Текст книги "Изгнание торжествующего зверя"

Так что, значит, отказав Фортуне в Геркулесовом троне, Юпитер решил предоставить ей и этот трон, и все прочие, какие только есть во вселенной. Остальные боги не перечили этому решению; и слепая богиня, видя, что по ее жалобе состоялось определение сверх ее ожиданий, простилась с Сенатом такими словами:

106. – Значит, я ухожу явная – явная и тайная – тайная для всей вселенной; пойду по высоким и низким палатам и, как смерть, сумею возвышать смиренных и низлагать гордых и в конце концов в силу превратностей все уравнивать. Своею неизвестной последовательностью и неразумным разумом (ибо я – выше и вне отдельных разумов) и со своею неопределимой мерой стану вращать колесо, трясти урну с тою целью, чтобы меня никто не мог обвинить.

107. Ну, Богатство, встань по мою правую руку, а ты, Бедность, по левую! Ведите с собою всю вашу свиту. Ты, Богатство, – своих слуг, столь любезных толпе, а ты, Бедность, – своих, столь докучных. Да выступят же, говорю, вперед, тоска и веселость; счастие и несчастие; печаль и радость; веселие и грусть; усталость и отдых; праздность и труд; грязь и украшение. За ними – суровость и наслаждение; роскошь и строгость; сладострастие, воздержание; пьянство, жажда; обжорство, голод; охота, сытость; вожделение, тоска и пресыщение; довольство, пустота; подаяние, приятие; расточительность, бережливость; одевание, раздевание; прибыль, убыток; вход, выход; доход, расход; скупость и щедрость с числом и мерою, избытком и недостатком; равенство, неравенство; долг и одолжение. Затем – доверие, подозрительность; усердие, лесть; честь, бесчестие; уважение, пренебрежение; послушание, ослушание; милость, позор; помощь, отказ; огорчение, утешение; зависть, сорадование; соперничество, сострадание; доверие, недоверие; господство, рабство; свобода, пленение; товарищество, одиночество. Ты, Случай, шествуй вперед, предваряй мои шаги, проторяй тысячу тысяч путей, иди неизвестный, незнаемый, темный, ибо не желаю я, чтобы мое пришествие было слишком предвидимо. Дери за уши всех прорицателей, пророков, жрецов, гадателей и предсказателей. Всем, кто перебегает дорогу и мешает нашему шествию, давай в бок. Убирай прочь с моей дороги всевозможные помехи. Вырывай и выкорчевывай всю эту поросль намерений, кои могут повредить слепому божеству, чтобы через тебя, мой вожатый, мне стало известно, где надо взбираться или спускаться, где сворачивать направо или налево, где двигаться, останавливаться, уменьшать и замедлять шаги. В одно и то же время я и ухожу и прихожу, стою и двигаюсь, встаю и сижу, подавая руку вследствие различных случайностей бесконечно различным вещам. Идем же отовсюду, повсюду, вовсюду, ковсюду; там с богами, тут с героями; здесь с людьми, там со зверьми.

После того как окончилась тяжба и Фортуна удалилась, Юпитер обратился к богам:

108. – По-моему, Геркулесу должна наследовать Сила, ибо там, где Истина, Закон, Суд, должна быть около них и Сила, потому что та воля, которая управляет Судом с Благоразумием через Закон согласно Истине, должна быть постоянной и сильной: ведь, как Истина и Закон образуют Ум, Благоразумие, Суд и Справедливость управляют волей, так Постоянство и Сила ведут к действию, почему и сказано каким-то мудрецом: «Не твори суд, если не можешь доблестью и силой разрушить махину несправедливости».

Ответили все боги:

109. – Ты хорошо постановил, Юпитер, ибо до сих пор Геркулес был образом Силы, созерцаемой на звездах. Наследуй ему ты, Сила, со светочем врожденного разума, ибо иначе ты не была бы силой, а дерзостью, неистовством, смелостью. И не слыла бы за силу, не была бы вовсе ею, ибо дурость, заблуждение, сумасшествие отняли бы у тебя страх перед злом и смертью. Этот свет поможет тебе не дерзать там, где надо бояться, так чего иной раз глупец и головорез не боится, того тем скорее должен бояться мудрец и благоразумный. Он заставит тебя не поддаваться страху и угрозе там, где затронуты честь, общественная польза, достоинство и совершенство личности, забота о божественных и естественных законах. Будь быстрей и проворней там, где другие вялы и медленны; исполняй легко то, что другим тяжело; ставь ни во что или так себе все, что другим кажется слишком или много. Умеряй своих дурных подруг: и ту, что идет с тобою по правую руку со своими служителями – Необузданностью, Смелостью, Заносчивостью, Самонадеянностью, Безрассудностью, Неистовством, Доверчивостью; и ту, что идет у тебя по левую руку с Нищетою духа, Робостью, Страхом, Подлостью, Малодушием, Отчаянием. Сопровождай своих доблестных дочерей Усидчивость, Усердие, Терпение, Великодушие, Долготерпение, Воодушевление, Быстроту, Деятельность с книгою перечня всех вещей, коими надо управлять с Осторожностью или с Настойчивостью, с Отвагой или Терпеливостью, и с перечнем того, чего не должен бояться храбрый, т. е. что нас не делает хуже, как Голод, Нагота, Жажда, Скорбь, Бедность, Одиночество, Преследование, Смерть; а также другого, чего мы должны всячески избегать, так как оно делает нас хуже, как грубое Невежество, Несправедливость, Неверность, Ложь, Скупость и тому подобное. Таким образом, умеряя себя, не склоняясь ни направо, ни налево, не удаляясь от своих дочерей, читая и наблюдая свой каталог, не угашая своего света, ты, Сила, будешь единственной попечительницей Добродетелей, стражем Справедливости и нарочитой башней Истины: недоступная для пороков, непобедимая усталостью, постоянная в опасностях, твердая против наслаждений, презревшая богатство, укротительница Фортуны, Всепобедительная. Необдуманно не дерзай, беспричинно не бойся; не увлекайся удовольствиями, не беги скорбей; ложной похвалой не прельщайся, из-за порицаний не сбивайся с пути; не гордись удачами, не смущайся препятствиями; под тяжестью мучений не гнись долу, от ветра легкомыслия не поднимайся вверх; не будь напыщенной в богатстве и не сжимайся от бедности; презирай избыток, довольствуйся необходимым. Отстраняйся от низости и будь внимательна к высоким подвигам.

110. – Ну что ж постановим относительно моей Лиры? – сказал Меркурий.

Ему ответил Мом:

111. – Возьми ее себе для развлечения на лодке или даже в кабачке. А если вздумаешь подарить кому-нибудь, отдай тому, кто больше заслуживает, и, чтоб долго не разыскивать – кому, иди в Неаполь на площадь Вяза или в Венецию на площадь святого Марка около вечерен; ибо в этих двух местах появляются тогда корифеи тех, кто влезает на подмостки, и среди них ты сейчас же найдешь самого лучшего, кто достоин лиры по праву заслуги, jure meriti.

Меркурий спросил:

112. – Почему же лучшего из этого рода, а не какого-либо иного?

На это возразил Мом, что теперь Лира стала, главным образом, инструментом шарлатанов, средством заманивать и, удерживая публику, бойчее распродавать свои плащи и горшки, все равно как гудок стал инструментом нищих слепцов.

Меркурий спросил:

113. – Значит, в моей власти сделать с Лирою, что мне захочется?

114. – Только не оставлять ее на небе, – заметил Юпитер. – Я хочу (если так будет благоугодно и вам – остальным членам совета) поставить на место девятиструнной мать Мнемозину с девятью Музами[78]78
  Девять муз древности были следующие: Каллиопа (эпическая поэзия), Клио (история), Мельпомена (трагическая и лирическая поэзия), Талия (комическая поэзия), Евтерпа (музыка), Эрато (эротическая поэзия и мимика), Урания (астрономия), Полигимния (пение), Терпсихора (искусство танца). Бруно замещает их соответственно семи свободным искусствам Средневековья – Музыке, Арифметике, Геометрии, Астрономии, Грамматике, Диалектике и Риторике. Из них три первые входили в так называемый trivium; вместо же quadriviuma Бруно дает более современное расположение: Логика, Поэзия, Астрология, Физика, Метафизика и Этика. Последней Бруно отводит самое первое и высшее место.


[Закрыть] – дочерьми.

Тут все боги кивнули в знак согласия, и богиня, выступив вперед со своими дочерьми, принялась благодарить. Арифметика[79]79
  Бруно пишет «арифметрика» вследствие неверной аналогии с геометрией.


