Текст книги "Кости"

– Ладно.

Майло вернулся к изучению бумаг в коробке. Выданные в Калифорнии водительские права, на которых была фотография тонколицей большеглазой девушки с остреньким выступающим подбородком и светло-русыми волосами. Короткая челка, как у тех париков. Легче маскироваться во время переодевания?

– Зачем ей это понадобилось, если у нее уже были права? – спросил я.

– Может быть, она приехала сюда без прав, и временно получила эти? – предположил Майло.

Под правами лежали чеки из магазина распродаж «Бетси Джонсон» в Кабазоне близ Палм-Спрингс, и шестимесячной давности кредитный счет на пятьсот долларов, недавно погашенный после полугодовой просрочки со всеми накопившимися ростовщическими процентами.

На самом дне лежала одна-единственная распечатка письма из электронной почты, полученного четыре месяца назад от пользователя «Хотмейла» engrbass345. Я прочитал письмо, глядя через плечо Майло.

Сел, я так рада, что ты наконец-то нашла работу, и, судя по всему, хорошую. Пусть у тебя все будет в порядке, милая. Не пропадай снова так надолго. Целую тебя. Мама.

– Время уведомления, – вздохнул Майло.

– Твоя любимая фишка, – отметил я.

– Да, как и утопленные щенки.

Рид ворвался обратно в квартиру, размахивая планшетом; глаза его сияли.

– Похоже, что Саймон Вандер – очень крупный денежный мешок. Может быть, его инвестиционный счет и хранится в Сиэтле, но живет он здесь, в Палисейдс. Он владел сетью супермаркетов в мексиканских пригородах и два с половиной года назад продал ее за сто одиннадцать миллионов. После этого пропал с радаров, не считая трех упоминаний о Келвине – все с его концертов. Мальчишке десять лет. Я нашел одну его фотку.

Он вывел на экран зернистый черно-белый снимок симпатичного юного азиата.

Майло показал ему электронное письмо от матери Селены Басс.

– Хотите связаться с ней в Сети? – спросил Рид.

– Если она местная, встретимся с ней лично.

– Engrbass, – произнес Рид. – Может быть, она инженер? Но, думаю, начнем пока с Вандеров и проверим, знают ли они что-нибудь о личной жизни Селены…

Он назвал убитую по имени. Именно так начинают устанавливаться связи.

– Как раз это я и собирался сделать, – ответил Майло.

– Похоже, я изобрел колесо, – хмуро обронил Рид.

Глава 7

На имя Саймона Митчелла Вандера было зарегистрировано пять автомобилей по двум адресам.

На Калле-Маритимо в Пасифик-Палисейдс: «Лексус GX», купленный три месяца назад, «Мерседес SLK» возрастом в год, трехлетний «Астон Мартин DB7» и пятилетний «Линкольн Тауэр». В списке по Малибу на Тихоокеанском шоссе был зарегистрирован универсал «Вольво».

Мо Рид проверил адреса по карте.

– Лакоста-Бич и северная окраина Палисейдс. Чертовски близко.

– Может быть, ему нравится бродить босиком по песку, – предположил Майло. – Ставлю на то, что в будни его можно найти по основному адресу. Если не сработает, проведем денек на побережье.

* * *

Чтобы попасть из Вениса в Пасифик-Палисейдс, мы проехали по бульвару Линкольн – медленно, потому что везде были пробки, – ненамного быстрее по Оушн-Фронт, потом сделали короткий рывок по Ченнел-роуд и вырвались на побережье. Благословенный ветерок превращал океан в лазурный взбитый коктейль с белой пеной на поверхности. Серферы и кайтеры, а также просто те, кто любит подышать свежим воздухом, прямо-таки рвались сюда.

Калле-Маритимо оказался извилистой дорогой, поднимавшейся на холм над территорией старого музея Гетти. По мере того как высота росла, поместья становились больше, а цена земли возрастала с каждым ярдом. Рид быстро вел машину мимо изгородей из бугенвилеи и каменных стен, в просветах между которыми иногда мелькала океанская синь.

