Текст книги "Искупительница"

Гости в зале ахнули в почтительном ужасе. Ай Лин решила взять происходящее под контроль, хлопнув в ладоши:

– Да здравствует Экундайо, – объявила она, поднимая кубок и улыбаясь нам обоим. – Первый Помазанник императрицы-Искупительницы! За мир во всем Аритсаре!

Зал разразился аплодисментами, сперва растерянными, потом – почти с маниакальным энтузиазмом. Многие поднимали кубки в согласии с тостом. Музыканты заиграли торжественную мелодию, и мои спрайты пульсировали под ритм. По сигналу Ай Лин слуги начали бросать с балконов лепестки цветов и кусочки сверкающей ткани – финал нашего представления.

Дайо поднял меня в воздух, закружив в объятиях. Я невольно рассмеялась: от счастья у меня словно выросли крылья. Потом Дайо поставил меня обратно…

…И зал исчез.

Или скорее исчезли все люди в нем. Я стояла в просторной и тихой комнате: вместо гостей торжества меня окружали дети с пустыми лицами. Две тысячи чумазых тел, пахнущих смертью, смотрели на меня ничего не выражающим взглядом.

Сердце испуганно заколотилось.

– Что вы такое? – просипела я, царапая свои руки: узоры Искупительницы жгли кожу, как море огненных муравьев. – Откуда вы пришли? Чего вы хотите?

Дети смотрели на меня все так же равнодушно. И через несколько мгновений заговорили монотонным хором:

«Мы требуем справедливости – никому нет дела – должна была спасти нас – мертвы, все мертвы – почему тебе все равно? – недостаточно – ты делаешь недостаточно – заплати за наши жизни – справедливость – должна заплатить…»

Я закрыла уши, но тщетно. Узоры на руках светились, угрожая расплавить кожу до костей.

– Чего вы хотите? – прокричала я снова. – Ради Ама, просто скажите, что вам нужно!

Они снова замолчали. Затем тысячи грязных пальцев синхронно указали на меня, и дети вновь заговорили одновременно:

«Искупительница. Искупительница. Императрица-Искупительница».

Я вернулась в Имперский Зал: Дайо все еще держал меня в руках. В ушах звенела радостная музыка. Меня прошиб холодный пот.

– Тар? – Дайо вгляделся мне в лицо – его улыбку сменило беспокойство. – Ты как будто была где-то не здесь. Все в порядке?

Я взглянула на него, цепенея от ужаса. Он не видел их.

Никто не видел этих детей, кроме меня.

– Конечно, – сказала я, почувствовав, как пересохло в горле, и выдавила слабую улыбку.

Дайо поднял наши сцепленные руки в знак триумфа. Лепестки падали с потолка – каскад алого и белого. Толпа взревела:

– Да здравствует император! Да здравствует императрица-Искупительница!

Часть II

Глава 8

Когда мы с Дайо, Ай Лин и Кирой вернулись в Имперские апартаменты, эхо разговоров через Луч в коридорах уже смолкло. Наши названые братья и сестры спали, устроившись рядом в общей гостиной. Они храпели и бормотали что-то сквозь сон, держа в руках пустые кубки из-под вина и наполовину съеденные миски фуфу. Похоже, они пытались нас дождаться. Сердце переполнила нежность: моя пестрая семейка расслабленно лежала на диванах и коврах, дыша в унисон. Я коснулась кончиками пальцев каждой головы, посылая всем сны. Хотя я скучала по ним весь вечер, мне было легче от того, что они уже спят.

Если бы они бодрствовали, мне пришлось бы рассказать им, что я схожу с ума.

Скоро они и сами узнают, когда до них дойдут дворцовые сплетни. Служанка видела, как я разговариваю с воздухом, и весь двор был свидетелем того, как моим телом завладел божественный дух. Более религиозная часть населения Ан-Илайобы, возможно, теперь проникнется ко мне почтением, но здравый рассудок и близость с богами обычно не идут рука об руку. Я хотела, чтобы Аритсар воспринимал меня всерьез в качестве императрицы, а не заточал в позолоченный храм, как сумасшедшего оракула.

Но об этом я решила подумать завтра. Пожелав спокойной ночи Дайо, Ай Лин и Кире, я заметила, что одного человека в общей куче спящих тел не хватает.

