Текст книги "Навсегда"

8
Вашингтон

Это были убогие улицы, даже для обитателя черного гетто. Особенно для одинокой черной обитательницы гетто. Винетт Джонс торопливо шла через новостройку – квартал жилых домов, как будто она спешила поскорей выбраться оттуда. Она крепко прижала к себе коричневую виниловую сумку, помня о том, что ее могут вырвать у нее в любую минуту Она жила здесь девять лет – уже девять лет! – и по собственному нелегкому опыту знала, что здесь все возможно.

Винетт Джонс было только двадцать три года, но выглядела она на все тридцать пять. Ее кожа была цвета какао, как у ее африканских предков, а осанка – прямой и горделивой. Коротко постриженные волосы закручивались в тугие спирали. Высокая, она была, пожалуй, слишком тощей, и ей не помешало бы чуть больше красоты. Тем не менее она излучала явно незаурядную силу и спокойную решимость, как бы говоря окружающим: «Я не из тех, кого можно обвести вокруг пальца». Она шла, распрямив плечи, глядя прямо вперед. Ей не надо было смотреть по сторонам, чтобы знать, что происходит вокруг. То же, что и всегда. Продажа крэка, покупка крэка, курение крэка, переходящее из рук в руки краденое, кучки тусующихся подростков, зорко высматривающих своими обманчиво равнодушными глазами возможно легкую добычу.

Вся уродливая новостройка грязного жилого квартала была одним громадным супермаркетом.

Случайные убийства здесь никого не удивляли, шальные пули были обычным делом.

Винетт слышала, как трещали под ее ногами ампулы из-под крэка, и вокруг, куда ни глянь, все было усыпано пустыми ампулами, они поблескивали в канавах и на утоптанной, без единой травинки, земле.

Она чувствовала, как у нее в животе все скручивается в тугой комок. Это не самое подходящее место для воспитания ребенка. А тем более такого ребенка, как ее Джованда.

Маленькая, красивая, чистая Джованда. Раннее дитя, ее плоть и кровь.

Джованда, рожденная, когда ее мать была вся в дерьме. Тогда она жила с Верноном, этой никчемной задницей, который приучил ее к наркотикам, от которого она забеременела, а потом, когда она была уже на девятом месяце, он свалил.

Джованда, рожденная в роддоме для незамужних Матерей организации «Поможем детям». Именно там, незадолго до родов, Винетт навестила та симпатичная престарелая леди, сотрудница Колумбийского отделения приюта «Поможем детям», – и именно там, в обмен на пятьдесят долларов наличными, Винетт написала, что отказывается от Джованды, от своего ребенка, которому еще только предстояло родиться.

– Мы будем заботиться о ней, а когда ты наладишь свою жизнь, ты всегда сможешь забрать ее, – мягко объяснила ей та симпатичная леди. – Ты сможешь забрать ее в любую минуту.

И получилось так, что продажа собственного ребенка затронула какие-то струны глубоко в душе Винетт, и именно с этого момента начался ее долгий путь к новой жизни. Эти три бесконечных года. Как же ей было тяжело! Сначала приступы белой горячки и неодолимое желание вернуться к наркотикам. И клиники, клиники, клиники, и срывы, и опять она оказывалась вся в дерьме. Наконец ей удалось избавиться от страшной зависимости, навсегда – это когда она обрела Бога и почувствовала, что вся ее жизнь вдруг изменилась. Она познала такую высоту блаженства, какой ей никогда не давали наркотики, – и ей больше не хотелось возвращаться туда, вниз.

Отряхнув прах своей прошлой жизни, она нашла себе настоящую работу – пусть она была всего лишь уборщицей женского туалета в шикарном отеле в центре города. Ну и что? Это честная работа. И она зарабатывает честные деньги. К ней пришла уверенность в себе, а с нею чувство собственного достоинства.

Теперь ее имени нет уже в списках на социальное вспомоществование, и она может гордо смотреть всем в глаза.

А боль внутри все разрасталась. Джованда, где ты?

Как только Винетт встала на ноги, она отправилась в приют «Поможем детям» за своей Джовандой, но девочки там не оказалось, ее имя даже не значилось в списках, как будто ее ребенок никогда не существовал.

