Текст книги "Буря мечей. Том 2"

Арья

Шатры, где шел пир, остались позади. Лошади шлепали по мокрой глине и прибитой траве, уходя от света во тьму. Впереди высились ворота замка. На стенах двигались факелы, трепеща на ветру. Их свет тускло отражался от мокрых шлемов и кольчуг. Еще больше факелов мелькало на мосту, соединяющем две башни Близнецов – целая колонна огней струилась от западного берега к восточному.

– А замок-то открыт, – вдруг заметила Арья. Сержант сказал им неправду. Решетка ворот ползла вверх у нее на глазах, и через бурлящий ров уже перекинули мост. Вот только пропустит ли их стража лорда Фрея? Арья прикусила губу, слишком взволнованная, чтобы улыбаться.

Пес натянул вожжи так сильно, что она чуть не свалилась с повозки.

– Семь поганых вонючих преисподних, – выругался он. Их левое колесо ушло глубоко в грязь, и повозка слегка накренилась. – Слезай! – рявкнул Клиган, хватив ее ладонью по плечу и сбив наземь. Она упала легко, как учил ее Сирио, и тут же вскочила с перемазанным грязью лицом.

– Ты что делаешь?! – завопила она. Пес тоже спрыгнул, сорвал сиденье и полез за мечом, который спрятал под ним. Только тогда она услышала топот конницы. Река стали и огня лилась из ворот замка, и гром копыт по подъемному мосту почти заглушал доносящийся из замков барабанный бой. Люди и кони были одеты в доспехи, и каждый десятый держал в руке факел, а остальные – топоры, длинные топоры с заостренными верхушками и тяжелыми, разрубающими кости и доспехи лезвиями.

Где-то в отдалении завыл волк – не слишком громко по сравнению с шумом лагеря, музыкой и низким зловещим гулом реки, но Арья все равно услышала. Может быть, не ушами даже, а чем-то другим. Этот звук пронзал ее, как нож, отточенный яростью и горем. Все больше и больше всадников выезжало из замка, по четыре в ряд. Им не было конца – рыцарям, оруженосцам и вольным наездникам, факелам и топорам.

Сзади тоже раздался какой-то шум. Арья оглянулась и увидела, что вместо трех огромных пиршественных шатров осталось только два – тот, что в середине, рухнул. Она не сразу поняла, что происходит, но тут упавший шатер загорелся, а два других тоже обрушились, накрыв тяжелой промасленной парусиной бывших внутри людей. Поток огненных стрел расчертил ночное небо. Второй шатер воспламенился, а за ним и третий. Крики стали такими громкими, что слова можно было различить, невзирая даже на музыку. Перед огнем мелькали темные фигуры, и сталь на них переливалась оранжевыми бликами.

«Там идет бой, – смекнула Арья. – А эти всадники…»

Время уже не позволяло следить за шатрами. Из-за разлива реки темная вода на конце подъемного моста доходила лошадям до брюха, но всадники преодолевали ее вброд, подгоняемые музыкой. В обоих замках наконец заиграли одну и ту же песню. «Я ее знаю». Том-Семерка пел ее в ту дождливую ночь, когда разбойники укрылись в пивоварне вместе с братьями септрия. «Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд, чтоб я шел к тебе на поклон?»

Всадники ехали теперь через ил и тростники, и некоторые из них заметили застрявшую повозку. Трое человек отделились от колонны и поскакали, расплескивая воду, к ней. «Ты всего лишь кот, только шерстью желт да гривой густой наделен».

Клиган одним взмахом меча рассек привязь Неведомого и вскочил ему на спину. Конь, зная, чего от него ждут, запрядал ушами и помчался навстречу всадникам. «Ты зовешься львом и с большой горы смотришь грозно на всех остальных. Но если когти твои остры, то мои не тупее твоих». Арья тысячу раз молилась о том, чтобы Пес умер, но теперь… она держала в руке скользкий от грязи камень, который даже не помнила, как подняла, и не знала, в кого им запустить.

