Текст книги "48 улик"

На каждом снимке в чем-то повторялись положение или поза обнаженной взрослой женщины. Получалось, что та или иная фотография «целомудренной» девушки являлась пародией на взрослую женщину. Или, наоборот, эта взрослая женщина, явно порочная, развратная, насмехалась над целомудрием юной девушки.

Возмутительно! Сама того не ведая, я пригласила в дом отца вора.

– Мэм? Здравствуйте. У вас есть вопросы относительно выставки?

Ко мне приблизился некто неопределенного пола, то ли мужчина, то ли женщина: некая молодая особа в черном, прямая, тонкая как угорь и будто извивающаяся, с густо накрашенными тушью ресницами, увеличивавшей глаза, и широким, нечетко очерченным ртом.

– Да, вопросы у меня есть. Но вы вряд ли сможете на них ответить.

Мой голос не так сильно дрожал, как я опасалась. В принципе, никто не смог бы догадаться, что я глубоко оскорблена, уязвлена и разгневана.

Существо в черном, оторопев, растерянно спросило, что именно меня интересует. И отступило на безопасное расстояние.

– Мой первый вопрос: вам не стыдно?

– Стыдно? От чего…

– От этой выставки. От картин обнаженной беспомощной женщины, написанной по образу и подобию реальной жительницы Авроры, которая пропала без вести в апреле этого года?

– Мэм, я только работаю здесь. Это не моя галерея.

– Значит, вам не стыдно?

– Н-нет. Не стыдно.

– Черта с два. Еще как стыдно. Должно быть стыдно. Это – порнография, позорище.

– Мэм, не надо повышать голос. Я прекрасно вас слышу.

– Вы не слышите меня прекрасно. Вы не ответили на мой вопрос. Повторяю еще раз: вам не стыдно выставлять изображения реально существующей женщины, которую в этом районе знают очень многие? Она «пропала без вести», возможно, стала «жертвой убийства» в апреле этого года.

– Позвольте еще раз объяснить: я лишь работаю здесь. Не я отбираю экспонаты. Если вы хотите поговорить с владельцем, я дам ее визитку.

– Ее визитку? Владелец галереи – женщина?

– Это «Галерея Хейди Кляйн». Миссис Кляйн – владелица галереи, она и отбирает экспонаты.

– Эта Хейди Кляйн знакома с художником Элком? Они друзья?

– Не знаю, мэм. Простите, но…

– Я не уйду. Пока. Хочу получить ответ еще на один вопрос: эти картины своего рода «признание»? Художник признается в убийстве пропавшей без вести женщины?

– Я… я не знаю… Нет, конечно.

– А что же это, если не «признание»?

– Это картины, мэм. Произведения искусства. Художник объяснил, что его работы – это эксперименты в области формальной композиции.

– «Эксперименты в области формальной композиции»! Смеетесь? Обнаженные тела на картинах изображены в натуральную величину. Лицо – лица – в точности соответствуют лицу реально существующей женщины. Все недостатки умышленно выпячены. Совершенно очевидно, что художник ненавидит женское тело. Ненавидит именно это тело.

– Мэм, позвольте с вами не согласиться. По словам художника, он не ненавидит женское тело, а «одержим» им. Не конкретно телом какой-то определенной женщины, а женским телом вообще. Есть интервью с ним, я могу дать вам почитать…

– Да лжет он все! В том-то и дело, что на этих картинах изображено тело конкретной женщины.

– Но, как художник…

– …не художник, а мясник. Нет сведений о том, что женщина, изображенная на тех картинах, мертва. У ее родных есть все основания полагать, что она жива. Так почему Элк изображает ее мертвой? Откуда ему это известно?

– Мэм, Элку ничего не «известно» ни о какой «конкретной» женщине. Он художник, картины – плод его воображения. Это не фотографии, не… документальные снимки.

– Вы сами или Хейди Кляйн в курсе, что Элка допрашивали в полиции Авроры? Что он является подозреваемым по этому делу?

– Подозреваемым… нет…

Некто в черном замялся, прекрасно понимая, о чем я говорю.

– Этого Элка, возможно, скоро арестуют, – с жаром заявила я. – Передайте своей работодательнице, что она, скорее всего, помогает и пособничает преступнику. Похитителю и убийце!

– Мэм, не кричите, прошу вас.

– Я не кричу. Но ваша выставка омерзительна, оскорбляет общественную нравственность, и я требую, чтобы ее закрыли.

