Текст книги "Византия: История исчезнувшей империи"

* * *

После бесконечных войн и стихийных бедствий последние годы правления Юстиниана были далеко не так оптимистичны, как его начало. Северная Африка, Сицилия, Италия и даже часть юга Испании вернулись в состав империи, но это стоило многих жизней и колоссальных средств. Никто толком не знал, сколько было потрачено на войны и программу строительства. По свидетельству Прокопия, многие в Константинополе желали бы знать, пуста ли казна или за стенами Большого дворца все еще припрятано немало денег. Юстиниан, естественно, не должен был отчитываться о своем финансовом состоянии. Но его подданные нередко выражали недовольство и вели разговоры о том, что стареющий император уже ничем не управляет. Юстиниану повсюду виделись заговоры с целью свергнуть его, и он слепо расправлялся со всеми вокруг. В конце 562 года был раскрыт план покушения на императора, многих схватили, и среди подозреваемых оказались несколько известных личностей. Даже Велизарий попал под подозрение и был подвергнут опале, хотя уже в следующем году его оправдали.

Годы шли, и тревога охватывала жителей Константинополя. У бездетного Юстиниана не было никакого очевидного преемника. Через несколько лет после смерти императрицы Феодоры, в один сентябрьский день 560 года улицы города облетела весть, что император не принимает посетителей и уже несколько дней его никто не видел. В скором времени прошел слух о его смерти, и толпы людей устремились к пекарням, чтобы запастись хлебом впрок. К концу дня хлебные лавки по всему городу закрылись, так как в них ничего не осталось. И только тогда выяснилось, что император отменил аудиенции из-за головной боли.

Но панические настроения оказались напрасными. Когда в ночь на 14 ноября 565 года Юстиниан умер в своей постели, передача власти произошла упорядоченно и безболезненно. О смерти императора сообщили его племяннику Юстину, и, когда хор птичьих голосов возносил приветствия восходящему солнцу, тот уже явился в Большой дворец, пройдя через Августеон. Дворцовая стража провозгласила его императором, а патриарх венчал на царство как Юстина II. Днем он проследовал по длинному коридору, соединявшему дворец с императорской ложей на ипподроме, чтобы выслушать приветствия огромной толпы «синих» и «зеленых», которые собрались там, узнав о смерти старого императора. Затем из дворца выдвинулась торжественная похоронная процессия. Тело Юстиниана несли под тяжелым покровом, на котором были вышиты сцены побед над вандалами и остготами. Он был похоронен в храме Святых апостолов в большом мраморном саркофаге. В числе первых деяний нового императора была отмена одной из реформ Юстиниана: он вернул консулат и лично возглавил его.

Итак, после всех потрясений второй половины царствования Юстиниана многие, должно быть, решили, что все пойдет так, как прежде. На западной окраине империи Юстина II, в Равенне, казалось, был восстановлен старый порядок. Правление остготов свергли, и арианские церкви Теодориха стали халкидонскими.

Базилика Сан-Витале, возведение которой началось при Теодорихе, была достроена и освящена при Юстиниане. По обе стороны от алтаря разместились мозаичные портреты императора и Феодоры, властно взирающих на прихожан. В отличие от конной статуи в Константинополе, эти мозаики сохранились: достойный памятник человеку, который, казалось бы, так много сделал для усиления Византии, но привел ее на грань разорения. А видимость мирной преемственности оказалась обманчива. Очень скоро Византию захлестнула лавина бедствий.

Глава 3
Лавина

Опасность есть не только воздаяние; нет, она ведет к вечной жизни. Давайте же сохранять мужество, и Господь Бог наш поможет нам и уничтожит врагов наших.

Ираклий

Полдень в Александрии, год примерно 607-й. Город пуст, жители прячутся по домам от невыносимой жары. Только два монаха, Иоанн и Софроний, шагают по улицам, направляясь к дому Стефана Софиста. Их дело не терпит отлагательств. Они стучат в дверь, из окна второго этажа высовывается служанка и сообщает, что хозяин еще отдыхает. Могут ли посетители прийти позже? Монахи решают направиться к ближайшему тетрапилону, двум пересекающимся под прямым углом аркам, дарующим желанную тень. В дремотной жаре там нет никого, кроме троих слепых.