Она вздрогнула от громкого скрежета – это Клиган отбил в сторону первый топор. Второй всадник, тем временем, объехал его сзади и размахнулся, целя ему в поясницу, но Неведомый круто повернулся, и топор только скользнул по Псу, разодрав его мешковатый крестьянский кафтан и обнажив скрытую под ним кольчугу. «Он один против трех – его наверняка убьют». Арья сжимала в кулаке свой камень и вспоминала Мику, подручного мясника, с которым так недолго дружила.

Потом она увидела, что третий всадник скачет к ней, и спряталась за повозкой. «Страх ранит глубже, чем меч». Гремели барабаны, завывали рога и волынки, ржали кони, сталь скрежетала о сталь, но все эти звуки как будто отдалились, и остался только всадник с топором в руке. Она видела у него на камзоле две башни – значит это Фрей. Арья ничего не понимала. Ее дядя женится на дочери лорда Фрея, Фреи – друзья ее брата.

– Не надо! – закричала она, когда всадник объехал вокруг повозки, но он не остановился.

Арья метнула в него камень, как когда-то яблоко в Джендри. Джендри она засветила прямо между глаз, но теперь промахнулась, и камень отскочил от виска всадника, лишь на миг прервав его атаку. Арья, скользя по грязи, снова укрылась за повозкой. Рыцарь последовал за ней. Из глазной прорези его шлема на нее смотрела чернота. Камень даже вмятины на шлеме не оставил. Они обошли вокруг повозки три раза, и рыцарь выругался.

– Все равно не убежишь, ты…

Топор обрушился ему на голову сзади, расколов шлем и череп, и рыцарь выпал из седла лицом вниз. Позади открылся Пес верхом на Неведомом. «Откуда ты взял топор?» – чуть не спросила Арья, но потом сама увидела. Один из Фреев лежал, придавленный умирающей лошадью, – он утонул в луже не больше фута глубиной. Другой распростерся на спине. Латного ворота на нем не было, и из шеи торчал обломок меча.

– Подай мой шлем, – рявкнул Клиган.

Шлем лежал в задке повозки, за бочонком со свиными ножками, прикрытый мешком сушеных яблок. Арья кинула его Псу. Тот поймал его одной рукой, нахлобучил на голову, и на месте его лица выросла стальная, рычащая на огни собачья морда.

– Мой брат…

– Мертв, – крикнул Клиган. – Думаешь, его людей перебьют, а самого в живых оставят? – Он повернул голову к лагерю. – Смотри. Смотри, будь ты проклята!

Лагерь превратился в поле битвы. «Нет, в скотобойню». Пламя от горящих шатров взвивалось в небо. Горело также несколько солдатских палаток и с полсотни шелковых павильонов. Мечи звенели повсюду. «Но те дни позади, и о нем лишь дожди меж руин его замка скорбят». Двое рыцарей разом догнали бегущего человека. Бочонок, пролетев по воздуху, попал в один из горящих шатров, и пламя взвилось вдвое выше. «Катапульта», – поняла Арья. Замок стреляет по лагерю бочками со смолой или маслом.

– Садись. – Клиган протянул ей руку. – Надо убираться отсюда, да поживее. – Неведомый мотал головой и раздувал ноздри, чуя кровь. Музыка смолкла, и лишь один барабан бил медленно и монотонно, словно сердце какого-то чудовища стучало за рекой. Черное небо проливало слезы, река ревела, люди падали с бранью на устах. На зубах у Арьи скрипела грязь, лицо стало мокрым. «Это от дождя, только от дождя».

– Но мы же здесь, – крикнула она тонким и испуганным, как у малого ребенка, голосом. – Робб там, в замке, и матушка тоже. И ворота открыты. – Фреи больше не выезжали из замка, а она проделала такой долгий путь. – Нам надо пойти туда, к ней.

– Глупая сучка. – Собачья морда сверкала стальными зубами. – Если ты туда войдешь, назад уже не выйдешь. Ты поцелуешь только труп своей матери, и то если Фреи позволят.

– А вдруг ее еще можно спасти?

