Текст книги "Две жизни Лидии Бёрд"

Во сне

Воскресенье, 30 сентября

Ох, черт побери, что мы делаем в спортзале?! Это одна их тех областей нашей жизни, где мы с Фредди резко разделены, потому что он подобное обожает, а я скорее предпочла бы провалиться сквозь землю, чем попробовать удержаться на беговой дорожке. Это совершенно не то, чем мы обычно занимаемся вместе. Фредди ходит в спортзал на работе, а я вообще не хожу, и у меня нет ощущения, что упражнения для суставов так уж нам подходят. Да и кто в здравом уме стал бы этим заниматься днем в воскресенье?

– Ну как, нормально? – спрашивает Фредди, кладя ладонь мне на спину.

Может, стоит предложить что-нибудь другое?

– Э-э…

– Лидс, ты же не струсишь? – смеется он. – Просто лезь на беговую дорожку, как обычно, если хочешь. Ты уже почти с ней справляешься.

Я раздраженно передергиваюсь от его тона, но одновременно понимаю, что уже ходила сюда какое-то время. Чтобы похудеть перед свадьбой? Или в этом мире я начала по-настоящему наслаждаться упражнениями? Мне трудно в это поверить. Нервно сглатываю и смотрю по сторонам, пытаясь найти нечто не слишком пугающее. По-моему, я совершенно не готова испробовать хоть что-то. Отлично! Залезу на эту чертову дорожку и сделаю вид, что мне это нравится. Облегченно вздыхаю, когда мне удается установить дорожку на медленный бег трусцой. Смотрю на спину Фредди в другом конце зала, когда приноравливаюсь к движению.

– Лидия, как дела сегодня?

Со мной рядом останавливается парень, которому вряд ли больше двадцати лет. Я благодарна за то, что на груди у него бейджик с именем – «Мартин, фитнес-инструктор».

– Ну, неплохо, – сообщаю я. – Хочу пробежать несколько миль.

Что я такое несу? Пробежать несколько миль? Мне кажется, он подавляет смешок, глядя на дисплей моей машины. Мне придется провести здесь немало времени, если я хочу пробежать несколько миль.

– Сначала нужно немножко разогреться, – бормочу я, краснея.

– Правильно, – кивает он. – Так всегда лучше.

Он уходит, а я после нескольких неприятных мыслей нахожу странное утешение в том факте, что в этом мире тоже не все безупречно. Моя жизнь с Фредди вовсе не состояла сплошь из безмятежных дней и цветов жимолости у двери, так почему здесь все должно окрашиваться в розовый? Одно я знаю наверняка: если бы эта реальность существовала только в моем воображении, мы ни за что бы не стали тратить воскресный день на этот чертов спортзал. Я стискиваю зубы и чуть прибавляю скорость на беговой дорожке, выбивая разочарование и растерянность через подошвы ног, пока наконец не покрываюсь по́том, что и вовсе неслыханно.

Нечто странное происходит, когда мы уходим из спортзала. У меня в кармане ключи от машины, но едва я собираюсь выехать с парковки, Фредди поворачивает голову и смотрит на меня:

– Что я сделал не так?

– О чем ты? – спрашиваю я.

– Ты была в прекрасном настроении по дороге в спортзал, а потом вдруг, уже там, стала вести себя так, словно это последнее место, где ты хотела бы оказаться. А теперь еще и это. – Он показывает на рулевое колесо.

– Что – это?

– Ты. Решила сама сесть за руль, – хмыкает он.

Я бросаю на него взгляд, и Фредди кажется мне вдруг совершенно растерянным и смущенным. Должно быть, сегодня я выгляжу для него как Джекил и Хайд. Надо напоминать себе, являясь в этот мир: сначала взять паузу и разобраться в ситуации более тщательно, а не прыгать сразу вперед обеими ногами.

– Извини, – говорю я. – Если я была там немножко… ну… Я ничего не имела в виду, просто ты же знаешь, я не слишком большой фанат спортзалов.

