Текст книги "Две жизни Лидии Бёрд"

Наяву

Суббота, 23 июня

– Уже три недели, как я вернулась на работу, – сообщаю я Фредди.

Сижу, скрестив ноги, на горячей от солнца кладбищенской траве. Лето на удивление хорошее. И наверное, вскоре последует запрет на полив из шлангов для экономии воды, если погода не изменится.

– Иногда кажется, что я и не отсутствовала. Райан отправился уже на четвертое свидание, а Джулия все так же размахивает хлыстом.

Между Фредди и Джулией существовали специфические отношения типа «любовь-ненависть». Шумная веселость Фредди до чертиков раздражала Джулию, а ее безжалостность его заводила – возможно, потому, что на самом деле он и сам был таким. Но под всем этим, в глубине, скрывалась взаимная привязанность: моя коллега испытывала к Фредди материнские чувства, а тот ее обожал. Он постоянно говорил, что Джулия из тех женщин, которые предпочли бы надеть на своего мужчину ошейник и так затащить его в спальню. Должна признать, я легко это представляла.

– Мама наконец-то перестала готовить мне коробку с ланчем. Отлично. А то я уже начала привыкать к «Райбине». – Я сегодня принесла сюда цветы душистого горошка из садика Элли, розовые и сиреневые. – Фил предложил мне стать наставником Райана. – Ставлю цветы в вазу. – Думаю, он хочет, чтобы я почувствовала себя необходимой.

Я из-за этого нервничаю, но продолжаю размышлять о Меган Маркл. Может, стоит купить подкладные плечики для пиджака?

– На прошлой неделе мне пришлось подрезать волосы. – Я снимаю ленту и встряхиваю головой; волосы тяжело падают мне на плечи. – Совсем немножко, правда. Никто и не заметил. – Да я этого и не ожидала; лишь подровняла концы, волосы выглядели как обычно. Но все равно ощущаю некий кризис идентичности. – Совсем не видела в последнее время Джону. – Считаю себя обязанной сообщать ему новости о его лучшем друге.

Мне пошли на пользу несколько недель, в течение которых я обдумывала признание Джоны на том семинаре. Так и этак вертела все в мыслях, разглядывая под разными углами, и наконец с неохотой поняла, почему он сделал то, что сделал. Никому это не принесло вреда, никаких злых козней. Осталось лишь несмываемое пятно на воспоминаниях о Фредди. Но только для меня. Джона, преданный до конца, не хотел, чтобы его друг был опозорен после смерти.

– Оставила ему на прошлой неделе голосовое сообщение, но он не ответил.

Если честно, я ничуть этому не удивилась. Мое послание, отправленное Джоне на мобильный телефон, было коротким до грубости. Я просто не могла найти нужных слов. Вроде бы извинилась за то, что не могу повидаться с ним в ближайшее время, и почти наверняка сказала что-то двусмысленное насчет понимания его поступка. Пожалуй, это прозвучало ханжески, будто я думала, что он нуждается в моем прощении или что-то в этом роде. На самом деле ничего такого я не подразумевала, но все равно не стерла это сообщение и не отправила другое.

– Меня просто ужасно бесит бессмысленность всего этого, – шепчу я.

Мне стоило огромных духовных усилий примириться с мыслью, что в смерти Фредди виновата его собственная небрежность. Он мертв, и не важно, по какой причине, но было нечто утешающее в том, чтобы винить во всем погоду.

– Я никому об этом так и не рассказала. Ни маме, ни Элли.

Да и что в том проку? Я не стала чувствовать себя лучше, узнав правду, так что зачем на них сваливать такой груз? Они лишь еще сильнее начнут тревожиться о моем состоянии, а мне отвратительна мысль, что они будут думать о Фредди хуже хоть на миллионную часть процента. Так что я запечатала эту новость и утопила ее в океане своей памяти – послание в бутылке, которое, хочу надеяться, никогда не выбросит на берег.

– Наверное, мне пора идти. – Я выплескиваю остатки воды из бутылки на пересохшую землю вокруг могильного камня Фредди. – Днем отправляюсь в город с Элли.

