Текст книги "Древний Марс (сборник)"

Дэвид Д. Левин

Дэвид Д. Левин всю свою жизнь был читателем фантастики, до тех пор, пока его не настиг кризис среднего возраста и он не взял отпуск со своей высокотехнологичной работы для того, чтобы стать слушателем писательского семинара Клэрион-Уэст в 2000 году. Первый его рассказ был принят к печати в 2001-м, а в 2002 году он стал победителем конкурса «Писатели будущего». Дважды номинировался на премию Джона Кэмпбелла (2003, 2004), а также на «Хьюго» (в 2004), а в 2006 удостоился «Хьюго» за рассказ «С дорожки на дорожку» («Tk Tk Tk»). В 2009 году сборник его рассказов «Космическая магия» («Space Magic») был награждён премией «Индевор». В 2010-м он провёл две недели на имитации марсианской базы в пустыне Юта, где отснял популярный слайд-проект, а блоги всех членов экипажа издал в виде книги «Марсианские дневники». Частично на этом «марсианском» опыте основана отмеченная вторым местом на мемориальном конкурсе Баена и таким же по результатам голосования читателей журнала «Эналог» в 2011 году повесть «Гражданин-астронавт». Дэвид с женой Кейт Юл живут в Портленде, шт. Орегон, и издают фэнзин «Бенто». Адрес его веб-сайта www.daviddlevine.com.

Он переносит нас на Марс способом, который, вероятно, никому в НАСА не приходил в голову…

Дэвид Д. Левин
Крушение «Марс Эдвенчер»

В Проклятой камере Ньюгейтской тюрьмы царила непроницаемая тьма. Уильям Кидд стоял на коленях; холод от каменных плит пробирал до костей. На истощавших запястьях и лодыжках свободно болтались тяжёлые железные кандалы; его кожа сильно саднила от постоянного соприкосновения с грубым металлом. При любой попытке устроиться поудобнее цепи начинали греметь.

Ко всему этому он привык, нечего и говорить. Непривычным был нарастающий шум в коридоре. Несомненно, кое-кто из заключённых предвкушал скорую казнь своего известного соседа.

– Тихо, вы! – крикнул или попытался крикнуть он. – Оставьте проклятого человека наедине с Господом Богом!

Вряд ли горлопаны услышали Кидда. Его грубый ирландский выговор сейчас звучал не громче шепота. А ведь когда-то этот мощный голос легко перекрывал шум бури и далеко разносился по просторам открытого океана. И всё же, почти мгновенно, всякое веселье улеглось.

Раздался скрип отпираемого замка.

Опять что-то новенькое. Лишь по распоряжению Британского Адмиралтейства и Парламента в камере Кидда появлялись гости. Этот полуночный визит был неслыханным. Да еще и в канун его казни…

Грохоча цепями, Кидд принял сидячее положение. Целый год он провёл в заключении, он устал, отчаялся и сомневался, что это надежда решила заглянуть в его темницу. Хороших вестей он не ждал. Быть может, политические причины вынудили членов палаты перенести казнь на первые часы после полуночи. Быть может, они намерились побрить его налысо или унизить как-нибудь еще, прежде чем препроводить на виселицу. Он давно уже понял: стараться понять перепады парламентских настроений ему не по силам.

Любые новости Кидд готов был встретить как мужчина. С невероятным усилием он попытался подняться на ноги. Дверь с грохотом отворилась, едва-едва он привстал на одно колено.

Тусклый, мерцающий свет факелов ослепил его. Он безуспешно попытался заслонить глаза. Двое крепких смотрителей помешали ему, заломив его руки за спину. Локти и запястья оказались обездвиженными новыми ледяными оковами. Новые цепи, шумно звеня, сползли к кольцам в каменном полу. Охранники заставили Кидда встать на колени, и в следующую минуту он уже не мог пошевелиться. Чья-то рука давила ему на затылок, не позволяя поднять глаз. Его что, обезглавят прямо здесь?

– З-заключенный обездвижен, милорд. – Голос принадлежал одному из самых отвратительных и жестоких смотрителей тюрьмы. Что могло довести этого человека до такого раболепства?