«Джит? – спросила я мысленно, сканируя Лучом соседние помещения. – Где ты?»

Ответом мне послужило шевеление разбуженного разума. Я ощутила волну виноватого тепла.

«Здесь. Прости, я хотел тебя дождаться».

Я последовала за голосом. Санджит нашелся в моей спальне: он сидел на помосте, где располагалась моя циновка. Эта спальня, поспешно добавленная к Имперским апартаментам после моего становления императрицей, все еще ощущалась чужой, несмотря на расписные стены и высокий стеклянный купол потолка, позволяющий мне следить за спрайтами в небе. Санджит выглядел сонным в тусклом свете ламп. Когда я вошла, он встал, протягивая мне поднос с блюдами – рагу и жареные бананы, уже остывшие, но все еще соблазнительно пахнущие специями.

– Припас с ужина, – пробормотал он, зевая. – Я знаю, что вам с Дайо на этих праздниках не позволяется есть.

– Так бы и расцеловала тебя! – простонала я, оседая на софу и вдыхая аромат еды с искренней благодарностью.

Санджит усмехнулся и сел рядом. Задумчиво оглядел мой наряд, особенно верх из ракушек каури.

– Итак, – начал он непринужденным тоном, – полагаю, правители континента поклялись тебе в верности с первого же взгляда?

Хмыкнув, я вытерла руки от жира после жареных бананов, совершенно не чувствуя себя соблазнительной. Мой сложный макияж и золотая пудра на плечах успели смазаться и поблекнуть во время пира, ожерелье из ракушек спуталось, а одежда измялась… но Санджит все равно смотрел на меня с явным восхищением.

– Едва ли, – сказала я. – Но, по крайней мере, они планируют остаться на какое-то время. Дайо фактически предложил им мою голову на блюдце. – Он испуганно отшатнулся, так что я поспешила пояснить: – Я должна показать им все мои воспоминания. Даже самые плохие. Не спрашивай – это якобы должно заставить их полюбить меня или что-то вроде того. – Я уставилась на свои окольцованные пальцы. – Не очень хочу об этом говорить.

Я решила пока не думать о состоянии своего рассудка. Так казалось проще, пока призрачные мертвые дети поджидали меня в темных углах.

Санджит не стал расспрашивать. Вместо этого он слегка коснулся ногой моей лодыжки – там, где крошечные колокольчики звенели на золотой цепочке. Браслет его матери с ракушкой каури сверкал на моей ноге.

– Знаешь, – сказал он, лукаво блеснув глазами чайного цвета, – ама была бы разочарована, если бы ты никогда в этом не танцевала.

Мои щеки вспыхнули. Я поспешно отогнала от себя образ самодовольного, ненавистного лица джибантийца, танцевавшего со мной на пиру.

– Сомневаюсь. Мое чувство ритма оскорбило бы память твоей матери.

Он покачал головой.

– Ты бы ей понравилась.

Снаружи комнаты забили в свои барабаны гвардейцы, обозначая поздний час. Санджит встал, потирая шею, и взглянул на дверь:

– Наверное, нам пора ложиться.

– Наверное. – Я накрутила на палец прядь волос. – Где мы будем сегодня? Остальные уснули в общей гостиной.

Со всеми этими событиями у нас не было возможности побыть наедине после моего возвращения с горы Сагимсан. У Санджита, разумеется, тоже имелась своя спальня, но нас слишком часто атаковали проявлениями привязанности наши любвеобильные братья и сестры, чтобы у нас было время друг друга искать.

– Я еще не решил, – ответил Санджит, бросив в мою сторону застенчивый взгляд. – Хочешь побыть одна?

Я подумала о детях с мертвыми глазами, прячущихся в темноте. Подавила дрожь, заставив себя усмехнуться.

– Нет, – выдавила я. – Я бы предпочла, чтобы ты остался.

Он кивнул без единого слова. Я встала, чтобы раздеться. Моя комната походила на лабиринт из сундуков, подушек и позолоченных столиков, покрытых баночками с мазями и кремами, функции которых я так и не запомнила. Сверкающий мир Ан-Илайобы представлял собой резкий контраст по сравнению с босоногой простотой Крепости Йоруа и военными порядками Детского Дворца. Я стала рыться в узорчатых сундуках, чихая от саше с миррой и янтарем. Наконец я нашла льняную ночную сорочку с вышитым вдоль воротника узором из солнц.