– Мэм, не думаю…

– Существует закон об ответственности за непристойное поведение, а также, разумеется, законы об ответственности за распространение клеветы. Это называется «дискредитация личности». Женщину, которая не может себя защитить, публично опорочили.

– Мэм, вы ее родственница? Той женщины на картинах? Которую, по вашему мнению, изобразили на картинах? Вы ей родня?

– Нет, я не родня Маргарите Фулмер. Но я друг семьи, и им советуют возбудить иск против «Галереи Хейди Кляйн» и потребовать «прекращения противоправного действия» или добиться такого судебного решения, в результате которого галерея обанкротится.

Противоправные действия. Банкротство. Умные казенные слова так и сыпались с моего языка! Меня испепелял праведный гнев, но голова кружилась еще и от эйфории, аж дух захватывало. Будто белоголовый орлан, держа меня в когтях, взмыл вместе со мной в поднебесье.

Возможно ли, чтобы выставку закрыли? Можно это как-то устроить? Эта мысль возникла, когда я представила реакцию отца на эти картины.

Если папа узнает о выставке, он, несомненно, попытается ее закрыть. Угрозами, шантажом. В былые годы папа не избегал судебных процессов.

Если обстоятельства позволят, папа мог бы выкупить галерею и закрыть выставку картин Элка.

А если не получится, как папа поступит? В любом случае картины надо уничтожить… но как?

– Мэм, вам лучше поговорить с миссис Кляйн. Я… я больше ничем не могу вам помочь.

– Я задушу вашу миссис Кляйн! Так ей и передайте. – Увидев, как изменилось лицо молодого сотрудника или молодой сотрудницы галереи, я рассмеялась и быстро поправилась: – Я разберусь с миссис Клейн. Вот только позвоню своему адвокату.

Существо в черном нервно попятилось от меня. Можно подумать, я стала бы марать руки об это трусливое ничтожество!

* * *

Сердитое сияние луны подстегивало ярость праведного мстителя. Переулок со стороны заднего фасада здания под номером 23 на Спрюс-стрит в Итаке, где размещалась «Галерея Хейди Кляйн». Круговерть осенних листьев. Темная фигура неопределенного пола. Лицо, спрятанное под широкими полями низко надвинутой шляпы. Черный плащ, застегнутый до самой шеи. Темные очки, скрывающие горящие ненавистью глаза.

Веселый плеск бензина, разбившегося о невзрачную кирпичную стену. Внезапный звон стекла, осколками посыпавшегося из маленького прямоугольного окна на высоте пяти футов. Бутылка с бензином со свистом влетела в окно, следом – зажженные спички. Ласкающее слух «пуф» вспыхнувшего огня.

Неистовая радость, безумный смех. Непристойные полотна одно за другим пожирали языки очищающего пламени, взметнувшегося к потолку, прожегшего крышу и взвившегося в ночное небо.

Глава 39

Заглянуть во все уголки. Проверить все версии.

И вот в декабре 1991 года в нашу жизнь вошел Лео Драммард – «частный детектив».

– Если моя дочь жива, я не пожалею никаких денег, чтобы найти ее. Если моей дочери нет в живых, я не пожалею никаких денег, чтобы отыскать ее несчастные останки, доставить домой и предать земле.

С таким торжественным публичным заявлением выступил отец. Безрезультатно.

После долгих месяцев нервного ожидания и мучительных переживаний из-за того, что следствие топталось на месте, отец без моего ведома и согласия в декабре 1991 года привлек к поискам М. частного детектива из Буффало.

Бедный папа! Его решение было продиктовано безысходностью и отчаянием.

(Да, вскоре после открытия выставки в Итаке папа узнал про Элка, невзирая на все мои усилия уберечь его от расстройства. Но об этом чуть позже.)

Этот частный детектив был исключительно вежлив, говорил вкрадчивым тоном (представьте зловещего Ричарда Уидмарка[37]37
  Ричард Уидмарк (1914–2008) – американский актер, также много работавший на радио и телевидении.


[Закрыть] в одном из нуарных фильмов 1940-х) и любил хвастливо повторять: «Заглянуть во все уголки. Проверить все версии». Однако, несмотря на свой солидный вид, Драммард с учетом постоянного увеличения затрат продвинулся в поисках не намного дальше, чем сотрудники департаментов полиции при проведении своих беспорядочных следственных действий.