[Закрыть] – перворожденная из всех – сказала, что благодарит Юпитера больше раз, чем могут вместить в себе отдельные числа и роды чисел, и еще в тысячу тысяч раз больше того числа, какое ум может получить сложением; Геометрия – больше, чем сколько форм и фигур когда-либо может образоваться, и больше, чем можно вообразить их себе в развивающейся непрерывности; Музыка – больше, чем какая-либо фантазия сможет создать видов созвучий и симфоний; Логика – больше, чем могут наделать нелепостей ее грамматики, ложных убеждений ее риторы, софизмов и ложных доказательств ее диалектики; Поэзия – больше, чем сделали стоп ее певцы, стремясь ускорить бег своих многочисленных басен, и сколько сделают и сделали, создавая стихи; Астрология – больше, чем звезд в неизмеримом пространстве эфирного царства, если только можно сказать больше; Физика – столько благодарностей, сколько может быть ближайших и первых начал и элементов в лоне природы; Метафизика – больше, чем есть видов и родов идей и видов целей и действующих причин в явлениях природы, как сообразно действительности, которая заключается в вещах, так и согласно представляющему понятию; Этика – сколько может быть обычаев, привычек, законов, правд и преступлений в этом и иных мирах вселенной.

Мать Мнемозина сказала:

115. – Столько благодарностей и спасибо приношу вам, боги, сколько может быть отдельных предметов для памяти и забвения, для познания и невежества.

В это время Юпитер приказал своей первенке – Минерве – подать ему шкатулку, которую он держал у себя под подушкой на постели; взял оттуда девять баночек с девятью примочками для очищения человеческого духа – его познания и воли. И прежде всего три из них дал трем первым со словами:

116. – Вот вам самая лучшая помада, которой вы сможете очищать и просветлять способность чувствовать множественность, величину и гармоничное соотношение предметов осязаемого мира.

Дал из них одну четвертой и сказал:

117. – Это для упорядочения способности изобретения и суждения.

118. – Возьми это, – сказал пятой. – Оно, пробуждая некое меланхолическое настроение, может привести к сладостному восторгу и пророчеству.

Дал и шестой, показав ей способ, как открывать глаза смертным к созерцанию вещей первообразных и высших.

Седьмая получила то, чем всего лучше преобразуется разумная способность созерцания природы.

Восьмая – другое, не менее превосходное, что направляет ум к восприятию сверхчувственных вещей, поскольку они оказывают воздействие на природу и поскольку в некотором роде независимы от нее.

Последнее, самое великое, дорогое и превосходное, дал на руки после всех рожденной, которая, как юнейшая, достойнее всех, – и сказал ей:

119. – Вот тут, Этика, то, благодаря чему ты благоразумно, мудро, быстро и с великодушным человеколюбием сумеешь учреждать религии, устанавливать культы, давать законы и править суды, одобрять, подтверждать, сохранить и защищать все то, что хорошо было установлено, определено, назначено и исполнено, приспособляя по возможности чувства и действия к божественному культу и человеческому общежитию.

120. – Что сделаем с Лебедем? – спросила Юнона.

Мом ответил:

121. – Пошлем во имя его диавола плавать вместе с другими или на озере Перг, или по реке Кайстру[80]80
  Кайстр – река в Лидии, славилась своими сладкогласными лебедями.


[Закрыть], где он найдет себе немало товарищей.

– Я с этим не согласен, – сказал Юпитер. – Но повелеваю припечатать клюв его моею печатью и пустить в Темзу: там он будет сохраннее, чем где-либо, так как не так-то легко красть под страхом смертной казни.

122. – Очень мудрое распоряжение, великий Отче! – прибавили боги и ждали, как он распорядится о наследнике.

Тогда, продолжая свое постановление, председательствующий говорит:

123. – По-моему, более всего к этому месту подходит Раскаяние; оно среди добродетелей, как лебедь меж птиц: не дерзает да и не может взлетать высоко, держась внизу под тяжестью стыда и самоуничтожения. Вот почему, оторвавшись от ненавистной земли и не смея взлететь к небу, любит реки, погружается в воды, которые суть слезы сокрушения; в них оно жаждет омыться, очиститься, обелиться после того, как на тенистом берегу грязного заблуждения опостылело самому себе и, движимое чувством отвращения, решилось исправиться и, сколь возможно, уподобиться чистой невинности. С этою добродетелью да вознесутся вновь на небо души, кои были сброшены с неба и погружены в мрачный Орк, прошли через Коцит чувственных наслаждений и воспламенились от Перифлегонта[81]81
  Орк, Коцит и Перифлегонт – адские реки.


