Текст книги "Краткая история. Монголы"

Позорный конец шаха свершился соответствующим способом. Он умер от плеврита, один, в агонии на небольшом острове, недалеко от порта Абаскун в юго-восточном углу Каспийского моря, сознавая, что его царство потеряно, жена – изнасилована и, возможно, убита, женщины – обесчещены и отданы в рабство, а сыновья – мертвы.

 
Когда услышал султан, он растерялся,
Мир потемнел перед его очами.
 

Он извелся в этой тревоге и волнении и от этого горестного события и ужасного бедствия плакал и рыдал, пока не вручил [своей] милой души [высшей] истине[143]143
  Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. О.И. Смирновой. Т. 1. Кн. 2. С. 213.


[Закрыть].

Джелал ад-Дин Менгуберди

Хорезмшаха пережил его сын Джелал ад-Дин Менгуберди (Манкбурны), чье наследие неоднозначно, в зависимости от того, каким источникам доверять. После кратковременного триумфа в доблестной битве с монгольской армией Джелал ад-Дин в конце концов был загнан в угол самим Чингисханом у берегов Инда. Смело бросившись в бушующие воды, молодой принц смог ускользнуть, чем заслужил восхищение великого хана, который приказал своим людям прекратить преследование, воскликнув: «Никто не видел в мире подобного мужа, не слышал [о таком] среди прежних витязей!»[144]144
  Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. О.И. Смирновой. Т. 1. Кн. 2. С. 224.


[Закрыть] Источники почти не уделяют внимания тому факту, что при этом принц бросил своих жен и детей на произвол судьбы. Джелал ад-Дин остается загадочным персонажем, которого в равной степени бранят, восхваляют и даже обожествляют многие вдохновленные им хронисты и комментаторы.

Джувейни воздает ему хвалу как герою, который возродил честь Персии и отказался преклонить колено перед монголами Турана. Он с легкостью игнорирует тот факт, что Джелал ад-Дин почти два десятилетия возглавлял пеструю наемную армию и забавлялся убийствами, «прыгая по всему [Ирану], как олень» [30]. Джувейни, в отличие от Джелала, был кабинетным ученым, а не человеком действия, и его хвалебная речь, по-видимому, имеет снисходительный подтекст шутки для узкого круга образованных друзей, хотя его рассказ о кончине принца и совпадает с другими версиями[145]145
  Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. С. 326.


[Закрыть] [31].

Джелал ад-Дин наиболее известен на Кавказе, где рассказы о его пьяном и смертоносном разгуле сохранились в народной памяти до сего дня. Воистину и христиане, и мусульмане страшились хорезмийцев гораздо больше, чем монгольских армий. В столице Грузии Тбилиси есть церковь, обращенная к оврагу у излучины бурной реки Куры, куда султан сбрасывал тела своих жертв и тех, кто отказался отречься от своей веры. В анонимной «Столетней летописи», последнем разделе средневековой хроники «Картлис Цховреба», или «Истории Грузии», рассказано об ужасах оккупации страны Джелал ад-Дином. Анонимный священнослужитель детально повествует об ужасах, свалившихся на грузинский народ. Признавая роль Джелал ад-Дина в этих бесчинствах, он обвиняет царей, владетельных князей мтавари и всех тех, кто «обратился ко злу. Ибо наступили недуг и страдания Содома и Гоморры»[146]146
  Картлис Цвохреба. История Грузии / Пер. Г.В. Цулая. Тбилиси: Изд-во Артануджи, 2008. С. 342.


[Закрыть].

Для летописца величайшие злодеяния султана, о которых ему «и упоминать постыдно», – это не убийство без счета беспомощных жителей, матерей и младенцев, чьи трупы заполонили «улицы, ущелья и рвы», но разрушение церквей и осквернение икон, топтать которые он заставлял своих жертв, «а тем, кто отпирался, отсекал головы»[147]147
  Там же.


[Закрыть]. Джелал ад-Дин продолжал мучить грузин (по мнению летописца – во исполнение гнева Божьего), доколе его силы не были побеждены и рассеяны приближающимися Чингисидами. После этого он бежал от превосходящих сил противника, в одиночестве и под чужим именем ища убежища в горах Курдистана. «Таким образом, султан остался один, добрался до какой-то небольшой деревушки и заснул под деревом. Заметил его некий ничтожный человек и убил его», похитив «кушак, седло и колчан султановы, разукрашенные редко обретаемыми каменьями»[148]148
  Там же. С. 345.


