Текст книги "Буря мечей. Том 1"

Арья

Копаясь в огороде покойника, она услышала пение.

Арья замерла, недвижная как камень, зажав в руке три тощие морковки. При мысли о Кровавых Скоморохах и людях Русе Болтона по ней прошла дрожь. «Так нечестно. Особенно теперь, когда мы наконец добрались до Трезубца и думали, что опасность почти миновала».

Только с чего Скоморохи стали бы петь?

Песня разносилась вверх по реке из-за маленького пригорка на востоке.

– В Чаячьем городе девушка ждет, хей-хо, хей-хо!

Арья встала с морковками в руке. Похоже было, что певец идет по дороге вдоль реки. Пирожок в капусте, судя по выражению его лица, тоже услышал. Джендри спал в тени сожженного дома и не слышал ничего.

– Жди и надейся, милый твой придет, хей-хо, хей-хо!

За тихим плеском реки Арье, кроме голоса, послышались и звуки арфы.

– Слышишь? – хрипло прошептал Пирожок, прижимая к груди кочан капусты. – Идет кто-то.

– Буди Джендри, только без шума, – велела она. – Потряси его. – Джендри просыпался легко в отличие от Пирожка, который без пинков и криков не поднимался.

– За годы разлуки любовь наградит, хей-хо, хей-хо. – Песня с каждым словом становилась все громче.

Пирожок бросил капусту, и кочаны с глухим стуком свалились на землю.

– Надо спрятаться.

«Хорошо бы, вот только куда?» Сожженный дом и заросший огород торчат на самом берегу. У реки растет несколько ив, а внизу, на отмели, – тростник, но дальше место совсем голое. «Не надо было нам выходить из леса», – подумала она. Это голод их оттуда выгнал – захотелось овощей набрать. Хлеб и сыр, украденные из Харренхолла, вышли еще шесть дней назад.

– Уведи Джендри и лошадей за дом, – распорядилась Арья. Часть стены уцелела – авось двое мальчишек и трое лошадей сумеют за ней укрыться. «Если только лошади будут вести себя тихо, а этому певцу не вздумается порыться в огороде».

– А ты?

– Я спрячусь за деревом. Может, он там один. Если привяжется, я его убью. Иди!

Пирожок ушел, а она бросила морковки и вытащила из-за плеча краденый меч. Она носила его за спиной – он был сделан на взрослого мужчину и чиркал по земле, если повесить его на пояс. «А уж тяжелый какой!» Арья вспоминала свою Иглу всякий раз, как брала в руки эту неуклюжую железяку. Но все-таки это меч, которым можно убить – этого достаточно.

Легко ступая, она укрылась за стволом старой плакучей ивы на повороте дороги, вдавив колено в илистую, поросшую травой почву. «Старые боги, – молилась она под звуки песни, – древесные боги, укройте меня, и пусть он пройдет мимо. – Но тут одна из лошадей заржала, и песня оборвалась. – Он слышал – но, может быть, он там один, а если нет, то ведь они могут так же бояться нас, как мы их».

– Слыхал? – спросил мужской голос. – Там за стеной кто-то есть.

– Точно, – ответил другой голос, пониже. – Как по-твоему, Лучник, кто это может быть?

«Стало быть, их двое». Арья прикусила губу. Она не видела их из-за ивовых ветвей, только слышала.

– Медведь. – Третий голос – или это снова первый?

– На медведе мяса много, – сказал бас, – и сала тоже, по осени. Если правильно приготовить, очень вкусно.

– А может, там волк. Или лев.

– На четырех ногах или на двух?

– Да какая разница.

– И то верно. Что ты хочешь делать с этими стрелами, Лучник?

– Пущу парочку поверх стены. Тогда тот, кто там затаился, мигом выскочит, вот увидишь.

– А если там какой-нибудь добрый человек прячется? Или женщина с грудным дитем?

