Текст книги "Донни Браско: моя тайная жизнь в мафии. Правдивая история агента ФБР Джозефа Пистоне"

Улучив момент, когда в баре никого не было, я достал свой заветный мешочек и показал Марти товар:

– Могу закинуть их тебе на пару дней. Если продашь – заплачу.

– Сколько? – Марти повелся.

– Мне вернешь две пятьсот. Что наваришь сверху – то твое.

Он не задавал вопросов, откуда товар. Все и так было ясно. В наших разговорах я не раз давал понять, что стою по другую сторону закона. Какие тут могут быть еще вопросы? В таких случаях слова вообще излишни. На деле товар принадлежал федералам – это был конфискат, который использовали для оперативных целей.

Марти забрал мешок со всем содержимым. Через три или четыре дня он мне сообщил: «Дон, у меня есть покупатели, но цена будет ниже».

Интересно, какую игру он затеял? Никогда не стоит рассчитывать на полное доверие сторонних людей. Я мог бы сказать: «Бери, сколько дают, а я тебе отстегну долю». Но так дела не делают. На улице любой товар имеет цену, и уличные ребята ее знают. Перед операцией я специально проконсультировался со своими осведомителями и примерно представлял расценки на краденые побрякушки. Поэтому, продавая или покупая бриллианты, золото и прочие драгоценности, я знал, чего они стˆоят. Если уж мой товар тянет на 2500 баксов, то я ни цента не скину. Согласишься на 800 баксов – вызовешь подозрения.

Я ответил:

– Не проблема, просто верни товар. Попробуем в другой раз, у меня тут намечается дело покрупнее.

– Показывай все, что будет, Дон. Помогу, чем смогу. Через меня проходит разный товар, уж поверь.

– Может, присмотрю для себя золотишка или шмоток, – кивнул я. Но покупать ничего, конечно же, я у него не собирался.

Иногда я делал ставки через Марти. Он много рассказывал о Ники и его букмекерских делишках. Обычно я ставил на скачки.

Все эти хитрости помогали укрепить мой образ.

Чак, мой напарник по операции, параллельно внедрялся в музыкальный бизнес: организовывал концерты, крутился вокруг звукозаписывающих студий. Мы поддерживали контакт, старались помогать друг другу по мере возможности. Это он время от времени составлял мне компанию в «Кармелло». И вот ему поручили организовать концерт известного соул-исполнителя Джеймса Брауна[9]9
  Джеймс Джозеф Браун мл. (англ. James Joseph Brown Jr., 1933–2006) – американский певец, признанный одной из самых влиятельных фигур в поп-музыке XX века. Тот самый, который сыграл преподобного Клеофуса в культовом фильме «Братья Блюз» (The Blues Brothers) 1980 г. – Примеч. ред.


[Закрыть] в театре «Бикон» на Бродвее. Он попросил помочь, и это было мне на руку: отличный шанс засветиться, показать городским бандитам, что я при делах.

К тому моменту Чак уже втянул в операцию пару людей из преступной семьи Коломбо. Он познакомил меня с одним из них, типом по имени Альберт. «Своими» называли парней, которые работали на мафию, но не входили в семью и не обладали полноценными привилегиями. Истинные члены преступных семей назывались правильными парнями или посвященными, Дядя Альберта был своим в семье Коломбо.

Сам Альберт еще не обладал рангом посвященного и считался обычным соучастником. Он был крупным мужиком лет тридцати, под 190 сантиметров ростом. Проворачивал мелкие финансовые аферы, что-то с акциями и ценными бумагами. Я сразу понял, что такому мелкому пройдохе ничего важного не доверят.

Но для моих целей Альберт подходил как нельзя лучше. Чак познакомил нас с прицелом на семью Коломбо, чтобы мне было проще добиться их расположения. Мы стали частенько зависать втроем, колесить по ночным заведениям. Альберт любил хорошо потанцевать, выпить и вкусно пожрать.

Когда концерт Джеймса Брауна был уже на носу, Альберту и его дружкам из Бруклина пришла в голову гениальная идея: накрыть кассу. Он пришел к нам с Чаком и заявил:

– Короче, вынесем кассу сразу после концерта, когда они будут закрываться.

Вот так поворот: он хотел ограбить нашу же кассу. Мы с Чаком не могли закрыть глаза на вооруженное ограбление, но запретить, не вызывая подозрений, тоже не могли. Черт знает, как выпутаться из такой ситуации.