Молча сижу и гадаю, чем мы с ним сейчас занимаемся в моей другой жизни. Там происходит так много всякого, во что я не посвящена, и мои еженедельные визиты частично уходят на попытки уловить то, что я пропустила. Кладу ладонь на гранитное надгробие и закрываю глаза, представляя себе лицо Фредди, его запах, его улыбку. А еще его руки, обнимающие меня, и его теплый поцелуй на моей шее.

– Скоро увидимся, любимый.

Сейчас так жарко… Думаю, мы вполне можем утверждать, что живем теперь в какой-то южной стране. Скорее всего, в Испании, только пьем больше чая и раньше ужинаем. И не будет уже зимних пальто или постоянных жалоб на погоду, потому что мы существуем в мире по соседству с солнцем, в мире микроскопической одежды.

– Как тебе это?

Элли показывает мне огненно-розовый топик. Он сплошь усыпан блестящими вишенками, в которых отражается свет ламп магазина.

– Прекрасно. Если тебе восемнадцать и ты на Ибице.

– А вот и нет, а вот и нет, – смеется Элли, вешая топ обратно. – Ты считаешь, я выгляжу старой?

– Элли, тебе тридцать один, а не восемьдесят один, – качаю я головой. – И, кроме того, у тебя лицо из тех, что никогда не стареют.

Элли заглядывает в ближайшее зеркало:

– Ты так думаешь? Я себя чувствую столетней, когда мне нужно выходить в раннюю смену.

На новом месте в отеле ей приходится работать сверхурочно: все долгое жаркое лето они обслуживают свадьбы, одну за другой. Я в последнее время почти не вижу сестру и скучаю. Она не забегает то и дело, как прежде, набивая мой холодильник продуктами, которые я чаще всего забываю съесть. Но конечно, я все понимаю. Поначалу все присматривали за мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но их попытки заполнить огромную дыру, оставшуюся в моей жизни, неизбежно привели к тому, что в ткани их собственных жизней тоже возникли дыры. Элли и Дэвид не так уж давно женаты. Подозреваю, что между визитами ко мне и требованиями ее новой работы Дэвид наверняка стал жаловаться, поскольку почти не видит жену. И мысль о том, что я превратилась для них в тяжелую ношу, давит на меня.

– Тебе просто необходимо купить новый топик. – Я снимаю его с вешалки.

Элли насмешливо смотрит на меня:

– Зачем?

– Вообще-то, я намерена сама купить его тебе.

– Ой, не сходи с ума! – со смехом отзывается сестра.

– И не собиралась. Элли, я серьезно. Наденешь его вечером с кожаными штанами и туфлями на высоком каблуке, и у Дэвида просто глаза выскочат.

– Думаешь? – с сомнением спрашивает Элли.

– Да. Так и будет.

Мы становимся в очередь к кассе.

– Пойдем с нами куда-нибудь вечером, – предлагает Элли, беря меня под руку.

Я смахиваю с глаз влажную челку – в магазине проблема с кондиционером.

– Ладно, – с невозмутимым видом отвечаю я. – Только сначала давай посмотрим, нет ли у них еще одного топика. На третьего лишнего.

– Не смей так говорить! – возмущается Элли и хмурится. – Ты никогда не была для нас третьим лишним!

Она действительно так считает, да и Дэвид, уверена, сказал бы то же самое. Но нельзя отрицать и тот факт, что иногда «два» – магическое число. И никто не знает этого лучше, чем я.

Во сне

Суббота, 8 сентября

– Ты меня сведешь с ума в этом платье.

Фредди кладет руку на мое бедро, когда я останавливаю машину на парковке у ресторана. Мы здесь бывали несколько раз за много лет, это некий гибрид ресторана и бара со сдержанным освещением и не очень удобными стульями.

– Ты это купила в честь моего дня рождения? – спрашивает Фредди, ловя мою руку, когда мы идем к входу.

Пару дней назад Фредди исполнилось двадцать девять. В моей жизни наяву я это отметила, отправившись после работы на его могилу. В параллельной реальности сна мы идем в его любимый ресторан, и я приобрела заранее новое синее платье.

– Конечно, – весело отвечаю я.

