Текст книги "Сердце полуночи"

Дверь бесшумно закрылась за ним. Мужчина шагнул вперед, и на его усатом лице появилось угрюмое выражение. В дальнем конце прихожей стояла стройная, хорошо одетая женщина, едва освещенная оранжевым пламенем свечей. Завидев вошедшего, она решительным жестом пригласила его на кухню. Мужчина кивнул и, пройдя через роскошную гостиную и сияющий обеденный зал, оказался перед тяжелой дверью, окованной железом.

Торопливо распахнув дверь, он оказался лицом к лицу со сворой, состоявшей из двух десятков крупных охотничьих собак. Встревоженные псы тут же повскакали на ноги. Один за другим они принимались лаять, но седой старик, дергая их за поводки с удивительной для своего преклонного возраста силой, заставил их сесть и успокоиться.

– Тихо! – прикрикнул Вальсарик, и собаки окончательно затихли.

Мужчина в плаще – теперь в свете масляных ламп можно было рассмотреть под его плащом доспехи воина – подошел к Вальсарику и негромко заговорил с ним.

– Это был Мейстерзингер Казимир, а не Люкас, как вы подозревали, – доложил он.

На лице старика-управляющего появились печальные морщины.

– Мастер Казимир, вот как?

– Да, – кивнул стражник. – Когда Элина спросила, куда он отведет ее, Мейстерзингер ответил – в храм Милила.

– Я обойду с собаками кругом и поспею раньше него, – предложил Вальсарик.

– Хорошо, – согласился воин. – Держите своих бестий наготове. Говорят, что Казимир – коварный и безжалостный противник.

Старик внимательно посмотрел на него.

– Да, конечно…

Казимир и его спутница пробирались по узким улочкам трущобного квартала, направляясь к храму Милила, который темной громадой высился в лунном сиянии. Несмотря на все реформы и указы Казимира, хижины и развалившиеся сараи выглядели нисколько не лучше, чем год назад. Пустынные улицы были освещены луной, и холодный ветер разносил по ним мелкую, дурно пахнущую пыль. Казимир укрыл женщину от ветра полой своего плаща и подвел к обгорелым развалинам «Красного Крылечка».

– Вы ведете меня совсем не в храм, правда? – спросила женщина, кусая губу.

Казимир повернулся к ней и быстро провел пальцем по округлому подбородку.

– Нет, не туда.

Глаза незнакомки наполнились слезами.

– Я сделаю все, все, что вы захотите, только скажите мне, где мой…

Казимир закрыл ей рот поцелуем. Губы женщины оказались сладкими и хмельными, и он долго не мог от них оторваться. В его теле снова началась трансформация. Глотнув воздуха, Казимир снова стал целовать женщину, слегка прокусив ей губу. Незнакомка забарахталась, пытаясь вырваться, пытаясь оторвать от себя его трансформирующиеся конечности. Наконец ей это удалось, и она отпрянула, крепко упираясь ногами в посыпанную старой золой землю. Из прокушенной нижней губы на ее подбородок и шею стекала струйка крови. В глазах женщины, однако, не было страха – один только гнев.

– Где мой сын?! – требовательно спросила она.

Казимир даже не слышал вопроса. Его трансформация в полуволка-получеловека была почти закончена. Полная луна ускорила процесс точно так же, как ускорили его страх женщины и запах ее крови. Казимир сбросил на землю свой плащ и прыгнул вперед. Крепкие жилистые руки обхватили слабое человеческое тело, а из подушечек пальцев выскочили смертоносные когти. Женщина сражалась отчаянно, изо всех сил колотя по вытянутой морде и стараясь выцарапать мерцающие глаза чудовища, но одна из ее рук очутилась между двумя рядами острых зубов, способных перекусить ствол молодого деревца…

Потом Казимир услышал собак.

Он отпрянул и прислушался, не обращая внимания на удары, которые продолжала наносить ему женщина свободной рукой.

Это действительно были собаки, и не просто собаки… Это были волкодавы, и они приближались.