– Добрый человек вышел бы и показался – это только разбойники прячутся.

– И то верно. Ладно, стреляй.

– Не надо! – крикнула, вскочив на ноги, Арья и выставила вперед свой меч. Их было трое. «Только трое». Сирио и не со столькими бы справился. Может, Джендри с Пирожком тоже придут ей на подмогу. «Правда, они мальчишки, а эти взрослые».

Мужчины были пешие и все в грязи. Певца она узнала по маленькой арфе, которую он прижимал к груди, как мать младенца. Небольшого роста, лет пятидесяти, большеротый, остроносый, с редкими бурыми волосами. Одет в выгоревшее зеленое сукно со старыми кожаными заплатами, на поясе связка метательных ножей, за спиной топор лесоруба.

Другой был на добрый фут выше и походил на солдата. У него на кожаном с заклепками поясе висели длинный меч и кинжал, на рубаху были нашиты перехлестывающиеся стальные кольца, голову покрывал черный железный, конусом, полушлем. В косматой бурой бороде прятались плохие зубы, но больше всего в глаза бросался желтый плащ с капюшоном. Толстый и тяжелый, с пятнами от травы и крови, подпаленный внизу и залатанный замшей на правом плече, этот плащ придавал своему хозяину сходство с какой-то огромной желтой птицей.

Последний из троицы, молодой парень, был тонок, как его лук, но не столь высок. Рыжий и веснушчатый, он имел на себе нагрудник с заклепками, высокие сапоги и кожаные перчатки без пальцев, а за спиной у него висел колчан. Шесть стрел с серым гусиным оперением торчали в земле перед ним, как маленькая изгородь.

Все трое смотрели на Арью, стоящую посреди дороги с мечом в руке. Наконец арфист лениво дернул одну из струн и сказал:

– Мальчик, положи-ка свой меч, пока не порезался. Он чересчур велик для тебя, и потом, Энгай успеет пустить в тебя три стрелы, прежде чем ты до нас доберешься.

– Не успеет. И я девочка, а не мальчик.

– В самом деле? Виноват, – поклонился певец.

– Идите своей дорогой. Просто ступайте мимо, а ты себе пой дальше, чтобы мы слышали, где вы. Уходите, и я вас не трону.

– Лим, ты слыхал – она нас не тронет! – засмеялся веснушчатый лучник.

– Слыхал, – басом ответил здоровяк Лим.

– Дитя, – сказал певец, – положи меч, а мы отведем тебя в безопасное место и накормим. В этих краях водятся волки, львы и твари еще хуже этих. Негоже маленькой девочке бродить здесь одной.

– Она не одна. – Джендри выехал из-за дома, а за ним Пирожок с ее лошадью в поводу. Джендри в своей кольчуге и с мечом казался почти взрослым и весьма опасным, Пирожок оставался Пирожком. – Делайте как она говорит и оставьте нас в покое.

– Двое да трое, – нараспев произнес певец, – все, что ли? А кони-то у вас славные – где вы их украли?

– Они наши. – Арья пристально наблюдала за ними. Певец заговаривает ей зубы, но опасность заключается в лучнике. «Если он выдернет стрелу из земли…»

– Может, назовете свои имена, как честные люди? – спросил певец.

– Я Пирожок, – тут же выпалил Пирожок.

– Тебе подходит, – улыбнулся певец. – Не часто встретишь мальчика с таким вкусным именем. А друзей твоих как звать – Окорок и Голубенок?

Джендри хмуро посмотрел на него с седла.

– С чего мне называть вам свое имя? Ваших-то я пока не слышал.

– Ну что ж: я Том из Семи Ручьев, называемый чаще Томом Семиструнным или Томом-Семеркой. Этот верзила с черными зубами – Лим, прозванный так из-за своего лимонно-желтого плаща и сам кислый, как лимон. А паренек – это Энгай, или Лучник.

– Теперь говорите, кто вы такие будете, – громыхнул своим басом Лим.