Мысленно морщусь, я ведь могу в этом мире быть совсем другой, но Фредди не реагирует. Если честно, я бы куда сильнее удивилась, если бы он отреагировал.

– Ты тоже извини. Ты ведь знаешь, я не лучший из пассажиров.

Он протягивает руку и включает мотор, а я подавляю желание отшвырнуть его руку.

Дома я завариваю нам чай, и от простого движения, когда я беру две чашки вместо одной, снова задыхаюсь. Осознаю, что за все эти моменты нужно платить; и я заплачу вот за этот в тот следующий раз, когда достану одну чашку кофе.

– Ворчунья, ванна готова, – сообщает Фредди, подходя ко мне сзади и обнимая.

Я прислоняюсь к нему, улыбаюсь:

– Чай тоже, чокнутый командир.

– Я просто знаю, что мне нравится, – смеется Фредди, утыкаясь носом в мою шею. – А мне нравишься ты.

– Повезло мне, – говорю я совершенно серьезно.

– Сама знаешь.

За это он получает тычок локтем в ребра.

– Позови меня, если тебе нужно будет потереть спинку. Только придется тебе кричать погромче, потому что я, пожалуй, буду смотреть игру.

Я поворачиваюсь к нему лицом:

– Ты хочешь сказать, что регби соблазнительнее, чем я?

Он кривит губы, обдумывая ответ.

– Ну, сегодня Бэт играет…

– Продул! – заявляю я, шлепая его кухонным полотенцем.

Он ловит мою руку:

– Ты же знаешь, что я шучу, да?

– Да, лучше бы это была шутка, – соглашаюсь я, и он смеется и целует меня.

Я тоже смеюсь, а потом мне хочется, чтобы наш поцелуй из теплого стал обжигающим и от «извини» перешел к «я хочу тебя».

– Ванна… – бормочу я, когда пальцы Фредди подбираются к поясу моих джинсов.

– Тебе же все равно придется раздеться, – возражает он, расстегивая пуговицу. – Я налил горячей воды, можешь и подождать немножко, пока она остынет.

– Правильно ли это? – шепчу я, поднимая на нем футболку, чтобы прижать его крепче к себе.

Он расстегивает молнию джинсов, и последняя мысль о ванне вылетает из моей головы.

Вот наконец я валяюсь в ванне и обдумываю день, который мы с Фредди провели вместе. Постепенно осознаю: за то относительно короткое время, что минуло после несчастного случая, я сильно изменилась. Мне пришлось сбросить шоры, чтобы выжить, и та девушка, которой я стала теперь, видит мир – каждый из миров — слегка не так, как та, прежняя. Странное ощущение: вроде бы на девяносто девять процентов я принадлежу себе, – в конце концов, сама выбрала свой путь, – а обувь будто с чужой ноги. Ерунда, слегка натирает пятку, но я недавно видела (в дневной телепрограмме, конечно) сюжет об одной женщине, которая не обращала внимания на мозоль, и дело кончилось заражением крови, что чуть ее не прикончило. Чертовски трудно проводить время здесь, в этой реальности, с Фредди, и при этом жить без него, так что я принимаю решение. В этом мире я категорически отказываюсь думать о той, другой жизни без него. Не стану больше тратить драгоценные минуты на споры с Фредди о вещах, которые ничуть не тревожат ту девушку, какая я здесь.

Наяву

Суббота, 20 октября

Я сижу за кухонным столом перед чашкой кофе. Турпин был здесь, когда я пришла. Он слопал весь корм и ринулся к двери. Никто не стал бы на него ворчать за навязчивость, но я не выражаю недовольства. Могла бы выбрать Бетти, но Турпин показался мне ближе.

И как это теперь бывает нередко, я еще нахожусь под воздействием таблеток и времени, проведенного с Фредди в невидимом мире по соседству. Интересно, что я делаю там прямо сейчас? Наверное, примерно то же, что и здесь, – лентяйничаю, до сих пор сидя в пижаме.

