Текст книги "Элиты Эдема"

7

Перл оказалась права – мы без труда попали внутрь. Один взгляд на нее – и нам указывают за алые веревочные ограждения, откуда нас сопровождает к лифту очаровательная девушка на роликах в костюме бурундука. Как выяснилось, хозяином вечеринки был друг семьи – сказочно богатый плейбой – сын одного из самых близких компаньонов отца Перл. Кого волнует, что свой капитал они заработали, проворачивая последние двадцать лет незаконные сделки и занимаясь подпольным бизнесом? Огромные состояния отмывают себя сами. Мелкие сошки попадают в тюрьму. Крупные воротилы попадают во внутренние круги. Особенно когда они знают, как потратить эти деньги со вкусом.

Лифт поднимается до танцевального зала в пентхаусе, и нас тут же засасывает в головокружительный водоворот музыки и веселья.

Перл хлопает в ладоши.

– Карнавал! – кричит она. Если бы то же самое устроили на улице, для простых смертных, она бы скривила губы. Но, поскольку его организуют за баснословные деньги, лишь на одну ночь и только для избранных, она потрясена.

Честно говоря, я тоже.

Прежде я не бывала на настоящих карнавалах, но на этом есть все, о чем можно только мечтать. Но куда ярче! Масштабнее! Громче!

Мой взгляд невольно устремляется вверх. Потолки смыкаются в высокие своды, украшенные фресками, которые прекрасны сами по себе, если бы их не затмевало все происходящее сегодня вечером. В эти шедевры вбиты крюки и тросы, удерживающие трапецию.

Я чувствую прикосновение руки Ларк.

– На них из одежды только блестки или мне кажется? – спрашивает она, указывая на пару акробатов, которые вращаются, кувыркаются и ловят друг друга в воздухе. Это не заурядное выступление гимнастов – их трюки и движения очень чувственны. В тот момент, когда мускулистый мужчина ловит свою партнершу, они начинают раскачиваться, и она игриво извивается вокруг него, охватывает его талию ногами, выгибаясь в притворном (а может, и нет) экстазе. Под другим куполом натянут канат, по которому, поигрывая пушистыми лапами, отважно скользит мужчина в рыжем меховом костюме лиса с остроконечными ушами.

– Что будет, если они упадут? – спрашивает Ларк.

Действительно, ни страховочных тросов, ни сетки. Исполнители могут погибнуть, если упадут. Впрочем, как и те, на кого они свалятся. Но, похоже, никто об этом не задумывается. Все это ради забавы. Даже я сразу забываю об этом, когда бросаю взгляд на мужчину, возвышающегося на ходулях. На голове у него рога, а на лице нарисована гротескная ухмылка. Он зловеще тянется к воздушным гимнастам, но они ускользают от его загребущей руки. Тогда он тянется к людишкам внизу, отчего те заходятся от хохота и визга и натыкаются друг на друга, уворачиваясь от него.

Перл удаляется прочь от нас к зеркальной стене громадного зала, сопровождаемая толпой поклонников. Ясно, что до самой Ларк ей больше нет никакого дела. Главное, у Перл есть ее кредитка, и она уверена – это верный способ уничтожить новенькую. Так что она собирается оторваться.

Ну что ж, тогда и я тоже. Вместе с Ларк.

Когда она рядом, моему пресытившемуся взору кажется, что я тоже вижу подобную роскошь впервые. Природные мотивы, которые всегда были в моде в Эдеме, здесь доведены до небывалых масштабов. Я показываю на девушку в рыбном наряде. Почти невозможно понять, где кончается ее кожа и начинается плащ. Вся она покрыта оранжевыми и золотистыми кристаллами, имитирующими чешуйки карпа, сверкающие в залитом солнцем пруду. Где-то на уровне талии ее тело плотно опоясывает роскошная шелковая ткань, которая затем распускается в шлейф рыбьего хвоста.

– А вон там, гляди! – кричит Ларк, привлекая мое внимание к мужчине во всем зеленом, одетому в безупречно сидящий костюм: он, по-видимому, изображает стройную гибкую лягушку. У него даже лепесток кувшинки есть. А к нему приставлен скромно одетый прислужник, который помогает молодому человеку, когда тому хочется перейти в другое место.