Знак гласил: «Тупик. Проезда нет». Несколько секунд спустя эту надпись подтвердили десятифутовые чугунные ворота, перегородившие путь; кованные вручную ворота, столбики которых напоминали огромные стебли кораллов, а изогнутые прутья переплетались, подобно осьминожьим щупальцам. По ту сторону от этого чуда кузнечного искусства виднелся овальный парковочный дворик, вымощенный квадратными плитами дорогого сланца. Сланец был недавно полит из шланга, местами на нем еще виднелись капли воды. Дворик был обсажен подстриженными финиковыми пальмами, а за ними маячил на удивление скромный дом. Один этаж, желтоватая штукатурка, красная черепичная крыша, закрытый портик скрывал входную дверь. Сбоку припаркованы четыре машины, зарегистрированные на Вандера.

Рид нажал кнопку вызова на домофоне. Пять гудков – и тишина.

Он попробовал снова. Еще четыре звонка. Потом голос, похожий на мальчишеский, спросил:

– Да?

– Полиция Лос-Анджелеса. Нам нужно поговорить с мистером Саймоном Вандером.

– Полиция?

– Да, сэр. Нам нужно поговорить с мистером Вандером.

Пауза.

– Его нет дома.

– Где мы можем найти его?

Двухсекундное молчание.

– Его последним местом остановки был Гонконг.

– Деловая поездка?

– Он путешествует. Я могу отправить ему сообщение.

– С кем я разговариваю, сэр?

Снова молчание.

– С управляющим мистера Вандера.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Трэвис.

– Не могли бы вы на секунду выйти к воротам, мистер Трэвис?

– Могу я спросить, что это…

– Почему бы вам не выйти? Мы всё вам расскажем.

– Э-э… подождите немного.

Несколько секунд спустя дверь, ведущая в портик, открылась. Человек в темно-синей рубашке, светлых джинсах и большой серой вязаной шапке прищурился, глядя в нашу сторону. Рубашка сидела на нем мешком и была незаправлена; ее полы хлопали на ветру, как флаги. Джинсы собирались складками поверх белых кроссовок. Шапка была натянута так, что прикрывала кончики ушей.

Он неуклюжей походкой направился к нам – одно плечо выше другого, одна ступня на каждом шагу выворачивалась наружу, так, что он едва не спотыкался. Дойдя до ворот, он оглядел нас сквозь чугунные щупальца. Мы, в свою очередь, рассматривали его длинное худое лицо, впалые щеки, глубоко посаженные карие глаза. Трехдневная щетина, в основном черная, но местами и седая, покрывала его лицо, равно как и ту часть черепа, что виднелась из-под шапки. Рот был скошен влево, словно в гримасе неизбывной горечи. Это, вместе с ковыляющей походкой, вполне могло быть последствиями неврологического инсульта. На мой взгляд, ему было от тридцати пяти до сорока лет. Молод для кровоизлияния в мозг, но жизнь может быть жестока.

Майло показал сквозь щупальца свой нагрудный знак с именем.

– Добрый день, мистер Трэвис.

– Хак. Трэвис Хак.

– Мы можем войти, мистер Хак?

Тот нажал своим длинным пальцем кнопку на пульте дистанционного управления. Ворота открылись внутрь.

Мы припарковались под ближайшей финиковой пальмой и вышли из машины. Поместье находилось изрядно выше соседских участков и занимало минимум пять акров дорогостоящей земли на вершине холма. Подстриженные лужайки и клумбы с ползучей геранью совершенно не заслоняли вид. Границей участка служил отвесный утес, окаймленный обширным водоемом, смыкавшимся с Тихим океаном.

При ближнем рассмотрении дом оказался отнюдь не скромным. Даже будучи одноэтажным, он обеспечивал отличный вид на океан, площадь его потрясала.

Трэвис Хак сунул палец под шапку и вытер пот, выступивший за ухом. Лицо его блестело. Слишком жаркий день для того, чтобы ходить в шерстяном головном уборе. Или, быть может, он просто всегда легко потел.

– Если вы хотите, чтобы я передал какое-либо сообщение мистеру…

– Сообщение, – оборвал его Майло, – заключается в том, что женщина по имени Селена Басс была найдена убитой, и мы должны поговорить со всеми, кто знал ее.

Хак моргнул. Горестно искривленный уголок его губ дрогнул, занимая нейтральное положение, кожа вокруг глаз собралась в морщины.

– Селена? – переспросил он.