Мы сказали Альберту:

– Слушай, если твои ребята возьмут кассу, тебе самому достанется меньше. А так бы мы разделили на троих, всем поровну. С твоими же дружками придется все делить на пятерых.

Он объяснил дружкам эту простую мысль, но те уперлись. Они рассчитывали на весь куш целиком.

Оставался день до концерта. Мы не знали, как выкручиваться. Копам стучать было бесполезно, нас тут же вычислили бы.

– Что делаем? – Чак пребывал в растерянности.

– Не знаю. Это твоя часть операции, я тебя поддержу во всем, что не ставит под угрозу мою операцию.

– Ну тогда сниму с дежурства пару копов, пусть поторчат перед залом, вроде за толпой присматривают. Может, наши ребята струхнут.

Он так и сделал. Копы приехали при полном параде и встали у входа. Тут появляется Альберт с корешами и спрашивает:

– Че за хуйня, откуда тут копы?!

– Да кто их знает, – отвечаю. – Наверное, решили на халяву послушать Джеймса Брауна.

– Вот же ж пиздец, – Альберт повернулся к дружкам. – Ну, что делать будем?

Они посовещались пару минут, потоптались перед залом, понаблюдали за копами и решили, что затея не в масть.

Нам повезло. А мне повезло вдвойне: теперь я мог похвастаться, что работал с тем самым Чаком, который держит компанию «Эйс Рекорд».

Я старался заглянуть домой к жене и детям при малейшей возможности, хотя бы на завтрак. После очередного рабочего дня, под утро, я спешил по мосту Джорджа Вашингтона в Нью-Джерси и проводил дома несколько часов. На встречи с друзьями времени просто не оставалось, да и все наши друзья тоже работали в ФБР. Но про мою операцию никто из них не знал.

Я хорошо ладил с агентом Элом Дженкингером из нью-йоркского подразделения. Пока я был во внедрении, Эл с женой присматривали за моей супругой, помогали ей. Она могла обратиться к ним по любому вопросу. Меня это успокаивало.

Соседям и прочим любопытствующим мы говорили, что я работаю коммивояжером и много путешествую.

Мои дочери уже привыкли избегать расспросов о том, чем занимается папа. Меня про работу они тоже перестали спрашивать после таких вот диалогов: «А что ты делаешь на работе?» – «Работу работаю, как и все остальные». Дочери быстро отстали.

Они уже так повзрослели, что стали чирлидершами школьной команды. Старшая встречалась с мальчиками, и мы с женой познакомились со многими талантливыми спортсменами из школы. По средам мы ходили на школьные соревнования по рестлингу. Если мне не удавалось вырваться с работы, жена ходила одна.

Иногда я устраивал для ребят тренировки по тяжелой атлетике у нас в подвале: в молодости я и сам любил потаскать железо. Мальчишки слушались меня и лишних вопросов не задавали. Они охотно приходили и тренировались по моей программе. Потом жена угощала их домашней пиццей.

Казалось, я бываю дома реже некуда. Жене и дочерям было очень трудно мириться с моим графиком, особенно когда я пропадал надолго и без предупреждения. Кто бы мог тогда подумать, что в следующие пять лет я проведу дома еще меньше времени, чем за один этот год.

Я постоянно зависал с Альбертом и успел его хорошо изучить. Несколько раз мы с ним ходили в ресторан «Кармелло», где я показательно здоровался с завсегдатаями. Подобные зерна дают хороший урожай: парень видит, что я пользуюсь уважением у разных людей, поэтому ему становится проще познакомить меня со своим кругом общения. Да и ему самому полезно «засветиться» рядом со мной. Я же получаю дополнительные очки в свою копилку, когда меня видят в компании с соучастником, чей дядя входит в семью Коломбо.

Репутация – хрупкая вещь, которую укрепляют мимолетными впечатлениями, пройденными спонтанными проверками, интуитивным чувством момента.

Альберт жил в Бруклине, но обожал Манхэттен. Как-то раз под вечер поднялась сильная метель, и ему не хотелось ехать по снегу до дома. Я из вежливости предложил переночевать у себя. С тех пор он постоянно выдумывал причины, чтобы напроситься ко мне и не возвращаться в Бруклин. От такого гостя я был не в восторге, хоть это и шло на пользу делу.