– Оставьте нас, – раздался резкий ледяной голос. Этот человек привык, чтобы ему подчинялись. Его акцент Кидд не смог определить. Голландский?

– Милорд?

– Оставьте нас. Наедине.

Смотритель громко сглотнул.

– Как прикажете, милорд, – прошептал он.

Давление на затылок прекратилось, и две пары ног прошаркали прочь из камеры. Секунду спустя с едва слышным скрипом закрылась дверь. Кидд и представить не мог, что ее можно закрыть так тихо.

Остался только один факел и звук чьего-то дыхания.

Кидд поднял голову.

Незнакомец был выше шести футов; темная мантия окутывала его с головы до ног, но не скрывала властной манеры держаться.

Он прикрывал нос вышитым платком, несомненно, смоченным в уксусе для того, чтобы перебить тюремное зловоние.

– Чем я заслужил такую честь, милорд? – прохрипел Кидд, пряча свой страх под маской ироничной вежливости.

Человек откинул капюшон.

– Разве удивительно, что покупатель прежде осматривает товар?

Кидд не сразу смог узнать орлиный профиль и горделивый взгляд темных глаз. Потом он выдохнул и понимающе кивнул. Прежде они никогда не встречались лично, но этот профиль он видел на тысячах монет.

– Ваше Величество, – прошептал он; в его груди вскипала холодная ярость.

Вильгельм III, Король Англии и Ирландии, а также Вильгельм II Шотландский, снова поднес платок к носу.

– Я пробуду здесь недолго, – глухо сказал он. – Даже такие ослы, как мои возлюбленные советники, вряд ли не заметят моего столь длительного отсутствия. Итак, мне следует сразу перейти к делу. – Он отвел платок в сторону, его темные глаза вперились в Кидда. – Я здесь, чтобы предложить тебе помилование.

Сперва Кидд не нашелся что ответить. Наверняка это только сон? Или жестокая шутка, с тем чтобы удвоить его страдания? В груди боролись злость, неверие и надежда.

– Ваше Величество? – смог вымолвить он.

– Ты меня слышал, – резко сказал король. – В свое время ты не подумал, что несешь, поэтому мой Парламент мечтает тебя повесить. Но я спасу твою грязную пиратскую шею от этой петли.

Теперь Кидд смотрел на короля в упор.

– Но я говорил только правду.

– Куда правде тягаться с политикой! Не будь у меня политического интереса, я никогда бы не сунулся к тебе в эту зловонную дыру.

Король вздохнул.

– От тебя одни проблемы, Кидд. Ты не пират, мы оба знаем это, но ты подпортил своим покровителям репутацию. Поэтому мои советники хотят твоей смерти. Твоя необузданная храбрость и проклятая честность снискали тебе много врагов. Скажи я публично хоть слово в твою защиту – и на поддержку вигов мне не стоит рассчитывать. Но, несмотря на все твои ошибки и все те слухи, что распустили твои враги, ты слишком хороший мореход, чтобы умереть на виселице. Итак, повторюсь, я пришел, чтобы предложить тебе помилование.

По его губам скользнула странная улыбка.

– Если ты примешь это помилование, тебе придется выполнить одно мое поручение. Быть может, ты и не захочешь спасения, когда узнаешь его суть и условия.

– Что за поручение и какие такие условия, – процедил Кидд сквозь стиснутые зубы, – могут заставить человека предпочесть виселицу королевскому помилованию?

Издевательская ухмылка расплылась еще шире. Это раздражало.

– Я желаю, чтобы ты набрал команду, снарядил и осуществил экспедицию на планету Марс.

Ярость вспыхнула в груди Кидда в ответ на бессердечную шутку короля, но он придержал язык и даже не позволил тени презрения промелькнуть на лице.

Благоразумие Кидду было в новинку. Если бы год назад его задержали по ложным, клеветническим обвинениям и предложили такой абсурд, он бы рвал и метал. Но несладкое время в заключении научило его осторожности.

