Текст книги "Роман о Граале. Магия и тайна мифа о короле Артуре"

В силу того, что обращенные в христианство кельты поначалу считали внутренние, мистические аспекты легенды такими же важными, как и внешние (исторические) ее аспекты, а также вплетали в них истории из Евангелия, впоследствии они смогли устанавливать их аналогии с мистическими традициями Индии. Такие аналогии очевидны для всякого, кто знаком с обеими культурами, и это сходство поражает, поскольку в Индии, будь то индуистская или буддистская традиция, акцент делается именно на мистической стороне. Здесь важна не историческая достоверность описываемых событий, а стремление к тому, чтобы произошло какое-то событие здесь и сейчас, в душе человека и по его воле. Это заставляет задуматься о самой важной, возможно, даже фундаментальной проблеме обсуждаемого нами вопроса – о принципиальном различии между эзотерическим (мистическим) и экзотерическим (историческим) способами интерпретации мифологических символов. В первом случае их истолковывают как те силы человеческой души, которые способствуют личностным изменениям, во втором – как реальные или воображаемые исторические события.

Рассмотрим, например, такой символ, как рождение от непорочной девы. Это общий мотив всех мировых мифологий. Поэтому его нельзя соотносить лишь с каким-то одним историческим событием, которое произошло в определенное время в Израиле. Оно скорее имеет духовный, мистический смысл, повествуя о рождении в пробудившейся душе и сердце человека мысли о Царстве Отца Небесного. Первое рождение человека как физического существа, когда он появляется на свет в результате действия животных энергий организма, является биологическим. А второе – духовное, истинно человеческое его рождение – происходит в сердце и в области души. В индийской символике кундалини оно изображается в виде раскрывающегося в сердце лотоса – он пробудился звуком АУМ, порожденным божественной созидательной энергией, на которую откликаются все живые существа.

Обычно о наставниках учений, ведущих к духовному просветлению, в мифах, распространенных во всем мире, рассказывают, что те родились и проснулись духовно. Смысл их жизни и то послание, которое они принесли с собой для человечества, заключается именно в этом знании, оно не связано с «первым рождением», биологическим стремлением к выживанию, воспроизводству себе подобных и завоеваниям. Демифологизация такого символа, как непорочное зачатие, и его интерпретация как конкретного уникального исторического события в прошлом, повторить которое мы не в силах, лишает это событие психологического потенциала. И тогда связанное с ним послание будет восприниматься как часть какого-то социального института, от которого в таком случае зависит наша духовная жизнь. В мифах Индии часто идет речь о перевоплощениях, и основная идея в том, что нам это тоже доступно. В кельтских легендах, как языческих, так и христианских – про Брена и Брендана, про Галахада и Парцифаля, героев Грааля, – символы главным образом повествуют, конечно, о жизнях исключительных героев, но при этом истории рассказываются парадигматически, то есть основной их смысл в том, что все это доступно каждому из нас.

Галахад стал одним из рыцарей Круглого стола при дворе короля Артура во время празднования Троицы. Он был облачен в алые доспехи – символ его приобщения к Благодати, о чем свидетельствовали вся его жизнь и его характер (Галахад означает «гора свидетельств»). Парцифаль тоже начал свой рыцарский путь в ярко-красных доспехах. И поэтому отчего бы нам не утверждать вслед за апостолом Павлом: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Послание к Галатам, 2:20)… И здесь речи быть не может, рассуждая в духе позитивизма, о телесном воплощении исторической инкарнации Иисуса из Назарета, которого сам апостол Павел никогда не встречал (а с мистической точки зрения о бессмертном Иисусе Христе, о знании и о Знающем Отца Небесного, о том потенциале, который заложен в каждом из нас). Это откровение посетило Павла на пути в Дамаск и выбило его из седла. Как только человек научится расшифровывать символы, символику образов и описаний в мировых религиях, вдруг все мифологии мира, каждая по-своему, начинают говорить с нами на богатом и выразительном языке духовности.