Санджит, уже переодевшийся в тунику с низким вырезом и штаны для сна, с преувеличенным вниманием разглядывал свои сандалии.

Только сейчас я вдруг осознала, как мало на мне надето… и как трудно будет снять это ожерелье из ракушек. Оно едва прикрывало мне грудь, застегнутое в двух местах: на шее сзади и в недосягаемом месте в центре спины.

– Гм, – сказала я. – Не мог бы ты помочь?

Я не подняла взгляда: только слышала его приближающиеся шаги. Мозолистые пальцы скользнули по моей спине, ослабляя ожерелье. Вдоль позвоночника у меня пробежала толпа мурашек. Я замерла: его дыхание согревало мне шею.

Он расстегнул вторую застежку. Ожерелье упало мне в руки, и мгновение мы оба стояли неподвижно. Я ощущала жар его кожи.

Я отстранилась, чтобы снять юбку и натянуть ночную сорочку. Подол сорочки касался моих лодыжек, наконец полностью меня укрыв – хотя ощущение мягкого льна на бедрах почему-то заставило меня чувствовать себя еще более обнаженной.

Дрожащими руками я ополоснула лицо розовой водой и завернула волосы в платок для сна. Санджит освежился в моей лохани и небрежно причесал пальцами свои кудри, с которых капала вода.

Масляные лампы почти догорели: в воздух поднимались струйки ароматного дыма. Открытая арка вела на балкон, откуда доносилось стрекотание цикад в ночи.

– Что ж, – сказала я, – нам стоит поспать.

– Верно, – отозвался он.

– Завтра тяжелый день. Боевые тренировки. Заседания в суде.

– Все расписано по часам, – согласился он.

А затем я обвила его руками. Его губы коснулись моей шеи, ключицы, мочки уха – каждой части меня, способной петь и трепетать. Когда я стянула с него рубашку, кожу стало слегка покалывать: Санджит использовал свой Дар, отслеживая удовольствие в моем теле и находя слабые места.

– Это нечестно, – пробормотала я.

– Как и это ожерелье, – ответил он низким, глубоким голосом.

Он подхватил меня на руки. Я слышала биение его сердца напротив моего, громкое и лихорадочное, пока он поднимался на помост для сна. Мы упали на шелковую постель. Поскольку мои названые братья и сестры часто мигрировали из спальни в спальню, я спала на этом помосте всего дважды… и не собиралась делать этого сейчас.

Санджит приподнялся надо мной, опираясь на руку. Его глаза сверкали дымчатым янтарем. Я исследовала пальцами впадины и изгибы на его груди, наслаждаясь его мышцами. На его медной коже блестели капли розовой воды. Свободной рукой он погладил мои ноги. Медленно задрал подол сорочки до бедра… а затем остановился.

– Тар. – Он замер. – Ты точно этого хочешь?

Я очень старалась дышать ровно и размеренно.

– Я люблю тебя, – пискнула я.

Он улыбнулся мне – тепло и нежно.

– Знаю, солнечная девочка. Но мы не делали этого раньше. – Он поцеловал меня в плечо, выводя кончиками пальцев дурманящие круги на моем бедре. Но продолжал вглядываться мне в лицо. – Я хочу, чтобы ты была уверена.

Горло у меня горело. Я чувствовала, как он исследует мое тело своим Даром – Верховный Генерал составлял карту территорий, планировал кампании, чтобы устроить пожар в моем теле.

Ответом на его вопрос было «да». Я хотела его целиком и полностью. Но…

Перед глазами мелькнул образ: крошечный человечек с мягкими волосами и глазами чайного цвета. С Лучом, сияющим в хрупком новом теле.

Я застыла. Санджит тут же убрал руку. С бешено стучащим сердцем я коснулась его лица – Санджит поймал мои пальцы ртом, и я сглотнула, пытаясь сосредоточиться.

– Есть определенный риск, – сказала я наконец.

– Мм. – Он задумчиво кивнул. – Для этого есть травы. И зелья.

– Да. Но сейчас у нас их нет, а я не хочу посылать за ними слуг.

У слуг сегодня и так достаточно поводов для слухов, связанных с императрицей.