[Закрыть].

Рашид ад-Дин описывает принца более беспристрастно. Он подробно останавливается на его пьянстве, которое, по-видимому, объясняет случайные проявления доблести и героизма, равно как и подлое двурушничество в отношениях со многими людьми, в том числе делийским султаном Илтутмишем; его собственным братом Гийяс-уд-Дином; Бараком Хаджибом, бывшим одно время его иктадаром; кирманским Кутлугшахом; Абу Бакром, правителем Шираза, и кавказскими князьями.

Рашид ад-Дин приводит знаменитый анекдот об убийстве Джелал ад-Дина в 1231 году курдскими разбойниками, которые подстерегли изысканно одетого путешественника ради его одежды. Они и сами кончили плачевно, начав демонстрировать свои фантастические одеяния по возвращении в город. В этих нарядах они смотрелись столь подозрительно, что молва о них скоро дошла до правителя Амида[149]149
  Древнее название города Диярбакыр в турецком Курдистане. – Прим. перев.


[Закрыть], который приказал схватить этих людей, и после допроса их казнили[150]150
  См.: Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 31.


[Закрыть].

И Рашид ад-Дин, и Джувейни ссылаются на другие сообщения о том, что султан якобы не умер, а встал на путь истинный, добровольно отдал свои одежды и оружие и принял жизнь странствующего суфия. Сообщается даже, что Джелал ад-Дин стал столь набожен, что, озаренный божественным светом, не умер, а скорее скрылся в ожидании подходящего момента, дабы когда-нибудь снова появиться среди людей. Наемная армия Джелал ад-Дина продолжала сеять страх и беспорядок в Западной Азии, как правило, нанимаясь на службу к местным князьям, пока окончательно не влилась в мамлюкские силы Египта.

Междуцарствие

Когда Чингисхан отвлекся от Ирана, повернув свои силы на восток, Иран остался под военным управлением, а ряд его городов-государств присягнули на верность великому хану. Однако страна оставалась на периферии империи и во многом страдала от бесконтрольности. В отсутствие сильного централизованного управления страна была отдана на милость различным вооруженным элементам, которые стремились извлечь выгоду из состояния, близкого к анархии. Военачальники Чингисидов пополнили число разбойников, чьи действия привели к хаосу и нестабильности на Иранском нагорье. Изолированные друг от друга, обособленные города, окруженные неприветливыми пустынями и горами, терроризировали соперничающие армии хорезмийцев, ассасинов, курдов, луров, войск халифа – в общем, всех, кто мог сколотить отряд вооруженных всадников. Страна оставалась в таком положении до коронации (ок. 1250 года) великого хана Мункэ, потомка Толуя, когда делегация из североиранского города Казвина попросила назначить им царя и включить их многострадальный регион непосредственно в состав империи.

После краха режима хорезмшаха Иран был, по сути, предоставлен самому себе. Чингисхан послал двух нойонов, Джэбэ и Субэдэя, в разведывательный поход вокруг Каспийского моря, и уже в самом его начале они учинили страшные разрушения в северных районах Ирана. Приводятся различные цифры: только в Герате, по одним источникам, было убито 2 млн 400 тыс. человек [32], а по более скромным оценкам – 1 млн 600 тыс. [33], в Нишапуре – 1 млн 747 тыс. [34].

Цифры, очевидно, преувеличены; они отражают болезненность нападений и само восприятие жертвами неумолимых волн насилия и разрушений, чинимых дисциплинированными рядами мощнейшей армии. Другие войска, почуяв победу, сразу превратились бы в пьяную толпу насильников и грабителей. Но воины Чингисидов держали строй до самого конца, пока не получали обратный приказ. Собранная добыча распределялась централизованно, тщательно исследовались выгоды, которые можно было извлечь из населения.

Кембриджский историк Чарльз Мелвилль [35], изучив источники и сравнив их с данными хроник о других средневековых конфликтах, не нашел никаких доказательств того, что монголы были более разрушительной или смертоносной армией, чем любые другие армии того времени. Что отличало их от других воинов, так это дисциплинированность и целеустремленность. Тем не менее массовые убийства, совершенные ими в Северном Иране, закрепили за ними славу жестоких варваров.