Та милая пожилая леди, которая заставила ее подписать бумаги в родильном отделении, она существовала, но только теперь она уже не была такой милой. В ее глазах была жесткость, когда она объясняла ей, что никогда в жизни не видела ни Винетт, ни Джованду Джонс.

Винетт еще крепче сжала сумочку. Нет, теперь она не смирится с ложью – теперь, когда она очистилась и Господь вошел в ее жизнь. Нет уж! Ее девочка была где-то там, ждала ее, свою маму.

Она найдет свою Джованду, где бы она ни была. Даже если Колумбийское отделение приюта – тупик, и она, бродя по заколдованному кругу, встречала там только пустые взгляды, все равно это ее не остановит. Ведь есть еще головное отделение ПД в Нью-Йорке, может быть, там ей помогут. Наверняка в такой организации, как ПД, с миллионами спонсоров, с детскими приютами и больницами по всему миру, существует надежная система учета.

И Винетт Джонс откладывала свои чаевые, полученные в туалете. Она даже перестала пользоваться общественным транспортом и ходила на работу пешком, чтобы накопить денег на автобусный билет до Нью-Йорка.

Сейчас она как раз направлялась к автовокзалу. Она выглядела очень аккуратно: на ней было ее лучшее платье и туфли, которые выглядели новее, чем вся ее остальная обувь. Ее поддерживал Господь, и она была полна решимости.

Винетт немного успокоилась и задышала ровнее. Еще полчаса быстрой ходьбы – и она будет на вокзале, а оттуда ее маршрут на север, в Нью-Йорк.

На север, на поиски своего ребенка.

9
Нью-Йорк

Как только появился Джонни Стоун, Сэмми Кафка и Фам Ванхау, словно сговорившись, засобирались по каким-то неотложным, требующим их немедленного Присутствия делам, появившимся у них вдруг после Похорон Карлтона Мерлина.

«Пошли все ваши дела в задницу», – думала Стефани, которой очень не хотелось, чтобы они исчезали. Не надо было быть психоаналитиком, чтобы понять, что стояло за их туманными объяснениями.

Могли бы и не беспокоиться. Ей не нужен был Джонни Стоун, и у нее не было никакого желания оставаться с ним наедине. Она вообще не хотела его впускать, но, после того как он рассказал об обстоятельствах своего возвращения из Сидона, что ей оставалось делать?

И вот он здесь. Пять лет спустя. Живой и невредимый. Склонившийся над клеткой Уальдо, который скребется клювом о прутья и несет полную чушь.

Даже Уальдо купился! Чертов предатель!

Некоторое время Стефани стояла молча. Прищурив глаза, она разглядывала бывшего любовника. Надо было проучить его. Он точно знал, какие кнопки когда" нажимать.

Очевидно, такие вещи никогда не меняются.

А также и другие. Например, он очень даже неплохо выглядел. Да, она вынуждена была признать, что он по-прежнему был привлекателен. Черт возьми, даже слишком привлекателен.

– Клянусь, эта птичка скучала обо мне, – говорил Джонни. – Не так ли, Уальдо, старик? – Он взглянул на Стефани, его пронзительные глаза глядели на нее с ожиданием, видимо, он хотел, чтобы она сказала, что и она скучала по нему.

– Уальдо, – холодно заметила Стефани, – каждый раз сходит с ума от радости, когда кто-нибудь уделяет ему внимание.

– Кто-нибудь? Ты хочешь сказать, что я ничем не отличаюсь от других? – Он продолжал наблюдать за ней, на губах мелькнула улыбка.

Она мысленно молилась о том, чтобы какая-нибудь волшебная сила унесла его отсюда. Он уже выразил свои соболезнования, она уже предложила ему выпить, он согласился и уже выпил то, что ему было предложено. Ну что еще ему тут делать?

– Ну ладно, хватит с тебя, старик, – сказал он Уальдо. Выпрямившись, он медленно подошел к Стефани, стоявшей скрестив руки на груди. – Ты знаешь, несмотря на трагические обстоятельства, все равно страшно приятно опять тебя видеть.

Она ничего не ответила, лишь слегка кивнула.

– Тебе, наверное, ужасно не хватает деда.