Это изумляет, даже пугает, как быстро мой мозг приспособился к жизни в двух мирах. В первые недели было трудно разделять две временные линии, но, как часто случается, практика сделала свое дело. Я прихожу и ухожу уже пять месяцев или даже больше, и с каждым коротким визитом становится легче осознавать и разделять эти миры.

То, другое место совсем не является точной копией моей жизни здесь, если не считать того, что там по-прежнему живет Фредди. Это совершенно другая версия моей жизни. Но точно знаю, если бы до сих пор мы оставались вместе, то он пошел бы со мной на свадьбу Доун вместо Джоны. Я видела Джону пару раз после великой миссии по спасению кота. Мы занимались обычной рутиной, наводили порядок на могиле Фредди. Джона приходит туда рано утром в субботу, я – немного позже, и мы несколько минут сидим там и говорим обо всем и ни о чем. Мы на самом деле спасаем нашу дружбу или пытаемся, потому что важны друг для друга? У нас так много общих воспоминаний. Так много воспоминаний о Фредди. Например, мы все вместе в школьные годы ездили в Нормандию, побывали на выставке средневековых гобеленов. Главным же в этой поездке было веселье, недозволенное спиртное и неблагоразумное поведение. Бо́льшая часть этого путешествия растаяла в тумане юности, но одним из застрявших в голове воспоминаний были те самые гобелены. Тогда экскурсия показалась мне невыносимо длинной, я устала от бесчисленных вышитых героев и злодеев, кровавых завоевателей и сражений, королей, королев, рыцарей и павших воинов. Гобелен моей собственной жизни начинает становиться таким же беспорядочным; мама и Элли – герои, мой отец и Фредди – павшие воины…

– Готова?

Такси только что доставило нас к месту свадьбы. Мои нервы брякают громче, чем браслеты, которые Элли одолжила мне к зеленому платью – я купила его во время нашей с ней прогулки по магазинам несколько недель назад.

– Если честно, нет. Но для Доун это великий день, и я обещала ей.

Джона кивает, не глядя мне в глаза:

– Платье красивое…

В его голосе слышится неловкость, я ее ощущаю. Он просто старается придать мне уверенности, и потому я пытаюсь улыбнуться.

– Спасибо, что и ты постарался, – отзываюсь я.

Я имею в виду темную рубашку Джоны и его попытку причесать волосы. Он куда лучше себя чувствует в потрепанных джинсах и футболке, так что наблюдать его в парадном виде – настоящий шок. Он тоже кивает, потом касается ладонью моей спины и тянется к дверце машины:

– Пойдем. Мы сможем.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорю я, стараясь не оставить на щеке Доун след губной помады, когда целую ее.

Ее взгляд устремляется к Джоне. Она сжимает мои руки:

– Спасибо, что пришли. Я понимаю, это должно быть нелегко.

Она имеет в виду, что мы одновременно планировали свои свадьбы и взволнованно бегали по магазинам для новобрачных во время перерыва на ланч. Я изображаю на лице решительную улыбку и в ответ пожимаю ее руки.

– Да я за все сокровища мира не пропустила бы этого! – заявляю я совершенно серьезно.

Доун все это нелегко далось. Ее мать умерла, когда та была совсем малышкой, а остальные родственники не могли себе позволить приехать из Плимута. Затем трудностей в жизнь Доун добавила мачеха – она всегда выражала сомнения в способности падчерицы достичь чего-либо.

– Все наши уже вон там, в том углу. – Доун кивает на компанию сослуживцев, сидящих за одним столом.

Они сегодня выглядят не как всегда, нарядны, с супругами или друзьями. Райан первым замечает меня и хватает два стула от ближайшего стола. Он действительно добрейший из парней. Не могу пока классифицировать его как мужчину: он до сих пор живет с родителями и тратит на видеоигры столько же времени, сколько на многочисленных девушек, которым назначает свидания.