– Ну так спасай, а мне еще жить не надоело. – Клиган двинулся к ней, снова прижав ее к повозке. – Решай сама, волчонок, – оставаться тебе или ехать, жить или умереть. Твои…

Арья повернулась и бросилась к воротам. Решетка в них уже опускалась, но медленно. «Беги быстрее». Арья наддала, но грязь, а потом вода мешали ей бежать. «Быстрее! Быстро, как волк!» Мост начал подниматься, с него ручьем лилась вода и падали комки грязи. «Быстрее!» Услышав позади громкий плеск, Арья оглянулась – за ней, поднимая фонтаны воды, скакал Неведомый. Увидела она и топор, мокрый от крови и облепленный мозгами. Теперь она бежала уже не ради брата и даже не ради матери – она спасала себя. Она бежала быстро, как никогда раньше, опустив голову, взбивая ногами воду, – бежала так, как, должно быть, бежал Мика.

Топор обрушился ей на затылок.

Тирион

Они ужинали одни, как бывало чаще всего.

– Горох переварен, – отважилась заметить его жена.

– Ничего. Баранина тоже разварилась.

Это была шутка, но Санса восприняла ее как упрек.

– Прошу извинить меня, милорд.

– За что? Это повару следует просить прощения, а не тебе. За горох отвечаешь не ты, Санса.

– Я… сожалею о том, что мой лорд-муж недоволен.

– К гороху мое недовольство отношения не имеет. Недовольство у меня вызывают Джоффри и моя сестра, мой лорд-отец и триста проклятых дорнийцев. – Он поместил принца Оберина и его лордов в угловом бастионе, выходящем на город, – как можно дальше от Тиреллов. Дальше уже некуда, иначе их пришлось бы вовсе выселить из Красного Замка. Но и это недостаточно далеко. В одной из харчевен Блошиного Конца уже произошла драка, в которой один латник Тирелла погиб, а двое людей лорда Гаргалена получили ожоги. А эта безобразная сцена во дворе замка, когда старуха, мать Мейса Тирелла, обозвала Элларию Сэнд «змеиной шлюхой»! И каждый раз, когда Тирион встречает Оберина Мартелла, тот спрашивает, когда к столу подадут правосудие. Переваренный горох был наименьшей из забот Тириона, но он не собирался отягощать ими свою молодую жену. Сансе и своего горя хватает. – А горох – что ж горох? – сказал он. – Был бы зеленый и круглый, больше от него и ждать нечего. Я даже добавки возьму, если миледи это будет приятно. – Он сделал знак Подрику Пейну, и тот насыпал ему в тарелку столько гороха, что баранина совсем скрылась под ним. «Экая глупость, – подумал он. – Теперь придется съесть все, иначе Санса опять расстроится».

Ужин закончился в неловком молчании, как многие и многие их ужины. Под принялся убирать со стола, а Санса попросила у Тириона позволения сходить в богорощу.

– Изволь. – Он уже привык к ночным молитвам своей жены. Она молилась также и в королевской септе, часто ставя свечи Матери, Деве и Старице. Тирион, по правде сказать, находил такое благочестие избыточным, но будь он на ее месте, ему тоже понадобилась бы помощь богов. – Признаться, мне мало что известно о старых богах, – сказал он, стараясь быть любезным. – Не хочешь ли просветить меня? Я мог бы даже пойти с тобой.

– Нет, – выпалила Санса. – Вы… очень добры, но… там ведь нет служб, милорд. Ни септонов, ни песнопений, ни свечей. Только деревья и тихая молитва. Вам будет скучно.

– Ты права. – «Она знает меня лучше, чем я думаю». – Хотя шелест листьев может быть приятным разнообразием после того, как септон пробубнит тебе о семи ликах благодати. – Он махнул рукой. – Ступай, я не стану тебе навязываться. Оденься потеплее, миледи, на дворе сильный ветер. – Его подмывало спросить, о чем она молится, но Санса так правдива, что, чего доброго, ответит откровенно, а ему это вряд ли понравится.