– Так что… – я убрала руку от его лица, – не сегодня, Джит. Прости. Я не знала, что буду так себя чувствовать, пока не…

– Не извиняйся. – Он поцеловал меня в макушку и лег рядом, грустно усмехнувшись. – Хотя, на будущее, если ты планируешь носить это ожерелье и дальше… нам понадобится запасной план.

Хмыкнув, я наклонилась и поцеловала его в щеку. Прижалась лицом к его плечу.

– Это… странно, да? Что я не уверена насчет детей? В конце концов, все думали, что я произведу на свет наследника для Дайо. Наверное, я должна была уже привыкнуть к этой мысли. – Я нахмурилась, глядя в темноту. – Почему я во всем так отличаюсь от остальных?

Санджит лежал неподвижно какое-то время, глядя на лавандовых спрайтов, сверкающих в ночном небе над потолком.

– Как бы там ни было, солнечная девочка, – сказал он наконец, – именно это мне в тебе и нравится.

Я вздохнула, закрыв глаза.

– Это только потому, что ты такой же странный, как и я.

Он рассмеялся.

Я устроилась у него на груди, наслаждаясь тем, что могу еще немного побыть влюбленной девушкой, пока рассвет снова не превратит меня в сумасшедшую императрицу-Искупительницу.

Глава 9

Я напрасно беспокоилась о дворцовых сплетнях: мое поведение на Вечере Мира к утру уже никого не волновало.

– Вулкан сделал что?! – воскликнула я, когда Дайо разбудил меня и Санджита.

– Уничтожил треть столицы Олуона, – повторил Дайо, вручая мне одежду. – Ну, то есть еще нет. Но скоро.

За окном едва рассвело. Мы с Санджитом торопливо следовали по коридору за Дайо, чтобы присоединиться к остальному Совету в общей гостиной.

Наши братья и сестры ходили кругами, набивая дорожные сумки одеждой, оружием и лечащими травами.

– Гобелены Умансы, – выдохнул Дайо. – Он расшифровал пророчества. Он не замечал общих закономерностей, пока не закончил последний гобелен час назад.

Пророческие гобелены Умансы висели теперь на стенах гостиной. В одном углу стояло высокое веретено, скрытое тенью в слабом утреннем свете, где Уманса проводил каждый вечер за ткачеством. На гобеленах он изображал картины, доступные лишь его невидящему взору. В них из фрагментов складывались истории – пылающий хаос из символов и созвездий, падения и становления империй под капризные обороты планет.

– Еще ничего не уничтожено, – вставил Уманса, поворачиваясь к нам с Дайо ухом. – Вулкан еще даже не начал извержение. Мои видения не предсказывают точное время.

– Но мы должны остановить это, – сказал Дайо, заламывая руки, пока я сонно снимала свой платок для сна. – Это может случиться в любой момент.

– Мы не можем подождать хотя бы до завтрака? – проворчала Эмерония.

Она сидела на полу посреди всего этого хаоса, скрестив ноги, и смотрела в свой стеклянный шар.

– Я проверила границы города. Никаких признаков пожаров, лавы или чего-то подобного. Если видения Умансы такие срочные, почему он не сказал об этом раньше?

– Я сказал, – возразил Уманса, скрестив свои татуированные руки на груди. – Или, во всяком случае, об этом говорили мои гобелены. Но только сейчас все стало ясно.

Он показал на стены гостиной, где гобелены, сотканные им за последние недели, сверкали черным, алым и коричневым. Последний гобелен все еще свисал со станка: на нем изображалась гора с зубами, когтями и пугающе человеческими глазами. Каменный зверь присел на задние лапы, напружинившись, и извергал лаву изо рта. Гобелен обрамляли символы и планеты, обозначающие место расположения монстра.

Затулу, Верховный Декан Имперской академии, яростно писал что-то на табличке, глядя поочередно то на гобелены, то на свитки.

– Здесь что-то не сходится. На гобелене Умансы вулкан находится там же, где Храм Олоджари.

Я нахмурилась.

– Кузница Углей?

Люди Углей почитали Полководца Пламя, одного из главных богов Аритсара. Его служители строили шахты и кузницы по всему Аритсару, надеясь, что стихийное божество благословит их усилия золотыми, железными и угольными жилами.