– Да, сэр.

– О нет…

– Вы знали ее?

– Она была учительницей музыки. У Келвина. Сына мистера и миссис Вандер.

– Когда вы в последний раз видели ее, мистер Хак?

– В последний раз? Я не… как я и сказал, она давала уроки. Когда они были нужны ему.

– Келвину?

Хак снова моргнул.

– Да.

– И все-таки ответьте на вопрос.

– Прощу прощения?

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Дайте подумать, – произнес Хак, словно действительно испрашивая разрешения; пот катился по его подбородку, капая на сланец. – Я бы сказал, две недели назад… – Он потуже натянул свою шапку. – Нет, пятнадцать дней. Ровно пятнадцать.

– Как вы это подсчитали?

– Мистер Вандер и Келвин уехали на следующий день после того, как у Келвина был урок. Это было пятнадцать дней назад. Келвин играл Бартока.

– Уехали куда?

– На каникулы, – ответил Хак. – Сейчас лето.

– Путешествуют всей семьей? – уточнил Рид.

Хак кивнул.

– Можно спросить, что случилось с Селеной?

– На данный момент мы можем сказать вам лишь, что ничего хорошего, – отозвался Майло.

Повисло молчание.

– Значит, в последний раз вы видели ее ровно пятнадцать дней назад?

– Да.

– В каком настроении она была?

– По-моему, в хорошем. – Глаза Хака впились в мокрый сланец. – Я впустил ее в дом, потом видел, как она ушла. С ней все было в порядке.

– Вы не знаете, хотел ли кто-то причинить ей вред? – спросил Рид.

– Причинить ей вред? Она приходила сюда, чтобы давать уроки. Как и все остальные.

– Какие остальные?

– Келвин на домашнем обучении. Преподаватели приходят на дом. Рисование, гимнастика, каратэ… Куратор из Гетти обучает его истории искусства.

– Келвину не нравится учиться в обычной школе? – полюбопытствовал Майло.

– Келвин слишком талантлив для обычно школы. – Одна нога Хака подкосилась, и он схватился за капот машины; лоб у него был мокрым.

– Талантлив и хорошо играет на пианино, – заметил Мо Рид.

– Он играет классическую музыку, – дополнил Хак, как будто это проясняло все.

– Как давно Селена Басс обучает его?

– Она… сейчас вспомню… примерно год. Чуть больше или чуть меньше.

– Где проходят уроки? – спросил Майло.

– Где? Да прямо здесь.

– И они никогда не проводились дома у Селены?

– Нет, конечно же, нет.

– Почему «конечно»?

– У Келвина очень плотное расписание, – сообщил Хак. – Нет возможности тратить время на то, чтобы ехать куда-то, а потом еще обратно.

– Для уроков музыки не было постоянного места в расписании.

– Совершенно верно; все зависело от того, когда они были нужны, – кивнул Хак. – Они могли проходить раз в неделю или каждый день.

– В зависимости от того, когда это было нужно Келвину?

– Если ему предстояло выступать на концерте, Селена приезжала сюда чаще.

– Келвин часто выступал на концертах?

– Не так уж часто… Все еще поверить не могу… она была такой славной.

– Что еще вы можете сказать нам о ней, сэр?

– Славная, – повторил Хак. – Тихая. Любезная. Всегда приходила вовремя.

– Ей хорошо платили за обучение Келвина? – спросил Мо Рид.

– Я об этом ничего не знаю.

– Вы не выписываете чеки?

– Я просто присматриваю за домом.

– А кто выписывает чеки?

– Бухгалтеры мистера Вандера.

– Кто его бухгалтеры?

– Они в Сиэтле.

– Вы заботитесь не только об этом доме? – осведомился Майло.

– Прошу прощения?

– Еще есть дом на побережье. – Майло ткнул большим пальцем в сторону океана.

– А, тот, – произнес Хак. – В том доме мистер Вандер жил до того, как женился. Он нечасто бывает там.

– Но он держит там машину.

– Тот старый универсал? Аккумулятор, должно быть, сдох.

– Дом прямо у пляжа, – вздохнул Майло. – Жалко им не пользоваться.

– Мистер Вандер много путешествует, – напомнил Хак.

– Это часть надомного обучения Келвина?