Мне требуется несколько минут, чтобы сориентироваться, разобраться в знаках и сценарии второй жизни. На Фредди рубашка, которую я купила ему во время отпуска в прошлом году, от него пахнет лосьоном после бритья, и этот запах смешивается с ароматом моих духов, когда мы входим в ресторан.

– Хантер, заказ столика на четверых, – говорит Фредди, улыбаясь девушке за приемной стойкой.

Она проверяет свою тетрадь и кивает. Ее взгляд задерживается на Фредди на несколько секунд дольше, чем это необходимо. Но я не беспокоюсь: так происходит постоянно. Я привыкла к косым взглядам, говорившим: «Ну тебе и повезло!»

До меня доходят слова Фредди, когда девушка ведет нас между столиками, занятыми людьми: «столик на четверых». Долго гадать не приходится, кто присоединится к нам. Когда мы приближаемся к столику в углу, из-за него поднимается Джона. Он смеется, дружески обнимает Фредди и хлопает его по спине. Мужчины закрывают мне обзор; и только когда Фредди и Джона отступают друг от друга, я вижу, кто четвертый за нашим столом.

Ди. Преподавательница йоги Ди.

Она ловит мой взгляд и улыбается, потом встает и тянет за руку, чтобы я села рядом с ней. Ди этим вечером выглядит совсем не так, как тогда, когда я видела ее в реальной жизни. Темные волосы падают ей на плечи, черный костюм без рукавов прекрасно подчеркивает загар на руках. Йога явно ей на пользу.

– Знаю, что это день рождения Фредди, но посиди со мной, ладно? Сама знаешь, каковы эти парни, когда оказываются вместе.

Конечно знаю, потому что, в отличие от тебя, с этими парнями знакома половину всей своей жизни. Это не слишком любезно с моей стороны, и надеюсь, что мои невежливые мысли не отразились на моем лице, когда я опускаюсь на стул рядом с ней. Я в растерянности, не знаю, какие между нами отношения в этом мире. Может, мы подруги? Сомневаюсь, что в школьные годы мы устраивали пижамные вечеринки или заплетали друг другу косички, но мы должны быть достаточно знакомы для того, чтобы я пригласила ее на ужин в день рождения моего жениха. Фредди садится по другую сторону от меня за небольшим квадратным столом и сжимает мою руку.

– Привет, Ди, как твои занятия?

Она очаровательно смеется:

– Ох, ты же знаешь… Куча раздражительных учеников, из-за которых ты надо мной подшучиваешь.

– Я бы не посмел подшучивать над тобой! – насмешливо возражает Фредди.

Ди весело смотрит на меня:

– Скажи ему, Лидия, йога может быть такой же популярной, как футбол и регби.

Фредди разводит руками и усмехается:

– Да ладно! Полчаса упражнений для стариков за шестьдесят не сравнить с полутора часами чистого адреналина на матче! Джо, я прав?

Фредди единственный человек в мире, который называет Джону Джо.

Джона смотрит то на Ди, то на Фредди, и оба они надеются, что их связь с ним повлияет на его решение.

– Я слишком пристрастен, чтобы вынести справедливое суждение. – Он добродушно смеется, отпивая из своей бутылки с пивом. – Лидс, скорее, на это способна ты.

В Джоне сегодня нечто новое, и мне нужна пара секунд, чтобы понять, что именно. Я так давно не видела его лица без шрама над бровью или без синих теней под темными теплыми глазами. Он почему-то кажется более живым; на его щеках легкий румянец… Но дело не только в этом. Он выглядит… Не знаю, более расслабленным, что ли? И тут до меня доходит: Джона Джонс снова выглядит самим собой. Он вернулся к покою, к беспечности, и лишь теперь я осознаю, как мне не хватает такого Джоны в моей реальной жизни. И думаю об этом, а все смотрят на меня, ожидая ответа. Но я едва помню вопрос…

– Так как же? – Фредди постукивает пальцем по моей руке, лежащей на столе. – Йога или футбол?

Ди смотрит на наши руки и качает головой:

– Фредди Хантер, ты пытаешься повлиять на ее решение. Нечестная игра.

– Ничего подобного! – взрывается Фредди шутливым негодованием. – Я просто не в силах оторвать от нее руки.