– Да. – Голос ее дрожал. – Не хватает. – Она быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы. Но он не дал ей спрятать лицо.

– Стефани, я знаю, как тебе тяжело. Эта квартира, это место без него стало другим. Я почувствовал это сразу, как только вошел.

Шмыгая носом, она глотала слезы, пытаясь скрыть свои чувства.

– Спасибо, Джонни, но ты обо мне не беспокойся. Со мной все в порядке.

– Нет, не все в порядке, черт побери! – проговорил он негромко. Казалось, его взгляд проникал ей в душу. – Я тебя слишком хорошо знаю: ты все свои эмоции держишь взаперти.

– Пожалуйста, Джонни… Я… Мне надо побыть одной.

Он положил руки ей на плечи.

– Тебе не следует быть одной, – возразил он спокойно. – И тем более сегодня.

Она, покачав головой, попыталась стряхнуть его руки, но от его прикосновения вспыхнула ее кровь, она вздрогнула всем телом.

«Я не хочу его!» – твердила она себе.

Слезы застилали глаза. Она глубоко, тяжело вздохнула. Кое-как ей все-таки удалось отступить от него на шаг.

– Не уходи, – настойчиво прошептал он. Его руки по-прежнему лежали на ее плечах. – Я нужен тебе.

Поэтому я здесь, дорогая.

Дорогая! Это давно забытое ласковое слово, сразу прорвав все линии обороны, достигло каких-то потаенных внутренних глубин.

– Не называй меня так! – прошипела она, резкие слова сами сорвались с ее губ. Внезапная краснота поднялась от шеи к лицу, и, вопреки себе, она вдруг почувствовала, как подкашиваются ставшие ватными ноги, ощутила болезненное трение сосков о мягчайшую ткань лифчика под черным шелковым платьем. Она быстро опустила глаза.

– Я… Я думаю, тебе пора идти, Джонни, – хрипло прошептала она.

Он поднял пальцем ее подбородок.

– Дорогая, не отводи глаз. Смотри на меня.

Ей стало трудно дышать. Воздух наполнился электрическими разрядами, они щелкали, разрывались и сверкали.

– Стефани… – его руки напряглись на ее плечах.

– Нет! – прошептала она, качая головой. – Это неправильно! Это…

Она опять покачала головой, опять попыталась отодвинуться, но он мягким движением поднял ее голову. Другой рукой он провел по ее гладкой щеке, это касание было легким, как прикосновение перышка, его пальцы излучали сочувствие.

Она пристально смотрела на него, чуть откинув назад голову. В горле стоял комок, не давая дышать. Она с трудом выдержала его напряженный взгляд. На мгновение ее зрачки сузились, но тут же лицо смягчилось. Голубизна его глаз была ровно прозрачна, но в глубине вспыхивали искры, подобно тому как искрится солнце на тихо переливающейся ряби реки.

Чем дольше она смотрела в эти мерцающие голубые озера, тем яснее понимала, что сдается. С этим было бесполезно бороться. Бесполезно продолжать сражение с чувством, которое вырвалось на волю и снова, как прежде, трепетало и горело внутри. Почти вопреки своей воле она накрыла его теплую руку своей.

Он не отрываясь смотрел ей в глаза.

– Я хочу, чтобы ты хотя бы ненадолго забыла об утрате, – пробормотал он.

Как загипнотизированная, она кивнула. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы он схватил ее в объятия, целовал ее, сделал так, чтобы она почувствовала себя защищенной и любимой, чтобы ощутила в его объятиях радость и реальность жизни, чтобы улетучилось удушливое облако смерти.

Словно прочитав ее мысли, он взял ее лицо в свои руки.

– Стефани… – выдохнул он. Его пальцы нежно Паскали ее щеки. – Моя Стефани…

Теплый порыв ветра ворвался в открытое окно, поиграл ее платьем, задел черную бархатную ленту, стягивавшую волосы на затылке.

– Стефани… – прошептал он снова.

– Джонни… – ей не хватало голоса, это был шепот. Но прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, он наклонился и прижался губами к ее рту. Кончик его языка медленно поиграл на ее губах, затем проник внутрь, между зубами, чтобы начать там стремительный танец.