Именно с этой позиции я процитирую одну буддистскую легенду о спасителе мира Гаутаме в качестве ключа к разгадке истории о поисках Грааля.

Этот высокородный юноша Гаутама Шакьямуни достиг просветления под деревом Бодхи, или Деревом Пробуждения («бодхи» означает «пробуждение»). Это дерево представляло собой ось, вокруг которой вращается мир. В путешествии святого Брендана этой истории соответствует эпизод, когда он попадает в Птичий рай: там к нему пришли с четырех частей света четыре стража-короля, каждый принес ему дар в чаше для подаяний; и все эти четыре чаши слились в одну каменную чашу, которая подобно кельтскому Граалю или котлу Мананнана являлась неисчерпаемой чашей изобилия. Будда пришел к просветлению лишь после долгих лет испытаний и поисков и в конце концов нашел так называемую точку неподвижности райского дерева. Не нужно искать, в какой точке земного шара оно растет; его поиски происходят в пространстве нашей собственной воли. Именно там на нее не влияют ни жажда жизни, ни страх смерти.

Ил. 29. Будда выдерживает искушение сладострастием и страхом (краски по дереву, Таиланд, дата неизвестна)

Перед сидящим Буддой возникла его противоположность, воплощение искушения, подобно тому как Христос подвергался искушениям в пустыне. Искуситель в облике повелителя желаний Камы показал медитирующему Будде трех своих соблазнительных дочерей (которых, кстати, звали Желание, Исполнение и Сожаление). Но принц, который уже не был рабом своих желаний, остался сидеть неподвижно. Следующим искушением стал страх перед смертью – и явилось оно в облике Мары, повелителя смерти. Но снова принц не шевельнулся. И наконец, в облике Дхармы, повелевающего чувством долга перед обществом, мастер иллюзий потребовал, чтобы медитирующий принц встал со своего места на точке неподвижности и вернулся на престол. Но тот, кто сидел неподвижно, лишь шевельнул правой рукой, коснувшись пальцами земли. И сама Богиня Земли, жившая в дереве и во всех ближних небесных сферах, громовым голосом, звучащим до самого горизонта, объявила, что неподвижный и непоколебимый принц уже отдал столько сострадания этому миру, что больше не представлял собой человеческую личность в историческом смысле этого слова, и потому мог оставаться на месте. И тогда правитель мира, повелитель иллюзий (в облике Камы, повелителя сластолюбивых желаний; Мары, повелителя смерти; Дхармы, властителя долга перед обществом) был посрамлен. Его власти пришел конец, а принц в ту ночь достиг просветления, о котором он затем на протяжении пятидесяти лет проповедовал, называя его Срединным путем освобождения человечества от иллюзий этого мира.

Поэма Вольфрама начинается с жизнеописания отца Парцифаля Гамурета, христианского рыцаря на службе халифа Багдада. Экзотическая «карьера» приводит его однажды ко двору чернокожей королевы Зазаманка по имени Белкана, чьи владения осаждают одновременно две армии: христианская и мусульманская. Это типичная ситуация в кельтских легендах и историях о короле Артуре, где волшебницу из заколдованного холма с мечом в руках спасает странствующий рыцарь. Но в повествовании Вольфрама действие происходит в реальном мире. На самом деле королеву звали Балакана, то есть «вдова человека по имени Бала» – исторического персонажа по имени Нуруддин Балак беи Бахрам, женатого на сельджукской принцессе. Он освободил Алеппо от войск крестоносцев под предводительством Болдуина II Иерусалимского. Когда его застрелили из лука, его жена и сын получили защиту со стороны мусульманского правителя Тимурташа. Как и в поэме Вольфрама, защитника чернокожей королевы звали Изенхарт (это перевод турецкого имени Тимурташ). Болдуин II Иерусалимский, чтобы захватить Алеппо, объединил свою армию с войсками сельджукского принца по имени Султан Шах. Получилось, что Алеппо осаждали две армии – христианская и мусульманская. И состоялась знаменитая осада этого города в 1122–1123 годах. Тимурташ (Изенхарт) был убит, а на защиту города отправился шиитский военачальник, на стяге которого были изображены звезда и полумесяц на зеленом фоне. На флаге Гамурета в поэме Вольфрама был изображен якорь (эмблема христианской церкви), тоже на зеленом фоне. На флаге жителей Алеппо были нарисованы серебряная рука (Рука Фатимы) и корона над символом города (это был и флаг королевы Белканы). Итак, перед нами неопровержимое доказательство исторической достоверности первой части поэмы «Парцифаль» в том, что касается мусульманского мира, который вторгся в мир поэта, а также свидетельство стремления Вольфрама показать, что христианское и мусульманское рыцарство соизмеримы и равны друг другу.