Она ушла, и он снова засел за работу, пытаясь проследить судьбу золотых драконов в лабиринте счетных книг Мизинца. Петир Бейлиш не позволял золоту лежать на месте и пылиться – это он уяснил, но не более. От попыток проникнуть в смысл махинаций Мизинца у него все сильнее разбаливалась голова. Хорошо, конечно, когда драконы размножаются, а не лежат под спудом, вот только некоторые способы их разведения смердят хуже, чем тухлая рыба. «Вряд ли бы я разрешил Джоффри метать Оленьих Людей через городские стены, знай я, сколько из этих ублюдков брали взаймы у короны». Надо бы послать Бронна поискать их наследников, но эта затея, пожалуй, окажется столь же бесплодной, как попытка выжать серебро из серебряной рыбы.

Когда сир Борос Блаунт явился к нему с вызовом от его лорда-отца, Тирион впервые на своей памяти был рад его видеть. С облегчением закрыв книги, он задул лампу, завязал плащ и отправился в Башню десницы. Ветер, как он и говорил Сансе, был сильный, и в воздухе пахло дождем. Возможно, когда лорд Тайвин отпустит его, он прогуляется до богорощи и отведет жену домой, пока она не промокла.

Но это сразу вылетело у него из головы, когда он вошел в горницу Десницы и увидел там Серсею, сира Кивана, великого мейстера Пицеля и короля. Джоффри чуть не прыгал от радости, Серсея скромно, но торжествующе улыбалась, но лорд Тайвин был мрачен, как всегда. «Сумел бы он улыбнуться, даже если бы захотел?»

– Что случилось? – спросил Тирион.

Отец протянул ему пергаментный свиток, который все время норовил свернуться в трубочку. «Рослин поймала славную жирную форель, – говорилось в письме, – и братья подарили ей пару волчьих шкур на свадьбу». Тирион взглянул на сломанную печать – на серебристо-сером воске были оттиснуты две башни дома Фреев.

– Лорд Переправы возомнил себя поэтом? Или это предназначено, чтобы сбить нас с толку? – фыркнул Тирион. – Форель – это, должно быть, Эдмар Талли, а шкуры…

– Он мертв! – Голос у Джоффри звучал так гордо и счастливо, как будто он сам содрал шкуру с Робба Старка.

«Сперва Грейджой, теперь Старк». Тирион подумал о своей девочке-жене, которая молится сейчас в богороще. Молит богов своего отца, чтобы они даровали победу ее брату и сохранили ее мать. «Похоже, старые боги внимают людским молитвам не больше, чем новые, – остается утешаться этим».

– Короли этой осенью падают, как листья, – сказал он. – Сдается мне, наша война выигрывается сама собой.

– Войны сами собой не выигрываются, Тирион, – с ядовитой сладостью ответила ему Серсея. – Эту войну выиграл наш лорд-отец.

– Ничего еще не выиграно, пока враги остаются в поле, – напомнил им лорд Тайвин.

– Речные лорды – не дураки, – возразила королева. – Без северян им нечего и надеяться выстоять против соединенной мощи Хайгардена, Утеса Кастерли и Дорна. Под угрозой уничтожения они, конечно, предпочтут сдаться.

– Большинство да, – согласился лорд Тайвин. – Остается Риверран, но пока Уолдер Фрей держит Эдмара Талли в заложниках, Черная Рыба не осмелится ничего предпринять. Джейсон Маллистер и Титос Блэквуд будут воевать ради чести, но Фреи запрут Маллистеров в Сигарде, а Джоноса Бракена можно убедить переменить стан и напасть на Блэквудов, если найти верные доводы. В конце концов они тоже склонят колена. Я намерен предложить им великодушные условия. Замки всех, кто нам сдастся, будут сохранены, кроме одного.

– Харренхолла? – спросил Тирион, хорошо знавший своего отца.

– Страну пора избавить от этих Бравых Ребят. Я приказал сиру Грегору предать мечу всех, кто находится в замке.