Арья не собиралась говорить им свое настоящее имя.

– Хотите, зовите Голубенком – мне все равно.

– Голубенок с мечом, – хохотнул Лим. – Такое не каждый день встретишь.

– А я Бык, – следуя примеру Арьи, заявил Джендри. Она его не упрекала – Бык все-таки лучше Окорока.

Том прошелся по струнам своей арфы.

– Пирожок, Голубенок и Бык. Никак сбежали с кухни лорда Болтона?

– Как ты догадался? – с беспокойством спросила Арья.

– Ты носишь на груди его знак, малютка.

Арья совсем забыла, что у нее под плащом, на пажеском дублете вышит ободранный человек Дредфорта.

– Не называй меня малюткой!

– Почему? – спросил Лим. – Ты ведь и правда маленькая.

– Нет, большая. Я уже не ребенок. – Дети, в отличие от нее, людей не убивают.

– Это я вижу, Голубенок. Никого из вас нельзя назвать детьми, раз вы служили у Болтона.

– Мы у него не служили. – Пирожок, как обычно, не понимал, когда лучше промолчать. – Мы уже жили в Харренхолле, когда он пришел, вот и все.

– Выходит, вы львята? – спросил Том.

– Нет, и не львята. Мы ничьи. А вы?

– Мы люди короля, – заявил Энгай-Лучник.

– Какого короля? – нахмурилась Арья.

– Короля Роберта, – ответил Лим.

– Этого старого пьяницы? – презрительно бросил Джендри. – Да он же помер давно, его вепрь запорол – это все знают.

– Да, парень, к великому нашему сожалению, – сказал Том и взял на своей арфе печальную ноту.

Арье не верилось, что они люди короля – эти оборванцы смахивали скорее на разбойников. У них даже лошадей нет, а люди короля должны быть конными.

Но Пирожок тут же распустил язык:

– Мы ищем Риверран. Не знаете, сколько еще дней до него ехать?

Арья охотно убила бы его.

– Молчи, не то я камней тебе в болтливый рот напихаю.

– До Риверрана еще долго вверх по реке, – сказал Том. – Долго и голодно. Не хотите ли поесть горячего, прежде чем трогаться в путь? Тут недалеко есть гостиница, которую держат наши друзья. Разделим лучше эль и хлеб за одним столом, чем драться.

– Гостиница? – При мысли о горячем у Арьи в животе заурчало, но она не питала доверия к этому Тому. Не всякий, кто говорит с тобой ласково, тебе друг. – Недалеко, говоришь?

– Две мили вверх по реке – ну, скажем, не больше лиги.

Джендри, как и Арья, колебался.

– Что у вас за друзья такие? – настороженно спросил он.

– Просто друзья. Забыл, что это означает?

– Хозяйку зовут Шарна, – вставил Том. – Язык у нее острый и глаз тоже, с этим не поспоришь, но сердце доброе, и маленьких девочек она любит.

– Я не маленькая, – сердито отрезала Арья. – А еще кто там есть? Ты сказал «друзья».

– Еще ее муж и сирота, которого они к себе взяли. Ничего дурного они вам не сделают. Там есть эль, если вы до него уже доросли, свежий хлеб – а может, и мясо найдется. – Том оглядел усадьбу. – Пригодится и то, что вы тут наворовали у старого Пата.

– Мы не воры, – возразила Арья.

– А кто ты старому Пату – дочь или сестра? Может, жена? Не надо врать, Голубенок. Я сам хоронил старого Пата под той ивой, где ты пряталась, и ты на него совсем не похожа. – Том снова извлек из арфы печальный звук. – Мы много хороших людей схоронили за прошлый год, и нам неохота хоронить еще и вас, клянусь моей арфой. Лучник, покажи ей.