Когда королева Зазаманка Белкана была спасена, как и ее город, христианским рыцарем Гамуретом, то она вышла за своего спасителя замуж и носила под сердцем его ребенка. Она не хотела отпускать его навстречу приключениям по старой доброй традиции, но ему так наскучили мирные семейные радости, что однажды ночью он тайно покинул город и вернулся в Уэльс. У королевы вскоре родился сын с пятнистой черно-белой кожей. Его назвали Фейерфис – «сын с пятнами на теле». Когда он возмужал, то, оставаясь мусульманином, стал защитником одной индийской вдовы и ее сына. Эту вдову звали Секон-дилла, что на санскрите звучит Саньогита. Это имя одной индийской принцессы, которая существовала на самом деле и находилась под покровительством мусульманского высокородного военачальника по имени Кутбуддин Айбак, который в 1206–1210 годах (когда Вольфрам создавал свою поэму) стал султаном Дели и возвел там первую мечеть, где стоит знаменитая металлическая полированная колонна Кутуб-Минар. В поэме Вольфрама говорится о волшебной колонне, где отражаются все события и все люди, которые находятся вдали. Более того, имя этого покровителя-мусульманина звучит как Айбак, то есть «Лунный принц» – этим подчеркивается, что он был очень красив. Но на луне есть пятна, и у героя поэмы Вольфрама Фейерфиса тоже есть пятна – мы снова видим художественную интерпретацию образа героя, у которого был реальный исторический прототип.

История о Саньогите, кстати говоря, заслуживает внимания. Ей было примерно двадцать лет, она была дочерью короля Джайякандры из Канаюжа и влюбилась в молодого раджпутского правителя Аджмера и Дели – Притхвираджа III. Когда ее отец решил, что она готова вступить в брак, он провел церемонию свайямвара. Так было принято в аристократических индийских семьях, когда юная принцесса имела право выбрать себе мужа из нескольких собравшихся кандидатов и в знак этого надевала на избранника гирлянду из цветов. Отец Саньогиты не захотел приглашать туда тридцатилетнего раджпутского правителя Притхвираджа, вместо него он поставил уродливую статую индийского демона ракшаса. Но в решающий момент Саньогита надела цветочный венок на шею этой статуе – и тут в зал ворвался Притхвирадж, схватил Саньогиту и был таков.

Есть знаменитые баллады, повествующие об этой великой любви. В 1192 году Притхвираджа победил афганский султан Муззуддин Мухаммед. Город Аджмер пал, правителя и его невесту забрали в плен, а когда был захвачен и разрушен второй город – Дели, то Притхвирджа убили.

Султан-победитель захватил и город отца Саньогиты – Канаюж, потом, в 1195 году, – Бенарес, в 1197-м – Гвалиор, в 1206-м – город Гаур (в Бенгалии). До возвращения в Иран он поручил охрану молодой вдовы с сыном Айбаку своему наместнику, который стал первым султаном столицы побежденного и убитого короля Притхвираджа – Дели. Вот такие происходили страшные и великие события, и весть об этом разнеслась по всему мусульманскому миру.