«Грегор Клиган». Как видно, лорд-отец намерен выработать Гору до последней крупицы руды, прежде чем передать его дорнийскому правосудию. Головы Бравых Ребят насадят на пики, и Мизинец вступит в Харренхолл, не замарав свой изысканный наряд ни единой каплей крови. «Успел ли он добраться до своей цели, Долины? По милости богов он мог бы попасть в бурю на море и утонуть – но часто ли боги являют смертным свою милость?»

– Их всех следует предать мечу, – внезапно заявил Джоффри. – Маллистеров, Блэквудов, Бракенов… всех. Они изменники. Я хочу, чтобы их убили, дедушка. Меня не устраивают ваши «великодушные условия». – Он повернулся к великому мейстеру Пицелю. – А еще мне нужна голова Робба Старка. Напишите лорду Фрею, что король приказывает доставить ее. Я преподнесу ее Сансе на моем свадебном пиру.

– Ваша милость, – сокрушенно заметил сир Киван, – эта леди теперь жена вашего дяди и, следовательно, ваша тетя.

– Джофф просто пошутил, – улыбнулась Серсея.

– Вовсе нет, – заупрямился ее сын. – Он был изменником, и мне нужна его глупая голова. Я велю Сансе поцеловать ее.

– Нет уж, – хрипло произнес Тирион. – Санса больше не твоя, чтобы ты ее мучил. Уясни это себе, чудовище.

– Чудовище у нас ты, дядя, – осклабился Джоффри.

– Вот как? – Тирион склонил голову набок. – В таком случае советую тебе быть поосторожнее. Чудовища опасны, а короли нынче мрут как мухи.

– Я мог бы вырвать тебе язык за такие слова, – залившись гневной краской сказал мальчик. – Я король.

Серсея успокаивающе положила руку на плечо сыну.

– Пусть карлик грозится сколько хочет, Джофф. Тогда лорд-отец и дядя увидят, каков он на самом деле.

Лорд Тайвин, оставив ее слова без внимания, обратился к Джоффри:

– Эйерис тоже чувствовал необходимость напоминать людям, что он король. И тоже любил резать языки. Ты можешь спросить об этом сира Илина Пейна, вот только ответа от него не получишь.

– Сир Илин никогда не дерзил Эйерису так, как Бес дерзит Джоффу, – заметила Серсея. – Вы сами слышали: он назвал его королевскую милость чудовищем и угрожал ему…

– Успокойся, Серсея. Джоффри, когда твои враги бросают тебе вызов, ты должен встречать их сталью и огнем, но когда они преклоняют колена – протяни им руку и помоги встать. Иначе никто больше не упадет перед тобой на колени. А тот, кто постоянно повторяет «я – король», не заслуживает этого звания. Эйерис так этого и не понял, но ты должен понять. Я выиграю для тебя эту войну, и мы восстановим в королевстве мир и правосудие. Думай не о головах, а о брачной ночи с Маргери Тирелл.

Джоффри по обыкновению надулся. Серсее, пожалуй, следовало держать его не за плечо, а за горло: мальчуган удивил их всех. Вместо того чтобы стушеваться, он перешел в наступление.

– Вот вы говорите об Эйерисе, дедушка, а сами его боялись.

«Ого, это становится любопытным», – подумал Тирион.

Лорд Тайвин молча смотрел на внука, и золотые искры сверкали в его бледно-зеленых глазах.

– Джоффри, извинись перед дедом, – потребовала Серсея.

Мальчик вырвался от нее.

– С какой стати? Это правда, все знают. Мой отец выиграл все сражения. Он убил принца Рейегара и завоевал корону, а твой отец в это время прятался под Утесом Кастерли. – Джоффри взглянул на деда с вызовом. – Сильный король действует смело, а не отделывается одними разговорами.

– Спасибо на мудром слове, ваша милость, – сказал лорд Тайвин с холодом, способным отморозить уши его слушателям. – Я вижу, король устал, сир Киван. Прошу вас, проводите его в опочивальню. Пицель, не найдется ли у вас чего-нибудь легкого, чтобы помочь его милости уснуть?

– Сонное вино, милорд?