– Прошу прощения?

– Просвещение – повидать мир, ознакомиться с другими культурами…

– Иногда. – Лоб Хака блестел, словно смазанный яичным желтком. – Это очень нервирует.

– Вам нравилась Селена?

– Да, но… просто дело в том, что когда кого-то знаешь, а он вдруг… – Хак вскинул руки. – Мистеру Вандеру нужно узнать об этом. И Келвину, и миссис Вандер тоже. Они будут… как я могу связаться с вами?

Рид протянул ему визитку. Хак беззвучно прочитал надпись на ней.

– Мы пытаемся найти ближайших родственников Селены, – произнес Майло. – Вы не знаете, как мы можем выйти на них?

– Нет, прошу прощения, – ответил Хак. – Бедный Келвин… Ему понадобится новый преподаватель.

* * *

Мы спустились обратно к Тихоокеанскому шоссе и несколько минут ехали в направлении Лакоста-Бич, потом Рид заложил разворот и припарковался перед оградой из кедровых плашек.

Участок сорок на сорок футов в нескольких шагах от шоссе. Справа от ограды стоял гараж, тоже из кедра. Калитка была заперта. Майло позвонил, но никто не ответил. Он оставил свою визитную карточку, вставив ее в ручку калитки.

Когда мы вернулись в город, Мо Рид спросил:

– Что вы думаете о Хаке?

– Странный тип.

– Он очень обильно потел. И что-то еще… не могу сказать точно, но… он словно был слишком насторожен. Я неправ, лейтенант?

– Он, несомненно, нервничал. Но это может быть просто беспокойство наемного работника, который боится обеспокоить своего работодателя. Не хочешь что-нибудь добавить, Алекс?

Я озвучил теорию об инсульте.

– Меня удивило то, что он в такой жаркий день носит шапку, – заметил Рид. – Непохоже, чтобы под ней было много волос. Среднего роста белый мужчина – он мог быть тем бритым налысо типом, которого Луз Рамос видела с Селеной.

Майло поразмыслил об этом – и снова полез в Интернет.

* * *

Судимостей за Трэвисом Хаком не числилось, а на фотографии из отдела регистрации транспортных средств он был изображен с густой кудрявой шевелюрой черного цвета. Его права были обновлены три года назад, в качестве адреса он указал дом на Калле-Маритимо.

Майло продолжал поиски. В Интернете ни одного упоминания об этом человеке не встречалось.

– Бритье головы и несколько странное поведение – не основание для ордера на арест, но надо не упускать его из вида.

– А что насчет того крикуна с болота – Дабоффа? – поинтересовался Рид. – Как вы и сказали, доктор, он помешан на этом болоте. Просто одержим им. Что, если оно имеет для него некое сексуальное значение, потом он и топит тела своих жертв там?

– Серийный природоохранник, – хмыкнул Майло.

– Я бы приглядывал и за ним тоже, – ответил я. – Но, как вы и сказали, Мо, он не пытается отвести от себя подозрения. Напротив, высказывает нам все прямо в лицо, и признаёт, что был у болота, совсем рядом с тем местом, где нашли Селену.

– А это не может быть реверсивная психология? – спросил Рид. – Или просто наглость – если он считает себя умнее нас? Как те идиоты, которые пишут послания или возвращаются на место преступления, чтобы похвастаться…

– Возможно.

Пальцы Майло плясали по клавиатуре.

– Что ж, взгляните на это. Личное дело мистера Дабоффа.

* * *

За десять лед Силфорд Дабофф был арестован семь раз – и каждый раз это было столкновение на какой-нибудь протестной акции.

Антиглобализационный митинг на Сенчури-плаза, требование повысить зарплату гостиничным служащим в Сан-Франциско, сидячий митинг против строительства ядерной электростанции в Сан-Онофре, протест против строительной деятельности в прибрежной зоне в Окснарде и Вентуре. Седьмой арест был за борьбу против захвата миллиардерской съемочной компанией Птичьего болота.

Шесть раз он был арестован за сопротивление, но на антиглобализационном митинге его обвинили в нападении на полицейского и нанесении побоев и приговорили к выплате штрафа. Два года спустя было подано встречное обвинение, когда апелляционный суд рассмотрел коллективный иск по обвинению Лос-Анджелесского полицейского департамента в провоцировании волнений.