Лучник отозвался так быстро, что Арья глазам своим не поверила, и стрела просвистела в дюйме от ее уха, вонзившись в ствол ивы позади нее. Лучник тем временем уже приладил вторую стрелу и натянул тетиву. Ей казалось, что она понимает, что подразумевал Сирио, говоря «быстро, как змея» или «ускользающая, как летний шелк», но теперь она впервые увидела, что это такое на самом деле. Стрела снова прожужжала мимо, как пчела.

– Ты промахнулся, – заметила Арья.

– Дура же ты, если так думаешь, – сказал Энгай. – Они летят, куда я их посылаю.

– Это верно, – подтвердил Лим.

Лучника отделяло от острия ее меча около дюжины шагов. «Ничего не поделаешь», – поняла Арья, жалея, что у нее нет лука и она не умеет так же хорошо стрелять. Она угрюмо уперла свой тяжелый меч в землю.

– Ладно, поглядим на вашу гостиницу, – сказала она, скрывая сомнение за храбрыми словами. – Вы ступайте вперед, а мы поедем сзади, чтобы вас видеть.

– Впереди или позади, все едино, – с низким поклоном ответил ей Том. – Пошли, ребята, покажем им дорогу. Вытаскивай свои стрелы, Энгай, они нам еще пригодятся.

Арья спрятала меч в ножны и перешла через дорогу к своим друзьям, которые держались подальше от трех незнакомцев.

– Пирожок, забери капусту, – сказала она, садясь верхом. – И морковку тоже.

В кои-то веки он не стал с ней спорить. Они отправились в путь в указанном ею порядке. Лошади медленно двигались по изрытой дороге в десятке шагов от трех пешеходов, но вскоре конные незаметно для себя почти поравнялись с пешими. Том Семиструнный шел медленно и все время бренчал на своей арфе.

– Вы какие-нибудь песни знаете? – спросил он. – Я охотно спел бы с кем-нибудь. У Лима слуха нет, а наш стрелок знает только марочные баллады, по сотне строф каждая.

– Только у нас на Марках поют настоящие песни, – беззлобно ответил Энгай.

– Петь вообще глупо, – заявила Арья. – Только шум поднимать. Мы вас услышали за целую милю и запросто могли бы убить.

Том улыбнулся, показывая, что он другого мнения.

– Есть вещи и похуже, чем умереть с песней на устах.

– Если бы тут поблизости были волки или львы, мы бы знали, – вставил Лим. – Это наш лес.

– Но про нас-то вы не знали, – заметил Джендри.

– Не будь так уверен, парень, – сказал Том. – Иногда человек знает больше, чем говорит.

Пирожок поерзал в седле и сказал:

– Я знаю песню про медведя. Немного.

– Что ж, давай споем, сдобный ты наш. – Том ударил по струнам, запрокинул голову и запел: «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с косматою шкурой!»

Пирожок подхватил с увлечением, покачиваясь на ходу в такт. К удивлению Арьи, голос у него оказался хороший, и пел он верно. Она не знала, что он способен еще на что-нибудь, кроме своего пекарского дела.

Чуть подальше в Трезубец впадала мелкая речка. Они перешли ее вброд, и пение спугнуло утку из тростника. Энгай тут же сорвал с плеча лук и сбил ее. Утка шлепнулась недалеко от берега, и Лим, скинув свой желтый плащ, с охами и жалобами побрел к ней по колено в воде.

– Как по-твоему, есть у Шарны в погребе лимоны? – спросил Энгай Тома, наблюдая за его продвижением. – Одна дорнийская девушка как-то приготовила мне утку с лимоном. – В его голосе слышалась грусть.