– Я не стану его пить, – заартачился Джоффри.

Лорд Тайвин обратил на него не больше внимания, чем на пискнувшую в углу мышь.

– Сонное вино – как раз то, что нужно. Серсея и Тирион, останьтесь.

Сир Киван крепко взял Джоффри под руку и вывел вон, где ждали двое королевских гвардейцев, великий мейстер Пицель засеменил за ними во всю стариковскую прыть, Тирион остался на месте.

– Прошу прощения, отец, – сказала Серсея, как только дверь закрылась. – Я предупреждала вас, что у Джоффа твердый характер.

– Между твердым характером и глупостью лежит большое расстояние. «Сильный король действует смело!» Кто его этому научил?

– Не я, поверьте, – сказала Серсея. – Скорее уж он почерпнул это из речей Роберта…

– То, что вы прятались под Утесом Кастерли, наверняка исходит от Роберта, – не преминул напомнить Тирион.

– Да, теперь я вспоминаю, – сказала Серсея. – Роберт часто говорил Джоффу, что король должен быть смелым.

– А чему, скажи на милость, его учишь ты? Я веду эту войну не для того, чтобы посадить на Железный Трон Роберта Второго. Раньше ты говорила, что отец для мальчика ничего не значил.

– Как он мог значить? Роберт не уделял сыну никакого внимания. Он бил бы Джоффа, если бы не я! Этот скот, за которого вы меня выдали, однажды ударил мальчика так, что выбил ему два молочных зуба, из-за какой-то шалости с кошкой. Я сказала, что убью его во сне, если он сделает это еще раз, и он больше не делал, но иногда говорил такое…

– Видимо, не без причины. – Лорд Тайвин резким взмахом руки указал на дверь. – Ступай.

Она вышла, кипя от гнева.

– Он не Роберт Второй, – сказал Тирион. – Он Эйерис Третий.

– Мальчику только тринадцать. Время еще есть. – Лорд Тайвин подошел к окну. Он не был похож на себя: происшедшее явно его огорчило, хотя он и старался не подавать виду. – Ему нужен хороший урок.

Тирион вспомнил урок, который дали в тринадцать ему самому, и ему стало почти жаль племянника. С другой стороны, Джофф заслужил это, как никто другой.

– Оставим Джоффри, – сказал он. – Войны выигрываются гусиными перьями и воронами – так ведь вы говорили? Приношу вам свои поздравления. Как давно вы с Уолдером Фреем замыслили этот заговор?

– Мне не нравятся твои вопросы, – холодно сказал лорд Тайвин.

– А мне не нравится, когда меня держат в неведении.

– Мне незачем было тебя посвящать. Ты не принимал в этом никакого участия.

– А Серсею посвящали в это?

– Не посвящали никого, кроме тех, кто участвовал в деле, да и они знали ровно столько, сколько им надлежало. Ты должен понимать, что нет иного способа сохранить что-то в секрете, особенно здесь. Моей целью было избавить нас от опасного врага как можно более дешевой ценой, а не потворствовать твоему любопытству и не льстить самолюбию твоей сестры. – Лорд Тайвин с хмурым лицом закрыл ставни. – Ты не лишен хитрости, Тирион, но должен заметить тебе, что ты слишком много болтаешь. Твой длинный язык когда-нибудь погубит тебя.

– Вот и позволили бы Джоффу его отрезать.

– Лучше не искушай меня, – проговорил лорд Тайвин. – И довольно об этом. Надо подумать, как умиротворить Оберина Мартелла и его свиту.

– В этом, стало быть, я могу принять участие? Или мне уйти, чтобы вы обсудили это наедине с собой?

Отец пропустил шпильку мимо ушей.

– Принц Оберин – крайне нежелательная персона в подобном деле. Вот его брат – человек осторожный, рассудительный, тонкий и даже уступчивый до некоторой степени. Он взвешивает каждое свое слово и каждое действие, а Оберин всегда был наполовину безумцем.

– Правда ли, что он пытался поднять Дорн в защиту Визериса?