Она закрыла глаза и отпустила на волю все свои чувства. Ей казалось, что какой-то дивный водоворот кружит ее, увлекает в неведомые глубины.

Сколько чувств пробудил в ее душе этот поцелуй! Восхитительное, гипнотизирующее тепло распространялось от ее губ, наполняя ее сладкой мягкой слабостью, постепенно овладевавшей всем ее телом.

Как ей, оказывается, не хватало этого! Теперь она уже не сопротивлялась. Крепко прижавшись к нему, она одной рукой обняла его, другую положила на затылок и еще больше приблизила его лицо к своему.

Она вдыхала запах его кожи, его дыхание.

Когда он оторвался от ее губ, ей показалось, что у нее отбирают то, что принадлежит только ей, она испугалась, что это у нее отнимут. Стефани широко открыла глаза.

– Не уходи, – прошептала она, еще теснее прижимаясь к нему. – Пожалуйста, не останавливайся.

Как бы в ответ на этот призыв его губы провели влажную дорожку по ее подбородку, нашли на шее бешено пульсирующую жилку, и он начал медленно ласкать эту жилку языком.

Ее тело выгнулось. Она потянулась к нему, все в ней желало его…

Она закрыла глаза. Его пальцы нашли застежку платья на спине, и оно упало с нее, тогда он расстегнул и лифчик. Прохладный воздух ласково коснулся ее обнаженной кожи. Он не отнимал своих губ от пульсирующей жилки на шее, словно принимая причастие.

Она тихонько стонала, когда его пальцы, поглаживая спину, медленно скользили все ниже. Потом он остановился, чтобы развязать черную бархатную ленту, стягивающую волосы.

Густые светлые волосы, освободившись, упали вниз, раскинулись по плечам.

Он поднял голову, чтобы полюбоваться на нее.

– Стефани, – произнес он срывающимся голосом. – Красавица, красавица Стефани.

Его руки скользили по ее волосам, перебирали их, гладили, играли с ними, наслаждаясь их нежной шелковистостью.

Она радостно подчинялась его рукам. Неторопливая уверенность его движений была восхитительна, сводила ее с ума.

Наконец его ладони скользнули вниз и достигли ее груди. Он взял в руки их легчайшую тяжесть, его пальцы ласкали упругие розовые соски.

Ей показалось, что прошла вечность, пока он наклонил голову и торжественно прикоснулся губами сначала к одному розовому венчику, описывая вокруг него языком маленькие легкие спирали, потом, с той же лаской, ко второму.

Она стонала, чтобы не закричать, не умолить его взять ее здесь, прямо сейчас, в этот самый миг, и наполнить ее до желанного взрыва.

Как она могла жить без этого так долго?

Вдруг он легко подхватил ее и понес к двери. Вскрикнув, она обвила руками его шею, а Уальдо спокойно наблюдал за ними из клетки, наклонив голову набок.

И еще раз Джонни проявил свою проницательность и чуткость: он безошибочно выбрал для них гостиную, единственную комнату во всей квартире, в которой не было привидений, где не мешала память.

Бережно, благоговейно положил он ее на прохладное полотно, сбросив на пол шелковые подушки. С потолка свешивался окаймленный бахромой белый муслин, цветы старинной вышивки на подушках усеивали пол.

Это было другое время, другой век. Другое измерение.

Она лежала, роскошно нагая, и смотрела, как он сбрасывает туфли, снимает брюки, обнажая стройные мускулистые бедра, потом пиджак, рубашку. Одежда бесшумно упала на пол.

Это был пир для ее глаз. В полумраке его лицо казалось чеканным, его напрягшаяся мужественность сияла, как меч. Широкая грудь, сильные мускулистые руки – он весь был символом мужчины.

Он скользнул на постель и вытянулся поверх нее, заставив почувствовать эту сладкую тяжесть. Она ощущала шелковистость его кожи, ей казалось, что между их животами попало в ловушку какое-то живое существо, стремящееся вырваться на свободу.

Он опять поцеловал ее, кончиками пальцев чуть касался лица, груди, живота, бедер.

Тихо и мягко. Как касание крылышек бабочки.

