесса империя прошла через большие перемены: традиционная религия была вытеснена христианством, а место Рима как главного города занял Константинополь. Новая религия проникла во все сферы жизни, от способов ведения войны и политической мысли до общественных услуг и изобразительного искусства. Одним словом, около 500 года Римская империя стала Византийской.