– А вот и она! – Фил запечатлевает поцелуй на моей щеке; на нем яркий красный галстук-бабочка. – Джона! – восклицает он, с энтузиазмом встряхивая руку моего друга.

Они встречались несколько раз, когда школа заказывала зал в городском общественном центре, и, конечно, все знают о тесной связи Джоны с Фредди. Это одна из неизбежных частей жизни в сонном захолустном городе – большинство людей знают друг друга если не по имени, то хотя бы в лицо. Фредди предпочел бы переехать в какой-нибудь город с яркими огнями и большими квартирами, как это сделали многие его коллеги-космополиты, но мы купили дом здесь, потому что я хотела оставаться рядом с мамой и Элли.

Джулия улыбается, когда мы присоединяемся к ним. Она смотрится царственно в черно-белом, а Брюс, ее болезненно застенчивый супруг, ловит мой взгляд и тут же быстро отводит глаза.

– Выпьешь? – тихонько спрашивает Джона.

Я благодарно киваю. Джона тут же предлагает выпить и всем остальным, и Райан вскакивает, чтобы помочь ему у бара. Тут он с некоторым запозданием оглядывается на меня и знакомит со своей подружкой.

– Лидия, это Оливия. – Он кивает ей и мне. – Оливия, это Лидия.

Я не уверена, но мне кажется, что я заметила небольшую паузу перед тем, как он произнес ее имя, словно порылся в собственной памяти и убедился, что ничего не перепутал.

Сажусь рядом с невероятно хорошенькой Оливией и делаю комплимент ее безупречным и ужасно длинным ногтям, светло-голубым, в тон крошечному платью.

– Давно знакома с Райаном? – завожу я беседу.

– Не очень, вообще-то, – отвечает она, потягивая через соломинку коктейль. – Мы встретились на одной мыльной вечеринке.

Я не знаю, что на это сказать. Я никогда не бывала на мыльных вечеринках – даже не знала, что они вообще случаются где-то, кроме Балеарских островов.

– Забавно, – наконец выдавливаю я.

Оливия кивает, шумно помешивая в бокале кубики льда.

– А ты как познакомилась со своим парнем? – спрашивает Оливия, взглядом следя за Джоной у бара.

Я на мгновение ошеломлена.

– Джона?..

Я все еще пытаюсь сформулировать, что именно означает для меня Джона, когда Оливия снова заговаривает:

– У него отличная задница. – Она смеется. – Извини.

– Мы не пара, – качаю я головой. – Он просто мой друг.

Оливия смотрит на меня как на откровенную лгунью:

– Ну да, конечно.

– Серьезно! – Я хмурюсь. – У него есть подруга, а я…

Совершенно не хочу углубляться в это. Джона уже некоторое время изредка встречается с Ди, без лишнего шума, но тем не менее. К счастью, Оливия теряет интерес к теме.

– Ладно, как скажешь.

Не думаю, что она мне верит, но не настаиваю, поскольку это выглядело бы еще хуже, будто я чувствую необходимость оправдываться. Наверное, я просто ее не понимаю. Моя способность общения пострадала, и это еще одно следствие того, что я слишком много времени провожу в одиночестве. К тому же меня спасает от необходимости объяснений Сьюзан, жена Фила, которая слышала все, потому что сидит по другую сторону от Оливии.

– Правда, Доун сегодня прямо как картинка? – говорит она, наклоняясь к нам.

Я пытаюсь молча дать ей знать, что благодарна. Сьюзан появляется в нашем офисе по крайней мере раз в неделю и часто приносит всякие вкусности, которые печет или покупает для Фила, а заодно угощает всех нас. Мы все очень любим ее; а уж как я люблю ее сейчас! Разговор меняет направление, и этого хватает до тех пор, пока Джона и Райан не возвращаются от бара с подносами, уставленными стаканами. Я вскакиваю, чтобы Райан мог снова сесть рядом с Оливией, – не желаю разлучать юных влюбленных. Райан пытается возражать, и на мгновение наши взгляды встречаются, и мы оба внезапно кое-что понимаем: ни один из нас не хочет сидеть рядом с его подружкой. Очевидно, дни Оливии сочтены, а учитывая то, что она таращилась на Джону, а не на Райана, когда те стояли у бара, не думаю, что кто-то из них окажется так уж разочарован. И тем не менее она пока подруга Райана, и он садится рядом с ней.