[Закрыть] чувственной любви и похоти деторождения; из них же первая – загромождает душу печалью; вторая – делает ее презренной. Пусть, как бы вследствие воспоминания своего высокого наследия, душа возвращается сама к себе, не нравится сама себе за свое настоящее, оплакивает то, чем наслаждалась, становится безжалостной к себе и тем самым, мало-помалу избавляясь от своего настоящего состояния, укрощает в себе животное естество и тяжесть грубой сущности, окрыляется вся, воспламеняется и нагревается на солнце, зажигается страстною любовью к горнему, становится воздушной, летит к солнцу, возвращаясь вновь к своему источнику.

124. – Раскаяние по достоинству помещено среди добродетелей, – сказал Сатурн, – ибо, будучи дочерью отца Заблуждения и матери Несправедливости, тем не менее, как красная роза, скрывается за жесткими и колючими шипами, как блестящая и прозрачная искра, высеченная из темного твердого булыжника, летит вверх, стремясь к родному солнцу.

125. – Чудесно предусмотрено и определено! – сказал весь божественный совет. – Да восседает Раскаяние среди добродетелей, да будет одним из небесных божеств!

При этом всеобщем крике раньше, чем было внесено предложение о Кассиопее, возвысил голос неистовый Марс и сказал:

126. – Пусть никто, о боги, не берет у моей воинственной Испании эту матрону, которая, будучи столь надменной, гордой и величавой, не удовольствовалась тем, что сама взошла на небо, но взяла с собою еще и трон с балдахином. Она (если это угодно будет Громовержцу Отцу и если вы не захотите огорчать меня с риском перетерпеть, по крайней мере, то же самое, когда попадетесь мне в руки) хотела бы, чтоб вы направили ее именно туда, так как у нее повадки этой страны, как будто она родилась там.

Мом возразил:

127. – Разве кто оспаривает Надменность и эту женщину, которая являет собой живой образ Надменности, у синьора храброго капитана эскадры?

Ему Марс:

128. – Этим мечом я покажу не только тебе, бедняжка, у кого, кроме гибкого языка без соли, нет другой силы и доблести, но даже всякому (кроме Юпитера – на то он и выше всех!), кто скажет, что не находит ни красоты, ни славы, ни величия, ни великодушия, ни силы, достойной защиты мечом Марса у той, кого вы называете Кичливостью, и что ее позор не стоит искупать ужасным острием, каким я обыкновенно укрощаю и богов, и людей.

129. – Возьми же ее, – прибавил Мом. – Себе на беду, ибо среди нас вряд ли найдется еще такой чудак и глупец, который, ради приобретения одного из этих ядовитых и мятежных зверей, захотел бы подвергаться опасности проломить себе голову.

130. – Не раздражайся, Марс, не сердись, Мом! – сказал кроткий Первородитель. – Легко и с радостью можно было бы, о бог войны, уступить тебе эту малостоящую вещь, если б иной раз к нашему позору нам не приходилось сносить столько изнасилований, кровосмешений, воровства, захвата, убийств, которые ты совершаешь одним только обаянием твоего пламенного меча. Ну, куда ни шло, вместе с прочими богами я передаю ее тебе всю на твою порочную волю. Только не задерживай ее далее здесь среди звезд, по соседству со столь добродетельными богинями. Пусть идет со своим троном вниз, берет с собою Кичливость и уступает свое место Простоте. Вправо пусть отклоняется от той, что показывает и заявляет о себе больше, чем у нее есть на самом деле; и с левой – от Притворства, которое скрывает и притворяется, что у него нет того, что есть, и заявляет, будто оно владеет меньшим, чем у него есть. Эта прислужница Истины не должна далеко уходить от своей царицы: иной раз богиня Необходимость принуждает Истину склоняться к Притворству, чтобы не была затоптана Простота или Правда, или во избежание другого какого неудобства. А так как Необходимость делает все это в меру и с порядочностью, то легко сумеет избежать всегда заблуждений и порока.

Когда Простота шла занять место, по ее походке было видно, что она была уверена и считала себя в безопасности, наоборот, Кичливость и Притворство шли не без опаски, обнаруживая в походке подозрительность и в лице испуг. Вид Простоты понравился всем богам, ибо в своем постоянстве она некоторым образом представляла и имела сходство с божественным лицом. Лицо ее – ласковое и никогда не меняется; поэтому, если кому понравится, то будет всегда нравиться; а если и случается, что разлюбят, то вина не в ее недостатках. Зато Кичливость скорее нравится потому, что дает о себе преувеличенное представление, но когда ее узнают ближе, не только перестает нравиться, но порой возбуждает к себе презрение. Равным образом Притворство легко становится ненавистным тем, кому казалось сначала милым, за то, что на самом деле далеко не то, в чем оно раньше хотело убедить. Оба они были признаны недостойными неба, недостойными быть вместе с той, что обычно находится в середине. Но не в такой степени Притворство, к которому частенько прибегают и боги, ибо иной раз, чтобы избежать зависти, клеветы и оскорбления, Благоразумие прячет Истину под притворные одежды.