Декабрь пролетел в попытках освоиться, укрепить репутацию и приручить Альберта. Дома я практически не бывал, а Рождество уже было на носу. Поэтому в сочельник я решительно намеревался попасть к жене и детям пораньше, часам к восьми, чтобы провести весь вечер и следующий день с родными. Подарки были куплены заранее и лежали в багажнике моей машины.

Чтобы успеть домой вовремя, в мире Дона Браско пришлось отмечать Рождество заранее. Уже днем в сочельник мы начали выпивать во всех заведениях подряд, поздравляя знакомых с наступающим. Чак и Альберт таскались со своими подружками. Чак был холостяком, а Альберт никогда особо домой не торопился.

Время шло, а кабаки все не заканчивались. Я делал вид, что никуда не спешу. Уже перевалило за десять, когда мы отправились в «Кармелло» по 68-й стрит. Улицы уже опустели. На углу парень торговал елками, и тут черт меня дернул сказать:

– Вроде праздник, а у меня даже елки нет дома.

Альберт немедленно заорал:

– Тормози! Вон тип елками торгует, я у него куплю сейчас!

Торможу возле продавца. Альберт выпрыгивает из тачки, бежит к нему. У парня осталось три или четыре елки – даже не елки, а какие-то связанные вместе лысые палки. Альберт хватает первую попавшуюся и тащит дерево к машине. Конечно, он приволок самый ободранный экземпляр. Верхушка сломана, все иголки остались на асфальте.

– Что ты собираешься делать с этим уродцем? – спрашиваю.

– Поставим у тебя в квартире, украсим!

– Слушай, да у меня и украшений-то нет, а магазины уже закрыты.

– Найдем что-нибудь, да, девочки?

– Конечно! – кричат девочки.

– Мы тебя в сочельник одного не бросим, – заявляет Альберт.

И вот мы едем ко мне в квартиру с этой лысой елкой. По пути она теряет еще несколько веток.

– У меня нет подставки для нее, – выкручиваюсь я как могу.

– Эта штука пойдет! – Альберт тычет пальцем в сторону бутылей для кулера, которые у меня стоят как копилки.

Они пихают елку в бутыль. Девушки шарят по кухне, возвращаются с фольгой. Сворачивают из нее шары и еще какие-то украшения. Вешают их на оставшиеся ветки. От каждого прикосновения на пол падают чудом уцелевшие на ней иголки.

– Как же без елки на Рождество, – сияет Альберт. – Еще бы подружку тебе найти.

Они хотят, чтобы я радовался и не чувствовал себя одиноким. До самой полуночи они поют рождественские гимны, сидя вокруг самой уродливой елки в мире. Постепенно Альберт с девчонками напиваются вдрызг.

Я думаю о детях, о подарках в багажнике и злюсь на самого себя.

Наконец, я говорю:

– Так, всем спасибо, для меня Рождество окончено.

Они хотят продолжения банкета. Я отвожу Чака в сторону:

– Слушай, забери их отсюда, мне пора домой.

Чаку удалось увести всю компанию. Я выждал еще полчаса, затем спустился в гараж, сел в тачку и рванул домой.

Рождественское утро я провел с семьей. А ближе к обеду снова вернулся к работе. Следующее семейное Рождество у меня случится только через шесть лет, но я этого еще не знаю.

Зато операция сдвинулась с места. В начале января 1977 года Альберт познакомил меня с несколькими членами семьи Коломбо. Мы выпили и отправились в «Гиппопотам», популярный клуб на пересечении 61-й стрит и Йорк-авеню. Там постоянно зависали ребята из мафии.

Альберт заявил, что хочет представить меня человеку, который занимается краденым барахлом. Он притащил меня к какому-то столику:

– Джилли, это Дон, мой кореш.

Джилли был лет на пять меня старше. Среднего роста, веса и телосложения, с темными волосами и горбатым носом.

Мы посидели, немного поболтали, после чего Альберт рассказал Джилли и его дружкам, откуда меня знает. Шайка Джилли работала по Бруклину. Сам Джилли предложил заглянуть к нему в магазин на пересечении Пятнадцатой авеню и 76-й стрит в Бенсонхерсте.

– Ага, как-нибудь заскочу, – ответил я.