– Кузница принадлежит Людям Углей, – подтвердил Уманса. – Но шахта под ней – имперская собственность.

– Ох.

Еще одно место, которым мы с Дайо владеем. Видимо, знать управляла за нас и этой шахтой тоже.

– Я отслеживал поступления в казну оттуда, – продолжил Уманса. – Недавно группа мятежников начала подрывать поставки ресурсов. Я думал, мои пророчества указывают на какое-то восстание – но, похоже, я ошибался. Настоящая опасность – в самой горе.

– Но Олоджари в семидесяти милях отсюда, – сказала Кира. – Вулкан не сможет уничтожить столицу.

– Это не вулкан, – пробормотал Санджит. – Это кое-кто другой.

Он уже закрепил на бедре ножны. Молча подойдя к последнему гобелену Умансы, он поморщился, разглядывая яростное лицо горы.

– Я уже видел подобное лицо, – сказал он, посылая видение через Луч.

Все замерли, увидев воспоминание Санджита: худой и высокий мужчина с кобальтово-синими пылающими крыльями и раскосыми желтыми глазами.

– Не понимаю, – произнесла Ай Лин. – Зачем духу-хранителю Суоны пробуждать вулкан в Олуоне?

– Это не Мелу, – возразила я, тяжело сглотнув. – Это другой алагбато, кажется. Но точно не мой отец.

– Если не Мелу, то кто? – удивился Затулу. – У Олуона нет духов-хранителей, по крайней мере, я о них не слышал. Большинство алагбато умерли, когда мы стали обрабатывать землю и строить города.

– Это Малаки, – сказала Кира.

Мы все удивленно повернулись к ней. Она нервно теребила концы своего молитвенного платка, потрясенно моргая.

– Безумная Малаки, Малаки-под-Горой… я слышала о ней песни. Только сейчас вспомнила. Никто не знает наверняка, но… Верховная Жрица Мбали говорит, что это Малаки создала двери в Имперский Зал.

Я вдруг вспомнила легенду: о том, как алагбато сделала двери из железа, которое достала из собственного сердца. Кира осенила себя знаком Пеликана, чтобы отвадить неудачу.

– О ней никто не говорит. Старейшины считают, что это плохая примета – произносить ее имя вслух в стенах дворца. Но в любом случае никто не видел ее уже сто лет, хотя она охраняла эту гору тысячелетиями. Мбали даже не уверена, что Малаки еще жива.

– Не вижу причин для паники, – сказал Камерон и с ухмылкой приобнял меня за плечи: – У нас есть собственный алагбато. Тар просто убедит Безумную Малаки успокоиться, правда, Тар?

– Я не волшебный дух! – возмутилась я, выворачиваясь из его рук. – Я даже не бессмертная, за исключением неуязвимости к огню! Что, по-твоему, я должна сделать?

Я рассеянно коснулась своей маски львицы. К моему удивлению, помазание Дайо не дало мне новую неуязвимость: вместо этого одинокая красная полоса на маске, символизирующая мою неуязвимость к огню, стала ярче, позолотев по краям. Луч, похоже, позволял мне помазать одного советника сверх положенных. Но, как и все остальные Лучезарные, я буду неуязвима только к двенадцати смертям. Меня утешала мысль, что я умру лишь в старости… если предположить, конечно, что я переживу следующие два года.

Камерон пожал плечами:

– Не знаю. Но Мелу ты, похоже, нравишься. Если я и узнал что-то о волшебных созданиях, так это то, что представители одного вида чуют своих – и неважно, как сильно они различаются внешне.

– Одна проблема, – объявил Уманса тихо. – Олоджари – не единственная катастрофа.

Он показал на гобелены, покрывавшие стены гостиной. Я осознала, что каждое полотно изображало разных созданий со светящимися глазами: одни вызывали наводнения в реках и озерах, другие поднимались из разломов в земле, третьи мчались сквозь снежную бурю или бушевали посреди пылающих джунглей и лесов.

– Так повсюду, – подтвердил Уманса. – Алагбато пробуждаются по всему Аритсару, угрожая уничтожить все наши природные ресурсы.

В комнате воцарилось потрясенное молчание.

– Мы должны вернуться в свои родные королевства, – медленно произнесла Майазатель. – Все мы.