Казимир выпустил женщину, и она, пошатываясь, бросилась от него. Неуклюже поворачиваясь на своих наполовину волчьих, поросших шерстью ногах, Казимир завертелся из стороны в сторону, пытаясь определить с какой стороны доносится зловещий лай. Женщина, прижимая к груди прокушенную руку, ринулась в темноту и исчезла в трущобах.

Теперь он увидел их. Целая стая – два десятка, может быть больше, – выскочила из-за поворота и помчалась прямо к руинам приюта. Сильный ветер доносил до него их густой запах. Не теряя времени, Казимир сорвал рубаху и упал на четвереньки. Ему необходимо было как можно скорее полностью превратиться в волка, чтобы воспользоваться волчьими быстрыми ногами.

По костям тела снова пробежал жгучий озноб. Длинные когти на пальцах укоротились и, взрывая лапами слежавшуюся золу, Казимир длинными прыжками поскакал прочь с места давнего пожарища.

Трансформацию он заканчивал на бегу. Лапы его сами собой задвигались в неистовом темпе стремительной волчьей рыси, а грязная улица уходила под светлое мохнатое брюхо с головокружительной скоростью. Казимир полностью превратился в волка.

Яростный лай собак раздавался настолько близко, что заглушал даже барабанную дробь их многочисленных лап. Затравленно оглянувшись через плечо, Казимир свернул и помчался по другой улице, направляясь к выходу из трущоб. Волкодавы повернули за ним, продолжая сокращать расстояние. Вскоре под ногами оборотня оказалась булыжная мостовая, по которой яростно заскрипели его когти, но стая охотничьих собак продолжала приближаться, преследуя свою добычу буквально по пятам. Казимир начинал убеждаться, что недооценил преследователей.

Резко повернув, огромный волк перемахнул через невысокую ограду, соединявшую два соседних дома, и нырнул в темную подворотню. Свора не отставала, преодолев стену с такой же легкостью, с какой вода преодолевает невысокую плотину. На всякий случай Казимир опрокинул в проход два мусорных бака, а сам помчался на задний двор одного из домов. Преследовавшие его псы легко перепрыгивали через рассыпавшийся мусор, и Казимир впервые почувствовал страх. Волк метнулся через живую изгородь и снова помчался по пустынной ночной улице. Собаки не отставали.

Постепенно его положение ухудшалось. Свора волкодавов настигала Казимира, понемногу обходя его с флангов. С каждым прыжком таяло и без того небольшое преимущество оборотня. Казимир проклял свои задыхающиеся легкие, которые и так работали на пределе. Он был не в силах перегнать собак.

Но он мог их перехитрить!

Оборотень напряг последние силы, заставив свои протестующие мускулы сокращаться еще быстрее. Расстояние между ним и преследователями стало понемногу увеличиваться, хотя каждый дюйм давался ему с огромным трудом. Впереди замаячил старый двухэтажный дом, на фасаде которого было единственное окно, закрытое ставнями. Ставни выглядели не слишком крепко сколоченными, достаточно старыми, достаточно ветхими…

Собачья стая снова приблизилась, и он прибавил еще немного, хотя это казалось невозможным. Окно приближалось, до него оставалось не больше десяти прыжков.

Острые зубы разодрали ему заднюю лапу. Осталось пять прыжков.

Два…

Волк взлетел в воздух.

Ставни взлетели ему навстречу.

Зубы и передние лапы ударили в прогнившее дерево. Дерево треснуло, и Казимир, проломив ставни, врезался головой в стекло. Стекло со звоном раскололось, и осколки его посыпались в теплую комнату. Волчье тело Казимира, словно пущенный из катапульты камень, влетело внутрь дома под ледяной шелест острых стеклянных осколков. Некоторые из них летели с такой силой, что вонзались в противоположную стену и в лицо перепуганного человека, который мертвой хваткой вцепился в одеяло.

Казимир тяжело приземлился на деревянный пол и, не колеблясь ни секунды, одним длинным прыжком достиг лестницы, ведущей на второй этаж. Первые волкодавы уже начали запрыгивать в разбитое окно, и Казимир принялся карабкаться вверх по ступенькам, одновременно пытаясь начать обратную трансформацию. Теперь ему снова нужно было принять облик чудовища – полуволка-получеловека.