Усевшись у подножия колонны, монахи раскрывают свои книги, но их отвлекает от чтения разговор, который ведут три слепца: они рассказывают друг другу, как потеряли зрение. Один заработал воспаление глаз, когда был моряком, другой повредил их, когда был стеклодувом. Третий сперва не хочет рассказывать свою историю, но в конце концов признается, что в молодости промышлял воровством. Как-то раз он увидел пышную похоронную процессию, следующую к церкви Святого Иоанна. Той же ночью он пришел туда, взломал гробницу и осторожно снял с трупа богатые одежды, оставив только саван. И уже собирался уходить с добычей, как вдруг ему пришло в голову, что и саван может пригодиться, и потому он вернулся и стащил его с тела. Но едва он сделал это, как труп внезапно распахнул веки и сел. А потом протянул свои скрюченные руки к остолбеневшему от ужаса грабителю и выцарапал ему глаза.

Услышанное производит на монахов такое впечатление, что они решают уйти, оставив срочное дело до другого раза.

Оба эти монаха родом не из Александрии, а из сирийского Дамаска, а постриг приняли в монастыре Святого Феодосия близ Вифлеема. Оттуда они отправились в путь, как это было принято у византийских монахов, и шли от монастыря к монастырю, посетив гору Синай в Египте, а в 594 году пришли в Иерусалим. В пути Иоанн Мосх записывал назидательные истории, услышанные в дороге, вроде рассказа александрийского слепого, и включал их в свою книгу «Луг духовный», которая, как он надеялся, должна была стать нравоучительным чтением для монахов, отшельников и тех, кто восхищался их образом жизни. Однако с наступлением первых двух десятилетий VII века Мосх и Софроний перестали странствовать для нравственного назидания. Теперь они просто бежали, спасая свои жизни, поскольку империя рушилась.

* * *

Кризис назревал в течение многих лет после 565 года, когда умер Юстиниан. Уже через три года после того, как он был захоронен в его грандиозном мавзолее, в расширившихся границах империи появилась первая трещина. Авары все больше теснили германские племена, жившие к северу от Дуная, и лангобарды решили пойти проверенным путем и, в поисках безопасности, пересекли границу византийской Италии. Едва ли это был беспрецедентный случай, но византийский наместник в Равенне изо всех сил старался уладить дело миром и позволил вторгшимся захватывать в Северной Италии город за городом, сначала, в 569 году, Милан, а затем, в 571-м, Павию. Поскольку военной мощи, чтобы изгнать лангобардов, не хватало, византийцы испробовали все другие способы. Немало золотых монет было отправлено соседям-франкам, чтобы они напали на лангобардов, но те деньги взяли, а свою часть сделки не выполнили. Постепенно ариане-лангобарды оттесняли византийцев к югу, к Равенне и другим городам побережья, завладевая землями, которые с таким трудом были отняты у остготов.

Повсюду наблюдались признаки того, что границы вновь меняются. Небольшая территория на юге Испании, отвоеванная в 550-х, постоянно подвергалась нападениям вестготов, и в 572 году они взяли город Кордова. На востоке Хосров вновь забыл о мирных договоренностях и в 573 году захватил укрепленный город Дару, чем привел в бешенство преемника Юстиниана I Юстина II. Но наиболее тревожным было положение на дунайской границе. В начале своего правления Юстин II чувствовал себя настолько уверенно, что отменил ежегодную выплату аварам, которые вскоре начали активно отстаивать свое господство к северу от Дуная. Однако византийский император просчитался. Стремительные конные воины, опоясывавшие свои тела цепями и носившие длинные волосы, авары внушали другим племенам, жившим вдоль Дуная, такой же страх, как и византийцам. В 567 году они с помощью лангобардов сокрушили гепидов, а затем повернули оружие против своих бывших союзников и заставили их уйти через Альпы и через границу в византийскую Италию. К 580 году они стали главной силой в бассейне Дуная, а славяне, кутригуры и другие племена платили им дань, признавая их превосходство. Укрепившись на этой территории, авары начали вместе с союзными подчиненными племенами совершать набеги на земли империи. Около 570 года они обратили византийскую армию в бегство, а в 581-м захватили город Сирмий и вернули его обратно, только когда император согласился на ежегодную выплату в 80 000 золотых монет. Однако легкость, с которой авары взяли Сирмий, показывала, что долго мир не продержится. Аварскому кагану было ясно, что он может делать что угодно. Он потребовал, чтобы ему привезли из Константинополя золотое ложе и… слона, существо, которое он никогда не видел. Император трусливо выполнил требование, но, когда ложе и слон были доставлены, каган заявил, что разочарован увиденным, и отослал дары обратно. Набеги продолжились: летом 583 года авары пошли на порт Анхиалос, а в следующем году организовали вторжение своих славянских союзников на принадлежавшие Византии Балканы. Эти нападения превращались в нечто гораздо более серьезное, чем обычные грабежи, по мере того как группы славян начали оседать на землях империи. Правители Византии привыкли отражать на границах угрозы со стороны непокорных племен, но никто не ожидал, что к концу VI века нападения примут такие масштабы и станут столь яростными.