Вот уже несколько месяцев я играл в игру «обрати на себя внимание, не привлекая внимания», чтобы проскользнуть в криминальный мир и пустить там корни. Я аккуратно тянул за разные ниточки: обрастал связями, налаживал контакты, мелькал в разных заведениях. Иными словами, дополнял свой образ нужными чертами, от манеры поведения до характерных словечек в лексиконе, которые производили убедительное впечатление и заставляли поверить, что этот парень – свой. И никаких резких движений. Нельзя проявлять интерес к важным людям, искать с ними встречи или контакта, откровенно вынюхивать информацию. Будешь спешить, как это делают копы, – и тебя сразу раскроют. Лучше дать понять, что ты никуда не торопишься и живешь в общем уличном графике, а нужные люди все проверят и придут к тебе сами.

Многое зависит от того, насколько ты уверен в себе. Боˆльшую часть времени придется идти по темному лабиринту, и никто не будет указывать тебе нужное направление. Никто не подскажет, что скрывается за тем или иным поворотом. Остается доверять своей чуйке, так делают уличные ребята. Она, конечно, может подвести – и тебя, и твоего противника. Но в любом случае улица – не то место, где можно сомневаться в своих решениях.

Первые месяцы были скудны на события. Но меня переполнял азарт. Я успешно занял свою нишу в новом мире: никто не знал, кто я такой и чем я занимаюсь изо дня в день. Люди вокруг даже не представляли, что творится на самом деле. Я участвовал в операции, но был предоставлен самому себе, и это здорово подстегивало.

Как-то вечером я вышел из «Кармелло» и поехал в центр города, где планировал пройтись по стандартному списку заведений. Какая-то тачка упала мне на хвост. Я не подал виду, но решил прокатиться произвольным маршрутом, чтобы проверить свою догадку. Доехав через мост Джорджа Вашингтона до Форт-Ли, в Нью-Джерси, я развернулся и поехал обратно. Мои преследователи не отставали, но держались поодаль.

Это явно какие-то оперативники, подумал я. Кому еще придет в голову следить за мной? Скорее всего, в «Кармелло» или другом ресторане меня заметил случайный осведомитель и тут же доложил куда надо. Мол, откуда-то вылез новый тип, ручкается с подозрительными личностями, явно нигде не работает и постоянно при деньгах. Либо это могли быть агенты уличного наблюдения, которые следили за рестораном, несколько раз увидели номера другого штата на моей тачке и решили меня проверить.

Полиция Нью-Йорка, ФБР, Управление по борьбе с наркотиками и прочие органы постоянно следили за лицами, связанными с организованной преступностью. Так было принято. И кто я такой, не знал никто из них, даже федералы. Рано или поздно я должен был попасть в поле их зрения, как и любой другой уголовник.

Либо это мафия устроила мне проверку. Оба варианта меня сильно напрягали. С тачкой на хвосте я не мог поехать на встречу со связным агентом или домой к семье. Каждый раз, выходя из дома или ресторана, я держал в уме, что меня могут пасти. Поэтому я действовал осторожно и никогда не ехал к месту назначения прямым маршрутом. Я всячески вилял, то и дело бросал взгляд в зеркало заднего вида, скидывал подозрительные тачки резкими поворотами или разворотом на 180 градусов. Паркуя машину, я всегда обращал внимание на соседние тачки и на тех, кто парковался одновременно со мной.

Первый раз меня тормознули возле «Кармелло». Я не успел вовремя оторваться, и меня прижали. Двое в гражданском со стволами в руках приказали мне выйти из тачки и положить руки за голову. Они обыскали меня, проверили салон, но ничего не нашли. Проверку объяснили тем, что у меня на тачке стояли флоридские номера.

Правильных парней из мафии такими проверками было не удивить, их постоянно тормозили копы. Поэтому никто не таскал с собой ствол. Ребята, которые остановили меня, даже не показали удостоверения. Я понятия не имел, на кого они работали.

Меня несколько раз выслеживали, пару раз даже остановили и обыскали. Приятного мало, но такие случаи говорили о том, что я на верном пути.

Наконец, я добрался до магазина Джилли в Бруклине по адресу 15-я авеню, 7612. Этот тихий и спокойный район для рабочего класса был застроен трех– и четырехэтажными домами с уймой витрин на первых этажах. Джилли занял самый центр застекленного фасада. Рядом расположились небольшая бакалейная лавчонка и аптека «Парк ридж».