Я решаю расслабиться на этот вечер и пустить все на самотек.

– Ну, прежде всего, я защищаю йогу и утверждаю, что в ней есть нечто большее, чем просто растягивания, но, поскольку сегодня твой день рождения, я выбираю футбол.

– Я и не сомневался, – говорит Джона, качая головой, а Ди со смехом щиплет мою руку.

– Что случилось с женской солидарностью? – спрашивает она.

– В другой раз, не в его день рождения, – улыбаюсь я и тянусь к бутылке вина, которую они уже заказали.

– И как же продвигается великий тайный роман?

Фредди смотрит на Ди, приканчивая мой десерт. Я и сама была бы не против, но у Фредди день рождения…

Ди через стол бросает взгляд на Джону, вскинув брови, а я могу поклясться, что он практически покраснел.

– Думаю, они уже все разнюхали, – отвечает Ди. – Довольно трудно долго сохранить что-нибудь в секрете в таком месте, как школа. Это просто рассадник сплетен.

– Людям нравится болтать, – пожимает плечами Джона. – Хотя я и не понимаю, какое им до этого дело.

Ди покачивает свой бокал и смотрит на Джону из-под ресниц:

– Мистер Джонс, мне очень нравится прятаться.

Фредди откладывает ложку, заинтересованно потирает ладони:

– Ну-ка, ну-ка, вы что, занимаетесь нехорошими делишками за каким-нибудь сараем?

Джона закатывает глаза, он явно предпочел бы сменить тему. Однако Ди принимает вызов.

– Нет… – Она с видом заговорщицы смотрит на меня, потом снова на Джону. – Не совсем так.

– Только не говори мне, – Фредди наслаждается смущением Джоны, – что вы проказничаете в кладовке рядом со швабрами.

– Попал, – смеется Ди, а потом добавляет: – Почти. В химической лаборатории!

Ее голос звучит выше, язык развязался от вина.

– Ди! – мягко останавливает ее Джона.

Он через стол смотрит на меня, на его лице выражение вроде «прости за это». Не знаю, почему он извиняется передо мной. Так всегда происходило в нашей компании, если Фредди заводился, как сейчас, когда его ненамеренно подзадорила Ди.

– Нет-нет, мы не занимались этим, просто прятались от всех, – уточняет она. – Я хочу сказать, что до сих пор ношу…

– А как насчет вас двоих, как у вас дела со свадьбой? – спрашивает Джона.

Он бросает на меня умоляющий взгляд, так что я оказываю ему услугу и ловлю брошенный им мяч.

– Ну, все отлично, – заявляю я, тщательно выбирая крохи информации. – Мы заказали продукты, помещение, а наши кольца надежно припрятаны у мамы в сейфе.

Не спрашивайте, зачем ей сейф. Знаете, такой, что прячут среди фальшивых книг. И разумеется, он куплен в телемагазине. Хуже всего то, что у мамы даже не было книжного шкафа, так что ей пришлось покупать и его, а заодно набор энциклопедий, чтобы было где спрятать сейф.

– А твое платье? – спрашивает Ди с сияющим видом.

Я тянусь к своему бокалу, мешкая. Правильный ответ – ничего об этом не знаю. Хотя, если честно, одно все же присмотрела, а мама настояла на том, чтобы его оплатить. Заказано оно уже давно, но вот прислали ли его? Увы, могу предположить, что это еще одна из тех вещей, которые случились тогда, когда меня не было в этой реальности. А мне бы хотелось здесь быть; я просто вижу маму в слезах, и Элли почти не отстает от нее. Могу поспорить, тетя тоже явилась. Моя мама и ее сестра – это постаревшие версии меня и Элли. Джун наверняка сидела рядом с мамой, осторожно снимая шелковую бумагу…

– Пусть это будет сюрпризом. – Я улыбаюсь.

– Так приятно видеть Джону с девушкой вроде Ди, – позже, в нашей спальне, говорит Фредди, расстегивая рубашку.

– Мм… – Я сажусь на край кровати и неторопливо снимаю серьги.

– Что? – Он замолкает, его пальцы замирают на пуговицах. – Я думал, она тебе нравится?

– Да, да! – отвечаю я, пожалуй, чересчур громко ради убедительности.