К этому времени империей правил Маврикий (582–602 гг.). Он взошел на трон благодаря благоразумному конституционному соглашению, к которым византийцы никогда не питали особого доверия. У предыдущего императора, Тиберия II (правил в 578–582 гг.), не было сына, который мог бы стать преемником. В августе 582-го врачи сообщили Тиберию, что жить ему осталось недолго. Маврикий только что вернулся в Константинополь с восточной границы, где нанес крупное поражение персам, и Тиберий решил выдать за военачальника свою дочь Константину и назначить его соправителем. В день двойной церемонии император произнес незабываемую речь, заверив своих слушателей в том, что в эти смутные времена им нужен исключительный человек, который поведет их за собой, и этим человеком является Маврикий.

На следующий день Тиберий поел шелковичных ягод, подхватил инфекцию и умер. А на Маврикия легла задача решить проблему не только аваров на Балканах, но и лангобардов в Италии, а также персов. Вопреки всему это ему почти удалось.

У империи явно не хватало ресурсов, чтобы противостоять всем этим угрозам одновременно, поэтому нужно было определить приоритеты. В Северной Африке обстановка была более-менее спокойной, в то время как в Италии сложилась тяжелая ситуация, но имперские войска были надежно скрыты за стенами Равенны и, кроме того, удержались в Апулии и Калабрии на юге. Соответственно, Маврикий решил на время предоставить эти западные провинции самим себе и занялся проведением административной реформы, которая должна была изменить ситуацию. Отныне Карфаген и Равенна становились экзархатами, правители которых получали полный контроль над военной и гражданской администрацией. Оба они командовали армией, а также собирали с местного населения налоги на финансирование войска. Такие широкие полномочия, с одной стороны, давали им возможность эффективно реагировать на угрозы на своих территориях, но, с другой стороны, отныне экзархи были сами по себе: им давали понять, что просьба прислать из Константинополя дополнительные силы и средства не будет услышана. Обстоятельства помогли Маврикию обезвредить также угрозу на востоке, исходившую от Сасанидской Персии. В 579 году умер грозный Хосров I, а в феврале 590-го новый персидский шах Ормизд IV был свергнут, и его место занял знаменитый полководец Бахрам Чубин. Сын и наследник Ормизда Хосров II бежал, однако, в Византийскую империю и отправил Маврикию послание с просьбой помочь взойти на престол, который принадлежал ему по праву. Маврикий отправил войско, чтобы поддержать Хосрова, и благодаря этому Бахрам был свергнут. А Хосров заключил со своим благодетелем Маврикием договор о вечном мире, согласно которому византийцам также были возвращены города Дара и Мартирополь.

Таким образом, с 591 года Маврикий мог обратить все свое внимание на аваров, и, поскольку попытки решить проблему дипломатическим путем провалились, настала пора действовать силой. Весной 593 года Маврикий направил к Дунайской границе мощное войско во главе со своим лучшим полководцем Приском. Цель кампании была в том, чтобы потеснить славян, которые обосновались на придунайских территориях, и в этом византийской армии, в которую вошли многие из тех, кто вернулся из персидского похода, сопутствовал успех. Авары воспротивились нападению на своих союзников, но византийцы теперь чувствовали себя достаточно сильными, чтобы не принимать их в расчет. В течение 599 года Приск одержал серию впечатляющих побед над славянами и аварами, среди коих десятки тысяч были убиты или взяты в плен.