– Об этом не принято говорить, но это правда. Вороны летали, и гонцы скакали туда-сюда с секретными посланиями. Их содержание мне неизвестно. Но Джон Аррен отплыл в Солнечное Копье, чтобы вернуть на родину кости принца Ливена, поговорил с принцем Дораном, и все разговоры о войне прекратились. Только Роберт никогда с тех пор не ездил в Дорн, а принц Оберин редко выезжал оттуда.

– Зато теперь он здесь с доброй половиной дорнийской знати и с каждым днем становится все нетерпеливее, – заметил Тирион. – Может, устроить ему поездку по городским борделям? Авось отвлечется. Каждому орудию свое применение, так? Мое орудие в вашем распоряжении, отец. Пусть не говорят, что я не откликнулся, когда дом Ланнистеров затрубил в трубы.

– Очень смешно, – стиснул зубы лорд Тайвин. – Не заказать ли тебе шутовской наряд и шапку с колокольчиками?

– Если я это надену, позволят ли мне говорить о его милости короле Джоффри все, что хочется?

– Довольно и того, что мне пришлось терпеть дурачества моего отца, – сказал, снова садясь, лорд Тайвин. – Твои я терпеть не стану.

– Что ж, раз вы так просите… Но Красный Змей, боюсь, просить не станет… и не удовлетворится головой одного сира Грегора.

– Тем больше причин не отдавать ее.

– Не отдавать? – повторил пораженный Тирион. – Мы, помнится, сошлись на том, что зверья в лесу много.

– Не такого. – Лорд Тайвин оперся подбородком на сложенные домиком пальцы. – Сир Грегор хорошо послужил нам. Ни один другой рыцарь не внушает такого ужаса нашим врагам.

– Оберин знает, что это Грегор был тем, кто…

– Ничего он не знает. Он наслушался сплетен от разной челяди, только и всего. Доказательств у него ни на грош, а сир Грегор ему уж верно исповедоваться не станет. Я намерен держать его подальше от двора, пока дорнийцы находятся в Королевской Гавани.

– А когда Оберин потребует правосудия?

– Я скажу ему, что Элию с детьми убил сир Амори Лорх, – спокойно ответил лорд Тайвин. – И ты отвечай то же самое, если он спросит.

– Сир Амори Лорх мертв, – сухо сказал Тирион.

– Вот именно. Варго Хоут отдал его на растерзание медведю после падения Харренхолла. Такая смерть даже Оберина Мартелла должна удовлетворить.

– Если это, по-вашему, правосудие…

– Оно самое. Тело девочки мне принес как раз сир Амори, если хочешь знать. Она спряталась под кроватью своего отца, как будто верила, что Рейегар все еще способен защитить ее. Принцесса Элия с младенцем была в это время в детской, этажом ниже.

– Ну что ж, сира Амори больше нет, и оспорить эту историю некому. А когда Оберин спросит, кто отдал Лорху такой приказ?

– Сир Амори действовал по собственному усмотрению в надежде заслужить милость нового короля. Ненависть Роберта к Рейегару ни для кого не была тайной.

«Может, и так, – признал про себя Тирион, – но Змея этим не ублаготворишь».

– Я никогда не сомневался в вашем ловком уме, отец, но на вашем месте я предоставил бы Роберту Баратеону сделать всю грязную работу самому.

Лорд Тайвин уставился на сына, как на полоумного.

– Право же, ты заслужил шутовской наряд. Мы примкнули к Роберту с запозданием и должны были доказать ему свою преданность. Когда я положил эти тела перед троном, никто больше не мог сомневаться, что мы порвали с домом Таргариенов навсегда. И Роберт не скрывал своего облегчения. Даже он, при всей своей глупости, понимал, что его трон обретет устойчивость только со смертью детей Рейегара. Однако он мнил себя героем, а герои детей не убивают. – Отец пожал плечами. – Убийцы, конечно, действовали зверски, в этом я с тобой согласен. Да и Элию не нужно было трогать – сама по себе она ничего не значила.

– Почему же тогда Гора убил ее?