Его губы и руки медленно продвигались вниз. Она застонала, когда почувствовала его язык в нежной выемке пупка, ее дыхание участилось, когда он, сжав руками ее ягодицы, опустил лицо в светлый треугольник внизу живота.

Этот экстаз – чувствовать его язык на сверкающей влаге ее женственности! Эта сладкая пытка – чувствовать, как его губы сомкнулись на самых сокровенных, тайных из тайных уголках плоти. И когда он внезапно остановился, она ощутила ужасное чувство потери, словно ее лишили источника жизни.

Но остановка была недолгой. Широко раздвинув ее ноги, он опять приник к ней, доводя до безумия своими поцелуями.

Стефани задыхалась. Она уже чувствовала приближающийся оргазм.

Упираясь локтями в подушки, она приподнялась.

– Войди в меня! – прошептала она. – Я больше не могу! Пожалуйста, Джонни, прошу!

– Нет, – прошептал он, – еще нет. Ляг, успокойся. Я знаю все сам.

Его палец проник в теплоту ее тела.

– Джонни! – крикнула она. – Боже мой! Пожалуйста, Джонни, сейчас!

Его глаза блестели в полумраке комнаты. Лицо было сосредоточенно-напряженным, какая-то внутренняя сила освещала его.

– Еще нет, милая, – прошептал он. – Еще рано. – Казалось, его глаза проникали в нее. – Доверься мне.

Она отдавалась накатывающимся волнам наслаждения, а его ласки прерывались в тот момент, когда поток оргазма готов был совсем захлестнуть ее. И снова и снова он продолжал разжигать ее, играть с ней, выведывая языком и губами ее сокровенные тайны.

И опять ее накрыло сладкой волной.

И опять он успел почувствовать и отстраниться.

Она уже не могла это переносить. Она приподнялась и обхватила его голову. Ее ноги раскрылись, и она вжалась в него, чтобы слиться в единое целое.

Схватив ее щиколотки, он еще шире развел ее ноги, погружая свое лицо все глубже в нее, в ее сладость и нежность. И вот он уже сам не в силах переносить эту сладкую пытку. Оторвавшись от ее тела, он отпустил ее ноги.

Теперь он стоял над ней, а ее широко раздвинутые ноги положил себе на колени.

Они не отрываясь смотрели друг на друга с жадностью и восторгом.

– Ты хочешь этого? – прошептал он. Ответом был ее стон.

– Боже, да.

Она почувствовала, как кровь бешеными толчками несется по ее телу, когда он приподнял ее ягодицы. Его оружие было готово сразить ее, она видела его прямо перед собой.

– Джонни!

Еще какое-то мгновение он парил над ней, как будто удерживаемый невидимой силой. Она еще раз с мольбой выкрикнула его имя, и наконец его напряженная сила погрузилась в ее плоть.

Земля пошатнулась, небеса разверзлись. Скрестив ноги у него на спине, она жадными пальцами впивалась в его тело, прижимая его к себе, желая поглотить его всего.

С восторженным благоговением она принимала его толчки. Закрыв глаза, подчинилась ритму движения, волшебному танцу плоти.

И вот уже отлетело мрачное сегодня, оно осталось в другом временном измерении. Это… эта любовь была гимном жизни. Победой над смертью. Символом утверждения. Возрождением.

Его толчки учащались.

– Быстрее, – молила она. Она изгибалась, стонала. Ее голова металась по подушкам, она с силой впилась ногтями в его спину, но не услышала его вскрика, настолько оглушающими были разряды, сотрясающие се тело.

Все глубже и глубже они проникали друг в друга, будто в погоне за самой жизнью.

Он сжал ее грудь, ее нежные соски… Все ее тело начало сотрясаться. Ее зрачки застыли. Волны оргазма разрывали ее тело, затопляя потоками влаги.

Стоны ее наслаждения взорвали и его. Он кричал, до Поли сжимая ее в объятиях, бешено двигаясь внутри нее. Чувствуя, как подступает его оргазм, она сжала его в себе еще сильнее. Он отпрянул, потом опять приник к ее телу, и поток семени брызнул из него фонтаном.