Не знаю, действительно ли этого шарлатана звали Лео Драммард (как указывалось в его лицензии на частный сыск, выданной властями штата Нью-Йорк) или он взял себе такой вычурный псевдоним, кося под персонажей из фильмов и книг в жанре нуар, но я не доверяла этому человеку, которого отец по рекомендации одного своего делового партнера нанял как, по его словам, «последнюю надежду». Тем самым он впустил в нашу личную жизнь совершенно постороннего человека, позволив ему в мое отсутствие – я тогда была на работе – войти в покои М., обследовать и даже сфотографировать ее комнаты!

Разумеется, я постаралась оградить доброе имя сестры от малейшей возможности скандала. Спрятала в глубине ее гардероба сексуальное шелковое платье-комбинацию от Диор, на котором то ли было какое-то грязное пятно, то ли нет. А еще до того, как полиция утром 12 апреля пришла осматривать апартаменты М., забрала большую часть содержимого выдвижных ящиков ее стола, «навела в них порядок» – более идеальный, чем прежде. В числе изъятых мною вещей была личная переписка М., а также ее настольный календарь с пометками, как в ежедневнике: инициалы, время и место встреч. Большинство этих записей, я уверена, абсолютно безобидно, что называется, «воды бы не замутили», но ведь среди обычных памяток могли оказаться и те, что раскрыли бы секреты М., которыми она ни с кем не пожелала бы делиться.

Например, записи на прием к врачам.

Я сразу обратила на них внимание, они вызвали у меня подозрение.

29 марта, 8 апреля. Рядом с первой датой стояло «МАМ, 11: 00»; рядом со второй – «9: 00».

Наверняка это означало прием у маммолога. Должно быть, в радиологическом центре Итаки, там же, куда обращалась мама, когда ей поставили смертельный диагноз: рак груди третьей степени.

И опять, рядом с датой 9 апреля – набор букв и цифр, записанных мелким почерком, почти нечитаемым: не МАМ, а «БИО, 8: 30».

Биопсия? Возможно.

Труднее всего иметь дело с неясными зацепками. Нужно уметь расшифровывать их. Это необязательно ключи к разгадке исчезновения моей сестры, но частный детектив сочтет, что их дóлжно истолковывать именно так.

Я не хотела, чтобы личные записи М. попались на глаза Драммарду. Это повлекло бы за собой бестактные спекуляции о моей сестре, запросы в клинику Итаки. Я была убеждена, что ни один из следователей-мужчин, ведших дело о ее исчезновении, не знал, что она обращалась в ту клинику. Я об этом позаботилась, забрав ее ежедневник. Не их это собачье дело. Все, что происходит в организме М., никого не касается, даже меня.

Жить в женском теле для меня непростое испытание. Все равно что втиснуться в костюм с маской, плотно облегающей лицо, дышать через которую – настоящий подвиг. Мама, находясь в своем женском теле, узнала про смертельный диагноз, потом без толку лечилась и в конце концов умерла.

Это не мое дело. Я. Не. Желаю. Знать.

Итак, ежедневника нет. Письма, открытки, личные вещи выброшены в мусорный контейнер за почтовым отделением и давно увезены на свалку.

(Нет, от альбома с эскизами я не избавилась, а спрятала его в укромном местечке, где типы вроде Драммарда его никогда не найдут. Мой расчет состоял в том, что в один прекрасный день меня признают наследницей имущества М. Фулмер и «специалистом» по ее творчеству. И тогда на суд изумленного мира я представлю исполненные карандашом и углем рисунки – свидетельства ее таланта, шедевры, превосходящие по гениальности все ее «классицистические» скульптуры.)

В общем, ко времени появления на сцене любопытного Лео Драммарда в покоях М. не осталось ничего, что можно было бы интерпретировать – верно или ошибочно – как «ключ» к разгадке ее исчезновения.

* * *

– Итак, мистер Драммард, – язвительно осведомилась я, сдвинув к переносице густые темные брови, похожие на мохнатых гусениц, – нашли что-нибудь «интересное» в комнатах моей сестры?

И мистер Драммард, буравя меня сердитым взглядом, ответил:

– Мисс Фулмер, думаю, вам известен ответ на этот вопрос, не так ли?

– Да, пожалуй, мистер Драммард, – подтвердила я с притворной серьезностью, подавив порыв рассмеяться этому кретину в лицо.