Некоторые не стали заморачиваться с карнавальными костюмами. Они просто хотели выглядеть как можно богаче. В Эдеме есть лишь небольшой запас настоящего золота и драгоценностей – только то, что успели спасти первые выжившие, а со временем, конечно же, и от этого мало что осталось. Опытным взглядом я определяю, что добрая половина всех этих сокровищ находится на этой вечеринке. Вперемешку с искусственными драгоценностями, почти такими же дорогими и не менее прекрасными. Убранство зала было под стать блеску, исходившему от гостей, словно над ним тоже поработал ювелир.

Перл нет поблизости, и я чувствую себя свободной. Некому угождать. Некому оценивать меня. Хотя это не совсем так. Ларк оценивает – это видно по ее задумчивому взгляду, который она бросает на меня. Но меня не страшит ее оценка. Наоборот, мне хочется, чтобы она узнала обо мне все. Даже то, чего я сама не знаю.

И я искренне хочу угодить ей. Хочу, чтобы Ларк провела незабываемую ночь. Хочу, чтобы она увидела, что могут сделать друзья, деньги и власть. Я хватаю ее за руку и тяну в кружащуюся толпу.

– Потанцуем, – говорю я ей, перекрикивая музыку и смех. Мы вливаемся в карнавальное безумие. В своем простеньком желтом платье она кажется луговым цветком посреди высокомерных орхидей, но почему-то от этого выглядит куда прекраснее.

Я танцую с парнем с обнаженным торсом и в кожаных брюках – но не особо к нему прижимаюсь, потому что все его тело утыкано шипами.

– Он хочет быть похожим на кактус? – смеется Ларк, когда я уворачиваюсь от него. Вдвоем с Ларк мы танцуем с человеком, загримированным под клоуна, на его лице нарисована огромная ухмылка, причудливо искаженная жизнерадостной улыбкой на настоящих губах.

Внезапно музыка обрывается, и комната погружается во тьму. Со сводчатого потолка начинают падать воздушные шарики. Нет, не шарики – пузыри. Они сделаны из необычного материала, и эти идеальные сферы переливаются перламутровым светом. Я дотягиваюсь до одного, и в тот миг, когда касаюсь его пальцем, он взрывается опаловой пыльцой. Не знаю, что это, но люди вокруг меня с азартом протыкают пузыри, нетерпеливо открывают рты, чтобы проглотить или вдохнуть сияющую пыльцу. Ощущение легкости просыпается во мне. Ничего особенного, но мне кажется, что пара-тройка неприятностей просто улетучились. Это какой-то наркотик, но не сильный. После него люди и темнота начинают мне нравиться еще больше.

Ларк протягивает руку из тьмы, хватаясь за меня, и в тот же миг в дальнем углу комнаты зажигается свет. Человек в темно-фиолетовом одеянии выходит на помост.

– Добро пожаловать в мое смиренное жилище, – начинает он, встреченный одобрительным хихиканьем. Ему принадлежат два верхних этажа здания, в котором проходит карнавал: квартира этажом ниже и этот танцевальный зал. Они вполне могут возглавить список самой дорогой недвижимости в Эдеме.

– У меня для вас припасено несколько сюрпризов сегодня вечером, друзья мои.

По его сигналу огоньки начинают сиять, как радужные звезды, окружая нас танцем цветов. Они отражаются, как я внезапно поняла, в зеркальной стене. Нет, зеркальном лабиринте. Толпа тысячекратно отражается в нем.

Разноцветные прожекторы мигают, выхватывая из темноты новые сюрпризы, внезапно появляющиеся из-за занавесей или фальшивой стены. Актеры на ходулях и воздушные гимнасты были только началом. Посетители вечеринки охают и ахают, когда он демонстрирует туннель любви, психоделический батут, прозрачные сферы, в которых люди могут бегать, прыгать и врезаться друг в друга. Я вижу, как Перл вопит и хлопает в ладоши вместе с другими. И все же я знаю, что если бы она увидела такое на уличном карнавале, она бы презрительно фыркнула, назвала бы это примитивным развлечением для масс. Но когда один богач предлагает это другим богачам, ей кажется это великолепным. Как и остальным.

– Но это еще не все! – кричит хозяин, и ряд фиолетовых огней вдоль стены образует стрелку, указывающую на позолоченную дверь. – Пройдите через нее, и пред вами предстанет первая в Эдеме горка-аттракцион, построенная по чертежам, сохранившимся со времен Гибели Природы! Она начинается на крыше и оплетает все здание. Не представляете, какой визг подняли мои соседи снизу по этому поводу!