– Я помню тот случай, – заметил Майло. – Был жуткий бардак. Значит, этот тип любит сидеть посреди улицы и орать лозунги? Однако за ним не числится серьезного насилия. Это даже не назовешь списком преступлений. Скорее так, списочек.

– Антиглобализация привлекает анархистов и им подобных, верно? – сказал Рид. – Это возвращает меня к шапке Хака. Те ребята носили что-то подобное. Что, если Хак и Дабофф познакомились на этих митингах и обнаружили у себя общий интерес к более темным делишкам?

– Они бывали на одних и тех же митингах, Дабофф был арестован, а Хак – нет?

– Дабофф – тип прямолинейный, без капли хитрости. Хак – более скользкий тип. Может быть, именно это я в нем и учуял.

– Нечестивая парочка, – промолвил Майло. – Днем они агитируют за защиту всего на свете, а после захода солнца убивают женщин, отрубают им руки и бросают трупы в трясину.

Рид прибавил скорости.

– Полагаю, это слишком надумано.

– Сынок, на данный момент надуманное – лучше, чем ничего. Конечно же, надо приглядывать за ними обоими. Если вы найдете имя сеньора Хака в списке участников любой протестной группы, где состоял сеньор Дабофф – любую связь между ними, какую угодно, – у нас будет след, ведущий к банде убийц.

– Паре убийц легче избавляться от трупов, – добавил я. – Один паркует машину, другой тащит тело. Или тащат оба, тогда им проще будет донести его и поскорее смыться оттуда.

– Думаю, надо еще поговорить с бухгалтером мистера Вандера, – сказал Мо Рид, – и узнать о других учителях, дающих уроки на дому, верно?

– Думаете, кто-то может знать Селену по этой работе? – спросил Майло.

– Скорее кто-то, работавший там, может рассказать нам больше о Хаке. Быть может, мы не нашли никаких свидетельств ее обычной жизни потому, что работа учительницей Келвина Вандера мешала ей заниматься какими-то иными интересами. – Он покачал головой. – Пятьдесят тысяч за обучение одного-единственного ребенка… что, если именно связь Селены с этой семьей была причиной смерти?

– Селены и трех других женщин без правой руки?

Рид не ответил. Несколько секунд спустя он произнес:

– Никакой сторонней жизни – зато там был этот корсет и все прочее. Как вы и сказали, лейтенант, она могла участвовать в развлечениях где-то на стороне. И пока что единственное известное нам место, где она проводила время, – это дом Вандера.

– Вдалбливала в мальчика произведения Бартока, – усмехнулся Майло, – а потом ускользала в крытый бассейн на БДСМ-вечеринку с тренером по каратэ.

– Или с Хаком. Или с самим мистером Вандером, если уж на то пошло.

– С водопроводчиком, с уборщиком бассейна, с флористом, с садовником…

Рид промолчал.

– Да, конечно, позвоните бухгалтерам и узнайте все, что возможно, о наемном персонале. Все равно, пока мы не опознаем другие жертвы, у нас все глухо.

– Пятьдесят тысяч могут свидетельствовать о том, что босс ждал от нее многого, – прикинул Рид. – Хак сказал, что Вандер уехал за границу, но богачи не делают грязную работу сами, они нанимают для нее кого-нибудь.

– Богат – значит, злодей, – обронил Майло.

– Я просто думаю, что их тоже надо внести в список.

– Для меня и для вас, Мо, пятьдесят штук – серьезные деньги. Такие люди, как Вандер, платят больше за страховку своих кастрюль и сковородок. Но, конечно же, займитесь этим, посмотрим, что вы сможете откопать. Кстати, проверьте, как дела у антропологов.

– Проверю, – согласился Рид. – Спасибо, лейтенант.

– За что?

– За обучение.

– Во-первых, мы пережили вместе уже достаточно, чтобы вы называли меня Майло. Во-вторых, я пришлю вам счет за обучение. – Он потянулся и улыбнулся. – Пятидесяти тысяч будет достаточно?

Глава 8

Вернувшись в свой тесный кабинет, Майло перечитал распечатку письма от engrbass345. Включив компьютер, он ввел в поиск слова engineer и bass – выпало множество результатов, но ни одного совпадения.