Ибн аль-Асир – автор обличительных выпадов против армии Чингисидов. Их набеги якобы были столь ужасны, что он предпочел бы вовсе не рождаться на свет. На самом деле Ибн аль-Асир никогда не видел монголов, его рассказ основан исключительно на слухах. Однако именно эти неприглядные описания составляют основу популярного образа татарской армии.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Сведения о последних годах Чингисхана сохранились благодаря его настойчивым поискам эликсира жизни. Он услышал историю о некоем святом с Востока, который обладал секретом вечной жизни, и не преминул призвать ко двору этого человека, даосского мудреца Чанчуня. Чанчунь рассказал, что знает секрет вечной жизни, но не земной, а духовной, и Чингисхан в конце концов примирился с этим. Ученик Чанчуня вел дневник их путешествия по Азии и Туркестану для встречи с Чингисханом и составил труд о жизни в тех землях, недавно завоеванных монголами, где рассказал о своих встречах с великим ханом.

Чингисхан решил вернуться в Монголию, чтобы встретить смерть на родине, но до своей кончины еще хотел отомстить тангутам, первому народу за пределами степи, которых он завоевал 20 лет назад. Тангуты не отправили ему обещанных подкреплений для похода на запад, и за это предательство он решил истребить их. Высказывалось мнение о том, что эта операция монголов является первым зарегистрированным актом преднамеренного геноцида в писаной истории[151]151
  Тангутское государство (китайское наименование – Си Ся (кит. Западное Ся); сами тангуты называли свою страну Пхон-мбин лхиэ-тха – Великое государство высокой белизны) существовало c 1038 по 1227 г. Первые крупные монгольские походы, разорившие западный районы Тангутского государства, датируются 1205 г. Тангуты пережили крах своего государства, их элиты стали важной частью правящего слоя Монгольской империи. Правда, тангутские земли и их население под монгольской властью довольно быстро ассимилировались, многие приняли ислам. Тяжелый удар по тангутским городам был нанесен во второй половине XIV в. армией империи Мин, не оставившей камня на камне от твердынь «приспешников Юань». Тангутский язык окончательно вышел из употребления в XVI–XVII вв. Немало сохранилось следов тангутского наследия – это руины городов, гробницы тангутских императоров и проч.


[Закрыть].

Чингисхан умер в 1227 году после падения с лошади, прежде чем смог лично умертвить правителя тангутов, хотя вскоре его убил кто-то другой. Место погребения Чингисхана держалось в секрете, который тщательно охранялся, и до сих пор его так и не нашли. Рашид ад-Дин утверждает, что все те, кто принимал участие в захоронении, впоследствии были убиты, чтобы сохранить место в тайне, но в других источниках эта история не приводится.

С падением хорезмшаха Чингисхан установил свою власть во всей Азии и заложил основы глобальной, мультикультурной империи, навсегда изменившей мир. Говорят, из одного только Самарканда на восток увели 100 000 торговцев и ремесленников плюс неизвестное количество женщин и детей, которым предназначалась роль домашней прислуги. Такие перемещения населения, принудительные вначале, но чуть позже и добровольные, имели место на протяжении всего периода господства Чингисидов, представляя собой одни из крупнейших миграций в истории. В 1206 году, объединив монгольские племена, Чингисхан вышел из степи, поглотил тангутов, безвозвратно подорвал господство чжурчжэней в Северном Китае, а затем вскрыл блеф хорезмшаха и оставил в руинах его царство – ворота в мусульманский мир. Тем самым он проторил путь для революции Чингисидов, которая изменила всю ойкумену. Он стремился не завоевывать и уничтожать, а овладевать и преобразовывать. Жестокость и несправедливость наполняли его ранние годы, и он искал лучшего для своих потомков, которые будут носить «тканные золотом одежды», вкушать роскошные яства, седлать лучших коней и наслаждаться самыми соблазнительными искушениями империи[152]152
  См.: Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 263.


[Закрыть].