– Что-то непохоже… – не отстает Фредди; он слишком хорошо меня знает, и в этом есть плюсы и минусы, в зависимости от обстоятельств. – Может, она тебе что-то сказала в туалете? Слишком яркие подробности насчет того, как они резвились, словно кролики, в химической лаборатории? Если так, расскажи мне все!

– Ох, нет, конечно! – Радуюсь, что он уж слишком сильно промахнулся. – Они и правда замечательно смотрятся вместе.

Фредди бросает рубашку в кресло и опрокидывает меня спиной на кровать; его теплая грудь прижимается ко мне.

– Не так хорошо, как мы, – заявляет он, и его губы щекочут мою ключицу, а рука забирается под подол платья.

– Никто не сравнится с нами, – шепчу я, и Фредди поднимает голову и целует меня в губы, жарко и нежно одновременно.

Это сочетание каждый раз волнует меня.

– Я тебя люблю сильнее, чем Наоми Кэмпбелл, – говорит Фредди, и я шучу в ответ, что она бы его пережевала и выплюнула.

– Думаю, ты выбрал Наоми, потому что она напоминает тебе Джулию.

– Джулия куда страшнее, – возражает Фредди.

Его пальцы уже занимаются маленькой пуговкой на спине моего платья.

– А я люблю тебя сильнее, чем Дэна Уолкера. – Я добавляю к нашей компании парня, который рекламирует завтраки на канале Би-би-си.

– Это что-то новенькое, – задумчиво произносит Фредди.

– Он как-то утром появлялся в телевизоре со щенками, – поясняю я, поглаживая его плечи. – Мне понравилось.

– Ладно, – соглашается Фредди. – А я люблю тебя сильнее, чем… – Он наконец справляется с пуговицей и расстегивает молнию. – Чем Кэрол из прогноза погоды.

– Ты не можешь выбирать кого-то из утренней программы, это подражание!

Фредди хохочет, пожимая плечами.

– Сама виновата, я же не могу вот так сразу придумать. Давай вернемся к Кайре и Райану, чтобы ты могла снять наконец платье, – требует Фредди, и все мысли о Ди и Джоне улетучиваются. – Оно мне ужасно нравится, но без него ты еще лучше.

Я помогаю стянуть с меня платье и испытываю огромное облегчение, когда наконец мы оба обнажены и его кожа прижимается к моей. Наша любовь слишком велика, чтобы прятать ее в кладовке, или за сараем, или даже в химической лаборатории. Называйте меня примитивной, но я не знаю другого места на земле, где мне хотелось бы очутиться наедине с Фредди Хантером, кроме нашей кровати из «Савоя».

Наяву

Воскресенье, 16 сентября

– Ты уверена насчет этого?

Сегодня воскресенье, еще нет девяти утра, и мы с Джоной стоим перед местным кошачьим приютом в ожидании его открытия.

– Похоже, ты не считаешь мысль удачной.

Фил и Сьюзан пару месяцев назад взяли котенка именно в этом приюте, и Фил теперь без устали показывает всем фотографии и рассказывает забавные истории о своем милом голубоглазом питомце. В итоге он убедил меня, что моя жизнь станет намного лучше, если в ней появится дружелюбный зверек. Я потащила с собой Джону, чтобы он помог мне с выбором, в основном просто потому, что хотела попросить его сделать что-нибудь вместе со мной. Мы время от времени обменивались сообщениями. В начале он отвечал мне так, словно я его чем-то обидела, а потом, через месяц или около того, прислал сообщение, как водил свой класс в какой-то тематический парк.

Джона не любитель «американских горок», а тут прислал свои снимки перед машиной, с текстом вроде: «Фредди просто сошел бы с ума, если бы увидел сейчас, меня дети заставили сфотографироваться». Он был прав. Фредди всегда был сторонником «чем больше, тем лучше», когда дело касалось развлечений. Он обожал «американские горки», и он веселился, уговаривая Джону покататься вместе с ним.

Мы послали друг другу еще несколько сообщений, и на том все закончилось. И вдруг вчера я наткнулась на Джону, когда отправилась на ланч. Я почти невольно ляпнула, что собираюсь в приют, и попросила его пойти со мной, а он не нашел предлога, чтобы отказаться, и вот мы здесь. Наконец служащий открыл дверь.