Папа недоуменно переводил взгляд с меня на Драммарда и обратно. Он чувствовал, что между нами кошка пробежала, но не мог понять причины разлада. Подобно тому, как Драммард не мог со всей уверенностью утверждать, что я изъяла из комнат сестры всякие «зацепки», которые могли бы заинтересовать его или полицию.

Однако, когда мистер Драммард попросил разрешения осмотреть весь дом, от подвала до чердака, я, опередив отца, решительно отклонила его просьбу:

– Нет, сэр. Это исключено.

На это Драммард заметил:

– Но, мисс Фулмер, как же я буду искать вашу сестру, если…

– Уверяю вас, мистер Драммард, что в этом доме моей сестры нет. Если бы вы должным образом навели справки, то знали бы, что несколько месяцев назад кошелек моей сестры был обнаружен на обочине проселочной дороги, и специалисты сошлись во мнении, что ее увезли силой. Соответственно, скорее всего, она находится где-то далеко отсюда. Никак не в этом доме.

– Но, мисс Фулмер…

– В доме ее нет! А мы очень дорожим своим домом и не можем допустить, чтобы посторонние перерывали его вверх дном.

Папа, видя, что я необычайно возбуждена и мой голос повысился на октаву, поддержал меня. В отличие от мамы он, как и Маргарита, научился увещевать меня и потворствовать моим капризам, если те не вызывали у него резких возражений. Если бы в доме было обнаружено нечто такое, что помогло бы полиции в поисках моей сестры, рассудительным тоном сказал он Драммарду, мы обязательно поставили бы в известность следователей. Но ничего такого мы не нашли.

– Ясно. Хм-м.

Бедняга Драммард стал барабанить пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел. Лицо выдавало в нем моложавого мужчину, который быстро стареет. Вероятно, бывший спортсмен, он уже не мог похвастать развитой мускулатурой. Плотный, жилистый, некогда симпатичный, привыкший к томным взглядам женщин, он все еще носил нелепые маленькие усики, неестественно темные, должно быть, крашеные. Седые волосы на голове, неубедительно волнистые и густые, попахивавшие отвратительным маслом, имели некрасивый серый оттенок, какой обычно приобретают предметы, оставленные под дождем. Полопавшиеся капилляры на носу свидетельствовали о том, что он любил выпить, но скрывал свое пристрастие к алкоголю. Одет он был с иголочки, однако от его костюма исходил слабый запах несвежего табачного дыма.

Драммард отпил из бокала папин виски с едва сдерживаемой жадностью. Так-так. Не особо он и скрывает свою порочную склонность к спиртному.

Мы находились в гостиной, где весь последний час детектив вел с папой серьезный разговор. Драммард забрасывал папу рутинными вопросами об М., а я, почти все время молча, наблюдала – специально нервировала гостя пытливым взглядом, так как знала, что «частный детектив» мне не друг.

Этот шарлатан уже подозревает ТЕБЯ.

Но папе свои подозрения никогда не озвучит.

И ни к чему это не приведет. ТЕБЕ не о чем беспокоиться.

Я улыбнулась, вспомнив вытянувшееся лицо Драммарда, когда он увидел комнаты М.: все на своих местах, идеальный порядок, чистота, в шкафах и ящиках все вещи аккуратно развешаны, сложены. Ничего интересного.

В этом Лина была мне помощницей. Я поощряла ее регулярно проводить уборку в комнатах М., пусть сестра больше и не жила в них. Нигде ни паутинки, даже намека на пыль. Раковина, зеркало над ней, плиточный пол в ванной сияли чистотой, как и предпочитала М.

Окна открыты, свежий воздух. Никакой затхлости, напоминавшей нам о ее отсутствии.

Пора и честь знать, не так ли? Мысленно я велела Драммарду встать с кресла и откланяться, и тогда мы с папой, как обычно, сядем ужинать в столовой, наслаждаясь вкусной стряпней Лины и приятно проводя вместе время.

Сегодня четверг. На ужин тушеная говяжья грудинка с пастернаком и жемчужным луком. На десерт – папино любимое лаймовое желе с овсяным печеньем.