– Все в порядке? – тихо спрашивает Джона, всматриваясь в меня.

Его рука спокойно лежит на спинке моего стула, и я благодарна ему за то, что он рядом. Джона из тех людей-хамелеонов, которые умеют вписаться в любую компанию и искренне интересуются тем, что говорят другие. Наверное, именно поэтому он хороший учитель. Он действительно слушает людей и не ищет постоянно возможности повернуть разговор на собственную особу.

– Спасибо, да. – Я делаю глоток холодного совиньона.

– И как тебе Оливия? – почти шепчет Джона, уткнувшись в свой стакан с пивом.

Я удивленно смотрю на него:

– А что?

Он тихо смеется:

– Райан сказал, что уже дважды на этой неделе пытался порвать с ней, но она не понимает. Он просто жуть как ее боится.

– Могу себе представить, – киваю я, поглядывая на эту парочку.

Ногти Оливии скользят по шее Райана, неторопливо, по-хозяйски.

Я невольно смеюсь, когда Райан замечает, что мы смотрим на него, и через плечо Оливии одними губами взывает: «Помогите!» Джона поднимает стакан, а я беспомощно пожимаю плечами. Такой урок каждый парень должен выучить сам.

Оркестр начинает играть рок-н-ролл, и Брюса словно кто-то включил. Он одним глотком осушает свою пинту «Бадди Холли», подхватывает Джулию, не давая ей возможности возразить. Мы все с удивлением смотрим, как они выходят на танцпол. Брюс уверенно, стремительно вертит Джулию, мы никогда прежде такого не видели. Во время рождественских ужинов и офисных посиделок он всегда появляется и уходит, сказав не больше десятка слов. Думаю, не нужно долго объяснять, почему мы все разинули рты, когда эта пара принялась танцевать так, что никто другой не мог с ними сравниться. Люди даже постарались отодвинуться к краям площадки, чтобы дать им больше пространства. Я же, глядя на них, вдруг с изумлением понимаю, что совершенно не знаю Джулию с этой стороны. Она просто наслаждается танцем. Я иногда гадала, как Джулия и Брюс превратились в пару, но, видя их сейчас, отчетливо понимаю, что в их единении есть нечто особенное, сокровенное, чего мы не замечали. Рядом с ним она превратилась в совершенно другую женщину; возможно, как раз с мужем Джулия становится самой собой, а вот с другими…

Я выпила, пожалуй, слишком много. Мы все перебрали с алкоголем. Порции здесь огромные. Похоже, ты можешь увести парня с мыльной вечеринки, но не можешь выгнать мыльную вечеринку из парня. Райан всем заказывает «Ягер-бомбу», сначала Джулии и Брюсу, а потом, подозреваю, и Филу и Сьюзан. Я никогда не стремилась к шумному веселью, да и Джона тоже, но когда Райан появляется с новым подносом с восемью стаканами, мы видим вызов в глазах Оливии, и все разом пьем.

По правде говоря, я веселилась этим вечером куда больше, чем сама ожидала. Даже немного стыдно. Боже, я же просто хохотала! И Джона тоже, мы оба впали в некую эйфорию от алкоголя, испытывали головокружение от компании и музыки. В моем настроении случилась перемена, и мне хочется цепляться за нее, как за плот в темном океане, как за напоминание о беспечной и свободной девушке, какой я была прежде. Может, это ужасное предательство с моей стороны – то, что я чувствовала, будто этот вечер вырвал меня из моей собственной жизни? Вообще-то, я так не думаю; на самом деле полагаю, что время от времени необходимо открывать предохранительный клапан, или ты рискуешь просто взорваться.