– Вы знаете, что именно вам нужно? – спрашивает он меня, когда я заполняю бланк заявки.

В моей памяти возникает котенок Фила.

– Кто-нибудь хорошенький? – предполагаю я. – Чтобы сидел у меня на коленях, когда я смотрю телевизор.

– Мальчик или девочка?

– Девочка, наверное, – отвечаю я.

Не знаю, почему я так сказала. Вероятно, просто вообразила рядом с собой еще какое-то существо женского рода.

Мы идем внутрь следом за девушкой с зелеными волосами; ей вряд ли больше восемнадцати. В первом вольере расположился выводок черно-белых котят и их мать, усталая на вид. Я прохожу мимо них; у меня нет ни времени, ни энергии для совсем маленького котенка. Джона останавливается рядом с ними, наблюдает, смеется, когда один из котят прыгает к сетке и кусает его за палец.

Дальше находится пара взрослых черных котов. На сетке висит табличка, сообщающая возможным новым владельцам, что это братья и должны оставаться вместе. Я снова решаю: «нет» – и иду дальше.

– Не эти ребята? – Джона смотрит на котов. – Простите, парни.

– Мне не справиться с двумя сразу, – говорю я, заглядывая в следующую клетку.

На табличке написано, что это Бетти, двухлетняя черепаховая кошечка.

– Привет, милая леди, – бормочу я, просовывая пальцы сквозь сетку. – Как поживаешь?

Она трется спиной о сетку, настоящий комок меха с большими зелеными глазами. Я замираю, и Джона, подошедший ко мне, тоже.

– Ох как она хороша! – восхищается он. – Умеет показать товар лицом.

– Да, это у нее получается, – со смехом соглашаюсь я, когда кошка бодает лбом мою руку.

Мне щекотно.

– Фредди ни за что не стал бы заводить кошку, – говорю я.

Он вообще не был поклонником кошачьего рода. Да и собак тоже не жаловал. Мне же нравились и те и другие. И в нормальных условиях я скорее предпочла бы собаку, но прямо сейчас мне это кажется слишком большой ответственностью. А кошки… их относительная независимость мне по душе, и в то же время это дает мне возможность присматривать за кем-то, иметь в доме другое бьющееся сердце. Конечно, я вернулась на работу, мои дни теперь полностью заняты, но это лишь подчеркивает дома тишину, когда я возвращаюсь. Я стараюсь не слишком полагаться на Элли, у нее постоянно сверхурочная работа в отеле и для Дэвида остается мало времени, и это время для них драгоценно.

– Бетти мне кажется победителем, – говорит Джона. – Хотя, возможно, тебе придется обзавестись длинной палкой, чтобы отгонять от нее котов.

– С этим я справлюсь, – отвечаю я.

Я могу быть защитницей Бетти.

Решение уже почти принято, но тут я заглядываю в последнюю клетку и встречаюсь взглядом с лохматым старым котом, распластавшимся на полу; он белый, с черным пятном на одном глазу, – видимо, это и послужило причиной имени, написанного на табличке, – Турпин. Так звали знаменитого английского грабителя. Приблизительно двенадцать лет, не следует брать в дом, где есть дети и другие животные, даже рыбки, предпочтительна хозяйка-женщина.

Я почти бессознательно опускаюсь перед клеткой на корточки, чтобы рассмотреть кота получше, и этот старый оборванец вглядывается мне в глаза уныло, как ослик Иа. Не на что тебе тут любоваться, девочка, как будто говорит он. Я повидал слишком много и слишком много слышал. Просто оставь меня здесь купаться в моих горестях, сестренка. А потом прячет морду в лапах и перестает обращать на меня внимание.

– Вот этот, – говорю я.

Джона садится на корточки рядом со мной:

– Уверена?

Он слишком воспитанный человек, чтобы сказать что-то конкретное, но в его вопросе отчетливо слышится сомнение.

– Двенадцать лет, – напоминает он; Турпин поднимает голову, чтобы взглянуть на Джону. – Это довольно много по кошачьим меркам. Счета от ветеринара могут оказаться большими.