Он помолчал, обдумывая предложение короля. Не похоже было, чтобы он шутил; безумным тоже не выглядел. Их век – новый век, время исследований, открытий и чудес. Новый Свет и Старый Свет изучены вдоль и поперек. Теперь люди ищут миров поновее. Небеса над всеми европейскими столицами заполнили воздушные шары, Дампьер успешно облетел Луну… Да, идея о полете на Марс звучала диковато, но совершенно невообразимой не была.

– Поручение мне понятно, – произнес Кидд, проглотив свой гнев. – Каковы условия?

– Primus, – король поднял палец, – никто не должен знать условий помилования, под страхом смертной казни. Secundus, ты будешь работать под командованием натуралиста Джона Секстона, подчиняться его приказам, служить ему верой и правдой и никогда не отходить от него дальше чем на сто шагов, пока экспедиция не завершится удачно, под страхом смертной казни. Tertius, ты будешь нести личную ответственность за безопасность упомянутого Секстона. Какая бы неприятность с ним ни приключилась, жизнью поплатишься ты.

Три поднятых пальца – три условия. Король скрестил руки на груди.

– С другой стороны, если тебе удастся каким-то образом вернуться в Лондон и вернуть Секстона в целости и невредимости, ты заслужишь королевскую признательность. Возможно, даже титул баронета.

Кидд задумался над словами короля гораздо серьезнее. Он оказался между молотом и наковальней: невыполнимая задача – безумная экспедиция, из которой он ли или любой другой человек вряд ли сможет вернуться, – или неизбежная смерть с восходом солнца. А решение он должен был принять, закованный в цепи в самой темной камере самой ужасной тюрьмы Англии.

И он расхохотался.

Грубый лающий смех вырвался из горла, опухшего от тюремной еды, тюремной воды и тюремного воздуха, его ежедневных спутников в течение целого года. Король отступил, поднеся к носу белый платок и будто страшась, что Кидд внезапно сможет разорвать цепи и кинуться на королевскую персону.

– Я принимаю ваше помилование, милорд – выдохнул Кидд, отсмеявшись. – Я никогда не отступаю перед вызовами судьбы.

Кидд неспешно шел вниз по Салисбери Корт, направляясь на встречу к Йелю, лавочнику, который должен был обеспечить его съестным, водой и снастями. Пять недель провел он вне тюремных стен, но все еще не мог привыкнуть идти просто так, без цепей, не натыкаясь на стену через каждые десять шагов, вдыхать чистый воздух, без примеси запахов нечистот тысячи заключенных.

Компанию ему составлял Секстон, тот самый натуралист. Тощий светлоглазый мужчина двадцати восьми лет – вдвое младше Кидда – мало того, что он был членом Королевского научного общества и читал лекции в Грешем-колледж, но к тому же изобрел новый метод проецирования сферической поверхности Земли на плоскость карты. Ко всему прочему он обнаружил два новых вида жуков, а его теории относительно межпланетного судостроения и навигации были, вероятно, очень высоко оценены лучшими умами его поколения.

Но при всем своем уме практичности у него было, как у голубя.

Кидд, хоть и набрался сил, все еще не мог обойтись без трости. Но даже ползком он, верно, двигался бы куда быстрее Секстона, который то и дело останавливался, чтобы поболтать с незнакомцами, с любопытством вглядеться в необычную каменную кладку и нацарапать какие-то заметки в маленьком блокноте. Этот человек был совсем как сорока: он кидался к блестящим предметам и шарахался из стороны в сторону, вспугнутый неизвестно чем.

Сперва Кидд думал, что секретное условие королевского помилования, которое принуждало его оставаться рядом с Секстоном, было необходимо, чтобы он, Кидд, не сбежал. Теперь же он уверился в том, что на самом-то деле он должен был следить, чтобы Секстон не попал под колеса экипажей, не свалился в канал, а то и напоминать ему не забывать дышать.

– Прошу вас, доктор Секстон, – Кидд окликнул его через плечо, – мы уже опаздываем, а мистер Йель занятой человек.

– Минутку, мистер Кидд, – ответил Секстон, склонившийся над ростком, пробивающимся в трещине меж двух каменных плит фундамента здания, мимо которого они проходили.