Глава 4
Под копытами татарских коней

Семена, из которых выросла впоследствии организация Монгольской империи, были посеяны в начале западной кампании. В то время приказ выследить опального беглеца, когда-то могущественного хорезмшаха Ала ад-Дин Мухаммеда, и привезти его ко двору заклятого врага – Чингисхана, у которого он мог бы попросить быстрой, а не медленной смерти, не привлек особого внимания. Приказ захватить хорезмшаха заключал в себе дополнительную миссию – разведывательный поход по Северному Ирану и Кавказу. Беглец оказался неуловимым и не желал встретить лицом к лицу свою неизбежную судьбу. Поэтому два военачальника, которым была поручена эта задача, а именно Джэбэ, освободитель мусульман Восточного Туркестана, и Субэдэй, гроза меркитов, вместо того чтобы тратить время на выслеживание чахнущего от болезни беглеца, попросили разрешение оставить поиски умирающего хорезмшаха и сосредоточиться на подчинении Азербайджана, Кавказа и Дагестана.

Тем не менее решение преследовать опозоренного беглеца «копытами татарских коней» и перенести разрушения, вызванные предательством хорезмшаха, за пределы Туркестана прямо в центральные районы Северного Ирана и города в оазисах североиранского плато имело непредвиденные последствия, которые не утихали еще почти 200 лет. Значение ставшего печально известным разведывательного похода было двояким. Во-первых, он закрепил за монголами репутацию непобедимых машин для убийства на мировом, а не на местном уровне. Во-вторых, предоставил множество поводов для будущих конфликтов, универсальный предлог для начала любых боевых действий, поскольку покоренные войсками Чингисидов земли Северного Ирана, где «касалось земли копыто татарского коня»[153]153
  Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. С. 30.


[Закрыть], сразу стали частью империи, а значит, могли быть переданы во владение князю из рода Чингисидов, что породит трудности, которые станут очевидными не сразу.

Этот печально известный разведывательный поход двух нойонов закрепил за монголами репутацию свирепых и кровожадных убийц не только в тех регионах, через которые проходили армии Чингисидов, но и в соседних странах и империях. Даже в промозглых королевских дворцах Северной Европы рассказы о злодеяниях татар внушали страх и благоговение. Но страшная репутация отчасти создавалась преднамеренно. Разумеется, монголы сделали немало, чтобы заслужить столь недобрую славу, но рассказы о них многим обязаны искусству рассказчиков и приукрашиваниям при передаче из уст в уста. Так, несмотря на то что при первом контакте с монголами Казвин был сильно разрушен, как писал один из знаменитых сынов этого города Зайн аль-Дин Мустафи: «затем к городу Казвин быстрый словно тигр пришел Субэдэй… тогда он был наполнен горем и ранами <…> языческое всесожжение» [1], город стал излюбленным местом чингисидской элиты, подарив государству Хулагуидов некоторых из самых влиятельных его министров и чиновников.

Два нойона продолжили свой неодолимый марш к северу через иссеченный горами Кавказ, раскалывающийся у Дербента, библейского барьера, сдерживающего Гога и Магога [2], на открытые равнины за его пределами. Они встретили и разгромили тюрок-куман из половецких (кипчакских) степей и армии Руси. В Новгородской летописи впечатление от их появления в 1224 году метко выражено несколькими словами потрясенного свидетеля:

Том же лѣтѣ, по грѣхомъ нашимъ, придоша языци незнаеми, их же добрѣ никто же не вѣсть, кто суть и отколе изидоша, и что языкъ ихъ, и котораго племене суть, и что вѣра ихъ; а зовуть я Татары… Богъ единъ вѣсть, кто суть и отколѣ изидоша[154]154
  «В том же году за грехи наши пришли неизвестные народы, и никто о них ясно ничего не знает: ни кто они, ни откуда пришли, ни языка их, ни какого они племени, ни веры их, но зовут их татарами… Один бог знает, кто они и откуда вышли». См.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / АН СССР, Институт истории; отв. ред. М.Н. Тихомиров; под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 61–62, 264.


[Закрыть].

Их армия должна была встретиться с главными монгольскими силами в Хорезме, предоставив другим закрепить приобретения этого похода. За два коротких года Джэбэ и Субэдэй расширили зону влияния великого хана до границ Восточной Европы и центральных районов мусульманского мира. Рассказы об ужасах, героизме, хитрости и храбрости, которые сопутствовали этому эпическому путешествию, заполнили страницы стольких хроник на почти столь же большом числе языков, что их невозможно здесь даже перечислить. Около 30 000 русских воинов при поддержке половцев, несмотря на численное превосходство, не могли составить конкуренцию дисциплинированным и многоопытным войскам Чингисидов.