До Европы доходили слухи не только о великих битвах, но и о чудесах Востока. Четыре таких чуда имеют непосредственное отношение к теме нашего обсуждения. Первое – это полированная железная колонна Кутуб-Минар, о которой мы уже упоминали. Вольфрам превратил ее в своей поэме в волшебное зеркало Клиншора, украденное у Секон-диллы (не знавшей о пропаже) и установленное в прекрасной башне на крыше заколдованного Замка Чудес, где в плену томились пятьсот зачарованных рыцарей и пятьсот зачарованных прекрасных дам. Второе чудо – Каср-аль-Тадж, великолепный дворец аббасидских халифов на реке Тигр, построенный по приказу Халифа аль-Мутадида (892–902), который сровняли с землей в 1258 году, когда моголы захватили Багдад. Во времена Вольфрама он еще был цел, и многие детали дворца Клиншора его напоминают. Третье чудо – это великолепная буддистская ступа, построенная кушанским императором Каниска (I век н. э.) возле Пешавара, где возвышается стальная башня около девятисот футов высотой, а украшают ее двадцать пять зонтиков. В те времена это был самый высокий храм в Индии. Он стал прототипом «гроба леди Камиллы» (froun Camillon sarc)⁶. Где титул Будды как совершенного существа (аль-камил) перепутан с именем героической амазонки Камиллы из «Энеиды» Вергилия (книги 7 и 1). Вольфрам снова упоминает о ней, рассказывая об убранстве Замка Чудес Клиншора.

И наконец, четвертое чудо – это каменная чаша Будды для сбора подаяний, которую сохранили в храме Гандхары и о которой рассказывали китайские пилигримы Фа Хсиен и Хсуан Тсанг⁷. Эта чаша волшебным образом сплавилась воедино из четырех разных чаш, поднесенных Будде в момент его просветления королями-стражами из четырех стран. Также это реликвия из зеленого «камня», которую Вольфрам видел в сокровищнице Сан Лоренцо, где хранилась частичка крови Спасителя. В творческом воображении поэта они объединились и стали прототипами Чаши Грааля. А еще был котел Мананнана в его дворце бессмертия – в глубине пучины; этот котел получил в наследство путешественник Брен на Острове женщин в «Поисках Грааля», когда стал королем Грааля. Еще одним прототипом был образ философского камня lapis exilis, из которого струились Воды Жизни и который все превращает в золото (в духовном смысле этого слова). Возможно, Кааба, камень, который принес из рая архангел Гавриил, – самая главная святыня ислама и место паломничества в главной мечети Мекки! Все эти мифы и символы представляют собой вариации одного великого откровения людей во всем мире – у христиан это называется пришествием Царствия Божия на землю, которое понятно тем, кто умер как обычный земной человек и возродился как человек духовный, обретя при этом глубинное ви́дение сущности всех вещей и всего вокруг.

В «Парцифале» Вольфрама, как и в легенде о трех искушениях Будды, Срединный путь между раем и адом доступен тому, кто обладает тремя добродетелями и еще одной: 1) он освободился от страстей; 2) он бесстрашно глядит в лицо смерти; 3) он безразличен к мнению окружающих о себе; 4) он способен к состраданию. Во всех романах о короле Артуре герои проходят эти четыре испытания на прочность, подобно тому, как на Востоке с давних времен и по сей день именно эти добродетели открывали святым мистический возвышенный путь туда, что в буддизме называется Застава Без Ворот.