На двери лавки болталась огромная вывеска АКЕРГ. Если прочитать задом наперед, то получалась фамилия Джилли – Грека. Вся торговля велась в переднем помещении. Внутри стояли простые металлические стеллажи с дорогими вещами, в основном женскими: кожаные куртки, брюки, блузки. Ценник – в разы ниже магазинного. Казалось, лавка открыта для всех посетителей, но из Манхэттена сюда никто не поехал бы. В такие заведения ходят только местные, а чужаков быстро вычисляют.

Низким ценам объяснение было простое: товар-то краденый. Шайка Джилли промышляла угонами, грабежами и вооруженными налетами. Всю добычу сбывали как раз через лавку.

5
Бруклин: семья Коломбо

Лавка АКЕРГ занимала комнату у самого входа, где члены шайки по очереди изображали продавцов. Далее располагалось подсобное помещение, в котором стояли три стола: письменный и два карточных. За ними коротали время остальные. Именно в подсобке меня представили нескольким парням, которые резались в кункен[10]10
  Кункен (исп. Conquian) – карточная игра, возникшая в Мексике в XVII веке и имеющая несколько разновидностей. – Примеч. ред.


[Закрыть] и маялись всякой фигней. Им всем было от двадцати с лишним до сорока лет, и представлялись они либо по имени, либо по прозвищу: Гвидо, Вито, Шеф Томми, Винни и так далее.

Я прибился к шайке Джилли. Поскольку меня «порекомендовали» и представили авторитетные люди, бандиты спокойно обсуждали при мне свои дела.

Они занимали низшие позиции в мафии, но это не мешало им постоянно во что-то ввязываться. Деньжата у них водились, но они вечно пытались обмозговать очередное дельце. Все вокруг было завалено краденым барахлом, которое то появлялось, то исчезало. Одеты они были с иголочки. Почти все их шмотки были крадеными, но стильными: они носили спортивные поло, брюки-слаксы, джемперы и кожаные куртки. Если джинсы, то обязательно брендовые.

Шайка Джилли тащила все без разбору. Они обчищали товарные и портовые склады, тормозили грузовики, грабили дома. В мире не существовало вещи, на которую они бы не позарились, только пальцем ткни. День считался потерянным, если они хотя бы на час отвлекались от обсуждения очередного грабежа или кражи. У них на примете всегда имелась куча объектов, которые можно было обчистить, и людей, которых можно было обуть.

Они не просыпались по будильнику, не вставали на работу. Дома их не ждали жены или подружки. У таких ребят свой работодатель – мафия. Встал с кровати, пришел в клуб или бар – а там тебя уже поджидают новые дела.

Днем ты думаешь, чем займешься ночью, где на этот раз тебе перепадет. Ребята жили по простому расписанию: пришел в клуб к половине одиннадцатого или к одиннадцати утра, сел за стол к дружкам и весь день перетираешь с ними за товар, за бабки, за прошлые и предстоящие дела – от обычной кражи до угона самолета. Придумал, кого ограбить или тормознуть? Рассказывай, обсудим. А может, у тебя есть кореша со свежей добычей на руках? Пусть несут сюда – ювелирку, меха, что угодно. Посредничеством такие ребята тоже не брезговали и с радостью перепродавали краденое.

Днями напролет они торчали в подсобке лавки АКЕРГ, придумывали свои схемы, играли в кункен, курили сигареты и сигары. Я не курил. Разумеется, сидели мы с запертыми окнами. Даже кондиционер не справлялся с такой дымовой завесой. Если собиралось достаточно народу, игра делилась на две партии. Я карты никогда не любил. Эти же играли только в кункен – не дай бог ты предложишь другую игру – и ставили по 10 центов. Кункен не мешал им выдумывать, где поживиться и как перевести награбленное в бабки. Если подсобка надоедала, можно было отправиться в клуб, обсудить свои дела за картами в другой обстановке, поделиться идеями с новыми слушателями или похвастаться перед ними удачной вылазкой. Когда парням прилетала работенка, они отправляли пару человек днем на разведку.