Особого упоминания заслуживает, однако, знаменитая битва 1223 года на Калке [3]. Монголы проявили в ней большое тактическое мастерство, использовав классическую монгольскую уловку. Им удалось разъединить половцев (куманов, кипчаков) и русских князей, разгромив их войска. После того как остатки побежденного киевского войска сдались монголам, поверх накрепко связанных русских военачальников установили тяжелую деревянную платформу. Пока радостные монгольские военачальники отмечали свою нелегкую победу, их беспомощные враги, в знак признания их царственного статуса, погибли медленной и ужасной смертью.

Победоносные полководцы соединились с основными силами Чингисидов в 1223 году, в степях к востоку от реки Сырдарья, заслужив благодарность и восхищение Чингисхана. Джэбэ умер, не дождавшись полного вознаграждения, которое досталось его товарищу Субэдэй-нойону. Субэдэй вернулся на запад, чтобы закрепить результаты предыдущих завоеваний. Он создал секретную армию осведомителей и шпионов, которые предоставляли столь необходимые Чингисидам разведданные. Разведывательный поход Джэбэ и Субэдэя по Каспию и Южнорусским степям считается самым длинным кавалерийским маршем в истории, в ходе которого монгольские войска проскакали верхом около 8500 километров за три года и выиграли, вероятно, более двенадцати крупных сражений против превосходящих по численности сил. Они открыли степной коридор, к завоеванию которого Чингисиды теперь могли подготовиться. Для сбора сил перед походом был назначен очередной курултай.

Хан Угэдэй (1186–1241) поставил Субэдэя руководить войсками под командованием своего племянника Бату и поручил ему подчинить западные степные владения половецких ханов. Субэдэй располагал опытом и знаниями, а участие юного Бату придавало им статус, необходимый для подобной миссии. С ханом Бату (Батыем), который унаследовавал мантию своего отца Джучи (ум. 1227), отправились в путь представители всей империи, включая Гуюка и Годана, сыновей нового чингисидского императора. Потомки Чагатая (Чагатаиды) были представлены князьями Бари и Байдаром, а потомки Толуя – Мункэ и Бучеком.

ЗАПАДНЫЙ ПОХОД

В 1236 году Россия была землей лесов, болот, степей и равнин, населенных на востоке тюркоязычными племенами, кочевыми и полукочевыми. Ввиду суровых климатических условий, огромных расстояний между городскими центрами и почти полного отсутствия исправных дорог защита этой страны была непростым делом.

Летом имевшиеся дороги едва ли можно было использовать из-за гигантских рытвин, а зимой мало кто (кроме монголов) осмелился бы на путешествие по этой земле. Хазары, булгары, печенеги[155]155
  Хазары и печенеги вряд ли к этому времени еще существовали как народы.


[Закрыть] и конечно же половцы, также известные как кипчаки или куманы, жили в хрупком мире с русскими соседями, а тактический союз половцев и Руси навлек беду на всех. Кровавый прием, который оказали в 1222 году на Руси элчи (послам) Чингисидов, предопределил их судьбу. Русь в то время не была единой и представляла собой скорее совокупность слабых и часто конфликтовавших друг с другом феодальных княжеств. Тактика Чингисидов заключалась в том, чтобы нападать на каждое княжество по отдельности и использовать элемент неожиданности для достижения максимального и быстрого эффекта. Отсюда и знаменитая цитата, описывающая захватчиков в Новгородской летописи.

Разграбление Суздаля ханом Бату в 1238 году. Монгольское вторжение в Россию. Миниатюра из летописи XVI века

Булгар был разграблен в 1237 году, тюркоязычных башкир привели к подчинению, а к 1239 году крах сопротивления кипчаков и куманов в Половецкой (Кипчакской) степи вызвал наплыв беженцев на оседлые земли Руси, Венгрии и Латинской империи. Киев пал зимой 1240 года после того, как киевский князь Михаил бежал в Венгрию, а оттуда – в Силезию. Хан Мункэ, которому было поручено захватить Киев, обратился к боярину Дмитру с предложением добровольно сдаться и уберечь от штурма столь великолепный город, но в ответ боярин убил посла-элчи Мункэ, чем и определил его судьбу. Шесть лет спустя папский посланник Плано Карпини проезжал через этот город, «сведенный почти ни на что: едва существует там двести домов»[156]156
  См.: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 47.