– Потому что я не приказывал ему ее пощадить. Я, думается, вовсе не упомянул о ней – у меня были заботы поважнее. Авангард Неда Старка спешно двигался от Трезубца на юг, и я боялся, как бы между нами не дошло до мечей. А Эйерис был вполне способен убить Джейме лишь ради того, чтобы насолить мне. Этого я боялся больше всего – и того, что мог сделать сам Джейме. – Лорд Тайвин сжал кулак. – Кроме того, тогда я еще не понимал, что такое Грегор Клиган – знал только, что он огромен и ужасен в бою. Насилие над Элией… надеюсь, даже ты не обвинишь меня в том, что я отдал подобный приказ. Сир Амори учинил над Рейенис не меньшее зверство. После я спросил его, зачем нужно было убивать ребенка двух или трех лет полусотней ножевых ударов. И он ответил, что она лягалась, кричала и ни за что не хотела замолчать. Будь у него в голове чуть побольше ума, чем в репе, он успокоил бы ее парой ласковых слов и придушил подушкой. – Лорд Тайвин неодобрительно скривил рот. – Эта кровь на его руках.

«Ясно, что не на твоих, отец. Тайвин Ланнистер чист как первый снег».

– Робба Старка придушили подушкой?

– Думаю, его убили стрелой на свадебном пиру Эдмара Талли – замысел был таков. В поле мальчуган был чересчур осторожен – он держал своих людей в строгости и окружал себя телохранителями.

– Значит, лорд Уолдер убил его под собственным кровом, за собственным столом? – Пальцы Тириона сжались в кулак. – А леди Кейтилин?

– Должно быть, тоже убита. В письме сказано «пара волчьих шкур». Фрей намеревался взять ее в заложницы, но, как видно, не сумел.

– Вот тебе и законы гостеприимства.

– Их кровь на руках Уолдера Фрея, а не на моих.

– Уолдер Фрей – злобный старикашка, который занят только тем, что ласкает молодую жену и перебирает в уме все нанесенные ему обиды. Не сомневаюсь, что это безобразие появилось на свет по его милости, но он никогда бы не осмелился на такое, если бы ему не пообещали защиту.

– А как поступил бы ты на моем месте? Оставил юнца в живых и сказал лорду Фрею, что не нуждаешься в союзе с ним? Это привело бы старого дурака обратно в объятия Старков и стоило бы нам еще одного года войны. Объясни мне, почему убить десять тысяч человек на поле битвы – это благородно, а дюжину за обеденным столом – нет? – Тирион не ответил, и лорд Тайвин продолжал: – Победа досталась нам дешево, с какой стороны ни взгляни. Риверран, когда Черная Рыба сдастся, будет пожалован сиру Эммону Фрею. Лансель и Давен женятся на девицах Фрей, Джой, когда подрастет, выйдет за одного из побочных сыновей лорда Уолдера, а Русе Болтон станет Хранителем Севера и привезет домой Арью Старк.

– Арья Старк? – Тирион склонил голову набок. – И Болтон? Мне следовало догадаться, что у Фрея недостало бы духу действовать одному. Но Арья… Варис и сир Джаселин разыскивали ее больше полугода. Она наверняка мертва.

– Ренли тоже был мертв – до Черноводной.

– Что вы хотите этим сказать?

– Возможно, Мизинец добился успеха там, где вы с Варисом потерпели неудачу. Лорд Болтон женит на этой девочке своего бастарда. Пусть себе Дредфорт сражается с островитянами – быть может, Болтону удастся подчинить еще кого-то из знаменосцев Старка. По весне они все выбьются из сил и созреют для того, чтобы склонить колено. Север перейдет к твоему сыну от Сансы Старк… если ты окажешься настолько мужчиной, чтобы зачать его. Помни, что не одному Джоффри предстоит лишить невинности молодую жену.

«Я не забыл – но надеялся, что ты забудешь».

– И когда же, по-вашему, настанет наиболее благоприятное время? – едко осведомился он. – Когда это лучше сделать: до того, как я скажу ей, что мы убили ее мать и брата, или после?