– Нужно остановить их, – согласился Тео. – Или хотя бы выяснить, чего они хотят. Будет сложновато, раз мы собираемся разделиться, но…

– Разделиться? – вмешалась я. Голова у меня кружилась. – А как же лучевая тоска?

– По-другому не получится успеть везде одновременно, – сказал Санджит, изучая карту на военном столе. – Так что придется потерпеть. Постараемся нигде не задерживаться. Лечить симптомы другим способом.

– Это невозможно, – запротестовала я.

– Возможно, если использовать кусо-кусо, – сказала Тереза, дрожащими руками поднимая к носу флакон с ароматическими травами. – Будет нелегко, но если мы все будем принимать мой новый сорт кусо-кусо в одно и то же время, то Луч сможет объединять наши разумы на большом расстоянии. Не навсегда – травы не настолько сильные. Но если принимать их каждый день, мы сможем поддерживать связь какое-то время. Скажем, месяцев пять или шесть.

– Хорошо. – Санджит коротко кивнул. – Если повезет, Аритсар даже не узнает, какая опасность ему грозила. Предотвратим катастрофы еще до того, как они случатся.

Мое сердце забилось чаще от волнения. Пять-шесть месяцев? Мы никогда еще не разлучались так надолго. Никогда. А вдруг с ними что-нибудь случится?

Майазатель с довольным видом отряхнула руки от пыли, похлопав по кожаному свертку с оружием:

– Слушайте, я, конечно, буду жутко по вам скучать, но… Великий Ам, наконец-то появилась возможность уехать из дворца. Я улучшала свои изобретения с того самого дня, когда абику напали на Эбуджо. Мои новые пушки могут стрелять вдвое большим количеством святой воды в сравнении со старыми, и я до смерти хочу их испытать.

– Абику в Эбуджо были демонами, – напомнила Кира. – На алагбато святая вода не работает. Кроме того, алагбато не рождаются злыми: нам стоит сперва попытаться с ними договориться.

– Я захвачу свою лиру, – предложил Тео, вытаскивая инструмент из сумки на спине и похлопав его по бокам. – Если мои песни способны убаюкать зверей Камерона, то наверняка справятся и с алагбато.

– Дайо и Тарисай, разумеется, останутся в Олуоне, – сказала Ай Лин, вышагивая по комнате. – Они возьмут на себя алагбато в Олоджари, но мы не можем рисковать и отправлять их куда-то далеко от столицы. Мы только что убедили остальных правителей континента остаться. Я тоже немного задержусь, чтобы помочь Тарисай с этими монархами. Но потом отправлюсь в Морейо.

– Я отложу отъезд в Дирму, – пробормотал Санджит, мрачно глядя в окно на крыши столицы. – Пока что. Здесь слишком много дел. Если Малаки не прислушается к Тарисай, придется мобилизовать Имперскую Гвардию. Распорядиться об эвакуации. Построить баррикады, окопы. Лагеря для беженцев.

Все начали говорить разом. Лица их сияли, пока они планировали свой отъезд и обменивались стратегиями по успокоению алагбато. Они… и правда хотели уехать. Все они. Моя семья хотела сбежать из нашего безопасного дома. Им не терпелось встретиться лицом к лицу с опасностью… и покинуть меня. Я сжала зубы, вспоминая видения мертвых детей в Имперском Зале – шелестящие тени в уголке глаза.

– Прекратите! – рявкнула я.

Мои братья и сестры застыли, повернувшись ко мне.

– Извините. Я просто… просто… – Я запнулась, нервно дергая себя за волосы, пока мои кудряшки не распрямились. – Вы слишком быстрые. Все вы. Это небезопасно. Расходиться вот так по всему континенту. Бросать столицу, бросать друг друга? Наша семья должна работать не так. Это неправильно. И глупо. Это… – мой страх сменился злостью, – эгоистично.

Мгновение стояла тишина. Потом Майазатель коротко рассмеялась:

– Уж кто бы говорил!

Я моргнула.

– И что это должно значить?

– А ты как думаешь? – Она отвела взгляд, теребя одной рукой свои шелковые косички. – Тар, если бросать нашу семью из-за прихоти – это эгоистично, то… ты здесь – самая большая эгоистка.