Видимо, у них миллионов чуть меньше.

– Но мне удалось кое-кого подмазать. – Он запрокидывает голову и смеется. – А теперь идите и наслаждайтесь. И не забудьте проголосовать за вашего слугу на следующих выборах кругового губернатора!

Снова загорается свет, и восторженная публика возвращается к понравившимся им карнавальным аттракционам и горкам. Несмотря на свои драгоценности и дорогую одежду, они похожи на детей, восхищенных и почти невинных. Может быть, эти деньги потрачены не напрасно, если они заставляют людей на час или два забыть о собственном снобизме.

– Куда отправимся в первую очередь? – спрашивает Ларк. Ее глаза сияют. Непередаваемое ощущение. Я в таком восторге, что надула Перл и мы можем просто наслаждаться вечером.

– Может, на горки? – спрашиваю я. Но когда мы приходим туда, оказывается, что это явно самый популярный аттракцион, и очередь на него слишком большая. «Потом!» – дружно решаем мы, проталкиваемся назад и бредем куда глаза глядят. В итоге мы попадаем на батут, прыгаем, врезаясь в окрашенные стены с радостным весельем, пока не оказываемся испачканными в краске с ног до головы. Мы падаем друг на друга, смеемся и сползаем с батута.

– Развлекаетесь? – раздается сдержанный голос у нас за спиной. Это Перл, в руках она держит высокие запотевшие бокалы. – Вот, попробуйте, – говорит она и протягивает нам напитки. Она вплотную подходит ко мне, и я замечаю ее слегка ошалелые глаза с расширенными зрачками. Должно быть, она слишком глубоко вдохнула этот пузырьковый порошок. – Мир? – шепчет она мне на ухо.

Мне так жарко от безумной скачки на батуте, что я хватаю у нее из рук бокал и разом выпиваю половину красной фруктовой жидкости. Ларк берет свой бокал, делает небольшой глоток и морщится.

– До дна! – кричит Перл, удаляясь.

Я жадно допиваю оставшуюся часть, и, когда начинаю грызть кубики льда, Ларк со смехом протягивает мне свой бокал.

– Мне не очень понравилось. Бери, а я пойду выпью воды. Я мигом.

Ее напиток я пью медленнее, рассматривая толпу сквозь прозрачное, покрытое сахаром дно бокала. (Сахар – это продукт, который легче всего синтезировать в Эдеме. Сахарного тростника у нас нет, но возьмите немного углерода, водорода и кислорода в нужной пропорции, и вот – все готово.) Странно, несмотря на то, что я всю жизнь хожу по вечеринкам, сегодня я чувствую себя лишней. Словно мне не следует быть в этой громадной, шумной толпе. Словно мне надо побыть одной. И не потому, что я какая-то ущербная. Просто внезапно мне показалось, что лучше всего мне рядом с самой собой. Или с единственным, особенным человеком.

Куда же подевалась Ларк? Кажется, в глубине зала мелькнул сиреневый цвет, и я устремляюсь в ту сторону. Напитки, должно быть, были крепче, чем я ожидала. Хотя я ощутила только приторную сладость и все тот же искусственный ароматизатор, который придает вкус всем местным «фруктам». Прошлой ночью мне приснилась клубника. Маленькие, налитые ягодки, согретые солнцем. Я проснулась в тот момент, когда надкусывала одну из них. Никому не известно, какой он – вкус настоящей клубники.

Я упустила сиреневый след в толпе и развернулась в другую сторону. Внезапно во мне вспыхивает ненависть ко всему миру. Ко всему ублюдочному человечеству – за то, что испоганили Землю. Да и к самой Земле – за то, что она погибла. Не могла, что ли, еще потерпеть? Мы всего лишь один из видов, копошащихся на ее поверхности. Как нам удалось выжить отсюда тигров и диких лошадей, микробов и приливы волн? Да и все прочее, что гораздо сильнее нас?

Как мы лишились всего?

Мне кажется, что я вижу Ларк и продираюсь через веселящуюся толпу к задней стене танцевального зала. Здесь поспокойнее, но теперь я потеряла Ларк из виду, если, конечно, это была она. Я снова оборачиваюсь. И вижу странную темноволосую девушку. Девушку с волевым подбородком, плотно сжатыми зубами. Девушку с серебристыми глазами, которые кажутся плоскими и чужими. Сильную и стройную девушку, которой внезапно стало не по себе.