– Капитан Кидд, – пробормотал он себе под нос. Он больше не пытался поправлять Секстона вслух, но эта оговорка раздражала, особенно на фоне того, как настойчиво Секстон следил, чтобы все величали его доктором.

– Это корабль? – спросил Эдмондс, давний морской товарищ Кидда.

– О да, – ответил Кидд.

Старый седой моряк долго стоял в молчании, оценивая намётанным глазом маленький кораблик, подпрыгивающий на волнах Темзы. Эдмондс горячо откликнулся на предложение Кидда стать рулевым; они вместе служили на «Святой Розе», и Кидд доверил бы ему свою жизнь.

– Из всех кораблей, на которых я служил, этот – самый странный, – наконец изрек Эдмондс.

– И не поспоришь, – кивнул на это Кидд.

Корабль был крошечным, едва ли семидесяти футов от носа до кормы, и вмещал команду всего лишь из шестидесяти человек. Он выглядел не просто маленьким, но каким-то… тонким. Для того чтобы он стал легче, сделали все возможное: деревянные экраны между перегородками заменили ротанговыми, резные перила – обычными веревками, а для люков использовали холст. Новаторство на этом не заканчивалось: многие изменения не были видны на первый взгляд. Например, Кидд знал, что палубные доски на этом корабле были вдвое тоньше обычных.

– Весла, серьезно? – спросил Эдмондс, указывая на ряд уключин[3]3
  Элемент гребного судна, в котором подвижно закрепляется весло.


[Закрыть] по бортам. – В наши дни?

Кидд упрямо сжал челюсти.

– Без них я не поплыву. Ветер и волны – ненадежные товарищи, а вот на матроса на веслах рассчитывать можно: он выведет корабль из беды. Гребля спасала мою шкуру не раз.

Вот только весла для этих уключин сделаны, чтобы загребать воздух, а не воду; но об этом он умолчал. Секстон спроектировал их под руководством Кидда. Впрочем, их маленький странный корабль целиком был построен из теории, и оставалось только надеяться, что эти весла и прочие непроверенные штуки оправдают ожидания Кидда.

Эдмондс перестал оценивать корабль и повернулся к Кидду с вопросом во взгляде.

– Так ты думаешь, он и в самом деле пойдет?

Кидд кивнул.

– Не спорю, корабль странный, но на то есть свои причины. Если ты со мной – я расскажу, в чем дело.

– Да-да, но ты ему доверяешь?

Установилось долгое молчание.

Мнение Кидда было совершенно неважным. Условия помилования связали его с этим путешествием и с Секстоном, а прочие причины и обстоятельства отошли на второй план. И все же он чувствовал, что его старый товарищ заслуживает честного ответа.

Поначалу многие задумки Секстона казались совершенным безумием, но он был человеком невероятного ума; если Кидду удавалось проследить за ходом его мысли, он видел, что логика ученого неопровержима. Больше того на королевские деньги Кидд разгулялся, а потому корабль строили лучшие мастера, а использовали они лучшие материалы. Капитан чутко следил за процессом. Если бы только он мог собрать целую команду таких же людей, как Эдмондс…

– Я доверяю этому кораблю настолько, что готов отправиться на нем сам, – сказал Кидд. – Это будет долгое, долгое путешествие. По крайней мере, в милях… – едва слышно добавил он, хотя, по теории Секстона, дорога должна была занять всего два месяца в общей сложности. Они не планировали приземления на Марс, только внешнее исследование для позднейшей экспедиции.

На одно долгое мгновение Эдмондс поджал губы, а потом с решительным кивком протянул руки.

– Если он достаточно хорош для капитана Кидда, он достаточно хорош и для меня.

С неподдельной радостью Кидд пожал руки Эдмондса.

– Добро пожаловать на борт, мистер Эдмондс. Добро пожаловать на борт «Марс Эдвенчер».

Кидд заслонил глаза от восходящего солнца. Он проверял причудливые снасти корабля и старался не обращать внимания на гул толпы на причале. Кидд предупреждал короля, что слухи поползут, как только он соберет команду, и как в воду глядел: последние несколько недель люди только и говорили о странном корабле, его загадочной миссии и капитане с дурной славой. Всем хотелось знать больше. Но Кидд велел своим людям держать рот на замке, а Секстон занимался планами и чертежами, так что правды просочилось очень мало. На закате прошлого дня они начали надувать огромные воздушные шары: слух об этом распространился почти мгновенно и собрал на пристани толпу зевак.