Значит, Драммард унюхал аппетитные ароматы, доносящиеся из кухни, где хлопочет Лина? Слюнки у него потекли, стальной взгляд потеплел? И его нервная холостяцкая душонка начала оттаивать в предвкушении приглашения от папы («Останьтесь, отужинайте с нами») и – что маловероятно, но все же шанс на это есть – от мисс Фулмер («О да, оставайтесь, прошу вас. Мы будем рады, если вы составите нам компанию»)? Надеюсь, что так. Только кукиш с маслом он получит, а не приглашение.

– Мистер Фулмер, если передумаете и все-таки разрешите осмотреть мне весь дом, дайте знать.

Эти слова были обращены исключительно к отцу. На меня Драммард даже не взглянул. Фу, какая грубая бестактность. Странно, что папа не отреагировал. Впрочем, папа джентльмен до мозга костей, не станет скандалить в такой ситуации.

– Мы не передумаем, мистер Драммард, – холодно отвечала я. – За свои услуги вы запросили немалые деньги, и мы рассчитываем, что вы проведете следствие по делу об исчезновения Маргариты как настоящий профессионал, не нарушая наш покой. Мы надеемся, что вы доведете до конца незавершенное полицейское расследование и найдете ее.

Моя резкая, отрывистая речь вынудила Драммарда бросить на меня свирепый взгляд, в котором отразилось все: мужское негодование, бессилие, ярость.

Но он не посмел непочтительно выразиться в присутствии отца, ведь папа был его заказчиком.

– Мисс Фулмер, именно это я и намерен сделать.

Нахлобучив фетровую шляпу на свою тупую круглую голову, как «частные детективы» в «нуарных» фильмах, Драммард попрощался – с мрачным видом пожал руку отцу, но мне лишь коротко кивнул, отводя в сторону свои стальные глаза.

С проказливо-злым выражением лица я проводила Драммарда к выходу, пожелала ему удачи и распрощалась с ним.

Из окна холла наблюдала, как частный детектив важно вышагивает, направляясь к своему автомобилю (эффектному, но старому «Бьюику»), припаркованному на обочине.

Глупец! И он еще думает, что способен запугать меня.

Глава 40

Шоссе слез.

Тем не менее, при всей моей неприязни к Драммарду, при всем моем презрении к нему, он сумел меня удивить!

Позвольте уточнить: Лео Драммарда я видела лишь однажды, в тот декабрьский день 1991 года. В нашей гостиной, в присутствии отца. Тогда частный детектив еще только приступал к своему бесполезному расследованию, которое растянулось на семь дорогостоящих месяцев. Даже представить трудно, сколько тысяч долларов на это ушло.

(Хитрый сыщик общался исключительно с папой – звонил ему в его городской офис или домой, но в такое время дня, когда я была на работе или еще где-то и не имела возможности подслушать разговор по другому аппарату, хотя подслушивать не в моих привычках. Папа назначил Драммарду щедрый гонорар, но продолжал высылать ему деньги на множество других расходов, пока детектив разъезжал по штату Нью-Йорк, останавливаясь в дорогих отелях: у того постоянно возникали «дополнительные» или «непредвиденные» траты.)

(Да, я умоляла папу не оплачивать последние из предъявленных Драммардом счетов, но отец, будучи джентльменом, даже слушать ничего не хотел.)

И все же от этого сомнительного типа мы узнали поразительную информацию, которую полиция ни разу не удосужилась нам сообщить. Оказывается, в ту пору, когда исчезла М., также пропало без вести немало и других женщин. Правда, позже они были найдены, их личности установлены, многие страдали амнезией. Эти женщины объявлялись в незнакомых для них местах. Как правило, они стали жертвами нападений, но не могли вспомнить своих обидчиков или хотя бы то, что с ними случилось.

Некоторые даже не помнили собственных имен.

У этих женщин диагностировали временную потерю памяти. Предполагалось, что они стали жертвами похищения, но потом похитители по какой-то причине решили их не убивать, а отпустить.

Так много было этих жертв амнезии – женщин, которые могли бы оказаться М.! Драммард по факсу присылал нам фотографии тех из них, кто имел сходство с моей сестрой.

Вообще-то надо отдать должное Драммарду, некоторые из тех женщин были очень похожи на М. Только близкие родственники могли заметить, что лица на фото, присланных по факсу, чертами несколько отличаются от лица Маргариты. Что у тех женщин другой оттенок волос, они не столь красивы, не столь «аристократичны», как М.

В общем-то, Пфайффер, та чокнутая медиум, говорила нам о «пропавших без вести», но детальных описаний не давала. В космологии этого астролога не было исковерканных умов и тел. Драммард, частный детектив, представил нам совершенно иную картину.