Я фыркнула. Огляделась, ожидая, что другие встанут на мою сторону. Но вместо этого я увидела лишь, как остальные переступают с ноги на ногу, избегая моего взгляда – даже Кира.

– Вы все с ней согласны, – выдохнула я. – Вы обсуждали меня за моей спиной. И считаете, что Майазатель права.

– Нет, все не так, – сказала Кира, примирительным жестом коснувшись моей руки. Затем она переглянулась с остальными. – Ну… не совсем так. Просто…

– Просто ты предложила себя абику, – выпалила Эмерония. Она уставилась в свой шар, пытаясь скрыть дрожащую нижнюю губу. – Ты вернулась с Сагимсана, отменила Перемирие и поклялась отправиться в ад. И все это – даже не спросив нас. Даже не подумав о том, что с нами будет, если ты у-умрешь… – Она замолчала, пытаясь сдержать слезы.

Я увидела, как ее горе отразилось на лицах остальных – даже на лице Санджита. И Дайо.

– В последний раз повторяю, – сказала я, – я не собираюсь оставаться в Подземном мире навсегда.

– Ты не можешь обещать этого, – сказал Тео, рассеянно перебирая струны. – И, Тар… с тех пор как ты вернулась с Сагимсана, ты изменилась. Стала отдаляться от нас. И часто злишься без повода.

На смену растерянности пришла ноющая боль.

– Вы – мои единственные друзья, – пробормотала я. – Я только о вас и думаю.

– Раньше так и было, – сказал Затулу. – Но ты изменилась, Тар. Я не говорю, что это плохо. Мы просто… еще не привыкли к новой Тарисай. Той, которая нарушает законы, устраивает побеги из тюрьмы и сбегает в Сонгланд, чтобы исправить старую несправедливость…

– Старую несправедливость?! – не сдержалась я. – Вроде двух сотен детей, которых принесли в жертву в прошлом году, и тысяч детей до того?

Все виновато притихли.

– Никто не говорит, что наша империя идеальна, – произнесла наконец Майазатель, скрестив на груди руки. – Но ты исчезла на несколько месяцев. А теперь вернулась и думаешь только о том, чтобы менять все вокруг. Новые перемирия! Новые Советы! Мы поддержим тебя как императрицу, Тар, но тебе не приходило в голову, что, возможно, некоторые из нас – ну, любят Аритсар таким, какой он есть?

Кира сжала мою руку крепче.

– Не пойми неправильно, Тар, – сказала она мягко. – Мы знаем, что тебе пришлось изменить условия Перемирия. Но больше всего на свете мы просто хотим, чтобы ты вер… – Она прикусила губу. – Чтобы ты была счастлива.

Но я услышала то, что она не произнесла вслух.

«Мы просто хотим, чтобы ты вернулась».

Хотела бы я не слышать этого. Я попыталась убедить себя, что просто неправильно все поняла, что я веду себя несправедливо. Что я могу все исправить. Дать моим друзьям то, чего они хотят. Но когда я вгляделась в их виноватые лица, осознание обожгло меня, как солнце в полуденной саванне. Правда походила на смертоносный уголь, тлеющий среди золы.

Моя семья скучала по недолюбленной девочке из Саванны. По той, которая больше всего на свете обожала своих друзей и чей гнев можно было успокоить поцелуем. Они скучали по дереву в позолоченном горшке. По той девочке, которая так боялась себя и так благодарна была судьбе за обретенную семью, что мир мог сгореть дотла, а она бы только улыбнулась и назвала бы это раем.

И хотя я по-прежнему любила моих друзей, хотя я по-прежнему готова была ради них жить и умереть, я никогда уже не стану той Тарисай снова.

– Я должна вам всем кое-что сказать, – прошептала я, уставившись в пустоту. – У меня случаются видения. Мертвые дети, похожие на того, кто убил Таддаса. Одного я видела прошлой ночью на торжественном вечере – и еще одного сразу после помазания Дайо. Я не знаю, хотят ли они мне помочь или навредить.

– Правда? – Эмерония, изучавшая сверхъестественные явления в качестве Верховного Мага, тут же встревожилась. – Когда обычно эти создания появляются? Когда ты делаешь, думаешь или чувствуешь что-нибудь определенное?