Успех, однако, был иллюзорным. Византийцам не удалось нанести решающий удар, поскольку славяне действовали небольшими, трудноуловимыми группами. Лето за летом армии приходилось возвращаться, каждый раз с тем же результатом. Эти военные кампании легли на империю тяжким финансовым бременем. Со времен Рима каждая провинция обязана была платить налог на имущество около одного процента и подушный налог с каждого взрослого. Главный город провинции отвечал за их сбор и передачу в центр. Однако в VI веке череда войн и стихийных бедствий привела к тому, что города и провинции обеднели и все меньше и меньше готовы были платить налоги. А это не давало Маврикию экипировать и содержать эффективную армию. Окончательная победа не давалась в руки, казна пустела, и Маврикий нашел решение обеих проблем, радикальное, но рискованное. В конечном итоге оно стоило ему трона и жизни. Осенью 602 года он приказал балканской армии, которой теперь командовал его брат Петр, не возвращаться, как обычно, на отдых во Фракию. Вместо этого войско должно было отправиться на славянские территории к северу за Дунаем и провести зиму там, преследуя противника, для которого это станет неожиданностью. Предполагалось, что солдаты будут «жить с земли» и таким образом удастся сэкономить, не тратя средства казны на их содержание.

Когда весть об этом приказе разнеслась по византийскому лагерю, начались беспорядки. Многие воины захватили во время летней кампании ценные трофеи и теперь хотели доставить их домой. Бунт возглавил офицер низшего командного состава по имени Фока. Петр, полностью утративший контроль над ситуацией, бежал в Константинополь. Армия последовала за ним, решив свергнуть ненавистного Маврикия. Узнав о восстании, император сперва попытался все скрыть и устроил гонки на колесницах, чтобы отвлечь народ. Вскоре, однако, стало ясно, что жители Константинополя утратили доверие к своему правителю. По улицам ходили толпы «синих» и «зеленых», выкрикивая оскорбительные лозунги и призывая родственника Маврикия, тестя его сына Феодосия, Германа, захватить трон. Вероятно, опасаясь, что войско Фоки впустят в Константинополь его сторонники, находящиеся в городе, Маврикий ночью на корабле бежал вместе с семьей и переправился на другой берег Мраморного моря в надежде дождаться помощи от своего друга Хосрова II, шаха Персии. Жители столицы решили, что бегство императора означает его отречение. На следующий день патриарх отправился на встречу с Фокой, который стоял лагерем в Эвдомоне, недалеко от западной стены Константинополя, и объявил его императором. После этого Фока триумфально въехал в Константинополь на колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, а на улицах его встречали ликующие толпы.

До сих пор передача власти происходила почти бескровно, и, возможно, так все и осталось бы, если бы не вечно враждующие группировки болельщиков. Против Маврикия «синие» и «зеленые» выступали совместно, но, когда он покинул город, между ними вспыхнул спор, где какая группа должна стоять, приветствуя нового императора. Когда Фока отправил войска навести порядок, «синие» начали скандировать: «Маврикий не умер!». Опасаясь, что может начаться бунт, который приведет к восстановлению на престоле его предшественника, Фока отдал приказ убить Маврикия. Его солдаты выволокли бывшего императора и восемь членов его семьи из церкви, где те укрывались, и доставили их в гавань города Халкидон, что напротив Константинополя. Маврикий и четверо его сыновей, младший из которых был еще младенцем, были обезглавлены. Их головы привезли в Константинополь и выставили на всеобщее обозрение на военном плацу, а тела бросили в Босфор. Некоторые из них вынесло потом на берег, их видели проходившие мимо и грызли собаки.

Если Фока полагал, что эта казнь упрочит его положение на императорском престоле, то он жестоко просчитался. Страшная кончина превратила Маврикия из ставшего неугодным государственного деятеля в святого и мученика. Слухи о том, как мужественно он встретил смерть, быстро распространялись. Говорили, что нянька его младшего сына хотела подменить малыша своим ребенком в надежде спасти хотя бы одного из семьи, но Маврикий заметил подмену и настоял на том, чтобы его собственный сын предстал перед палачом. Кроме того, захватив трон и отдав приказ об убийстве, Фока положил конец долгому периоду, начавшемуся с правления Константина, когда власть переходила от императора к императору вполне мирно. Создав прецедент, он стал опасаться, что против него может быть организован контрпереворот, и потому инициировал дальнейшие убийства, избавившись сперва от родственников и ближайших соратников Маврикия, а потом от его жены, бывшей императрицы Константины, и их дочерей. Среди жертв оказались и некоторые из самых успешных полководцев империи, которые вели военные кампании против аваров и персов. Фока еще не знал, что очень скоро ему понадобятся талантливые военачальники.