Злобный вой собачьей своры смешивался с истошными воплями раненого мужчины, но Казимир не обращал на это внимания. С каждой ступенькой его тело изменялось все сильнее. Собаки были теперь прямо под ним. Когда Казимир наконец достиг второго этажа, на лапах у него снова появились пальцы с боеспособными когтями.

Поднявшись на задние лапы, он вонзил эти когти в побеленную и оштукатуренную стену, оставляя в ней выемки глубиной в ладонь. Ему удалось подняться по стене за считанные мгновения до того, как волкодавы попытались атаковать его задние конечности. Вскоре он был уже вне пределов их досягаемости, повиснув на стене под самым потолком. Одного взмаха рукой оказалось достаточно, чтобы проломить дыру в потолке. Слегка расширив отверстие, Казимир пробрался на чердак, обрушив вниз несколько пластов штукатурки и подняв целое облако плотной удушливой пыли.

Оказавшись на чердаке, он запрыгал через грубо отесанные стропила в направлении подслеповатого слухового окошка, затянутого плотной паутиной. При помощи когтей он без труда вырвал раму вместе со стеклами и, швырнув ее на пол, выглянул наружу. С огромным облегчением он увидел, что сумеет перепрыгнуть на крышу соседнего дома – одноэтажного строения, расположенного в каких-нибудь двадцати футах.

Отступив от окна на пару шагов, Казимир с разбега бросился в него и без труда выбрался на крышу.

Черепичная крыша соседнего домика отозвалась страшным гулом, когда тяжелое тело обрушилось на нее. Отчаянно скребя черепицу длинными когтями, Казимир вскарабкался на конек. С этой высоты он без труда перепрыгнул на крышу соседнего домика и замер, обернувшись назад.

Напрягая слух, он попытался услышать лай волкодавов, доносящийся из двухэтажного особняка, но вместо этого услышал крики множества людей.

– Убейте Мейстерзингера! Убейте оборотня!

– Убейте Казимира! Это не человек – вервольф!

Так кричала собирающаяся на улицах толпа граждан Гармонии, которые размахивали факелами и тяжелыми цепами.

Город больше не принадлежал Казимиру.

* * *

Торис сидел в повозке среди наваленных в беспорядке отрезов ситца и шелка. До сих пор все шло хорошо. Должно быть, цыганка применила какое-то свое волшебство, так как при выезде из Гармонии стражники даже не остановили кибитку.

Взгляд его невольно обратился к Юлианне.

Девушка неспокойно дремала на узенькой лежанке возле противоположной стены фургона.

«По крайней мере, она будет в безопасности», – подумал Торис. Он до сих пор не был уверен, является ли Казимир оборотнем или нет, однако надеялся, что теперь, когда ему не нужно будет бояться за жизнь Юлианны, он сможет это выяснить.

Монотонное покачивание старого фургона в конце концов подействовало на Ториса. Он начал клевать носом. Слух его приспособился к визгу плохо смазанных колес, а глаза сами собой закрывались, спасаясь от неяркого света масляной лампы. В конце концов он тоже заснул, уступив тревоге и усталости.

Он проснулся, от того что фургон вдруг остановился. Выглянув наружу через окно, Торис увидел, что вокруг ночь и что они все еще в лесу. Тогда он выпрямился во весь рост и прислушался. За звонкой песней цикад он различил приглушенные голоса. Один из них он узнал – это была невнятная скороговорка цыганки Дони. О втором голосе можно было сказать только то, что он принадлежит мужчине.

Торис стоял совершенно неподвижно и молчал, холодея от дурных предчувствий. Голоса внезапно замолчали, потом жалобно заныли рессоры, когда цыганка вскарабкалась обратно на козлы.

«Может быть, это был просто нищий странник», – подумал Торис, пытаясь успокоиться.

Но в это время дверная ручка стала поворачиваться. Торис в ужасе смотрел, как она сделала четверть оборота и как защелка замка выскочила из паза в легкой дверной раме, укрепленной прямо на деревянной раме парусинового фургона. Дверь медленно отворилась, и в фургоне появилась человеческая фигура.

Это был Казимир, закутанный до самых бровей в темно-синий плащ.