Вскоре секрет «Марс Эдвенчер» будет известен всем.

Над маленьким корабликом подпрыгивали и опускались девять громадных шаров. Девять упругих белых сфер из прекрасного китайского шелка наполнились нагретым воздухом: в свете уходящего солнца они сияли, точно жемчужины. Темза тянула его в одну сторону, небо – в другую; это противостояние рождало слабое, беспокойное движение, доселе Кидду незнакомое. Секстон уверял, что ход корабля выровняется, когда они окажутся в воздухе.

– Закрепите вон ту опору, эй! – махнул рукой Кидд. Боцман повторил его приказ, и двое матросов вскарабкались на большой клубок сетей, который связывал шары, чтобы исправить указанный недостаток. Длинные канаты, которыми шары привязывались к кораблю, только назывались опорами. Чтобы описать все новое на этом корабле, пришлось бы составить целый словарь, поэтому команда пользовалась привычными морскими словечками. Все лучше, чем латынь, на которой настаивал Секстон.

Легок на помине.

– Мы почти готовы к отправлению, да? – сказал он; он переводил взгляд с одного предмета на другой. – Мы должны взлететь с восходом солнца, иначе подъемная сила будет недостаточной.

– Почти готовы… – ответил Кидд, обращая внимание на толпу. – Мы ждем только… А, вот и он.

Подобно волнам Красного моря, толпа разошлась, пропуская свиту ярко разодетых джентльменов в париках, среди которых, как Моисей, вышагивал король. Новость быстро распространилась; словно круги по воде, по толпе стали расходиться поклоны.

– Приветствую вас, мои верноподданные! – произнес король, когда стих гомон, вызванный его появлением. – Я принес вам добрую весть! В этот знаменательный день для Англии начинается новая эра исследований и открытий! Сегодня мой натурфилософ, Джон Секстон, вместе с храброй командой тщательно подобранных людей отправится в самое невероятное путешествие… в экспедицию на планету Марс!

Поднялся неописуемый шум: ахи-охи, ехидные восклицания раздались в ответ на слова короля. Больше всех удивились матросы, многие из которых до последнего не верили откровениям Кидда и понимающе перемигивались; они были уверены, что уж истинная цель путешествия откроется позже.

Кидд внутренне оскорбился, когда его представили лишь одним из «команды Секстона». Он тихо передал несколько команд боцману.

– Будет сделано, сэр, – ответил боцман и поспешил передать приказ остальным.

Кидд понял, что король захотел отгородиться от дурной славы хоть и помилованного, но все же пирата. Это задело его, и он не собирался спускать дело на тормозах.

Если Его Величество хочет знаменательный день, он его получит.

Король все вещал и вещал для толпы всякий вздор, пока Секстон наблюдал за восходящим солнцем, прикрывая глаза рукой.

– Мы теряем слишком много времени! – прошептал он Кидду.

– Терпение, – ответил тот.

Вернулся боцман.

– Все готово, – пробормотал он на ухо капитану.

Кидд усмехнулся.

– По моему сигналу.

– Это изумительный день для Англии, – декламировал король, – и для почтенной Оранско-Нассауской династии…

Кидд вдоволь наслушался королевского самовосхваления. Он развернулся и рявкнул:

– Сбросить балласт!

Одним согласованным движением со всех четырёх сторон моряки скинули швартовы, удерживающие корабль на воде. В качестве балласта они использовали воду из Темзы (что куда практичнее обычных камней); теперь же тысячи галлонов воды с шумом возвращались обратно в реку.

С сильным толчком, от которого желудок Кидда провалился куда-то в ботинки, «Марс Эдвенчер» рванулся в небо.

Реакция толпы была настолько бурной, что предыдущий взрыв эмоций показался жалким шепотом. Возгласы удивления и восхищения вырвались из тысяч глоток; тысячи шляп взметнулись в воздух, а плащами и рубахами размахивали, как знаменами.