На том берегу Том и Пирожок возобновили пение, а утка заняла место на поясе у Лима под желтым плащом. Пение помогло скоротать дорогу, и недолгое время спустя в том месте, где Трезубец делал широкую излучину к северу, на берегу возникла гостиница. Арья подозрительно прищурилась, приближаясь к ней. На разбойничье логово этот дом не походил, что правда, то правда – он казался приветливым, даже уютным со своим беленым верхом, грифельной крышей и ленивым дымком из трубы. К гостинице примыкала конюшня и другие службы, позади располагалась беседка и небольшой огород, в котором росли яблони. Имелась даже собственная пристань, которая выходила в реку, а еще…

– Джендри, – тихо сказала Арья, – у них есть лодка. Мы могли бы проплыть на ней остаток пути до Риверрана. Мне кажется, это быстрее, чем ехать верхом.

– А ты ею управлять умеешь? – с сомнением спросил он.

– Надо только парус поставить, и ветер сам нас повезет.

– А если ветер не в ту сторону дует?

– Тогда надо грести.

– Против течения-то? – нахмурился Джендри. – Мне сдается, это будет медленно. И потом, вдруг она перевернется, и мы упадем в воду? Да и не наша это лодка, а гостиничная.

«Ее можно и увести». Арья прикусила губу и промолчала. Они спешились перед конюшней. Других лошадей не было видно, но в стойлах громоздились кучи свежего навоза.

– Кто-то из нас должен остаться и постеречь лошадей, – сказала Арья.

– В этом нет нужды, Голубенок, – сказал, услышав ее, Том. – Пошли поедим, никуда они не денутся.

– Я останусь, – вызвался Джендри. – Только принесите мне что-нибудь из еды.

Арья кивнула и пошла за Пирожком и Лимом. Меч все так же висел у нее за спиной, а руку она не отводила от кинжала, украденного ею у Русе Болтона – на случай, если ей не понравится то, что окажется внутри.

Вывеска над дверью представляла какого-то старого короля на коленях. Посреди общей комнаты стояла, подбоченившись, очень высокая безобразная женщина с торчащим вперед подбородком.

– Не стой столбом, мальчик, – рявкнула она при виде Арьи, – или ты девочка? Все равно, не стой у меня на дороге. Либо войди, либо выйди. А ты, Лим, что делаешь? Посмотри, как на полу наследил!

– Мы подстрелили утку. – Лим выставил птицу вперед, как мирный флаг.

Женщина тут же ее схватила.

– Ты хочешь сказать, что ее Энгай подстрелил. Снимай сапоги – ты что, глухой или просто дурак? Муж!! – завопила она. – Иди сюда, ребята вернулись. Муж!

Из погреба, ворча, вылез мужчина в грязном переднике, на голову ниже женщины, с желтым одутловатым и рябым лицом.

– Я здесь, женщина, хватит орать. Чего тебе?

– Повесь ее, – сказала она, протягивая ему утку.

Энгай пошаркал ногами.

– Мы, собственно, располагали ее съесть, Шарна. С лимоном, если у тебя найдется.

– С лимоном! Где ж мне его взять? Тут тебе не Дорн, дуралей конопатый! Если так неймется, сбегай туда да нарви нам корзинку, а заодно оливок и гранатов прихвати. – Хозяйка погрозила ему пальцем. – Я, конечно, могу запечь ее в Лимовом плаще, если хочешь, только утка все равно должна повисеть пару дней. Ешь крольчатину или вовсе ничего не получишь. Кролика на вертеле поджарить быстрее всего, если не терпится. А не то можно жаркое приготовить, с луком и элем.

Арья прямо-таки чувствовала во рту вкус этого кролика.

– Денег у нас нет, зато мы принесли вам капусты и морковки, – сказала она.

– Да ну? И где же они?

– Отдай ей капусту, Пирожок, – велела Арья, и он повиновался, глядя на женщину с опаской, точно она была Роржем, Кусакой или Варго Хоутом.

Женщина внимательно осмотрела овощи и вперила еще более пристальный взгляд в мальчишку.

– А пирожок где?

– Здесь. Это меня так зовут. А она вот… это… Голубенок.

– Только не у меня в доме. Я своих едоков и блюда называю по-разному, чтобы отличать одних от других. Муж!!