Я задумалась, прикусив щеку. Первый ребенок появился, когда я была полна надежды, думая, что сумела спасти Таддаса. А второе видение настигло меня в зале, полном танцующих людей, пока я наслаждалась триумфом своего Вечера Мира. И наконец, за мгновение до того, как зал показался мне массовым мавзолеем… я праздновала помазание Дайо.

«Как ты можешь праздновать? – шипели призраки. – Как ты можешь жить, когда мы мертвы? Ты делаешь недостаточно. Недостаточно. Заплати за наши жизни».

– Я не уверена, – сказала я наконец. – Не совсем. Я только знаю, что каждый раз, пока не появлялись видения… мне почти казалось, что я справляюсь. Что я делаю все возможное и заслуживаю быть Лучезарной. Заслуживаю быть императрицей. А потом голоса заставляют меня чувствовать себя… бесполезной. Чувствовать, что в мире слишком много зла, слишком много несправедливости, и я должна это исправить.

– Это странно, – сказала Эмерония, снова заглядывая в свой шар. – Я слышала о созданиях из Подземного мира раньше, но…

– Думаешь, это тени? – спросила я с надеждой. Если эти видения – настоящие духи, то я, по крайней мере, не схожу с ума.

– Не совсем, – сказала она медленно. – Тени – это души недавно умерших. Они посещают наш мир, только если их призвать, и даже тогда могут не явиться на зов. После этого они присоединяются к Шествию Эгунгуна и направляются к последнему пристанищу в Ядре. Но некоторые тени не добираются до Рая. Они просто… остаются там, не способные упокоиться с миром. А иногда…

Она помедлила.

– Говорят, абику поглощают потерянные души. Оскверняют и изменяют их, создавая нечто, что существует на грани между жизнью и смертью. Они могут появляться как в виде духа, так и во плоти и известны тем, что смешивают правду и ложь. Тар… тебя преследуют оджиджи.

По моим покрытым узорами рукам пробежали мурашки.

– Это не могут быть они, – возразила Кира. – Оджиджи полны ненависти, они всегда подбивают человека совершить зло. Уничтожать себя и других. Они не убеждают людей исправлять несправедливости.

– Возможно, они просто издеваются, – прошептала я. – Возможно, они знают: неважно, как сильно я переживаю, неважно, как сильно я стараюсь… я всегда делаю недостаточно.

Мой голос дрогнул. Глаза щипало от слез. Невидимые ласковые руки тут же коснулись кожи: все одиннадцать моих братьев и сестер потянулись ко мне Лучом. Я ощущала их любовь, глубину которой не выразить словами. Я закрыла глаза, посылая им такое же мысленное тепло в ответ – каждому члену моей вечной семьи, каждой веточке моего внешнего сердца.

«Наша, – пели они в бессловесной гармонии, – Тар – наша, и Тар – достаточно».

Но в тот самый момент, когда я начала было расслабляться…

Это произошло снова.

Призрачный маленький Искупитель появился в комнате, скользя над полом и проходя сквозь моих братьев и сестер. Узоры на руках болезненно вспыхнули. Создание улыбнулось ничего не выражающей улыбкой, подняв палец к губам.

Его рот не двигался. Но я услышала его:

«Не говори им».

– Это происходит прямо сейчас, да? – требовательно спросила Кира. Она потрогала мой лоб: ее взгляд светло-ореховые глаз был серьезен и проницателен. – Скажи мне. Я спою для тебя.

«Твои друзья не видят того, что видишь ты, – вздохнул оджиджи. – Они испорчены своими привилегиями. Не знают истинную цену переменам».

Я сжалась от его слов: это правда. Я и сама об этом думала всего несколько минут назад, когда Майазатель ныла о том, что я, видите ли, хочу сделать империю лучше. Но Эмерония сказала, что эти создания хотят мне навредить. Они говорят и ложь, и правду.

«Они слепы, великая императрица-Искупительница. Они слепы, а ты одинока».

Где была правда, а где – ложь?

Я взглянула на Киру. И вдруг поняла: нет, они не в силах исцелить меня. Кира может сколько угодно петь мне, и мои братья и сестры могут сколько угодно утешать меня объятиями, заклинаниями и обещаниями… но этот мертвый ребенок никуда не денется. Он по-прежнему будет шептать свою холодную, жестокую правду.