Среди этого волнения выделялось лицо короля, преисполненное ярости и восхищения.

Кидд отсалютовал своей шляпой.

– Увидимся через два месяца, малыш Билли, – едва слышно пробормотал он с широченной улыбкой на лице. – Вероломный ты ублюдок.

Кидд стоял у леера, который на обычном корабле был бы гакабортом; его слегка тошнило.

Все мореходные инстинкты подсказывали ему, что корабль был совершенно устойчив. Он шел по ветру под огромными шарами, а на палубе не было ни ветерка. Секстон сверился со своими приборами и убеждал Кидда, что все идет хорошо, но тот все равно тревожился.

С невообразимой высоты перед ним простирался огромный земной шар: он был похож на стеклянный шарик, в котором на фоне темных небес кружились синь и белизна. Казалось, стоит ему раскинуть руки, как он сможет охватить всю земную ширь.

Они уже взлетели настолько высоко, что открывающийся вид больше не ужасал: теперь интерес возобладал над страхом.

Секстон стоял рядом, глядя в свою подзорную трубу. Кидд придвинулся к нему.

– Доктор Секстон, – сказал он очень тихо, так, чтобы никто из матросов не смог его услышать. – Должен признаться: мне не по себе. Я преодолевал шторма, сражался с пиратами, сталкивался со смертью лицом к лицу, но впервые за все годы в море я чувствую такой трепет. У меня кружится голова и земля уходит из-под ног. Мало того, квотермастер[4]4
  Рулевой; второе после капитана лицо на корабле.


[Закрыть] сказал, что с ним все то же самое. Может, это потому, что мы забрались так высоко?

Секстон сложил подзорную трубу.

– Это не что иное, как снижение земного притяжения.

Он был слишком уж умен и частенько переходил на латынь, сам того не замечая.

– А каково лечение? Кровопускание? Рвотное?

– Боюсь, что нет, – рассмеялся Секстон. – Это не болезнь, а естественное следствие того, что мы удаляемся от Земли. Данный феномен был предсказан Ньютоном и подтвержден Галлеем при его первой попытке слетать на Луну. Чем дальше мы удаляемся от родной атмосферы, тем сила притяжения – говоря простым языком, наш вес – становится меньше и меньше. Сейчас мы уже весим на три четверти меньше, чем весили дома. – Натуралист подпрыгнул на мысочках, и капитан заметил, что его парик едва-едва касается макушки.

Кидд тоже подпрыгнул и с удивлением обнаружил, что совсем небольшое усилие подняло его на несколько дюймов в воздух.

– Прежде чем кончится день, – продолжал Секстон, – мы выйдем из земной сферы в межпланетную атмосферу. Там мы будем находиться в состоянии свободного падения и чувствовать себя так, будто мы вовсе ничего не весим. Тогда-то мы сможем отцепить воздушные шары и продолжить плавание без них.

Секстон мог объяснять этот феномен сотни раз, но Кидд так и не смог бы до конца постичь его сути. Но сейчас он едва ощущал свои сто восемьдесят фунтов и, кажется, начинал понимать. Он снова легко подпрыгнул, чувствуя, как завис в воздухе, прежде чем его ботинки коснулись палубы.

– А, ясно, – сказал он.

Пока Кидд прыгал, Секстон возобновил свои наблюдения в подзорную трубу.

– Ну разумеется, – произнес он, глядя в свой прибор, – мы вначале должны пересечь границу планетарной атмосферы, которая вращается вместе с Землей, а затем межпланетной атмосферы, которая окружает Солнце. – Он сложил трубу. – Вероятно, нас немного потрясет.

– И это ты называешь немного? – крикнул Кидд на ухо Секстону.

Чтобы спасти свою жизнь, эти двое цеплялись за румпель, который регулировал огромный корабельный штурвал. Не держаться было невозможно: только это позволяло удерживать корабль на заданном курсе и давало путешественникам точку опоры, иначе бы их неизбежно сдуло за борт, где они сгинули бы в необъятных воздушных просторах. Они потеряли так двоих, прежде чем Кидд успел скомандовать матросам привязать себя к мачтам.