Муж вышел было за дверь, но на ее окрик сразу вернулся.

– Утку я повесил. Чего еще, женщина?

– Помой эти овощи, – скомандовала она. – А вы все сидите и ждите, когда я приготовлю кролика. Мальчик принесет вам выпить. – Она взглянула вдоль своего длинного носа на Арью и Пирожка. – Детям я эль не даю, но сидр у нас вышел, молока нет, а по реке мертвецы плавают, и от воды разит войной. Бульон с дохлыми мухами вы ведь не стали бы пить?

– Арри выпила бы, – сказал Пирожок. – То есть Голубенок.

– Лим тоже, – ехидно вставил Энгай.

– За Лима ты не волнуйся. Нынче все будут пить эль. – И Шарна удалилась на кухню.

Энгай и Том сели за стол около очага. Лим повесил свой желтый плащ на колышек. Пирожок плюхнулся на скамью поближе к двери, и Арья примостилась рядом с ним.

Том снял с плеча арфу и запел, подбирая мелодию к словам:

– Харчевня стоит у речной быстрины́… хозяйка ее пострашнее войны.

– Тихо ты, а то не видать нам крольчатины, – остановил его Лим. – Сам знаешь, какая она.

– Ты лодкой умеешь управлять? – спросила, придвинувшись к Пирожку, Арья. Но он не успел ответить, потому что в комнату вошел крепкий парень лет пятнадцати-шестнадцати, неся кружки с элем. Пирожок благоговейно принял свою в обе руки и попробовал. Такой широкой улыбки Арья у него ни разу еще не видела.

– Эль, – блаженно произнес он, – да еще и кролик…

– За его милость! – воскликнул Энгай, подняв свою кружку. – Пусть Семеро хранят короля!

– Всю дюжину королей, – буркнул Лим, выпил и вытер пену с бороды. Хозяйкин муж вбежал со двора, неся в переднике мытые овощи, и объявил:

– На конюшне чужие лошади. – Как будто без него никто не знал.

– Да, – подтвердил Том, отложив арфу в сторону, – и лучше тех, которых ты отдал.

Муж раздраженно высыпал овощи на стол.

– Не отдал, а продал за хорошую цену, да еще и лодку взял в придачу. Это вам, между прочим, полагалось забрать их назад.

«Так я и знала – это разбойники, – подумала Арья. Она нащупала под столом рукоять кинжала, убедившись, что он на месте. – Если они попробуют нас ограбить, то пожалеют об этом».

– Они мимо нас не проезжали, – сказал Лим.

– Я их туда посылал – а вы, верно, перепились или дрыхли.

– Чтоб мы перепились? – Том хлебнул эля. – Да ни в жизнь.

– Тебе надо было самому их задержать, – сказал Лим Мужу.

– Вдвоем с мальчишкой? В третий раз вам говорю: старуха ушла в Ламбсвольд принимать у Ферн роды – а обрюхатил девушку не иначе как кто-то из вас. – Муж устремил укоряющий взгляд на Тома. – Бьюсь об заклад – это из-за твоих слезливых песенок бедняжка Ферн скинула с себя все одежки.

– Если звуки песни побуждают девушку сбросить с себя одежду и ощутить поцелуй солнца на своей коже, разве певец виноват? – спросил Том. – И потом, ей Энгай больше приглянулся. Только и слышишь, бывало: можно потрогать твой лук? Ох, какой же он твердый да гладкий. А можно, я его немножко потяну?

– Ты или Энгай – невелика разница, – фыркнул Муж. – Вы не меньше моего виноваты, что лошади пропали. Их было трое – что ж я один-то мог?

– Из этих троих одна была баба, а другой в цепях – сам говорил, – презрительно бросил Лим.

– Баба была здоровенная и одета по-мужски, – поморщился Муж. – А который в цепях… уж больно мне не понравилось, как он смотрит.