Саулин. И верно, и хорошо, о София. Есть кое-что от духа истины в словах феррарского поэта о том, что Притворство больше подходит людям, хотя, случается, нелишне и для богов.

 
Хотя чуть не всегда притворство нам в укор
И верная злонравия примета,
Но все же – завелось так с давних пор —
Нередко благо нам способность эта:
Через нее минуют нас убытки, смерть, позор.
Ведь не везде друзья с улыбкою привета
В сей жизни, что не столько ясный,
сколько темный свой являет вид,
Где зависть черная безжалостно царит[82]82
  Стихи из Ариосто, «Неистовый Орланд», XXIV.


[Закрыть].
 

Но мне хотелось бы знать, в каком смысле ты, София, разумеешь, что Простота имеет подобие с божественным лицом?

София. Да в том, что не может она ничего прибавить к своему существу похвальбой, ничего отнять притворством. А все оттого, что не понимает и не сознает себя самой. Все равно как то, что есть самое простое, не должно понимать себя, если не хочет перестать быть самым простым. Ибо то, что чувствует себя и удивляется себе, в некоем роде умножает себя или, лучше сказать, делает себя все иным и иным: тем, что есть и что может быть, познающим и познаваемым; ибо в акте познания многие вещи соединяются воедино. Поэтому об этой наипростейшей духовной силе нельзя сказать, что она понимает сама себя, как будто бы в ней отражалось и познающее, и познаваемое, но так как она – совершеннейший и простейший свет, то, стало быть, о ней можно сказать, что познает себя она только отрицательным путем, поскольку она не может скрыть себя. Простота, следовательно, поскольку не сознает и не рассуждает о своей сущности, конечно, имеет сходство с божеством. От нее далека надменная Кичливость. Но не так далеко усердное Притворство, кому Юпитер позволил иногда бывать на небе, не в качестве божества, но как служке Благоразумия и щиту Истины.

Саулин. Теперь послушаем, что сделали с Персеем и с его горницей.

София. «Что сделаешь, Юпитер, с твоим сынком, рожденным тебе Данаей?» – спросил Мом.

Юпитер возразил:

131. – Пусть отправляется отсюда (с позволения всего Сената), ибо, мне сдается, на земле объявилась какая-то новая Медуза, не хуже стародавней способная окаменить своим видом всякого, кто на нее взглянет. Пусть отправляется к ней не по поручению нового Полидекта[83]83
  Полидект – царь о. Серифа, воспитавший Персея, сына Данаи и Юпитера, когда и сына и мать прибило к берегу в ящике. Полидект принял их очень радушно и воспитал Персея. Впоследствии царь пожелал избавиться от Персея, чтобы завладеть Данаей, и дал ему опасное поручение – достать голову Медузы.


[Закрыть], но как посланец самого Юпитера и всего Небесного Сената. И посмотрим, сумеет ли с помощью того же самого искусства победить столь же более ужасное, сколь более современное чудовище.

Тут вступилась Минерва:

132. – А я со своей стороны не премину снабдить его не менее удобным хрустальным щитом, коим он зачарует зрение враждебных Форкид[84]84
  Потомство Форка, сына Океана. У Гезиода в Теогонии сказано:
Форку же Кето красиволанитная родила Грай,От рождения седых, которых поэтомуГрайами называютБессмертные боги и по земле ходящие человеки…И Горгоны, которые живут за знаменитым океаномВ дальнейших пределах близ ночи, где Гесперидызвонкоголосые, —Стено, Евриале и Медуза многострадальная,она одна из них смертной была…(Пер. Властова).

[Закрыть], стоящих на страже Горгон, и теперь стану помогать ему до тех пор, пока не отрубит голову Медузы от туловища.