Герман Гетц в статье «Der Orient derKreuzziige in Wolframs Parzival» («Восток крестоносцев в “Парцифале” Вольфрама») замечает, что Вольфрам придал посланнице Грааля Кундри облик, который принимает индийская богиня Кали в своей разрушительной и грозной ипостаси: кабаний пятачок и клыки; грубые, как щетина, волосы; большой мул, на котором она ехала. Есть еще похожий персонаж по имени Лхамо у тибетцев. Она, как и Кундри, появляется верхом на огромном розовом муле, чтобы не имеющие сострадания смогли обрести эту добродетель. Как мы знаем по многим ирландским легендам о богине кельтской Страны юности в пучине вод, она тоже может появиться в подобном неприглядном виде. Например, в таком обличье ее увидел сын Финна Маккула по имени Оссиан; и когда она намекнула, что он должен на ней жениться, Оссиан храбро поцеловал ее в пятачок – и она сразу же преобразилась и стала красавицей. Они прожили вместе долго и счастливо в Стране юности⁸.

Фрезер в своей книге «Золотая ветвь» доказал, что и Деметра, и Персефона были покровительницами свиней⁹, и есть достаточно оснований полагать, что разные персонажи с похожим обликом у ирландцев, греков и индийцев – это различные образы одного и того же символа эпохи неолита и бронзового века, когда и дикий кабан, и домашняя свинья ассоциировались со смертью и возрождением¹⁰.

Профессор Гетц предположил (и, я думаю, вполне обоснованно), что требование не называть никому своего имени, которому должны были следовать рыцари из замка Грааля в поэме Вольфрама (а это было поразительно и в корне отличалось от правил поведения рыцарей Круглого стола), – это отголосок клятвы фидаев-ассасинов Мухаммада – мистической повстанческой секты шиитов-фанатиков, мусульман, посвятивших себя поиску Тайного имама, который как «истинный» духовный лидер ислама находился в тайной оппозиции ортодоксальному халифату (подобно тому, как поиски Святого Грааля находились в противоречии с почитанием христианского Святого Престола в Риме). Невидимы холмы древних кельтских богов; невидим Тайный мусульманский имам; Царство Божие распространено по земле, но люди не видят его; и Страна бессмертия в пучине тоже невидима! В индийской «Катха-упапишаде» читаем:

 
Его формы нет в поле зрения; никто не видит Его глазом.
Когда это Я открывается через размышление,
Оно постигается разумом, властелином ума,
пребывающим в сердце.
Те, кто знают это, становятся бессмертными¹¹.
 

В своем изящном эссе «Основы нравственности» Шопенгауэр формулирует следующий вопрос: отчего человек может испытывать боль и страдания другого человека с такой силой, что, не раздумывая ни минуты, забывая о собственной безопасности, бросается ему на помощь? Отчего то, что мы считаем основным законом природы – стремление к самосохранению, – вдруг сразу становится для нас настолько незначительным, что даже рискуя жизнью – мы приходим на помощь кому-то? И на этот вопрос он отвечает: источник этого импульса – метафизическая истина и осознание того, что мы и другой человек – едины, наши собственные чувства и опыт как отдельного живого существа не так важны, в нас просто отражается светлое мировое сознание, которое преломляется в конкретном сознании по законам времени и пространства. Есть более глубокое и подлинное существование, где наши сознания и жизни сливаются воедино. Сострадание[17]17
  В немецком языке звучит как Mitleid — «со-страдание». – Примеч. пер.


[Закрыть], бескорыстная любовь выходят за рамки нашего опыта, который все разделяет на пары противоположностей: я и ты, добро и зло, христиане и язычники, рождение и смерть. Вольфрам считал, что постижение Грааля – это осознание единства этих явлений, воссоединение этих противоположностей. И само имя его главного героя Парцифаля, perce le val, означает «пройти через середину» (rechte enmittem durch)¹². Найти Срединный путь можно, не задумываясь о том, правильно ты поступаешь или неправильно, а лишь если ты способен на сострадание.