– Ты, кажется, собрался в Гундарак, малютка Торис? – спросил Мейстерзингер, обнажая в улыбке острые, как кинжалы, зубы. – Ты уже приехал.

ГЛАВА 15

– Прошу тебя, Казимир, умоляю! – заговорил Торис, как только фургон снова тронулся в путь. – В Гундараке есть настоящий жрец – не жрец Милила, а настоящий священник…

Сказав это, Торис судорожно сглотнул и прогудел себе под нос подходящую к случаю формулу, стараясь смягчить сорвавшееся с его языка богохульство.

– Если что-то от волка в тебе все еще осталось, давай отправимся в Гундарак, чтобы он смог излечить тебя до конца.

Казимир сверкнул глазами и сердитым жестом велел Торису поменьше шуметь. Кивнув в сторону спящей Юлианны, он заметил:

– Мы вдвоем можем высказываться более свободно.

Он сплюнул, и откинулся на спинку складного стульчика, на котором он сидел.

– Так ты поедешь с нами в Гундарак? – тихо спросил Торис.

– Не будь дураком, – отозвался Казимир, и ноздри его расширились. – И не жди от меня того же. В Гундараке нет никакого жреца. Ты просто пытаешься украсть у меня Юлианну.

Он прищурился, а на скулах его заиграли желваки.

– Я не верил, когда мне говорили, что ты захочешь нанести мне такой подлый удар. Как насчет наемных убийц, которых ты ко мне подослал?

– Убийц? – недоверчиво переспросил Торис. – Это были старейшины из мирян. Ты все перепутал!

– В самом деле? – с сарказмом вопросил бывший Мейстерзингер. – Каждый из них был вооружен кинжалом. Это было как раз в тот момент, когда ты увозил мою Юлианну.

– Кинжалы были при них для самозащиты, на случай, если ты не сумеешь сдержать своего гнева. Я просто не уверен, вдруг ты все еще остаешься чудовищем, – ответил ему Торис, причем глаза его слегка округлились. – Ты должен понять, Казимир…

– Ты уверен, что я – оборотень, не так ли? – перебил Казимир. – Ну что же, пока что я не убил тебя, хотя ты собирался сделать это со мной.

Он поднялся и схватился за перекладину, на которой висел масляный фонарь. Его тень угрожающе раскачивалась в такт движениям подпрыгивающей на ухабах повозки, то наползая на Ториса, то корчась на парусиновой стене.

– Мне следовало убить тебя прямо сейчас.

Юлианна заворочалась на своей скрипучей лежанке, и Казимир застыл, уголком глаза поглядывая в ее сторону. Девушка зевнула и открыла глаза.

– Казимир?! – обрадовалась и удивилась она. – Ты тоже едешь с нами в Гундарак?

Казимир отвернулся от Ториса, снова опускаясь на свой стул. Деревянно улыбаясь, он сказал:

– Мы едем не в Гундарак.

– Казимир развернул фургон обратно. Мы возвращаемся в Гармонию, – пояснил Торис.

– Ничуть, – опроверг Казимир. – Мы едем в Скульд, чтобы провести некоторое время с моим наставником и учителем Герконом Люкасом.

– Что? – хором воскликнули Торис и Юлианна.

На лбу Казимира появились мелкие капли пота.

– Да… – с усилием сказал он. – Мы едем в Скульд. Вас обоих волновало мое здоровье. Ключ к нему – в руках у Геркона.

Юлианна прикусила губу, а Торис побледнел.

– Легенда гласит, – сказал он наконец, что у Геркона Люкаса нет дома. Он кочует с места на место. Как ты собираешься его найти?

– Мы справимся о нем на постоялом дворе «Картаканец», что стоит на берегу реки, – коротко бросил Казимир. Затем он вздохнул и скрестил на груди руки. – А теперь вам двоим нужно отдохнуть.

– А ты? – спросила Юлианна, зевая и слегка потирая виски. – Это же ты больной!

Казимир отмахнулся от нее.

– Я не могу спать в этой визжащей таратайке.

Юлианна снова опустилась на кровать.