133. – Это доброе дело, дочь моя, – сказал Юпитер, – и я, возложив на тебя такую заботу, хочу, чтобы ты предалась ей со всем своим усердием. Но я не желал бы, чтоб снова на горе бедных народов от капель, которые польются из разрубленных жил, родились новые змеи на земле, где их, к неудовольствию несчастных, и так уже немало или даже слишком. Поэтому, как только он вскочит на Пегаса, который выйдет из плодотворящего тела, пусть едет (утишив ток кровавых капель) уже не через Африку, где он, того гляди, пленится какой-нибудь плененной Андромедой, а та, сама прикованная железными, прикует его к себе алмазными цепями; но пусть скачет на своем боевом крылатом коне в мою любимую Европу; и там поищет, где те гордые и чудовищные Атланты – враги Юпитерова потомства, из-за боязни, что похитят у них золотые яблоки, скрыты под стражей и за засовами Скупости и Властолюбия. Пусть внимательно посмотрит, где другие, более великодушные и красивые, Андромеды насилием ложной религии связаны и выставлены морским чудовищам. Пусть доглядит, как бы какой-нибудь насильник Финей[85]85
  Финей – брат Цефея, добивавшийся руки Андромеды, своей племянницы. Персей убил его, окаменив головою Медузы.


[Закрыть] по наущению толпы развратных советников не завладел плодами чужой деятельности и работы. И если там господствует несколько неблагодарных, упрямых и неверных Полидектов, пусть подставит к их глазам зеркало, чтоб они увидели там свое отвратительное изображение и, от ужасного вида обратившись в камень, потеряли бы всякое злонравие, движение и жизнь.

134. – Хорошо устроено, – сказали боги, – ибо удобно рядом с Геркулесом, укрощающим грубые силы мышцею Справедливости и палицею Суда, явиться Персею, который светлым зерцалом учения и представлением уродливого изображения раскола и ереси пригвоздил бы развращенную совесть злодейских и упрямых умов, отняв у них употребление языка, рук и чувств.

Саулин. Теперь объясните, кем решено было занять то место, откуда он ушел?

София. Одной добродетелью, очень похожей на него, которая называется Старанием, или же Усердием. У нее подруга Работа, благодаря ей Персей был Персеем, Геркулес – Геркулесом, и каждый сильный и деловой человек есть сильный и деловой; благодаря ей правнук Абанта[86]86
  Правнук Абанта – Персей. Абант – аргивский царь; был отцом Данаи.


[Закрыть] отнял у Форкид свет, голову у Медузы, крылатого коня у отрубленного туловища, священные яблоки у сына Климены и Япета[87]87
  «У сына Климены и Япета» (Иапетоса) – Атланта. В Теогонии сказано:
Деву, однако, Иапетос, – с красивыми ножками, океанинуКлимену, увел и вошел на ложе ее.Она тогда Атласа родила великого духом,Потом родила славного Менетия и Прометея,Многоумного, изобретательного, а также безумного Епиметея,Который с самого начала был злом для трудящихся людей,Ибо первый он Зевсом сформированную принял жену девицу…Атлас же обширное небо поддерживаетпо тяжкой необходимостиНа пределах земли в области Гесперид громогласных…

[Закрыть], дочь Цефея – Андромеду у Цэта, защитил супругу от соперника, снова увидел Аргос – свою родину, отнял царство у Прэта, возвратил его брату Хризию и отомстил неблагодарному и негостеприимному царю острова Серифа; благодаря ей, повторяю, побеждается всякая бдительность, отсекается всякая несчастная случайность, облегчается всякий путь и доступ, приобретается всякое сокровище, укрощается всякая сила, устраняется всякая скверна, исполняется всякое желание, оберегается всякое владение, достигается всякая гавань, низлагаются все противники, возвышаются все друзья, отомщаются все обиды, и, наконец, осуществляются все цели.

Итак, Юпитер повелел – и это повеление одобрили все боги – трудовому и старательному Рвению выйти вперед. И вот оно появилось в сандалиях божественного порыва, коими попирает высшее благо толпы, презирает пышные ласки удовольствий, что, как коварные сирены, пытаются отвлечь и замедлить его на пути к делу, ждущему и взыскующему его. Левой рукой опирается на блестящий щит своего пыла; к нему в немом изумлении прикованы очи праздных и бездельников. В правой держит змеиные кудри погибельных мыслей; под ними эта ужасная голова, несчастное лицо которой, обезображенное тысячью страстей презрения, гнева, ужаса, страха, отвращения, удивления, уныния и горького раскаяния, каменит и одуряет всякого, кто на него посмотрит. Оно верхом на ретивом коне прилежной настойчивости; на нем же – к чему стремятся, того достигают и доходят, побеждая всяческие помехи крутых гор, замедление глубоких равнин, натиск быстрых рек, заграждение дремучих лесов и, как угодно, толстых и высоких стен. Пришло перед священный Сенат и слышит от высокого председателя такие слова:

135. – Я хочу, о Прилежание, чтоб ты получило это славное пространство на небе, ибо ты питаешь трудом доблестные души. Восходи, переходи и проходи за один дух, если то возможно, чрез всякие скалы и крутизны гор. Так воспламеняй свои чувства, чтоб сопротивляться и побеждать не только самого себя, но не замечать ни трудностей, ни усталости: ибо так же и труд не должен быть труден сам по себе, как тяжесть не тяжела сама для себя. Поэтому да не будешь настоящим трудом, пока настолько не победишь себя, чтобы уже не считать себя за то, что ты есть – за труд: ибо везде, где ты ощущаешь себя, ты не сможешь стать выше себя. Но если тебя самого пока не укротили и не подавили, укрощай по крайней мере сам себя.

Высшее совершенство – не чувствовать ни скорби, ни труда, перенося и скорбь, и труд. Ты должно побеждать себя с тем чувством наслаждения, которое не чувствует наслаждения; с тем наслаждением, повторяю, которое, если б по своей природе было добрым, не презиралось бы многими как начало болезней, бедности и проклятия. Но ты, Труд, будь высоким наслаждением, а не трудом для себя самого; стань, говорю я, такой вещью, которая без доблестных деяний и жертв сама по себе не наслаждение, но невыносимый труд.

Смелей же, если ты – добродетель, не занимайся низкими делами, безделицами и пустяками. Если ты хочешь быть там, где самый высокий полюс Истины будет как раз над тобою, пройди Апеннины, взберись на Альпы, переплыви скалистый Океан, взойди на эти суровые Рифеи[88]88
  Высокие горы на севере Европы по воззрению древних, может быть, Скандинавские.


[Закрыть], переберись чрез бесплодный и льдистый Кавказ, проникни на непроходимые крутизны, и очутишься под тем счастливым кругом, где – постоянный свет, где не бывает никогда ни сумерек, ни холода, но где царит вечное тепло, где вечно – заря и день. Иди же, богиня, Рвение или Труд, и хочу, – сказал Юпитер, – чтоб трудность бежала впереди тебя, а ты гнала ее. Изгоняй Неудачу, возьми Фортуну за волосы, ускоряй, если тебе это покажется нужным, бег ее колеса и всунь гвоздь, чтоб оно не вертелось, если так будет лучше для тебя.

Хочу, чтоб тебе сопутствовали Здоровье, Крепость, Безопасность. Щитом да будет у тебя Прилежание, а знаменосцем – Упражнение. Пусть за тобой следует Приобретение со своими доспехами, кои суть блага тела, блага души и, если угодно, блага Фортуны. И желаю тебе любить те блага, что сама приобретешь, больше тех, что ты получишь от других, как мать любит больше тех сыновей, которых признает своими. Не желаю, чтоб ты разделялась, ибо, если разделишься на части, занявшись и умственными делами, и делами телесными, станешь никуда не годной и в той, и в другой области; а если будешь предаваться больше одному, чем другому, меньше успеешь; если вся отдашься чувственным вещам, ничего не сделаешь в делах ума, и обратно. Я прикажу Случаю, и ты, когда тебе понадобится, громким голосом, или знаком, или молчанием зови его; и он тебя или заговорит, или зачарует только, или придаст больше бодрости и силы. Накажу Удобству и Неудобству – пусть извещают, когда тебе можно нагружать, когда убирать в склады, когда надо пускаться в плавание. Хочу, дабы Прилежание отнимало у тебя всякую помеху, дабы Бдительность несла у тебя сторожевую службу, повсюду осматриваясь, как бы с тобой не случилась какая неожиданность; чтобы Нужда отвлекала тебя от Рвения и Бдительности из-за пустяков; а если ты ее не послушаешься, то на ее место, наконец, являлось бы Раскаяние и заставляло бы тебя испытать, что трудолюбивее – трясти пустыми руками, нежели с полными руками таскать камни. Беги на ногах Прилежания сколь возможно быстрее и поспешай, чтоб не застигла тебя стихийная Сила, не отняла у тебя свободное время или не предоставила силу и оружие Трудности.