– Потанцуй со мной!

Райан хватает меня за руку. Диджей ставит «Come on Eileen!», стараясь изо всех сил оживить скучные свадебные клише. Я со смехом качаю головой.

– И не мечтай! – Обеими руками хватаюсь за стул. – Я могу упасть.

Райан тогда подходит к Сьюзан, а Джона с улыбкой смотрит на меня.

– Ты же любишь танцевать, – напоминает он. – Тебе нужно потанцевать.

Он прав. Я очень люблю танцевать. Всегда любила. Мы с Элли унаследовали это от мамы, а она всегда была первой на танцполе. Я уклончиво пожимаю плечами, и мы наблюдаем за тем, как отплясывают Райан и Сьюзан. Рука Джоны снова лежит на спинке моего стула.

– Мы похожи на телевизионных судей, – бормочет Джона.

Я рассматриваю толпу:

– И кто твой победитель?

Диджей делает музыку тише и приглашает к танцу Доун и ее мужа – он ставит выбранную ими песню. Как и миллионы других пар по всему миру, они выбрали Эда Ширана, чтобы он благословил их брак. Позже диджей приглашает остальных присоединиться к счастливой паре. Вскоре мы с Джоной остаемся единственными сидящими. Даже Райан и Оливия танцуют вместе со всеми. Наверное, утром Райан пожалеет об этом, но пока он наплевал на осторожность, мы видим, как Оливия облизывает его горло…

Фил треплет мне волосы, когда Сьюзан тащит его мимо нас к танцующим. Простой отеческий жест, который говорит больше, чем любые слова. Мгновение-другое я наблюдаю за ними, и моя нежная любовь к ним заставляет сжаться горло.

Джона смотрит на меня, и я уверена: он видит битву, происходящую в моей голове. И не знаю, что хуже: мысль о том, чтобы потанцевать, или остаться единственными здесь, кто не танцует.

– Идем, – наконец решает Джона, помогая мне встать.

Он ведет меня легко, сплетя свои пальцы с моими, вторую руку положив мне на спину.

– Это всего лишь танец, – шепчет он, и на его губах появляется призрак улыбки.

Мы не разговариваем, медленно двигаясь между другими парами. Я вижу Доун и ее гордого молодого мужа, им плевать на всех вокруг. Сын Доун спит на коленях отца жениха.

Я вынуждена отвести взгляд; это слишком уж тяжело.

– Эй! – окликает меня Джона, едва я проглатываю слезы; его губы совсем рядом с моим ухом, когда он слегка прижимает меня к себе. – Лидс, я понимаю. Я понимаю.

Стараюсь не расплакаться, но мне это не слишком удается. Все это просто чертовски несправедливо…

– Джона, черт побери! – выдыхаю я, прижавшись лицом к его рубашке.

Он так не похож на Фредди… Он выше, более гибкий… Моя голова ложится под его подбородок, хотя я на высоких каблуках, и знакомый, легкий и теплый аромат его одеколона успокаивает меня.

– Я так тоскую по Фредди, и я соскучилась по танцам и соскучилась по любви…

Джона не отвечает, потому что вряд ли в этом случае можно найти подходящие слова. Мы уже и не делаем вид, что танцуем. Несколько мгновений стоим неподвижно, прижимаясь друг к другу, пока все двигаются вокруг нас. Джона успокаивает меня, тихо бормоча какие-то неразборчивые слова, гладит мои волосы, а я стараюсь утешить его, потому что помню, как он выглядит в другой моей жизни. Веселый, ни в чем себя не винящий… А здесь, в реальности, он такой же осунувшийся и удрученный, как я, потерянный и нуждающийся в опоре. Я прижимаю его к себе и надеюсь, что мы сможем помочь друг другу найти дорогу домой.