В свободное от сна и деловых разговоров время они травили байки из жизни и делились воспоминаниями о бесчисленных тюремных ходках. Сидели там абсолютно все. Это была своеобразная расплата за легкие деньги. Парни могли рассказать кучу интересного про любую тюрьму, любую камеру, любого охранника. Перед внедрением я добавил всяких липовых фактов в свою легенду и создал образ серьезного уголовника, который готов сесть, лишь бы не сдать своих корешей, но тюремное прошлое я выдумывать не стал – на этом можно было легко прогореть. Если ты отсидел три года или больше, то должен знать, на каком этаже работает какой охранник. Ты должен знать сокамерников, ребят, которые отсидели пятнашку или двадцатку, ребят, которые еще чалятся (такие словечки из тюремного жаргона ты тоже знать обязан). Это не забывается.

Я размышлял просто: не придумывай лишнего, если это не обязательно. Когда парни обсуждали тюрягу, я сидел и слушал, как простой цивильный.

На обед они заказывали китайскую еду или субмарина-сэндвичи[11]11
  Субмарина-сэндвич (англ. submarine sandwich) – популярная в США разновидность фаст-фуда. Имеет много разных названий. Наиболее распространены «субмарина» и «саб» – из-за сходства с формой подводной лодки. В Нью-Йорке часто используется термин hero sandwich – «богатырский бутерброд» или «завтрак героя». Согласно одной из теорий, сэндвич «подводная лодка» был завезен в США Домиником Конти, который прибыл в Нью-Йорк из Италии в начале 1900-х гг. C собой он привез заветный рецепт: длинный батон с корочкой, начиненный мясным ассорти с листьями салата, помидорами, перцем, луком, маслом, уксусом, итальянскими травами и специями. Сэндвич начинался и заканчивался слоем сыра (чтобы хлеб не намокал). В Соединенных Штатах благодаря появлению большого количества итальянских рабочих на Северо-Востоке субмаринасэндвич постепенно стал занимать строчки в меню местных пиццерий. Впоследствии эстафету принял всем известный Subway («Сабвэй») – сеть ресторанов быстрого обслуживания, основанная в 1965 г. как здоровая альтернатива стандартным заведениям фаст-фуда. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Часам к пяти все разбредались по домам, женам и кто знает еще куда, ужинали, а затем выходили на улицу. Там они проворачивали свои темные дела, зависали возле ночных заведений или просто страдали всякой ерундой.

По вторникам мы ужинали в клубе Салли, авторитетного мафиозо и по совместительству капо семьи Коломбо. Он держал клуб на 17-й авеню, неподалеку от лавки Джилли. Иногда мы проводили первую половину дня в магазине, а вторую – у Салли. Но каждый вторник сам Салли готовил огромный ужин человек на двадцать – на свою шайку и нас восьмерых. Он оборудовал себе в клубе настоящую кухню, где лепил фрикадельки, варил пасту, жарил колбаски с перцами и прочую снедь. И по вторникам мы просиживали целый вечер за длинным столом, запивая еду красным вином собственного изготовления Салли и болтая о всякой ерунде.

Я жил по такому же распорядку, как и все. Приходил в клуб после десяти утра и весь день проводил вместе с шайкой. К вечеру возвращался домой, часок отсыпался, принимал душ и к девяти часам отправлялся на улицу, к очередному месту встречи. Иногда приходилось ехать в Бруклин, иногда мы собирались в Манхэттене. Бывало, я отделялся от шайки и в одиночку посещал места, где обретались остальные дружки Джилли.

Болтаясь по разным ночным заведениям, парни не прекращали обсуждать текущие и предстоящие делишки. Обычный человек не смог бы так часто думать о деньгах. Мысли о заработке постоянно крутились у них в головах. Денег им всегда не хватало, на кармане было то густо, то пусто. Половина их дел всегда заканчивалась пшиком. В худшем случае афера шла совсем не по плану: кто-то терял все бабки, а кто-то и вовсе оказывался в тюрьме. Но никаких выводов из этого они не делали. Неудачи быстро забывались и придумывались новые, еще более безрассудные схемы. И все продолжалось по кругу.

Через Джилли я познакомился с мелким скупщиком Винни, который страдал от лишнего веса и проблем с сердцем. Эти проблемы он заедал какими-то таблетками вроде нитроглицерина. Как-то вечером мы сидели и резались в карты. На кону стояла приличная сумма. Попутно парни обсуждали, как бы им обнести один особняк в Бейонне, Нью-Джерси.

Вдруг Винни валится на пол, хватается за сердце и начинает задыхаться.

– Парни, – я аж вскочил. – Винни плохо!