Весной 603 года новый император отправил посольство в Персию, чтобы сообщить о своем вступлении на престол Хосрову II. Это известие не было встречено благожелательно. Хосров захотел знать, что случилось с его другом и благодетелем Маврикием, и заявил, что при его дворе находится один из сыновей Маврикия, уцелевший после казни. И негодование, и заявление были притворством. На деле Хосров искал предлога, чтобы возобновить войну с Византией. И теперь такой предлог у него был. А пока император пытался упрочить свое положение в Константинополе, персы могли быть уверены, что не получат серьезного отпора. Летом 604 года войско Хосрова перешло границу и захватило город Дара, отданный Маврикию в 591 году. Встречая сопротивление лишь в единичных случаях, персы осаждали города один за другим, в частности Эдессу, и захватывали их.

В то время как иранское войско наседало с востока, авары и славяне также в полной мере воспользовались тем, что византийская армия вернулась в Константинополь. Значительными силами они перешли Дунай и вторглись далеко на юг, дойдя до Пелопоннеса. А поскольку теперь византийская армия не приходила каждое лето, чтобы изгнать их обратно, они начали заселять византийские земли. Фока совершенно явно вел империю к катастрофе, но в Константинополе все сколько-то похожее на протест безжалостно подавлялось. Переворот мог удастся, только если бы начался где-нибудь на периферии. Одной из немногих провинций империи, еще не затронутой вторжением чужеземцев, оставалась Северная Африка, и ее правитель, экзарх Карфагена Ираклий, наладил сношения с недовольными в Константинополе. Ираклий был одним из полководцев Маврикия в войне против персов в 580-е и, по всей видимости, не питал теплых чувств к узурпатору. Он отправил своего племянника Никиту с армией в Египет, а сына, тоже Ираклия, с флотом в Константинополь. Тот, кто прибудет первым, должен был свергнуть Фоку и занять его место на престоле. Первым оказался Ираклий-младший: 3 октября 610 года его корабли подошли к стенам столицы. Если бы им оказали хоть какое-то сопротивление, у Ираклия и его флотилии было бы мало шансов. К тому же Фока предусмотрительно взял в заложницы мать и невесту Ираклия, которые в то время были в Константинополе.

Однако же само присутствие его флота сильно подействовало на городскую оппозицию. В последние месяцы «зеленые» все больше ополчались против Фоки, и теперь они пошли на штурм дома, где держали мать и невесту Ираклия, и освободили их. Дальнейшие уличные беспорядки были предупреждены тем, что рано утром 5 октября два видных царедворца вошли в покои Фоки в императорском дворце и вытащили его из постели. Они стащили обнаженного императора вниз по лестнице к берегу, где посадили в маленькую лодку и доставили на корабль Ираклия. Представ перед своим соперником, Фока проявил не меньше храбрости, чем когда-то Маврикий. Когда Ираклий начал упрекать его за то, что сталось с империей за последние восемь лет, Фока ответил: «Попробуй править лучше!» Ему отрубили сперва правую руку, потом голову и публично сожгли тело на одной из главных площадей Константинополя. В те часы, когда происходила эта жестокая казнь, Ираклий находился в соборе Святой Софии, где патриарх торжественно венчал его на царство.

А снаружи, на улицах, ликующие «зеленые» жгли изображения Фоки и флаги «синих». Так, насильственным путем, политическое равновесие было восстановлено.