Корабль головокружительно несся сквозь воздух, омываемый проливными дождями, швыряемый туда-сюда своенравными ветрами, которые дули со всех сторон света, сверху, снизу. Даже Кидд, который пережил шторм в Баб-эль-Мандебском проливе без малейших признаков морской болезни, сейчас оставил весь свой ужин за бортом.

– Я понятия не имел! – проорал Секстон. – Ни Галлей, ни Дампьер не предполагали ничего подобного!

– Да чтоб им пусто было, черт возьми! – выругался Кидд. Даже капитанская сноровка не могла им помочь; как бы он ни ставил паруса, корабль шатался и кружился, как спятивший пьяница.

Никогда в своей жизни Кидд не чувствовал себя столь беспомощным. Повсюду были штормовые облака; стрелка компаса беспорядочно вертелась. Все смешалось: где верх, где низ – не разобрать.

– Как нам выбраться из этого хаоса? – спросил он у Секстона.

– Найти просвет и двигаться туда!

По теории Секстона, вести корабль с воздушным штурвалом было проще простого; но, к сожалению, это осталось лишь теорией. На практике же – из-за любых махинаций со штурвалом их судно выделывало головокружительные виражи, грозя оставить команду за бортом.

Прошла вечность, вечность в моряцком аду непрекращающегося, вездесущего ветра и молний, прежде чем по правому борту появился небольшой просвет. Хоть Кидд и Секстон прочно заклинили штурвал налево, а моряки работали споро и умело, лишь очередная воздушная бочка стала им наградой.

– Богом проклятая погода! – крикнул Кидд.

– Не поминайте имя Божье всуе, – отреагировал Секстон. – Веруйте в Него, и Он поможет. – И он указал на просвет.

Показалось еще одно пятно чистого голубого неба. В ту же минуту с левой стороны подул ветер, подталкивая туда корабль.

Кидда охватило воодушевление.

– Поднять грот! – крикнул он. – На брасы, левые!

Боцман, привязавший себя к кормовой мачте, уставился на Кидда так, будто сомневался в здравости его рассудка. Когда начинался шторм, они (как требовал того давний морской обычай) убрали все паруса и воздушные шары, встречая его голыми мачтами. Так они смогли сохранить паруса. С того момента они подняли лишь самый минимум, чтобы контролировать корабль; теперь же Кидд хотел поднять главный парус, чтобы поймать как можно больше ветра.

– Пошевеливайтесь! – настойчиво повторил он, подгоняя команду.

– Есть, капитан! – ответил боцман. Он и другие моряки отвязали себя и осторожно, перехватывая ванты[5]5
  Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты, стеньги и брам-стеньги с бортов судна. Служат для матросов для подъема на мачты и стеньги для работы с парусами.


[Закрыть], взобрались на грот-мачту. Только усердие, сноровка и храбрость, приобретенные за десятки лет, позволили им развернуть все паруса и установить их так, чтобы полностью поймать ветер слева.

Как только паруса были расправлены, порывистый ветер наполнил их. Даже сквозь шум был ясно различим страшный звук рвущейся парусины. Но корабль накренился под ногами Кидда, направляясь прямо к голубому просвету. В море подобный маневр был неосуществим, но под ними был только воздух, а значит, правила игры полностью изменились.

– Поднять все паруса! – скомандовал Кидд. – На брасы, левые! Живо! – При благоприятном ветре такая уловка могла сработать, иди они на всех парусах полным ходом.

Подчиняясь приказу, команда расправляла один мокрый парус за другим. Стоило новому парусу подняться, как корабль начинал лететь вперед все стремительнее.

Штормовой ветер кренил корабль на правый борт так сильно, что киль уже смотрел ему навстречу.

Кидд и Секстон по-прежнему крепко держались за снасти, ведь корабль почти лежал; но земное притяжение почти отпустило его, поэтому за борт никто не падал.

Голубой просвет неба был уже над грот-мачтой и становился все ближе.

И вот корабль прорвался, оказавшись в голубом чистом воздухе. Позади остался шторм, этот пугающий шар молний и темных облаков.