– По крайней мере, ляг со мной рядом. Ночь холодна…

* * *

Рассвет наступил еще до того, как фургон доехал до Скульда. Юлианна и Казимир уснули на короткой и узкой лежанке, но Торис сидел без сна, не отрывая взгляда от Мейстерзингера. С рассветом, однако, его бдительность ослабла. Преодолевая боль в затекших от долгого сидения ногах, он встал на колени и, распахнув небольшое окошко в боковой стене фургона, выглянул наружу. На севере, почти у самого горизонта, возвышались угрюмые серые стены Скульда.

«Мы должны были быть в городе задолго до рассвета, – подумал Торис. – Должно быть, это какая-то магия вистани…»

Он втянул голову обратно в фургон и закрыл окно. Казимир уже проснулся и теперь холодно смотрел на своего приятеля.

– Мы больше не вернемся в Гармонию… никогда, – сказал он ровным голосом.

– Почему? – спросил Торис, чувствуя как от недосыпания его нервы начинают сдавать. – Твоя тайна выплыла наружу?

Казимир прищурился и покосился на Юлианну, убедившись в том, что она спит.

– Они изгнали тебя из города, волчонок?

Казимир грозно вытянул в его сторону палец и прошептал:

– Если ты выдашь меня Юлианне, Торис, клянусь – я убью тебя на месте.

Торис хотел что-то сказать, но раздумал. Отвернувшись к окну, он увидел, что повозка въезжает в Скульд. Колеса фургона загремели по булыжной мостовой, и этот негромкий, но мощный звук напомнил ему громыхание далекой грозы. Сдерживая дыхание, Торис прислушался. По мере того как фургон катился по улицам города, гром колес становился все громче, а за окном мелькали ряды аккуратных домов, ставни которых были выкрашены в голубой или зеленый цвета. Кибитка замедлила ход, но с каждым поворотом ее неуклюжих колес грохот продолжал нарастать.

– Что это за шум? – пробормотала Юлианна, поворачиваясь на узкой лежанке. Спустив ноги на деревянный пол фургона, она наклонилась вперед и поглядела в окно кибитки. – Наверное, будет гроза.

Казимир понюхал воздух и выглянул в окно.

– Это не гроза, – сказал он и положил руку на плечо девушки.

Таинственный звук стал к этому времени очень громким. Утреннее золотое солнце, которое играло на парусине повозки и заглядывало в окно, неожиданно поблекло, уступив место тусклому белесоватому свечению. Торис снова выглянул в круглое окно и увидел, что фургон въезжает в густой молочно-белый туман.

Весь город был затоплен им словно молоком. В клубящейся дымке едва можно было различить темные тени домов по сторонам улицы, а их остроконечные крыши и вовсе были не видны, отчего фасады зданий казались бесконечно высокими. Не прошло и минуты, как последний дом затерялся в тумане, и фургон окружило белое ничто. Торис не видел ничего вокруг, и только грозный рокот доносился из тумана.

Донесшийся из-под колес деревянный стук подсказал Торису, что повозка въехала на мост. Посмотрев вниз, он действительно разглядел бревенчатый настил моста, однако как ни старался – рассмотреть реку не мог.

Затем фургон слегка встряхнуло, и Торис понял, что они съехали с моста. Дорога стала уже, и по ее обочинам он разглядел сквозь туман жесткую, скрученную траву. Стебли ее были тускло-желтого цвета и напоминали прошлогодний вереск.

Фургон качнулся еще раз и остановился. Совсем рядом в тумане маячили какие-то темные прямоугольники, и Торис не сразу сообразил, что это окна, выделяющиеся на побеленной стене какого-то здания, которое совершенно сливалось с белесым туманом.

– Должно быть, это постоялый двор, – пробормотал он, однако слова его были заглушены раскатистым гулом снаружи. Обернувшись, он увидел что Юлианна и Казимир двигаются ко входной двери. Торис последовал за ними и отважно шагнул со ступенек лесенки в кружащийся туман.

Снаружи грохот стоял совершенно оглушительный. Казалось, что источник его находится где-то рядом, на расстоянии броска камня. Напрягая зрение, Торис с трудом разобрал в тумане очертания высокой каменной стены и стремительный водопад, обрушивающийся откуда-то сверху в широкий скалистый водоем, из которого вытекала река.