Никто даже не шелохнулся. Сидят, играют дальше. Винни корчится и хрипит, всем по барабану.

– У него сердечный приступ! – присаживаюсь рядом с Винни. – Срочно в больничку! Помогите его отнести в машину!

– Да все окей, – отвечает мне один из игроков. – Обычный приступ. Закинь ему в рот пару колес, ща придет в себя.

Да, я косил под плохого парня, но наплевать на свои жизненные принципы не мог, и таких ситуаций у меня впоследствии случалось немало.

Я не мог допустить, чтобы Винни окочурился у всех на глазах, поэтому в одиночку дотащил его до тачки и отвез в пункт неотложной помощи. Через пару часов он вышел на своих двоих. «Таблетки закончились», – пояснил он.

Я отвез его обратно в лавку. Парни так и резались в карты. «Ну вот, живой же. А ты кипеж поднял», – бросил мне кто-то.

В таком расслабленном режиме было легко потерять бдительность. Я изнывал от скуки. Эти парни не были семи пядей во лбу, но в общении с ними всегда скрывалось много подводных камней, на которые я мог напороться. Всю подслушанную информацию я мотал на ус и сливал связному агенту, но ведь мне могли подкинуть утку, свое бандитское дело они знали. Большинство из них не гнушалось и убийств.

ФБР запретило мне участвовать в угонах и ограблениях, потому что шайка ходила на дела со стволами. Одна шальная пуля могла испортить всю операцию. Долгосрочное внедрение было для всех в новинку, поэтому начальство рассуждало очень консервативно. Наверху опасались, что за участие в вооруженных нападениях меня самого могут засадить в кутузку.

Я понимал, что рано или поздно меня позовут на дело. Так и случилось, но я выкрутился. Я объяснил, что ковбойские налеты – это не мое поле игры, и вызвался помочь с разгрузкой награбленного добра. Народу в шайке хватало, всем было без разницы, пойду я на дело или нет. Мое присутствие ничего не решало. Думаю, они даже обрадовались: меньше участников – больше каждому достанется.

В общем, план сработал. Меня спасло то, что я не лез вперед остальных и не задавал лишних вопросов про предстоящее дело: после такого включать заднюю очень подозрительно. Я не отсиживался в стороне, но сохранял определенную дистанцию, поэтому они не особо обращали на меня внимание.

Но со временем парни привыкли ко мне и стали приглашать к обсуждению. Меня начали брать на осмотр разных объектов. Я потихоньку завоевывал доверие. Они уже интересовались моим мнением, спрашивали совета по тому или иному делу. Я обдумывал схемы вместе с ними, указывал на возможные проколы. Так они поняли, что я кое в чем разбираюсь. Бывало, я убивал двух зайцев сразу: отговаривал их от плохо продуманного дела и предотвращал преступление.

Ситуация складывалась неоднозначная. Я не должен был подстрекать банду к преступлениям, не должен был поощрять их планы. В то же время мне нужно было постоянно проявлять себя, чтобы не потерять доверие. У Бюро не было на этот счет четких рекомендаций, я действовал на свое усмотрение. Приходилось лавировать между решениями самому.

Я помогал с разгрузкой добычи в лавке. Шайка обносила все грузовики без исключения: от длинномерных фур до обычных фургончиков. Парни перехватывали машину прямо в пути, перетаскивали груз в свои грузовики или микроавтобусы и везли добычу на нычку – пустой склад либо заброшенный завод. Образцы награбленного приносили в АКЕРГ, чтобы привлечь потенциальных покупателей. На складе добычу делили и распределяли по барыгам, которые уже занимались сбытом.

Нападая на грузовик, водителя обычно просто связывали. Но в большинстве случаев водители были подставными. Они сдавали информацию про груз и получали за это процент. Банде оставалось подкараулить грузовик с интересующим их грузом в заранее обозначенном месте. Большинство нападений происходило на улицах Бруклина, некоторые – в Нью-Джерси.

Они грабили повсюду: тормозили грузовики прямо в центре города, перехватывали их на Лонг-Айленде, работали в Джерси, в Коннектикуте, во Флориде. Постоянно шел товар прямо из аэропортов. У Джилли был свой человек в грузовом терминале аэропорта Джона Кеннеди, поэтому основной поток поступал оттуда.