* * *

Произошедшая в 610 году смена власти сумела положить конец насилию в столице, но ситуацию на границах она только ухудшила, так что последние слова Фоки грозили стать пророческими. Набеги аваров и славян участились, они полностью уничтожили город Юстиниана Прима и осадили Салоники. Мощная оборона сдерживала их натиск, но окрестности уже перешли под их контроль. В Италии лангобарды захватили последние остававшиеся византийскими города на побережье Тосканы, а вскоре были утрачены и все владения в Испании. Но хуже всего дела обстояли на Востоке. Хосров II не собирался прекращать военные действия, хотя убийство Маврикия было отомщено, и вторжение в Сирию продолжилось. Весной 614 года войско Хосрова направилось на юг, в сторону Кесарии на побережье Палестины, а затем повернуло вглубь страны и пошло на Иерусалим. Императорских войск, могущих защитить город, поблизости не было, и патриарх Захария хотел начать переговоры с персами, рассчитывая откупиться от них. Но когда иерусалимские «синие» и «зеленые» узнали об этом, они высыпали на улицы, требуя, чтобы город защищали любой ценой. Захария неохотно уступил и взялся организовывать оборону, призвав на помощь войско из находящегося неподалеку города Иерихона. Однако, когда подкрепление прибыло, персы уже стояли лагерем вокруг Иерусалима, и, увидев, сколько их, несостоявшиеся защитники ушли обратно. 15 апреля войско Хосрова начало штурм, используя катапульты, чтобы метать камни в городские укрепления. За несколько недель им удалось разрушить часть стены, и через пролом они вошли в город. По непонятным причинам персы начали убивать всех без разбора, так что в результате погибли десятки тысяч мирных жителей. Причем к персам присоединились и местные иудеи, которым, видимо, пришлось многое претерпеть за годы господства христианства. Церкви и монастыри были разграблены и сожжены. Выживших, в том числе патриарха, угнали в плен в Персию. Туда же среди прочих трофеев вывезли и Крест Господень, как считалось, тот самый, на котором был распят Христос. Казалось, это предвещает скорый крах и империи, и христианства.

Это катастрофическое поражение было совсем не то, что падение Антиохии в 540 году. Тогда персы забрали добычу и отправились домой. Но в этот раз войско не вернулось в Персию, поскольку целью шаха было завоевание Византийской империи и присоединение ее к своему государству. Иерусалим был передан иудеям, окружающие территории оккупированы. В следующем году персидская армия начала наступление в Египте, а часть ее под командованием Шахина прошла, не встречая сопротивления, через Малую Азию и достигла берегов Босфора, города Халкидона, где 13 лет назад был казнен Маврикий. Оттуда персидские воины могли видеть на другом берегу пролива купола Константинополя. Шахин вскоре ушел с Босфора, но в Египте персы намеревались остаться. Раздираемая междоусобицами Александрия пала в июне 619 года, и таким образом византийцы лишились второго по величине города империи и одной из богатейших провинций. При том что Балканы почти полностью перешли под власть славян и аваров, падение Византии казалось неизбежным. То, что она выстояла, было отчасти заслугой Ираклия. Но имелась и другая причина – все то, что было заложено еще во времена правления Константина и так возмущало Зосиму. Христианская религия, духовность, визуально выраженная через иконы и город Константина Константинополь, – все это сыграло свою роль в момент глубочайшего кризиса.

* * *

Заслуга Ираклия в том, что он сумел обратить поражение в победу, бесспорна, но возникает вопрос: что он делал в течение первых десяти лет своего правления, почему допустил потерю стольких территорий? Отчасти трудность для него заключалась в том, чтобы определить, с каким врагом бороться в первую очередь. Если Карфаген и Равенну он мог оставить на попечение их экзархов, то в восточных провинциях и на Балканах ситуацию можно было переломить, только направив туда большую армию, но у Ираклия не хватало ресурсов, чтобы выступить против персов и аваров одновременно. В первые годы правления он предпринял несколько попыток разделить своих врагов, заключив мир с одним, чтобы можно было сосредоточиться на другом. Вначале Ираклий попытался договориться с персами, чтобы развязать себе руки и выступить против аваров, но Хосров, предвидя полную свою победу, надменно отверг его предложение. В конце концов в 618 году перемирие было достигнуто с аварами, и ради этого им передали огромные суммы денег и оставили все завоеванные ими земли. Это было смелое решение, и наверняка нашлось немало тех, кто винил императора, отказавшегося от своих подданных и отдавшего их на милость варварам. К тому же даже перемирие с аварами не означало, что Ираклий мог теперь перебросить все войска из Европы в Азию и выступить всей мощью против персов.