Это мое собственное отражение. Я в зеркальном лабиринте.

Я не хочу видеть девушку в зеркале. Есть в ней что-то отталкивающее. И я оборачиваюсь к толпе, отражение которой вижу за своей спиной… и осознаю, что эта толпа – сплошная я. Я окружена зеркалами. В них бесчисленное количество раз отражается мое лицо, появляется то в одном зеркале, то в другом, и чем сильнее я присматриваюсь, тем меньше оно становится, пока не начинает казаться, что оно вот-вот исчезнет в никуда.

Я отшатываюсь, но зеркала повсюду. Капельки пота проступают на затылке и на лице. Я пытаюсь убежать, но выхода нет. Куда бы я ни повернула, я бегу навстречу себе. Я бегу навстречу собственному изображению с распахнутыми руками, словно хочу обнять своего возлюбленного, но вместо этого сталкиваюсь с холодным стеклом. Я мечусь из стороны в сторону, но вокруг только я, я, я. Мое испуганное лицо карикатурно искажается каждый раз, когда я спотыкаюсь и упираюсь руками в зеркала. Мои потные ладони оставляют следы на поверхности.

Я пытаюсь взять себя в руки, но мое сердце колотится в бешеном ритме, больше похожем на стрекотание, чем на равномерный стук. Мне все еще мерещится, что в отражениях я вижу толпу людей позади себя, хотя знаю, что сейчас я одна в лабиринте. Свет, зеркала и мой одурманенный мозг вместе заставляют видеть то, чего нет, принимая игру света за устрашающие фигуры людей. На секунду мне показалось, что вдали промелькнул сиреневый отблеск и пропал. В смятении я оборачиваюсь и вижу молодого человека. Высокого и сильного, с каштановыми волосами и словно размытыми чертами. «Ты», – я улавливаю движение его губ, когда он указывает на меня, приближаясь. «Ты».

– Оставь меня! – кричу я.

Жадно хватая ртом воздух, я разворачиваюсь и попадаю в плен другого зеркала. Мне кажется, что я не могу оторвать взгляд.

Я вижу людей в масках. Не в масках экзотических животных, которые люди надевают на вечеринки. Эти люди одеты во все зеленое, почти как храмовые жрецы, но их одеяния похожи на медицинские халаты. Лица людей укрыты белыми масками, скрывающими все, кроме плоских темных глаз. Они склонились над кем-то, укрытым на столе, и я вижу корчащуюся фигуру подопытного. Затем они оборачиваются и указывают на меня. На этот раз скальпелями.

Они перестают оперировать и приближаются ко мне. Я цепенею. Я хочу обернуться, убедиться, что они не настоящие. Их просто не может быть. Хочу убежать, но ноги одеревенели.

Приблизившись, они начинают стягивать маски. И – о святая Земля! – то, что под ними, – отвратительно! Изуродованные, исковерканные черты. Сплошные раны и язвы. Они похожи на куски глины, притворяющиеся людьми. Словно их создатель что-то слышал о людях, но никогда их не видел.

В минуту просветления меня осеняет: я вижу наши души. Так выглядим мы, люди, на самом деле – уродливо, омерзительно и отталкивающе.

Отвратительнее всего их искаженные улыбки. Когда они оказываются еще ближе, я вижу, что они пытаются меня успокоить жестами. Ну же, ну, говорят они. Не беспокойся. Все идет так, как и должно.

Но это не так. Я окружена монстрами!

Что со мной происходит?

Наконец мне удается вырваться. Омерзительные фигуры остаются далеко позади меня. Чувствую, как бешено колотится мое сердце. Возвращается то же ощущение, которое я испытала, когда впервые увидела Ларк: тошнотворный приступ, странный рокот, который пронизывает мое тело вместе с потоком крови.

Напиток, понимаю я. Что-то было в напитке, который Перл дала мне и Ларк. Что-то очень крепкое. А я выпила оба бокала.

Нужно выбираться отсюда. Из этого лабиринта и с этой вечеринки. Но выхода нет, и мои мысли путаются все больше с каждым новым отражением, которое я вижу. Зеркала увеличивают меня до невообразимых размеров, раздувают как шарик, объемный, но пустой. Другие вытягивают меня, делая высокой и тощей, дают мне понять, что моя жизнь – не более чем узкая полоса, разделяющая мир пополам. Какую из сторон мне выбрать? Да и есть ли у меня выбор?