– Надо пробить по адресу электронной почты… есть… веб-сайт Эмили Николь Грин-Басс – похоже, она держит магазин старинных украшений в… Грейт-Нек, штат Нью-Йорк. Вот ее фото со всякими блестяшками. Фамильное сходство налицо, да?

Тонколицая женщина лет пятидесяти с небольшим, стоящая за прилавком, на котором под стеклом красуются браслеты. Большие глаза, острый выступающий подбородок. Короткие волосы белого цвета зачесаны вперед, образуя неровную челку.

Селена Басс в среднем возрасте, до которого ей не суждено было дожить.

– Генетика, – произнес я.

– Это будет занятно. – Сделав глубокий вдох, лейтенант взял свой телефон.

* * *

Несколько минут спустя, повесив трубку, Майло зевнул. Это не свидетельство скуки, а попытка вобрать побольше воздуха – признак усталости.

Эмили Грин-Басс кричала, плакала, бросала трубку. Перезвонив через минуту, она извинилась, но продолжала плакать.

Майло слушал ее, жуя незажженную сигару. Когда женщина умолкла, он начал выжимать из нее сведения.

Селена была единственным ребенком Эмили от второго брака. В первом родились двое сыновей, один из которых жил в Окленде. Именно там сейчас она и находилась – в честь рождения ее внучки.

– Я думала, это счастливейший момент в моей жизни, – всхлипнула Эмили. Она не видела Селену пять лет. Это письмо было одним из многих, которым они обменялись в последнее время – после того, как Селена вышла на связь. Наконец-то.

Майло спросил, почему они не контактировали так долго, и Эмили снова разразилась рыданиями.

– Я прилечу завтра.

* * *

В четыре часа дня заместитель начальника по имени Генри Уэйнберг позвонил нам, чтобы узнать, как продвигается расследование относительно убийства на болоте.

Майло перевел его звонок на громкую связь.

– Пока что ноль плюс ничего, сэр.

– Возможно, самое время обратиться с этим в СМИ, лейтенант.

– Я бы придержал это до тех пор, пока антропологи не смогут бросить нам косточку.

С другого конца наступило молчание. Майло продолжил:

– Таким образом…

– Я услышал вас, лейтенант, – отозвался Уэйнберг. – Славная шуточка. Мы поставим вас перед видеокамерами. Хотите устроить комик-шоу?

– Бог меня упаси, сэр.

– Бог и босс, лейтенант. И не спрашивайте меня, кто из них кто. Позвоните этим искателям костей сейчас же. Убедитесь, что они работают быстро.

* * *

Доктор Харгроув все еще была на болоте. По телефону ответила доктор Лиз Уилкинсон.

– Здравствуйте, лейтенант. У нас есть кое-какой прогресс по Неизвестной Номер Один. Судя по переносице, это, скорее всего, была чернокожая женщина, возраст предположительно от двадцати до тридцати пяти лет. – Это описание вполне соответствовало самой Лиз, но ее тон был сугубо научным.

Майло записал эти сведения.

– Что-нибудь еще?

– Она, вероятно, родила как минимум одного ребенка и перенесла перелом правого бедра, достаточно тяжелый, чтобы ей понадобилось установить металлический имплант. Сам титановый стержень мы не нашли, но обнаружили отверстия от винтов. Не удивлюсь, если она хромала.

– Перелом недавний?

– Вокруг него образовался значительный костный нарост, то есть после него прошли не месяцы, а годы, однако он случился уже во взрослом возрасте. Помимо этого, к интересным находкам относится сломанная подъязычная кость. И, конечно же, отсутствие руки.

– Задушена?

– Скорее всего. По нашим предположениям, труп пролежал под водой несколько месяцев, но это всего лишь предположение. Элинор… доктор Харгроув все еще там, работает вместе с Лизой – доктором Чаплин – над двумя другими точками. Однако на это потребуется время, разъединение частей скелетов зашло слишком далеко, а мы не хотим ничего упустить. Я здесь потому, что Элинор попросила меня сделать записи о том, что мы уже нашли. Я перешлю вам по электронной почте то, что я вам сейчас сказала.

– Спасибо.