Я долго размышлял о взаимосвязи раны Анфортаса и вопроса, который должен был задать Парцифаль. Романы о Граале я начал изучать еще в молодости. По мере роста интереса к Востоку я все время искал параллели между мифами и некоторое время назад обнаружил нечто поразительное. В книге притч о животных под названием «Панчатантра», посвященной искусству политики, есть милая история о четырех богатых браминах, которые вдруг обеднели. И они решили, что нужно как-то найти способ разбогатеть снова.

И вот они собрались вчетвером в путь. Пошли на север и, приближаясь к Гималаям, повстречали великого йога, которого звали Бхайраванда (это одно из имен Шивы в его самой ужасающей ипостаси; означает «ужас всем живущим»).

Ил. 30. Колесо Дхармы (резьба по камню, Индия, XIII век)

Они подошли к Бхайраванде и рассказали ему, что с ними приключилось. Он им на это говорит: «Я поведаю вам, как разбогатеть. Дам я вам каждому по перу. Как пойдете на север, поднимитесь на вершины Гималаев, по направлению к Тибету. И где вы уроните эти перья на землю, там и найдете свое богатство».

И пошли они на север, и вот у одного из них перо упало на землю. Они стали копать землю и нашли медь. Первый из них говорит: «Хотите, друзья, я поделюсь с вами?» Но они отказались: «Нет, мы пойдем дальше и найдем свое богатство». Первый остался там, остальные продолжили путь.

Потом упало на землю второе перо. Стали копать землю – нашли серебро. Тот, чье перо упало, сказал: «Хотите, я поделюсь с вами?» Но спутники его отказались: «Нет, мы дальше пойдем».

Упало на землю третье перо. И в том месте нашли золото.

А дальше что? Четвертый говорит: «Вы что, не видите? Медь? Серебро? Золото?» – и продолжил путь один.

Он попал в бескрайнюю пустыню. И там – никого. Это была земля, где жили злобные колдуньи. Его начала мучить жажда. Заблудившись в пустыне, наш брамин вдруг видит вдали странное зрелище: стоит какой-то человек на столе, а стол медленно поворачивается. Это же мировая ось. И на голове у этого человека, стоящего на столе, медленно вращается какое-то колесо, столь острое по краям, что лезвия эти режут его – и он истекает кровью.

Наш путник приближается к страдальцу: «Что это за колесо такое у тебя на голове?» И едва он спросил об этом, как колесо с головы того человека перескочило ему на голову. Другой человек освободился и благодарит: «Спасибо большое!» А тот, на чьей голове теперь это колесо, спрашивает: «Долго ты так простоял?»

Освобожденный уточняет: «А кто сейчас правит миром?»

Наш путник с колесом на голове отвечает: «Рама».

«Никогда о нем не слышал. Когда колесо оказалось на моей голове, правил такой-то». А он жил много тысячелетий назад.

«Но когда же с моей головы уберется это колесо?»

«Когда придет кто-то с пером в руке, как и ты, и спросит, что это за колесо такое у тебя на голове».

Это образное предостережение не быть слишком жадным. Но в основе этой истории – буддистская притча. С колесом на голове стоял Бод-хисаттва, который взял на себя все страдания мира. И здесь мы видим явное сходство с образом распятого Христа в терновом венце – с ним происходит то же самое. Получается, что наш раненый король Анфортас – не кто иной, как распятый Христос.

Ил. 31. Распятие Христа (гравюра, Германия, 1498 год)

В опере Вагнера также звучит тема из романа о Граале. В самом конце оперы Парцифаль излечил короля, придя к нему во второй раз, а сверху доносятся ангельские голоса, поющие об искуплении грехов спасителя. Тот, кто взял на себя спасение человечества, сам должен спастись, потому что из-за собственного неведения его кровь, так сказать, окаменела. А кровь должна струиться свободно и стать снова потоком, который несет спасение и жизнь. И потому смысл распятия нужно заново пережить.

Ил. 32. Готфрид Страсбургский, автор «Тристана и Изольды; (чернила на пергаменте, 1304 год)