– Спасибо тебе, Господи, за бывалых моряков! – вскричал Кидд.

* * *

Кидд, Секстон, Эдмондс и корабельный плотник парили в воздухе над правым бортом корабля, вокруг лодыжки каждого был привязан трос, чтобы не дать им улететь. Они попали в шторм три недели назад, но на своем пути не раз замечали в стороне похожие темные скопления бурлящих облаков. Кидд с Секстоном все время спорили, как лучше подготовиться к новому шторму, в который они рано или поздно попадут.

Между сухими моллюсками и следами от корабельного червя на корпусе плотник мелом начертил большой белый крест.

– Вот тут, капитан, – ежели вы уверены…

Ни малейшей уверенности у Кидда не было. Исподлобья он глянул на Секстона.

– Это безумие. Рубить дыры в корпусе?

– Это единственный способ. – Секстон хмуро смотрел в ответ.

Все три недели межпланетная атмосфера забавлялась с кораблем, как хотела: меняющийся ветер швырял его из стороны в сторону, заваливая то на один, то на другой борт. Они привязывались сами, закрепляли инвентарь, но все напрасно: корабль вел себя непредсказуемо, и многие матросы получили травмы (благо, что не оказались за бортом). Кидду удалось приноровиться к новым условиям, хотя ему продолжало казаться, что при всяком удобном случае корабль начинает брыкаться.

Секстон предложил новый неожиданный план: перенести грот-мачту и бизань-мачту с борта корабля на его корпус таким образом, чтобы они составили равностороннюю У с фок-мачтой, а паруса оказались бы поровну распределенными в вертикальном положении. Секстон полагал, что это позволит кораблю лететь навстречу главному ветру кормой, а не крениться на стороны; согласно его теории, вести такой корабль стало бы проще. Мачты под ватерлинией – такого история не видывала!

– Нам придется спилить мачты с кильсона![6]6
  Продольная балка на судне, расположенная параллельно килю.


[Закрыть] – возразил Кидд. – Мы никогда не сможем восстановить корабль!

Секстон примирительно поднял руки.

– Я обещаю, эта новая конструкция приведет корабль в баланс, – сказал он. – Все, что требуется от вас, – по возможности обезопасить мачты в их новом положении.

Чтобы закрепить мачты, Кидд и его люди должны были полностью обновить систему такелажа. Они работали бы без права на ошибку – запасных канатов не хватало. Окажись такелаж недостаточно прочным, чтобы удержать паруса под давлением ветра, – и мачты просто раздробят корпус. Он тряхнул головой.

– Не уверен, что это можно провернуть. Дайте мне время, черт побери! Может, мы научимся вести его в таком виде…

– Нет. Мы спорили достаточно. – Секстон скрестил руки на груди и сердито посмотрел вниз, туда, где рядом с корпусом плавал Кидд. – Нам нужно управлять кораблем уверенно и быстро, иначе в следующем шторме мы будем болтаться как неприкаянные или вовсе разобьемся в щепки.

– Это приказ? – Кидд попытался расслабить сжатые челюсти.

– Если необходимо.

Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга несколько минут. Эдмондс и плотник переводили взгляд с капитана на философа и обратно.

Когда-то Кидд был капитаном своей судьбы. Теперь же он оказался в подчинении у тощего школяра с редкой бородкой, и эта перемена его раздражала.

И все же… Идеи Секстона до сих пор срабатывали без сбоев. Если им удастся выполнить эту миссию, то легенда о Кидде-путешественнике-на-Марс сможет затмить грязные слухи о Кидде-пирате.

Он наклонился, чтобы перекинуть трос с лодыжки на плечи, затянул петлю и оперся босыми ногами на шероховатый, высушенный корпус.

– Дайте мне топор, – сказал он плотнику. Получив требуемое, он прицелился и опустил топор на корпус.

Если кто-то мог убить корабль Кидда, то только он сам.

Марс мерцал в окуляре – тусклый, медного цвета шар. Когда солнечные лучи касались облаков, океанов и озер Земли, она вспыхивала и мерцала, подобно стеклу. Марс же выглядел матовым, как сухое, необработанное дерево. Мертвый мир.