У него свои методы поиска пропавших без вести, хвастался Драммард. Как правило, он ездит по городам и весям со стопкой фотографий пропавшего человека, которого ищет, показывает их местным полицейским и сравнивает свои снимки с теми, что имеются у служителей закона. Он не доверяет, сказал Драммард, «новомодным штучкам» типа факсов и компьютеров, хотя при определенных обстоятельствах вынужден ими пользоваться.

Эти его скрупулезные устаревшие методы стоили папе немалых денег.

Заглянуть во все уголки. Проверить все версии!

Похваляясь, Драммард опускал глаза и придавал лицу печальное выражение. Ни дать ни взять христианский мученик на кресте. Как же меня бесила эта его манера.

Еще больше, чем жертвы амнезии, удручали бесчисленные неопознанные женские трупы, которые, так сказать, «откапывал» Драммард. Их находили в отдаленных сельских уголках штата Нью-Йорк, на пустырях и в глухих улочках больших и малых городов, в парках, лесах, у дорожных обочин, в неглубоких ямах и на мусорных свалках, в багажниках брошенных автомобилей и заколоченных зданиях, на берегах водоемов, куда их вынесло волной, под гниющими причалами на реках и озерах, а иногда на всеобщем обозрении в публичных местах – в парках, скверах, на шоссе, кладбищах, ступеньках церквей и мэрий. Неизменно эти несчастные женщины удостаивались лишь какой-то дрянной характеристики – «нищенка», «дурочка», «проститутка».

Нередко от подобных «находок» у нас кровь стыла в жилах. Например, спустя несколько недель после исчезновения М. в Олкотте (штат Нью-Йорк) на замусоренном берегу озера Онтарио обнаружили нагое тело женщины примерно возраста М. и с похожей фигурой. Труп находился в такой стадии разложения, что установить личность можно было только по зубам, а на это требовалось время. Лишь через неделю нас с папой уведомили, что останки принадлежат не М…

Постыдное облегчение! Как можно радоваться тому, что найденная мертвая женщина дочь и сестра других людей. Слава богу, не ваша.

Я прекрасно понимала, что все усилия Драммарда были направлены на то, чтобы убедить нас: он трудится день и ночь, «раскапывая» ужасы (словно эти ужасы могли пролить свет на загадку исчезновения М.), «отрабатывает» немалый гонорар, который запросил у папы.

Каждый день мы получали по факсу жуткие, кошмарные материалы о погибших женщинах – забитых чем-нибудь в ванных и подвалах, застреленных в упор, получивших «множественные ножевые ранения» и оставленных умирать от кровопотери на лагерных стоянках, на парковках за кафе или заведениями быстрого питания. Кого-то облили бензином и сожгли почти дотла, так что от тела остались лишь несколько обугленных костей и зубы.

Один женский труп выловили из реки Мохок рядом с городом Трой. Еще один нашли на месте лагерной стоянки в парке Адирондак, на окраине селения Сканеатлес, раскинувшегося на берегу одноименного озера – самого «живописного» из Пальчиковых озер (менее чем в трех часах езды от озера Кайюга). Скорбные останки – расчлененный скелет – одной «Джейн Доу»[38]38
  Джейн Доу (Jane Doe) – неопознанное тело женского пола в терминологии правоохранительных органов США.


[Закрыть] обнаружили погребенным под земляным полом в каком-то сарае близ Миддлпорта. Предполагают, что они принадлежат пятнадцатилетней девушке, погибшей лет десять назад. Еще одну «Джейн Доу» – женщину сорока лет – нашли в Сиракузах: ее задушили, а потом, быть может для сохранности, упаковали в воздухонепроницаемый пластиковый пакет и спрятали в запирающемся шкафчике.

И эти неопознанные женские трупы были найдены в северной части штата Нью-Йорк за довольно короткий промежуток времени.

Благодаря «изысканиям» Драммарда я узнала про пресловутое «шоссе слез» – участок дороги длиной 450 миль на автостраде 16 между городами Принс-Джордж и Принс-Руперт в Британской Колумбии (Канада), где в период с 1970 года по настоящее время были обнаружены трупы десятков женщин, главным образом аборигенок. Стало мне известно и про не менее печально известную автостраду I-35, которая тянется с севера на юг через Оклахому и Техас. На обочины этой дороги десятилетиями сбрасывались трупы женщин и девушек, и многие из них так и остались неопознанными.