Обессиленные, лежали они, чувствуя себя на грани бытия, на краю времени и пространства, между темнотой и ярким сиянием, лежали, не в силах разъединиться, их тела вздрагивали последними уходящими вспышками. Реальность медленно возвращалась.

Постепенно ее дыхание восстанавливалось. Повернув к нему голову, она прошептала:

– Я не могу поверить! Я чувствую себя так, как будто только что родилась.

Он улыбнулся.

– Если это так, тогда я хочу еще раз родиться. И еще.

Она потянулась к его фаллосу, ласково проводя по нему рукой.

– Ты знаешь, – прошептала она, – это правда, то, что говорят о любви. Это действительно утверждение жизни.

В это время зазвонил телефон.

Джонни почувствовал, как она напряглась.

– Черт! – она хотела отодвинуться от него, чтобы взять трубку. Но его руки сжали ее сильнее.

– Пусть звонит, – тихо сказал он, гладя ее по волосам. – Кому очень надо, позвонит еще раз.

Но упрямый телефон, со старомодным диском набора, продолжал свое. Два звонка. Три. Четыре. Пять.

Стефани с неудовольствием выползла из объятий Джонни, сняла трубку.

– Да?

Мужской голос спросил:

– Мисс Мерлин?

– Д-да, – ответила она осторожно.

– Меня зовут Рубин. Ирв Рубин. Я друг Джонни Стоуна. Я получил от него сообщение, что он вернулся из поездки и я его могу найти у вас.

– Вы бы хотели с ним…

– Попозже, – перебил он. – Я знаю, это тяжелое время для вас, мисс Мерлин, но мы сейчас готовим материал о вашем дедушке для журнала «Нью-Йорк». И, конечно, нам бы хотелось знать, не могли бы вы.

Ее охватило бешенство.

– Да, вы абсолютно правы, это действительно очень тяжелое для меня время, оборвала она его. – Может быть, вы не знаете, но я только сегодня похоронила деда. До свидания. – Она бросила трубку и на секунду прикрыла глаза. Когда она открыла их, они смотрели холодно и жестко.

Джонни настороженно следил за ней.

– Что там такое? – спросил он.

Она медленно повернулась к нему. Ее ярость нарастала. Так вот почему он пришел. Чтобы помочь своему дружку-журналисту законтачить с ней.

– Мерзавец! – прошипела она. – Грязный, низкий мерзавец!

– Стефани! Да что случилось? – Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но она резко отстранилась и вскочила с кровати еще до того, как он успел это сделать. Она встала у изножья кровати, обхватив себя руками.

– Убирайся, – приказала она спокойно. Джонни оторопел. После всего, что только что с ними было, она смотрит на него как на подлеца!

– Стефани, если я сделал что-то не так, я бы хотел знать, что именно.

Казалось, даже его голос подвергся тому короткому замыканию, которое произошло в ней: разочарование, предательство, насилие. Немыслимый восторг, который она только что испытывала, прошел – его сменили боль и разочарование. В душе было пусто, внутри все оборвалось.

Он продолжал пристально смотреть на нее.

– Может быть, ты все-таки скажешь мне, в чем дело?

– А вы сами об этом не догадываетесь, господин Казанова? – спросила она с горечью.

– Ну что ж, если ты хочешь так, – его голос был полон горечи.

Она посмотрела на него взглядом, от которого опал бы даже отлитый из металла пенис, с удовлетворением заметив, что взгляд возымел действие. С достоинством подняв голову, гордо выпрямив спину, не говоря ни слова, она повернулась и вышла из комнаты.

Он смотрел ей вслед, не понимая, какой бес в нее вселился. Бороться было бесполезно – он слишком хорошо помнил ее холодное упрямство. Он встал и начал одеваться, собирая разбросанную по полу одежду. К тому времени как он закончил одеваться, он успел окончательно разозлиться.

Стефани, уже в халате, ожидала его в прихожей. Ее рука лежала на ручке входной двери, которую она распахнула перед ним, не говоря ни слова.

Не говоря ни слова, он прошел мимо нее.

Не говоря ни слова, она захлопнула дверь, с силой задвинув засов. Она прошла в гостиную и упала в кресло. Устало провела ладонями по лицу. «Как я могла быть такой глупой? Второе рождение, будь оно проклято! Кого я обманывала?»