– И еще одно, лейтенант. Едва я вышла из болота, тот волонтер – бородатый тип – явился снова. Полицейский, охраняющий место расследования, не пустил его, и он начал ругаться. Завтра я хотела бы начать работы рано утром – как только встанет солнце и я буду одна, потому что Элинор и Лиза не смогут приехать раньше девяти. Было бы хорошо, если б мне никто не помешал.

– Я обеспечу охрану до того, как вы прибудете.

– Благодарю. Это красивое место, но оно может оказаться несколько… зловещим.

Майло вызвал на экран список без вести пропавших лиц, зарегистрированных в полицейском управлении, и стал искать в нем чернокожих женщин, попадающих в указанный доктором Уилкинсон возрастной интервал. Обнаружилось пять случаев, самый недавний – полгода назад. Никаких упоминаний о хромоте или переломах ног, но Майло все-таки распечатал данные.

– Надо проверить по другим округам. Надеюсь, она не из тех бедолаг, до пропажи которых никому нет дела.

Раскурив сигару, он наполнил крошечный кабинет вонючим дымом. Закашлялся, ослабил галстук, сплюнул кусок табака в мусорную корзину, промахнулся и потянулся к клавиатуре.

Печатал он яростно и молча.

Я, не сказав ни слова, вышел из кабинета.

* * *

Дорожные пробки и перекрытие полос без какой-либо видимой причины превратили путь домой в настоящее испытание, и до Беверли-Глен я добрался почти в шесть часов вечера.

Старая аллейка, ведущая к моему дому, оказалась неожиданным островком покоя. Сам дом, обсаженный соснами и сикоморами, радовал глаз белизной стен и простотой архитектуры.

Я позвал Робин, но не получил ответа. Бросив пиджак, взял бутылку пива, спустился по кухонной лестнице и вышел в сад, миновав пруд.

Различив мои шаги, карпы-кои начали штурмовать края пруда. Двенадцать взрослых и пять юных. Половина мальков погибла, не достигнув и дюйма в длину, но выжившие уже вымахали в целый фут и постоянно были голодны. Я бросил им гранулированный корм и наблюдал, как спокойный прежде водоем превращается в бурлящее месиво – это рыбы кинулись за едой. Пару минут я наслаждался иллюзией всемогущества, затем пошел дальше по галечной тропинке к студии Робин.

Иногда она так и сидела за работой, пока я не отвлекал ее. Но сегодня вечером ее рабочий верстак был пуст, а сама Робин сидела на диванчике, рассеянно накручивая локон на палец и читая книгу о лютнях времен Возрождения.

Бланш примостилась у нее на коленях, опустив острые уши и сморщив плоскую мордочку так, что та напоминала измятый бархат.

Еще одной дамой в моей жизни была двадцатифунтовая французская бульдожиха ванильной масти, с аккуратной манерой еды, которая редко встречается у этой породы, и ангельским характером. Некоторые из моих пациентов требовали, чтобы она присутствовала на сеансах. Я все еще пытался понять, какая роль в этом отводится ей.

Они с Робин выглядели похожими. Новый олимпийский вид спорта: синхронная улыбка. Я поцеловал Робин в щеку и чмокнул Бланш в макушку.

– Питомец и девушка в равной цене? – спросила Робин.

– Она благодарно пыхтит.

– А еще она мочится в кустах.

– И в чем проблема?

– О, не соблазняй меня.

Мы поцеловались, и я присел рядом с ней. Ее кожа и волосы пахли кедром и парфюмом от «Армани». Прохладные пальцы легли мне на затылок.

– День был хорошим.

– Сейчас он стал куда лучше.

Бланш наблюдала за нашим поцелуем, склонив голову набок и поставив уши торчком.

– Присматриваешь, подруга? – сказала Робин.

Бланш улыбнулась.

* * *

Мы приготовили омлет с грибами и сыром, и я спросил ее, чем она занималась.

– Почти ничего не делала – так, сидела, сложа руки. Я могу к этому привыкнуть.

Неделю назад она завершила крупный заказ: копии четырех старинных гибсоновских инструментов для интернет-бизнесмена, который пожертвовал деньги от их продажи на благотворительность. Робин поговаривала о том, чтобы взяться за новый проект, но пока что ограничивалась ремонтом.