Я ценю его прагматичный подход, ведь Джона, скорее всего, прав. Турпин действительно староват.

– Босс просто прибьет меня за то, что я скажу, если узнает, – вмешивается девушка с зелеными волосами, сначала оглянувшись, чтобы убедиться: никто ее не слышит. – Но Турпин здесь уже с год или даже больше, он ужасно необщительный. Бетти куда надежнее.

Джона смотрит на меня, а потом мы оба смотрим на Турпина, и он в ответ таращится на нас грязновато-коричневыми глазами. Я морщу нос, предлагаю голове справиться с сердцем, а потом старый кот вздрагивает, как будто тяжело вздыхает.

– Я тоже в последнее время не слишком общительна, – заявляю я. – Так что он мне подойдет.

Джона прикрывает улыбку ладонью. Он бы и сам поступил точно так же.

Девушка с зелеными волосами пожимает плечами с видом «ну, как хотите» и тянется к задвижке на дверце клетки Турпина.

Мне кажется, что в глазах кота отражается потрясение, когда задвижка звякает. Я узнаю это. Мне это знакомо. Такой взгляд говорит: «В моем пустом сердце нет места для тебя», и мне хочется ответить: «Конечно, я понимаю». Но некто, кого я любила, твердит мне, что солнце продолжает вставать по утрам, и мы с тобой можем за ним наблюдать, хотя нас это и приводит в ярость.

И теперь он здесь, пристально смотрит на меня в моей гостиной, а я начинаю гадать, не случился ли со мной приступ безумия, когда вместо милой кошечки, которой явно пришлась по душе, я выбрала Турпина, которому, похоже, не нравлюсь ни капли.

– Есть хочешь? – спрашиваю я.

Я ведь всегда прекрасно знала, что путь к сердцу Фредди однозначно лежит через его желудок. В кошачьем приюте меня снабдили небольшим количеством привычной для Турпина еды, для начала, и лишь после того, как все бумаги были подписаны и он официально стал моим, мне напомнили о том, что кот не уживается с другими животными.

– В его сопроводительных документах указано, что он однажды убил морскую свинку, – сообщила одна из служащих.

– А когда его принесли сюда, он весьма эффектно напал на нашего босса, – сообщила другая. – С тех пор мы разобрались, что он предпочитает женщин.

Выражение ее лица дает понять, что мужчин нельзя подпускать к этому коту ни в коем случае. Но тот вполне безразлично отнесся к Джоне. И не причинял хлопот в машине по дороге домой. Просто лежал в коробке у меня на коленях, пока Джона старался как можно аккуратнее миновать повороты. Было приятно проводить с ним время – я имею в виду Джону, – потому что глубокая трещина в нашей дружбе как будто начала понемногу затягиваться. Я даже предложила ему пойти со мной на свадьбу Доун через несколько недель. Я не хотела ее пропускать, но и являться туда в одиночестве желания не испытывала. Джона, по крайней мере, знает большинство моих коллег, потому что школа регулярно пользуется городским центром для проведения разных мероприятий.

Джона согласился. Еще одна заплатка на щель.

Турпин не идет за мной в кухню, где я кладу корм в его миску. Когда же я возвращаюсь в гостиную, чтобы проверить, не нужно ли вынуть его из коробки, то вижу: кот забрался в кресло Фредди и повернулся мордой в угол. Он демонстративно предъявляет мне лохматый зад. Это выглядит как кошачье оскорбление.

– Тебе, пожалуй, лучше выбрать другое кресло, – говорю я, зная, что Фредди здорово разозлится при виде кота на своем любимом месте.

Ничего. Никакой реакции. Лишь упрямая задница.

– Турпин! – Я для проверки произношу его имя слегка командным тоном, но кот никак не реагирует. – Эй, Турпин!

На этот раз я говорю громко и бодро.

Все равно ничего. Кладу ладонь на его спину, и кот как-то откликается; только я не знаю, мурлыканье это или тихий рык. Мне бы хотелось, чтобы это было первое, второго я побаиваюсь. Я вздыхаю и стараюсь убедить себя, что не совершила ошибки. Это ведь лишь начало.