– Так это просто водопад! – прокричал Торис, поворачиваясь к Казимиру.

Бывший друг не ответил ему. Он стоял у передка фургона, озадаченно глядя вверх на пустые козлы и болтающиеся вожжи. Впечатление было такое, что цыганка просто растворилась в тумане.

Наконец Казимир повернулся к Торису и дотронулся исхудавшей рукой до его жреческих одеяний.

– Давай зайдем внутрь.

Торис посмотрел на массивное, наполовину скрытое туманом строение. Постоялый двор «Картаканец» действительно производил впечатление чего-то основательного и крепкого. Кивнув Казимиру, Торис последовал за ним к темному пятну дверей. Древние, проржавевшие от постоянной влажности дверные петли жалобно заскрипели, и Казимир с Торисом вошли.

Туман преследовал их по пятам, клубясь на уровне их колен. Пропустив Юлианну, Торис поспешно закрыл дверь, обрезав медлительные языки молочно-белого тумана, и они легкой дымкой растеклись по полу.

Они оказались в тускло освещенной прихожей. Пока Казимир нервно оглядывался по сторонам, Юлианна прошла в ее дальний конец и остановилась перед следующей дверью. Только теперь Торис разглядел каким усталым и измученным стало ее прекрасное лицо. Казимир подошел к девушке и, сняв свой блестящий от капелек воды плащ, набросил ей на плечи. Пробормотав ей что-то успокаивающее, он отворил вторую дверь и прошел в длинный коридор.

С левой стороны располагалась обеденная зала. Сейчас там было пусто и темно, зато из-за занавешенной двери справа пробивался свет, доносились приглушенные звуки разговора и запах еды.

– Для начала нам нужна комната, – сказал Казимир и шагнул вперед.

Торису не было видно, к кому он обращается, но потом он разглядел в конце длинного освещенного коридора стол, заваленный бухгалтерскими книгами, за которым сидел молодой клерк. Казимир шагал прямо к нему, лязгая своими подбитыми железом башмаками по каменному полу.

Клерк был молодым и каким-то совершенно бесцветным существом, словно вылинявшим от темноты и сырости. Завидев Казимира, он поднял голову, и Торис увидел его опухшие от долгой работы с книгами и бумагами веки. Клерк рассеянно подпер щеку бледной рукой и проговорил:

– До полудня комнат не будет.

Казимир остановился, не доходя нескольких шагов до столика, и теперь рассматривал молодого человека с капризной и раздраженной гримасой.

– Нам что, придется сидеть на вашем столе, пока не освободится помещение? – желчно сказал он.

– Зачем на столе? – серьезно спросил клерк. – Вы можете дожидаться в баре, если, конечно, закажете завтрак.

– А как насчет того, чтобы посидеть в обеденном холле?

– Прошу прощения, сэр, – отозвался клерк, снова склоняясь над своими книгами. – Обеденный зал предназначен для обедов и ужинов.

Кулаки Казимира непроизвольно сжались.

– Может быть, мне…

– Может быть, мы позавтракаем? – вмешался Торис, оттаскивая Казимира назад.

Клерк, не поднимая головы, милостиво кивнул, и Торис с Юлианной потащили красного от гнева Казимира дальше по коридору. Бывший Мейстерзингер жег клерка взглядом до тех пор, пока они не достигли дверей бара. Там Торис откинул в сторону занавеску и втолкнул Казимира внутрь.

Бар оказался маленькой комнаткой, битком набитой посетителями. Здесь были толстые деревянные стены и маленькие оконца, за которыми клубился туман. Собравшиеся в баре мужчины, стоявшие или сидевшие за немногочисленными круглыми столиками, как по команде оторвались от еды и посмотрели на вошедших.

Казимир был совсем не в том настроении, чтобы позволять глазеть на себя. Состроив страшную гримасу, он спустился по короткой деревянной лесенке, ведущей в бар. Слева от него располагались три неглубоких кабинета – просто ниши в стене, занавешенные пыльными портьерами. Ближайшая стояла свободной, и Казимир направился прямиком туда, таща за собой Юлианну.