Я в отчаянии спотыкаюсь и выкрикиваю имя Ларк. Почему никто не приходит на помощь? Я слышу голоса других людей, далекий шум вечеринки, но никто не появляется. Я заблудилась! Я одна!

Я кричу и без разбора несусь по лабиринту. Споткнувшись, я падаю вниз, увлекая за собой два зеркала. Они разлетаются на тысячи кусочков, которые, как маленькие льдинки на Празднике снега, скользят по моей коже. Нет, не так, по-другому. Это песок, который поглощает меня. Пожирает меня заживо.

Я вскакиваю на ноги, стряхивая осколки, чувствуя, как бегут струйки крови по рукам там, где в них впились кусочки зеркала. Моя кровь, теплая и живая, заставляет убедиться, что внутри меня течет пульсирующая жизненная сила – это только снаружи все мертвое и искусственное. Раны не болят, и это удивительно. На самом деле мое тело оцепенело, а мой рассудок то угасает, то просветляется.

Мне нужно выбраться из этого лабиринта. Но, куда бы я ни посмотрела, всюду только я, я, я, бесконечная я.

Погодите, вон в том зеркале только одно отражение меня. Оно не такое, как те зеркала с бесконечно удаляющимися изображениями. Я бросаюсь к нему – и картинка остается прежней. Другие зеркала не превращаются в нем в бесконечный коридор.

Я продвигаюсь вперед, как слепец, потрясенная зрительной перегрузкой, на ощупь добираюсь до следующего зеркала и робко всматриваюсь в него. Единственная я. Я выдыхаю. Я выбралась из лабиринта. Осталось всего несколько шагов. И я дома, на свободе.

Но сейчас мои бесконечные отражения превращаются в других людей. Все кажется неестественным, чужим, из другого мира. Их лица похожи на животных, которые никогда не существовали, пародии на утраченную жизнь. Краска и блеск, позолота и мишура – вот все, что осталось нам в Эдеме.

Вместо зеркал я врезаюсь в людей. Кажется, что они тоже дробятся, рассыпаются на кусочки серебряной плоти. Столько глаз пялится на меня. Это невыносимо. Я хочу быть одна, за высокой стеной, где никто меня не может увидеть, где никто не знает, что я вообще существую. Нет, я хочу быть с Ларк.

Вдали мелькнули чьи-то бледные светлые волосы. Сиреневые? В свете стробоскопа цвета мельтешат, и я не могу сказать наверняка. Глаза тоже пульсируют, так, что кажется, они вот-вот выскочат из орбит. Может, волосы серебристые? Или неяркого розово-сиреневого цветочного оттенка? Я иду вслед за светлыми волосами, то тут, то там мелькающими в толпе. Тот, кому они принадлежат, всегда остается в тени. Волосы ныряют в нишу, и я решила, что наконец-то догнала их. Но меня надули. В нише дверь, и открыв ее, я вижу лестницу, уходящую вверх, в темноту.

Я слышу звук шагов:, кто-то в туфлях на каблуках цокает по ступенькам, и я бегу за ним.

Темнота сгущается вокруг меня. Стены сжимаются вокруг меня. Что я наделала? Я бегу прямо в пасть дракона, и он сожрет меня! Стены и воздух давят на меня, принуждая упасть на колени. Я такая маленькая, такая слабая! Меня хотят уничтожить! Нет! Я хватаюсь за голову обеими руками, сжимая свой череп. Кажется, что голова сейчас взорвется.

Я слышу голос, заботливый голос, но то, что он говорит, пугает. Умри, ласково убеждает он. Отрекись от всего, что есть у тебя, даже от себя самой. Он такой проникновенный, что заставляет меня жаждать того, о чем он говорит. Забудь, забудь, шепчет он, подталкивая меня к пропасти, которая, кажется, открылась передо мной.

А затем боль! О святая Земля, я никогда прежде не испытывала такой боли. Но болят не раны и вообще не мое тело. Оно по-прежнему остается оцепеневшим, твердым и холодным, как кусок льда. Боль внутри, в сознании, это воспоминание о боли – настолько ошеломительное, что я начинаю беспомощно стонать. В мои вены врезаются иглы. Тело разрывают разряды тока, они заставляют меня кричать. Но хуже всего другая боль. Боль потери. Боль беспомощности. Боль истины.