Проявив мудрость, император начал войну не сразу. В начале 620-х годов, вместо того чтобы выступить против персов в Сирии, он встал лагерем со своим войском на западе Малой Азии, в одной из немногих областей, по-прежнему находившихся под его властью. Там началась интенсивная подготовка: армию разделили на две части и устраивали между ними тренировочные сражения. Чтобы содержать войско в течение этого периода, Ираклий взял у церкви, как это стыдливо называлось, «взаймы» золотую и серебряную утварь и канделябры и переплавил их в монеты. Но это не было поступком неверующего человека. Он действовал с полного одобрения церковных властей, поскольку сделал все для того, чтобы предстоящая кампания воспринималась как праведная война в защиту веры. Христианство и раньше не подрывало боевой дух воинов империи, как опасался Зосима, но все же война считалась тяжкой необходимостью, особенно в глазах многих иерархов церкви. Теперь же в своих пламенных речах, обращенных к войскам, Ираклий особенно подчеркивал тот факт, что византийцам предстоит сражаться за истинного Бога с неверными, ибо персы были зороастрийцами. Это священный долг, заявлял он, – наказать за преступления, совершенные против христиан в Иерусалиме, – и обещал, что те, кто исполнят его, получат в награду вечную жизнь на небесах.

Благодаря подобным заявлениям Ираклия часто воспринимают как первого крестоносца, однако между идеологией Крестовых походов, которая позже получила развитие в Западной Европе, и тем, как вели войну против нехристиан византийцы, есть существенная разница. Очевидное отличие заключается в том, что византийское духовенство при этом сохраняло молчание. В то время как на Западе Крестовые походы начал Папа Римский и священнослужители призывали верующих участвовать в них, в Византии такое случалось редко. Хотя именно епископ призвал Юстиниана пойти войной на ариан-вандалов в Северной Африке в 533 году, утверждая, что Бог говорил с ним во сне, никакого духовного вознаграждения тем, кто откликнется на это призыв, Церковь не обещала. Вместо этого византийский император пообещал своим воинам, что Бог вознаградит их усилия. Кроме того, с этой идеологией, основанной на вере в собственное духовное превосходство, соседствовал и своеобразный прагматизм. Византийцы никогда не были склонны к тому, чтобы погибать в бою ради славы, даже если это была битва против нехристиан. В наставлении по военной тактике, написанном примерно в то же время, говорилось, что лучше одолеть врага с помощью планирования и хитрости, а не грубой силы, и избежать сражения. Многие тактики, предлагаемые в этом наставлении, никак не согласуются с романтическими представлениями об овеянных славой Крестовых походах. Посылайте неверные донесения и распространяйте ложные слухи в стане врага, призывает анонимный автор, и тем самым подрывайте его боевой дух. Подбадривайте своих людей, сообщая о победах, якобы одержанных где-то в другом месте, а если кто-то из ваших солдат окажется изменником, сделайте так, чтобы в руки врага попали письма, из которых станет ясно, что этот человек шпион. В глазах византийцев во всем этом не было ни малейшего противоречия. В конце концов, защита христианской империи – дело настолько праведное, что для достижения этой цели годятся любые средства.

Другой характерной для Византии составляющей идеи священной войны были религиозные изображения. Иконы играли в жизни империи все более заметную роль, и теперь Ираклий использовал их и для целей ведения войны. Уже в 610 году, когда он отплывал из Карфагена, направляясь в Константинополь, чтобы свергнуть Фоку, на носу его корабля была икона Богородицы. Теперь же, готовясь выступить против персов, он взял с собой на битву икону Спасителя, якобы не рукотворную, а обретенную чудесным образом. Видимо, это был образ Христа из Камулианы, привезенный в Константинополь в 574 году. Тут Ираклий и Церковь действовали сообща. Когда ситуация стала критической, патриарх Сергий распорядился, чтобы на всех воротах в стенах Константинополя было сделано изображение Богородицы с младенцем на руках. Вероятно, списаны эти образы были с иконы «Одигитрия» («Указующая Путь»), названной так потому, что на ней Богоматерь указывает на путь спасения, а именно на Иисуса. Считалось, что икона была написана евангелистом Лукой и что это реальный прижизненный портрет Богородицы и Иисуса. По преданию икона была привезена из Палестины в Константинополь в V веке. Теперь же она заняла свое место на стенах города вместе с его защитниками.