Тут Рвение, поблагодарив Юпитера и прочих, стало сбираться в путь и молвило так:

136. – Вот я, Труд, направляю свои стопы, опоясываюсь, освобождаю руки. Прочь от меня, всякое безобразие, всякое безделье, неряшливость, ленивая праздность! В сторону всякое замедление! Ты, Деятельность моя, представь пред очами разумения свою выгоду, свою цель. Сделай спасительными бесчисленные клеветы, плоды злобы и зависти чуждых тебе, обрати во спасение этот твой разумный страх, что прогнал тебя с твоей родины, отчудил тебя от друзей, отдалил от родины и изгнал в малолюбезные для тебя страны! Сделай, моя Деятельность, вместе со мною славными эту ссылку и труды, вознеси их выше отдыха, выше этого родимого спокойствия, удобства и мира. Смелей, Прилежание, что делаешь? Зачем мы так много бездельничаем и спим живые, если так долго, долго придется нам бездействовать и спать в смерти? Ибо если даже и ждем иной жизни, иного существования, то все же та – наша жизнь – не будет такой, какою мы живем сейчас: ибо эта жизнь проходит навеки без всякой надежды на возвращение… Ты, Надежда, что делаешь, почему ты меня не торопишь, почему не возбуждаешь? Смелее! Заставь меня ждать от трудных дел спасительного исхода, если только я не поспешу прежде времени и не отстану не вовремя; и не заставляй меня обещать вещь, которая бы жила, но такую, что хорошо бы жила! Ты, Усердие, помогай мне всегда, дабы не посягал я на дела, недостойные доброго духа, и не простирал руки к занятию, которое влечет за собою еще большее. Любовь к славе, представь моим очам, как скверно, какая постыдная вещь – увлекаться обеспечением при входе и в начале дела. Проницательность, сделай так, чтобы мне не пришлось бежать от неопределенных и сомнительных дел, поворачивая спину, но да отстранюсь я от них тихо-тихо, подобру-поздорову. Ты же сама, чтоб меня не разыскали враги и не обрушили на меня ярость свою, следуя за мной, заметай мои шаги. Веди меня путями, далекими от обители Фортуны, ибо у нее нет длинных рук, и она может заниматься только теми, кто около нее, и действовать только на тех, кто внутри ее урны. Сделай так, чтобы я брался за то, что мне по силам, и в своих занятиях был скорее осторожным, чем сильным, если уж нельзя мне быть одинаково и сильным, и осторожным. Сделай мой труд и явным, и тайным: явным, чтобы не всякий его искал и разыскивал; скрытым, чтобы не все, но очень немногие находили его. Ибо тебе хорошо известно, что скрытого ищут, а запертое привлекает воров. Более того, явное слывет пошлым, и ковчежец открытый не ищут усердно, мало придавая цены тому, что не хоронят со всем тщанием под стражей. Когда меня стеснит, оскорбит и задержит трудность, ты, Воодушевление, не премини голосом своего живого увлечения повторять мне почаще на ухо:

«Tu ne cede malis, sed contra audentior ito!» – «Не сдавайся бедам, но смелее иди им напротив!»[89]89
  Вергилий, Энеида. Кн. VI.


[Закрыть] Ты, Рассудительность, разъясни мне, когда следует развязаться или прекратить никуда не годное занятие и как употребить свои силы не на приобретение золота и каких-либо способностей пошлых и тупых умов, но таких сокровищ, которые всего менее разъедает и рассеивает время и которые вечно будут славны и почитаемы, дабы не сказали о нас, как о тех: «Meditantur sua sterema scarabaei» – «Стараются над навозом своим скарабеи»! Ты, Терпение, утверди, обуздай и управь для меня свой любимый Досуг, кому Праздность не приходится сестрой, но кто брат Выносливости. Отклони от меня беспокойство и склони к нелюбопытствующему Рвению. Иной раз отврати от бега, когда мне захочется побежать туда, где есть стремнинные, позорные и смертельные помехи. Иной раз не понуждай меня поднимать якорь и спускать корму с берега, когда мне предстоит подвергнуться невыносимым вихрям бурного моря. Дай мне тем временем Досуг сродниться с Рассудительностью, которая поможет мне наблюсти, прежде всего, себя самого, во-вторых, дело, предстоящее мне, в-третьих, цель и причину, в-четвертых, обстоятельства, в-пятых, время, в-шестых, место, в-седьмых, товарищей. Дай мне Досуг, с которым я мог бы сделать вещи более прекрасные, добрые и превосходные, нежели я оставляю, ибо в доме Досуга восседает Совет, и там лучше, чем где-либо, беседовать о блаженной жизни. Оттуда лучше предусмотреть случайности, оттуда можно выйти на дело с большей энергией и силой, ибо нельзя бежать очень быстро, не отдохнув предварительно вдосталь.