Земля пропиталась кровью тел изнасилованных и убитых женщин и девушек, выброшенных, как мусор.

Усердный Драммард изучил уголовные дела в штате Нью-Йорк, по которым принимались судебные решения, и с его подачи мы с папой, хоть того и не желали, узнали про «сексуальных хищников», «сексуальных садистов», «серийных убийц, совершавших убийства на сексуальной почве», которые не имели отношения к делу М. Во всяком случае, мне так казалось. Драммард заваливал нас информацией, чтобы оправдать свои расходы.

Одним из таких «подозреваемых» был сорокатрехлетний мужчина без определенных занятий, известный как «Убийца с озера Волчья Голова» (в Адирондакских горах). Он был осужден в ноябре 1991 года за похищение, изнасилование, истязание и убийство двух молодых женщин в конце 1980-х и приговорен к двум пожизненным срокам тюремного заключения, которые он отбывал в колонии строгого режима Клинтон в Даннеморе (штат Нью-Йорк). Драммард умудрился установить его причастность к исчезновению М. на основе хлипких улик, которые не убедили полицию штата возобновить расследование его преступной деятельности. Еще один такой же преступник, признанный виновным в похищениях и убийствах, отбывал пожизненное заключение в Аттике. Драммард настаивал, что эти двое могли находиться в районе Авроры 11 апреля 1991 года. Не исключено, что кто-то из них в то утро встретил Маргариту Фулмер на Драмлин-роуд…

Этих и других преступников Драммард «откопал» в ходе своей кампании «заглянуть во все уголки». Он усердно рылся в вонючей свалке осужденных сексуальных маньяков в тюрьмах штата Нью-Йорк, и поначалу папа разделял его энтузиазм, но вскоре рьяность частного детектива стала вызывать у него подозрения, хотя, к моему разочарованию, он продолжал финансировать Драммарда, не желая «прекращать поиски Маргариты».

Но меня не проведешь. Я была голосом рассудка, осмотрительности. Объясняла папе, что при задержании серийного убийцы сотрудники правоохранительных структур стремятся «повесить» на него побольше преступлений, чтобы закрыть другие дела. Что бывают такие вопиющие случаи, когда хитрый убийца идет на сделку со следствием и «признается» в убийствах, которых он не совершал, чтобы ему вынесли более мягкий приговор или отправили отбывать срок в тюрьму с менее суровыми условиями содержания. Драммард надеялся доказать причастность одного из осужденных убийц к исчезновению моей сестры – очень удобно! Пусть тело никогда не найдут, зато «виновный» назван, а значит, дело в каком-то смысле «закрыто».

Бывает, что частные детективы и местные полицейские заключают сделки? И местные прокуроры тоже? За деньги?

Я не стала бы доверять никому из этих людей, ведь их благополучие зависит от преступлений, преступников и сделок с ними.

Жестокие люди! Они спекулируют на надеждах родителей вновь обрести своих пропавших детей! В любом состоянии, ведь это все же лучше, чем неизвестность. Циники, чудовища! Я кипела от негодования на Лео Драммарда, продолжавшего намекать отцу, что он хотел бы осмотреть весь наш дом – «от подвала до чердака».

Только через мой труп.

* * *

Все, что Драммард всколыхнул в моей душе, не улеглось даже больше двадцати лет спустя.

Именно в те месяцы присутствия Драммарда в нашей жизни я стала по ночам лежать в постели без сна, думая о несчастных женщинах-жертвах, чьи фотографии частный детектив присылал нам по факсу с удручающим постоянством. Фотографии незнакомых женщин, которые – нередко до жути – были похожи на М. Будто сестры. Никогда прежде я не воспринимала других женщин и девушек как сестер: мне было более чем достаточно того, что у меня есть своя старшая сестра.

А теперь думала: «Их так много! Как же Господь это допускает?»

Думала о том, что, если б обстоятельства сложились несколько иначе, среди них мог бы оказаться и труп М. Или мой.

Скорее ради собственного успокоения, нежели из боязни возможного нападения на неприступный дом отца, я стала держать в ящике прикроватной тумбочки острый зазубренный мясницкий нож.

Рассудила: если этот нож никогда не придется пустить в ход, прекрасно. Но если все же возникнет необходимость воспользоваться им, слава богу, что он у меня под рукой!