Пока все внимание собравшихся было сосредоточено на Казимире, Торис воспользовался возможностью рассмотреть клиентов бара. В основном это были простолюдины довольно грубого вида. Спрятав символы Милила под своими просторными одеяниями, жрец юркнул следом за Казимиром.

Как только они уселись, к ним подошел трактирщик – жирный человек с красноватой сыпью вокруг губ. В руке он сжимал обрывок пергамента. Наклонившись над столиком всей своей тушей, он ловко протер его поверхность влажной тряпкой.

– Что будете заказывать?

– Бифштекс и яйца в мешочек, – без колебаний распорядился Казимир.

– Мне – то же самое, – устало сказал Торис, не в силах оторвать взгляда от небольшой язвочки на лбу толстяка.

– Мне только чаю, – негромко сказала Юлианна.

Казимир с удивлением и тревогой посмотрел на нее:

– Один чай? Разве ты не голодна, Юлианна? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нет, не голодна, – Юлианна слегка пожала плечами.

Трактирщик кивнул и попятился из кабинета, задернув за собой занавеску. Торис хотел что-то сказать, но Казимир метнул в его сторону предостерегающий взгляд.

Торис промолчал и, опустив глаза, уставился на неприметную щербинку на крышке стола. Теперь, когда занавески были задернуты, в нише стало довольно темно, а единственная свеча в приземистом толстом подсвечнике в центре стола почти не давала света. Воспользовавшись этим обстоятельством, Торис посмотрел на своих спутников. Оба были похожи на паломников, в тщетной надежде уставившихся в глубины магического кристалла. Оба молчали, опустив головы и не отводя взгляда от задыхающегося огонька свечи.

Говорить было не о чем.

– О, мастер Люкас! – донесся из зала чей-то приветственный возглас.

Казимир медленно отодвинул занавеску и выглянул. В середине комнаты стоял легендарный бард, ясно видимый на фоне молочно-белых окон. Он был в черном шелковом плаще, полы которого достигали голенищ его черных кожаных сапог. На глазах у Казимира бард снял перчатки и черную шляпу и грациозно поклонился.

– Спой нам, Геркон! – крикнула служанка, перегибаясь через стойку.

Она была столь же сладострастна и пышнотела, сколь жирен и отвратителен был трактирщик. Люкас подошел к ней двумя быстрыми шагами и, взяв ее руку, низко наклонился, целуя загрубевшие от работы пальцы.

– Дорогая моя, в воздухе полным полно песен. Протяните руку и хватайте любую! – он проворно взмахнул над головой женщины своими длинными музыкальными пальцами и неожиданно протянул ей красную розу. При этом по губам его скользнула легкая улыбка.

Служанка поднесла цветок к носу и понюхала его, глубоко втягивая воздух. При этом она внимательно следила за тем, чтобы не загораживать рукой свою пышную грудь, волнующе приподнявшуюся из тесного декольтированного платья во время вдоха. Но Люкас уже повернулся к собравшимся в баре посетителям.

– Какую песню мне спеть? – спросил он с льстивой улыбкой.

В ответ ему раздались невнятные и нестройные выкрики. Бард недоуменно приподнял брови и даже приложил ладонь к уху. Собравшиеся закричали громче. Тогда Люкас поднял руку, требуя тишины, и глаза его с любопытством метнулись в сторону зашторенного кабинета. Отойдя от бара, он крадучись приблизился к нему и резким движением отдернул занавеску.

– Ба, кого я вижу! – воскликнул он. – Сам Мейстерзингер Гармонии!

Толпа, собравшаяся в баре, уставилась на Казимира.

– А с ним и жрец Милила пожаловал… и даже прекрасная Юлианна! – он схватил лежавшую на столе руку Юлианны и легко прикоснулся к ней губами. – При виде тебя, Казимир, я вспомнил одну песню, которая как нельзя лучше подходит к этому случаю.