[Закрыть], и зафиксировал трагическую и необязательную потерю княжеского и митрополичьего престолов Руси. По мере того как все больше городов и княжеств сдавались монголам, Батый заметил, что большинство свергнутых князей бежали в Венгрию[157]157
  Кроме великого князя Михаила Всеволодовича, отправившегося в Венгрию за помощью, нам неизвестно о сколько-нибудь значительном числе русских князей, бежавших туда. Возможно, автор имеет в виду неудачное сватовство Льва Данииловича, сына галицко-волынского князя Даниила Романовича, к дочери Белы IV, когда отец и сын приехали к нему накануне вторжения монголов.


[Закрыть], которая уже приняла беглых половцев и теперь неизбежно привлекала внимание монгольского хана.

Венгерский король Бела IV, что весьма необычно для правителя того времени, верил в мир. Возможно, потому, что не имел способностей к ведению войны. Он приветствовал беглых русских князей и даже отправил на восток клириков, чтобы установить контакт с Чингисидами, в их числе был монах-доминиканец брат Юлиан, посланный им к Батыю[158]158
  Путешествия доминиканца брата Юлиана преследовали целью поиски прародины венгров на востоке и имели место накануне монгольского вторжения. В 1237 г. он вернулся в Венгрию.


[Закрыть]. Король установил мир с соседями-половцами и приветствовал их в своих владениях, хотя и на определенных условиях: во-первых, они поклялись в верности венгерскому трону; во-вторых, пополнили ряды его армии; и в-третьих, приняли римско-католическую веру. К сожалению, подданные Белы не были столь гостеприимны, как их король, и между скотоводами-половцами и земледельцами-венграми сохранялась значительная напряженность.

Батый послал элчи к Беле IV, предупреждая его не укрывать половцев, которых Батый считал своими врагами. Еще настойчивей Батый требовал возвращения своих посланников, отправленных ранее, числом в 30 человек, некоторые из которых прибыли в Венгрию, а другие были задержаны по дороге русскими князьями. Беле следовало лучше заботиться об их судьбе.

Прежде чем начать наступление против Венгрии, Батый (несомненно, по совету Субэдэя) применил классическую монгольскую стратегию: чтобы достичь главной цели, нужно сначала обеспечить безопасность наступлением на фланге. Польша и Германия представляли возможную угрозу, поэтому Батый счел целесообразным сначала устранить этот риск. Он закрепил свои приобретения и собрал силы, перезимовав на территории Галицко-Волынского княжества, и приготовился напасть на Польшу и католический мир, намереваясь поглотить очередную полосу земель оседлых народов.

Крым пал, став еще одним княжеским апанажем, в то время как крымские половцы отступили в горы. Это действительно было вторжение сил степи в земли оседлых народов, но составлявшие эти силы воины состояли уже не только из степняков. Монголы, несомненно, численно уступали тюркам, но теперь и люди из полуоседлых и даже оседлых сообществ пополняли ряды армий Чингисидов и их растущий административный аппарат. Кроме того, за линией фронта росла армия торговцев, быстро проникавшая в города, городки и деревни, которые смогли избежать нашествия или постепенно оправлялись от него. С армиями путешествовали княжеские ставки (орду), которые сами по себе были похожи на передвижные города.

В то время как Бату переместился на север, его кузены Мункэ, Годан и Гуюк повернули к югу, вступив в земли аланов и на Кавказ. Беглые половцы предоставили Батыю удобный повод для объявления войны и продвижения боевых действий на запад, глубоко в христианскую Европу. Батый нападал с двух сторон, направив меньшие силы на север, через Польшу в Восточную Германию, против поляков и тевтонских рыцарей, в то время как его главные силы атаковали армию короля Белы на реке Шайо.

9 апреля 1241 года в битве при Легнице, на территории нынешнего польского Нижнесилезского воеводства, знать и рыцари Северной Европы, поляки, чехи, немцы и члены папских военных орденов под командованием силезского герцога Генриха II Набожного предприняли безуспешную попытку остановить монгольское вторжение в Европу. Традиционные методы и обычаи европейских рыцарских войн оказались безнадежно неэффективны против дисциплинированных и опытных войск Чингисидов. В очередной раз знаменитое ложное отступление монголов оказалось убийственно успешным. Количество участников и жертв сражения сильно разнится в источниках: армия Генриха II была почти полностью уничтожена, потери оцениваются числом от 2000 до 40 000 человек, в сущности – целая армия.