– Если мне не нравится, как человек смотрит, я пускаю стрелу ему в глаз, – улыбнулся над кружкой Энгай.

Арья вспомнила стрелу, просвистевшую около ее уха, и снова пожалела, что не умеет стрелять.

– А ты бы помолчал, когда старшие говорят, – одернул молодого стрелка Муж. – Пей свой эль и сиди тихо, не то напущу на тебя старуху с поварешкой.

– Старшие больно много мелют языками, а эль я и без тебя пью. – И Энгай в подтверждение своих слов сделал большой глоток.

Арья последовала его примеру. После воды, которую они пили из ручьев, прудов и мутного Трезубца, эль показался ей таким же вкусным, как вино, которое давал ей пробовать отец. Из кухни между тем плыл запах, от которого слюнки текли, но мысли Арьи по-прежнему занимала лодка. «Увести-то ее будет нетрудно, а вот плыть на ней… Если дождаться, когда все уснут…»

Парень появился снова с круглыми ковригами хлеба. Арья отломила кусок и впилась в него зубами, но хлеб оказался жестким и с подгоревшей нижней коркой.

Пирожок, отведав его, даже сморщился и заявил:

– Плохой здесь хлеб – густой и подгоревший.

– Ты дождись жаркого – если макать его в подливку, он ничего, – посоветовал Лим.

– Я бы так не сказал, но хоть зубы целее будут, – сказал Энгай.

– Не нравится – сиди голодный, – буркнул Муж. – Что я тебе, пекарь? Поглядел бы я, какой бы ты испек.

– А что, я могу, – сказал Пирожок. – Ничего тут хитрого нет. Вы слишком долго месите тесто, вот хлеб и получается вязкий. – Он глотнул еще эля и понес свою обычную околесицу о хлебе, пирогах и плюшках – Арья только глаза закатила.

– Голубенок, – сказал Том, садясь напротив нее, – или Арри, или как там тебя зовут по-настоящему – это тебе. – И он положил перед ней грязный клочок пергамента.

– Что это? – с подозрением спросила она.

– Три золотых дракона. За лошадей.

– Лошади наши, – насторожилась Арья.

– То есть вы украли их сами, так? Тут стыдиться нечего, девочка. Война многих честных людей делает ворами. – Том постучал пальцем по пергаменту. – Я даю тебе хорошую цену. Ни одна лошадь столько не стоит, по правде сказать.

Пирожок развернул пергамент и заявил громко:

– Так ведь это не золото. Просто писанина какая-то.

– Да, – сказал Том, – к моему сожалению. Но после войны мы превратим это в золото – даю вам слово, как солдат короля.

Арья отодвинулась от стола и встала.

– Вы не люди короля, вы разбойники.

– Если б ты имела когда-нибудь дело с настоящими разбойниками, то знала бы, что они даже на бумаге не платят. Мы не для себя берем лошадей, дитя, а для блага державы, чтобы передвигаться быстрее, когда война того требует. Мы сражаемся за королевское дело – ты ведь не против короля, нет?

Все в комнате смотрели на нее: Энгай, Лим и желтолицый, с бегающими глазками Муж. Даже Шарна, стоящая на пороге кухни. «Они все равно отнимут у нас лошадей, что бы я ни сказала, – поняла Арья. – И нам придется идти в Риверран пешком, если только…»

– Бумажка нам не нужна, – сказала она, выбив пергамент из рук Пирожка. – Мы можем обменять лошадей на вашу лодку. Только покажите сначала, как ею управлять.

Том, поглядев на нее, скривил свой большой рот и вдруг рассмеялся. Энгай присоединился к нему, и они зареготали все: Лим, Шарна, Муж и даже мальчишка-подавальщик, вышедший из-за груды бочек с арбалетом. Арье захотелось наорать на них, но вместо этого она сама заулыбалась…

– Всадники! – ворвавшись в комнату, завопил Джендри. – Солдаты. Едут по речной дороге, дюжина человек.