Я тебя вижу, говорит голос. Тот же самый? Не знаю. По-моему, нет. Этот более резкий, требовательный, не такой ласковый. Тот голос был воспоминанием. Этот, что говорит сейчас, – еще одна сущность внутри меня. Что ты будешь теперь делать? Голос проявляет заинтересованность, он изучает меня.

Останусь здесь, умру здесь, – глухо стону я в ответ. Но нет, кто бы это ни был в моей голове, он цинично наблюдает за мной, ожидая моего поражения, но ему любопытно, а что, если этого не случится?

Кто бы они ни были, я не доставлю им удовольствия видеть, как я сдаюсь.

Я подтягиваю свои онемевшие ноги и делаю попытку подняться, но ничего не получается. Тогда я ползу вверх, хватаясь за единственную соломинку, которая, как мне кажется, спасет меня.

– Ларк, – шепчу я. Есть еще имена, которые я хочу произнести, но они вылетают из головы. Поэтому я снова зову, уже громче: – Ларк!

Наконец я дотащилась до верхней ступеньки и поднялась, опираясь на ручку двери. Если я смогу найти Ларк, все будет в порядке. Что бы ни дала мне выпить Перл, сейчас это выворачивает мой мозг наизнанку. Эти ощущения не могут быть настоящими. Ларк поможет мне. Как я помогла ей.

Я на крыше. Постепенно ко мне возвращается ощущение реальности. Вечеринка. Горки. Но крыша пуста. Почему? А, все понятно. Черно-желтая лента перекрывает вход на площадку. Должно быть, аттракцион сломался. Кабинки стоят забытые: бесполезная груда запчастей, в которой что-то заклинило. Я похожа на этот аттракцион. Сломанное создание. Но как я могу починить себя, если не знаю, какая часть сломалась?

– Ларк! – зову я, и ветер уносит мои слова прочь. Я уверена, что она поднялась сюда.

Из темноты появляется фигура. Это девушка, высокая и изящная, с длинными волосами, отражающими слабый свет. Я не вижу ее лица, но кто еще это может быть? Я улыбаюсь с облегчением и направляюсь к ней, распахивая руки. Пока, приблизившись, не разглядываю ее лицо, выхваченное сумеречным светом звезд.

Это не Ларк.

Я не пойму, что это.

Это похоже на Перл, но ее кожа топорщится и пульсирует, как будто под ней ползают личинки. Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза. Ее лицо стало обычным.

– А, вот и ты. А где же твоя новая лучшая подруга?

– Я ищу ее, – судорожно говорю я. – Нигде не могу найти. Пожалуйста, пожалуйста, оставайся нормальной!

– Что ж, пришла пора Ларк получить то, что она заслуживает. Она допила свой напиток? Я добавила туда приличную дозу синтмескалина, чтобы заставить ее слышать цвета и видеть звуки. Должно быть, она сейчас в полном расстройстве.

Перл смеется, откинув назад свои серебристые волосы, и внезапно ее движения становятся замедленными. Ее волосы превращаются в длинные клубки жирных червей. Я вздрагиваю и отступаю.

– В твой я тоже немного добавила. Надеюсь, ты не против. Просто сядь и наслаждайся. Пусть этот странный мир предстанет перед тобой.

Ее улыбка чуть шире, чем обычно, самую капельку. Но пока я смотрю на нее, она становится все шире и шире, пока лицо Перл не разрывается на две части. Личинки прорываются наружу из трещины посреди ее лица. Сколько я ни зажмуриваюсь, на этот раз ничего не желает оставаться прежним.

Я щипаю себя за руку, и это возвращает меня в реальность. Я вспоминаю, какой был план на эту ночь.

– Что ты хочешь сказать? Ты же собиралась потратить все деньги с ее кредитной карты… Это же ее наказание за…

А за что? За то, что она принадлежит к внешним кругам? За ее семью, которая поднялась благодаря своим способностям и настойчивости? Прежде чем я осознаю, что говорю, у меня вырывается:

– За то, что она лучше тебя?

Перл отшатывается как от удара. Она показывает клыки – звериные, длинные и острые. С них стекает кровь.

– Это в тебе говорит наркотик. Но ты следи за речью, Ярроу. Ты слегка интереснее, чем остальные предсказуемые ничтожества, но не заставляй меня заходить слишком далеко.