Я вспомнил про шестидесятилетнюю гитару фламенко, все еще пахнущую деревом и лаком, у которой нужно было укрепить гриф.

– Ты закончила с «Барберо»?

– Да, это оказалось проще, чем я думала. Пако забрал ее пару часов назад. Должно быть, ты сегодня действительно замотался. Только что звонили со службы, сказали, что ты сегодня не отзвонился. Какому-то адвокату нужна твоя консультация.

Она назвала мне имя этого адвоката.

– Если он оплачивает свои счета, – заметил я, – то он мог бы нанять кого-нибудь. – Затем допил пиво и потянулся.

– Ты выглядишь совершенно загруженным, – заметила Робин.

– Этот груз свалили на Майло. Я просто околачивался рядом и смотрел.

– Смотрел на что?

Я поколебался: инстинкт защитить женщину от неприятных новостей никак не желал сдаваться. В прежние времена я избегал разговоров о делах в полиции. После нескольких ссор и примирений я начал делиться информацией.

Я в общих чертах обрисовал ей случившееся.

– Болото? – переспросила Робин. – То, где мы пытались погулять?

– Именно то.

– Знаешь, это жутковатое место.

То же самое сказала Лиз Уилкинсон.

– Почему это?

– Я не могу назвать точную причину. Мне кажется, оно какое-то недружелюбное. Где нашли эти трупы?

– Самый недавний лежал прямо у восточного входа. Остальные были утоплены дальше по тропе.

– Привезти тело и избавиться от него, – промолвила Робин. – Машина вызвала бы подозрения, Алекс. Это место видно сверху, там же целый квартал.

– Приехать ночью, выключить фары, и никто ничего не увидит впотьмах. В том числе и сверху.

Отодвинув тарелку, она смешала клюквенный сок с несколькими каплями «Грей гуз»[12]12
  Популярная на Западе марка водки.


[Закрыть].

– Три трупа утоплены, а один оставлен на открытом месте… Что бы это могло значить?

– Может быть, преступник стал слишком самоуверен?

– Похвастался, – кивнула Робин. – Как будто это то, чем можно гордиться.

* * *

Тот интернет-бизнесмен прислал в подарок Робин целую коробку фильмов с Одри Хепберн. Мы просмотрели большинство DVD-дисков, а «Шараду» приберегли для долгой спокойной ночи.

Через десять минут после начала фильма зазвонил телефон. Я проигнорировал его и привлек Робин поближе к себе. Несколько секунд спустя звонки возобновились. Я поставил фильм на паузу.

– Завтра в десять утра ты свободен, верно? – спросил Майло. – Прилетает мать Селены.

– Конечно.

– Всё в порядке?

– Абсолютно.

– Я вклинился во что-нибудь?

– В высокие интриги, где задействованы прекрасные люди.

– А, киношка…

– Ты просто выдающийся детектив.

– В реальной жизни такого не бывает. Возвращайся к своей кинодраме. О костях я расскажу тебе завтра.

– А что именно о костях?

– Эй, я не хочу отвлекать тебя от Робин, собачки и выдуманных прекрасных людей.

– Так что?

– Доктор Харгроув управилась быстрее, чем думали. Все три скелета утопленных жертв составлены полностью, не считая отсутствующих правых рук. Неизвестная Номер Два – чернокожая женщина, в том же возрастном интервале, что и Номер Один – та, что со сломанной ногой, – и тоже, вероятно, удушена. Судя по длине ее бедер, рост минимум пять футов семь дюймов, и степень деформации указывает на то, что у нее, видимо, был значительный лишний вес. Харгроув предположила, что этому захоронению примерно полгода, но точно установить она не может. Номер Три – белая женщина, старше, чем другие, около пятидесяти лет, среднего роста, тоже сломана подъязычная кость, никаких особых примет не найдено. Давность захоронения – возможно, та же самая, что и у Номера Два, а может быть, и больше, трудно сказать. Еще один кусочек информации: в списке департамента полиции Сан-Диего числится пропавшая чернокожая женщина по имени Шералин Докинз. Двадцать девять лет, аресты за попрошайничество и наркотики; пять лет назад она сломала ногу в автокатастрофе, и после этого хромала.

– Сто двадцать миль отсюда, – прикинул я. – Наш преступник – путешественник?