Посетители бара засуетились, задвигали стульями и встали полукругом, предвкушая песню. Казимир холодно мерил Люкаса взглядом. Наконец скрип стульев затих, и Люкас запел:

 
Бредет изгнанник по земле, дорогой утомлен,
В печаль раздумья и тоску глубоко погружен
Что совершил такого он, кто мог бы рассказать,
Чтоб в одиночестве бродить и часа смерти ждать?
Он знал и мать, и знал отца, но только лет с шести
Они оставили его сиротства груз нести
Судьбы капризам вопреки он вырос, возмужал,
О мести думал и терпел и по ночам не спал
Он повстречал отца и вот – главу ему отсек,
Ни слова мертвый жрец ему не скажет поперек
Закон людей переступил – изгнал его народ,
Теперь и в сердце, и в душе сомнений тень живет
Неотличимы мы подчас от странника того
Был смертных суд жесток и скор – и он лишен всего
Мы все – изгнанники судьбы, и жребий наш таков
Дня ангелов – игрушки мы, и черви – для богов
 

Когда последние слова песни затихли, в баре раздались умеренно громкие аплодисменты. Люкас поклонился, а затем повернулся к Казимиру, давая понять, что представление окончено.

– Какая глубокая, страстная подача текста, – ледяным тоном заметил Казимир.

– Благодарю за комплимент, с вашей стороны было очень любезно заметить скромного певца, Мейстерзингер, – с усмешкой отозвался Люкас.

Выдвинув из-под их столика четвертый стул, бард с изяществом опустился на него. Откинувшись назад, он небрежно положил руку на спинку стула Юлианны.

– Что привело тебя в наш прекрасный город, Казимир? Дела, жажда удовольствий… может быть – политические преследования? – Люкас грубо расхохотался, и к его смеху неуверенно присоединились Торис и Юлианна.

В этот момент к их столику приблизился трактирщик, который принес еду. Казимир молчал. Трактирщик расставил тарелки и, вытащив свой кусок пергамента, вопросительно посмотрел на Люкаса. Бард взмахом руки отпустил его. Трактирщик кивнул, поклонился и вышел из кабинета, снова задернув за собой штору.

Люкас повернулся к Юлианне и некоторое время вглядывался в ее усталое лицо.

– Моя дорогая, – сказал он, наконец, – вы положительно вымотались.

Юлианна с трудом улыбнулась в ответ:

– Мы ехали всю ночь, а в гостинице не оказалось комнат. И не будет до полудня.

– До полудня! – воскликнул Люкас. – До полудня целых три часа! Неужели вы собирались провести эти три часа за яйцами и беконом?!

– А что, у нас есть какой-нибудь выбор? – огрызнулся Казимир.

Рослый бард сладко потянулся всем телом и сказал с улыбкой, которая немедленно привела Казимира в состояние тихой ярости:

– У меня есть одно предложение. Я мог бы поговорить с хозяином – своим личным другом, – и он немедленно предоставил бы вам две комнаты. В обмен я хочу, чтобы один из вас прогулялся со мной по тихим улочкам моего прекрасного города.

С этими словами Люкас принялся разглядывать лица своих собеседников. Юлианна едва могла держать глаза открытыми, Торис тоже, казалось, едва различал где стол, где тарелка. Только у Казимира глаза были ясные, но он молчал, как и его спутники.

– Неужели никто не хочет? – нахмурясь спросил Люкас. – Очень жаль. Надеюсь, вам будет удобно на этих стульях.

Он поднялся, прощально взмахнув руками.

– Постойте, – сонно сказала Юлианна. – Я пойду с вами. Бард вежливо кивнул:

– Почту за честь, дорогая Ю…

– Нет. Пойду я, – жестко сказал Казимир, берясь за вилку. – Договорись, чтобы нам подготовили две смежные комнаты, а я пока покончу с завтраком.

– Хорошо, – кивнул Люкас. Поклонившись Юлианне он добавил:

– Я скоро вернусь.

* * *

Солнце приближалось к зениту, а Люкас и Казимир в это время карабкались на скалы, которые ограждали Скульд с востока. Бард взбирался по едва заметной тропинке уверенно и легко, внимательно поглядывая по сторонам. Казимир следовал за ним тяжело и хрипло дыша, глядя в основном себе под ноги. На висках его выступили капли пота. Задержавшись на узком каменном выступе, он посмотрел вверх на своего проводника. Люкас с относительной легкостью достиг скалистой террасы, откуда до вершины оставалось не больше десяти футов. Там он остановился и оглянулся на своего молодого протеже.