Батый занял Венгрию и начал демонстрировать признаки того, что намерен остаться, включив ее луга в состав империи. Он даже начал чеканить свою монету в знак устойчивости нового порядка. Почему он не вернулся, чтобы закрепить за собой эти завоевания, после того как на Великом курултае определился преемник Угэдэя, остается загадкой. Хан Ногай, которого некоторые считают соправителем Батыя в западных провинцях, основал ставку в Болгарии, но Батый прочно укрепился в русских степях – Кипчакском ханстве. Было высказано предположение, что крупное монгольское поселение не могло существовать в венгерских степях, поскольку там не было достаточного количества травы для лошадей и места для странствующих кочевников, но Стивен Хоу убедительно опроверг эту точку зрения, отстаиваемую Денисом Синором [4].

Главной причиной, по которой Батый отказался продолжить кампанию против Венгрии, была необходимость сорвать избрание на престол хана Гуюка. Бату считал, что, находясь в своем улусе, может оказывать максимальное влияние на разворачивающиеся события, и полагал, что отказ от посещения курултая может расстроить планы его кузена. Остается неизвестным, намеревался ли он завершить завоевание Венгрии, или же довольствовался падением Белы [5]. Бела IV удалился в изгнание на один из островов в Адриатике, но в отличие от восточного собрата по несчастью, презренного хорезмшаха, вернулся из своего островного убежища и оставался на троне до 1270 года.

Европа избежала судьбы прочих соперников Чингисидов благодаря своевременно пришедшим известиям о смерти великого хана Угэдэя в 1241 году. Батый приостановил наступление, снял осаду Вены и переключился на внутренние политические проблемы. Его армии повернули на восток и отступили через Венгрию, на пути уничтожив Пешт и покорив Болгарию, пока, наконец, не заложили столицу Сарай в низовьях Волги на месте прежней хазарской столицы Итиля[159]159
  Место расположения Итиля в дельте Волги точно неизвестно – некоторые ученые полагают, что его поглотило Каспийское море. Даже если разделить мнение некоторых археологов, предлагающих считать руинами Итиля Самосдельское городище, то все равно между этим пунктом и Старым Сараем (Селитренное городище) почти 200 км.


[Закрыть]. Батый, как серый кардинал, заранее отказался от любой попытки претендовать на престол Чингисидов для себя самого. Но он знал, что его поддержка необходима любому претенденту на управление империей. Когда Гильом де Рубрук проезжал через земли под властью хана Батыя, он был уверен, что тот был соправителем могучей империи вместе со своим двоюродным братом, новоизбранным ханом Мункэ из рода Толуя, которого некоторые называли узурпатором трона Угэдэя. Казалось, что Улус Джучи утвердился уже надежно и прочно, и действительно Золотая Орда Батыя (имя, под которым этот улус вошел в историю) стала первым из государств – наследников мировой империи, которое добилось подлинного и признанного самодержавия и независимости.

ЗОЛОТАЯ ОРДА

Золотая Орда, образованная в XIII веке, была монгольским, а позднее тюркским ханством, включавшим северо-западную часть Монгольской империи. Ханство также известно как Кипчакское ханство или Улус Джучи, и во многих отношениях его можно считать государством – преемником Кипчакского ханства[160]160
  Единого Кипчакского ханства не существовало. Половцы (кипчаки, куманы) были разделены на множество родов, управляемых разными ханами, и не были едины даже в религиозном плане. Часть их была мусульманами, часть – язычниками, многие – православными; куманы, укрывшиеся в Венгрии, приняли католичество.


[Закрыть]. Золотой Ордой это государство позднее прозвали русские, вероятно, под впечатлением от золотого цвета ханского шатра. В то время его обычно называли Кипчакским ханством в знак того, что государство было основано в Половецкой (Кипчакской) степи, а большинство его подданных составляли в действительности тюрки-кипчаки. Скорость, с которой монгольские элементы были поглощены более многочисленным тюрко-кипчакским населением, демонстрируют надписи на монетах – тюркские, а не монгольские уже ко времени правления Туда-Менгу (прав. 1280–1287). Бок о бок с тюркским большинством на обширных землях Золотой Орды проживали общины этнических монголов и персов, особенно на Северном Кавказе и в Хорезме; менее значительные поселения греков, итальянцев, евреев и армян существовали в Крыму. Границы государства были довольно неустойчивыми, возможно, из-за все еще кочевого образа жизни правящей элиты, которая долгое время сопротивлялась манящему зову городов. Эта неустойчивость была особенно заметной вдоль южных границ и на востоке, где нередко случались конфликты.