Ее глаза опасно сверкают на этом ожесточенном лице.

– Сейчас иди и найди Ларк. Приведи ее на крышу. Посмотрим, умеет ли эта птичка летать.

Все внутри меня сжимается.

– Что ты задумала?

Перл подмигивает.

– Удивительно, чего можно добиться с помощью приличной дозы синтмескалина и силы внушения. Стоит прошептать нужное слово, и любой поверит в то, что он не достоин жить.

Она запрокидывает голову и смеется.

Я произношу только одно:

– Синамон.

Она кивает и вдруг становится просто огромной. Она великан, монстр. Я отшатываюсь. Я хочу убежать. Но что-то останавливает меня. Ларк? Я остаюсь ради Ларк?

– Конечно же, – и в ее словах заключается невероятный ужас. – Она решила, что она королева. А теперь позвольте спросить, что это за королева, которая не выдерживает легкой критики? Но услышав несколько моих мягких замечаний, она решила, что ей не стоит жить дальше. Бедняга Синамон.

Она пытается сохранить серьезное лицо, но у нее не получается.

– А там был-то всего лишь второй этаж. Интересно, сколько здесь.

Она подходит к краю, смотрит вниз и присвистывает.

– Да, путь не близкий.

У меня начинает кружиться голова, и я поднимаю взгляд, подальше от края. Надо мной звезды, которые, кажется, пульсируют, затем медленно начинают кружиться. Со звездами что-то связано. Со звездами и Ларк…

Под действием синтмескалина мое сознание выходит из-под контроля. Ларк, летящая между знакомыми созвездиями. Она падает, машет руками, ее взгляд вперился в меня.

– Нет! – кричу я. Я нападаю на Перл, хватаю отвратительного монстра за платье. Личинки валятся у нее изо рта, просачиваются сквозь ее кожу, но я из последних сил держу ее, ради Ларк. Я убеждаю себя, что это не по-настоящему. Но верится с трудом. – Оставь Ларк в покое, ты слышишь! Ты не причинишь ей зла!

Но наркотик ослабил меня. Перл с легкостью освобождается от моей хватки. Я даже не уверена, произнесла ли я все это вслух или просто промямлила про себя.

– Убери от меня свои руки. Сегодня ты дважды сказала мне «нет». Смотри, чтобы третьего раза не было. Ты помнишь, кто я? И кто ты?

В том-то и проблема, что нет. Я – разбитое зеркало, лежащее в осколках.

– Ты не можешь причинить ей боль, – не отступаюсь я. Мой голос кажется очень тихим.

– Не могу? – Перл почти визжит. – Не могу?! Да как ты смеешь! – Она хватает меня за плечи и толкает. – Ты у меня в долгу. Без меня ты была бы никем. – Она снова толкает меня. – Без меня ты была бы одна.

Одна! Это слово взрывается внутри меня. Одна! Мне удобно, безопасно… страшно. Быть одной.

– Нет, я не одна, – защищаюсь я, – У меня есть друзья. Братья и сестры. Огромная семья. Целое семейное древо. Они любят меня. – Мой голос крепнет. – Они любят меня! Они мне дороги, а ты нет! – Я хватаю ее за горло, и ее глаза округляются. Я не сжимаю руки, просто держу ее. Она явно напугана. – Тебя все ненавидят, Перл! Ты всерьез веришь, что у тебя есть друзья? Они боятся тебя и поэтому притворяются, но абсолютно все в «Дубах» презирают тебя. Даже Коппер и Линкс. Даже я. – Я сжимаю руки сильнее. – Особенно я!

– Дура! – кричит она, сопротивляясь, – У тебя нет семьи. У тебя никого нет! Ты лабораторная крыса, всего лишь подопытное существо!

Ее слова настолько потрясают меня, что я ослабляю хватку. Она тоже в шоке. Ее рот раскрывается идеальной буквой «О»». Затем она еще раз пытается оттолкнуть меня, и я спотыкаюсь. Одна моя нога опирается на край крыши, другая болтается в пустоте. Я машу руками, пытаясь сохранить равновесие, и вижу, как рот Перл снова принимает форму идеальной, выражающей потрясение буквы «О». Она тянет ко мне руку. Когтистая рука демона. Я уворачиваюсь… и падаю вниз.