Я разгружал ящики с кофе, сахаром, замороженными полуфабрикатами, виски. Какао-бобы грузили мешками, а свитера, блузки, куртки и джинсы привозили целыми тюками. Шайка гребла все подряд. Пищевые грузы считались самыми ценными, там можно было урвать креветки, тунца и кофе – такой товар можно легко сплавить через рестораны и супермаркеты. Особенно на ура шли замороженные креветки и омары. За лекарствами без рецепта (такими, как аспирин) и средствами гигиены (бритвенными лезвиями, зубной пастой) шла настоящая охота, магазины отрывали такой товар с руками, чуть ли не по обычной цене. На шмотках, особенно кожаных, тем более женских, тоже можно было неплохо заработать. Алкоголь разлетался в момент всегда, особенно под Рождество. Почему-то часто попадались перчатки: кожаные женские, спортивные зимние, даже хоккейные краги.

Вид товара не имел значения, если на него был покупатель. Вот с хоккейными крагами было сложнее – куда прикажете их сплавить? Они намертво оседали на складе. Впрочем, как только подворачивалась возможность ограбить фуру с крагами, парни не сомневались ни секунды. Сначала возьмем, потом будем думать. Закупщики ресторанов и супермаркетов явно догадывались, что товар краденый, поскольку цена была гораздо ниже, чем у поставщиков. И все равно ведь брали. Причем известные заведения в городе. Когда видишь изнанку этого бизнеса, начинаешь по-другому – с долей цинизма – смотреть на скидки или распродажи. Иногда круг замыкался очень быстро: банда обносила какой-нибудь склад «Эй Энд Пи»[12]12
  A & P (The Great Atlantic & Pacific Tea Company) – американская сеть продуктовых магазинов. В 1915–1975 гг. являлась крупнейшим розничным продавцом в США. A&P считалась американской иконой, которая была известна так же, как сегодня известны McDonald's или Google. Начав в 1859 г. как небольшая нью-йоркская сеть розничных магазинов чая и кофе, она резко выросла за счет введения концепции магазинов эконом-класса в 1912 г. После Первой мировой войны были добавлены магазины, предлагавшие мясо и многие другие продукты. В 1970-е гг. магазины A&P начали неуклонно устаревать по сравнению с конкурентами и их более современными торговыми заведениями. – Примеч. ред.


[Закрыть], а через два дня ящики кофе и консервированного тунца уже стояли на полках других магазинов.

Телики и кассетные видеомагнитофоны считались козырной добычей. Парни постоянно обносили товарные вагоны прямо на железнодорожных складах. Обычно им помогал продажный работник склада: давал накладную и указывал на нужный вагон. Подгоняй фургон, грузись.

Во время квартирных краж они искали драгоценности, ценные бумаги, наличку или стволы.

В общем, крали все, что плохо лежало. В то время особенной популярностью пользовались мопеды – велосипеды с моторчиком или скутеры. Наши ловкачи воровали мопеды прямо с улиц и сдавали их в аренду возле лавки.

Мне было удобнее оставаться в тени. Впереди паровоза не бежал, если того не требовалось. Не задавал неудобных вопросов, даже когда они просто вертелись на языке. Я понимал, что любое неосторожное действие привлечет лишнее внимание. Оставалось набраться терпения и наблюдать.

Правой рукой Джилли считался тип по имени Гвидо – самый отмороженный во всей шайке. У него даже внешность была соответствующая: голубоглазый итальянец-блондин с усами. Гвидо не входил в семью, поэтому он, как и я, имел право носить усы. Ростом выше среднего, крупный. Выглядел как персонаж гангстерского фильма из 30-х годов. На вид лет сорок, на руках вытатуированы змеи. Глаза вечно скрыты за солнечными очками. Из тюрьмы выходил, только чтобы тут же сесть обратно, причем каждый раз за новое преступление, как он мне поведал. Любил пострелять, но ни разу не сидел за убийство. Гвидо руководил передовым отрядом – настолько передовым, что они даже пользовались рациями. Джилли как-то объяснил мне, почему Гвидо такой безбашенный и рисковый: он много работал на семью Коломбо. Попросту говоря, участвовал в убийствах.

Друзьям Гвидо был предан до конца, врагов сводил в могилы. Его боялись и уважали.

Как-то раз, когда я уже поближе сошелся с шайкой Джилли, мы с Гвидо поехали по делам на моей тачке.

Тут он говорит:

– Слышь, Дон, че там пищит?