Хан Батый сыграл важную роль в восшествии Мункэ на императорский трон и твердо поддерживал его агрессивные действия по отстаиванию прав на престол. Неизвестно, однако, как он посмотрел бы на утверждение Хулагу в роли иранского ильхана и на последовавшие за этим претензии Толуидов на богатые луга Азербайджана и плодородные, завидные пастбища южнокавказских склонов, на которых испокон веков пасли свои стада тюрки-кипчаки, ныне – подданные Джучидов. Хан Батый мирно умер во сне в 1255 году, не увидев того, что некоторые называют «толуидским переворотом», за которым последовал крах режима Аббасидов, когда Мункэ призвал своего младшего брата Хулагу тайком и без лишнего шума захватить власть над Ираном от реки Окс до Нила[161]161
  См.: Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 81.


[Закрыть].

Хотя Батый построил себе столицу Сарай, а его брат Берке также воздвиг столицу – Новый Сарай, ни один из князей не отказался от кочевого образа жизни: все они продолжали обитать в шатрах на временных стоянках. Новгородский князь Александр Невский поддержал власть Чингисидов и сотрудничал с ними при проведении переписи между 1252 и 1259 годами, и затем – при взимании налогов, отнюдь не из-за любви к монголам, а потому что был реалистом и признавал их недостижимое военное превосходство. Основную угрозу его власти представляли немцы, шведы и литовцы, поэтому он сосредоточился на том, чтобы использовать ситуацию в свою пользу. Ханы большей частью оставались на юге, а русские относительно спокойно обитали на севере. Они продолжали платить дань, а правители различных княжеств должны были ездить на юг для легитимации любого официального назначения. Говорят, что прежде чем отправиться на юг и просить аудиенции у хана, князья составляли завещание. Своими делами они ведали самостоятельно, но присланный баскак (даругачи или шахна) осуществлял административный надзор с целью обеспечить регулярность и точность налоговых поступлений.

Первое время контроль над делами Руси бы строгим и внимательным. Батый часто вмешивался в управление Русью, особенно в военном отношении, хотя степень интеграции этих земель была несопоставимо ниже, чем в государстве Хулагуидов. В конце концов контроль Орды ослаб настолько, что степняки перестали даже самостоятельно собирать налоги, передав эту важную функцию московскому князю – великому князю всея Руси. Именно постепенное ослабление контроля и все более широкое делегирование власти привели к окончательному краху Кипчакского ханства[162]162
  Золотой Орды. – Прим. ред.


[Закрыть].

ОБОСОБЛЕНИЕ ДЖУЧИДОВ

Использование системы тамма[163]163
  Это система, по которой каждый Чингисид должен был выделить для общего похода, например, по три человека из каждого десятка. Так комплектовались войска для похода Батыя.


[Закрыть] огромной армией под командованием Хулагу означало, что Джучиды были широко представлены в ее рядах. Солдаты и офицеры Джучидов в полной мере участвовали во всех ее военных операциях, включая «освобождение» Багдада.

Но инциденту с участием трех князей Джучидов позволили перерасти в полноценный повод для объявления войны. Один из князей, Балакан, присоединившийся к армии тамма под руководством Хулагу, был обвинен в колдовстве и наведении порчи на ильхана, после чего был казнен по приказу Хулагу и с разрешения Берке. Однако после подозрительной смерти двух других князей – Джучидов, Тутара и Кули, – начали распространяться слухи о том, что все эти смерти связаны друг с другом и имеют под собой иные причины[164]164
  См.: Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 81, 82.


[Закрыть]. Согласно некоторым мусульманским источникам, Хулагу не желал делиться военной добычей с Берке, чего требовала Великая Яса Чингисхана. Об этом инциденте подробно сообщает не только пристрастный в данном случае Рашид ад-Дин, но и армянский священнослужитель Григор Акнерци (инок Магакия), показывая эту интригующую историю в очень интересном свете.