Пирожок вскочил, опрокинув кружку, но все прочие даже с места не двинулись.

– Это не причина, чтобы лить хороший эль на пол, – сказала Шарна. – Сядь и успокойся, мальчик, кролик сейчас поспеет. И ты тоже, девочка. Если вам прежде довелось натерпеться чего-то худого, теперь с этим покончено: люди короля не дадут вас в обиду. Мы позаботимся о вас, как умеем.

Вместо ответа Арья нашарила за плечом рукоять меча, но успела вытащить его только наполовину, потому что Лим перехватил ее руку.

– Ну, хватит дурить. – Он сжал ее запястье так, что пальцы раскрылись. У него самого пальцы были мозолистые и ужасно сильные. «Опять начинается! Как тогда, в деревне, с Чизвиком, Раффом и Скачущей Горой». Они отнимут у нее меч и снова превратят ее в мышь. Схватив свободной рукой кружку, Арья треснула Лима по лицу. Эль выплеснулся ему в глаза, нос хрустнул, и оттуда брызнула кровь. Лим, взревев, схватился за него обеими руками, и Арья освободилась.

– Бежим! – крикнула она и ринулась к двери.

Но Лим, делая один шаг на ее три, тут же догнал ее и поднял в воздух. Она билась и брыкалась, но он продолжал держать ее на весу, а кровь у него из носа так и хлестала.

– Перестань, дура мелкая! – крикнул он, тряхнув ее. – Перестань сейчас же! – Джендри двинулся ей на помощь, но Том с кинжалом загородил ему дорогу.

Бежать все равно уже было поздно. Снаружи топотали кони и слышались мужские голоса. Миг спустя в открытую дверь ввалился тирошиец еще больше Лима, с косматой бородищей – седой, но зеленой на концах. Дальше шли, поддерживая раненого, двое арбалетчиков, следом валили остальные.

Арья никогда еще не видывала такой оборванной шайки, но мечи, топоры и луки у них были в отличном состоянии. Двое или трое вошедших взглянули на нее с любопытством, но никто из них не сказал ни слова. Одноглазый человек в ржавом полушлеме понюхал воздух и ухмыльнулся, лучник с копной желтых волос потребовал эля. За ними вошли еще люди: копейщик с львиным гребнем на шлеме, человек средних лет с заметной хромотой, наемник из Браавоса и…

– Харвин? – прошептала Арья. Да, это он! У него отросла борода и волосы, но это был он, сын Халлена, который водил ее пони по двору, наскакивал на кинтану с Джоном и Роббом и сильно напивался на пирах. Похудевший и посуровевший, это был, несомненно, он – человек ее отца. – Харвин! – Она дернулась, стараясь вырваться из железных рук Лима. – Харвин, это я, ты ведь узнаешь меня, правда? – У нее потекли слезы, и она разревелась, как самый настоящий ребенок. – Харвин, это же я!

Взгляд Харвина перешел с ее лица на ободранного человека у нее на дублете.

– Откуда ты меня знаешь? – нахмурился он. – Ободранный человек… ты кто, слуга лорда-пиявки?

На миг она растерялась, не зная, что ему отвечать. Слишком много у нее было имен. Может быть, Арья Старк ей только приснилась?

– Я девочка, – пролепетала она, шмыгая носом. – У лорда Болтона я служила чашницей, но он собрался оставить меня козлу, и мы с Джендри и Пирожком убежали. Ты должен меня узнать! Ты катал меня на пони, когда я была маленькая.

Глаза у Харвина стали круглыми.

– Боги праведные! Арья-Надоеда! Отпусти ее, Лим.

– Она мне нос сломала. – Лим бесцеремонно поставил ее на пол. – А кто она такая, седьмое пекло?

– Дочь десницы, – сказал Харвин и преклонил перед ней колено. – Арья Старк из Винтерфелла.